ТЕРРОРИСТИЧЕСКОЕ ДВИЖЕНИЕ В РОССИИ*
ТЕРРОРИСТИЧЕСКОЕ ДВИЖЕНИЕ В РОССИИ*
II
ПРИМЕЧАНИЯ
ПРИМЕЧАНИЯ
Террористическое движение в России, Засулич Вера Ивановна, Год: 1902
Время на прочтение: 27 минут(ы)
Засулич В. И. Избранные произведения
М.: Мысль, 1983.— (Для науч. б-к).
* Настоящие размышления нашего друга тем более достойны внимания, что уже мало осталось в живых людей, так хорошо на основании собственного опыта знающих политический терроризм и его психологические последствия и способных так верно оценить его, как Вера Засулич. Именно она более чем на протяжении жизни одного поколения стоит в авангарде русского революционного движения, и ее выстрел в изверга Трепова, совершенный 5 февраля 1878 г., можно считать началом первого периода политического терроризма в России. — Прим. ред. ‘Neue Zeit’.
Редакция ‘Neue Zeit’1 предложила мне охарактеризовать различные течения в русском революционном движении. Однако я должна ограничить тему и буду говорить в этой статье лишь об одной категории противников нашего направления внутри революционного движения — ‘социалистах-революционерах’2 — и нашем отношении к этому направлению, которое в последнее время стало чем-то вроде эха пистолетных выстрелов и поэтому привлекло всеобщее внимание.
Наметить наше отношение именно к этому направлению тем необходимее, что по сути дела принципиальное противоречие в революционном лагере существует только между нами — революционными социал-демократами (‘ортодоксами’, ‘догматиками’ и т. д., как любят называть нас наши противники) — и этим вдруг возникшим направлением. Внутри самой русской социал-демократии, напротив, сейчас имеется гораздо меньше различий во мнениях, чем это могло бы показаться людям, глядящим на нее со стороны. Существенных расколов, основывающихся на различном толковании программы, вообще не существует среди действующих в России социал-демократов, все еще имеющиеся различия во мнениях постоянно идут на убыль, и во всяком случае они не могут стать препятствием для окончательного объединения партии. Правда, за границей имеется много групп, выпускающих свои издания независимо друг от друга: ‘Жизнь’3, ‘Рабочее дело’ {Кричевский и товарищи. — Прим. В. И. Засулич.}4, ‘Борьба’5, ‘Свобода’ {Издания этой группы, правда, не относятся к социал-демократическим. При всем таланте авторов работы этой группы отличаются нечеткостью теории, представляя собой нечто среднее между взглядами ‘социалистов-революционеров’ и ‘революционеров-демократов’. К первым они приближаются своей теоретической расплывчатостью и склонностью к терроризму, ко вторым — своим горячим участием в движении рабочих масс.
Мы не упоминаем в тексте ‘Освобождение’7 — журнал, который издает П. Б. Струве. Мы говорим о революционных течениях, а этот журнал является органом мирных ‘конституционалистов’, ‘благонамеренных отцов’ (как выражается редакция), представителей земств, а не революционеров. — Прим. В. И. Засулич.}6. Но все эти издания не имели и не имеют за собой в самой России никаких групп (за исключением ‘Рабочего дела’, которое, впрочем, за последний год ничего не опубликовало).
Правда, совсем по-другому обстояли дела два-три года тому назад, хотя приверженцы ‘Рабочего дела’ тогда придерживались мнения (может быть, они придерживаются его еще и сейчас), что именно в те времена внутри якобы объединенной ‘Российской социал-демократической рабочей партии’8 все жили душа в душу, и это единодушие было нарушено в течение последних двух лет, и нарушено только в результате полемического пыла ортодоксов.
Чтобы ясно представить нынешнее положение, скажем несколько слов о самом недавнем прошлом нашего движения.
Организованная революционная деятельность социал-демократов на русской почве начинается практически с 1895 года, с возникновением Петербургского ‘Союза борьбы за освобождение рабочего класса’9. Членами этой организации были люди, хорошо подготовленные к своей деятельности и всецело стоявшие на позициях тогда еще единственного, но теперь нуждающегося в пояснении ‘ортодоксального’ революционного марксизма. Первой задачей ‘Союза’ было завоевание влияния на рабочих, и именно тогда ситуация для этого была особенно благоприятной.
Переход от углубленной пропаганды в мелких кружках к агитации на фабриках и в мастерских совпал по времени с новым периодом забастовок. Уже и раньше они периодически проводились в фабричных районах России, но социалисты при этом — за некоторым исключением — не играли в них никакой роли. Напротив, на этот раз забастовки готовились ‘марксистами’, принимавшими активное участие в борьбе. Мощной забастовке, состоявшейся в 1896 году в Петербурге, привлекшей внимание всей европейской прессы, предшествовала агитация, проводимая в течение месяцев, была подготовлена масса листовок, в которых рабочие призывались к борьбе со злоупотреблениями и к требованию сокращения рабочего времени. Успех, которого добились петербургские рабочие, был учтен нашей только что возникшей социал-демократией. В провинции образовались ‘Союзы борьбы’, которые, следуя имеющемуся образцу, призывали рабочих к борьбе за экономическое повышение жизненного уровня, при этом они указывали на пример петербургских товарищей. Действительно, состоялись многочисленные стачки, и каждый раз в результате они способствовали сближению рабочих и социал-демократов, укрепляя веру в собственные силы как тех, так и других. Хотя листовки во многих случаях были весьма беспомощны, все же они направляли рабочих на то, чтобы их забастовки были бы не просто беспорядками, бунтами отчаявшихся толп людей, а средством борьбы, применяемым во всем мире (часто некоторые слова в них были обращены к ‘зарубежным братьям’). Понятие ‘рабочий класс’ само по себе было чуждо для рабочих, не подвергшихся влиянию пропаганды. Энергичное участие социал-демократов в этой стачечной эпидемии, которая продлилась еще до 1897—1898 годов, было во всяком случае очень успешным: тем самым были заложены основы для будущего движения.
Но когда забастовочное движение стало особенно оживленным, основатели ‘Союза’ уже сидели в тюрьмах. На их место приходили всё другие и другие, но уже меньше подготовленные люди. Так же быстро менялись борцы и в провинции. Вскоре в этих ‘Союзах борьбы’, переименованных в 1898 году в комитеты ‘Российской социал-демократической рабочей партии’, были представлены люди, на взгляды которых уже влияло увлечение одним только забастовочным движением. Возник своеобразный фанатизм ‘экономической борьбы’ (забастовки и стачечные кассы для поддержки этих забастовок), который исключал все другое. Молодые марксисты стали, сами того не зная, ‘только профсоюзными работниками’ и защищали свои взгляды ссылками на марксистскую литературу. Экономическая борьба, утверждали они, является пролетарской борьбой, классовой борьбой, а ‘всякая классовая борьба есть борьба политическая’. Или: каждая идеология, каждый политический институт представляет собой надстройку на экономическом фундаменте, поэтому (!) интеллигенция на может ‘навязывать’ рабочим свои взгляды. Поэтому не нужна ни пропаганда в рабочих кружках, ни политическая агитация — до сознания рабочих по их собственному опыту дойдет, что им нужно идти путем экономической борьбы 10.
