Таблица Кевика философа или изображение жития человеческого…, Кантемир Антиох Дмитриевич, Год: 1729

Время на прочтение: 7 минут(ы)

РУССКЕ ПИСАТЕЛИ XVIII и XIX ст.

ИЗДАНЕ И. И. ГЛАЗУНОВА.

ОБЩАЯ РЕДАКЦЯ ВСЕГО ИЗДАНЯ П. А. ЕФРЕМОВА.

КН. А. Д. КАНТЕМИРЪ.
ТОМЪ II.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.

ВЪ ТИПОГРАФИ И. И. ГЛАЗУНОВА, Б. МЩАНСКАЯ, 8.
1868.

ОТРЫВОКЪ ИЗЪ ПЕРЕВОДА:
Таблица Кевика философа или изображене житя человческаго, переведено съ французскаго княземъ Антохомъ Кантемиромъ въ Москв лта Христова 1729.

Предислове къ читателю.

Кевикъ-философъ чудныя премны житя человческаго первый изъ древнихъ новымъ видомъ писаня такъ искусно изобразилъ, что за тмъ у всхъ чрезъ столько вковъ таблица ся въ великомъ была почтени. Въ ней онъ усладительное соединялъ полезному, и правило житя такъ совершенное показалъ, что можно его въ нравоучителяхъ имть не за послдняго. Краткость книжки не позволила ему изъяснить все пространно, да по величин ея все, что нужно, собралъ, а наипаче фортуны (щастья) начертане и ея непостоянство столь совершенно описаны, что еслибы люди прилежно словамъ его внимать хотли, могли бы жить гораздо покойне. Все то побудило меня на нашемъ язык издать сей древнй премудрости остатокъ, я нарочно прилежалъ сколько можно писать просте, чтобы всмъ вразумительно. Переводъ мой иметъ нсколько разниться съ подлинникомъ, понеже я переводилъ съ французскаго, а онъ писанъ по-гречески, однакоже разница та будетъ состоять въ одномъ только склад и разумъ авторовъ изрядно и точно въ французскомъ перевод сохраненъ.
Кевикъ былъ философъ изъ Аинъ ученикъ Сократовъ.

