Татарское иго, Шелгунова Людмила Петровна, Год: 1901

Время на прочтение: 17 минут(ы)

0x01 graphic

РУССІЕ ИСТОРИЧЕСКІЕ РАЗСКАЗЫ

Л. П. Шелгуновой.

Съ РИСУНКАМИ.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Изданіе В. И. ТУВИНСКАГО.
1901.

Татарское иго

Исторческая повсть.

ГЛАВА I.
Б
гство.

Только что выглянувшее солнце освтило крутой берегъ чуднаго синяго Днпра. Среди зелени густыхъ садовъ сверкали куполы церквей и виднлись дома. То былъ прелестнйшій городъ Кіевъ, окруженный высокою блою стною съ большими воротами и башнями, выстроенными въ византійскомъ вкус.
Казалось бы, въ такое раннее время городъ долженъ былъ еще спать, а между тмъ вс были на ногахъ и по дорог изъ западныхъ воротъ тянулись телги, нагруженныя всякимъ скарбомъ, на которомъ сидли женщины и дти. Не только у взрослыхъ, но даже у дтей лица были встревоженныя.
— Не плачь!— крикнула какая-то старуха на мальчика:— а то отдамъ злымъ татарамъ!— У, злой татаринъ!— кричалъ еще кто-то.
Слово ‘татары’ повторялось на вс лады и не мало проклятій сыпалось на ихъ головы.
На той же дорог, у городскихъ воротъ, стоялъ красивый блокурый юноша лтъ двадцати съ чмъ нибудь и держалъ за об руки прелестную черноглазую двушку, въ красномъ платк на голов. Подл двушки стоялъ сдой старичокъ, ея ддушка.
— Ну, пора, пора, проститесь,— сказалъ ддъ:— вотъ и солнышко выкатилось.
— Ну, прощай, Фрося,— проговорилъ Юрій Чебущовъ:— Прогонимъ татаръ, пріду за тобой. Жди только меня.
— Вотъ теб, клянусь этимъ солнышкомъ,— сверкая глазами, вскричала двушка:— что буду ждать тебя до сдыхъ волосъ и не только не выйду замужъ, но даже и не взгляну ни на кого.
Женихъ съ невстою простились, ддушка благословилъ своего будущаго внука и увелъ плачущую Фросю.
Юрій посмотрлъ имъ вслдъ, перекрестился и тихо побрелъ къ городскимъ воротамъ, изъ которыхъ съ воемъ и причитаніемъ вызжалъ народъ.
Это происходило въ 1240 году. За Годъ до этого къ Кіеву подходилъ внукъ Чингисъ-Хана Мангу, посланный осмотрть городъ. Стоя на высокомъ берегу Днпра, онъ былъ очарованъ Кіевомъ. Но войска съ нимъ было немного и потому онъ не ршился напасть на городъ, а сталъ пробовать склонить лестью жителей отдаться въ подданство.

0x01 graphic

Ддъ его Чингизъ-Ханъ остался посл отца своего тринадцатилтнимъ мальчикомъ, но, не смотря на дтскій возрастъ, выказалъ жестокость вовсе не дтскую. Звали его тогда Темучиномъ. И вотъ подданные взбунтовались противъ хана-ребенка. Темучинъ же собралъ войско, усмирилъ мятежниковъ и сварилъ ихъ живьемъ въ семидесяти котлахъ.
Этотъ ршительный и жестокій мальчикъ завоевалъ множество кочующихъ народовъ, былъ прозванъ Великимъ Ханомъ или Чингизъ-ханомъ и, какъ ураганъ, двинулся съ своими татарами и монголами изъ Азіи въ Россію.
Умирая въ 1227 году, онъ завщалъ сыну своему окончить посл него завоеваніе всего свта и мириться только съ побжденными народами.
Сынъ его послалъ племянника своего Батыя, съ 300.000 воиновъ, завоевывать русскія земли. И тутъ начались страшныя бдствія. Татары задавили своимъ количествомъ русскихъ, людей несомннно храбрыхъ, но слабыхъ постоянными ссорами своихъ князей.
Такъ вотъ внукъ этого Чингизъ-Хана былъ посланъ Батыемъ посмотрть, что это за городъ Кіевъ и узнать, нельзя ли захватить его безъ боя.
Мангу послалъ въ Кіевъ пословъ, увренный, что кіевляне, наслышавшись о татарскомъ погром, непремнно примутъ подданство, но гордые кіевляне убили пословъ и надъ ихъ кровью дали обтъ не принимать постыднаго мира. Такъ поступилъ народъ, но князь кіевскій Михаилъ Всеволодовичъ, боясь мести татаръ, бжалъ вслдъ за своимъ сыномъ въ Венгрію. Вмсто него покинутый городъ былъ тотчасъ же захваченъ Даніиломъ Галицкимъ, который, въ свою очередь, тоже бжалъ. Начальникомъ или вождемъ въ город былъ оставленъ умный и храбрый бояринъ Димитрій.
Въ описываемое нами время кіевляне съ ужасомъ узнали, что къ Днпру подходитъ страшный Батый со своими несмтными полчищами.
Въ одномъ изъ красивыхъ домовъ города, окруженномъ роскошнымъ фруктовымъ садомъ, въ комнат, уставленной сундуками, сидлъ мужчина лтъ пятидесяти и женщина лтъ сорока. Они не только были встревожены, но очевидно, что были сильно огорчены.
— Слезами длу не поможешь,— говорилъ мужъ:— Господь намъ его далъ, Господь можетъ его и взять.
— Такъ-то такъ!— заливаясь слезами, отвчала жена:— а все же мн больно такъ, что страхъ.
— А гд онъ теперь?
— Пошелъ провожать Афросю.
Это разговаривали супруги Чебушовы, богатые горожане кіевскіе, и говорили они о своемъ сын Юрь.
Часа черезъ два въ комнату вошелъ Юрій. Бросивъ шапку на лавку, онъ слъ и какъ бы вопросительно посмотрлъ на родителей.
— Ну что же,— сказалъ онъ, наконецъ:— какъ, родные, выршили?
— Нтъ, Юрушка,— отвчала мать:— мы безъ тебя не подемъ. Добро отецъ свезетъ все сегодня же въ лсъ, куда везутъ свое добро монахи, а сами останемся съ тобой. Если ты ршишь бжать…
— Матушка, ты не дло говоришь…
— Не дло, Таня, не дло,— возразилъ самъ Чебушовъ:— Зачмъ было и пословъ убивать, если мы думали вс бжать. Не будь я больной,-то вдь и я не остался бы съ тобой, а пошелъ бы защищать городъ.
— Значитъ, ршено,— продолжалъ Юрій:— вы останетесь въ город?
— Ршено!— отвчали отецъ и мать.
— Значитъ, я буду защищать не только городъ и храмы, но и своихъ кровныхъ.
— Значитъ, что такъ.
Слуги, между тмъ, выносили сундуки и нагружали возы, которые въ тотъ же день были отправлены въ ближайшій дремучій лсъ.

ГЛАВА II.
Осада.

Юрій Чебушовъ былъ крестникомъ боярина Димитрія и находился постоянно при немъ. Бояринъ очень любилъ своего крестника и съ радостью высваталъ за него свою племянницу Фросю или Ефросинію Петровну Бляеву.
Юрій нашелъ, крестнаго у воротъ той стороны городской стны, съ которой ждали появленія татаръ.
Димитрій распоряжался укрпленіями спокойно и хладнокровно. Увидавъ Юрія, онъ только спросилъ:
— Проводилъ?
— Проводилъ.
— А отецъ и мать?
— Остаются. Не хотятъ.
Со стороны лса безпрестанно подвозили бревна и Димитрій устроивалъ, въ вид второй стны, тынъ. Работа кипла, кто только могъ держать топоръ въ рукахъ, тотъ работалъ.
— Ну что?— спросилъ бояринъ у прискакавшаго юноши:
— Утромъ сегодня до солнышка стали складывать шатры,— отвчалъ запыхавшійся гонецъ.
— А много ихъ?
— Страсть! страсть сколько! Мы въ лсу оставили коней, а сами съ едоромъ полякомъ пробрались по кустарникамъ и видли весь ихъ станъ.
— Ну, разсказывай все, скоре!
Сила ихъ несмтная, и не только одни татары, но и всякіе тамъ народы. У татаръ палатки изъ войлоковъ и въ палаткахъ у нихъ жены и дти, а тутъ же большія телги, на которыя они все нагружаютъ. А дальше, за войскомъ, виднются такія стада, что намъ и травинки не останется. Видно, полчища пришли сюда несмтныя.
— А чмъ вооружены?
— Стрлами и изогнутыми саблями и копьями съ крюками. Я издали видлъ и палатки Батыя. Разноцвтныя и тамъ у него много женъ. А народу страсть. Завтра непремнно здсь будутъ.

0x01 graphic

Всть о томъ, что азіаты близко отъ города, мигомъ разнеслась по Кіеву и жители еще поспшне стали собирать свои пожитки и вывозитъ въ лса, а многіе стали тутъ же въ огородахъ вырывать ямы и сваливать все въ нихъ и зарывать въ надежд найти свое добро потомъ.
Въ былинахъ поется объ этомъ такъ:
Подступаетъ къ намъ подъ Кіевъ царь Батый,
Подступаетъ онъ съ двумя сыновьями
И со зятемъ Лукоперомъ богатыремъ,
А и пишетъ собака, похваляется:
‘Я Кіевъ-отъ городъ выжгу, вырублю,
Божьи церкви съ дымомъ пущу.
Князя со княжной въ полонъ возьму,
А князей-бояръ въ котл сварю’.
Черезъ два дня со свтомъ граждане увидали кругомъ города татаръ, окружившихъ его въ вид густой тучи. Съ восходомъ солнца скрипъ безчисленныхъ телгъ, ревъ верблюдовъ и воловъ, ржаніе коней и злобные крики татаръ оглушали, какъ громъ и какъ ураганъ и мшали горожанамъ слышать другъ друга.

0x01 graphic

Вотъ какъ поется объ этомъ въ былин:
Зачмъ мать сыра-земля не погнется?
Зачмъ не разступится?
Отъ пару было отъ конинаго,
А и мсяцъ, солнце померкнуло,
Не видать луча свту благо,
А отъ духа татарскаго
Не можно крещенымъ намъ живымъ быть.
При вид этой грозной тучи жестокихъ татаръ женщины завыли, а трусливые мужчины хотли бжать, хотя бжать теперь уже было некуда.
Но бояринъ Димитрій страха не зналъ и, повидимому, спокойно стоялъ рядомъ съ Юріемъ на башн и смотрлъ на приготовленія Батыя къ осад.
Къ лятскимъ воротамъ подведено было стнобитное орудіе, которымъ татары надялись пробить какія угодно стны.
Когда ворота отъ ударовъ этой машины стали колебаться, то ихъ тотчасъ же подпирали бревнами. День и ночь машина била безъ устали и хотя съ городскихъ стнъ въ татаръ тучею летли стрлы, но это не помшало татарамъ выломать ворота и съ пронзительнымъ побднымъ крикомъ ворваться въ городъ.
Кіевляне встртили врага грудь съ грудью и такъ какъ въ храбрости они не уступали татарамъ, то бой завязался ужасный, кровопролитный. Стрлы летли, какъ тучи, копья трещали и ломались. Раненымъ не оставалось, потому что стоило только упасть, чтобы быть раздавленнымъ на смерть.
Такая страшная битва длилась цлый день. Къ вечеру, когда быстро стало смеркаться, татары улеглись на короткую весеннюю ночь на разрушенныхъ городскихъ стнахъ.
Боярину же Димитрію и его дружин было не до отдыха. Они ночью же отступили къ Десятинной церкви, окруженной тыномъ, и укрпились за этою второю стною. Хотя они очень хорошо понимали, что такая слабая защита не могла спасти города, но имъ и въ голову не приходило молить Батыя о пощад.
— Ляжемъ костьми!— говорилъ уже раненый въ грудь Димитрій.
Юрій ночью побжалъ домой. Добро ихъ все было вывезено въ лсъ, а остальное зарыто въ огород.
— Ну, родные мои,— сказалъ Юрій:— благословите меня, да и простимся. Городъ держаться больше не можетъ. Лятскія ворота разбиты и вс татары хлынули въ ту сторону. Съ другой стороны можно еще изъ города уйти. Идемте скоре, я васъ провожу.
Теперь возражать было уже нечего. Старики благословили сына и пошли по темнымъ улицамъ. Вечеръ былъ чудный, теплый и, выйдя за городъ, они встртились съ выходившими изъ Печерской лавры монахами. Юрій поручилъ имъ своихъ стариковъ, а самъ пустился бжать обратно на свое мсто, рядомъ съ бояриномъ.

ГЛАВА III.
Взятіе Кіева.

Лишь только стала заниматься заря, какъ на стнахъ зашевелились татары и сразу бросились къ городу, снова укрпленному тыномъ.
Можно себ представить, какъ дрались русскіе, защищая могилу св. Владимира. Они знали очень хорошо, что имъ остается или умереть въ славномъ бою, или же быть позорно изрубленными жестокимъ врагомъ, или, еще того хуже, пойти съ татарами воевать противъ своихъ же братьевъ русскихъ.
Кром того, въ храмахъ собрались такія семьи, которыя не могли укрыться и не могли бжать. Слдовательно, тутъ всмъ надо было лечь костьми. Татары очень скоро проломали тынъ и двинулись къ церкви, но все-таки это имъ не легко далось. За каждымъ угломъ, за каждымъ деревомъ, за каждымъ кустомъ сидли защитники, коловшіе татаръ копьями. Но вдь татаръ было въ десять разъ больше и хотя тлами своими они устилали путь, но все-таки двигались.
Ворота храма защищала еще небольшая кучка храбрецовъ, подъ предводитльствомъ раненнаго и едва державшагося на ногахъ Димитрія. Въ воротахъ ограды росли и яблони и вишни и вотъ въ самую ужасную послднюю минуту Юрій, то же уже раненый, услыхалъ слова:
— Баричъ, а баричъ! Это я.
Онъ оглянулся и въ куст увидалъ засвшую двочку лтъ двнадцати. Онъ Узналъ внучку своей няни, маленькую двочку. Стеша была худенькая, малорослая, но необыкновенно смтливая двочка.
— Господи, помилуй насъ!— проговорилъ Юрій: — зачмъ ты, Стеша, здсь?
— Боярыня такъ плачетъ, что я общала узнать, что съ тобой.
Стеша, въ своемъ синемъ сарафанчик, сидла такъ спрятавшись въ кустахъ подъ вишнями, что ее дйствительно нельзя было замтить.
Она видла, какъ бояринъ Димитрій и Юрій защищали входъ во храмъ, какъ ихъ схватили и хотли убить, но какой-то татаринъ, въ парчевомъ халат и въ высокой причудливой шапк, что-то такое крикнулъ и ихъ обоихъ оставили лежащими на земл. Стеша мелькомъ видла блдное лицо Юрія.
— Убили! убили!— шептала она.
Татары, перебивъ всхъ защитниковъ вошли въ церковь, гд началось страшное дло. Стеша видла только, что у выбгавшихъ дтей и женщинъ татары съ размаху срубали головы и кровь лилась ручьями. Вдругъ съ купола храма полетлъ крестъ и упалъ около самаго куста, въ которомъ сидла двочка. Колокола звонили, татары кричали, убивая отчаянно кричавшихъ женщинъ. Все это было такъ ужасно, что Стеша выдержать не могла и потеряла сознаніе.
Когда она очнулась, то была уже чудная звздная ночь, но двочку поразилъ какой-то странный свтъ: то изъ оконъ храма взвивались огненные языки. Храмъ горлъ. в
Стеша вскочила и, не слыша боле криковъ, ршилась выйти. На томъ мст, гд лежалъ ея баричъ Юрій, навалена была уже цлая груда тлъ. Въ город въ разныхъ мстахъ виднлись татары. Шагая черезъ убитыхъ, она пошла по улиц, направляясь къ воротамъ, чтобы бжать въ лсъ, гд спрятались ея господа. Дорога эта была дальная, а ноги у нее подкашивались. Стеша поршила пойти, сначала, въ господскій домъ.
Она пробиралась осторожно и, при вид какого нибудь живого существа, тотчасъ же пряталась. Ночи она не боялась: слишкомъ страшна была уже дйствительность.
Наконецъ, она подошла къ дому и отворила калитку, но тотчасъ же закрыла ее. Весь дворъ былъ полонъ спавшими и храпвшими татарами. Она замтила только, что у забора лежали сплетенные изъ ивовыхъ прутьевъ щиты.
Не успла Стеша отойти двухъ шаговъ, какъ калитка распахнулась и черезъ порогъ перескочилъ татаринъ съ копьемъ въ рукахъ, на конц котораго былъ крючекъ. Если бы Стеша не отскочила въ сторону, то онъ непремнно зацпилъ бы ее этимъ крючкомъ. Татаринъ какъ-то особенно крикнулъ и на крикъ его послышались отвтные крики. Мсто Стеш было хорошо знакомо и она бросилась бжать, чувствуя за собою страшнаго татарина съ крюкомъ. Дйствительно, крюкъ его уже разъ дотронулся до нее, но тутъ она добжала до рва, въ который и днемъ взрослымъ непріятно было спускаться. Ровъ этотъ шелъ до городской стны, а такъ какъ въ него выливались и бросались всякія нечистоты, то онъ такъ густо заросъ кустами и высокою травою, что Стеша свободно могла въ немъ спрятаться. Бжать внизъ было некогда, она бросилась и катилась, останавливаясь у кустовъ, отцпляясь и снова катясь внизъ. Татаринъ остановился на верху и Стеша слышала, что онъ уже не одинъ, а съ кмъ-то говоритъ.

0x01 graphic

Отдыхать и ждать было нечего. Она ползкомъ стала пробираться къ стн. Раза два она испуганно остановилась. Во рву была она не одна: тутъ попадались и раненные и убитые и скрывавшіеся горожане.
Какая-то старуха сидла съ запасомъ хлба и отломила кусочекъ Стеш.
Двочка, не отдыхая пробиралась къ выходу. Ей надо было до свту выбраться за городъ. Вс ворота были уже выбиты, и на стнахъ въ эту ночь спали татары.
Часовые, хотя и были разставлены, но тоже спали. Въ воротахъ Стеш пришлось перешагнуть черезъ такого часового, спавшаго на своемъ ивовомъ щит.
Кусты за стною кое-гд были вырублены и на обнаженныхъ Мстахъ раскинуты были палатки или кибитки, устроенныя изъ ивовыхъ прутьевъ, покрытыхъ войлокомъ или кошмами.
Вотъ гд было страшно! Тутъ, между кибитками, можно было заблудиться и очутиться въ рукахъ у татаръ.
Начинало уже брежжить и слышались голоса, но голоса все боле женскіе. Не долго думая, Стеша прямо побжала къ лсу, шумвшему вдали. Вотъ и сторожка дяди Ефима, а за сторожкою кусты оказались не тронутыми. Когда солнышко выкатилось, Стеша была уже въ лсу.
Теперь она могла ссть отдохнуть. ‘Въ город должно быть не вс еще убиты,— думала она:— потому что битва снова завязалась и на этотъ разъ у Печерской лавры’. Да, монахи еще не сдались и отстаивали свой монастырь. Церкви по городу пылали и зврства, повидимому, снова начались. Стеш надо было пройти еще далеко и, поплакавъ немного, она пошла по знакомой тропинк.
Верстъ черезъ пять тропинка пропала и начался густой, непроходимый лсъ. Двочка трубою приложила руки ко рту и крикнула:— Ку! ку!
Минуты черезъ дв откуда-то съ дерева тоже раздалось:
— Ку! ку!
Она пошла на крикъ, повторявшійся и дальше. Лсъ становился все гуще и гуще. Мстами приходилось пробираться ползкомъ и двочка храбро ползла. Хотя солнце ярко свтило, но въ лсу жарко не было. Наконецъ, она вышла на большую поляну, гд паслось стадо коровъ и барановъ и стоялъ шалашъ пастуха. Теперь ей до мста оставалось не боле трехъ верстъ по хорошо протоптанной дорог.
Наконецъ, тяжелый путь кончился. Подойдя къ шалашу своихъ господъ, Стеша почувствовала, что голова у нее закружилась, и она, какъ снопъ, свалилась на землю.

ГЛАВА IV.
Въ л
су.

На постел, набитой сномъ, лежала раскинувшись маленькая, страшно худенькая двочка Стеша. Она постоянно кричала разныя слова безъ всякой связи:
— Убили!.. крюкъ… крюкъ… бжитъ… на двор… Баба! баба! спаси.,
А старая баба сидла подл и прикладывала къ голов тряпку съ холодною водою. Лежала двочка въ шалаш, сдланномъ изъ липовыхъ и дубовыхъ втвей. Подл нее на короб изъ лыка стоялъ буракъ съ молокомъ.
На гор, обросшей столтними дубами и липами, было устроено много такихъ шалашей, большихъ и малыхъ. Съ этой горы города видно не было, но видна была дорога въ него, такъ что внезапнаго появленія татаръ бглецамъ бояться было нечего.
Лсъ тянулся на безконечное число верстъ и со стороны города устроены были на деревьяхъ сторожевые посты. Для указанія дороги они кричали кукушками, а въ случа тревоги имъ даны были свистки.
Въ случа, если бы татары къ зим не ушли, то ршено было пробираться дальше къ Венгріи, такъ какъ татары любили охотиться и непремнно постили бы лсъ, полный самаго разнообразнаго зврья.
Только къ Иванову дню очнулась Стеша и съ удивленіемъ осмотрлась.
Въ шалаш стояли и ея бабушка, няня Юрія, и боярыня.
— Узнаешь насъ, Стешенька?— спросила боярыня.
— Узнаю, ты — боярыня, а это — баба,— отвчала двочка.
Она опять закрыла глаза и въ этотъ день ничего не говорила и не бредила, а крпко спала.
— Смотри же, няня, — сказала Чебушова:— прежде всего спроси, видла ли она его?
— Ахъ ты, сударыня, да чего же спрашивать-то,— отвчала старуха:— вдь монахи, что бжали изъ лавры, сказывали теб, что ни единаго живого ратника не осталось, ну, значитъ, и нашъ положилъ тамъ животъ свой.
— Страшно врить этому.
— Страшно, что непогребенный тамъ просто валяется. Въ честномъ бою умирать не зазорно.
Чебушова прошла въ сосдній большой шалашъ, убранный даже съ нкоторою роскошью, потому что въ немъ стояли сундуки, покрытые коврами, и постели лежали тоже на сундукахъ. На одной изъ такихъ постелей отдыхалъ больной Чебушовъ.
Жена тотчасъ же сообщила ему, что Стеша очнулась и теперь заснула.
— Въ бреду она говорила,— продолжала Чебушова:— что видла барича.
— Надяться намъ нечего,— отвчалъ отецъ:— умеръ въ честномъ бою. Господь далъ, Господь и взялъ!
— Страшно врить этому. Не могу врить. Кажется, всю жизнь буду надяться, что когда нибудь онъ придетъ и обниметъ насъ.
Чебушовъ былъ уже настолько боленъ, что едва передвигалъ распухшія какъ бревна ноги. Станъ бглецовъ былъ раскинутъ на гор, на склон, спускавшемся въ противоположную сторону отъ города., Они, очень естественно, боялись расположиться на склон, гд дымъ Ихъ очаговъ могъ быть какъ нибудь замченъ изъ города, хотя до города было, не мене пятнадцати верстъ.
На слдующее утро сама Чебушова пошла къ двочк, уже попросившей’молока.
— Видла она Юрія?— спросила Чебушова.
— Видла, и говорила съ нимъ передъ смертью,— отвчала няня.
— Передъ смертью?— прошептала мать.
Стеша стала разсказывать, какъ, поговоривъ съ нею, баричъ бросился къ дверямъ храма и, защищая ихъ, упалъ, какъ изъ храма выбгали дти и имъ срубали головы кривыми саблями, какъ потомъ упалъ крестъ и она точно забылась до ночи. А потомъ пошла посмотрть на то мсто, гд упалъ баричъ, но тамъ лежала груда тлъ и она его не видала больше. А упалъ онъ рядомъ съ бояриномъ, охвативъ его руками.
Чебушова горько заплакала, но при этомъ проговорила:
— А все-таки не могу поврить! Слишкомъ это страшно.
Монахи, бжавшіе изъ лавры, когда она уже была взята, разсказывали, что татары не оставили ни единаго храма, не разрушивъ хотя бы часть его, и поселились въ город, какъ будто намреваясь остаться въ немъ на вки. Не мало боярынь, никогда ничего не длавшихъ, мыли имъ блье. Мужчинъ они всхъ перебили. Батый не пощадилъ и могилъ Ольги и святого Владимира. Татары топтали ногами вырытые черепа. Инокамъ, укрывшимся въ лсу удавалось иногда пробираться въ городъ и приносить кое-какія извстія.
Такъ бглецы жили до глубокой осени, но осенью жить близко отъ города стало опасно, такъ какъ татары начали появляться въ лсу, охотясь за зврьемъ.
Чебушову перезжать съ этого мста не пришлось, онъ долго тяжко хворалъ и скончался.

ГЛАВА V.
Въ пл
ну.

Девятаго мая 1240 года, въ Николинъ день, взятъ Батыемъ Кіевъ.
Батый сидлъ вечеромъ въ своей богатой палатк, окруженный своими женами, и изъ золотой чаши пилъ кумысъ. Онъ. пировалъ на радостяхъ, что такой славный, самый лучшій русскій городъ взятъ имъ.
Низко спустившееся солнце освщало окружавшую его роскошную мстность.
Батый угощалъ, своихъ храбрыхъ полководцевъ. Какъ разъ въ это время въ палатку вошелъ татаринъ и доложилъ, что къ хану привели боярина Димитрія.
Батый, знакомъ, приказалъ привести взятаго въ плнъ Димитрія.
Димитрій, блдный отъ раны въ груди, едва держался на ногахъ, не мене блдный, окровавленный Юрій поддерживалъ его, хотя самъ едва держался.
— Такъ вотъ это воевода?— сказалъ Батый:— А съ нимъ кто?
— Онъ все время былъ около него,— отвчалъ кто-то изъ приближенныхъ.
Батый долго смотрлъ на русскихъ и, уважая въ человк боле всего храбрость, сказалъ:
— Дарую теб жизнь! и этому тоже.
Боярина и Юрія повели въ конецъ стана и сдали на руки безобразной и грязной старух.
Знахарка перевязала ихъ раны и положила ихъ рядомъ съ ранеными татарами. Впрочемъ, теперь уже имъ было до всего все равно. Сами они были въ плну, а родной городъ ихъ погибъ!
Жаръ стоялъ нестерпимый и лежавшія въ город тла начали быстро разлагаться, такъ что дышать было нечмъ.
Юрій, въ бреду, не разъ видлъ около себя какую-то татарку очень молоденькую, а когда онъ началъ приходить въ себя, то очень удивился, что татарка называла его царевичемъ.
— Она принимаетъ тебя за княжескаго сына, и очень усердно за тобой ходила,— объяснилъ ему лежавшій подл бояринъ Димитрій.
— Кто она такая?
— Говорятъ, что дочь Батыя. Врно, хочетъ пойти за тебя замужъ. Татарки двчонками выходятъ замужъ.
— Нехристь!— проговорилъ только Юрій и тмъ разговоръ кончился.
Во время болзни Юрій съ необыкновенною понятливостью выучился говорить по татарски и учился онъ съ такимъ усердіемъ не безъ задней мысли.
Онъ помнилъ очень хорошо, что упалъ около храма при Стеш, слдовательно, если только она успла убжать, то сообщила его отцу и матери о его смерти. Надежды свои онъ шепотомъ передавалъ боярину Димитрію.
— Не надйся, что теб представится возможность бжать,— говорилъ ему бояринъ.
— А ты думаешь, что не убгу?
— Тебя такъ стережетъ эта Батыева дочь Алла, какъ никакая стража не устережетъ.
— Я не побгу, потому что боюсь, чтобы ты головой не отвтилъ за меня.
— А я,— сказалъ Димитрій: — не побгу, потому что не хочу, чтобы бдный народъ отвтилъ за меня. Ты, Юрій, этой татарки берегись. У нея въ щелкахъ глаза такъ и сверкаютъ.
— Только бы она мн помогла дать всточку роднымъ, а потомъ я ей скажу, что у меня въ Венгріи есть невста.
Батый по-немногу отходилъ отъ Кіева и выздороввшій Димитрій постоянно находился при немъ. Ханъ полюбилъ его и хотя держался того правила, что врить покоренному врагу нельзя, но все-таки приблизилъ боярина къ себ.
Въ станъ татарскій, часто приводили русскихъ, которыхъ грабили и тутъ же убивали.
Юрій, встрчаясь съ Аллою становился молчаливымъ и принималъ видъ не только огорченнаго, но убитаго человка.
— О чемъ скучаешь? Разв теб худо?— спрашивала она.
— Скучаю о своихъ.
— Хочешь, я попрошу отца, чтобы ихъ привели сюда?
— Нтъ не хочу.
— Чмъ же я могу утшить тебя? Могу ли утшить? говори!
— Можешь.
— Чмъ?
— Спаси кого нибудь изъ русскихъ и приведи ко мн. Можешь это сдлать?
— Трудно.
Юрій закрылъ лицо руками и ничего не сталъ боле говорить.
— Я сдлаю,— проговорила двушка.

0x01 graphic

Въ лагер, между тмъ, закипла дятельность. Батый готовился къ новому походу. Въ Кіев онъ оставлялъ отряды для обороны города, а близь Кіева поселилъ желавшихъ вести осдлую жизнь татаръ и мстечко это назвалъ Хановымъ. Димитрія и Юрія Батый бралъ съ собою.
Передъ выступленіемъ въ темную августовскую ночь, въ кибитку русскимъ тихо пробралась Алла и, взявъ за руку Юрія, молча вывела его изъ кибитки.
— Я общала и сдлала,— сказала она: — хотя могу за это отвтить. Вотъ бглый русскій.
Въ потьмахъ Юрій разсмотрлъ стоявшаго передъ нимъ инока.
— Откуда ты?
— Я изъ далека, пробираюсь на родину въ Кіевъ, въ лавру.
— Разв не слыхалъ, что Кіевъ взятъ?
— Слыхалъ. Но все-таки хотлъ хотя на родныя мста взглянуть.
— Тебя здсь не тронутъ и эта двушка тебя выведетъ изъ стана а ты можешь ли исполнить мое порученіе?
— Какже не исполнить, если изъ-за этого я цлъ остался.
— Слыхалъ въ Кіев о Чебушовыхъ?
— Знаю и домъ ихъ знаю.
— Такъ вотъ найди ты ихъ. Иноки печерскіе наврно знаютъ, гд они. Найди и отдай имъ этотъ образокъ. Мать сейчасъ его узнаетъ. И скажи, что сынъ ихъ живъ и въ плну, но чтобы ни случилось, всегда останется вренъ своей вр и никогда ихъ не забудетъ.
Инокъ общалъ все исполнить, въ благодарность за то, что ему дарована жизнь.
Татарк не трудно было исполнить просьбу Юрія, такъ какъ Батый не любилъ убивать никого изъ духовенства, не желая вооружать его противъ себя.
Алла сама проводила инока за станъ. Но ея ночное похожденіе не осталось не замченнымъ и разсерженный Батый распорядился ея судьбою, не спросивъ у нее.

ГЛАВА VI.
Походъ въ Венгрію.

Юрій хотя и снова легъ спать, но отъ волненія заснуть не могъ. Онъ слышалъ, какъ еще до свту стали нагружаться телги и навьючиваться отгулявшіеся верблюды.
Боярину Димитрію и Юрію велно было явиться въ палатку къ. Батыю.
Друзья наши не могли не замтить, что Батый чмъ-то недоволенъ.
— Неужели Батый узналъ, что я послалъ домой всточку?— съ тревогою думалъ Юрій.
— Быть бд!— говорилъ Димитрій.
— Не вышло бы что изъ-за инока,— шепталъ Юрій.
Батый же долго смотрлъ на него и затмъ пальцемъ подманилъ къ себ поближе.
— Тебя зовутъ Юріемъ?
— Юріемъ.
— Зачмъ же ты именуешь себя царевичемъ?— спросилъ Батый.
— Никогда себя царевичемъ не именовалъ.
— А когда задумалъ жениться на моей дочери?
— Никогда не хотлъ на ней жениться. У меня есть невста въ Венгріи,— твердо сказалъ Юрій.
Батый поврилъ ему и ушелъ въ кибитку къ старшей жен.
Съ этого времени Юрій никогда не видалъ больше Аллы, которая была выдана замужъ за кого-то изъ важныхъ хановъ.
И вотъ, въ этотъ же день двинулась грозная туча татаръ, въ Галицкую и Владимирскую области.
Какъ появившійся въ степи огонь пожираетъ все, до чего дотрогивается, такъ и татары жгли и убивали все, что попадалось имъ по пути. Князья южной Россіи побросали свои города и бжали большей частью въ Венгрію, а т города, которые не тотчасъ же сдавались, брались хитростью или обманными общаніями/И въ томъ и въ другомъ случа вс жители убивались, а дома ихъ сжигались.
— Ты видишь,— говорилъ Димитрію ханъ Батый:— что противъ меня никто устоять не можетъ.
— Видно такъ Господу угодно,— отвчалъ Димитрій.
— Отчего же ты не хочешь взяться за оружіе?
— Противъ своихъ-то, ханъ?… помилосердуй! Лучше на себя руки наложить.
— Зачмъ, зачмъ? не надо. Я это только такъ говорю.
Все чаще и чаще заговаривалъ Батый такимъ образомъ. А у
Димитрія вся душа изболла, глядя на поля, усыпанныя труппами русскихъ.
— О Господи!— говорилъ онъ:— да что же длаетъ въ Венгріи князь Михаилъ? Вдь онъ общалъ просить короля Блу прислать войско противъ татаръ.
— Запировалъ на свадьб сына,— отвчалъ ему Юрій.
Не стало, наконецъ, мочи Димитрію молча смотрть на истребленіе своего народа и сталъ онъ измышлять, чмъ бы ему помочь.
— Что это за Венгрія такая?— спросилъ у него однажды Батый:— Зачмъ вс ваши князья убжали туда?
— Убжали они туда за помощью.
— Какъ за помощью?
— Да. Тамъ царствуетъ гордый король Бла IV. Страна у него богатая, чудесная, города красивые, и теперь онъ набираетъ противъ тебя войско…
— Что?— вскочивъ, крикнулъ Батый.
— Да, войско. И наберетъ несмтную силу и двинется на тебя,
а съ нимъ двинутся наши князья.
— Ты врешь!..
— Прикажешь замолчать, я буду молчать, только я никогда не вру,— отвчалъ бояринъ.
Съ этого дня мысль о Венгріи не давала Батыю покоя и чмъ бояринъ больше отмалчивался, тмъ неотступне приставалъ къ нему ханъ со своими разспросами.
— Такъ скажи же мн,— говорилъ онъ боярину:— что по твоему мннію надо длать? Не ждать же мн здсь венгерскаго войска?
— Нтъ не ждать,— отвчалъ Димитрій:— а идти въ Венгрію сейчасъ же, пока войско еще не собрано. Не медлить ни минуты, и идти сейчасъ же.
Батый задумался. Все кругомъ него молчало. А бояринъ молился въ душ. Ему боле всего хотлось выжить татаръ изъ земли русской.
— Хотя этимъ-то принести пользу своимъ,— думалъ Димитрій, и точно принесъ пользу.
Долго сидлъ Батый, насупившись, и наконецъ поднялъ свое смуглое лицо, сверкнулъ маленькими глазками и сказалъ:
— Ты правъ! надо идти на Венгрію и завоевать весь міръ, какъ завщалъ Чингизъ-Ханъ.
Придя къ себ въ палатку, Димитрій упалъ на шею къ Юрію и долго не могъ говорить.
— Что случилось, крестный?— спрашивалъ Юрій, не помня себя отъ тревоги.
Плнники имли полное основаніе тревожиться отъ всего. Почувствовавъ, что бояринъ весь дрожитъ отъ рыданій, Юрій пришелъ къ тому заключенію, что опасность грозитъ ему, Юрію, такъ какъ крестный не сталъ бы плакать, если бы смерть грозила ему самому.
— Перестань, крестный,— твердо сказалъ онъ:— неужели ты думаешь, что я боюсь смерти? Да я десятки разъ думалъ, что самая лютая, смерть лучше нашей жизни среди татаръ.
— Не о томъ, сынокъ, плачу,— отвчалъ бояринъ:— а о томъ, что я взялъ на душу тяжкій грхъ. Батый идетъ на венгровъ и на другіе народы.
— Такъ о чемъ же горевать? Радоваться надо. Значитъ, наши русскія женщины не будутъ больше видть, какъ конями тончатъ ихъ дтей. Помнишь, какъ билась въ Галич молодая женщина? а помнишь, какъ двушка, убгая отъ татаръ, при насъ утопилась? и мы ничего сдлать не могли? А помнишь, какъ люди живьемъ горли въ хатахъ? Неужели ты хотлъ бы, чтобы все это повторялось?
— Все это такъ,— отвчалъ бояринъ:— но я боюсь, что я его втравилъ въ новую войну, въ новую рзню, а можетъ быть онъ успокоился бы и уш
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека