М.Н. Катков
М.Н. Катков
Технические школы
Технические школы
Москва, 14 марта 1869
Технические школы, Катков Михаил Никифорович, Год: 1869
Время на прочтение: 6 минут(ы)
Недавно были мы в печальной необходимости изобличать подлоги лжеконсервативной газеты. Но дурные партии, дурные страсти и дурные умыслы поступают одинаково, какую бы они ни принимали личину, консервативную или либеральную.
Мы принуждены вернуться к эпизоду о статье г. Фоулера, помещенной в умышленно искаженном переводе в первой книжке ‘Вестника Европы’. Отрицать искажения, когда улика налицо, — невозможно. Оставалось или повиниться, или молчать. Так было бы везде, но не так у нас. С публикой у нас обращаются как с совершенным идиотом, и вот в последнем нумере ‘Вестника Европы’ мы встречаем громкий ‘Ответ ‘Московским Ведомостям». Отважный прелагатель английской статейки как ни в чем не бывало толкует о Дюрюи и ‘богословских причинах, побуждающих во Франции (богословские причины в организации французских лицеев!) все строить на классицизме’, о фабриках и заводах, которые мы намерены предать в руки иностранцев, о нашем бессмыслии, нашей недобросовестности и других дурных качествах, но о деле, о переводе, искажении и фальшивом истолковании статьи из английского журнала — ни одного слова. Возражения и обличения ‘Московских Ведомостей’, развязно объявляет г. А., ‘составляют один полемический прием (!!), и мы не будем ради читателей разоблачать эту махинацию’. С своей стороны, редакция ‘Вестника Европы’, которую, для чести ее, мы желали считать обманутою, а не обманщицей, имеет дух нас же обвинять в каких-то ‘недостойных средствах’, к которым будто бы мы прибегли, чтобы возражать противникам, — как будто мы искажали перевод, как будто мы давали заведомо ложное толкование статье иностранного писателя, как будто мы рассчитывали на глупость публики, как будто мы, наконец, мутили чистое и ясное дело. Оказывается, что можно сделать предосудительное дело, быть пойману с поличным на виду у всех и в то же время как ни в чем не бывало принимать маску благородного негодования и восклицать о недостойных будто бы средствах улики, а тяжесть серьезного обвинения стряхнуть с себя: это-де полемический прием! Недоставало обвинить нас в доносе, но и это удовольствие доставил себе горячий г. А., не без желания по-интересничать уверяющий, будто бы мы, упомянув о собственности и социалистах, имели мысль предать ‘антиклассиков’ в руки правосудия. Но дело не в ‘антиклассиках’, а в людях, поставивших себе задачей, неизвестно из каких видов, вредить делу прогресса, просвещения и науки в России. В чем же состоит наш полемический прием и наше сикофантство? Мы сличили оригинал с переводом и текст с комментарием: вот и все. Результат сличения вышел неблаговидный, — но кто же виноват в этом?
Просим извинения у читателей в том, что вновь остановим их внимание на этом курьезе: он наглядно показывает, с какими людьми имеет дело наша публика.
Автор статьи, о которой идет речь, разбирая вопрос об образовательной силе древних языков, приходит к заключению, что древние языки должны быть основным орудием высшего образования, но что они неуместны в школах, назначенных для низшего образования. Согласно его плану, мальчика, который не предназначается к университету и может учиться только до пятнадцати лет, незачем учить древним языкам, мальчика, который может посвятить учению более продолжительное время, но также не имеет в виду поступить в университет, учить из древних языков одному латинскому, но в те учебных заведениях, которые готовят своих воспитанников к университету, основой учения должны быть необходимо оба древние языка. В этом последнем пункте мнение писателя, на которого ‘Вестник Европы’ вздумал сослаться, не есть даже мнение, а только заявление общеизвестного факта, существующего во всей силе в самых образованных странах Европы, где наука особенно процветает и дает обильнейшие и лучшие плоды свои. Особенность же мнения г. Фоулера заключается в том, что он, имея в виду Англию, настаивает на том, чтобы между низшею и высшею системой образования было положено более явственное различие, чем до сих пор водится в английской учебной организации. Непосредственно над элементарными школами там высятся так называемые grammar schools, грамматические школы, где учатся и те мальчики, которые вовсе не предназначаются к университету и могут посвятить на учение всего каких-нибудь пять-шесть лет сверх первоначальной школы, а затем должны тотчас же избрать себе какой-нибудь род жизни. Спрашивается, не следует ли для таких мальчиков устраивать особого рода школы, рассчитанные на сокращенный курс и с иными педагогическими целями? Такого рода школы могут быть разной силы и разных степеней. Их заведено во Франции и в Германии много под разными наименованиями. Не имея ничего общего с университетскими учебными заведениями или гимназиями, оне удовлетворяют потребностям своего рода. Система такого сокращенного, низшего, второстепенного образования требует своей особой организации, и об этом-то хлопочет автор статьи. Имеет ли этот вопрос что-нибудь общего с планами наших мнимых друзей реализма, направляющих до сих пор все усилия свои единственно к тому, чтобы помешать делу водворения у нас системы высшего образования, но доныне и шагу не сделавших для разработки вопроса об удовлетворении разнообразных потребностей низшего образования? Если план г. Фоулера одобряется редакцией ‘Вестника Европы’ и нашими реалистами, то о чем же их спор и откуда это ожесточение против так называемых ими классиков, которые говорят совершенно то же, что статья английского реалиста? Высказывали ли ‘наши классики’ что-нибудь сильнее того, что говорит эта статья, требуя обоих древних языков для заведений, служащих приготовлением к университету? Но наши доморощенные Бос-ко взялись превратить на глазах публики эту статейку в орудие против классической системы. Переводчик ее, г. А., не задумался представить ее как доказательство движения, которое будто бы происходит в Англии против классического образования, и с азартом восклицает: ‘Что, спрашивается, должно думать о наших классиках?’ Но это еще не все. Переводчик не затруднился исказить самый текст в его существенных местах. Там, где г. Фоулер говорит о том, что ‘изучение латинского и греческого языков для целей высшего образования не дает, однако, повода к неразборчивому допущению их в системе низшего (lower) образования’, переводчик без церемонии заменяет слово низший словом общий и дает совершенно иной смысл мнению английского писателя. Очевидно, никакою случайностью, никаким промахом этой замены, извращающей текст именно в смысле нравоучения, выведенного из статьи переводчиком, объяснить нельзя. В другом месте, где говорится о практической пользе древних языков, выпускаются объяснительные слова, и переводчик заставляет автора заявлять, что для людей не духовной и не литературной профессии ‘классическое образование совершенно бесполезно‘. Где в подлиннике сказано, что вопрос, следует ли, и в какой мере следует, учить по латыни и по-гречески, был в последние годы любимою темой говоривших и писавших о системе образования, пригодной для низших и средних слоев общества, там в переводе оказалось, что в Англии к числу насущных предметов дня принадлежит вопрос о классическом образовании вообще. Наконец, не довольствуясь искажением статьи г. Фоулера, переводчик в своем толковании на эту статью упоминает, будто бы в отчете Британского общества споспешествования наук помещен доклад особой комиссии по вопросу о классическом преподавании в деле общего образования, тогда как никакой такой комиссии и подобного отчета не бывало в Британском обществе. Мы указали эти поразительные искажения. И вот г. А. уверяет в своем ответе, что это с нашей стороны полемический прием, который-де разоблачать не стоит, а редакция ‘Вестника Европы’ не стесняется утверждать, что мы прибегаем к недостойным средствам в споре с противниками!
Наши противники негодуют на то, что их уличают в попытках мутить общественное мнение, но редакция ‘Вестника Европы’ на страницах собственного издания может найти наглядное доказательство, что старания ее и ее присных на этом печальном поприще приносят свои плоды. В последней книжке ‘Вестника Европы’ встречаем статью, очевидно, написанную человеком, относящимся к делу с искренним желанием добра, высказывающую ряд метких и справедливых замечаний о недостаточном у нас числе гимназий и вообще учебных заведений, о нелепостях в преподавании русского языка (он считает это классицизмом!), о несоразмерности труда, налагаемого на учеников в наших школах, и т.д., замечаний, к которым мы охотно присоединяемся., тем более что сами неоднократно высказывали их. Но какое же средство предполагает почтенный автор, г. Гордеенко, для уврачевания недостатков, происходящих именно оттого, что у нас еще не введена правильная гимназическая система, которая действует так плодотворно и в Германии, и во Франции, и в Англии? Почтенный автор, очевидно, не занимался педагогическими вопросами, и вот, при всем здравом смысле своем, он не устоял против фальшивой агитации. Видя жалкое состояние нашего учебного дела, он указывает как на целительное средство на наш мнимый реализм, считая его, по-видимому, естественным противоядием против ныне действующей якобы классической системы (а он-то и есть причина нашего педагогического банкротства, ибо до сих пор он господствовал в нашей учебной системе: все наши гимназии были реальными школами), и предлагает бифуркацию самого странного свойства. Вводя древние языки (по крайней мере латинский) в уездные училища, которые предлагает преобразовать в прогимназии, он гонит эти языки из высших классов гимназии и, сказав, что в гимназиях до конца курса доходит не более 4,2% всего числа учащихся, рекомендует ‘открыть в трех последних классах гимназических реальные курсы’ с правом поступать в университет. Этою странною мерой он предполагает, по-видимому, через приманку легкого доступа в университет наполнить высшие классы, хотя бы ценой расстройства правильного учебного плана.
Не надобно смешивать одно с другим. Нам нужны гимназии, настоящие, правильные гимназии, которые могли бы надлежащим образом воспитывать умы для высших целей науки и готовить сильных деятелей по всем отраслям знания и применения его к жизни, нам нужны также школы для первоначального народного обучения, которые должны иметь свою градацию и образовать свою особую систему, нам нужны еще школы для второстепенного образования разной силы, имеющие целью приготовлять людей, способных практически пользоваться результатами наук в разных сферах общественного быта. Смешивать разнородное значит производить хаос и губить дело. Пусть гимназии наши будут гимназиями, и надобно заботиться только о том, чтоб они действительно соответствовали своему назначению и могли служить основой для высшего образования. Не будем портить их ввиду того, что имеются потребности, которые нуждаются в сокращенном учении. Позаботимся об удовлетворении этих потребностей, но для этого нам надобно заводить не какие-то особого рода гимназии под именем реальных, а особые школы разной силы и с практическим направлением. Нам нужны не реальные гимназии, а такие учебные заведения, которые приготовляли бы своих воспитанников, например, к разным техническим профессиям. Вместо реальных гимназий, ни к чему не годных, лучше подумать о технических школах разных размеров. Не все могут готовить себя к университету и к высшим профессиям жизни, но желательно, чтобы всякая потребность образования находила себе удовлетворение. Кто может оспаривать пользу заведений вроде, например, прежнего ремесленного учебного заведения в Москве или вроде заступившего его место технического учебного заведения с более обширным курсом? Железные дороги, фабрики, улучшенное земледелие требуют хороших техников, и мы порадовались бы от всей души, если бы наши земства нашли возможность уделить часть своих средств для удовлетворения этих столь существенных потребностей.
Впервые опубликовано: Московские ведомости. 1869. 15 марта. No 58.