——

Нкогда гуляючи мы въ храм сатурновомъ (см. Лексиконъ Мореря подъ литерою S) и разсмотряючи посвященныя въ немъ различныя приношеня, между прочими усмотрли мы на самомъ вход въ капище таблицу нкую, которыя видъ былъ чудный и изображене на ней весьма отмнное. Не могли мы никакъ дознаться, чтобы то таково было и откуду пришло. Понеже хотя то, что изображено было на ней, нкоторымъ образомъ на городъ или поле походило, однако ни одно ни другое не было. Была на ней написана нкая великая ограда, а въ ней включены дв другя ограды, одна побольше, а другая по меньше. При воротахъ первой ограды много стояло народа внутри же видть было собране нкое женъ, а при вход стоялъ старикъ нкакой, которой казался, что будто нчто имлъ повелвать входящимъ. Какъ уже чрезъ долгое время о семъ скрытномъ изображени мы разсуждали и не знали напослдокъ, что объ немъ думать, по счастю нашему, нашелся тамъ человкъ, весьма престарлый, который, такъ какъ и мы, остановился смотрть сю таблицу. Сей добрый мужъ, усмотрвъ изрядно вс наши поступки, такъ къ намъ говорить началъ:— Не дивно, друзья мои, что вы не можете дознать толковане таблицы сея. Мало кто и изъ здшнихъ жителей знаетъ оное. Приношене се не отъ здшнихъ гражданъ учинено, но чужеземецъ нкакой, который не меньше хваленъ былъ за доброту сердца, нежели и за глубокую свою премудрость, и который во всхъ своихъ длахъ и поступкахъ подражалъ образу житя Пифагорова (Морерй Лекс. истори подъ литерою Р.) и Парменона, давно уже былъ въ здшней стран, посвятилъ Сатурну храмъ сей и сю таблицу. Тогда я его спросилъ, знавалъ ли онъ человка того, и онъ отвтствовалъ, что и знавалъ его и довольное время наслаждался его разговорами. Нонеже хотя-де онъ человкъ былъ молодъ, однако о всякихъ длахъ искусно весьма говаривалъ. Я-де его многажды слышалъ разговаривать о намрени сей таблицы.
‘Заклинаю убо тя богами безсмертными! вскричалъ я тогда, истолкуй намъ ее, ежели теб не трудно, тмъ бо насъ весьма себ обяжешь, имя мы великое желане знать, что она знаменуетъ.
— Всеохотно то учиню, отвтствовалъ онъ, только нужно прежде вамъ извстить, какому бдству вы себя вдаете. Понеже, если когда я вамъ разскажу все то, что на таблиц изображено, и вы то совершенно уразумете, будете мудры и щастливы, ежели же нтъ, то будете невжи и глупы и имете провождать потому злое и безщастное жите. Гадане се подобно есть тому, что сфинксъ предлагала, которое если кто истолковывать не умлъ, смерти преданъ бывалъ отъ нея. Напротиву, жите сохраняла тому, кто могъ изобрсти толковане онаго. То-же и въ семъ начертани. Понеже глупость есть въ людяхъ какъ сфинксъ, которая предлагаетъ крытно, что добро, что зло и что посредственно. Если-же кто не можетъ ся различить, она не внезапно ихъ убиваетъ, какъ сфинксъ, но поступаетъ съ ними еще съ большею жестокостю, убждая ихъ умирать по малу, какъ т, кои мукамъ преданы. Такожде, ежели кто познаетъ и уразуметъ дла ся, сверхъ того, что отъ такого нещастя защитится глупости и будетъ благополученъ во вс дни живота своего. Заклинаю убо васъ любовю къ вамъ со мной слушать съ крайнимъ прилежанемъ всхъ, что я вамъ сказывать буду.
‘О Боже праведный! вскричалъ я, въ какое нетерпне приводишь ты насъ знать дла си, ежели они таковы суть, какъ объ нихъ сказываешь.
— О семъ, сказалъ старикъ, не суминся. ‘Прошу убо тебя, отвтствовалъ я, окончи наше нетерпне и поврь намъ, что мы весьма опасаемся бдства того, которымъ ты намъ грозишь, и за велико почитаемъ мзду такъ изрядную, какову ты намъ общаешь, того ради ни одного слова изъ твоего разговору не пропустимъ.
Взявъ убо тотчасъ палочку нкую и наведши ее на таблицу, видите-ли вы, говоритъ намъ, сю великую ограду.
‘Видимъ, сказали мы.
