Тогда столицей России был Санкт-Петербург, и в 1910 году после многих лет подвижнических путешествий Владимир Клавдиевич Арсеньев едет в город на Неве. Его цель — доложить учёным и военным властям страны о своих важных открытиях восточного региона. Для докладов в Петербурге и Москве Владимир Клавдиевич начертил и нарисовал большую карту-картину. Друзья и близкие Арсеньева рассказывали, что это была цветная объёмная подробнейшая карта северного Сахалина и Уссурийского края от Амура до границы с Кореей и Маньчжурией. Карту-картину Арсеньев задумал намного раньше и несколько лет работал над ней с истинно арсеньевским тщанием: вначале он создал большой цветной эскиз, выписав материалы из десятков книг, лоций, справочников и карт. Он так же использовал 1000 (тысячи) фотографий, главным образом из архива Переселенческого управления Приморья, — там хранилось 96 огромных комплектов фотографий Дальнего Востока большой ценности, — а так же фотографии и рисунки из частных архивов краеведов. Горный хребет Сихотэ-Алинь и Японо-морской берег окраины были показаны по дневникам самого Арсеньева. Ниже указаны путешественники, врачи, краеведы, учителя, моряки, этнографы, палеонтологи, историки, писатели, ботаники, географы, геологи и биологи, чьи работы помогли Арсеньеву нарисовать первую на Дальнем Востоке карту-картину. Это В. Л. Комаров, Э. Э. Анерт, Н. Л. Гондатти, Н. М. Пржевальский, Б. А. Федченко, П. А. Фролов, М. Е. Жданко, Ф. К. Гек, Ф. Ф. Буссе, Л. И. Шренк, А. Я. Лемперт, В. А. Панов, А. В. Чупаев, П. П. Семёнов-Тянь-Шанский, Н. В. Кириллов, И. А. Лопатин и другие. Брат и соратник Владимира, землемер Александр Клавдиевич много раз видел эту карту. ‘Дядя Шура’, как его звали близкие, вспоминал, что это была вертикальная красочная карта, наклеенная на белый шёлк, высотой около 4-ёх метров при ширине около 2-ух с половиной метров. На карте Владимир Клавдиевич объёмно изобразил горы, реки, озёра, морские заливы, порты, города, большие сёла, главные дороги и места важных археологических находок. На карту попали все крупнейшие шахты и заводы, коне-и-оленефермы. Арсеньев нарисовал всех лесных и речных жителей окраины в их ярких национальных костюмах, дав рядом изображения их экзотических богов и шаманов, а так же главных зверей, птиц, змей, рыб, черепах и огромных крабов окраины. Выделялись своей красотой червонные олени юга Приморья, повсюду были нарисованы главные деревья Уссури и Сахалина. Русские и украинские крестьяне-поселенцы были показаны в своих народных костюмах, пограничные казаки восседали на ладных конях. Арсеньев сделал сам и приобрёл микромодели туземных лодок и малые копии национальных кустарных изделий, по аквамарину Японского моря шли корабли, в Императорской гавани было показано место гибели судна-святыни фрегата ‘Паллада’. На нём Дальний Восток посетил русский писатель Иван Александрович Гончаров. Синело сказочно богатое озеро Ханка, вокруг сидели редкие птицы, в воде резвились калуги и скаты. Ханку Арсеньев любил и называл озером Пржевальского. Не забыл он и заимки своего учителя и старшего друга, дальневосточного мореплавателя Фридольфа Кирилловича Гека в Седими, юго-западнее Владивостока. Сцены лова целебных трепангов и осьминогов украшали берега Приморья на карте. Владимир Клавдиевич указал так же примерное место сокровища Дерсу Узалы (Дерчу Оджала, Одзялы) — тайной посадки дикого женьшеня, которую ему подарил его проводник Дерсу. Не забыл он и серебристый жемчуг, ведь многие холодные реки и озёра окраины дают крупный жемчуг. Арсеньев чтил людей, которые в давнее и новое время изучали Дальний Восток. Имена более 100 первопроходцев, исследователей, писателей и учёных украшали Большую карту. Так называл её сам Владимир Клавдиевич. Красные ленты (стрелы) маркировали маршруты Арсеньева.
В ноябре 1910 года штабс-капитан Арсеньев прибыл в Петербург. Здесь он прочёл серию исчерпывающих лекций о богатствах Дальнего Востока и его героях, о редчайших малых народах и алчных хищниках-браконьерах и опийщиках из Китая. Свои лекции Арсеньев неизменно заканчивал словами: ‘Щедра окраина России, но людей у нас мало. Дорогие русичи, приезжайте к нам’. И немало молодых людей, особенно студентов, перед которыми Арсеньев так же выступал, переехало позднее в Хабаровск, Владивосток, Никольск, Императорскую Гавань и в Николаевск-на-Амуре.
И в каждом выступлении Арсеньев просил у властей помочь малым народам окраины, утопающим в нищете и диком бесправии. Много лет удэгейцы, орочи и гольды знали своего защитника Арсеньева и за многие сотни вёрст тяжёлой дороги ездили к нему в Хабаровск с просьбами. В Петербурге Арсеньев советовал убрать с Дальнего Востока всех китайских браконьеров-грабителей, которые бесчинствовали в тайге.
Перед каждой лекцией Владимир Клавдиевич в парадной военной форме, при орденах (а наград у него было 5) вешал свою карту и делал минутную паузу. Переполненный зал сразу затихал и там же взрывался аплодисментами. Здесь были учёные, генералы, министры, высшие сановники. Первые же лекции Арсеньева произвели шум в столице. Вскоре их приравняли к концертам Ф. И. Шаляпина или Л. В. Собинова. Началась охота за билетами ‘на капитана Арсеньева-Уссурийского’.
Пётр Кузьмич Козлов, путешественник с мировой славой, соратник великого Пржевальского, М. В. Певцова и В. И. Роборовского буквально стал тенью Арсеньева. Он посещал практически все лекции Владимира Клавдиевича и восхищённо их слушал.
В кругу высоких по положению людей он называл Арсеньева ‘хабаровским самородком’ и говорил: ‘Капитан Арсеньев совершает подвиг. Это истинно походный, а не паркетный учёный’.
Это говорил покоритель бескрайних непроходимых пустынь Монголии и поднебесных гор Тибета, человек, открывший в пустыне Гоби удивительные развалины древнего города Хара-Хото, тот, кто нашёл там 2000 бесценных старинных разноязычных книг X века. П. К. Козлов приравнял экспедиции и открытия Арсеньева к походам В. Д. Пояркова, Е. П. Хабарова и И. Г. Москвитина-Охотского.
На одной из лекций в генеральном штабе все зрители вдруг встали и повернули головы в сторону. Это сам император Николай II приехал послушать рассказ о делах окраины, а через несколько дней Владимира Клавдиевича в карете с гербом отвезли во дворец. Там, у своей Большой карты, Арсеньев прочёл великим князьям и княгиням лекцию о щедром Дальнем Востоке. В столице он впервые сообщил о начале работы над художественной книгой своих путешествий по уссурийской земле. После каждой лекции слушатели спешили к карте. Здесь же Арсеньев показывал им составленные словари языков орочей и удэге и тетради с дальневосточными легендами.
‘Ваша блестящая карта так хороша, что ей не хватает только живого тигра’, — пошутил как-то П. К. Козлов.
Длинная золотая цепочка на карте показывала маршрут путешествия по Уссурийскому краю Н. М. Пржевальского. Позолоченные и серебряные нити и звездочки напоминали о дорогах и стоянках Пояркова, Хабарова, Муравьева-Амурского, великого русского писателя А. П. Чехова. Два крохотных андреевских флага у Николаевска-на-Амуре указывали, что здесь служили русские адмиралы Н. И. Невельской и С. О. Макаров. Яркий красный пунктир, как уже упоминалось, отмечал походы самого автора.
Владимир Клавдиевич красочно изобразил оплот Николаевска — знаменитую амурскую крепость Чныррах, где стояли священные пушки, снятые с фрегата ‘Паллада’.