В своей известной книге Эдуард Бернштейн, полемизируя с Плехановым, с гордостью утверждает, что среди русских социал-демократов большинство приняли его, Бернштейна, точку зрения11. По этому поводу надо заметить, что наш ‘чистый экономизм’ возник без содействия Бернштейна и что его книга, вышедшая в 1900 году с разрешения цензуры в трех изданиях, не имела на него ни малейшего влияния. Правда, некоторое время ссылались на его авторитет, хотя его идеи часто знали только понаслышке и противопоставляли его взгляды нашим, ‘устаревшим’. Общая тональность работ Бернштейна влияла на пропаганду борьбы за ‘собственные интересы, а не в пользу каких-то грядущих поколений’. Его идеи, вероятно, можно узнать в заявлениях, что копейка, которую рабочий присовокупит к своему рублю, важнее в качестве реальной прибыли, чем весь социализм и вся политика, или в ссылках на Англию, где рабочим не навязывалась никакая доктрина и где рабочие будто бы добились больше реальных успехов, чем где бы то ни было.
В начале движения для русских социал-демократов общепризнанным образцом считалась немецкая социал-демократия, во время же экономизма, напротив, в качестве образца приводились английские тред-юнионы и бельгийская партия с ее кооперативными товариществами.
В качестве духовного течения, впрочем, ‘чистый экономизм’ возник не сразу, и в своей агрессивной форме он появился почти исключительно в ‘Рабочей мысли’ 12, органе петербургских рабочих. Если не считать эту газету, то со взглядами этого течения можно было познакомиться лишь в устных дебатах или же читая неопубликованные рукописи. В зарубежном ‘Союзе’13, публиковавшем популярные статьи, редактируемые группой ‘Освобождение труда’, ‘экономизм’ заявил о себе в 1898 году. В течение короткого времени он нашел распространение благодаря приехавшим из России членам организации (по уставу члены русского комитета принимались в ‘Союз’ без голосования). Это вскоре привело к расколу ‘Союза’ на две фракции и, наконец, к формальному делению его на две части. ‘Молодые’ заботились о том, чтобы ‘старики’ и были отстранены от общения с практически действующими товарищами, не имели возможности пропагандировать свои взгляды так широко, как это было необходимо. Брошюры Плеханова и Аксельрода переправлялись в Россию в незначительном количестве, и там они мало распространялись, так как они попадали в руки тех же самых ‘экономистов’, против которых они были направлены.
Орган ‘молодых’ — ‘Рабочее дело’ — не выступал против агрессивного ‘экономизма’, он видел свою задачу в том, чтобы быть эхом комитетов, состоящих из ‘экономистов’.
Таким образом, к началу 1900 года единство партии внешне нарушалось только группой ‘Освобождение труда’. В действительности, однако, партия была сильно расколота. Когда же дело дошло до того, что экономическая борьба приостановилась (забастовки внезапно прекратились вследствие кризиса) и рабочие были вынуждены перейти к обороне, партия утратила свой революционный характер. В то же самое время на людей, взгляды которых только еще начали оформляться, самым роковым образом подействовал тот переворот, который произошел в мыслях известнейших ‘столпов’ марксизма Струве и Ко, работавших в легальной прессе {Другие, которые писали в легальной прессе из мест ссылки или изгнания, могли пользоваться лишь незначительным влиянием уже по той причине, что они оставались незнакомыми для читателей, так как они почти каждую статью должны были подписывать разными псевдонимами. — Прим. В. И. Засулич.}. Они стали ‘критиками’, которые больше не пропускали ни одного положения Маркса, не снабдив его эпитетом ‘наивное’, ‘устаревшее’, ‘бессмысленное’, причем место этих ‘наивностей’ занимало не что иное, как вера в божественное провидение.
В начале 1900 года та социал-демократическая группа, которая с самого начала участвовала в закономерно развивающемся движении пролетариата и еще до появления ‘экономизма’ временно была вытеснена с боевой позиции, смогла возобновить свою деятельность15. Она решила дать бой всему, что раскалывало и запутывало движение. Мы знаем этих товарищей уже с 90-х годов, с нетерпением ожидали их возвращения на боевую позицию и присоединились к их замыслу.
В то время в Штуттгарте начал выходить журнал ‘Заря’ 16. ‘Прежде чем объединиться, мы должны точно установить, что нас разделяет’,— говорилось в извещении о его выходе. Журнал опубликовал ‘Критику наших критиков’ {Название серии статей Плеханова 17. — Прим. В. И. Засулич.} и вообще был посвящен толкованию и защите идей революционного, марксистского социализма. В это же время созданная газета ‘Искра’ своей задачей поставила политическую агитацию в широчайшем смысле, обсуждение тактических и организационных вопросов в партии, связывая их с критикой не только взглядов, но и практической деятельности партийных комитетов. И во многих отношениях результат превзошел все наши ожидания.
Сейчас можно с определенностью утверждать, что ‘экономическая’ фаза нашего движения уже представляет собою чисто архивный интерес и что единство партии восстановлено. Она вновь является революционно-марксистской, какой мы страстно хотели ее иметь, когда во время самого безнадежного распада революционного движения пропагандировали наши идеи в изгнании, какой она была семь лет тому назад, когда начала свою практическую деятельность в России, в Петербурге, как ‘Союз борьбы’.
Но партия должна еще решить и другую задачу, которой посвятила себя ‘Организация ‘Искры» 18 с самого начала своего существования, а именно: укрепление, точнее говоря, создание единой партийной организации. Партия возникла в результате чисто практической работы, возникла для агитации и пропаганды в кружках рабочих. Вот почему вначале недостаток планомерной единой деятельности в различных городах был менее ощутим. Это привело к тому, что партия сегодня состоит из целого ряда более или менее сплоченных организаций, комитетов, которые полностью самостоятельны {В 1898 г., когда возникла партия, она состояла из Петербургского, Московского, Киевского и Екатеринославского комитетов и из ‘Всеобщего еврейского союза’, последний в свою очередь состоял из отдельных комитетов (в Варшаве, Лодзи, Минске, Ковно, Вильне, Белостоке и т. д.). В настоящее время помимо названных городов комитеты существуют в Иваново-Вознесенске, Ярославле, Костроме (эти три образуют ‘Северный союз’), Твери, Нижнем Новгороде, Саратове, Харькове, в Донецком бассейне, в Кременчуге, Полтаве, Одессе, Николаеве, Тифлисе, Томске, Красноярске, Иркутске, Чите (последние четыре образуют ‘Сибирский союз’). Организации, аналогичные этим комитетам, но названные по-иному, есть в Туле, Риге, Кишиневе, Казани, Пензе, Симферополе, Севастополе, Феодосии и Брянске. — Прим. В. И. Засулич.}. Только в отдельных случаях комитеты, действующие в различных районах страны, объединяются в союзы. Среди этих комитетов нет ничего разделяющего их, но также нет ничего такого, что объединяло бы их в единое целое, кроме общности идей. Фактически же они абсолютно независимы друг от друга, и каждый комитет заботится только о делах своего города. Исключение составляет в течение последних двух лет ‘Организация ‘Искры», которая не привязана ни к какому месту и везде распространяет свою газету и устанавливает связи.
Работа, проводимая этими независимыми комитетами, безусловно необходима, но нет никакого сомнения в том, что она совершенно неудовлетворительна и в связи с ускорением рабочего движения, и в связи с политическими задачами партии, которые теперь уже больше никем не оспариваются. В современных условиях абсолютно невозможно, чтобы территориально разделенные комитеты могли бы приходить к единым решениям и быстро действовать по срочным вопросам, возникающим каждый день. Чтобы партия была в состоянии привести в действие накопленные ею силы, чтобы она была в состоянии полностью использовать всех находящихся в ее распоряжении людей, наряду с отдельными комитетами должна существовать общая партийная организация, которая решала бы дела всей партии, которая была бы связана со всеми местными организациями и тем самым сделала бы эти организации единым активным целым.
Насущная необходимость создания ‘Центрального комитета’, центральной организации, которая была бы вышестоящей по отношению к местным организациям, признается всеми, хотя не все могут ясно представить себе ее характер. Однако мы думаем, что в некотором смысле эта центральная организация будет формироваться и уже постепенно формируется по типу, единственно возможному при режиме неограниченной деспотии,— это будет организация тщательно отобранных ‘нелегальных’ революционеров, организация, состоящая из людей, для которых революция стала, так сказать, их единственной профессией, которые посвятили себя исключительно революционной деятельности и которые потому в состоянии в любой момент изменить как свое имя, так и условия своего существования, чтобы уйти от преследований и постоянно служить только своему делу. Лишь при таких условиях мыслима в России интенсивная революционная деятельность, длящаяся годами, только такие люди могут продержаться несколько лет, в то время как сейчас отдельный революционер едва ли может действовать и несколько месяцев, только в таких условиях приобретается та конспиративная проницательность, та сноровка в революционных делах, которая недостижима в иных условиях даже при выдающихся революционных способностях.
В конце 70-х годов тайные организации представляли в качестве некоего генерального штаба без армии, как когорту одних вождей, без руководимых. Теперь, когда пробуждение рабочего класса очевидно, когда его боевой дух находит свое выражение при любой возможности, становится ясным, что такая армия существует. С другой стороны, увеличивается число случаев, когда революционерам удается бежать из тюрем и ссылок, и это обстоятельство служит залогом того, что вскоре в нашем распоряжении будут кадры революционеров на нелегальном положении, которые необходимы в условиях России для мобилизации этой армии.
Однако социал-демократия не сразу смогла приспособиться к условиям новой фазы революционного движения. Наступило и его замедление, вызванное тем, что движение охватило самые разнообразные элементы, которые надо было объединить в организацию со строгой дисциплиной, а ее еще только предстояло создать. Все это и привело к появлению того, что принесло с собой много дополнительных трудностей для развития этого движения,— мы имеем в виду появление террористического направления.
‘Социалисты-революционеры’ хотели найти противоречие в том, что ‘Искра’ проявила уважение к Карповичу, Балмашеву и Леккерту и вместе с тем категорически отвергла пропаганду политического терроризма 19, приверженцем которого была эта партия и для практического осуществления которого она и создала свою ‘Боевую организацию’ {‘Боевая организация>, заявила о своем существовании только после покушения Балмашева. Она чрезвычайно негодовала s связи с тем, что ‘Искра’, ссылаясь на заявление Балмашева перед судом, представила это покушение как действие одиночки, так же как и покушение Карповича. Эта организация утверждает, что будто бы она ‘вынесла приговор’ Сипягину и поручила привести его в исполнение Балмашеву. Как бы то ни было, для общественности, составившей свое мнение о поступке Балмашева еще до того, как ей стало известно о существовании ‘Боевой организации’, это запоздалое объяснение не имеет никакого значения. — Прим. В. И. Засулич.}. Однако, как уже изложено в превосходной статье в ‘Leipziger Volkszeilung’20 (от 28 августа этого года), наша позиция и не могла быть иной.
Действительно, каких бы результатов ни ожидали сами террористы от своих покушений, для партии русской социал-демократии, видящей свою ближайшую задачу в организации массовой революционной борьбы с русским абсолютизмом, их мученичество может иметь лишь симптоматическое значение. Мы, русские социал-демократы, откровенно признаем, что уже потому глубоко сочувствуем этим людям, что в некоторой степени считаем себя ответственными за их судьбу. Мы развернули свою деятельность не до такой степени, чтобы каждый отдельный человек мог найти удовлетворение в партийной деятельности, мы не добились того, чтобы каждый понимал, что именно эта деятельность партии должна привести к победе над самодержавием, что именно она несет с собой также и то чувство удовлетворения, которое побуждает теперь самоотверженных людей идти на смерть лишь для того, чтобы отомстить тому или иному орудию самодержавия. Подобных актов самопожертвования наша партия может избежать, лишь совершенствуя свою организацию, расширяя и углубляя свою борьбу. Лишь тогда, когда социал-демократия сделает все возможное для этого, она может быть уверена, что оправданные гнев и ненависть, бьющие через край, воплотятся в энергию повседневной будничной работы, удесятерят решительность и мужество в классовой борьбе. Социал-демократия лишь тогда сможет быть уверена и в том, что чувства гнева и ненависти не будут приводить к тому, чтобы люди рисковали своей жизнью лишь для того, чтобы убрать какого-нибудь мошенника-сановника.
Но чем-то совсем иным по сравнению со стихийным терроризмом, терроризмом разобщенных акций, является терроризм, делающийся особой задачей всей организации, громогласно провозглашенный ‘боевым средством’ против самодержавной бюрократии, средством сдерживания произвола правительства, дезорганизации правительственного механизма и т. д., и т. д. Систематической пропаганде этого терроризма мы должны противопоставить систематическую же контрпропаганду, какой бы неприятной ни представлялась нам эта обязанность.
Редакция ‘Neue Zeit’ предложила мне при характеристике русских революционных течений рассмотреть и их исторические и теоретические основы. Поскольку речь идет о ‘социалистах-революционерах’, то едва ли представляется возможным в одной статье решить эту задачу ввиду эклектически-беспорядочного многообразия и неясности их взглядов, в основе которых вообще отсутствует единая, четко очерченная теория. Эта группа оспаривает необходимость в такой теоретической основе, отвергая любое теоретическое обоснование программы партии, даже любое стремление к нему, как вредный догматизм и доктринерство.
Своим учителем ‘социалисты-революционеры’ чаще всего представляют П. Л. Лаврова, хотя они время от времени и готовы присвоить этот почетный титул Карлу Марксу. Последнее, однако, не мешает им с упоением заявлять, что марксистская ‘догма’ под ударами критиков и ревизионистов всех стран превратилась в ничто. Смешной по своему высокомерию была большая редакционная статья в ‘Вестнике русской революции’21 под заголовком ‘Мировой рост и кризис социализма’ {‘Социально-политическое обозрение’ под редакцией К. Тарасова, No 2. — Прим. В. И. Засулич.}. Кризис марксизма, по мнению автора, настолько полон и всеобщ, осталось так мало действительных последователей Карла Маркса (‘их можно пересчитать на пальцах’), что автор озабочен тем, как бы марксизм не был бы ‘вовсе выброшенным’. Нам советуют сохранить в пестрой эклектической смеси и какие-то марксистские лоскутки. Вот почему автор пишет: ‘…теперь, когда целая полоса социалистической мысли (речь идет, вероятно, не о России, а о социализме во всем мире. — Авт.) в форме резкого и исключительного марксизма отходит в историю, надо же надлежащим образом понять здоровое зерно марксизма и постараться не выбросить его за дверь (подчеркнуто нами), а вдвинуть в надлежащие условия роста и развития’ {Стр. 75. — Прим. В. И. Засулич.}.
До сих пор у ‘социалистов-революционеров’ не было партийной программы, и пока они ссылаются на некоторые статьи в своем печатном органе, причем требуется, чтобы изложенные в нем взгляды считались официальной точкой зрения партии.
Далее мы рассмотрим официальные и неофициальные взгляды ‘социалистов-революционеров’ на террор, так как именно здесь, как нам представляется, и следует искать объяснения как внезапного, громогласно объявленного, в действительности же не столь замечательного ‘роста’ этой партии, так и будущего ее ‘кризиса’. Пока что мы лишь обращаем внимание читателя на утверждения, которые неоднократно повторяются в названных статьях. ‘Социалисты-революционеры’ считают неправильным, что пролетариев, то есть людей, вынуждаемых продавать свою рабочую силу, представляют особым классом. Они сами ‘рассматривают себя как представителей труда’, однако не наемного труда, а ‘труда вообще, как такового, безотносительно к тому… отделен ли он от средств производства или теснейшим образом связан с ними’. Они противопоставляют ‘труд вообще’ эксплуатации, рассматриваемой столь же абстрактно. ‘Одни эксплуатируются прямо в производственном процессе капиталистами-предпринимателями, другие — косвенно, в сфере товарообмена, в сфере арендных договоров и долговых обязательств, однако все это лишь внешние формы приобретения неоплаченного труда’.
Что касается исторических корней ‘Партии социалистов-революционеров’, то она утверждает, говоря о себе, что продолжает дело ‘Народной воли’22, однако при более благоприятных обстоятельствах. Нам же, напротив, социалисты-революционеры представляются скорее неудачными подражателями представителей той партии. Правда, некоторые связующие звенья между старой ‘Народной волей’ и кружками, примкнувшими к ‘Партии социалистов-революционеров’, можно установить в кружках 80-х и 90-х годов.
Как ни велика была всеобщая подавленность в том ‘проклятом’ десятилетии 80-х годов, все же эхо подавленного движения не отзвучало совсем, и все снова и снова возникали новые, правда, нежизнеспособные кружки приверженцев ‘Народной воли’. К началу 90-х годов постепенно преодолевается моральная усталость и безнадежность, овладевшие русским обществом после террористической борьбы. Носителями новых надежд были тогда в кругах петербургских студентов марксисты, но существовали также и кружки приверженцев ‘Народной воли’. Однако, в то время как марксисты в борьбе с народниками (взгляды последних господствовали среди интеллигенции) сплотили свои ряды и все более четко утверждали свою политическую позицию, молодежь, знакомая с программой ‘Народной воли’, начала сомневаться в ее правильности и стала приближаться к социал-демократам. Последний народнический кружок, имевший свою собственную тайную типографию (она попала в руки полиции в 1896 г.), был так близок по своим взглядам к марксистам, что намечалось объединение23. Живущие в изгнании ‘старики’ из ‘Народной воли’, напротив, заявляли, что они не могут более считать своими товарищами этих приверженцев своего направления. С тех пор как эта организация была уничтожена, уже не возникали никакие новые кружки под старым партийным названием, к концу же 90-х годов образовались — особенно на Юге — кружки, которые по своим взглядам имели много общего со взглядами приверженцев нынешней партии эсеров, они назвали свою партию ‘Социалисты-революционеры’. Однако при этом речь шла не о кружке революционной молодежи, это в большинстве случаев были люди, вернувшиеся из ссылки, то есть люди, взгляды которых сформировались еще до того, как в России распространилось социал-демократическое движение. Они не приобрели большого влияния на учащуюся молодежь, и с рабочими они были-мало связаны.
Ренегатство Струве и компании24, затем столкновение ‘Искры’ с ‘экономистами’ дали противникам социал-демократии новые надежды. Журнал ‘Русское богатство’25, орган мирных либералов, сторонников Лаврова, торжествовал тогда, что марксисты будто бы уничтожены, подорваны, что они, как известные коты в басне, готовы съесть друг друга, оставив только хвосты. Судя же по писаниям наших противников в эмиграции, эти коты давно уже съели друг друга, и лишь хвосты продолжают бороться. Но торжество было абсолютно неосновательным: хотя марксисты сильно враждовали между собой, их противники тем не менее не приобрели никакого влияния на молодежь и рабочих. Еще весной 1901 года, во время первых демонстраций, по свидетельству авторитетного писателя ‘социалистов-революционеров’, в России не было серьезных революционных организаций, кроме социал-демократических, и он совершенно точно доказывает, что его партия в то время находилась еще в состоянии становления.
Лишь в том же 1901 году, когда спонтанно и бурно проявился интенсивный рост классового самосознания и сплоченности рабочих, многолетняя подготовка к которому не была тайной только для социал-демократов и полиции, и когда началось студенческое движение с небывалым для того времени единством и интенсивностью, так что каждому стало ясно, какое распространение приобрело уже ранее начавшееся революционное движение, и когда, наконец, раздались первые револьверные выстрелы,— лишь в этот бурный год началась жизнь ‘социалистов-революционеров’. За границей вышли названные публикации, русские кружки эсеров проявили более значительную активность. К концу 1901 года мы наконец узнали, что эти кружки сплотились в ‘Партию социалистов-революционеров’. Фактором революционного движения, с которым вынуждены были считаться социал-демократы и в отношении которого они должны были занять решительную позицию, эта партия стала только в апреле этого года, после покушения на Сипягина. После этого покушения партия объявила о возникновении ‘Боевой организации’, которая считает своей задачей осуществление систематического терроризма. Отныне партия воодушевленно проповедовала терроризм в своем журнале, в воззваниях и прокламациях, которые выпускала то партия, то ‘Боевая организация’, то группа радикальных и последовательных террористов.
Я уже упоминала о том, что, по нашему мнению, в настоящее время все своеобразие ‘Партии социалистов-революционеров’ и тот интерес, который к ним проявляет общественность, связаны с ее заявлением о намерении систематически прибегать к терроризму. По этой причине представляется необходимым поближе познакомиться с их аргументацией по этому вопросу и с позицией социал-демократии.
Прежде всего следует отметить, что, хотя некоторая часть ‘Партии социалистов-революционеров’ и заявляет, что освобождение может быть завоевано лишь в ‘поединке’ между террористами и самодержавием, в статье на эту тему в партийном органе, которая должна выражать официальное мнение партии по вопросу о терроре, мы читаем нечто другое. Партия, говорится там, предпринимает организованный систематический терроризм не для того, чтобы заменить массовую борьбу, а для того, чтобы дополнить и усилить эту массовую борьбу. Сообразно с этим терроризм, вероятно, необходим ‘в качестве оружия необходимой самозащиты, без которой разгул ничем не сдерживаемого самодержавного произвола переходит всякие границы…’. Задача ‘Боевой организации’ ‘Партии социалистов-революционеров’ должна заключаться в том, чтобы обуздать этот произвол. Она ‘берет всецело на себя роль охранительного отряда, освобождая местные комитеты партии от проклятой обязанности отвлекаться от своего главного дела для самозащиты и обуздания насильников’. Под защитой ‘Боевой организации’ пропагандисты, агитаторы и организаторы ‘получают полную возможность’ заняться выполнением своих задач и т. д. и т. п.26
Мы, немногие старые революционеры, которые помнят борьбу мнений внутри партии ‘Земля и воля’27, между террористами (образовавшими позднее партию ‘Народная воля’) и остальными революционерами, находим в этих словах ‘социалистов-революционеров’ почти буквальное воспроизведение аргументации террористов того времени. Они также не хотели ни уничтожать, ни заменять деятельность ‘Земли и воли’, наоборот, они хотели защитить товарищей, обуздать власть имущих, они образовали ‘Охранительный отряд’ — они использовали именно эти слова. ‘Социалисты-революционеры’ могли бы прочесть в одном из номеров своего органа (No 2), как этот ‘Охранительный отряд’, никого не защитив, а лишь усилив рвение жандармерии и полиции, вначале поглотил большую часть, а потом и все силы партии и в конце концов был разгромлен, а вместе с ним потерпело крах и все революционное движение28. В названном органе эсеров эта история рассказывается, разумеется, не для того, чтобы предостеречь их ‘Охранительный отряд’ от постановки фантастических задач. Но если не допускать фальсификации истории, то эти события невозможно описывать так, чтобы из них не вытекало именно это предостережение.
Разумеется, нам говорят, что терроризм теперь зарождается при благоприятных условиях, что теперь рабочий класс пробудился, что крестьяне возмущаются и т. д. Поскольку речь идет о ‘защите’ и ‘обуздании’, они не имеют никакого отношения к этому. Здесь нам нужно только подчеркнуть, что покушения на властителей не ‘обуздывают’ самодержавие, люди, которые служат делу революции, не могут ‘защищать’, одним словом, подобные покушения не мешают самодержавию в борьбе против внутреннего врага. Напротив, они служат лишь одному — ускорению естественного отбора среди орудий самодержавия. Свирепого, но, впрочем, вполне посредственного господина Сипягина сменил Плеве, человек, прошедший огни и воды, человек, накопивший опыт при ликвидации внутреннего врага уже во время ‘Народной воли’. Мы вовсе не удивились бы, если бы со временем нашли секретный документ, в котором говорилось бы, что этот человек приказал отхлестать кнутом рабочих только для того, чтобы усилить террористическое течение и одновременно оттеснить его из Петербурга в провинцию. Ясно также и то, что правительство располагает определенным количеством лиц (в частности, их нужно искать в корпусе жандармерии и в государственной полиции), которые продали ему свою душу и которые с самого начала смирились со всеобщей ненавистью и определенным риском, чтобы наверняка сделать карьеру. Среди этих людей правительство всегда найдет человека, который сможет заменить любого Сипягина.
Если в этой руководящей статье обсуждаются в первую очередь, так сказать, утилитарные стороны терроризма, то, однако, не упускается также возможность превозносить его и по-другому. Терроризм — так говорится — является делом чести партии, честь же требует, чтобы орудия правительства были бы наказаны, чтобы ‘отвечать на эти удары ударами же’ и чтобы эти удары не оставались ‘неотмщенными’29. Соответственно революционной борьбой как в прошлом, так и в настоящем признается лишь терроризм. Огромная работа в области пропаганды, агитации, организации рабочих масс, проводимая социал-демократией, признается полезной, но все это для эсеров лишь мирная культурная работа, а не революционная деятельность в строгом смысле этого слова. Демонстрации с энтузиазмом приветствовались эсерами до начала горячей пропаганды терроризма. Они и сейчас еще приветствуют их в некоторых случаях. Но поскольку речь заходит о доказательствах необходимости террористических акций, то эти же самые демонстрации рисуются куда в более мрачных тонах — они не что иное, как желание ‘подставить себя под кнут’ или телесное наказание при аресте. Все наше мощное движение приобретает в их глазах во имя восславления терроризма вредный, трусливый, ‘рабский’ характер, оно должно иметь место лишь до тех пор, пока не раздастся выстрел, который ‘смоет позор’. Лишь выстрел является боевым действием. Борьба понимается в узкоматериальном, чисто физическом смысле и сводится к пролитию крови. Где не гремят выстрелы — там нет борьбы.
Между тем если вдуматься в факты, то оказывается, что как раз эти террористические акты и не являются реальной борьбой, а имеют чисто показной характер. С их помощью новой, революционной России демонстрируют высшую ступень революционной борьбы, достигнутой Россией в прошлом. Новая, революционная Россия — это и рост революционного мужества и неповиновения властям, это широкое распространение нелегальной литературы и постоянный спрос на нее, это и та быстрота и легкость, с которой, несмотря на бесчисленные аресты, сплачиваются и множатся ряды организованных социал-демократов, это и сами уличные демонстрации, наконец тысячные толпы людей поддерживают протест студентов, громадные массы в этом году дают услышать всей России лозунг ‘Долой самодержавие!’, и этот лозунг не отвергается остальным населением — все это дает ясно понять как подданным русского правительства, так и самому этому правительству, насколько бурно и неудержимо растет число его врагов, насколько непримиримы противоречия между его наемными защитниками и народной массой. А пистолетные выстрелы лишь дополнили эту картину, показав силу революционного накала у отдельных лиц или же (если считать терроризм функцией только ‘Боевой организации’) силу этого накала у небольшой группы профессиональных революционеров. А наилучшее доказательство того, что в терроре речь идет совсем не о том, чтобы нанести реальный ущерб правительству,— заявление ‘Боевой организации’ по поводу убийства Сипягина30. Из этого заявления следует, что она знала о предстоящей отставке Сипягина. Его не хотели убивать после ухода в отставку и не хотели также оставлять ненаказанным, поэтому исполнение приговора было ускорено. ‘Революционеру важна не замена Сипягина каким-нибудь другим министром’,— говорят ‘социалисты-революционеры’ в этом официальном заявлении. ‘Мы боремся не с лицами, а с системой. Наши удары могут направляться на лиц лишь постольку, поскольку в них воплощается и более или менее полно олицетворяется система’. Хотя это заявление смутно и противоречиво, оно не оставляет никаких сомнений в том, что ‘Боевая организация’ и не ставила перед собой цель нанести ущерб правительству, лишив его одного из его полезных слуг (Сипягин так и так должен был уйти в отставку). Нет сомнений в том, что для нее не имела значения и личность убитого (причем, конечно, здесь мы сталкиваемся с противоречием — опасались, что отставка избавит его от направленных в него выстрелов). Она избрала эту личность только как воплощение системы, как ее символ. Но что это такое, как не показная борьба или, если угодно, борьба чисто символическая? Еще яснее это становится, если мы рассмотрим события, связанные с покушениями на фон Валя и князя Оболенского31. Легко раненный фон Валь уже через час после покушения принимал поздравления и вскоре после этого получил повышение по службе. У него были все основания считать пистолетный выстрел Леккерта счастливым для него случаем. Оболенский пришел к своему триумфу, не пролив ни капли крови. Зато Леккерт был казнен, а Качур, во всяком случае, потерян для дела. Тем не менее эти покушения стали поводом к бесконечным разговорам об ‘угрожающих ударах мстителей’, поводом для фраз об ‘отмщении’ за высеченных рабочих, о злодеянии, ‘не оставшемся без возмездия’, и т. д. и т. д. Однако не должно ли быть ясным, что здесь не может быть и речи о ‘нанесенных ударах’ и ‘возмездии’, а только о проявлении революционного гнева у людей, совершивших покушения?
Если уличная демонстрация имеет своим эффектом (как утверждают ‘социалисты-революционеры’) только то, что демонстранты подставляются под ‘нагайки казаков’, то покушение — это не что иное, как отправка на виселицу. В первом случае массы развертывают красные знамена, невзирая на нагайки, и выражают таким образом свою ненависть к правительству лозунгом ‘Долой самодержавие!’. Это новая Россия, поднявшаяся на борьбу. Во втором случае отдельные личности выражают ту же ненависть покушением, несмотря на виселицы. Революционное нетерпение отдельных людей или очень маленьких групп проявлялось в России уже три четверти века тому назад. Теперь, когда новая Россия выступает на арену борьбы, когда боевой дух захватывает массы, настоящее место людей, готовых пойти на жертву, в рядах этих масс. Задача героев состоит сегодня не в том, чтобы ‘мстить’ за массы или ‘защищать’ их, а в том, чтобы вдохновить их и вести за собой, нужно действовать не для масс, а в массах. К сожалению, все еще есть часть революционеров, которым кружит голову старое, когда-то оправданное, сегодня, к счастью, ложное представление о кучке героев и пассивной массе, и это побуждает их направлять движение по старому безнадежному пути.
Но сторонники терроризма особенно восхваляют его ‘агитационное’ значение. Террористическая борьба привлекает всеобщее внимание, престиж террористов повышается, она возбуждает радостное чувство, удовлетворяет ‘психологическую потребность в отпоре, которой полны сердца избитых и опозоренных’32 и т. д. ‘Разве девять из десяти образованных русских не приветствовали с упоением смерть Сипягина?’ — спрашивали, торжествуя, радикальные террористы из ‘Партии социалистов-революционеров’. Конечно, терроризм порождает радостные чувства и ложное удовлетворение от мнимого ‘удара’ и победы, которой на самом деле не было. Он создает фиктивное ‘удовлетворение психологической потребности в сопротивлении’. Однако мы твердо убеждены, что именно в этом заключается вред психологического воздействия терроризма, ведущего к постепенному спаду и ослаблению движения. Это удовлетворение слишком дешево.
Естественный выход находит чувство ненависти и оскорбленного человеческого достоинства, порождаемое произволом в отношении арестованных товарищей тогда, когда возникает стремление вызвать к жизни ту силу, которая делает эти преступления невозможными, когда все направлено на то, чтобы привести массы в движение, чтобы в подобных случаях не авангард, а основные силы войска спешили бы освободить из тюрем людей, подвергшихся издевательствам. Но чего же тогда стоит удовлетворение, которое внушают себе, утверждая, что пистолетный выстрел, направленный в виновника издевательства над людьми, означает ‘удар’, ‘смывает позор’, ‘мстит за преступление’? Удовлетворение будет еще более дешевым, если поверить обещанию ‘социалистов-революционеров’, что при наличии ‘Боевой организации’ ‘не останется не наказанным ни один гнусный поступок’. Эта вера ведет, наконец, к тому, что всех виновников таких гнусных преступлений уже заранее считают ‘наказанными’ и все гнусные злодеяния — искупленными.
Рабочий Качур сообщает в своем письме, опубликованном ‘социалистами-революционерами’, что он разочарован в стачках и полтора года тому назад (письмо датировано июлем этого года) вместе с ‘социалистами-революционерами’ убедился в бесполезности демонстраций и по этой причине отвернулся от социал-демократии и примкнул к новым товарищам. Его разочаровали также ‘запрещенные книжки’, и он считает, что им не стоит придавать значения. В апреле этого года он был принят в ‘Боевую организацию’, и ему ‘предложили… идти на харьковского губернатора’. ‘Конечно, я не думаю,— пишет он,— что после того, как я убью харьковского губернатора, крестьян не будут избивать’, однако после целого ряда подобных покушений правительство, ‘поверьте, скоро сократит руки’. ‘Я верю,— говорится далее,— что ей (‘Боевой организации’. — Ред.) удастся заставить правительство не бороться с нами кнутом и кулаком, я верю, что она добьется, чтобы рабочее и крестьянское движение могло свободно развиваться’ 33.
Что же стало бы с движением, если бы среди рабочих распространилась вера Качура в ‘Боевую организацию’ и если бы они разделили разочарование в отношении всех иных форм движения?
Мы знаем, что, по официальному заявлению партии, терроризм должен не заменять борьбу масс, а дополнять и усиливать ее. Однако терроризм имеет свою собственную логику. И тот же Качур, убежденный в том, что без этой ‘Боевой организации’ невозможно массовое движение, едва ли потребует прекратить это движение, пока ‘Боевая организация’ не ‘обеспечит’ ему свободу. Качур утверждает, что если рабочий знает, что ‘есть, кому за него заступить’, то он знает также, что может бороться. Но Качур здесь заблуждается, он судит по собственным впечатлениям, но, когда он писал свое письмо, он уже тогда относил самого себя к тем, которые ‘заступаются’ за массы, но не к массе, которая, по его мнению, не может бороться без помощи одиночки. Поскольку массы убеждены в своем бессилии, поскольку они уповают на то, что не они сами, а отдельные люди своими покушениями ‘заставят правительство’ сдаться и дать свое согласие на свободу, постольку массовое движение должно было бы неизбежно уступить свое место терроризму, на нем должны были бы сконцентрироваться интересы всех. Жажда борьбы превратилась бы в стремление услышать о новом подвиге, революционное настроение выразилось бы в ликовании по поводу таких деяний до тех пор… пока бы эти действия не прекратились, достигнув своей кульминационной точки, как это было в 1881 г.34, или пока не сдали бы нервы, пока не наступило бы изнеможение, пока эти покушения не утратили бы своей привлекательности и новизны, что и произошло бы, развивайся терроризм не crescendo, a довольствуйся он ‘наказанием’ отдельных сановников. Но конечный спад терроризма должен был бы неминуемо повлечь за собой глубокое моральное изнеможение, разочаровать всех, кто основывал на нем свои планы, и тогда наступил бы конец энергичной массовой борьбе, пока на поле боя не появилось бы новое поколение.
Однако, хотя определенная склонность к терроризму, рожденная жаждой мести за экзекуции, заметна также и у социал-демократов, мы все же твердо убеждены в том, что это движение в его главном течении не встанет на этот путь. Здесь мысль и чувство работают для того, чтобы усилить партийную организацию, действеннее организовать борьбу масс, расширять и усиливать ее, здесь пет места для разочарований. Тенденция же более отдаленных от нас кругов революционеров к терроризму возникает лишь на почве разочарования.
В заключение нам хотелось бы привести несколько предложений из прекрасной листовки ‘О терроре’, выпущенной редакцией ‘Южного рабочего’35, лучшей в России газеты нашей партии. В этой листовке указывается на то, что ‘положение революционеров сегодня другое по сравнению с их положением, которое было двадцать лет назад, тогда они были разобщены, и терроризм был для них единственной надеждой ‘утопающего, который хватается за соломинку’. Сегодня, напротив, как во всем обществе, так и в поведении крестьянских масс наступила большая перемена, и самое главное — на арене истории появился рабочий класс в качестве активной и сознательной общественной силы. Естественно, так продолжают наши товарищи, революционерам предстоит еще огромная работа по углублению движения в рабочем классе и ‘организации разрозненных сил в обширную, могучую политическую партию’. Путь к этой цели тернист, преследования жестоки, но находятся отдельные революционеры, ‘измученные и ожесточенные травлей правительства, они хотели бы забыться в сладком чувстве мести врагам, но революционер не должен забывать из-за дела революционеров дела революции… не должен давать как нельзя более понятному чувству овладевать собой… Отдельных фактов насилия и форм оскорбления человеческого достоинства безграничное множество, и революционная партия погубила бы себя, если бы увлеклась партизанской борьбой с единичными представителями этого насилия… Если оскорбляется человеческое достоинство, то только один оскорбляемый может восстановить его, но никто более. Другие люди могут создать новые условия, при которых оскорбление сделается невозможным, но не казнью оскорбителей создадутся эти новые условия. Тот же, кто не может овладеть непосредственным чувством, пусть поступает по указанию этого чувства. Мы не осудим его: неприкосновенно святы для нас люди, своей кровью запечатлевающие бесконечную свою преданность великому делу освобождения. Но мы со всей энергией протестуем против попытки бюрократической организации этого непосредственного чувства, мы протестуем против литературной проповеди организованного террора как исхода этому непосредственному чувству’. Отказ от непосредственной мести за отдельные злодеяния, говорится в заключение, налагает на нас ‘все новое и новое обязательство отдавать всю свою жизнь на создание таких условий существования, при которых эта неправда и насилие станут невозможны’36.
Так думают и говорят товарищи, работающие на юге России, где ‘социалисты-революционеры’ представлены наиболее сильно. У социал-демократов, работающих в центральных областях и в столицах, о склонности к терроризму не может быть и речи.
Статья Засулич под названием ‘Террористическое движение в России’ была написана по заказу главного редактора журнала ‘Neue Zeit’ К. Каутского. В письме к Плеханову он писал 29 сентября 1902 г.: ‘Я с нетерпением жду статьи Засулич о различных направлениях революционного движения в России’ (философско-литературное наследие Г. В. Плеханова, т. 2. М., 1973, с. 173). Статья напечатана в ‘Neue Zeit’, 1902—1903, Jg. 21, Bd I, N 11, S. 324—329, N 12, S. 361—370. По-русски печатается впервые в переводе Ю. А. Асеева.
1 ‘Neue Zeit’. См прим. 3 к соч. 8.
2 В 90-е годы XIX в в России и в эмиграции стали появляться различные кружки народнического толка, принявшие название ‘социалистов-революционеров’. В конце 1901—начале 1902 г. происходит объединение многих из них в ‘Партию социалистов-революционеров’ (эсеров). Она проделала эволюцию от мелкобуржуазного ‘революционизма’ к сотрудничеству с буржуазией после Февральской революции 1917 г., к контрреволюционной деятельности во время и после Октябрьской революции. В 1923 г. партия эсеров объявила о самороспуске.
3 ‘Жизнь’ — литературный, научный и политический журнал, с 1897 по 1901 г. издавался в Петербурге, некоторое время находился в руках ‘легальных марксистов’. В апреле 1902 г. издание журнала было возобновлено, за границей социал-демократической группой ‘Жизнь’ (В. Д. Бонч-Бруевич, В. А. Поссе, В. М. Величкина, Г. А. и Д. А. Куклины и др.). 3 декабря 1902 г., одновременно с роспуском группы ‘Жизнь’, издание журнала было прекращено.
4 ‘Рабочее дело’ — журнал, непериодический орган ‘Союза русских социал-демократов за границей’, выходил в Женеве с апреля 1899 по февраль 1902 г. под редакцией Б. Н. Кричевского, П. Ф. Теплова (Сибиряка), В. П. Иваншина, а затем А. С. Мартынова, вышло 12 номеров (9 книг). Редакция ‘Рабочего дела’ являлась заграничным центром ‘экономистов’. Развернутая критика взглядов ‘рабо-чедельцев’ содержится в книге В. И. Ленина ‘Что делать?’ (см. Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 6, с. 1 —192) и в предисловии Плеханова к сборнику ‘Vadcmecum для редакции ‘Рабочего дела» (см. Плеханов Г. В. Соч., т. 12, с. 3—42).
5 ‘Борьба’ — заграничная литературная группа социал-демократов, образовавшаяся в Париже в 1900 г. (Д. Б. Рязанов, Ю. М. Стеклов, Э. Л. Гуревич и др.). Группа стояла на неверных политических позициях, полемизировала с ленинской ‘Искрой’ и ‘Зарей’, пыталась объединить вокруг себя заграничные организации российских социал-демократов. II съезд РСДРП принял резолюцию, отказавшую группе ‘Борьба’ в приеме ее представителей на съезд, и решение о ее роспуске.
6 ‘Свобода’ (см. прим. 2 к соч. 9).
7 ‘Освобождение’ — двухнедельный журнал, орган российской либеральной буржуазии, выходил за границей (Штутгарт — Париж) с июня 1902 по октябрь 1905 г. под редакцией П. Б. Струве. Журнал ‘Освобождение’ подготовил почву для образования в октябре 1905 г. буржуазной конституционно-демократической партии (кадеты).
8 Решение об образовании Российской социал-демократической партии (РСДРП) было принято на I съезде РСДРП, состоявшемся 1—3 марта 1898 г. Но съезд только провозгласил создание партии. 1898—1900 годы были периодом ‘разброда, распадения, шатания’ (Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 6, с. 181) в российском социал-демократическом движении, когда ‘легальные марксисты’ и ‘экономисты’ мешали образованию общерусской революционной марксистской организации. Только созданием ‘Искры’ и ‘Зари’, руководимых В. И. Лениным, кончился этот период, началась подготовка к созданию марксистской партии, которое свершилось на II съезде РСДРП.
9 Засулич здесь и далее пишет о ленинском Петербургском ‘Союзе борьбы за освобождение рабочего класса’, не называя никаких фамилий, так как В. И. Ленин и другие руководители ‘Союза’ в это время подвергались преследованиям властей царской России или находились в политической эмиграции.
10 В этом абзаце Засулич показывает, как, извращая суть положений Маркса и Энгельса, провозглашенных в ‘Манифесте Коммунистической партии’ (см. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 4, с. 433), ‘экономисты’ делают ложный вывод о ненужности политической борьбы и агитации в рабочем движении России.
11 Данное утверждение Бернштейна содержится в его книге ‘Die Voraussetzungen des Sozialismus und die Anfgaben des Sozialdemokratie’ (Stuttgart, Dietz, 1899), которая была впервые издана на русском языке ‘Фондом Вольной русской прессы’ в Лондоне в 1900 г. под названием ‘Условия возможности социализма и задачи социал-демократии’ (см. указ. изд., с. 212).
12 ‘Рабочая мысль’ — газета, орган ‘экономистов’, выходила с октября 1897 по декабрь 1902 г. Вышло 16 номеров, первые два номера были напечатаны в Петербурге, остальные — за границей (в Берлине) и в Варшаве. Называя ‘Рабочую мысль’ ‘органом петербургских рабочих’, Засулич имеет в виду то обстоятельство, что крупнейшая социал-демократическая организация рабочих Петербурга — ‘Союз борьбы за освобождение рабочего класса’ (созданный В. И. Лениным в 1895 г.) — со второй половины 1898 г. оказалась в руках ‘экономистов’, насаждавших через газету ‘Рабочая мысль’ идеи тред-юнионизма и бернштейнианства на русской почве. Критика взглядов ‘Рабочей мысли’ дана В. И. Лениным в статье ‘Попятное направление в русской социал-демократии’, в статьях, опубликованных в газете ‘Искра’ и в книге ‘Что делать?’.
13 ‘Союз русских социал-демократов за границей’ был основан в 1894 г. в Женеве по инициативе группы ‘Освобождение труда’. Во второй половине 90-х годов возникли разногласия внутри ‘Союза’ между ‘экономистами’ и революционными марксистами, которые привели к выходу группы ‘Освобождение труда’ из ‘Союза русских социал-демократов’.
14 Так называли членов группы ‘Освобождение труда’ Г. В. Плеханова, В. И. Засулич. П. Б. Аксельрода в отличие от ‘молодых’ социал-демократов — эмигрантов, вступивших в рабочее движение во второй половине 90-х годов XIX в., многие из которых скатились скоро на оппортунистические позиции ‘экономизма’.
15 Засулич говорит о возвращении из ссылки руководителей Петербургского ‘Союза борьбы за освобождение рабочего класса’ во главе с В. И. Лениным.
16 ‘Заря’ — теоретический журнал российских марксистов, издавался в Штутгарте в 1901 —1902 гг., вышло 4 номера (в 3-х книгах). Идейным вдохновителем и руководителем был В. И. Ленин.
17 В трех статьях Плеханова ‘Критика наших критиков. Г-н П. Струве в роли критика Марксовой теории общественного развития’ были подвергнуты критике взгляды ‘легальных марксистов’ в области политической экономии и социологии. Они были опубликованы в апреле 1901 —августе 1902 г. в журнале ‘Заря’ No 1, 2-3, 4 (см. Плеханов Г. В. Избранные философские произведения, т. 2, с. 504—633).
18 Заграничная организация ‘Искры’ и ‘Зари’ была создана в конце 1900 г. По инициативе В. И. Лепима эта организация и ‘Революционная организация ‘Социал-демократ», куда входила группа ‘Освобождение труда’, в октябре 1901 г. объединились в ‘Заграничную лигу русской революционной социал-демократии’.
19 Имеются в виду статьи Плеханова, опубликованные в ‘Искре’ No 20 и 22 за 1902 г., ‘Смерть Сипягина и наши агитационные задачи’ и ‘Русский рабочий класс и полицейские розги’ (см. Плеханов Г. В. Соч., т. 12, с. 240—245).
20 ‘Leipziger Volkszeitung’ (‘Лейпцигская народная газета’) — орган левого крыла СДПГ, выходила с 1894 г., в XIX — начале XX в. редактировалась Ф. Мерингом и Р. Люксембург
21 ‘Вестник русской революции. Социально-политическое обозрение’ — журнал, издавался в Париже в 1901 —1905 гг. под редакцией П. С. Русанова, с No 2 — орган эсеров.
22 ‘Народная воля’ (см. прим. 29 к соч. 4).
23 Речь, по всей вероятности, идет о петербургской народнической организации ‘Группа народовольцев’, стоявшей на позициях старого народовольчества, но внесшей в свою практику и идейную аргументацию новые черты, вызванные изменением социально-политической обстановки и влиянием русской социал-демократии. ‘Группа народовольцев’ второго состава (1894—1897) включала А. А. Ергина, А. А. Федулова, Е. А. Прайс, Н. Е. Смирнова, А. С. Шаповалова и др.
Отход второй ‘Группы народовольцев’, особенно части се членов, от народнических взглядов привел к известному сближению ее на практической работе с Петербургским ‘Союзом борьбы за освобождение рабочего класса’. В подпольной типографии группы (так называемой Лахтинской) была напечатана работа В. И. Ленина ‘Объяснение закона о штрафах, взимаемых с рабочих на фабриках и заводах’.
24 Засулич имеет в виду отказ ‘легальных марксистов’ (П. В. Струве, М. И. Туган-Барановского и др.) от маскировки под сторонников марксизма, как это они делали во второй половине 90-х годов XIX в. Полный разрыв в переговорах о сотрудничество в издании антиправительственной нелегальной литературы между ‘легальными марксистами’ и революционными марксистами, группировавшимися вокруг редколлегии ‘Искры’, произошел в конце 1900—начале 1901 г. Вскоре же (с июня 1902 г.) Струве и компания начали издавать журнал ‘Освобождение’ (см. прим. 7).
25 ‘Русское богатство’ — журнал, издавался в Петербурге (1876—1918), с начала 90-х годов — орган либеральных народников, с 1906 г. — орган полукадетской трудовой народно-социалистической партии (энесов).
26 Засулич цитирует статью ‘Террористические элементы в нашей программе’, опубликованную в органе социалистов-революционеров ‘Революционная Россия’ No 7 (июнь 1902 г.).
‘Революционная Россия’ — нелегальная газета, издавалась с конца 1900 г., в основном ежемесячно, с января 1902 по декабрь 1905 г. выходила в Женеве как официальный орган партии эсеров.
27 ‘Земля и воля’ (см. прим. 27—28 к соч. 4).
28 Речь идет о статье ‘Памяти героев (1881—1901)’ анонимного автора, опубликованной в газете ‘Революционная Россия’ No 2 (1901 г.), с. 2—6.
29 ‘Революционная Россия’, 1902, No 7, с. 4.
30 Документ, который ниже цитирует Засулич. является комментарием редакции ‘Революционной России’ по поводу убийства Сипягина (‘Революционная Россия’ No 10 (август 1902 г.), с. 26).
31 В 1902 г. сторонниками эсеровской тактики были произведены два неудавшихся покушения. Рабочий Ф. К. Качур стрелял в харьковского губернатора И. М. Оболенского, который подверг зверским расправам крестьян при подавлении массовых выступлений в губернии. Рабочий Г. Д. Леккерт покушался на виленского губернатора В. В. фон Валя, подвергшего порке рабочих, арестованных за участие в майской демонстрации. Эсеры подняли на щит участников покушения, призывая последовать их примеру. По поводу отношения к этим фактам в редколлегии ‘Искры’ возникли разногласия. В No 21 газеты ‘Искра’ 1 июня 1902 г. была напечатана заметка без подписи, написанная В. И. Засулич и Ю. О. Мартовым. В ней в какой-то мере оправдывался поступок Леккерта. В. И. Ленин и Г. В. Плеханов, неоднократно разоблачавшие вред индивидуального террора для массового рабочего движения, выступили с критикой этой статьи еще до ее опубликования. Ленин писал Плеханову 2 июля 1902 г., что у него по этому поводу ‘вышла маленькая баталия’ с Мартовым и Засулич и отпечатанная заметка ‘явилась, таким образом, компромиссом’ (Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 46, с. 191). С разъяснением бессмысленности индивидуального террора вообще и покушения Леккерта в частности выступил Г. В. Плеханов (см. прим. 19).
Под влиянием критики В. И. Ленина и Г. В. Плеханова Засулич в статье ‘Террористическое движение в России’ выступает с более последовательной критикой тактики индивидуального террора, чем это она делала раньше.
32 ‘Революционная Россия’ No 7, июнь 1902 г., с. 4.
33 Засулич цитирует ‘Письмо к рабочим’ Ф. Качура, опубликованное без подписи в газете ‘Революционная Россия’ No 10, август 1902 г., с. 1—2.
34 Засулич имеет в виду, что после убийства народовольцами 1 марта 1881 г. Александра II и последовавших за этим свирепых репрессий царизма движение революционного народничества вступило в период кризиса.
35 ‘Южный рабочий’ — социал-демократическая нелегальная газета, издавалась группой того же наименования с января 1900 по апрель 1903 г. Всего вышло 12 номеров. В редакцию входили И. X. Лалаянц, А. Виленский, А. А. Машецкий, С. К. Харченко и др.
36 Текст цитируется по листовке ‘О терроре’, изданной группой ‘Южный рабочий’, с. 1, 3—5.