— Нужно есть, отвчалъ онъ, знать во-первыхъ, что мсто се называется жите и что люди, которые стоятъ у воротъ, суть имуще вступить въ оное. Старикъ сей, котораго вы видите выше другихъ, который одною рукою бумагу держитъ, а другою знакъ подаетъ, называется разумъ (въ французскомъ genie, что инако по-русски сказать не можно), повелваетъ онъ входящимъ, что имъ длать надлежитъ, когда въ жите вступятъ, и показываетъ дорогу, которою имъ идти надобно, чтобы жить благополучно. ‘Скажи мн, пожалуй, говорилъ я ему: которая та дорога, и что надобно длать, чтобы на нее прйти?’ — Не видите-ли вы, сказалъ онъ: при воротахъ, которыми приходятъ вс люди т, престолъ нкй, на которомъ сидитъ жена нкая убранная, въ которой столько прятности кажется, что легко всякаго къ себ склонить можетъ?
‘Все то вижу, отвчалъ я, это та, что въ рук стаканъ держитъ. Какъ она называется?’
— Имя ей, отвчалъ онъ, прелесть, понеже она безъ изъятя всхъ людей прельщаетъ.
‘Какое ея дло? спросилъ я.
— Только за нею дла, отвчалъ онъ, что всмъ, которые въ жите приходятъ, подноситъ нкое питье, чрезъ которое сообщаетъ имъ прегршене и невжество.
‘Что же, сказалъ я, потомъ бываетъ?
— Тотчасъ, отвчалъ онъ, какъ они того напьются, входятъ въ жите.
‘Нельзя-ли, спросилъ я, никому не пить питья того?
— Нельзя, отвчалъ онъ, только иные больше, иные меньше пьютъ. Не видите-ли вы еще, говоритъ старикъ: внутри, заворотами, женъ нкакихъ, которыя видъ имютъ неистовно мотовству и всякому излишеству впадшихся? Ежели прилежно посмотрите, увидите, что он вс различны между собою. Си суть мнни, похоти и сластолюби. Когда-же люди си, о которыхъ я вамъ сказывалъ, пойдутъ въ жите, они радостно скачутъ, любовно ихъ обнимаютъ и столько за ними ходятъ, что напослдокъ къ себ ихъ привлекаютъ.
‘Куда они ихъ отводятъ? спросилъ я.
— Нкоторыхъ, отвчалъ онъ, въ пристанище спасеня, а иныхъ въ самую пропасть, что имъ оттого случается, что они опоены прелестю.
‘Дивное нкое питье, ты намъ сказываешь, сказалъ я.
— Еще то не все, отвтствовалъ он, понеже хотя он и общаютъ всхъ привести въ блаженное жите и дать къ тому способы, много, однако, отъ праваго пути заблуждаютъ и бгаютъ сюды и туды безразсудно, а то для того, что, входя въ жите, напилися прегршеня и невжества.
‘Скажи мн, пожалуй, говорилъ я, кто такова жена та, что стоитъ на глобус (шару)? Мн кажется, что она слпа и яростна.
— Въ томъ ты не обманулся, отвтствовалъ старикъ, не только же она слпа, но и глуха и сердита, а имя ея Фортуна (щасте). Бгаетъ она повсюду, беретъ отъ одного и даетъ другому, и лише кому что дастъ, тотчасъ, опять отнявъ, даруетъ то иному. Все, что она ни длаетъ, съ безразсудствомъ и непостоянствомъ совокуплено, и потому нравъ ея совершенно тутъ описанъ начертанями, въ которыхъ она изображается. Понеже что она на шару, то значитъ, что никакого постоянства нтъ въ томъ, что она намъ даритъ, и что весьма мало времени надобно, чтобъ потерять того, кто ей себя ввряетъ. Т, которыхъ ты при ней видишь и кои тщатся поймать то, что она бросаетъ, называются безразсудные.
‘Для чего они такъ между собою различны? спросилъ я, одни бо кажутся очень веселы, а друге въ страшномъ отчаяни.
— Си, отвчалъ онъ, которыхъ ты веселыхъ видишь, суть получивше отъ Фортуны благодяне нкое и потому чтятъ ее, называя доброю Фортуною. Т-же напротиву, которые столь печальны, руки протягаютъ, суть т, отъ которыхъ она отняла, что было дано прежде, и для того они ее именуютъ злою Фортуною.
‘Каке дары, сказалъ я, можетъ она имъ дать, чтобъ подать имъ такое великое веселье, и что отнять можетъ отъ нихъ, чтобъ привесть въ такое малодуше?
— Т, отвчалъ онъ, которые мы истиннымъ добромъ почитаемъ, какъ-то напримръ богатство, слава, благороде, дти, царство, имперя и вс прочя вещи, симъ подобныя. Но о сихъ посл станемъ говорить, поступимъ вдаль къ истолкованю нашей таблицы. Примтили-ли вы, что какъ пройдешь ворота си, показывается выше другая ограда, предъ которою стоятъ женщины и нкакя, убранныя подобю блудницъ?
