ТЕАТР ДЛЯ СЕБЯ
ПРИМЕЧАНИЯ
Рассказы и фельетоны, не вошедшие в книгу ‘НАША МАЛЕНЬКАЯ ЖИЗНЬ’
Театр для себя, Дон-Аминадо, Год: 1920
Время на прочтение: 2 минут(ы)
Дон-Аминадо. Наша маленькая жизнь: Стихотворения. Политический памфлет. Проза. Воспоминания
M., ‘ТЕРРА’, 1994.
Выдумали это Данилка и Никита, совсем малолетние клопы, которые, по-своему, по-клопиному, но тоже, очевидно, тоскуют по родине. Гениальное изобретение их называется — игра в Москву.
Старое вольтеровское кресло изображает экипаж на дутиках, а высокий, кожей обитый стул — лошадь.
После пятиминутного мордобоя Никита соглашается сесть на козлы, а Данилка, нагло торжествуя, разваливается в пролетке.
И игра начинается.
— Куда прикажете? — сопя, поворачивается на стуле кучер.
— В Охотный!..— басом кричит Данилка, совершенно выпучивая глаза и надуваясь, как индюк.
Никита почтительно кивает головой и так цокает языком, что страшно становится за будущее мальчишки.
— Эй, ласковая!..— хрипит лихач.
— Па-берегись!..— орет он не своим голосом на femme de mИnage, пришедшую за посудой.
И, несясь вскачь, подпрыгивает на одном месте высокий кожаный стул с продавленными инциалами madame Жермен Брошар.
В Охотном Данилка вылезает и делает покупки.
Покупает он не спеша, выпятив живот и пренебрежительно торгуясь с воображаемым приказчиком.
— Вот что, голубчик! Дай-ка ты мне, брат, лососинки, да только смотри у меня, чтоб свежая была!.. Да-с! Затем, чего бы еще? Ну, огурчиков зелененьких, икры малосольной, перепелов штук пять и еще арбуз, пожалуй… Вот этот самый!.. А теперь, получай, и вот тебе гривенник на чаишко!..
И дырявое никелевое су со звоном летит на пол.
Покупки кладутся в ноги, барин грузно усаживается, пыхтит, вытирает платочком лоб и приказывает ехать на Петровку, к Эйнему.
От Эйнема едут на Большую Лубянку, доезжают по Сретенке до Сухаревой, поворачивают обратно, лихо несутся по Кузнецкому мосту, останавливаются на минутку у Мюр и Мерилиза и снова мчатся мимо Никольских ворот, мимо Манежа, через Большой Каменный мост, прямо в Замоскворечье и гонят, гонят что есть духу по Большой Полянке вплоть до самых Серпуховских ворот.
Оказывается, что здесь находится собственный Данилкин дом, двухэтажный особняк с садом.
— Разве вы не знаете,— объясняет клоп,— что нам каждый месяц дают две тысячи франков?!
— Как не знать, знаю! Знаю, клопиная твоя личность, очень даже хорошо знаю.
— А вот, знаешь ли ты,— обращаюсь я к кучеру,— как сказать наш адрес в Париже, если б тебе здесь пришлось извозчика нанимать?..
И Никита,— сдобный, как кулич, и выдумщик, каких мало,— отчеканивает, глазом не моргнув:
— Большая Рэйнуаровская, Благовещенский переулок, против Эйфелевой башни, что на курьих ножках!
И в самом деле, почему бы и не называться Благовещенским переулком тихой нашей rue de l’Annonciation, где коротаем мы тусклые дни свои в меблированных комнатах госпожи Жермены Брошар…
1920
Театр для себя.— ПН, 31 июля, 1920. С. 2. Эйнем — владелец кондитерской (см.: ‘Поезд на третьем пути’.) Rue de l’Annonciation — улица Благовещения в Париже.