Петербург безжалостно поглощал всё свободное время Арсеньева, и всё же он выехал на станцию Саблино, что южнее столицы. Здесь жил его родной дядя с материнской стороны И. Е. Кашлачёв, первый учитель Арсеньева в мире природы. Десять лет не видел Владимир Клавдиевич своего лесного наставника, и вот в большой комнате раскрыта карта-картина, и Арсеньев часами рассказывает дяде о потрясшей его душу далёкой окраине.
Из Петербурга Арсеньев едет в Москву, куда раньше переехали его отец, мать, сёстры и братья. Отец путешественника, Клавдий Фёдорович, занимал тогда в Москве крупный пост на железной дороге (начальника Московской окружной ж. д.). Лекции Арсеньева и Большая карта имели в Москве столь же шумный успех, сколь и в столице. Вспомним, что после 1910 года Арсеньев особенно широко шлёт в музеи Петербруга, Москвы, Харькова, Казани, Киева, Владивостока и Иркутска дальневосточные экспонаты. Владимир Клавдиевич знал, что они привлекут внимание к Дальнему Востоку и помогут его заселению.
Жена, брат и сёстры Арсеньева хорошо помнят Большую карту. Они рассказали, что выступления Владимира Клавдиевича в Петербурге и Москве помогли издать в генштабе его карту Уссурийского края. Топографом Арсеньев никогда не был, по главной специальности он был этнограф, но его зарисовки местности могли помочь военным людям. Выступления в столице сняли так же с Арсеньева опалу. Из-за участия в революции 1905 года его брата Александра и сестры Лидии (в замужестве — Кондаковой) военные власти 7 лет не поднимали его в звании, а в те годы офицеры окраины повышались в чинах быстрее, чем в остальной России. После 1910 года Владимира Клавдиевича подняли в чине, и к 1913 году он был уже подполковником.
Из Петербурга и Москвы карта вернулась в 1911 году в Хабаровск. Здесь Арсеньев жил с 1906 по 1919 год, а затем с 1922 по 1924. Из Москвы Арсеньев привёз младшего брата Александра.
На большой Хабаровской выставке 1913 года карта стала жемчужиной экспозиции. Около неё толпились люди, была даже попытка украсть её. В 1916 году эта карта поразила русских учёных и востоковедов г. Харбина. Там они работали на Китайской восточной железной дороге, а Арсеньев ездил в Харбин с научной и экономической целями. В 1920-ых годах карта не раз была в Москве, где её смотрел всероссийский староста М. И. Калинин. В 1927 году Арсеньев возил карту в Японию, где представлял учёных Дальнего Востока. Дальневосточные учёные: лесовод А. М. Киселёв, профессора А. П. Нечаев и А. И. Куренцов не раз видели эту карту, как видели её и многие другие старожилы Хабаровска и Владивостока. С 1913 года она висела в Хабаровском музее, где Арсеньев читал вдохновенные лекции. Владимир Клавдиевич возил с собой Большую карту в университеты, институты, мореходную школу, народные училища и другие места. Хорошо помнят карту морские капитаны Владивостока. ‘Дядя Шура’ рассказал о почётной для Арсеньева хабаровской встрече с В. К. Блюхером в 1930 г. По этой карте-картине Владимир Клавдиевич ознакомил выдающегося полководца с богатствами и возможностями края. Арсеньев тогда имел 1 золотую и 2 серебряные научные медали, а так же являлся лауреатом премии имени М. И. Венюкова. Через несколько лет после смерти Арсеньева в том же 1930 году карта исчезла. Жена путешественника, Анна Констатиновна полагала, что карта могла возвратиться в Хабаровск. ‘Дядя Шура’ был склонен думать, что Владимир Клавдиевич завещал её этнографам или подарил штабу. В 1914 году В. Е. Глуздовский издал во Владивостоке учебник географии приморско-амурской окраины. В учебнике есть рисованная рельефная вертикальная карта-картина Уссури и северного Сахалина, почерк надписей похож на арсеньевский, но на карте нет маршрутов землепроходцев и походов Арсеньева. Ко всему, она менее подробна, чем оригинал Владимира Клавдиевича. Быть может, это выборочная копия подлинной карты-картины.
Нет сомнений, что Большая карта цела и доныне. Наталья Владимировна, дочь Арсеньева, подтвердила, что в 1930-ых годах, после смерти отца, карта ещё хранилась дома, её приходили смотреть.
Карту нужно искать. Её могут обнаружить следопыты-историки. Большая карта может лежать в архивах бывшего Переселенческого управления или бывшего Управления морскими и звериными промыслами. В обоих этих учреждениях Арсеньев работал. Карта могла затеряться в Алма-Атах, где лежал архив П. П. Бордакова, соратника Арсеньева. Карту мог увезти в Одессу Анатолий, старший брат Арсеньева, морской капитан. Она могла уйти в Иркутск, там, в музее, находятся блестящие дальневосточные этнографические картины Арсеньева…
Будем надеяться, что карту Арсеньева найдут, ведь нашли в Хабаровске в 1960-ых годах редчайших альбом фотографий В. К. Арсеньева, ведь нашли неизвестные ранее снимки и портрет Дерсу Узала. Как было бы замечательно, если бы карта Арсеньева украсила стены Хабаровского краеведческого музея, где она когда-то родилась!
Пропавшая карта.
Летом 1900 г. из Петербурга в Хабаровск прибыл молодой офицер В. К. Арсеньев, впоследствии известный путешественник и писатель, книги которого переведены на многие языки. В Хабаровске, административном центре всего Дальнего Востока России, Владимир Клавдиевич пробыл недолго, однако успел всем сердцем полюбить этот город на берегу величественного Амура.
По недавно построенной Уссурийской железной дороге Арсеньев выехал к месту назначения — в крепость Владивосток, куда прибыл 17 августа.
Исследования природы Окраины, как называли в то время Дальний Восток, были давней мечтой Арсеньева. Любовь к географии, к путешествиям привил будущему первопроходцу Уссурийского края его отец — Клавдий Федорович. Не будучи человеком знатного происхождения (матерью его была крепостная крестьянка), но обладая недюжинным умом и выдающимися способностями, Клавдий Арсеньев сумел из самых низов общества подняться до поста начальника Московской окружной железной дороги, что уже говорит о многом. Прекрасно образованный, начитанный, Клавдий Федорович приучил к чтению и своих детей. Любимыми книгами в большой семье Арсеньевых были описания путешествий и географических открытий.
В этой связи, видимо, не случаен выбор профессии детьми Клавдия Федоровича — старший сын, Анатолий, стал капитаном дальнего плавания, Александр работал землеустроителем на Дальнем Востоке, Владимир стал знаменитым путешественником, да и работа самого отца, хоть и не прямо, была связана с путешествиями.
Огромную роль в судьбе молодого Арсеньева сыграл его дядя со стороны матери, Иоиль Егорович Кашлачев, естествоиспытатель, первый учитель будущего географа и писателя. В. К. Арсеньев впоследствии писал: ‘Если отец дал мне географическую канву, то брат матери, И. Е. Кашлачев, страстный любитель природы, указал, как по ней вышивать узоры’.
Домашнее образование — это хорошо, но его, да и огромного желания стать путешественником, было недостаточно для практической реализации юношеской мечты. Наиболее действенным путем осуществления задуманного была военная служба. В те времена военные, как правило, не были узкими профессионалами, хотя и ‘службу знали’,— это были высокообразованные, культурные люди. К слову, многие известные русские путешественники, географы были офицерами армии и флота.
В. К. Арсеньев поступает в Петербургское юнкерское училище. Здесь он слушает лекции знаменитого исследователя Восточной Сибири М. Е. Грум-Гржимайло, кроме того, посещает занятия в Петербургском университете. После окончания училища Арсеньева направляют в Польшу, где он несколько лет служит в полку под Варшавой. Только после этого благодаря содействию генерала Федорова двадцативосьмилетнего офицера царской армии Арсеньева переводят на Крайний Восток континента.
Намерение молодого офицера заняться изучением практически неисследованной природы Дальнего Востока (естественно, не в ущерб основным обязанностям) встретило понимание со стороны командира части, полковника Орлова. В первые годы своего пребывания на Окраине Арсеньеву, тогда начальнику конноохотничьей команды, удалось исследовать ближайшие окрестности Владивостока — Русский остров, долину Имана, побережье залива Посьета. Так что же: мечта исполнилась?
И да, и нет. Сам факт занятия любимым делом, конечно, не мог не радовать. Но размах, увы, был не тот. Арсеньев мечтал о глухих дебрях, совершенно не исследованных землях, о больших открытиях.
Русско-японская война, непродолжительная, но кровопролитная, стала серьезным испытанием профессиональных качеств офицера русской армии Арсеньева. В годы войны он стал командиром батальона разведки, так называемого Летучего отряда. За проявленные мужество, завидную выдержку и умелые действия Арсеньев был удостоен нескольких наград. Надо полагать, что проявить в полной мере свой талант боевого офицера ему помогли прекрасное знание местности и умение ориентироваться в сложных природных условиях Приморья.
Чувствительное поражение в войне заставило царское правительство уделить особое внимание как оборонному, так и экономическому развитию отсталого края. Хозяйственное освоение огромной территории, практически сплошь покрытой девственными лесами, чрезвычайно редко заселенной, было невозможно без проведения разнообразных научных и прикладных исследований. В начале XX в. на карте Дальнего Востока была масса ‘белых пятен’. Можно сказать, весь Дальний Восток был огромным ‘белым пятном’ на карте Российской империи. Поэтому в первую очередь были необходимы географические — первопроходческие — экспедиции ‘в глубь’ Окраины, предварительное — рекогносцировочное — изучение богатейших природных ресурсов края. И перевод всего накопленного материала на язык карты — незаменимого помощника ученых и практиков. Дело было за людьми — умелыми организаторами и серьезными учеными.
В. К. Арсеньев привлек к себе внимание военного командования практически сразу после своего прибытия во Владивосток. Авторитет храброго и грамотного офицера, всесторонне образованного человека особенно вырос за годы войны. В 1906 г. Арсеньева с повышением переводят в штаб Приамурского военного округа. Так он снова оказался в полюбившемся ему Хабаровске.
Вскоре Арсеньев докладывает в штабе округа и в Географическом обществе подробный, тщательно продуманный многолетний план экспедиционных исследований Сихотэ-Алиня и побережья Японского моря. ‘Зеленую улицу’ смелым начинаниям Арсеньева дал приамурский генерал-губернатор П. Ф. Унтербергер.
В том же году состоялась первая экспедиция на Сихотэ-Алинь. Так было положено начало целому ряду экспедиций, совершавшихся практически без перерыва из года в год и принесших Арсеньеву заслуженную славу первопроходца. Все полевые сезоны были довольно продолжительными и чрезвычайно трудными. Вот как писал о них сам Арсеньев одному из своих знакомых: ‘Четыре раза я погибал с голоду. Один раз съели кожу, другой раз набивали желудок морской капустой, ели ракушки. Последняя голодовка была самой ужасной. Она длилась двадцать один день. Вы помните мою любимую собаку Альпу — мы ее съели в припадке голода и этим спаслись от зверей (тигр и медведь). Глубокие снега едва не погубили весь отряд… Подряд семьдесят шесть дней мы шли на лыжах и тащили за собой нарты…’ Даже для закаленных военных людей экспедиции эти были очень тяжелы. Позднее в своих лекциях Арсеньев назовет их ‘походами на грани смерти’.
Что же касается результатов хотя бы трех первых экспедиций (1906 — 1910 гг.), то они по-настоящему поразительны. Так, в экспедиции 1906 г. хребет Сихотэ-Алинь был пересечен по четырем направлениям, была составлена подробная карта исследованного района с нанесением рельефа и всех населенных пунктов. Кроме того, велись постоянные метеорологические и фенологические наблюдения, описания рельефа, флоры и фауны, собирались коллекции мхов, водорослей, лишайников, шляпных грибов и грибов-паразитов. Значительная часть этих коллекций послужила хорошим подспорьем при создании атласов, таких, как ‘Флора Маньчжурии’, изданный Петербургским ботаническим садом, или ‘Русский микологический гербарий’, который готовил к выпуску В. Л. Комаров, будущий президент Академии наук СССР. Экспедиция собрала также множество образцов различных горных пород. Весь зоологический материал был отправлен в столицу, в Зоологический музей Академии наук.
Но и это было далеко не все. В маршрутах Арсеньев занимался археологическими раскопками старинных городищ и укреплений в районе залива Ольги. Найденные там предметы пополнили запасники Русского музея в Петербурге. Важное место в исследованиях занимало изучение особенностей жизни малых народов края — удэгейцев, орочей и других, описание их быта, обычаев, культуры.
Целью экспедиции 1907 г. было обследование горного района Сихотэ-Алиня между 45 и 47® с. ш. Работы продолжались семь месяцев и дали материал для написания ‘Краткого военно-географического и военно-статистического очерка Уссурийского края’, опубликованного Арсеньевым в Хабаровске.
И наконец, задача экспедиции 1908 — 1910 гг. — всестороннее обследование той части Уссурийского края, которая протягивается с запада на восток от нижнего течения Амура до пролива Невельского. Частью этой экспедиции, продолжавшейся девятнадцать месяцев, было отыскание кратчайшего летнего пути от Хабаровска до Императорской (в наше время Советской) Гавани. Насколько она была трудна, можно судить хотя бы по тому, что к ее окончанию в отряде Арсеньева осталось только три человека из шестнадцати, остальные выбыли по болезни и другим причинам.
Отчет об этой экспедиции был помещен в газете ‘Приамурье’ 10 апреля 1910 г., где имя Арсеньева ставилось в один ряд с именами Н. М. Пржевальского и П. К. Козлова.
Результаты экспедиционных исследований Окраины были грандиозны, однако теперь самым главным стало довести материалы пятилетней работы до сведения научной общественности страны и государственных мужей в столице. Осенью 1910 г. Арсеньев едет из Хабаровска в Петербург.
Специально для докладов и лекций в Петербурге Арсеньев вычертил и художественно оформил большую карту-панно. Младший брат Арсеньева, Александр, помогавший Владимиру Клавдиевичу в работе над картой, вспоминал, что это была красочная подробная карта Уссурийского края от Амура до границы с Кореей и Маньчжурией, а также Северного Сахалина. Карта была наклеена на светлый шелк, высота ее была около четырех метров, ширина — более двух с половиной.
Эта уникальная карта-картина была задумана Арсеньевым за несколько лет до поездки в столицу. Работа над ней продолжалась довольно долго. Сначала был создан большой цветной эскиз карты, собраны материалы из десятков и сотен книг, лоций, справочников. В работе были использованы сотни фотографий из Архива Переселенческого управления Приморья, из частных архивов. Но основная часть информации, нанесенной на карту, была результатом экспедиционной работы Арсеньева и его спутников.
Необходимо сказать, что Арсеньев не был по специальности ни топографом, ни геодезистом, однако умение делать все собственными руками, быстро выучиваться необходимому и природная смекалка дали возможность практически с ходу начать работать в поле с измерительными приборами, а талант чертежника и рисовальщика, помноженный на обширные географические познания, позволил стать блестящим картографом — профессионалом не по документам, а по сути. Свидетельство тому — изданные в Генштабе карты Уссурийского края, выполненные Арсеньевым, и, конечно, Большая демонстрационная карта Окраины.
На карту были нанесены горные цепи, речная сеть, включая даже самые небольшие водотоки, озера, типы леса. Значками были отмечены местообитания многочисленных представителей фауны края.
Особенный интерес представляла информация о коренных жителях края — удэгейцах, гольдах, орочах, изображенных на карте в ярких национальных одеждах, в окружении разнообразных предметов быта, символов религиозных верований и т. п. Карту украсили микромодели туземных лодок и национальных кустарных изделий.
Нашлось место на огромной ‘говорящей’ карте и крестьянам-поселенцам — украинцам и русским. Пограничные казаки, амурские и уссурийские, сидели на ладных небольших лошадях местной породы. По лазурному Японскому морю шли русские суда и военные корабли. Яркий значок (золотой якорь с траурной каймой) в Императорской Гавани показывал место гибели знаменитого фрегата ‘Паллада’, оставшегося в памяти многих поколений благодаря перу русского писателя И. А. Гончарова. Ярким голубым светом сияло озеро Ханка — ‘озеро Пржевальского’, как называл его Арсеньев.
На карте были показаны все населенные пункты края — от малочисленных городов до самых малых деревушек, транспортные пути, места важнейших археологических раскопок.
Длинная золотая цепочка на карте показывала маршрут путешествия по Уссурийскому краю Н. М. Пржевальского. Позолоченные и серебряные нити и звездочки напоминали о дорогах и стоянках Пояркова, Хабарова, Муравьева-Амурского, великого русского писателя А. П. Чехова. Два андреевских флага у Николаевска-на-Амуре указывали, что здесь служили адмиралы Невельской и Макаров. Не забыл Арсеньев и заимку своего старшего друга и учителя Фридольфа Гека в Седими, юго-западнее Владивостока. Было указано и примерное местонахождение сокровища Дерсу Узала, проводника и большого друга Арсеньева. Сокровище это было тайной посадкой из десятка корней дикого чудо-корня — женьшеня.
Имена более чем ста исследователей, ученых, писателей, государственных деятелей были нанесены на Большую карту. Красные ленты маркировали маршруты самого Арсеньева.
Судя по описаниям восхищенных очевидцев, а среди них были люди, весьма искушенные в деле создания географических карт, крупные ученые, военачальники, карта Арсеньева была безупречной в научном отношении и совершенной с точки зрения технического исполнения. Более того, она была в полном смысле слова произведением искусства. Не случайно яркие и содержательные лекции В. К. Арсеньева, сопровождавшиеся демонстрацией Большой карты, быстро оказались в центре внимания научной, и не только научной, общественности. Билеты ‘на капитана Арсеньева-Уссурийского’ достать было не легче, чем на концерты Шаляпина или Собинова.
Лекции не исчерпывались изложением научных фактов. Важное место в своих докладах Арсеньев отводил вопросам хозяйственного освоения и заселения далекого края. Каждую лекцию он неизменно заканчивал следующими словами: ‘Щедра Окраина России, но там мало людей. Дорогие русичи, приезжайте к нам’. Призыв Арсеньева был услышан. Многие, главным образом студенты, побывавшие на этих лекциях, добровольно поехали работать в Хабаровск, Никольск, Николаевск-на-Амуре.
Спутник Н. М. Пржевальского, Петр Кузьмич Козлов, сам известный ученый, посещал практически все лекции Арсеньева. Покоритель бескрайних пустынь Монголии и заоблачных гор Тибета, первооткрыватель развалин древнего города Хара-Хото приравнивал экспедиции и открытия Арсеньева к походам Пояркова, Хабарова и Москвитина-Охотского.
Одну из лекций в Генштабе удостоил посещением и сам царь, неоднократно слушали Арсеньева представители верхних этажей власти. Однако штабс-капитану было совершенно не свойственно слепое чинопочитание, раболепие перед сиятельными сановниками и столичными генералами. П. К. Козлов говорил о нем: ‘Арсеньев — истинный, походный ученый, не паркетный шаркун’.
Из Петербурга Арсеньев едет в Москву и продолжает читать лекции с тем же успехом. Большая карта и неведомый Дальний Восток снова в центре внимания.
В 1911 г. Владимир Клавдиевич со своей знаменитой картой возвращается в Хабаровск. Большая карта заняла видное место в экспозиции местного музея. Несколько раз карту пытались похитить. Автору неоднократно делали предложения продать ее за границу, особенно после поездки Арсеньева в Харбин в 1916 г.
Решение важнейших народнохозяйственных задач, вставших перед молодой Советской республикой, было невозможно без активизации научных изыскательских работ. Экспедиционная и научная деятельность Арсеньева продолжается. Из экспедиций послеоктябрьского периода выделяются Камчатская в 1918 г., Гижигинская в 1922-м, поездка на Командоры в 1923-м и поход по маршруту Сов. Гавань — Хабаровск в 1927-м. Как всегда, Арсеньев исполнял роль руководителя с величайшей ответственностью и пониманием. Так, он одним из первых поставил вопрос о запрещении сдавать в аренду американским и японским промышленникам наши тихоокеанские острова, именно он стал инициатором организации первых природных заповедников на Дальнем Востоке, он с неистощимой энергией занимался делом восстановления рыбных и зверовых промыслов на Командорских островах, экономике которых за время иностранной интервенции был нанесен огромный ущерб.
В 20-е годы Арсеньев с семьей живет во Владивостоке. Большая карта практически всегда сопровождает знаменитого путешественника — в его поездках в Москву, в Японию. Карта постоянно пополняется новыми сведениями, отражающими динамику хозяйственного развития края.
В сентябре 1930 г. Арсеньев скоропостижно скончался. Ему не было и шестидесяти. А вскоре бесследно пропадает Большая карта. Вполне возможно, сам Владимир Клавдиевич завещал свою карту этнографам либо подарил штабу округа. Не исключено, что Большая карта пылится в архивах бывшего Переселенческого управления или опять же бывшего Управления морскими зверо-промыслами. Ведь в свое время Арсеньев работал в обоих учреждениях. Карта могла затеряться в Алма-Ате, где на частной квартире хранился архив Петра Бордакова, соратника Арсеньева, или в Одессе, куда была увезена — есть и такое предположение — старшим братом Анатолием, капитаном дальнего плавания.
Не секрет, что в последние годы жизни Владимир Клавдиевич попал под пристальное наблюдение НКВД. Причина? Его прошлое царского офицера. Тотальная шпиономания, начинавшая охватывать страну уже в конце 20-х годов, проявилась в закрытии многих документов, в том числе картографических, под предлогом защиты интересов государства. Возможно, здесь и кроются причины исчезновения Большой карты.
Будем надеяться, что карту Владимира Клавдиевича Арсеньева удастся найти.
Остается искать. Поиски Большой карты, если они увенчаются успехом, принесут пользу, и немалую.
Во-первых, карта содержит в концентрированном виде информацию о географии, этнографии и хозяйстве края в начале века. Вполне возможно, не вся эта информация дошла до нас в других источниках, кое-что могло быть утрачено.
Второе, и, пожалуй, более важное, обстоятельство. С уходом из жизни выдающихся географов конца XIX — начала XX в., таких, как П. П. и В. П. Семеновы-Тян-Шанские, Н. М. Пржевальский, В. К. Арсеньев, оказалось безвозвратно потерянным искусство географического описания. Перелистайте современные книги по географии, загляните в школьные учебники — вы не найдете там ни красивых описаний, ни легкости изложения, ни… впрочем, можно продолжать до бесконечности. Но ведь именно синтез научного мышления с художественным видением мира всегда был залогом постижения бесчисленных тайн бытия — и в физике, и в биологии, и в географии. Достаточно вспомнить скрипку Эйнштейна и картины Леонардо.
Г. Г. Пермяков.
Источники текста:
Глуздовский В. Е. ‘Приморско-Амурская Окраина’. Владивосток, ‘Далекая Окраина’, 1914 г. (См. обл.).
Пермяков Г. Г. ‘Тропой женьшеня’. Хабаровск, ‘Хабаровское Книжное издательство’, 1965 г.
На суше и на море, 1990 г. — М., ‘Мысль’, 1991 г. С. С. 470 — 475.
‘Литературное дело на Дальнем Востоке’, ГТРК Дальневосточная, радиопередача от 13.12.2017 г. (арх. запись от 1984 г., читал Геннадий Вадимович Павчинский (1939 — 1998 гг.).