‘Все то вижу изрядно, отвтствовалъ я,— Имя имъ, сказалъ старикъ, невоздержан&#1110,е, мотовство, жадность и похлебство, а за тмъ они тутъ стоятъ, чтобъ подсматривать получившихъ благодяне какое отъ Фортуны, и какъ кого изъ нихъ усмотрятъ, радуются, прибгаютъ къ нему, обнимаютъ и ласкаютъ его, общаютъ ему жите сладостное и всякаго безпокойства чуждое, и ежели напослдокъ его уговорить возмогутъ и какъ уже онъ однажды вдается сластолюбемъ, жите то въ правду на время его услаждаетъ, но лише отвдаетъ сладость его, тотчасъ потомъ узнаетъ — то все горесть только быть, и когда станетъ въ себя приходить, весьма поздно ужъ дознается, что никакою истинною забавою не утшался, что онъ погиблъ и что его на смхъ подымали. Понеже какъ уже промотаетъ все, что ему Фортуна дала, бываетъ рабъ своихъ ласкателей и принужденъ вступать во всякя непотребства и въ такя наипаче, которыя ему пуще вредны и которыя приводятъ его въ самую гибель, какъ-то напримръ: красть, грабить храмы, клятвы преступать, нев&#1123,рнымъ быть къ лучшимъ своимъ прятелямъ, однимъ словомъ, длаютъ всякя беззаконя и злости. Напослдокъ же, когда придетъ въ крайность непотребствъ преданъ бываетъ казни.
‘Кто такова, спросилъ я, жена та, о которой ты говоришь?
— Видите-ли вы, сказалъ онъ, тамъ, позади, маленькя двери и тюрьму нкую, тсную и весьма темную, гд сидятъ женщины нкакя, скверныя и гнусныя собою, одты лоскутьями и ветошами?
‘Видимъ, отвтствовалъ я.
— Та, сказалъ старикъ, которая плеть въ рукахъ держитъ, называется казнь, которая на колняхъ своихъ голову оперла, есть печаль, а та, что волосы на себ деретъ, бдность, а человкъ сей, который нагъ, сраменъ и такъ ужасенъ собою кажется, есть плачъ (въ греческомъ написано плачъ, а во французскомъ единоборство), а что позадь его другая стоитъ женщина, то сестра его, называемая отчаяне. Симъ-то страшнымъ уродамъ, во-первыхъ, преданъ бываетъ таковый человкъ, чтобъ съ ними жите свое въ мучительств и страдани препроводить, а потомъ, мало спустя, въ другое отводится жилище, которое не меньше перваго страшно, то есть въ домъ безщастя: тамъ-то послдне дни жизни своей провождать иметъ въ безпрестанныхъ злополучяхъ.
‘Что же, спросилъ я, напослдокъ будетъ?
— Ежели, отвтствовалъ онъ, по счастю, случится ему прибжать къ покаяню, оно его освободить можетъ отъ всхъ бдъ, убдитъ оно его премнить мнне и волю свою и подастъ ему охоту поступить къ первому ученю, хотя мнне можетъ нкогда посл всего того отвесть его къ ложному ученю, для того, ежели слдовать будетъ мнню, ведущему къ истинному учену, оно его очищаетъ отъ прежнихъ его несовершенствъ и бываетъ благополученъ во всю жизнь свою. Ежели, напротиву, опять отъ ложнаго ученя прельстится, впадаетъ паки въ прежне свои обычаи и ворочается въ то-жъ состояне, въ которомъ предъ тмъ былъ.
‘О Боже! вскричалъ я, какой то скорбный поворотъ! Но прогну тебя, скажи мн, кто таково ложное учене, о которомъ ты намъ сказываешь?
— Видите-ли вы, сказалъ старикъ, другой сей заборъ?
‘Безъ сумння видимъ, отвчалъ я.
— Вн того, сказалъ онъ, къ воротамъ стоитъ жена нкая, красна, убранная, однако кажется, будто мину учтиву и цломудренну иметъ. Туто большая часть людей, а больше т, которые сказываютъ себя сильнаго ума, называютъ ученемъ, хотя она николи такова не бывала и ложно ей имя се приписуютъ, однако и т, которые желаютъ быть блаженны и достичь истиннаго ученя (истинное учене и правое учене то-жъ значитъ), сперва къ ней заходятъ, не для того, что нтъ другой дороги, но понеже это обыкновенне. Люди эти, что гуляютъ въ сей оград, суть послдователи ложнаго ученя, которые, обмануты будучи, думаютъ, что они пребываютъ съ истиннымъ ученемъ, называются они стихотворцы, вити, далектики, мужики, ариметики, геометрики, сластолюбители, перипатетики, критики и проче вс, симъ подобные.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека