Таврическая звезда
Таврическая звезда
Таврическая звезда, Вересаев Викентий Викентьевич, Год: 1927
Время на прочтение: 5 минут(ы)
В. Вересаев. В двух планах. Статьи о Пушкине.
Издательское товарищество ‘НЕДРА’ Москва —1929
Редеет облаков летучая гряда.
Звезда печальная, вечерняя звезда!
Твой луч осеребрил увядшие равнины,
И дремлющий залив, и черных скал вершины.
Люблю твой слабый свет в небесной вышине.
Он думы разбудил, уснувшие во мне.
Я помню твой восход, знакомое светило,
Над мирною страной, где все для сердца мило,
Где стройно тополи в долинах вознеслись,
Где дремлет нежный мирт и темный кипарис,
И сладостно шумят полуденные волны:
Там некогда в горах, сердечной думы полный,
Над морем я влачил задумчивую лень,
Когда на хижины сходила ночи тень,
И дева юная во мгле тебя искала
И именем своим подругам называла.
Первоначально элегия носила название ‘Таврическая звезда’. Она написана Пушкиным в Каменке, на берегу р. Тясмина, в ноябре — декабре 1820 г. В ней он вспоминает свое пребывание на Южном берегу Крыма, в Гурзуфе, где он был в августе — сентябре того же 1820 г. ‘Дева юная’ — очевидно, одна из барышень Раевских, в семье которых жил Пушкин в Гурзуфе. Вечерняя звезда — очевидно, планета Венера, Девушка называет ее подругам ‘своим именем’. Что это значит? Очевидно, имя девушки находится в каком-то отношении к названию вечерней звезды. Если бы удалось с несомненностью выяснить это отношение, то стало бы известно, какую именно из сестер Раевских имеет в виду элегия.
П. К. Губер доказывает, что поэт имел в виду Елену Раевскую: ‘Существовал древний миф о превращении в звезду Елены Спартанской, и сестры Раевские могли знать об этом из какой-нибудь французской мифологической книжки. Кроме того, им мог рассказать это сам Пушкин, еще с лицейских уроков, вероятно, помнивший горацианскую строчку ‘…fratres Helenae lumina sidra’ {‘Пушкин и графиня Н. В. Кочубей’ — ‘Русское прошлое’ 1923 г., No 2, стр. 113. Ср. его-же книжку: ‘Дон-Жуанский список Пушкина’. Пгр. 1923, стр. 77.}.
Б. M. Соколов полагает, что элегия имела в виду Марию Раевскую. ‘Через И. Н. Розанова мы узнали’,— пишет он,— ‘что Вячеслав Ив. Иванов, толкуя в руководимом им Пушкинском семинарии это стихотворение, об’яснил, что в католическом мире Венера носит, между прочим, название ‘звезды Марии’ {‘Княгиня Мария Волконская и Пушкин’. Изд. ‘Задруги’, 1922, стр. 23.}. Об’яснение В. И. Иванова передано здесь не совсем точно. От М. О. Гершензона я слышал, что Вяч. Ив. Иванов толкует разбираемое место так: в средневековых католических гимнах дева Мария называется stella maris (звезда моря), a stella maris было название планеты Венеры. Мне такое об’яснение представлялось слишком ученым и громоздким: ну, где было знать Пушкину и девицам Раевским, как называли деву-Марию средневековые католические гимны? Однако, веское подтверждение мнению Вяч. Ив. Иванова мы находим в черновике Пушкинского ‘Акафиста К. Н. Карамзиной’:
Святой Владычице,
Звезде морей, Небесной Деве. 1)
1) ‘Пушкин и его современники’, вып. XV, стр. 31.
Значит, Пушкину было известно название девы-Марии — stella maris.
Но эта элегия вызывает еще целый ряд вопросов и недоумений. На первый взгляд астрономическая картина в элегии вполне ясна: в Каменке Пушкин смотрит на Венеру, вечернюю звезду, и вспоминает, как два-три месяца назад любовался ею в Крыму, на вечернем же небе. Однако, в то время, когда Пушкин жил в Гурзуфе, Венера была не вечернею, а утреннею звездою. Об этом сообщает сам Пушкин в ‘Странствиях Онегина’ (XIV):
Прекрасны вы, брега Тавриды,
Когда вас видишь с корабля
При свете утренней Нитриды,
Как вас впервой увидел я…
Так оно в то время и было: в августе — сентябре месяце 1820 г., по справке H. H. Кузнецова, {H. H. Кузнецов: ‘Вечерняя звезда в одном стихотворении Пушкина’ — ‘Мироведение’. Известия Русск. Общ, любителей мироведения, т. XII, No 1 (44), апрель 1923 г., стр. 87—90.} Венера, действительно, была утреннею звездою. На утреннем же небе Венера была еще видима и через три-четыре месяца, в пору пребывания Пушкина в Каменке.
H. H. Кузнецов рисует себе дело так: в Гурзуфе Пушкин наблюдал Венеру по утрам, в Каменке какую-то яркую звезду, сиявшую на вечернем небе, он принял за ‘знакомое светило’ — Венеру. В действительности это мог быть либо Сатурн, находившийся в 1820 г. в созвездии Рыб, либо,— что вероятнее,— Юпитер, стоявший в созвездии Водолея. В ноябре — декабре месяце обе планеты, конечно, должны были сиять вечером на западе. ‘Таким образом,— заключает Н. Н, Кузнецов,— Пушкин, хотя и ошибся, приняв Юпитера за Венеру, но все же проявил незаурядную наблюдательность, признав в случайно проглянувшей из-за облаков звезде планету’.
H. H. Кузнецов недостаточно внимательно вчитался в Пушкинскую элегию: ‘знакомое светило’ и в Крыму было перед глазами Пушкина вечером, ‘когда на хижины сходила ночи тень’.
Значит, и в Крыму, и в Каменке Пушкин наблюдал какую-то вечернюю звезду в то время, как Венера была утреннею звездою. Но какая-же звезда, кроме Венеры, может сиять на вечернем западе непрерывно в течение трех-четырех месяцев? Из неподвижных звезд—ни одна: надвигаясь день за днем на солнце, она за три-четыре месяца давно бы уже потонула в солнечном сиянии. То же самое нужно сказать и о двух планетах, упоминаемых H. H. Кузнецовым: Сатурн и Юпитер движутся по небу слишком медленно и не могут в течение трех-четырех месяцев отложить по зодиаку такой длинный путь, чтоб удержаться в положении вечерней звезды. Кроме Венеры, нет ни одной подходящей — ни планеты, ни звезды.
Можно бы возразить: здесь у Пушкина — поэтическая вольность, он писал о вечерней звезде, совсем не имея в виду ни хронологии, ни астрономической точности. Позволительно ли итти по следам тех пушкинианцев, которые каждое поэтическое слово Пушкина принимают за точнейшую фактическую правду? Однако, как раз в данном случае такое отношение является совершенно правильным: в трех последних стихах элегии было сообщение о каком-то вполне конкретном факте,— Пушкин не хотел опубликовывать этих трех стихов и пришел в великое негодование, когда Бестужев опубликовал элегию целиком: Пушкин боялся, как бы девушка по конкретному указанию заключительных стихов не догадалась, что речь идет о ней. В стихах же этих именно и говорится о вечерней звезде, о том, как девушка называла ее своим именем. Я Венеры-то как раз в то время на вечернем небе и не было.
Что же это была за звезда? В элегии есть одна, обычно не замечаемая деталь, которая может помочь ответить на вопрос. Пушкин говорит: ‘я помню твой восход, знакомое светило…’. Значит, звезда эта, во время пребывания Пушкина в Гурзуфе, по вечерам только восходила. Лишнее, между прочим, доказательство, что речь идет не о Венере: Венера ближе к солнцу, чем земля, и вечером, как известно, нельзя наблюдать ее восхода,— она после заката солнца загорается на западе.
Таким, образом, в окончательном виде картина получается следующая. В ноябре — декабре 1820 г., в Каменке, Пушкин высоко на западе наблюдает ‘вечернюю звезду’, настолько яркую, что луч ее способен серебрить воды речного залива. Три-четыре месяца назад, в августе — сентябре, когда Пушкин жил в Гурзуфе, эта же звезда восходила по вечерам на востоке.
Что это за звезда? Ответ едва ли может теперь представить какую-либо трудность. Конечно — Юпитер. По яркости, он следует непосредственно за Венерой. В 1820 г., как указано выше, он находился в февральском зодиакальном созвездии Водолея, значит, в ноябре — декабре стоял вечером на западе [23 ноября заход Юпитера — около полуночи, 13 декабря — в 10 час. 31 мин. веч.,— см. вышеуказанную статью Н. Н. Кузнецова]. В августе — сентябре того же года Юпитер должен был находиться на противоположной солнцу стороне и вечером восходить на востоке из-за высокого хребта Аюдага.
Остается вопрос: знал ли Пушкин, что его вечерняя звезда—не Венера? Конечно, знал: в ‘Странствиях Онегина’ он определенно говорит об ‘утренней Киприде’. Я в таком случае загадка последнего стиха элегии,— ‘именем своим подругам называла’,— остается неразрешенной. Разгадки нужно искать не среди названий Венеры, а среди названий Юпитера.