Сын Наполеона, Лоран Шарль-Мари, Год: 1900

Время на прочтение: 143 минут(ы)

СЫНЪ НАПОЛЕОНА

(Son fils)

ИСТОРИЧЕСКАЯ ПОВСТЬ
ШАРЛЯ ЛОРАНА

ПРИЛОЖЕНІЕ КЪ ЖУРНАЛУ ‘ИСТОРИЧЕСКІЙ ВСТНИКЪ’

С.-ПЕТЕРБУРГЪ
ТИПОГРАФІЯ А. С. СУВОРИНА. ЭРТЕЛЕВЪ ПЕР., Д. 13
1900

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
Тайные документы.

I.
Золотыя ножницы.

Двадцать пятаго іюля 1830 года, въ семь часовъ вечера, маленькій магазинъ французскаго блья подъ вывской ‘Золотыя ножницы’ въ улиц Дель-Орсо, въ Милан, кишлъ блестящими постительницами и модными франтами. Хозяйка магазина, старая два, г-жа Доливъ, сидла за высокой конторкой и, какъ будто не обращая вниманія на все окружавшее ее, занималась вышиваніемъ, но быстрымъ знакомъ руки она указывала суетившимся продавщицамъ, что та или другая покупательница нуждалась въ ихъ услугахъ.
Ея племянница, Шарлотта, хорошенькая, живая, молоденькая, блокурая двушка, разрывалась на части, чтобъ угодить всмъ кліенткамъ и отвчать на вс вопросы о новыхъ парижскихъ модахъ.
Съ нкоторыхъ поръ свтское общество Милана, каждый вечера, посл прогулки на Корсо собиралось въ этомъ магазин, чтобъ себя показать и другихъ посмотрть, а также поболтать о новостяхъ. Много романовъ начиналось, развивалось и увнчивалось счастливой развязкой среди грудъ батиста, кисеи, кружевъ, вышивокъ, лентъ и перьевъ, валявшихся на столахъ и прилавкахъ магазина. Старая тетка очень строго наблюдала за влюбленными парочками, нимало не одобряя превращенія своего магазина въ мсто свиданій, но Шарлотта не заботилась о томъ, что тетка называла честью фирмы, а весело порхала изъ угла въ уголъ и не умолкая болтала съ кліентами. Впрочемъ, несмотря на эту веселость, которою дышала вся ея прелестная фигура, глаза ея ясно обнаруживали, что она была способна думать и любить.
Въ означенный день общество, собравшееся въ магазин ‘Золотыя ножницы’, было особенно избраннымъ и блестящимъ.
Неожиданно въ дверяхъ показался ливрейный лакей и громко произнесъ:
— Княгиня Саріа приказала сказать, что она завтра отправляется въ Вну, а сегодня задетъ, чтобъ посмотрть, готовы ли ея заказы.
— Хорошо,— отвтила Шарлотта:— все готово и уложено въ трехъ картонкахъ.
Имя княгини Саріа тотчасъ послужило предметомъ общаго разговора.
— Неужели красавица Полина насъ покидаетъ?— произнесъ чей-то голосъ, и со всхъ сторонъ посыпались замчанія, догадки, предположенія относительно отъзда одной изъ звзда, миланскаго свта.
Княгиня Полина Саріа была молодая, богатая аристократка. Три года тому назадъ, посл смерти мужа, она поселилась въ своемъ родномъ город Милан, благодаря тому, что ея мужъ, знатный венгерскій магнатъ, скомпрометировалъ себя участіемъ въ заговор противъ австрійскаго правительства, и его крупныя помстья были секвестрованы, а слдовательно ей нельзя было оставаться въ Вн. Несмотря на всю ея очаровательность, грацію и любезность, княгиня отличалась гордостью, и ее упрекали, что, вкусивъ прелестей внскаго свта, она надменно презирала свое родное миланское общество. Но въ сущности удаленная изъ столицы за чужую вину и слишкомъ умная, чтобъ на это громко жаловаться, княгиня Саріа ршилась вести въ Милан жизнь по своему желанію. Она посщала и приглашала кого хотла и отворачивалась отъ глупыхъ, скучныхъ людей, а вмст съ тмъ свтскія сплетни не могли набросить на нее ни малйшей тни какой нибудь скандальной исторіи. Поддерживая постоянную переписку съ княземъ Меттернихомъ и эрцгерцогиней Софіей, она въ то же время выражалась объ офиціальныхъ внскихъ сферахъ такъ смло и независимо, что ее подозрвали въ двойной игр. Но она не обращала никакого вниманія на вс толки, и какъ только появлялась въ свтскихъ гостиныхъ, то вс прикусывали языки передъ ея привлекательной красотой, любезнымъ обращеніемъ и остроумной рчью. Ея черные глаза такъ ярко сверкали, что, по словамъ графа Бальди, безуспшно ухаживавшаго за нею три года, его уродство стушевывалось подъ ея лучезарными взорами.
Неудивительно, что извстіе объ отъзд княгини Саріа всполошило сливки миланскаго общества.
— Увряютъ, что съ нея сняли опалу,— говорила одна изъ постительницъ магазина ‘Золотыя ножницы’.
— А разв она была въ опал?— спрашивала другая.
— Я ничего не понимаю въ ея исторіи,— отвчала третья.
— Говорятъ, что она выходитъ замужъ,— замтила четвертая.
— И за князя Меггерниха,— воскликнула пятая:— онъ къ ея счастью овдовлъ.
— Я не люблю такихъ гордячекъ,— произнесла гнусливымъ голосомъ графиня Скатти:— разговаривая съ вами, она словно даритъ васъ милостью.
— Поэтому-то она такъ часто и говоритъ съ графомъ Бальди,— иронически замтила маркиза Руга.
— Это клевета,— неожиданно раздался мужской голосъ, и вс съ удивленіемъ взглянули на говорившаго.
Это былъ молодой, скромный юноша, который до тхъ поръ почти скрывался за пышными юбками пожилой аристократки, вокругъ которой онъ вертлся.
— Асканіо!— произнесла она строгимъ тономъ, но, повидимому, мнніе юноши раздлялось и другими.
— Княгиня Саріа слишкомъ умная и благородная женщина, чтобъ терять время на свтскія интриги,— сказалъ Луиджи Порта:— если она дйствительно возвращается въ Вну, то вы увидите, что весь міръ заговоритъ о ней.
— Какъ вы восторгаетесь ею!— промолвила маркиза Герарди тономъ выговора:— мн пора хать, а вы, вроятно, Луиджіо, будете ждать княгиню Саріа.
— Нисколько. Я провожу васъ, если позволите.
И маркиза удалилась со своимъ кавалеромъ.
Мало-помалу магазинъ началъ пустть, и вскор остались только дв или три кліентки. Но зато явился новый поститель — патеръ.

II.
Паспортъ.

Аббатъ Галотти былъ типичнымъ патеромъ: здоровый, полный, обходительный, онъ ничмъ не напоминалъ, кром одежды, своего сана. Посл окончательнаго паденія Французской имперіи и возвращенія австрійцевъ въ Миланъ, многія изъ духовныхъ лицъ сдлались энергичными агентами австрійскаго правительства. Въ числ ихъ находился Галотти. Онъ не питалъ глубокой ненависти къ тмъ или другимъ чужестранцамъ, но находилъ, что лучше служить австрійцамъ и пользоваться ихъ милостями, чмъ компрометировать себя дружбой съ французами. Онъ добился офиціальной должности, хотя очень не важной, именно секретаря провинціальнаго совта, но умлъ оказывать услуги и въ этомъ скромномъ званіи. Онъ бывалъ всюду и зналъ всхъ. Ловкій, вкрадчивый, онъ доставлялъ необходимыя свднія сильнымъ міра сего и производилъ поборы съ слабыхъ, но все это длалъ мягко, нжно, не возбуждая непріятностей.
Онъ вошелъ въ магазинъ ‘Золотыя ножницы’, когда вс постительницы покидали его, и, обратившись къ Шарлотт, задалъ ей цлый рядъ вопросовъ:
— Вы просили въ канцеляріи паспортъ? Вы отправляетесь въ Австрію по дламъ торговли или по семейнымъ обстоятельствамъ? Вы дете одн или вдвоемъ? Надолго ли вы отправляетесь? Какой вы подете дорогой? Въ какихъ городахъ вы остановитесь?
Молодая двушка сначала смутилась, но потомъ воскликнула со смхомъ:
— Неужели надо отвчать на вс ваши вопросы? Еще не извстно, когда я поду. Я заране попросила паспортъ, чтобъ онъ былъ готовъ на всякій случай.
Аббатъ былъ удивленъ, даже опечаленъ этимъ отвтомъ.
— Я очень сожалю,— произнесъ онъ:— но вы, кажется, не знаете, что императорское правительство не можетъ выдавать условныхъ паспортовъ. Конечно, такіе паспорты были бы очень удобны, но въ послднее время много паспортовъ затерялось, и потомъ они очутились въ чужихъ рукахъ. На этомъ основаніи его высочество вице-король приказалъ не выдавать иначе паспорты, какъ лицамъ извстнымъ и на извстную надобность.
Шарлотта снова смутилась.
— Однако,— отвтила она:— я не понимаю, какъ паспортъ, выданный на имя блошвейки, г-жи Лоливъ, можетъ нарушить общественный порядокъ.
— Все возможно. Во всякомъ случа вы получите паспортъ только подъ условіемъ, чтобы вы опредлили время, когда имъ воспользуетесь.
Молодая двушка прикусила себ губу и посл минутнаго размышленія сказала:
— Хорошо, я постараюсь выхать въ семидневный срокъ, такъ какъ, повидимому, не паспорты выдаются для путешественниковъ, а путешественники созданы для паспортовъ.
— Я понимаю, что эти порядки удивляютъ чужестранцевъ.— замтилъ съ улыбкой патеръ:— вы, кажется, француженка.
— Парижанка.
— Прекрасно. Намъ извстно, что ваша семья уже давно содйствуетъ водворенію въ Ломбардіи вкуса къ парижскимъ модамъ. Но что вы намрены длать въ Вн? Основать отдленіе вашего магазина?
— Можетъ быть. Но прежде постараюсь найти новыхъ заказчицъ, а потомъ увижу.
— Значитъ, ваше путешествіе дловое, а подете вы одн?
— Нтъ, я возьму съ собой одну изъ продавщицъ.
— А долго ли продлится ваше отсутствіе?
— Мсяцъ, или шесть недль.
— Хорошо. Теперь не угодно ли вамъ зайти въ канцелярію, указать ваши примты и уплатить деньги, а затмъ, вроятно, вамъ выдадутъ паспортъ. Ахъ, да я и забылъ, вы не берете съ собой ни родственника, ни слуги, однимъ словомъ никакого мужчины?
— Конечно, нтъ, но зачмъ вы это спрашиваете?
— Зачмъ? Зачмъ? Это ужъ касается политики.
— Какъ политики?
— Да. Проклятые заговорщики постоянно нарушаютъ порядокъ въ нашихъ прекрасныхъ итальянскихъ провинціяхъ. Либералы, бонапартисты, карбонаріи, вс эти негодяи думаютъ только объ устройств мятежей, и губернаторъ ршилъ, чтобъ помшать ихъ бгству… Впрочемъ, я заболтался, а время идетъ. Мн остается только отвсить вамъ, сударыня, низкій поклонъ.
Шарлотта поняла, что если ей нуженъ былъ паспортъ, а въ немъ была крайняя необходимость и какъ можно скоре, то ей слдовало ршиться на смлый шагъ. Недолго думая, она громко сказала, обратясь къ одной изъ продавщицъ:
— Элиза, заверните и пошлите по адресу патера дюжину отборныхъ воротничковъ, какіе длаютъ для монсиньора Дель-Сонцо.
Говоря это, она не покраснла, но аббатъ не измнился въ лиц, и хотя промолвилъ: ‘нтъ, не надо’, но такимъ тономъ, который ясно выражалъ согласіе принять взятку.
— Оставьте, оставьте,— произнесла молодая двушка:— вы увидите, что посл нашей работы вы не захотите носить другихъ воротничковъ, а мн очень пріятно доказать вамъ мою благодарность за вашу любезность.
— Ну, хорошо,— отвчалъ патеръ,— а я и забылъ, что у меня въ карман есть всегда готовые паспортные бланки. Губернаторъ мн такъ довряетъ, что дозволяетъ выдавать ихъ лицамъ, мн хорошо извстнымъ. Дайте мн перо, и я впишу необходимыя свднія.
Онъ вынулъ изъ кармана паспортный бланкъ, слъ къ столу, вписалъ въ бумагу все, что было необходимо, и, подавая Шарлотт, сказалъ:
— Вотъ и готово. Пожалуйте три дуката.
Получивъ деньги, онъ взялъ завернутые для него воротнички и сказалъ:
— Не безпокойтесь посылать, я и самъ снесу.
Потомъ, любезно поклонившись, онъ вышелъ изъ магазина съ спокойною совстью. Не даромъ онъ былъ патеръ и секретарь провинціальнаго совта.

III.
Тетка.

Не усплъ исчезнуть за дверью патеръ, какъ тетка Шарлотты вышла изъ-за своей конторки. Это была маленькая, толстенькая, сденькая старушка, въ сромъ шелковомъ цлать и старомодномъ чепц съ длинными завязками. Ея золотыя очки, такая же золотая цпочка съ ключами и ажурные чулки, обрисовывавшіе маленькія ножки въ миніатюрныхъ туфляхъ, доказывали, что она принадлежала къ достаточной, буржуазной сред и еще не отказывалась отъ желанія нравиться.
— Что это за бумагу принесъ теб, Шарлотта, этотъ негодяй патеръ?— спросила она.
— Паспортъ.
— Для тебя?
— Да.
— Ты узжаешь? Куда? Отчего ты раньше мн объ этомъ не сказала?
Въ тон старухи слышались удивленіе, недовольство и печаль, въ особенности послдняя. Ее оскорбляла мысль, что племянница не довряетъ ей.
— Я хочу распространить наше дло и придумала эту поздку совершенно неожиданно. Къ тому же еще ничего не ршено.
— Хорошо. Но знаешь, Шарлотта, я вижу съ сожалніемъ, что ты хочешь вмшаться въ чужія дла. Иностранцы не должны принимать участія въ политическихъ длахъ той страны, которая оказываетъ имъ гостепріимство. Мн очень понравился твой женихъ, онъ серіозный и основательный молодой человкъ. Но меня пугаетъ то, что онъ развиваетъ опасныя идеи. Онъ просто заговорщикъ и принимаетъ участіе въ тайныхъ обществахъ. Несмотря на всю его доброту и честность, онъ въ состояніи забыть жену и дтей для исполненія того, что считаетъ своимъ долгомъ. Однимъ словомъ, онъ намренъ поднять Миланъ и всю Италію противъ Австріи. А ты хочешь ему въ этомъ помочь потому, что ты его любишь и восторгаешься имъ, а этотъ паспортъ ты взяла для него, на случай его бгства.
— Если-бъ такова была моя цль,— отвчала Шарлотта: — то плохо же я достигла ея. Вдь паспортъ-то женскій.
— Не издвайся, Шарлотта, надъ своей старой теткой. Разв женскій паспортъ не можетъ служить мужчин? Нтъ, право, послушай меня. Не подобаетъ француженкамъ вмшиваться въ дла карбонаріевъ и жандармовъ. Если же Фабіо цнитъ свободу своей родины выше спокойствія жены, то не выходи за него замужъ. Вотъ и все.
— А если дло идетъ не объ Италіи,— воскликнула Шарлотта:— если люди, о которыхъ вы такого дурного мннія, хотятъ спасти француза — несчастнаго французскаго принца, и возвратить его…
— О комъ же ты говоришь? Не о сын ли Наполеона? Не о герцог ли Рейхштадтскомъ?
— Именно о немъ.
— Онъ, должно быть, теперь большой. Ему лтъ двадцать. Я еще теперь вижу передъ собой праздники въ Париж по случаю его крещенія. А какую ему колыбель подарилъ городъ Парижъ! Такъ вотъ о комъ идетъ рчь. Но я, право, не понимаю, зачмъ жертвовать своей жизнью, чтобъ вернуть въ Парижъ Римскаго короля. Да и намъ съ тобой лучше продавать шарфы, чмъ заниматься политикой.
— Да будемъ продавать шарфы,— воскликнула Шарлотта: — и отвернемся отъ молодыхъ людей, которые посвятили свою жизнь геройскому длу.
— Бдное дитя мое,— отвчала тетка, смотря пристально на племянницу и теперь неожиданно понимая, какая нравственная перемна произошла въ сердц и мысляхъ молодой двушки:— значитъ, ты вполн отдалась этому длу. Но что же будетъ съ нами? Ты знаешь австрійскую полицію. Она все знаетъ, а чего не знаетъ, то сочиняетъ, въ конц концовъ у нея есть Шпильбергъ, крпость въ Моравіи. Туда сажаютъ всхъ недовольныхъ, а тамъ очень, очень худо. Пощади себя и меня, дитя мое. Положимъ, что благородно посвятить себя освобожденію бднаго, юнаго узника. Я уважаю отъ всего сердца Фабіо, но мы не можемъ ничего сдлать. Твои родственники перебрались сюда изъ Парижа, именно что-бъ избавиться отъ превратностей политики, а ты хочешь вовлечь насъ снова въ политическій водоворотъ. Одумайся, пока еще не поздно.
Въ эту минуту извн послышался шумъ. Онъ быстро приближался, и съ каждой минутой становилось ясне, что невдалек происходили уличные безпорядки.
Неожиданно наружная дверь магазина съ трескомъ отворилась, и вбжала продавщица Елиза съ крикомъ:
— Весь городъ возсталъ. Улица полна солдатами. Вокругъ театра Ла-Скала произведены аресты. Вс магазины запираются. Сосди совтуютъ и намъ сдлать то же.
Не успла она произнести этихъ словъ, какъ дверь снова отворилась, и на этотъ разъ осторожно, тихо прокрался въ нее Фабіо.
Но онъ теперь не походилъ на того серіознаго, мирнаго, буржуазнаго юношу, котораго любила Шарлотта. Одежда его была въ безпорядк, черные волоса всклочены, и все въ его фигур свидтельствовало, что онъ спасся отъ большой опасности.
— Простите меня, что взошелъ къ вамъ,— сказалъ онъ, обращаясь къ испуганнымъ женщинамъ: — но за мной гнались полицейскіе агенты.
— Вы хорошо сдлали, что избрали своимъ убжищемъ нашъ домъ,— отвчала тетка, выходя впередъ и устраняя Шарлотту:— но мы дв беззащитныя женщины. Какую же помощь мы можемъ вамъ оказать?
Позвольте мн только пройти черезъ вашу квартиру и спастись въ другую дверь, выходящую въ переулокъ.
Старуха побжала впередъ, чтобъ указать дорогу юнош, но онъ удержалъ ее.
— Нтъ,— воскликнулъ онъ,— не показывайтесь вмст со мной, это можетъ васъ скомпрометировать. Благодарю васъ. Прощайте.
И, поцловавъ руку Шарлотты, слдовавшей за нимъ, Фабіо исчезъ за дверью.
— Берегите себя и помните, что у васъ здсь остался другъ,— крикнула Шарлотта.
— Два друга,— прибавила тетка.
Не успли об женщины вернуться въ магазинъ, какъ на улиц послышался стукъ экипажа.
Спустя минуту, въ дверь вошла княгиня Саріа, въ сопровожденіи графа Бальди.
— Я думала, что никогда не доберусь сюда,— сказала она: — ну, здравствуйте.

IV.
Княгиня Саріа.

Он совершенно забыли объ ожидаемомъ посщеніи знатной кліентки и теперь принялись ухаживать за нею съ тяжелымъ сердцемъ. Он должны были говорить о тряпкахъ, а сами думали о той ужасной драм, которая, быть можетъ, разыгрывалась въ двухъ шагахъ отъ ихъ дома.
— Благодарю васъ, графъ,— говорила между тмъ княгиня совершенно спокойно:— безъ васъ я не проникла бы сюда чрезъ всю эту массу полицейскихъ. А мн необходимо посовтоваться съ г-жей Лоливъ насчетъ кружевъ и перьевъ. Вдь я завтра ду въ Вну.
— Такъ это правда, княгиня, вы узжаете?— спросилъ печально Бальди.
— Конечно, правда, но, пожалуйста, не вшайте носа. Вы очень милый человкъ, и я вамъ много благодарна за то, что вы и еще нсколько другихъ любезныхъ кавалеровъ сдлали для меня жизнь въ Милан пріятной. Но нельзя всегда слушать изящныя разсужденія объ искусств или любви и вдова не очень старая, не очень уродливая и не очень глупая, естественно желаетъ себя показать и людей посмотрть, какъ только ей дали свободу.
Графъ Бальди вмсто отвта покачалъ головой. Онъ принадлежалъ къ числу свтскихъ итальянскихъ франтовъ, для которыхъ вся жизнь заключалась въ томъ, чтобъ ухаживать за женщинами, декламировать знаменитые сонеты и распознавать съ перваго взгляда картины Леонарди или Больтрафіо. Ему льстило, что княгиня Саріа, самая гордая и недоступная красавица Милана, являлась всюду опираясь на его руку, и ея отъздъ потому его такъ печалилъ, что нарушалъ пріятно сложившуюся для него жизнь.
— Я должна отдать вамъ справедливость,— продолжала княгиня: — что вы мене эгоистъ, чмъ другіе. Вы очень преданно ухаживаете за женщиной, которая вамъ нравится, обходитесь съ нею очень почтительно, чрезвычайно услужливы и мало требовательны. Вотъ видите, я просто слагаю о васъ мадригалъ. Но довольно, до свиданія. Я высоко васъ цню, какъ cavalier servante, но вы не годитесь въ камеристки, а мн надо здсь примрять туалеты.
Бальди протестовалъ и заявилъ, что онъ не оставитъ княгиню и проводитъ ее домой, такъ какъ въ город не спокойно.
— Да, скажите, что происходитъ?— воскликнула княгиня:— я очень интересуюсь этими миніатюрными революціями, которыя отъ времени до времени переворачиваютъ вверхъ дномъ нашъ бдный Миланъ. Зачмъ длаютъ обыски и аресты?
Пока Бальди въ полголоса объяснялъ княгин, что совершалось въ город, гд произвели обыски, кого арестовали, и какія мры принимались, чтобъ успокоить взволновавшуюся молодежь, тетка и племянница съ ужасомъ прислушивались къ шуму, который теперь раздавался не только на улиц, но и въ переулк. Спустя нсколько минутъ, Фабіо снова появился въ магазин.
— Домъ окруженъ со всхъ сторонъ,— сказалъ онъ, подходя къ Шарлотт.
— Значитъ, нтъ спасенія?— спросила молодая двушка.
— Нтъ, въ конц переулка стоятъ солдаты, а въ домахъ вс двери и окна закрыты. Я не боюсь ареста, но на мн бумаги, которыя могутъ компрометировать многихъ друзей. Пусть меня посадятъ въ Шпильбергъ, но только бы эти бумаги не попали въ руки полиціи. Можете вы спрятать ихъ, Шарлотта?
Молодая двушка еще боле поблднла, но она отвчала твердымъ голосомъ и съ лихорадочно сверкающими глазами:
— Мы не одни.
И она указала незамтнымъ движеніемъ головы на княгиню Саріа и графа Бальди, которые продолжали разговаривать въ полголоса.
— Я боюсь, что въ нашемъ дом сейчасъ сдлаютъ обыскъ, какъ въ сосднихъ,— продолжала Шарлотта:— но я васъ люблю, Фабіо, и согласилась сдлаться вашей женой, значитъ, я васъ не покину въ опасности. Я открою сейчасъ картонку, и вы бросите туда ваши бумаги. Я отвчаю за все остальное.
Она подошла къ столу, на которомъ стояли три картонки, приготовленныя для княгини, и приподняла крышку одной изъ нихъ, а Фабіо быстро спряталъ подъ кружевной шарфъ маленькій, плоскій, четыреугольный конвертъ, запечатанный сургучемъ.
Это движеніе не укрылось отъ вниманія княгини Саріа, которая, не переставая слушать графа Бальди, зорко слдила за молодыми людьми съ самаго появленія въ магазин Фабіо, который поразилъ ее энергичнымъ выраженіемъ своего лица.
— Все это очень интересно, мой другъ,— перебила она графа на полуслов:— но неужели нашъ добрый губернаторъ придаетъ серіозное значеніе заговорамъ? Вдь это просто забава молодежи и больше ничего. Право, напрасно поднимаютъ на ноги столько солдатъ и полицейскихъ, чтобы схватить полдюжины дураковъ, которые въ конц концовъ сами прекратятъ свои комедіи. Не правда ли, я говорю разумно?— прибавила она, подходя къ Шарлотт и открывая одну изъ картонокъ.
На эти слова отвчалъ Фабіо, который хотлъ отвлечь вниманіе княгини отъ картонокъ и дать время Шарлотт спрятать конвертъ. Къ тому же его оскорбило сомнніе, выраженное гордой аристократкой въ неискренности его друзей, желавшихъ освободить родину.
— Княгиня Саріа, кажется, родилась итальянкой,— сказалъ онъ:— неужели она съ улыбкой взглянетъ на смерть своихъ соотечественниковъ, пожертвовавшихъ жизнью за освобожденіе Италіи?
— Княгиня Саріа видитъ и длаетъ, что хочетъ,— произнесла она, не покраснвъ отъ нанесеннаго ей оскорбленія.
Въ глубин своего сердца она почувствовала, что юноша былъ правъ. Ей не слдовало смяться надъ революціонерами, къ которымъ принадлежалъ ея мужъ, и пть въ унисонъ съ офиціальными дамами вице-королевскаго двора, выше которыхъ она всегда себя ставила.
— Это мои заказы,— прибавила она, обращаясь къ Шарлотт, принимая совершенно иной тонъ.
Молодая двушка, между тмъ, успла отодвинуться съ драгоцнными бумагами, хотя и не закрыла ея.
— Да, княгиня,— отвтила Шарлотта, до того смущенная, что она не могла сопровождать своихъ словъ улыбкой, обязательной въ разговорахъ съ кліентами.
— Вальди, посмотрите, что это шумятъ на улиц,— сказала княгиня:— право, этотъ шумъ становился нестерпимымъ.
Дйствительно, волненіе на улиц усиливалось, и Вальди, выйдя за дверь, вернулся черезъ минуту съ неблагопріятнымъ извстіемъ.
— Къ сожалнію, княгиня,— сказалъ онъ:— нельзя помшать людямъ исполнить свою обязанность. Они сдлали обыскъ во всхъ сосднихъ домахъ, и теперь наступила очередь этого магазина.
Хозяйка магазина выступила впередъ. Кокетливую старую дву теперь нельзя было узнать. Блдное лицо ея поражало выраженіемъ твердой ршимости, а глаза гнвно сверкали.
— Въ моемъ магазин нтъ никого, кто бы не имлъ права находиться,— сказала ои спокойно, и голосъ ея нимало не дрожала,.
— Пусть войдутъ,— произнесла ст, улыбкой княгиня:— посмотримъ, какъ полиція длаетъ непріятности мирнымъ людямъ. Вы, графъ, поручитесь за насъ?
— Будьте, спокойны,— отвчалъ Вальди, принимая на себя важный видъ.
По незамтному знаку Шарлотты, Фабіо отошелъ въ ту сторону магазина, гд было темне. Спустя минуту, въ дверь вошло нсколько жандармовъ, которые стали по об ея стороны. Затмъ явился офицеръ, приложивъ руку къ треугольной шляп, онъ подошелъ къ конторк и спросилъ:
— Сюда вошелъ кто нибудь?
— Сюда входило много людей,— началъ графъ Вальди, но Фабіо перебилъ его и, выступая впередъ, произнесъ:
— Я здсь.
Шарлотта вздрогнула отъ ужаса, а княгиня поблднла.
— Кто вы такой?— спросилъ офицеръ.
— Фабіо Гандони, гражданинъ Милана, адвокатъ.
Офицеръ взглянулъ на бумагу, которую держалъ въ рукахъ, и промолвилъ вполголоса:
— Это онъ. Опасный заговорщикъ. Одинъ изъ вожаковъ движенія.
Громко же онъ прибавилъ:
— Что вы тутъ длаете?
— Я шелъ по улиц,— отвчалъ Фабіо:— и, увидвъ безпорядки, завернулъ въ этотъ магазинъ. Я знаю этихъ дамъ, хотя очень мало.
И онъ бросилъ выразительный взглядъ на тетку и племянницу.
— Мы хорошо васъ знаемъ, Фабіо,— воскликнула Шарлотта:— и очень любимъ.
Юноша покраснлъ, тетка одобрительно кивнула головой, а княгиня Саріа, положивъ руку на плечо молодой двушки, произнесла шепотомъ:
— Не поддавайтесь вліянію вашего добраго и благороднаго сердца, дитя мое. Чмъ меньше вы будите говорить, тмъ лучше.
— Это мой женихъ,— отвтила съ гордостью Шарлотта.
— Какое до этого дло жандармамъ!
Однако офицеръ обратилъ вниманіе на слова Шарлотты и подумалъ: ‘Если здсь знаютъ Фабіо Гальдони, то, можетъ быть, этимъ дамамъ извстны и его планы. Надо быть осторожнымъ’.
И онъ громко произнесъ, обращаясь къ Фабіо:
— Хорошо. Подождите того, кому поручено васъ допросить. А кто же эти дамы?— прибавилъ онъ.
— Это княгиня, Саріа,— отвчалъ Бальди: — вы, вроятно, знаете ее по имени, а хозяйку магазина и ея племянницу зовутъ Доливъ, и я за нихъ ручаюсь.
— Прекрасно, а вы кто?
— Разв вы меня не узнаете? Я графъ Цезарь Бальди, почетный камергеръ его высочества, вице-короля.
— Простите, ваше превосходительство,— отвчалъ офицеръ,— но я не здшній, я командую отрядомъ на дорог въ Комо. Насъ вызвали сегодня въ городъ по случаю необходимыхъ арестовъ
Не зная, какъ выйти изъ непріятнаго положенія и какъ вести себя съ столь важными особами, онъ сталъ молча ходить взадъ и впередъ по магазину, очевидно дожидаясь кого-то.
— Однако Галлони не торопится,— произнесъ онъ, подходя къ жандармскому унтеръ-офицеру, стоявшему у дверей.
— Извините, господинъ офицеръ — воскликнулъ Фабіо, подходя къ нему:— вы, кажется, упомянули имя Галлони?
— Да. Онъ будетъ васъ допрашивать. Ему, повидимому, поручено произвести сегодняшніе аресты.
Юноша поблднлъ. Теперь все было для него ясно. Галлони былъ шпіонъ. Онъ предалъ его и другихъ товарищей. Этотъ гнусный человкъ поступилъ въ ихъ тайное общество, прикинулся патріотомъ и, узнавъ вс ихъ планы, донесъ полиціи. По счастью, ему не было извстно, что у Фабіо находились важныя бумаги, хотя онъ зналъ, что он касались плана освобожденія узника коалиціи, герцога Рейхштадтскаго, который, вступивъ на французскую территорію, долженъ быть подать сигналъ къ освобожденію всхъ угнетенныхъ народовъ. Фабіо чувствовалъ, что онъ погибъ. Но онъ еще боле сожаллъ о неудач смлаго предпріятія.
Шарлотта смотрла на него съ отчаяніемъ.
— Что съ нимъ?— думала она:— отчего это имя такъ страшно подйствовало на него?
Неожиданно ея глаза остановились на двери, и она вздрогнула. Въ магазинъ кто-то вошелъ.
— Какая отвратительная фигура!— промолвила невольно молодая двушка.

V.
Галлони.

Дйствительно Галлони былъ отвратителенъ даже по вншности.
Средняго роста, худощавый, костлявый, онъ отличался блднымъ лицемъ, вс черты котораго выражали зврскую жестокость и низкіе инстинкты. Только большіе, живые глаза поражали бы красотой, еслибъ ихъ взглядъ не былъ хитрый, лицемрный, коварный. Одтъ онъ былъ весь въ черномъ, и такой же черный галстухъ, сжимавшій длинную шею, высоко поддерживалъ его голову.
— Ну, поручикъ,— сказалъ онъ:— вы поймали птицу. Да, это онъ. Ну, товарищъ, заставилъ же ты себя искать. Выходи къ отвту.
Фабіо не удостоилъ шпіона ни однимъ словомъ отвта, а, обратившись къ офицеру, произнесъ:
— Съ которыхъ поръ сообщникъ допрашиваетъ виновнаго? Признаюсь, я ненавижу австрійское правительство и часто говорилъ дурно о немъ, но этотъ человкъ подбивалъ насъ убивать по одиночк солдатъ, стоящихъ на часахъ. Можетъ быть, мы безумцы, но онъ подлецъ.
Офицеръ, повидимому, раздлялъ мнніе Фабіо и презрительно взглянулъ на Галлони.
— Вашъ женихъ молодецъ, дитя мое,— сказала княгиня на ухо Шарлотт.
— Ваши слова только доказываютъ, что я хорошо сыгралъ свою роль,— отвчалъ Галлони, нимало не смущенный обвиненіемъ въ шпіонств и предательств:— это мое ремесло, а вс вы были по обыкновенію дураками и болтунами. Впрочемъ, я долженъ сказать, что ваше предпріятіе было обставлено серіозне и основательне, чмъ обыкновенно подобныя исторіи. Только вы не умли держать языкъ за зубами. Впрочемъ, я былъ не одинъ шпіонъ. Это тебя удивляетъ, Фабіо? Ну, поломай-ка себ голову и отгадай второго шпіона. Ну, гд же его бумаги?— прибавилъ онъ, обращаясь къ офицеру.
— Какія бумаги?
— Вы еще не обыскали его! Эй, сюда!
Два полицейскіе агента, вошедшіе въ магазинъ, вмст съ Галлони приблизились къ Фабіо и схватили его за плечо.
— Ну, говори, гд бумаги, которыя ты долженъ былъ отвезти въ Вну,— продолжалъ сыщикъ:— ты этимъ освободишь меня отъ лишняго труда обыскивать твои карманы. А, ты не хочешь отвчать, хорошо.
Фабіо презрительно молчалъ, и Галлони сталъ его обыскивать, приговаривая:
— Это не человкъ, а колодезь всякихъ драгоцнныхъ документовъ. На немъ цлая масса писемъ представителей бонапартовской семьи къ Шенбрунскому юнош и еще другія бумаги, содержанія которыхъ я не знаю. Но все это касается бгства Римскаго короля.
Княгиня Саріа пристально посмотрла на Шарлотту и шепотомъ произнесла, бросая знаменательный взглядъ на картонки:
— А, понимаю.
Между тмъ Галлони вывернулъ вс карманы у Фабіо и ощупалъ его одежду сверху и снизу.
— Чортъ тебя возьми,— воскликнулъ онъ наконецъ,— куда ты спряталъ эти бумаги, вдь ихъ должна быть большая связка. Ну, молодцы, снимайте съ него сапоги.
Фабіо положили на столъ и сняли съ него обувь, а потомъ отпороли подкладку шляпы.
— Все ничего,— промычалъ Галлони.— Однако, ты вышелъ прямо изъ дома, когда я напустилъ на тебя полицейскихъ, а самъ обыскалъ твою квартиру. Тамъ ничего не оказалось, а на улицы не выбрасываютъ такихъ важныхъ документовъ, значитъ, они здсь. Связать ему руки,— продолжать Галлони, обращаясь къ своимъ помощникамъ,— и обыскать весь магазинъ.
Бальди всячески старался уговорить княгиню удалиться, такъ какъ ей неприлично было боле оставаться при такой сцен, но она отвчала:
— Оставьте меня, я хочу видть, до чего это дойдетъ. Уходите, графъ, если желаете.
— Нтъ, я васъ не покину.
Между тмъ полицейскіе агенты приступили къ обыску: одинъ открывалъ вс ящики, а другой подъ надзоромъ офицера открылъ денежный сундукъ ключемъ, который ему добровольно отдала хозяйка магазина.
— Вы допросили этихъ женщинъ?— спросилъ Галлони, обращаясь снова къ офицеру.
— Да, за нихъ поручился графъ Бальди.
— Я знаю графа Бальди и княгиню Саріа,— произнесъ Галлони,— а эти дв женщины, вроятно, блошвейки. Извините, пожалуйста,— прибавилъ онъ съ отвратительной улыбкой,— но я долженъ обыскать ваши карманы, сударыни, такъ какъ вашъ пріятель не хочетъ сказать, куда онъ спряталъ бумаги.
— Подлецъ,— воскликнулъ Фабіо,— теб мало быть низкимъ предателемъ, ты еще смешь поднять руку на беззащитныхъ женщинъ.
И онъ рванулся съ такой силой, что державшіе его жандармы едва могли съ нимъ справиться.
— Не подходите,— промолвила Шарлотта поблднвъ и, схвативъ большія ножницы, прибавила:— если вы сдлаете еще одинъ шагъ, то я нанесу себ ударъ этими ножницами.
Напротивъ, ей тетка подошла къ сыщику и, поднявъ об руки, сказала:
— Начинайте съ меня, я не уступлю своего права старшинства.
Эти слова доброй старухи поразили княгиню Полину Саріа.
До этой минуты она довольно хладнокровно смотрла на все происходившее вокругъ нея, и хотя понимала, что Фабіо былъ благороднымъ энтузіастомъ, блошвейки добрыми женщинами, а полицейскій низкимъ предателемъ, но ей не было никакого дла до безумнаго заговора, составленнаго какими-то мальчишками въ пользу безсмысленнаго юнаго претендента, спокойно въ это время разгуливавшаго въ Шенбрунскомъ парк. Но теперь сыщикъ показался ей столь отвратительнымъ, а его жертвы столь жалкими, что Полина Саріа не могла доле выдерживать такого недостойнаго зрлища. Ея благородная душа возмутилась, и она громко воскликнула:
— Графъ, скажите этому человку, что синьоръ Фабіо вошелъ въ магазинъ при насъ и за минуту до появленія жандармовъ, такъ что онъ не могъ никому ничего передать.
— Это правда,— подтвердили. Бальди.
— Хорошо,— произнесъ Галлони: — но въ какую дверь онъ вошелъ?
— Ботъ въ ту,— отвчалъ графъ, указывая на дверь, выходившую въ переулокъ.
— А мои агенты утверждаютъ, что онъ не могъ войти иначе, какъ съ улицы,— сказалъ Галлони и посл минутнаго размышленія прибавилъ: — а понимаю, Фабіо вошелъ, дйствительно, съ улицы, а потомъ направился въ переулокъ, но тамъ онъ увидалъ солдатъ и снова вернулся въ магазинъ, куда, между тмъ, вошли вы, графъ, и княгиня.
Онъ снова задумался и сталъ молча осматривать магазинъ:
— Нечего боле искать,— сказалъ онъ, спустя нсколько минуты-бумаги должны быть здсь.
И онъ указали, на картонки, находившіяся близъ княгини.
— Простите, ваше сіятельство,— продолжалъ Галлони, подходя къ ней: — но я долженъ васъ обезпокоить и осмотрть эти картонки.
Княгиня медленно положила свою руку на одну изъ картонокъ, вокругъ которыхъ разыгрывалась драма. Она очень хорошо знала, что именно въ это и картонк не находился пакетъ, который Шарлотта сунула въ другую картонку, стоявшую незакрытой сзади всхъ.
— Въ этихъ картонкахъ заказанныя мною вещи,— сказала она,— и длать въ нихъ обыскъ все равно, что обыскивать мой домъ. Имете ли вы порученіе, господинъ полицейскій, сдлать обыскъ въ дом княгини Саріа?
— Извините, ваше сіятельство,— отвчалъ Галлони иронически-почтительнымъ тономъ:— все, что здсь находится, законъ признаетъ принадлежностью хозяйки магазина. Вотъ, если у васъ есть актъ на покупку или аренду этого магазина, то дло другое.
— Повторяю, что это вещи мои, и я не позволю до нихъ дотронуться. Увидимъ, посмете ли вы насильно взять ихъ у меня.
— Если, ваше сіятельство, желаете, чтобы я прибгнулъ къ псевдонасилію, то извольте, я дотронусь пальцемъ до вашей перчатки.
Графъ Бальди хотлъ вступиться, но княгиня жестомъ остановила его.
— Не надо, графъ, можетъ быть, этотъ человкъ дйствительно исполняетъ свои обязанности. Мы вс врноподданные его величества императора, и я также исполняю свой долгъ. Я согласна сдлать то, что желаетъ полицейскій агентъ, но такъ какъ я буду носить эти кружева и перья, то не желаю, чтобы чья либо рука до нихъ прикасалась. Кажется, я имю право настоять на этомъ.
Вс съ безмолвнымъ любопытствомъ устремили глаза на странный поединокъ между гордой аристократкой и ловкимъ сыщикомъ.
Она открыла первую изъ картонокъ и бросила крышку на другую, именно на ту, въ которой находился пакетъ. Затмъ она стала вынимать кружевныя вещи, находившіяся въ картонк, и показывать ихъ издали сыщику, который пожиралъ ихъ глазами и, наконецъ, складывать ихъ грудой на той картонк, которую ей необходимо было скрыть.
— Вы уврены, что здсь ничего нтъ,— сказала она, вынувъ вс вещи изъ картонки и показавъ Галлони, что она совершенно пуста:— ну, теперь перейдемъ къ другой.
И она продлала то же самое со всми предметами, находившимися во второй картонк, но когда груда кружевъ, кисеи и перьевъ удвоилась, то она схватила ножницы и гнвно воскликнула:
— Ну, а теперь довольно. Прочь отсюда, негодяй. Княгиня Саріа не привыкла такъ долго разговаривать съ подобными теб личностями. Прочь или я пригвожду твою предательскую руку къ этому столу.
— Хорошо, сударыня,— отвчалъ Галлони полуразочарованнымъ, полугрозящимъ тономъ:— я уйду. Вы находитесь подъ покровительствомъ такого высокопоставленнаго господина, что я на словахъ объясню губернатору, какимъ непріятностямъ подвергаются чиновники, исполняющіе требованія закона.
И онъ удалился, бормоча про себя:
— Я не досмотрлъ. Меня обманули.
Фабіо не врилъ своимъ глазамъ и не понималъ, какимъ чудомъ скрытый имъ въ одной изъ картонокъ пакетъ избгъ ястребинаго взгляда сыщика, а эта свтская женщина, которую онъ только что осуждалъ, неожиданно превратилась въ благородную, мужественную героиню.
Что же касается до Шарлотты, то она нагнувшись незамтно поцловала руку княгини и промолвила шепотомъ:
— Да благословитъ васъ Господь!
— Твой женихъ, можетъ быть, повритъ, что у меня есть сердце,— отвчала княгиня съ улыбкой и, пользуясь минутой общаго замшательства, быстро выхватила изъ-подъ груды кружевъ таинственный пакетъ и спрятала его за свой корсажъ.
Между тмъ Галлони и офицеръ совщались о томъ, какъ имъ слдовало поступить. Послдній утверждалъ, что не стоило терять времени въ этомъ магазин, такъ какъ слдовало арестовать еще другихъ заговорщиковъ.
— Къ тому же,— прибавилъ онъ: — къ чему вамъ теперь эти бумаги? Вы вдь уврены, что он не попадутъ по назначенію.
— Но если я не достану бумагъ, то какъ я оправдаю арестъ этого человка?— отвчалъ Галлони.
— По-моему, вамъ слдуетъ отправить арестованнаго въ тюрьму, а завтра произвести здсь добавочный и болію основательный обыскъ.
— Хорошо, вы оставьте здсь часовыхъ а я завтра явлюсь сюда съ умлыми рабочими, и мы перевернемъ, все вверхъ дномъ.
Съ этими словами онъ удалился и приказалъ знакомъ, чтобъ повели за нимъ Фабіо.
Прежде, чмъ переступить порогъ, юноша обернулся и крикнулъ тремъ женщинамъ, не спускавшимъ съ него глазъ:
— Благодарю васъ отъ всего сердца. Вы боле чмъ, спасли меня. Простите за причиненное вамъ огорченіе. Я буду въ тюрьм благословлять васъ и молить Бога, чтобъ справедливое дло совершилось безъ меня…
— Довольно болтать,— перебилъ его Галлони, снова появляясь въ дверяхъ.
— Маршъ! А вы, поручикъ, прикажите, чтобы здсь ничего не трогали до моего возвращенія.
— Эти дамы свободны?— спросилъ офицеръ, указывая на блошвеекъ.
Бросивъ взглядъ, полный ненависти на княгиню, онъ быстро исчезъ.
— Да, временно,— отвчалъ сыщикъ и прибавилъ про себя: — и третья.

VI.
Въ дорогу.

Пока офицеръ оставался въ магазин, разставляя часовыхъ и отдавая имъ инструкціи, Шарлотта себя сдерживала, но какъ только онъ удалился, то она громко зарыдала:
— Бдный Фабіо,— говорила она сквозь слезы,— какъ тебя спасти!
Старая тетка не плакала, но нжно проводила рукой но волосамъ молодой двушки и тихо говорила:
— Ты видишь, какъ скоро оправдались мои слова, я тебя не упрекаю. Я также виновата, что ране не догадалась о происходившемъ вокругъ меня. Быть можетъ, вы послушались бы моего совта, и горе не случилось бы. А теперь теб остается только плакать, бдное дитя мое, плачь, плачь!
Смотря на этихъ бдныхъ женщинъ, княгиня Саріа невольно думала:
— Эти дв женщины жили мирно, и вс ихъ уважали. Он работали и были счастливы. Вдругъ набжалъ шквалъ, и все погибло. Он теперь будутъ несчастны на всю жизнь. И что же он сдлали дурного? Ничего. Одна изъ нихъ любитъ добраго молодца, который отдалъ себя служенію безумной, но благородной иде. Низкій негодяй выдалъ его, и онъ въ тюрьм. Вотъ каковъ сталъ Миланъ! То же можетъ случиться завтра во всхъ семьяхъ, гд есть юноша думающій, мечтающій, надющійся. Но зачмъ завтра? Вдь для одного Фабіо не подняли бы на ноги всю полицію и солдатъ. Можетъ быть, въ это самое время онъ не одинъ въ тюрьм, а многіе, и ихъ жены, сестры, невсты обливаются слезами… Но мн какое до этого дло? Я завтра покину безпокойный Миланъ и поду въ Вну, гд увижу могущественнаго, непогршимаго князя Меттерниха. Онъ научитъ меня, какъ получить секвестрованныя помстья моего мужа… Однако, что я думаю о себ, а эти бдныя женщины, что он будутъ длать? Чмъ бы имъ помочь?
— О чемъ вы думаете, княгиня?— спросилъ неожиданно Бальди, о которомъ она совершенно забыла.— Что съ вами? у васъ, кажется, расходились нервы?
— Нисколько, другъ мой,— отвчала Полина, какъ бы очнувшись отъ забытья.— Да и отчего расходиться моимъ нервамъ? Было бы безумно обращать вниманіе на ареста, какого-то юнаго заговорщика. Но пора дать отдохнуть этимъ бднымъ женщинамъ. Посмотрите, гд мой экипажъ, и, если можно, пусть кучеръ подастъ сюда.
Бальди поклонился и вышелъ изъ магазина.
— Завтра утромъ я узжаю въ Вну,— сказала Полина, подойдя къ Шарлотт и положивъ ей руку на плечо.— Если вы желаете, то я выпрошу тамъ помилованіе вашему жениху.
— Вы слишкомъ добры,— отвчала Шарлотта,— но только я не знаю, захочетъ ли онъ этого. Имемъ ли мы право безъ его дозволенія просить о помилованіи?
— Я уврена, что онъ будетъ благословлять васъ, если выйдетъ изъ тюрьмы, благодаря вамъ,— возразила княгиня, удивленная, что маленькая магазинщица была способна высказывать такія возвышенныя мысли.
— Нтъ,— отвтила Шарлотта, печально качая головой,— я убждена, что онъ не захочетъ свободы цною отреченія отъ своихъ идей.
— Но въ тюрьм онъ не можетъ служить имъ.
— Да, но онъ не измняетъ имъ.
Полина Саріа неожиданно поняла, что дло шло не о покровительств несчастнаго, а о томъ, чтобы сдлаться его сообщницей, и, не минуты не колеблясь, воскликнула съ жаромъ:
— Послушайте, противъ Фабіо нтъ никакихъ уликъ, он вс у меня въ рукахъ. Значитъ, я могу смло утверждать, что его арестовали но ложному доносу. Я могу разсказать, что негодяи нарочно подбиваютъ неопытныхъ юношей сдлаться мятежниками, а потомъ ихъ выдаютъ самымъ циничнымъ и позорнымъ образомъ.
— А вы думаете,— произнесла тетка Шарлотты, неожиданно вмшиваясь въ разговоръ:— что т, которымъ вы это скажете, не знаютъ всхъ длающихся здсь ужасовъ?
— Можетъ быть, и знаютъ,— отвчала княгиня,— но одно дозволять ужасы издали, а другое краснть за нихъ. Клянусь намъ, что я добьюсь помилованія Фабіо безъ всякихъ условій и безъ всякаго стыда для него. Пусть ваша племянница подетъ со мной, и мы вдвоемъ добудемъ ему свободу.
— Вы слышите, тетя, что мн предлагаетъ княгиня,— промолвила молодая двушка почувствовавъ, что не все кончено для нея, а напротивъ, есть надежда на счастливую жизнь съ любимымъ человкомъ.
Но не успла старуха еще отвтить, какъ уже снова отуманилось просвтлвшее лицо Шарлотты, и она промолвила:
— Что же мы сдлаемъ съ бумагами, княгиня?
— Съ бумагами,— отвчала Полина,— да все, что хотите. Подемте со мною, Шарлотта, а бумаги вы отдадите вашему другу, когда онъ будетъ на свобод.
Дло въ томъ, что хотя княгиня хотла всмъ сердцемъ помочь горю бдныхъ женщинъ, но она вовсе не желала участвовать въ заговор въ пользу герцога Рейхштадтскаго, и бумаги, которыя поневол она должна была хранить, нисколько ея не интересовали. Она съ удовольствіемъ отдала бы ихъ юному карбонарію посл его выхода изъ тюрьмы съ благимъ совтомъ ихъ сжечь.
Между тмъ Шарлотта о чемъ-то шепотомъ говорила съ теткой, и та громко произнесла:
— Конечно, теб, дитя мое, полезно отправиться въ Вну съ княгиней, чтобы выхлопотать освобожденіе твоего жениха изъ тюрьмы. Но я-то что буду длать безъ тебя? Къ тому же, вроятно, магазинъ закроютъ на нсколько дней. Знаете что: не лучше ли и мн похать съ вами. Можетъ быть, старуха на что нибудь и пригодится. Магазинъ мы оставимъ на попеченіи старшей продавщицы Елизы. Вдь въ твоемъ паспорт, Шарлотта, упомянута помощница, ну, вотъ я и буду этой помощницей.
Молодая двушка бросила вопросительный взглядъ на княгиню, не зная, какъ послдняя взглянетъ на подобное злоупотребленіе ея добротой.
Но въ эту минуту въ магазинъ вернулся Бальди и заявилъ, что экипажъ поданъ.
— Проводите насъ, мой другъ,— сказала Полина: — я беру съ собою въ Вну двухъ компаньонокъ.
Об женщины бросились цловать ей руки.
— Вы хотите взять съ собою этихъ женщинъ? Да это невозможно!— воскликнулъ графъ, вн себя отъ удивленія.
— Тмъ лучше, я люблю все невозможное. Какъ вы меня мало знаете, Бальди! Вы увряете, что меня любите, ну, докажите свою любовь, и это будетъ вамъ стоить такъ мало. Вотъ въ чемъ дло: эти дамы возьмутъ съ собою самыя необходимыя вещи, чтобы провести ночь вн дома, занятаго полиціей, и вы покажите жандармамъ эти вещи, чтобы ихъ не обвиняли потомъ въ похищеніи документовъ. Затмъ вы проводите насъ до моего дома и удостойте меня чести отужинать съ нами. Завтра утромъ мы будемъ уже на дорог въ Вну, а вы скажете вашему губернатору всю правду, именно, что дв блошвейки похали просить у князя Меттерниха помилованія арестованнаго жениха одной изъ нихъ.
— Конечно, я могу сдлать это. Но вы не боитесь компрометировать себя вмшательствомъ въ такое дло?
— Нтъ, другъ мой, я ничего не боюсь и всегда дйствую, какъ мн подсказываетъ мое сердце, а, можетъ быть, мой капризъ. Подемте ужинать.
Все совершилось по желанію княгини, и спустя нсколько минутъ, жандармы остались охранять пустой магазинъ подъ вывской ‘Золотыя ножницы’.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.
Узникъ князя Меттерниха.

Францъ Шуллеръ стоялъ, облокотясь на свою лопату, въ Шенбрунскомъ парк и внимательно смотрлъ на западный фасадъ замка, залитаго блестящими лучами заходящаго іюльскаго солнца. Эти лучи одинаково играли на каменной балюстрад лстницъ, на мраморныхъ статуяхъ и на полуоткрытыхъ окнахъ старинной императорской резиденціи, напоминавшей древнюю роскошь Версаля. Громадныя куртины цвтовъ, преимущественно розъ, окружали дворецъ, а высокія ивы, прихотливо подрзанныя, какъ во времена Маріи-Терезіи, бросали на дорожки свою странную тнь.
Но дйствительно ли Францъ Шуллеръ смотрлъ на это зрлище? Неужели простой сельскій рабочій съ загорлымъ лицомъ и мозолистыми отъ труда руками былъ мечтателемъ или артистомъ? Нтъ! Онъ обращалъ вниманіе не на окружавшее его блестящее зрлище, а на мелькавшую передъ его глазами тнь худощавой человческой фигуры, которая медленно двигалась по одной изъ террасъ замка.
Дло въ томъ, что Францъ Шуллеръ быль не простой садовникъ, и когда его приняли на службу въ императорскій паркъ посл продолжительнаго пребыванія въ баденскихъ садахъ, онъ заявилъ, что былъ зятемъ покойнаго садовника, котораго мсто онъ хотлъ занять, и это дйствительно оказалось справедливымъ. Но онъ не признался, и никто этого не зналъ, что его предшественникъ въ 1810 году, почти въ одно время съ Наполеономъ, женился, но не на австріячк, а на молодой двушк изъ Эльзаса. Такимъ образомъ Францъ, зять врнаго слуги императора австрійскаго, былъ самъ врнымъ слугою императора Наполеона. Постивъ свою сестру въ 1822 году, онъ поселился въ Гитцинг, а когда умерла прежде она, а потомъ ея мужъ, то онъ взялъ на свое попеченіе ихъ дочь и сдлался наконецъ самъ садовникомъ въ Шенбрун.
Однако, служа австрійскому императору, онъ оставался французомъ и, что еще хуже, старымъ служакой наполеоновской арміи, побждавшей австрійцевъ. Поэтому неудивительно, что въ прекрасный іюльскій вечеръ онъ смотрлъ не на замокъ, сл. его статуями и цвтными куртинами, а на фигуру юноши, который былъ для всхъ герцогомъ Рейхштадтскимъ, а для него римскимъ королемъ.
Въ нсколькихъ шагахъ отъ Франца виднлась каменная скамья, окружавшая такой же столъ подъ тнью старинныхъ деревьевъ. Тутъ нкогда разыгралась историческая сцена. Наканун битвы подъ Полингомъ Наполеона, случайно упалъ съ лошади, и его замертвр принесли и положили на эту скамейку. Шталмейстеръ, подавшій императору необъзженную лошадь, де-Каниве, хотлъ съ отчаянія застрлиться. Пока докторъ Ларей тщетно старался привести въ сознаніе Наполеона, маршалъ Ланнъ и офицеры главнаго штаба старательно охраняли эту трагическую сцену отъ всякаго посторонняго взгляда. Въ парк было нсколько часовыхъ, и имъ приказали хранить въ тайн случившееся, чтобы дать время начальниками, арміи принять необходимыя мры, если бы дйствительно императоръ скончался. Патріотизмъ этихъ людей были, таки, великъ, что никто не узналъ ни во Франціи, ни вн ея, что въ продолженіе нсколькихъ часовъ Наполеонъ находился въ Шенбрун между жизнью и смертью. Только спустя много лтъ, мемуары его маршаловъ обнаружили этотъ невдомый фактъ, который сумли не выболтать простые солдаты. Въ числ этихъ часовыхъ въ Шенбрун находился Францъ.
А теперь на томъ самомъ мст, гд онъ видлъ отца, лежавшаго полумертвымъ, онъ ждалъ сына, и въ его простомъ солдатскомъ ум создавалась какая-то странная связь между обоими этими событіями.
‘Кто знаетъ’, думалъ онъ, ‘можетъ быть, прійдетъ день, когда этотъ блдный юноша отправится изъ Шенбруна, гд я видлъ его отца замертво, и снова покоритъ весь міръ? Кто знаетъ, быть можетъ, орленокъ перелетитъ съ собора св. Стефана на соборъ Парижской Богоматери?
И Францъ Шуллеръ смотрлъ съ восхищеніемъ на медленно подходившаго къ нему юношу. Дйствительно, Францискъ-Наполеонъ Бонапартъ, герцогъ Рейхштадтскій, обладая прекрасными, благородными качествами ума и сердца, отличался красивой, привлекательной наружностью. Высокаго роста, статный, онъ наслдовалъ отъ отца матовый цвтъ лица, тонкій, прямой носъ съ легкой горбинкой, прямой свтлый взглядъ и большой лобъ. Только глаза у него были голубые и волоса русы*’. Онъ соединялъ въ себ черты двухъ расъ и не даромъ былъ то французскимъ принцемъ, то австрійскимъ эрцъ-герцогомъ.
Но не одному Францу Шуллеру нравился этотъ юноша, и хотя открыто никто не смлъ его называть сыномъ Наполеона, но многіе дипломаты готовили ему различные мелкіе престолы, какъ греческій или бельгійскій, не зная, что его судьба была заране предопредлена Меттернихомъ. Только простодушный Францъ Шуллеръ думала., что онъ вернется во Францію, и каждый вечеръ говорила, ему втайн объ этой Франціи.
Ихъ разговоры начались случайно. Францъ тогда еще недавно поступилъ въ садовники, и герцога, не зналъ его. Случайно они встртились на дорожк, и Францъ, выпрямившись во весь ростъ, сняла, шапку, но за. то же время знакома, дала, понять, что хочетъ говорить съ молодымъ человкомъ. Герцогъ остановился съ удивленіемъ, но съ милостивой улыбкой.
— Я хочу сказать вамъ, ваше высочество, что я французъ,— произнесъ Францъ въ большомъ смущеніи,— здсь этого никто не знаетъ. Я служило, вашему отцу и очень его любилъ, какъ вс солдаты. Когда вамъ вздумается узнать, что мы думали о немъ, то махните пальцемъ, и Францъ Шуллеръ вамъ все разскажетъ. Я не заговорщикъ, и былъ солдатомъ, а теперь я садовникъ.
Произнеся эту рчь, Францъ устремилъ глаза на юношу и ждалъ отвта, но тотъ не произнеся, ни слова и быстро удалился. Старикъ не зналъ, что и думать. Неужели герцогъ, принялъ его за шпіона? Онъ не спалъ всю ночь, а на слдующій день онъ явился въ то же время на прежнее мсто и сталъ ждать.
Герцого, Рейхштадтскій снова прошелъ мимо него и, не останавливаясь, сказалъ:
— Я также имю теб сказать, мой храбрый други, что я французъ и уважаю тхъ, которые служили родин при моемъ отц.
Слезы радости брызнули изъ глазъ стараго служаки.
Герцогъ улыбнулся, приложилъ палецъ къ губамъ и прошелъ дале.
Съ тхъ поръ при каждомъ удобномъ случа онъ пробирался незамченный своимъ наставникомъ графомъ Дидрихштейномъ или его помощниками къ каменной скамь, гд его ждалъ Францъ и они на свобод, хотя недолго и съ опаской, бесдовали о Франціи и Наполеон. Но, послднія двнадцать лто, т.-е., со времени отъзда его гувернантки, госпожи де-Монтескь, оно, не имло, случая говорить о родин и отц, поэтому естественно онъ теперь съ наслажденіемъ разговаривалъ съ Францемъ, который разсказывало, ему исторію наполеоновскихъ походовъ, которые представляли до тхъ поръ сыну ихъ героя въ совершенно извращенномъ вид. Только теперь, въ іюл мсяц 1830 года онъ тайно прочелъ книгу графа Прокеша-Остена о кампаніи 1815 года, въ которой авторъ опровергалъ несправедливыя мннія, высказываемыя въ Германіи о военномъ талант Наполеона. Это чтеніе возбудило въ сердц юноши такое нжное чувство къ Прокешу-Остену, что, когда случайно онъ увидалъ его у своего ддушки, императора, то бросился къ нему на шею. Благодаря этому обстоятельству, Прокешъ былъ записанъ въ черную книгу Меттерниха и, несмотря на его таланты, посылался въ далекія миссіи. Только двадцать лтъ спустя, онъ вошелъ въ милость и достигъ высокихъ должностей.
Что касается до Франца, то онъ не развивалъ передъ юношей ни стратегическихъ, ни дипломатическихъ теорій, а просто разсказывалъ ему свои воспоминанія о быломъ. Въ тотъ вечеръ, о которомъ идетъ разсказъ герцогъ Рейхштадтскій былъ особенно печаленъ и Францъ тотчасъ это замтивъ, спросилъ:
— Что съ вами?
— Мн скучно, Францъ.
— Нтъ, вамъ сдлали что нибудь непріятное.
— Нтъ, ничего, только я узналъ во дворц у ддушки, что въ Париж произошли великія событія.
— Въ Париж?
— Да, вотъ уже два дня, какъ свергнутъ съ престола Карлъ X.
— Неужели?
— Я узналъ это случайно. Одинъ изъ секретарей канцлера, поклонившись мн, сказалъ: ‘Ваше высочество, бурбоновъ-то прогнали’. Я отвчалъ: ‘Да, говорятъ’. Но, въ сущности, я ничего не знаю. Вотъ отчего, можетъ быть, я не въ дух. Разскажи мн, Францъ, конецъ твоихъ походовъ. Ты мн никогда еще не говорилъ, что было посл прибытія моего отца въ Фонтенебло.
Старый служака нарочно распространялъ свои разсказы, чтобы оттянуть печальную минуту, когда придется перейти къ исторіи послднихъ дней имперіи. Онъ останавливался на всхъ мелочахъ Наполеоновскихъ побдъ, описывалъ вс мстности его битвъ, рисовалъ портреты его сподвижниковъ и т. д., но въ конц концовъ все-таки пришлось разсказывать о неудачахъ, но и тутъ онъ находилъ свтлыя стороны. Такимъ образомъ онъ дошелъ до Фонтенебло, но никакъ не ршался идти дале. Теперь наступила роковая минута.
— Вотъ видите, ваше высочество,— началъ онъ,— маршаламъ надоло все воевать, они стали стары и богаты. Большинство ихъ было женато и имло дтей, а они никогда не могли жить въ семейств, такъ какъ лтъ двадцать безостановочно шагали по Европ. При этомъ императоръ обходился съ ними грубо, даже когда самъ былъ виноватъ.
— Францъ!— воскликнулъ герцогъ.
— Нтъ, вы уже слушайте всю правду. Не легко было служить вашему отцу. Надо его было понимать на лету, никогда не ошибаться и всегда одерживать успхъ, иначе бда. Притомъ несчастія его озлобили, и генералы уже не питали къ нему прежняго доврія. Только мы, простые солдаты, врили въ него попрежнему.
— Продолжай, врный другъ,— промолвилъ съ чувствомъ герцогъ, смотря съ уваженіемъ на этого представителя настоящихъ сподвижниковъ его отца, никогда ему не измнявшихъ.
— Наконецъ, вамъ надо все сказать,— продолжалъ Францъ.— Между Парижемъ и Фонтенебло было 300.000 непріятелей, а французовъ оставалось всего 50.000, и то усталыхъ, дурно вооруженныхъ. Мормонъ командовалъ въ Эссон авангардомъ въ десять или двнадцать тысячъ человкъ, въ этомъ числ находилась и моя рота… Онъ отправился въ Парижъ, занятый врагомъ, и оставилъ свои приказанія помощникамъ, которые повели насъ между двумя рядами австрійцевъ. Это походило на капитуляцію, а такъ какъ мы — простые солдаты, а не маршалы, то едва не бросились на австрійцевъ. На бду мы привыкли къ субординаціи и повиновались.
Храбрый солдатъ со стыдомъ опустилъ голову при воспоминаніи объ измн маршала Мормона.
Герцогъ, сидвшій на скамь и внимательно слушавшій Франца, который ходилъ передъ нимъ, зорко смотря по сторонамъ,— быстро вскочилъ и схватилъ его за руку.
— Нтъ, нтъ,— воскликнулъ Францъ,— насъ могутъ увидть, идите на скамейку, а я буду продолжать разсказъ изъ-за кустовъ.
— Ну, ну.
— Вотъ видите, въ Фонтенебло собрались вс начальники: Ней, Магдональдъ, Коленкуръ, всхъ не перечесть. Они уврили императора, что Франціи было не подъ силу бороться, что все кончено, и что надо уступить. Онъ хотлъ драться, и когда вс его покинули, то онъ даже пытался отравить себя.
— Боже мой!— промолвилъ герцогъ.
— На слдующій день онъ отправился на островъ Эльбу, все, что ему оставили отъ великой имперіи, которую онъ завоевалъ съ нашей помощью. И все-таки его обманули. Ему общали, что вы съ вашей матерью послдуете за нимъ. Но какъ только его заперли на островъ, то васъ конфисковали, также какъ эксплоатировали всю Францію.
— Но моя мать заявила желаніе слдовать за нимъ?
— Ваша мать? Ея тамъ не было.
— Но она пыталась похать къ нему: такъ мн говорили.
— Можетъ быть,— сказалъ Францъ, впервые не говоря всей правды.
— А потомъ,— воскликнулъ герцогъ,— вдь это еще не конецъ?
— Конечно. Спустя десять мсяцевъ, разнеслась всть, что императоръ высадился въ Жуанскомъ залив.
— Гд это?
— На французскомъ берегу, противъ острова Эльбы.
— Потомъ?
— Потомъ вся Франція очнулась. Ахъ, если бы вы это видли! Вс обезумли отъ радости. Глупый король послалъ войска, чтобы схватить императора, а они встртили его съ тріумфомъ. Ней выступилъ противъ него съ арміей, а, увидавъ императора, бросился къ нему на шею. Только такіе измнники, какъ Мормонъ остались при корол, а вс остальные привтствовали императора. Тогда уже не было рчи объ усталости и разочарованіи. Вс хотли имперіи и императора.
— Ну и что же мой отецъ сдлалъ все, чтобъ обезпечить миръ свое своему народу?
— Онъ, вроятно, это и сдлалъ бы, но было слишкомъ поздно. Меттернихъ не хотлъ боле Наполеона, и благодаря ему, ему одному, Европа снова заключила коалицію противъ насъ, а мы взялись снова за наши старыя ружья Арколя, Маренго, Аустерлица, Ваграма и Шампобера.
— Увы! а сколько времени это продолжалось?
— Сто десять дней! Все кончилось подъ Ватерлоо. Но не заставляйте меня разсказывать это, ваше высочество. Мы одержали сотни побдъ, а кончили подобнымъ пораженіемъ. Цлые полки тогда погибли подъ непріятельскими ядрами, и семнадцатилтніе солдаты умирали, не дрогнувъ, какъ старые служаки. Кавалерійскіе отряды разбивались, какъ о стогну, атакуя красные мундиры. Гренадеры падали подъ картечью человка, за человкомъ, защищая свое знамя. Словно съ неба, валилась туча ядеръ и пуль, а тамъ высоко на пригорк на блой лошади въ сромъ сюртук и черной треуголк виднлся…
— Мой отецъ,— промолвила, герцогъ со слезами на глазахъ.
— Никогда мы такъ не сражались,— продолжалъ Францъ:— Ней превзошелъ себя. Подъ нимъ убито было пять лошадей. Наконецъ пшкомъ, съ разрубленнымъ эполетомъ, съ пронзенной пулею звздой Почетнаго Легіона и обнаженной головой, онъ повелъ послднюю атаку и крикнулъ прозжавшему мимо Друэ-д’Ерлону: ‘Что же ты сегодня не дашь себя убить!’
— Ну, ну…— промолвила, герцога, сдерживая дыханіе, чтобы но проронить ни слова.
— Увы! несчастный умеръ не тамъ. Его убили не англійскія и не прусскія пули. Спустя нсколько времени, въ Париж двнадцать французскихъ солдатъ разстрляли, именемъ короля, храбраго изъ храбрыхъ.
— А этотъ король былъ французъ?
— Да.
— Неправда!
— Имперія была кончена. Вашъ отецъ отдался въ руки англичанъ и просилъ только, чтобы ему позволили окончить мирно жизнь съ женою и сыномъ. Англичане отвезли его за тысячу миль на пустынный островъ и посл шестилтняго пребыванія тамъ онъ умеръ отъ горя и истощенія, боле великій, чмъ когда! Послдняя его мысль была о васъ!
— Наконецъ-то я знаю все, все!— промолвила, герцогъ.
Между тмъ наступила ночь. Въ окнахъ замка показался свтъ.
Въ аллеяхъ послышались шаги.
Францъ исчезъ за деревьями. Данный имъ урокъ исторіи былъ оконченъ и его ученикъ боле блдный, чмъ когда, медленно направился въ ту самую комнату, гд его отецъ когда-то спалъ побдителемъ, и гд онъ всю ночь печально думалъ о побжденномъ отц.

II.
Въ кабинет Меттерниха.

— Послушайте, г. Зиберъ, когда я отлучаюсь изъ этой канцеляріи и узжаю куда нибудь, разв вы садитесь за мой письменный столъ, открываете частныя письма, адресованныя на мое имя, или называете себя моимъ титуломъ? Не правда ли, нтъ? Точно также и Людовикъ-Филиппъ не имлъ права овладть престоломъ Карла X подъ предлогомъ, что король отлучился.
— Но, г. Генцъ, я скромный секретарь, а вы тайный совтникъ и правая рука князя Меттерниха.
— Но и я не король. Хотя я правая рука, но замнить головы не могу. Герцогъ Орлеанскій даже не правая, а лвая рука законнаго короля. Французская корона принадлежитъ герцогу Ангулемскому, а посл него графу Шамбору.
— Но французы, повидимому, не согласны съ вами.
— Это неважно. Они каждое лто затваютъ революцію. Другіе люди въ іюл мсяц вызжаютъ на дачу, а они берутъ Кастилію. Это наконецъ становится скучнымъ.
Котъ что говорили между собой 6-го августа 1830 г. главный помощникъ Меттерниха и его секретарь въ одной изъ двухъ комната, составлявшихъ кабинетъ канцлера Австрійской имперіи. Изъ этого кабинета въ теченіе тридцати трехъ лта, отъ 1815 г. до 1818 г., европейская политика брала свой лозунгъ. Подъ общимъ названіемъ канцлерскаго кабинета извстны были дв комнаты: рабочій кабинетъ, меблированный въ строгомъ стил, гд князь среди груды дловыхъ бумагъ писалъ свои дипломатическія депеши, и пріемный кабинета, гд онъ давалъ аудіенціи, и постоянно находился одинъ изъ его секретарей.
Эта послдняя комната, гд теперь Фридрихъ фонъ-Ренцъ, другъ и ближайшій помощникъ Меттерниха въ продолженіе тридцати лтъ разговаривалъ съ секретаремъ Зиберомъ представляла большую роскошно меблированную гостиную съ тремя дверями. Одна изъ нихъ выходила въ рабочій кабинетъ канцлера, другая во внутренніе покои императорскаго дворца, а третья на парадную лстницу. Въ четвертый стн были два большія окна, открывавшіяся въ садъ. Въ центр комнаты стоялъ громадный столъ за которымъ могли помститься вс члены европейскаго конгресса, теперь на немъ временно лежали только что вскрытыя секретаремъ депеши. По стнамъ стояли роскошныя кресла, а между двумя окнами красовался бюста Кауница, который какъ будто говорилъ постителями: ‘Теперешній канцлеръ настолько увренъ въ своемъ превосходств надъ своимъ предшественникомъ, что не боялся оставить его образъ въ своемъ кабинет’. Наконецъ, на главной стн противъ входа съ лстницы вислъ большой портретъ во весь ростъ императора Франца.
Вообще эта офиціальная гостиная, гд обдлывались политическія дла всей Европы, походила своимъ убранствомъ и царившей въ ней атмосферой на свтскій салонъ.
Успокоившись нсколько отъ своего раздраженія противъ французовъ, которыхъ онъ ненавидлъ, фонъ-Генцъ спросилъ у секретаря:
— Сегодня у насъ аудіенція чрезвычайнаго посла господина Луи-Филиппа. Кто онъ такой?
— Генералъ Бельяръ, одинъ изъ старыхъ Наполеоновскихъ генераловъ.
— Вотъ вы увидите, что новый король окружитъ себя остатками имперіи и великой арміи.
— Онъ могъ бы сдлать худшій выборъ. Во всякомъ случа одного Наполеоновскаго маршала ему не имть.
— Кого?
— Мормона. Онъ здсь.
— Какъ здсь?
— Да. Онъ командовалъ королевскими войсками противъ мятежниковъ въ іюльскіе дни. Потерпвъ пораженіе, онъ покинулъ Францію посл отъзда короля и сегодня представляется канцлеру.
— Мормонъ, герцогъ Рагузскій!— произнесъ фонъ-Генцъ съ горечью:— ну, онъ, по крайней мр, лучше кончилъ, чмъ началъ. Назначены еще аудіенціи?
— Эрцгерцогъ Карлъ и послы англійскій и прусскій заявили желаніе постить канцлера,— сказалъ Зиберъ, взглянувши въ лежавшій на стол списокъ.— Нсколько дамъ просили аудіенціи, и еще явится парижскій журналистъ Пьеръ Лефранъ, сотрудникъ ‘Journal des Dbats’.
— Еще революціонеръ!— произнесъ Генцъ съ гнвнымъ неудовольствіемъ:— это радикалъ въ дух Молэ. Что ему нужно въ Вн?
— Вы на все смотрите въ красныя очки сегодня, господинъ тайный совтникъ,— отвчалъ Зиберъ:— по счастью, вотъ княжна: благодаря ей, вамъ все покажется въ розовомъ свт.
Дйствительно, въ комнату вошла Термина Меттернихъ, дочь канцлера. Ей было четырнадцать лтъ, и трудно себ представить боле прелестное и граціозное созданіе. Большого роста, статная, съ живыми, умными, голубыми глазками и роскошными русыми кудрями, въ свтломъ кисейномъ плать и соломенной шляп съ широкими полями, она казалась еще ребенкомъ.
— Здравствуйте, добрый Генцъ,— воскликнула она, подбгая къ тайному совтнику:— я для васъ пріхала сегодня во дворецъ: отецъ сказалъ, что вы здсь. Хорошо вы покатались по Италіи? А, здравствуйте, господинъ Зиберъ.
— Вы всегда слишкомъ любезны со мною, княжна,— отвчалъ Генцъ:— я привезъ для васъ хорошенькія итальянскія матеріи.
— Какой вы добрый! А гд вы были?
— Везд понемногу: въ Неапол, Флоренціи, Лук, Венеціи…
— Какъ бы я желала видть нашу Венецію. Говорятъ, это такой прелестный городъ.
— Да, городъ прелестный, хотя я не люблю воду, но мн всего боле тамъ нравятся не дворцы, площади и церкви, которыя въ сущности вс одинаковы, а маленькія, узенькія улицы съ прекрасными магазинами.
Термина едва удержалась отъ смха при мысли, что вс художники Европы ошибались на счетъ истинной красоты Венеціи, а ее понялъ лишь тайный совтникъ фонъ-Генцъ.
— А что, у отца много сегодня утромъ дла?— спросила она, обращаясь къ Зиберу.
— Не мало,— отвчалъ секретарь:— онъ теперь работаетъ съ начальникомъ полиціи, Зедельницкимъ. Потомъ ему придется прочесть съ полдюжины депешъ, и его ждетъ столько же аудіенцій.
— Уфъ, сколько дла!— воскликнула молодая двушка:— а получены важныя извстія.
— Кому какъ,— отвчалъ Генцч, съ улыбкой:— я думаю, что вы вовсе не интересуетесь политикой, и вамъ все равно, что длается въ Дрезден, Флоренціи и Париж.
— Вы очень ошибаетесь. Въ вашемъ отсутствіи я читала отцу депеши, получаемыя имъ каждое утро. Это давало отдыхъ его глазамъ, а для меня служило урокомъ исторіи и географіи. По крайней мр, я такъ его уврила. Ахъ, да, кстати, вы знаете, что герцогъ Рейхштадтскій вскор покинетъ, Вну?
Оба собесдника княжны съ удивленіемъ переглянулись.
— Зачмъ ему покинуть Вну?— спросилъ Генцъ.
— По той простой причин, что французскій король снова ухали’ изъ Парижа, и туда обратно вызовутъ императора, а вдь теперь онъ императоръ.
Пока она говорила, дверь изъ’ внутренняго кабинета канцлера отворилась, и Меттернихъ показался на порог.
— О коми, ты говоришь, Термина?— спросилъ онъ, входя въ комнату въ сопровожденіи графа Зедельницкаго.
Князь Клементій Меттернихъ были, однимъ изъ’ самыхъ блестящихъ франтовъ своего времени. Прежде чмъ на него ниспали высшія почести, и когда онъ былъ простымъ министромъ’ или посломъ, напримръ, въ Париж, Меттернихъ’ поражалъ всхъ изяществомъ’ и достоинствомъ, своей вншности, громаднымъ умомъ, серіозными знаніями и любезнымъ свтскимъ обращеніемъ. Въ какомъ бы положеніи ни находилась Австрія: въ счастливомъ или несчастномъ, онъ, всегда оставался спокойнымъ, невозмутимымъ, и, быть можетъ, былъ еще любезне въ черные дни неудачъ, чмъ въ свтлыя минуты торжества.
Высокаго роста, хорошо сложенный, онъ отличался благородной осанкой, не имвшей, однако, ничего гордаго, надменнаго. Чисто выбритое его лицо сохраняло слды молодости, хотя онъ уже давно перешелъ черезъ границы того возраста, когда люди обыкновенно блекнутъ и старютъ. Глаза его блестли замчательнымъ пыломъ, носъ, немного сгорбленный и слишкомъ длинный, придавалъ выраженію его лица смлый характеръ, котораго недоставало другимъ его чертамъ, выражавшимъ добродушіе, ротъ, подвижной и хорошо очерченный, свидтельствовалъ о краснорчіи, утонченности и любезности его обладателя.
Съ годами, а князю тогда было пятьдесятъ семь лтъ, его коротко обстриженные и завитые волосы едва посдли. Талія его сохранилась тонкой, эластичной. Согласно старой мод, онъ всегда носилъ фракъ съ стоячимъ воротникомъ, короткіе панталоны и шелковые чулки. Вообще онъ казался еще такимъ бодрымъ и свжимъ, что никого не удивляло его желаніе жениться въ третій разъ.
Термина была дочерью его первой жены, отецъ которой, Кауницъ, состоялъ его предшественникомъ по канцлерству. Отъ второй жены, урожденной баронессы Лейкамъ, онъ имлъ восемнадцати-мсячнаго сына. Хорошій отецъ и семьянинъ, Меттернихъ пользовался всеобщимъ уваженіемъ, и не только вс восторгались его дипломатическими талантами, политической ловкостью, побдившей геній Наполеона, но и его частными добродтелями. Одно только дурное качество всми признавалось въ могущественномъ канцлер. Онъ слишкомъ восхищался собою и не допускали, ни малйшей критики своихъ дйствій, считая ее личнымъ для себя оскорбленіемъ. Любить жертвъ его политики значило сомнваться въ его непогршимости. Все, что онъ сдлалъ, было хорошо, и все, что онъ создалъ, было совершенно. Ни малйшаго сомннія нельзя было допустить въ твореніи его ума и рукъ. Успхъ доказывалъ, что онъ былъ во всемъ правъ. Они, подчинилъ себ Европу и неограниченно повелвали, всми, даже своимъ государемъ. Никто не долженъ былъ жаловаться на его силу и власть. Они, были, и будетъ еще долго повелителемъ Европы. Его воля была закономъ, о суд же исторіи они, не заботился.
Вотъ каковъ были, человкъ, вошедшій въ пріемный кабинетъ канцлера и спросившій у своей дочери:
— О комъ ты говоришь, Термина?
— Княжна спрашиваетъ меня,— отвчалъ Генцъ:— отчего наслдуетъ Карлу X не герцогъ Рейхштадтскій?
— Вотъ видите, графъ, что я вамъ говорилъ,— произнеси, Меттернихъ, обращаясь къ начальнику полиціи:— даже въ моемъ дом говорятъ объ этомъ. Въ настоящую минуту много молодежи въ Европ мечтаетъ о немъ. Долгъ государственнаго человка — положить конецъ распространенію подобной заразы.
— Вы хотите посадить меня въ тюрьму, отецъ?— воскликнула съ улыбкой молодая двушка.
— Нтъ, глупая двочка, хотя ты, повидимому, сочувствуешь моимъ врагамъ.
— Вашимъ врагамъ? Неужели вы, такой могущественный министръ, считаете своими врагами несчастныхъ принцевъ?
— Ты мн льстишь, дитя мое. Но не надо называть несчастнымъ принца, человка, съ которымъ обращаются, какъ съ внукомъ нашего императора.
— Грустно имть только дда, когда есть еще мать,— замтила Термина тономъ искренняго сожалнія.
— Не говори о томъ, чего ты не понимаешь,— рзко произнесъ канцлеръ:— позжай домой и жди меня къ обду.
Термина любезно поклонилась всмъ, поцловала отца и вышла изъ комнаты.

III.
Повелитель Европы.

У Меттерниха были секретари, прекрасно сформированные имъ самимъ. Какъ вс способные министры, онъ ограничивалъ свой личный трудъ только важными длами, а остальная работа производилась его помощниками, среди которыхъ первое мсто занималъ Фридрихъ фонъ-Генцъ. Онъ не имлъ себ равнаго для резюмированія въ нсколькихъ словахъ самой сложной и длинной дипломатической бумаги.
— Подождите, графъ,— сказалъ канцлеръ, обращаясь къ начальнику полиціи, едва только удалилась молодая двушка:— можетъ быть, мы найдемъ какія либо полезныя указанія въ депешахъ, которыя сейчасъ доложить господинъ тайный совтникъ. Пожалуйста, Генцъ, покороче, какъ можно короче, потому что меня ждетъ посланный французскаго короля.
Генцъ взялъ со стола груду депешъ и, пробгая ихъ глазами, сталъ громко докладывать:
— Изъ Константинополя сообщаютъ, что султанъ мирится съ мыслью о водвореніи французовъ въ Алжир. Изъ Петербурга…
— Пропустите!— произнесъ Меттернихъ:— я видли, недлю тому назадъ въ Карлсбад Нессельроде. Ваши депеши, конечно, не передадутъ мн ничего новаго.
— Въ Саксоніи отголосокъ парижской революціи,— продолжалъ Генцъ.— Безпорядки произошли въ Лейпциг и Дрезден. Графъ Коллорадо описываетъ положеніе длъ въ самыхъ черныхъ краскахъ. Король, повидимому, потерялъ голову.
— Что?— переспросилъ Меттернихъ.
— Его величество,— поправился Генцъ:— очень взволнованъ и колеблется, принять ли ему строгія мры противъ мятежниковъ.
— Напишите депешу въ томъ дух, что саксонскій кабинетъ долженъ понимать всю отвтственность, которую онъ несетъ на себ. Саксонія прикрываетъ насъ съ запада, и если тамъ начнется движеніе, то мы должны будемъ принять энергичныя мры. Скажите Коллорадо, чтобы онъ дйствовалъ заодно съ прусскимъ посланникомъ Іорданомъ. Продолжайте, Генцъ.
Зиберъ на-лету схватилъ высказанныя канцлеромъ мысли и быстро записалъ, а Генцъ продолжалъ коротко излагать содержаніе депешъ.
— Въ Италіи тайныя общества дйствуютъ энергично. Сыновья Людовика Наполеона, повидимому, содйствуютъ движенію. Одинъ изъ нихъ, Луи Наполеонъ, собирается въ Вну въ надежд добиться отъ васъ освобожденія его двоюроднаго брата, герцога Рейхштадтскаго, съ цлью возвратить ему французскій престола,.
— Освободить можно только узника,— замтилъ Меттернихъ,— а его высочество, герцогъ Рейхштадтскій, не узникъ.
— Я повторилъ собственныя слова Луи Наполеона.
— Понимаю, но все-таки это выраженіе нелпое.
— Изъ Италіи Коловратъ еще сообщаетъ довольно странное извстіе. Изъ Милана отправились дв женщины, чтобы вручить герцогу Рейхштадтскому важныя бумаги, имющія цлью способствовать его бгству. Эти политическіе эмиссары новаго рода прохали чрезъ Швейцарію, чтобы избгнуть полицейскихъ агентовъ, посланныхъ въ погоню за ними.
— Вы знаете объ этомъ?— спросилъ Меттернихъ, обращаясь къ графу Зедельницкому.
— Давно. Это для меня не новость. Въ послдніе годы постоянно являются какой нибудь сумасшедшій или сумасшедшая, предлагающіе устроить бгство герцога. Но все это пустяки.
— Однако, теперь дло, кажется, серіозно,— замтилъ Меттернихъ
— Будьте спокойны, князь,— отвчалъ начальникъ полиціи: — я приму вс нужныя мры. Впрочемъ, герцогъ Рейхштадтскій не обращаетъ никакого вниманія на подобныя предложенія, и если бы. онъ получилъ какую нибудь секретную бумагу, то немедленно принесъ бы ее императору или вамъ.
— Вы правы, до сихъ поръ герцогъ былъ очень покорнымъ и послушнымъ юношей, но съ нкоторыхъ поръ мн кажется, что въ немъ происходить перемна.
— Увидимъ,— произнесъ начальникъ полиціи и прибавилъ:— я могу удалиться?
— Конечно, любезный графъ,— отвчалъ канцлеръ, но подумалъ:— мало видть, надо предвидть.
Когда начальникъ полиціи удалился, то канцлеръ спросилъ:
— Генералъ Бельяръ пріхалъ?
Получивъ утвердительный отвтъ отъ Зибера, онъ прибавилъ:
— Пусть войдетъ, но имйте въ виду, что мы еще не признали новаго короля, и я принимаю посланнаго Луи-Филиппа, а не французскаго короля. Сдлайте соотвтствующее распоряженіе. Генералъ одинъ?
— Его сопровождаетъ Швебель,— отвчалъ Зиберъ.
— Въ такомъ случа, останьтесь и запишите т офиціальныя слова, которыя могутъ бить произнесены.
Спустя нсколько минутъ, дверь съ лстницы широко отворилась, и канцлеру доложили.
— Его превосходительство генералъ-лейтенантъ графъ Бельяръ.
Генералъ быль въ парадномъ мундир и при всхъ орденахъ.
Несмотря на свои сдые волосы, шестьдесятъ лтъ и тридцать ранъ, онъ казался очень бодрымъ.
— Вы, генералъ, имете передать порученіе канцлеру австрійскаго двора и имперіи,— произнесъ Меттернихъ, встрчая генерала посреди комнаты:— я васъ слушаю.
— Князь,— отвчалъ Бельяръ такимъ же холоднымъ офиціальнымъ тономъ:— его величество король Луи-Филиппъ I прислалъ меня къ его величеству императору и королю съ письмомъ и поручилъ мн объявить объ его восшествіи на престолъ. Король приказалъ мн прибавить къ его письму на словахъ, что онъ питаетъ самыя дружескія чувства къ императору Францу и желаетъ сохранить съ его страной самыя лучшія отношенія.
Произнеся эти слова, генералъ обернулся и, взявъ изъ рукъ Швебеля бумагу, передалъ ее канцлеру.
— Это копія съ письма его величества короля,— прибавилъ онъ.
Меттернихъ не принялъ бумаги и холодно произнесъ:
— Я долженъ прежде всего предупредить императора о вашемъ посщеніи и спросить его приказаній. Теперь же я могу только сказать, что мой августйшій повелитель въ этомъ непріятномъ и, могу сказать, плачевномъ случа не будетъ руководствоваться своими личными чувствами. Его величество не вмшается въ ваши внутреннія дла, а только ограничится принятіемъ мръ для обезпеченія тхъ трактатовъ, которые служили впродолженіе 15 лтъ основой государственнаго права въ Европ.
Этотъ холодный пріемъ и ссылка на трактаты 1815 года сильно подйствовали на Бельяра, не привыкшаго къ дипломатическимъ тонкостямъ. Но хитрый канцлеръ тотчасъ измнилъ свой тонъ и прибавилъ самымъ любезнымъ, радушнымъ образомъ:
— Наши офиціальныя объясненія этимъ кончаются, генералъ, но князь Меттернихъ очень радъ пожать руку старому знакомому и поговорить съ нимъ по душ.
Со свтской улыбкой онъ предложилъ удивленному генералу кресло и, усвшись рядомъ съ нимъ, началъ частную бесду, во время которой секретари отошли на приличное разстояніе.
— Такъ вы искренно думаете, генералъ,— произнесъ Меттернихъ,— что у новаго короля хватитъ силы, чтобы сдержать недовольныхъ и положить конецъ вншней пропаганд?
— Въ этомъ ему вс помогутъ,— отвчалъ Бельяръ.
— Вы такъ думаете? я же, напротивъ, полагаю, что французы, какъ всегда, увлекаются, а явись какой нибудь счастливый генералъ, краснорчивый ораторъ или ловкій журналистъ, и вся Франція пойдетъ за нимъ. Я не хочу говорить что либо дурное о вашей стран, но съ тхъ поръ, какъ я канцлеръ, т. е. 18 лтъ, ни одно государство не давало мн столько заботъ, какъ ваша Франція.
— Можетъ быть, это происходитъ отъ того, что Европа не дозволяетъ ей длать того, что она желаетъ.
— Вы думаете? А никто у васъ не цнитъ, какъ мы корректно держимъ себя относительно Наполеона II.
— Что вы хотите этимъ сказать?
— Увряю васъ, что французы обязаны питать къ намъ благодарность. Что было бы съ Орлеанскимъ домомъ, если бы мы дозволили герцогу Рейхштадтскому явиться во Францію? Уже давно его прочатъ въ короли бельгійскіе или греческіе, а теперь вся его семья уврена, что стоитъ только ему показаться во Франціи, и будетъ возстановлена имперія. Въ пользу того ведутъ интриги Іосифъ и Іеронимъ Бонапарты, Ашиль Мюратъ и королева Гортензія со своими безпокойными сыновьями. Дло доходитъ до того, что, право, для спокойствія Европы намъ бы слдовало напустить на Францію эту семью, которая не можетъ сидть спокойно.
— Ваши слова, князь,— замтилъ съ достоинствомъ Бельяръ,— звучатъ угрозой, и вы не должны забивать, что я представитель короля.
— Нтъ, извините,— отвчалъ Меттернихъ съ любезною улыбкой:— вы не представитель французскаго короля, и я не канцлеръ. Мы старые пріятели и разговариваемъ по душ. Ну, успокойтесь насчетъ герцога Рейхштадтскаго: онъ не только не будетъ государемъ Франціи, но никогда не покинетъ нашей страны. Это безусловно ршено императоромъ. Трагическій наслдникъ человка, подвергшаго опасности все, что намъ дорого, онъ одиноко окончитъ свою жизнь въ созданномъ нами для него убжищ. Его семья напрасно ждетъ его… Но что съ вами?
Бельяръ всталъ блдный и разстроенный, глаза его устремились въ пространство, словно онъ видлъ какой-то призракъ.
— Простите меня, князь,— промолвилъ онъ, спустя нсколько минутъ:— я вдь простой солдатъ, хотя мн и навязали дипломатическое порученіе. Юноша, о которомъ вы говорите, сынъ моего императора. Отецъ обожалъ его, и мы вс его любили. Вотъ передъ моими глазами и возникъ столь знакомый образъ его отца. А теперь онъ узникъ своего дда, навки разлученный со своей родиной. Мысль объ этомъ болзненно сжала мое сердце. Простите меня.
Меттернихъ очень любезно старался успокоить старика, увряя его, что овладвшее имъ волненіе только длаетъ ему честь, и общалъ какъ можно скоре сообщить ему удовлетворительный отвтъ императора.

IV.
Интервью въ 1830 году.

— Приготовьте портфель, Зиберъ,— сказалъ канцлеръ посл ухода генерала Бельяра:— я сейчасъ пойду къ императору. Но меня ждетъ сотрудники. ‘Journal des Dbats’, Пьеръ Лефранъ. Попросите его.
И онъ стали, просматривать бумаги, которыя долженъ былъ представить императору для подписи.
Между тмъ въ комнату вошелъ Пьеръ Лефранъ. Это былъ молодой человкъ, приличный на взглядъ и очень просто одтый, но, судя по его манерамъ, они. не впервые встрчался съ сильными міра сего.
— Очень радъ васъ видть, любезный коллега,— сказалъ князь съ предупредительною улыбкой.
— Ваше сіятельство ошибаетесь,— отвчалъ Лефранъ съ удивленіемъ:— я скромный журналистъ.
— Нтъ, я серіозно говорю, что мы — коллеги и даже сотрудники,— продолжалъ весело Меттернихъ:— до послдняго времени, я почти каждую недлю посылали, статьи вашему редактору, и онъ почти всегда ихъ печаталъ. Впрочемъ, можетъ быть, онъ и не зналъ настоящаго автора этихъ статей. Въ такомъ случа не выдавайте меня. Ну, что новаго въ Париж? Поспокойне тамъ?
— Вроятно, генералъ Бельяръ сообщилъ вами, объ этомъ?
— Генералъ объяснили, мн о томъ, что думаютъ въ Тюльери и въ Ратуш. А что говорятъ въ газетномъ мір?
— Одержавъ побду, мы отдыхаемъ и ждемъ,— отвчалъ Лефранъ гордымъ тономъ.
— Правда,— произнесъ серіозно Меттернихъ,— печать играла большую роль въ томъ, что вы называете вашей побдой. Вы большіе изобртатели, господа французы. Вы создали новую силу, съ которой нашимъ сыновьямъ надо будетъ считаться. Печать сильное оружіе противъ правительства и обоюдоострое въ его рукахъ.
— Настоящая уважающая себя печать,— возразилъ Лефранъ:— не врагъ и не другъ правительства во что бы то ни стало. Она собираетъ свднія и судитъ, но не питаетъ безусловной ненависти и не холопничаетъ.
— Во всякомъ случа, я постараюсь доказать вамъ во время вашего пребыванія въ Вн, какъ я уважаю эту новую силу. Будьте такъ любезны, пожалуйте ко мн, и я запросто приму васъ въ моей семь, увы, очень немногочисленной. Мы поговоримъ, какъ сила съ силой.
— Я очень тронутъ оказанной мн честью,— отвчалъ Лефранъ:— и, конечно, воспользуюсь этимъ любезнымъ приглашеніемъ.
— И прекрасно,— произнесъ Меттернихъ:— вотъ Генцъ, котораго позвольте вамъ представить, сообщитъ, когда можно меня застать дома. А пока онъ будетъ къ вашимъ услугамъ и покажетъ вамъ все, что стоитъ посмотрть въ Вн. Онъ также вашъ коллега, хотя не признается въ этомъ. Не правда ли, Генцъ, вы поможете г. Лефрану познакомиться съ нашими внскими нравами?
— Ваша свтлость, знаете, что я всегда готовъ исполнять вс ваши желанія,— отвчалъ хитрый представитель реакціи, нимало не довольный тмъ, что ему придется вести дружбу съ либеральнымъ французскимъ журналистомъ.
— Такъ до свиданія,— сказалъ канцлеръ:— извините, что я васъ покину, но его величество меня ждетъ.
И онъ удалился во внутренніе покои императора Франца.
— Какой либеральный человкъ,— подумалъ Лефранъ:— но если я составлю изъ его словъ корреспонденцію, то буду молодцомъ изъ молодцовъ.

V.
Два маршала.

Генцъ общалъ прислать своему новому пріятелю карточки для обозрнія художественныхъ коллекцій въ различныхъ дворцахъ, и они уже разставались, когда въ комнату вошли два новые постителя. Хотя они были въ статской одежд, но легко было узнать въ нихъ военныхъ по выправк и манерамъ. Они были почти одинаковаго роста и возраста.
— Не безпокойтесь, господа,— сказалъ одинъ изъ нихъ:— мы подождемъ съ маршаломъ Мармономъ возвращенія князя.
Лефранъ видлъ еще недавно Мормона въ маршальскомъ мундир и въ шляп ст. плюмажемъ среди свиты Карла X и съ трудомъ узналъ его въ длинномъ синемъ сюртук съ стоячимъ воротникомъ. Горе, пораженіе, изгнаніе оставили неизгладимые слды на его блдномъ исхудаломъ лиц.
Но кто вошелъ съ нимъ подъ руку и такъ безцеремонно проникъ въ кабинетъ канцлера? Нельзя было смотрть безъ уваженія на открытое, мужественное лицо этого человка. Оно дышало не только храбростью, но благородствомъ и добротой. Голосъ его звучалъ, какъ боевая труба, но вмст съ тмъ въ немъ слышались мягкія, нжныя ноты, трогавшія сердце. На немъ были, одинаково длинный сюртукъ, но коричневаго цвта.
— Братъ императора,— шепнулъ Генцъ Лефрану:— фельдмаршалъ эрцгерцогъ Карлъ.
— Знаменитый воинъ,— отвчалъ французъ, и прибавилъ мысленно:— а главное честный человкъ.
Эрцгерцогъ посмотрлъ ему въ слдъ и, обращаясь къ Мармону, сказалъ:
— Пари держу, любезный товарищъ, что это вашъ соотечественникъ. Но о чемъ онъ, чортъ возьми, говорилъ съ Генцемъ, который ненавидитъ французовъ? Не правда ли, г. тайный совтникъ, что вы ненавидите Францію?
— Во всякомъ случа я принесъ ей мене вреда, чмъ вы, ваше высочество,— отвчалъ Генцъ, приводя въ порядокъ депеши.
— Это еще вопросъ. Чернила оставляютъ посл себя боле слдовъ, чмъ кровь.
— Разв могутъ сравниться удары, нанесенные побдителемъ при Асперн, съ уколами дипломатическихъ депешъ?
И, отпустивъ эту эпиграмму либеральному принцу, который теперь питалъ открытое сочувствіе къ французамъ, Генцъ удалился въ внутренній кабинетъ канцлера.
— Вотъ онъ каковъ!— воскликнулъ эрцгерцогъ:— побдитель подъ Асперномъ! Онъ говоритъ объ Есслинг, но разв этотъ успхъ долго длился, разв за нимъ не слдовалъ Ваграмъ? Я тогда осудилъ себя и вложилъ въ ножны свою шпагу, которую уже боле никогда не обнажалъ противъ Франціи, когда вся Европа набросилась на нее. Я не люблю походовъ, которые начинаются безпорядочной толпой, а кончаются кровавой рзней. Ну, да это все прошло. Мы исполнили свой долгъ, не правда ли? Я надюсь, что меня уважаютъ во Франціи.
— Французская армія чтитъ ваше имя, ваше высочество.
— Ну, это ужъ слишкомъ. Пусть бы меня только не забывали. Ну, а долго вы намрены, маршалъ, погостить въ Вн?
Мармонъ отвчалъ, что онъ хотлъ постить вновь вс мстности, гд онъ когда-то сражался, и собрать матеріалы для мемуаровъ.
— А, вы собираетесь, какъ я, писать мемуары?
Да. Наши разсказы, можетъ быть, помогутъ исторіи произнести свой справедливый приговоръ и исправить много ошибокъ.
— Только бы они не замнили старые ошибочные взгляды новыми. Впрочемъ, какъ бы то ни было, писанье мемуаровъ услаждаетъ нашу старость, и это хорошо.
Поощряемый добротой и любезностью эрцгерцога, Мармонъ сознался ему, что онъ хотлъ остаться въ Вн подольше съ цлью разсказать сыну Наполеона исторію войнъ его отца.
— Какъ бы не такъ!— отвчалъ эрцгерцогъ:— и выдумаете, что вамъ это дозволятъ? Вы не знаете, какъ воспитываютъ моего внучка. Правда, его провели черезъ вс чины и постепенно пожаловали въ капралы, сержанты, офицеры и т. д. Онъ, вроятно, теперь эскадронный командиръ, не мене. Но онъ маршировалъ одинъ въ аллеяхъ Шенбруна, у него нтъ и не было никогда товарищей, съ которыми онъ могъ бы отвести душу. Его учили исторіи, но такъ, что онъ ничего не знаетъ о событіяхъ послднихъ тридцати лтъ, кром того, что Меттернихъ спасъ всю Европу своей политикой. Съ какимъ счастьемъ отъ него скрыли бы, еслибъ это было возможно, что были на свт Наполеонъ, который имлъ дерзость сдлаться его отцомъ, и эрцгерцогиня, оплакивающая въ Парми до сихъ поръ, что она родила его въ Париж. Но онъ, какъ нарочно, прекрасно помнитъ свое дтство. Десять лтъ тому назадъ ему сказали, что отецъ его умеръ, и онъ цлый годъ носилъ по немъ трауръ на рук и на шпаг. Теперь онъ продолжаетъ носить этотъ трауръ, но вотъ гд.
И эрцгерцогъ ударилъ себя рукой по сердцу.
— А его мать?— спросилъ Мармонъ.
— Мать. Онъ, можетъ быть, знаетъ, что она вышла вторично замужъ, и что у нея есть другія дти. Въ продолженіе послднихъ семнадцати лтъ онъ видлъ ее три раза. Моя племянница женщина добрая, но слабохарактерная и забывчивая. За нимъ же зорко слдятъ и не отпускаютъ никуда одного. По временамъ я встрчаю его въ опер, но съ нимъ всегда его наставникъ, Маврикій Дитрихштейнъ или какой-то Абенаусъ, и ему не дозволяютъ даже говорить со мною. Англичане посяли смена Гудсона По въ Вн, и они дали плодъ. Если вы увидите Римскаго короля, то заплачете, такъ жалко смотрть на него.
Мармонъ не разъ слышалъ разсказы о заточеніи въ Шенбрун узника Меттерниха, но подтвержденіе ихъ такимъ правдивымъ свидтелемъ непріятно поразило его.
— Да, очень жаль его,— продолжалъ эрцгерцогъ:— у него есть сердце и въ жилахъ течетъ геройская кровь. Ахъ, еслибъ его даже теперь посадить на лошадь и послать въ свободную степь во глав эскадрона нашихъ уланъ, то онъ еще показалъ бы себя.
— Не лучше ли ему дать эскадронъ нашихъ драгунъ?— замтилъ Мармонъ съ прежней гордостью.
— Вы правы,— отвчалъ эрцгерцогъ:— это было бы лучше для него и для насъ.

VI.
Женская дипломатія.

Дальнйшимъ откровенностямъ двухъ маршаловъ положило конецъ появленіе канцлера. Онъ извинился передъ эрцгерцогомъ, что заставилъ его ждать, и свалилъ всю вину на императора, который его задержалъ. Съ маршаломъ Мармономъ онъ поздоровался, какъ съ старымъ пріятелемъ. Дйствительно, много разъ онъ посщать его въ Париж и принималъ его въ своемъ внскомъ дом. Онъ очень любилъ съ нимъ разговаривать и постоянно восторгался его блестящимъ умомъ, который, однако, нсколько измнился событіями послднихъ лтъ, наложившими мрачное пятно на бывшаго друга Наполеона.
Эрцгерцогъ по доброт душевной взялъ на себя высказать Меттерниху желаніе Мармона.
— Маршалъ желалъ бы, прежде чмъ совершенно сойти съ политической сцены, повидать сына его стараго друга.
Меттернихъ, несмотря на все свое дипломатическое искусство, не могъ скрыть, что слова эрцгерцога не были ему пріятны.
— Я думаю,— прибавилъ Мармонъ,— что излишне мн обязываться не возстановлять молодого герцога противъ его дда? Я знаю, что онъ принадлежитъ всецло вашей стран, и если я желаю повидаться съ нимъ, то лишь по чувству нравственнаго долга, обязывающаго меня помириться съ тнью императора въ лиц его сына.
— Вы совершенно правы, и должно это сдлать,— произнесъ эрцгерцогъ съ чувствомъ.
— По счастью, маршалъ,— отвчалъ Меттернихъ:— мн не придется докладывать о вашемъ желаніи императору, который могъ бы вамъ отказать. Его величество потребовалъ сегодня къ себ герцога Рейхштадтскаго и потомъ пришлетъ его сюда, такъ какъ мн поручено ему сообщить кое-что. Такимъ образомъ вы можете видть его здсь въ моемъ присутствіи безъ всякаго разршенія императора.
— Примите мою сердечную благодарность,— произнесъ Мармонъ.
— А я,— прибавилъ эрцгерцогъ,— воспользуюсь этимъ случаемъ, чтобы поцловать моего внучка.
Въ эту минуту въ комнату вошелъ Зиберъ и подалъ канцлеру записку, которую онъ прочелъ съ улыбкой.
Въ записк княгиня Саріа увдомляла его о своемъ возвращеніи въ Вну и просила принять ее немедленно.
— Сейчасъ, сейчасъ,— сказалъ онъ и, обращаясь къ эрцгерцогу, прибавилъ:— позвольте мн, ваше высочество, принять княгиню Саріа, которая находится въ родств съ семьею Зичи. Это прелестная женщина, и я хлопочу, чтобы снять секвестръ съ помстій ея мужа, который былъ запутанъ въ послдней венгерской исторіи, а затмъ умеръ.
— Сдлайте одолженіе,— отвчалъ любезно эрцгерцогъ.
Спустя минуту, въ дверяхъ показалась княгиня Саріа, сіяющая красотой и въ изящномъ, модномъ костюм.
— Здравствуйте, милая путешественница,— сказала, Метгернихъ, встрчая ее и цлуя ей руку.— Его высочество и маршала, Мармонъ сжалились надъ моимъ нетерпніемъ васъ увидть и дозволили мн привтствовать васъ при нихъ.
Полина граціозно поклонилась маршалу и церемонно присла эрцгерцогу.
— Я очень благодарна его высочеству,— сказала она и, усвшись въ кресло, прибавила, пока оба маршала отошли въ сторону:— прежде всего, князь, скажите, правда, что вы женитесь на Меланіи Зичи?
— Правда.
— Я очень рада и за нее и за васъ. Значитъ, я не даромъ пріхала и перенесла столько непріятностей.
— А разв ваше путешествіе было непріятное?
— И не говорите. Мн вздумалось прохать черезъ Швейцарію, и я насмотрлась столько ужасовъ. Мой экипажъ едва не опрокинулся разъ двадцать, и потомъ швейцарскіе трактирщики хуже разбойниковл,.
— Во всякомъ случа вы благополучно дохали, и за это надо благодарить небо. А гд вы остановились?
— Пока еще въ гостиниц. Успется найти помщеніе, когда я ршу совсмъ перебраться въ Вну.
— А разв этого еще не ршили?
— Это будетъ зависть отъ того, какъ поступитъ со мною правительство, и признаетъ ли оно себя виновнымъ.
— Въ чемъ? Вдь вашъ мужъ былъ заговорщикъ.
— Нтъ.
— По крайней мр, его считали заговорщикомъ.
— И ошибались такъ же, какъ ошибались, удерживая меня три года въ Милан. Вы знаете, полиція не только слдила за мною тамъ, но по вызд изъ Милана за мной устроили погоню, и если бы я не похала черезъ Швейцарію, то до сихъ поръ находилась бы подъ надзоромъ полиціи.
Полина нарочно упомянула о полиціи, чтобы узнать, предупрежденъ ли былъ Меттернихъ объ ея прізд съ двумя блошвейками, и по незамтному движенію въ его лиц убдилась, что онъ кое-что зналъ. Дйствительно, какъ только она упомянула о своей поздк черезъ Швейцарію, онъ тотчасъ вспомнилъ о полицейскихъ донесеніяхъ и дипломатической депеш, извщавшихъ о томъ, что дв женщины взяли на себя отвезти важныя бумаги герцогу Рейхштадтскому, выбравъ дорогу черезъ Швейцарію, чтобы избгнуть полицейскихъ преслдованій.
— Во всякомъ случа,— произнеси, громко канцлеръ:— ваше дло, княгиня, благополучно окончилось. Я говорилъ съ императоромъ, и онъ согласенъ забыть прошедшее. Даю вами, слово, что секвестра’ съ помстій вашего мужа будетъ снятъ.
— Въ такомъ случа мн остается только васъ благодарить,— отвчала Полина.
— Мн этого мало,— произнесъ канцлеръ:— и я попрошу у васъ совта.
— Полноте, какой я могу вамъ дать совтъ.
— Нтъ, увряю васъ, княгиня, я нахожусь въ большомъ затрудненіи, и только умная женщина, какъ вы, можете помочь мн найти выходъ.
Полина внимательно посмотрла на стараго дипломата, чувствуя, что онъ разставляетъ ей сти.
— Вотъ видите, княгиня, въ чемъ дло: надо найти средство, чтобы узнать, что думаетъ молодой человкъ, жившій до сихъ поръ въ одиночеств, не тяготится ли онъ своимъ положеніемъ и не мечтаетъ ли выйти изъ него.
— Кто же этотъ молодой человкъ?— спросила княгиня.
— Вы сейчасъ это узнаете, но прежде скажите мн, какъ изгнать изъ головы двадцатилтняго юноши желаніе приключеній и славы.
— Очень просто. Откройте птиц клтку, и она полетаетъ, полетаетъ, попробуетъ свои силы и вернется назадъ, такъ какъ она слишкомъ привыкла къ золоченной невол, чтобы разстаться съ нею.
— Это средство слишкомъ опасно. Нтъ ли другого?
— Есть и другое. Впустите въ клтку другую птицу. Очутившись вдвоемъ, узникъ забудетъ свою неволю и броситъ всякую мысль о свобод.
Меттернихъ пристально смотрлъ на свою собесдницу и не замтилъ въ ней ни слда смущенія. Онъ ршительно ошибся и не имлъ никакого основанія принимать прелестную княгиню Саріа за искательницу приключеній.
— А какъ же найти подобающую птицу?— спросилъ онъ, продолжая начатый разговоръ.
— Вы находите пословъ, найдете и посланницъ.
— Это легко сказать, а сдлать трудно.
— Въ такомъ случа положитесь на случайность. Иногда случай бываетъ умне самого Меттерниха.
— А пока не явится такой случай, я не буду знать, что происходитъ въ блокурой голов.
— А онъ блокурый?
— Вотъ я и проговорился. Впрочемъ, все равно, вотъ и онъ самъ. Какъ по-вашему,— онъ измнился въ три года?
Въ эту минуту въ комнату вошелъ юноша, и княгиня Саріа промолвила:
— Герцогъ Рейхштадтскій! Да, онъ очень измнился.
Она невольно встала и такъ пристально, такъ внимательно осмотрла вошедшаго съ головы до ногъ, что ей самой показалось страннымъ подобное вниманіе со стороны обыкновенно равнодушной, скептической, свтской красавицы.

VII.
Его сынъ.

Герцогъ Рейхштадтскій вошелъ въ сопровожденіи своего наставника, графа Маврикія Дитрихштейна, и прямо подошелъ къ канцлеру, словно никого другого не было въ комнат.
— Я только что былъ у ддушки,— сказалъ онъ дрожащимъ голосомъ:— и онъ мн сказалъ, что вы имете передать мн его приказанія. Хотя я и пришелъ къ вамъ, но не лучше ли вамъ передать эти приказанія графу Маврикію. Онъ распоряжается въ Шенбрун за отсутствіемъ императора, и ему, я полагаю, слдуетъ принимать и приказанія.
Въ эту минуту онъ замтилъ эрцгерцога, стоявшаго у окна съ Мармономъ, и, подойдя къ нему, произнесъ:
— Простите, ддушка, я васъ не замтилъ.
Пока старикъ его обнималъ, юноша шепотомъ прибавилъ:
— Я очень несчастенъ.
— Что съ тобой, Францъ? Кто тебя обидлъ?
— Молодой герцогъ слишкомъ увлекается,— сказалъ Меттернихъ, также приближаясь къ эрцгерцогу и юнош:— дло идетъ не о распоряженіяхъ по Шенбрунскому замку, а его величество приказалъ мн напомнить вамъ, герцогъ, о томъ, что такой принцъ, какъ вы, обязанъ подчиняться этикету.
— Разв я нарушилъ обязанность, налагаемую на меня моимъ положеніемъ, господинъ канцлеръ?
— Нтъ, Боже избави, ваше высочество. Очень естественно любить кататься верхомъ и принимать вашихъ друзей, но ддушка желаетъ, чтобы вы впредь ничего не длали безъ его разршенія.
— Прошу васъ, князь, выразиться опредлительно.
— Напримръ, вы любите разговаривать съ графомъ Прокешъ-Остеномъ, и вы съ нимъ катались верхомъ, а вашему ддушк угодно, чтобы вы впредь не бесдовали съ графомъ иначе, какъ въ присутствіи третьяго лица.
— Я слышалъ,— отвчалъ съ горечью герцогъ,— что моему другу Прокешу дано порученіе хать въ Италію надолго. Значитъ, я его боле не увижу.
— Никто не говоритъ о томъ, чтобы ваше высочество его не видли, но…
— Я очень хорошо понимаю, чего хотятъ отъ меня, но не люблю наушниковъ. Въ моихъ словахъ нтъ ничего обиднаго, и если ддушка не желаетъ, чтобы я свободно говорилъ съ моими друзьями, то хорошо — я не буду съ ними видться.
— Императоръ еще боится,— продолжалъ Меттернихъ, какъ бы ни въ чемъ не бывало:— что вы слишкомъ свободно ходите по Вн, горцогъ, и ваша свита не знаетъ, куда вы направляетесь.
— Хорошо, понимаю. Выходя изъ дома, я буду всегда говорить, куда иду, чтобы можно было слдить за мной.
— Не слдить, ваше высочество, а охранять васъ.
— Хорошо, хорошо, я все понимаю… Не правда ли, я долженъ какъ можно больше оставаться въ томъ парк, который служитъ мн тюрьмой? Мн слдуетъ не думать ни о чемъ, не надяться ни на что и даже не удивляться, что мн перемнили имя. Хорошо, господинъ канцлеръ, я все понимаю.
Эрцгерцогъ насупилч. брови, а Полина подумала: ‘Бдный юноша!’.
Но Меттерних’ъ оставался холоднымъ, непреклоннымъ, однако и онъ посл минутнаго молчанія измнилъ свой тонъ и произнесъ очень любезно:
— Теперь я кончилъ непріятное порученіе, данное мн его величествомъ, и могу сообщить вамъ пріятную новость.
Герцогъ молча посмотрлъ на канцлера, и его голубые глаза ясно говорили: ‘мн нечего ждать пріятнаго извстія отъ васъ’.
— Его величество,— продолжалъ Меттернихъ:— желая доказать свою постоянную любовь къ вамъ, назначилъ васъ губернаторомъ Граца, командиромъ гренадерскаго полка и шефомъ драгунскаго полка, который будетъ называться Рейштадтскимъ.
— А когда мн хать въ Грацъ?— спросилъ недоврчиво юноша.
— Это только почетное назначеніе, и вамъ не надо покидать Шенбрунъ.
— Хорошо, и драгунскимъ полкомъ мн не позволятъ командовать, а замнятъ, его оловянными солдатиками?
— Нтъ, вроятно, вы будете командовать вашимъ полкомъ на парадахъ.
— А если будетъ, воина, то я поведу своихъ солдатъ на враговъ?
— Не волнуйтесь, ваше высочество, мы живемъ въ мир со всми народами, и вамъ, вроятно, никогда не придется обнажить нашей сабли.
— Въ такомъ случа,— произнесъ герцогъ,— зачмъ меня назначаютъ губернаторомъ въ такой городъ, куда я не могу хать, и даютъ мн такой полкъ, котораго я не могу вести на непріятеля?
Эрцгерцогъ Карлъ не могъ боле выдержать и, взявъ за плечо внука, сказалъ вполголоса:
— Успокойся, Францъ я все устрою.
Потомъ онъ громко произнесъ:
— А ты знаешь, Францъ, какой теб даютъ полкъ? Эти драгуны прежде назывались драгуны Латура, и подъ Ваграмомъ они дрогнули отъ атаки французской кавалеріи, но я бросился впередъ и крикнулъ имъ: ‘Разв вы не драгуны Латура?’ Они отвчали: ‘да, да’, и бросились съ такимъ пыломъ на гренадеровъ Удино, что они должны были отступить. Не правда ли, маршалъ Мармонъ?
Это имя Мармона, неожиданно произнесенное передъ сыномъ Наполеона, произвело потрясающее впечатлніе на узника Меттерниха.
— Мармонъ здсь!— воскликнулъ онъ.— Вы маршалъ Мармонъ!— воскликнулъ юноша, сверкая глазами.— Правда ли, что вы покинули моего отца?
— Что ты говоришь?— произнесъ эрцгерцогъ.
— Откуда онъ это знаетъ?— промолвилъ Меттернихъ.
— Браво, настоящій сынъ Наполеона!— произнесла громко Полина.
Тяжелое молчаніе водворилось въ комнат. Мармонъ блдный,
съ налившимися кровью глазами, хотлъ сказать, какъ всегда, въ свою защиту, что онъ любилъ Францію боле императора, но не могъ выговорить ни слова.
Самъ герцогъ Рейхштадтскій поспшилъ на его выручку.
— Можетъ быть, я ошибаюсь, маршалъ,— сказалъ онъ:— меня очень плохо учили исторіи, но я все-таки знаю, что вы до тхъ поръ храбро сражались въ Италіи, Испаніи, Австріи и даже во Франціи. Я знаю, что вы долго были врнымъ товарищемъ отца, и потому все-таки съ удовольствіемъ пожму вамъ руку, до которой, вроятно, не разъ прикасался мой отецъ.
Мармонъ едва удержался отъ душившихъ его слезъ, и пока онъ дрожащими руками схватилъ протянутую ему руку, герцогъ прибавилъ вполголоса:
— Однако вы должны были очень страдать, покидая вашего стараго товарища.
Между тмъ Меттернихъ сдлалъ выговоръ Дитрихшттейну за недостаточный надзоръ и приказалъ навести справку о томъ, кто могъ сообщить недозволенныя свднія Шенбрунскому юнош.
Покончивъ съ Мармономъ, герцогъ спокойно сказалъ, обращаясь къ Меттерниху:
— Прошу васъ, передайте мою благодарность императору. Я съ удовольствіемъ надну мундиръ храбраго драгунскаго полка, о которомъ такъ лестно отозвался мой ддъ, знающій въ атома, толкъ, но я надюсь, что это новое назначеніе не заставитъ меня никогда воевать съ Франціей.
— Императоръ будетъ очень доволенъ узнать, ваше высочество,— отвчала, канцлера,— что вы готовы исполнять вс его приказанія, и что онъ можетъ всегда разсчитывать на васъ, какъ на принца, преданнаго своему дому и своей стран.
— Еще бы!— произнесъ герцога, гордо поднимая голову:— онъ самъ мн объяснилъ нсколько лтъ тому назади, за, чемъ состоита, мой долга, Я былъ тогда ребенкомъ и игралъ въ его кабинет въ въ Шенбрун. Неожиданно онъ положилъ мн руку на голову и сказалъ: ‘Жаль, что ты не постарше, тогда теб было бы достаточно появиться на Страсбургскомъ мосту, чтобы въ Париж прекратилось царство Бурбоновъ. Ддушка никогда бы мн этого не сказалъ, если бы не былъ убжденъ такъ же, какъ вы, что я преданъ своему долгу и своей стран.
— Хорошо сказано,— промолвилъ эрцгерцогъ.
Меттернихъ узналъ то, что ему было необходимо, и подумалъ:
— Мое предчувствіе меня не обмануло, надо дйствовать энергично.
Мармонъ трогательно распростился съ герцогомъ, высказала, ему всю свою преданность и выразилъ надежду, что еще увидится съ нима, Меттернихъ проводилъ маршала до дверей, а герцогъ, смотря ему въ слдъ, промолвилъ:
— Онъ былъ на войн съ отцемъ.
Неожиданно глаза его остановились на красивой, блестящей женщин, присутствія которой онъ до сихъ поръ не замчала,.
— Кто эта дама, ддушка?— спросилъ онъ вполголоса.— Она была здсь все время?
— Да, это княгиня Саріа.
Юноша подошелъ къ Полин и произнесъ съ почтительнымъ поклономъ:
— Я долженъ просить у васъ извиненія, княгиня, что за, вашемъ присутствіи позволилъ себ непростительную выходку.
— Ваше высочество, бываютъ прекрасныя увлеченія, въ которыхъ нечего извиняться,— отвчала Полина.
Голосъ ея показался юнош звучнымъ, сладкимъ, а взглядъ ея добрымъ, сочувственнымъ.
— Вы находитесь въ дружескомъ отношеніи съ канцлеромъ?— спросилъ герцога, не понимая, какъ она очутилась въ кабинет Меттерниха.
— Я возвратившаяся изгнанница,— отвчала съ улыбкой Полина:— и мой примръ доказываетъ, что можно возвратиться изъ изгнанія.
— Но для этого необходимо подчиниться.
— Нтъ, ваше высочество, надо только терпливо ждать. Минута справедливости рано или поздно настанетъ.
Герцогъ бросилъ на нее взглядъ, полный восхищенія и благодарности.
— Ну, Францъ, пойдемъ со мною,— сказалъ эрцгерцогъ Карлъ:— я провожу тебя до лстницы и тамъ отдамъ на попеченіе Дитрихштейну.
Молодой человкъ послдовалъ за своимъ ддомъ, но не слышалъ его словъ, и ему все мерещился симпатичный образъ красавицы.
Оставшись наедин съ Меттернихомъ, Полина сказала, искусно маскируя свое неожиданное смущеніе:
— Мы съ вами и забыли третье средство узнать, о чемъ мечтаетъ вашъ узникъ, именно спросить его объ этомъ.
— Такъ что же, вы полагаете, княгиня, мн предпринять?— спросилъ канцлеръ.
— Ничего. Дайте ему свободу и окажите довріе, это благородная душа.
— А я все-таки думаю, что второе средство лучше,— хитро замтилъ канцлеръ и пристально посмотрлъ на молодую женщину.
— А я думаю, что оно теперь ни къ чему не приведетъ,— отвчала Полина,— но мн пора князь навстить эрцгерцогиню Софію, которая такъ же, какъ вы, сохранила обо мн добрую память.
— Эрцгерцогиня совершенно оправилась,— произнесъ Меттернихъ, провожая княгиню до дверей:— и послзавтра въ Шенбрун назначены крестины ея маленькаго сына. Вы тамъ будете, княгиня?
— Постараюсь.
— Такъ до свиданія въ Шенбрун.
— А какъ назовутъ новаго внука императора?
— Францемъ-Іосифомъ.
И Меттернихъ съ своей обычной любезностью поцловалъ на прощаніе руку у княгини Саріа.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.
Смлая попытка.

I.
Приключенія полицейскаго агента.

Посадивъ Фабіо въ Миланскую тюрьму вечеромъ 26 іюня, Галлони сталъ обсуждать со всхъ сторонъ, какъ окончить блестящимъ образомъ начатое имъ дло, чтобы заслужить повышеніе. Ему невыносимо было прозябать въ мелкой должности, когда онъ чувствовала, способность разыгрывать первую роль, хотя бы въ полиціи.
— Во что бы то ни стало, мн нужно достать эти бумаги,— думалъ онъ:— а то снова прощай вс надежды, да еще, можетъ быть, я получу выговоръ за безпричинный арестъ Фабіо. Но разв можно сдлать яичницу, не разбивъ яйца.? Но какъ ловко провела меня эта княгиня! Куда она дла бумаги? Нтъ, я глупо сдлалъ, что послушалъ офицера и не продолжала, обыска. Лучше я вернусь снова за, магазинъ, посмотрю, что тамъ длается, а потомъ отправлюсь въ домъ княгини и устрою тамъ полицейскій надзоръ за всми ея дйствіями.
Спустя нсколько минутъ, онъ снова подошелъ къ магазину со своими сбирами, и только что поставленные на часы жандармы, которые смнили прежнихъ, удостоврили, что никто при нихъ не входилъ въ домъ и не выходила, изъ него, а виднвшійся свтъ въ окн надъ магазиномъ только что погасъ.
Галлони успокоился, такъ какъ онъ не зналъ, что въ дом никого не было, кром продавщицы Элизы, и поспшно направился за, родовой домъ княгини Саріа, casa Sorati, въ улиц СантоАндреа. Тамъ также все было благополучно. Свтъ мерцалъ въ нкоторыхъ окнахъ верхняго этажа, гд, очевидно, жили слуги. Наконецъ, и тамъ онъ исчезъ, когда на городскихъ часахъ пробило полночь.
Прежде, чмъ итти спать, Галлони принялъ послднія дв мры предосторожности. Онъ поставилъ двухъ часовыхъ у дома княгини Саріа и, зайдя въ почтамтъ, предупредилъ дежурнаго чиновника, чтобы перехвачены были вс письма, адресованныя на имя этой аристократки и посылаемыя ею.
Каково же было его разочарованіе, когда на слдующее утро онъ увидлъ, что блошвейки покинули свое жилище, и узналъ, что княгиня Саріа вмст съ ними выхала рано утромъ на почтовыхъ по дорог въ Комо, хотя одинъ изъ его сбировъ поскакалъ за ними, чтобы не выпустить изъ вида, но этого было недостаточно, и Галлони отправился въ домъ губернатора, такъ какъ онъ былъ вполн убжденъ, что бглянки увезли съ собою драгоцнныя бумаги,
Было восемь часовъ утра, и лакей губернатора отказался разбудить его.
Галлони разсердился и предъявилъ свой бланки, агента тайной полиціи.
— Ступайте къ начальнику полиціи, это дло его, а не губернатора.
— Я желаю видть губернатора по важному государственному длу, и никто, кром него, не можетъ принять необходимыхъ мръ въ этомъ случа.
Посл долгихъ переговоровъ лакеи смилостивился и доложили, губернатору о приход Галлони, но только въ 9 часовъ онъ добился аудіенціи, такъ долго вставали, и одвался губернаторъ.
Когда сыщикъ подробно разсказалъ о всемъ случившемся наканун и въ это утро, то губернаторъ промолвилъ съ улыбкой:
— Не можетъ быть, чтобы такая блестящая аристократка, какъ княгиня Саріа, имющая важныя связи въ Вн, приняла участіе въ заговор съ двумя блошвейками и мелкимъ адвокатомъ.
— Если, ваше превосходительство, мн не врите, то не угодно ли вамъ допросить графа Бальди, который присутствовалъ при обыск магазина ‘Золотыя ножницы’.
Вмст съ тми, сыщикъ настоятельно требовалъ, чтобы ему былъ выданъ тотчасъ приказъ о принятіи необходимыхъ мръ противъ княгини Саріа и ея двухъ сообщницъ, обвиняемыхъ въ укрывательств важныхъ государственныхъ бумагъ, и чтобы его лично тотчасъ отправили въ погоню за ними. Губернаторъ тмъ скоре на это согласился, что ему необходимо было переслать въ Вну секретныя письма не по государственному длу, а по любовной интрижк, и они достигли бы врне своего назначенія въ карман Галлони, чмъ по почт. Къ приказу о преслдованіи и арест подозрительныхъ дамъ губернаторъ прибавилъ рекомендательное письмо къ начальнику внской полиціи Зедельницкому.
— Ваше превосходительство, конечно, увдомите объ этомъ министра,— сказалъ Галлони, выходя изъ кабинета:— такъ какъ ваше донесеніе очиститъ мн почву для дйствій въ Вн.
Вернувшись къ своему туалету, губернаторъ промолвилъ вполголоса:
— Конечно, княгиня докажетъ всю глупость взведеннаго на нее обвиненія, и тмъ дло кончится.
Между тмъ Галлони не терялъ времени, но онъ не бросился въ погоню за экипажемъ княгини Саріа, который спокойно катился по дорог въ Комо, а отправился прямо въ Вну по боле прямой почтовой дорог черезъ Бресчію, Верону и Удине.
— Я прибуду въ Вну раньше ея,— думалъ онъ,— и если мн тамъ окажутъ содйствіе, то я легко накрою княгиню, которая будетъ считаться вполн безопасной и не приметъ мръ, чтобы скрыть драгоцнные документы.
Все случилось, какъ предвидлъ ловкій сыщикъ. Жандармъ догналъ княгиню Саріа на швейцарской границ, и хотя тамъ подвергли строгому разсмотрнію паспорты трехъ женщинъ, но они оказались въ порядк, и пришлось ихъ пропустить, а, однажды очутившись въ Швейцаріи, он уже были вн когтей австрійской полиціи.
Что касается до Галлони, то онъ не спша достигъ Вны иной дорогой и явился туда ровно во время.

II.
Отель ‘Лебедь’.

Первымъ дломъ Галлони по прибытіи въ Вну было доставить секретныя письма миланскаго губернатора, а затмъ онъ отправился къ начальнику полиціи и выправилъ себ разршеніе содйствовать столичной полиціи въ разысканіи заговорщиковъ, по длу врученія герцогу Рейхштадтскому важныхъ документовъ. Наконецъ онъ помстился въ маленькой гостиниц у городскихъ воротъ, выходившихъ на дорогу, которая вела изъ Тироля и Швейцаріи.
На третій день онъ съ удовольствіемъ увидлъ дорожный экипажи., въ которомъ спокойно сидли его бглянки. Онъ послдовалъ за ними и убдился, что он поселились на нкоторое время въ отел ‘Лебедь’ въ Карентійской улиц.
Вечеромъ въ тотъ же день графъ Зедельницкій въ сопровожденіи Галлони, который доложилъ ему подробно обо всемъ, постилъ отель ‘Лебедь’ и даже номеръ, занятый княгиней Саріа, пока ея не было дома. Испуганный хозяинъ отеля подробно отвчалъ на вс вопросы графа.
— Давно ли живетъ здсь княгиня?
— Съ сегодняшняго утра. Можетъ быть, ваше превосходительство, мн не слдовало принимать ее? Если вы прикажете, то я тотчасъ ей откажу.
— Нтъ,— отвчалъ графъ, пожимая плечами:— княгиня почтенная дама и иметъ большія связи при двор.
— Я такъ и думалъ, это очень приличная особа. Ее сопровождаютъ дв женщины, которыя значатся по паспорту блошвейками. Он заняли скромную комнату подъ номеромъ княгини.
— Вы ихъ знаете, он когда нибудь останавливались въ отел?
— Нтъ. Прикажете ихъ удалить?
— Ни ихъ и никого другого.
— Есть еще у васъ новые путешественники?
— Только одинъ журналистъ изъ Парижа, которому тайный совтникъ Фридрихъ Генцъ только что прислалъ кучу карточекъ для осмотра внскихъ музеевъ.
— Что же, княгини цлый день не было дома?
— Она узжала утромъ во дворецъ, какъ мн сказалъ кучеръ, затмъ она вернулась и обдала одна въ часъ. Въ три часа она похала къ эрцгерцогин Софіи, какъ мн сообщилъ швейцаръ, теперь ее ждутъ съ минуты на минуту, а вечеромъ она собирается опять выхать.
— Поздравляю, вы все знаете о своихъ жильцахъ, значитъ вашъ отель прекрасно организованъ. Прошу васъ передавать моему уполномоченному вс письма и пакеты, которые будутъ получаться или отправляться вашими жильцами. Вы поняли меня?
— Понялъ, ваше превосходительство, ваше приказаніе относится и до княгини Саріа?
— Да, лучше не длать исключенія ни для кого. Если же княгиня узнаетъ, что мы были въ ея комнатахъ, то скажите, что мы путешественники и желаемъ занять ея номеръ, когда она его очиститъ.
Съ этимъ словомъ графъ отпустилъ трактирщика и, оставшись наедин съ Галлони, спросилъ его:
— Вы осмотрли мстность?
— Конечно. Вотъ здсь рядомъ спальня, она выходитъ въ гардеробную, которая соединяется дверью съ задней лстницей, а въ гостиную прямо входятъ съ парадной лстницы. Вотъ и все.
— Такъ не угодно ли вамъ покуда только слдить за всми шагами этихъ лицъ. Хотя ваши первыя дйствія въ этомъ дл были неудачными, но вы потомъ доказали свою ловкость, отыскавъ здсь вашихъ бглянокъ, но помните, что Вна не Миланъ, и внцы не миланцы. Хотя вы не принадлежите къ здшней полиціи, но я дозволю вамъ окончить это дло. Только смотрите, оправдайте рекомендацію миланскаго губернатора, главное будьте осторожны и не торопитесь.
— Да мн теперь и длать нечего, ваше превосходительство, документы должны еще находиться въ карман княгини, и я подожду, пока она опорожнитъ свои карманы.
— И пока я вамъ разршу дйствовать,— прибавилъ графъ.
Галлони кивнулъ головой, но этотъ безмолвный знакъ могъ означать одинаково и ‘слушаюсь’ и ‘какъ бы не такъ’.
— Княгиня Саріа вернулась, и если ваше превосходительство желаете, то можете съ нею познакомиться,— произнесъ хозяина, отеля, пріотворяя дверь.
— Я нисколько этого не желаю,— отвчалъ графъ Зедельницкій.
— А я тмъ боле, такъ какъ она меня знаетъ,— прибавилъ Галлони.
— Идите на встрчу вашей жиличк, а мы удалимся задними, ходомъ. Вотъ глупая исторія! Но, Галлони, воспользуйтесь этимъ, чтобы осмотрть вс входы и выходы.
Въ ту самую минуту, какъ они исчезли по задней лстниц, парадная дверь отворилась, и Полина вошла за, номеръ за, сопровожденіи горничной.
— Извините, ваше сіятельство, что я позволила, себ войти въ ваши апартаменты,— сказала, хозяина, отеля, низко кланяясь,— но я хотла, убдиться, все ли за, порядк, и къ тому же я долженъ былъ показать ихъ двумъ путешественникамъ, которые хотятъ снять иха, когда вы покинете отель, что, я надюсь, будетъ не скоро.
Слушая его, Полина поправляла себ прическу у зеркала, но случайно она взглянула въ окно и вздрогнула. По улиц быстро шли два человка, и одинъ изъ нихъ украдкою смотрлъ на ея окно. Въ его блдномъ, ршительномъ и вселяющемъ отвращеніе лиц она узнала миланскаго сыщика.
— Это ваши новые жильцы,— сказала она, указывая на быстро удалявшіяся фигуры.— Нечего сказать, хорошіе у васъ кліенты.
— Я, право, не вижу такъ далеко,— сказалъ хозяинъ отеля за, большомъ смущеніи.
— Я надюсь, что вы дали имъ обо мн вс свднія, какія они желали. Я нимало не хочу ссорить васъ съ полиціей.
— Что же длать, несчастные хозяева отелей подвергнуты постоянному полицейскому надзору.
— Пожалуйста, не длайте исключенія для меня. Докладывайте полиціи о всхъ лицахъ, которыя будутъ меня посщать, даже показывайте мои письма.
— Какъ, ваше сіятельство, вы позволяете?— воскликнулъ съ удивленіемъ хозяинъ.
— Да, конечно, въ наше время надо подчиняться подобнымъ непріятностямъ, въ особенности, когда нечего бояться. Ну, до свиданія, прошу васъ, прикажите сказать, чтобы двицы Лоливъ зашли ко мн, когда окончатъ свою работу.
Оставшись одна, Полина стала серіозно обдумывать свое положеніе. Очевидно, Галлони не считалъ себя побжденнымъ, прослдилъ ихъ до Вны, увдомилъ полицію объ ихъ прибытіи и окружилъ хитрою стью бдныхъ женщинъ, которыя надялись, что избгли его когтей. Но неужели Меттернихъ велъ двойную игру и съ одной стороны принималъ ее любезно, а съ другой подвергалъ унизительному полицейскому надзору. Что ей длать? Она хотла повести снова веселую свтскую жизнь, а обстоятельства ее наталкивали на участіе въ политическомъ заговор. Конечно, въ пользу такого интереснаго и симпатичнаго юноши, какимъ ей показался неожиданно герцогъ Рейхштадтскій, можно было дйствовать съ удовольствіемъ. Но что она могла сдлать? Она была вполн безпомощна, и потому ршилась остаться въ сторон, не обращая вниманія на полицейскія непріятности, тмъ боле, что ей никто не поручалъ исправлять ошибокъ исторіи.
— А жаль,— промолвила она мысленно, вспомнивъ о красивой фигур молодого человка, объ его благородной выходк относительно Мармона и въ особенности о нжномъ, сочувственномъ взгляд, брошенномъ на нее.

III.
Планъ дйствія.

— Княгиня, должно быть, получила дурныя извстія,— сказала Шарлотта своей тетк, входя въ гостиную:— посмотрите, какъ она грустна.
— Не бойтесь, не случилось никакого несчастія,— отвчала Полина, услыхавъ слова молодой двушки, хотя они и были сказаны вполголоса:— напротивъ я нашла старыхъ и новыхъ друзей, такъ что стоитъ намъ только сказать слово, и наше дло въ шляп.
— Неужели?— воскликнула Шарлотта, просіявъ.
— Но я еще не упомянула о нашемъ дл никому. Оказывается, что наши миланскіе друзья прекрасно выбрали минуту для дйствія, хотя сами этого не подозрвали. Парижская революція даетъ вс шансы на успхи, сыну Наполеона.
— Бдный юноша!
— Я видла его,— воскликнула Полина, обрадовавшись случаю поговорить о молодомъ человк, который произвелъ на нее глубокое впечатлніе:— какъ онъ перемнился! Три года тому назадъ онъ былъ блднымъ, грустнымъ ребенкомъ, сгорбленнымъ подъ бременемъ несчастья, а теперь онъ сталъ прекраснымъ, благородными, смлымъ, мыслящимъ юношей. А глаза у него свтлые, открытые, добрые.
— Помните, тетя, и Фабіо говорилъ то же.
— Люди, окружающіе его, начинаютъ понимать принца,— продолжала Полина:— они боятся его. Я пристально смотрла на Меттерниха, пока герцогъ Рейхштадтскій говорилъ, и ясно было, что онъ въ молодомъ австрійскомъ офицер видлъ неожиданно воскресшій образъ его великаго отца. Хитрый дипломатъ словно слышалъ голосъ умершаго колосса, и какъ будто передъ нимъ воскресали кровавые годы его борьбы съ императоромъ. Это была поразительная, чудная сцена.
— Я понимаю, почему вы не могли еще сказать ни слова о Миланскомъ дл,— замтила Шарлотта.
— Я не говорила о немъ, но оно извстно Меттерниху. Онъ знаетъ, что мы пріхали втроемъ, и, быть можетъ, подозрваетъ, что въ нашихъ рукахъ драгоцнные документы. Но не безпокойтесь, все уладится.
— Простите, княгиня,— произнесла тетка молодой двушки:— не лучше ли намъ уничтожить эти бумаги?
Шарлотта всплеснула руками отъ удивленія и гнва.
— Зачмъ ихъ уничтожать?— спросила Полина.
— Мы хотимъ просить помилованія человка, который долженъ былъ привезти сюда эти бумаги, а сами хотимъ обмануть лицъ, у которыхъ просимъ милости. Это не хорошо.
— Нтъ, тетя. Мы не имемъ права уничтожить бумагъ, которыя намъ поручилъ Фабіо. Онъ слишкомъ дорого платитъ за ихъ сохраненіе.
— Вы правы, дитя мое,— замтила Полина.
— Однако надо выбирать одно изъ двухъ: или освободить изъ тюрьмы твоего жениха и сжечь бумаги, или сохранить бумаги и не просить о помилованіи Фабіо.
— Вы хотите, чтобы ваша племянница обезчестила своего жениха и добилась его освобожденія цною предательства.
— Нтъ, но я боюсь, что мы поступимъ неблагородно, если не уничтожимъ бумагъ. Простите, княгиня, я знаю, съ какимъ мужествомъ и съ какой добротой вы оказали намъ помощь въ этомъ несчастномъ дл. Я вамъ за это очень благодарна, тмъ боле, что вы компрометировали себя безъ всякой причины. Но я не хочу, чтобы вы ради насъ совершили неблагородный поступокъ.
— Подумаемъ хорошенько и ршимъ, что мы должны сдлать по совсти,— отвчала съ улыбкой Полина и протянула руку доброй старух.
— Я полагаю,— воскликнула Шарлотта:— что прежде, чмъ ршать судьбу пакета съ бумагами, надо посмотрть, что въ нихъ находится.
— Вы совершенно нравы, Шарлотта, и если эти бумаги окажутся пустыми, то мы ихъ тотчасъ уничтожимъ, не правда ли, наша ходячая совсть?— прибавила княгиня, обращаясь къ тетк молодой двушки.
— Я не вижу, къ чему поведетъ это пустое любопытство,— отвчала старуха:— а если бумаги окажутся важными, то что мы сдлаемъ?
— Увидимъ, а что я не любопытна, то сейчасъ вамъ докажу, тетя. Вы об откроете пакетъ, а я выйду въ сосднюю комнату и буду караулить, чтобы насъ никто не подсмотрлъ.
— Хорошо, Шарлотта.
Молодая двушка быстро выбжала изъ двери и старательно затворила ее за собою.
— Я распечатаю конвертъ,— сказала Полина, вынимая его изъ своего кармана и показывая, что сургучъ остался неприкосновеннымъ:— мы прочитаемъ бумаги, а затмъ вы сами, г-жа Лоливъ, ршите, что съ ними длать.
Въ пакет оказалось восемь свернутыхъ бумагъ, Полина прежде всего развернула четыре письма.
— Вс они адресованы,— сказала Полина:— ‘его императорскому высочеству принцу Наполеону-Франциску-Бонапарту, герцогу Рейхштадтскому’, а подписано одно ‘Іосифомъ’, другое ‘Іеронимомъ’, третье ‘Ашилемъ Мюратомъ’, а четвертое ‘Луи-Наполеономъ Бонапартомъ’.
— Ватага нищихъ!— промолвила старуха съ инстинктивной ненавистью парижской буржуазіи къ семь императора.
— Вы правы, за исключеніемъ перваго, который очень богатъ.
— Пятый и шестой листъ подлинники и копіи списка подставъ, устроенныхъ на дорог изъ Вны въ Страсбургъ. Это самый далекій путь во Францію, а потому наимене подозрительный. Въ этой бумаг встрчаются имена почтовыхъ смотрителей, помщиковъ и даже простыхъ поселянъ, которые обязались приготовить лошадей. И какъ основательно, съ какою любовью составленъ этотъ списокъ. Въ немъ помчены не только вс повороты дорогъ и тропинки, но даже указаны города, которыхъ надо избгать. Сколько преданности и терпнія заключается въ этой сухой номенклатур. Просто удивительно.
— Это правда,— печально промолвила старая два.
— Вотъ еще списокъ лицъ, живущихъ въ Вн и ея окрестностяхъ, на помощь которыхъ можно разсчитывать: Жозефъ Мунцъ, управляющій барона Абенауса въ Гитцинг, близъ Шенбруна Карло Грепи, стекольщикъ, близъ Бельведера, ботаникъ Велэ… и еще десять другихъ. Вотъ и послдняя бумага, прочтите ее сами.
Г-жа Лоливъ взяла бумагу изъ рукъ княгини и прочла инструкцію, данную Фабіо тайнымъ обществомъ, къ которому онъ принадлежалъ:
‘Братъ, выбранный для совершенія этого подвига, передастъ означенныя бумаги Францу Шулеру, садовнику Шенбрунскаго парка. Онъ поступитъ такъ, чтобы никто не видлъ его свиданія съ этимъ человкомъ. Францъ Шулеръ, если и знаетъ объ этомъ предпріятіи, то не поощряла, его. Онъ любитъ сына своего стараго вождя, но никогда не составлялъ заговора для его освобожденія. Однако мы знаемъ, что онъ охотно пожертвуетъ своей жизнью для спасенія герцога Рейхштадтскаго изъ рукъ его палачей, чему посвятила вс свой усилія группа преданныхъ молодыхъ людей. О, вы, въ чьихъ рукахъ находятся эти документы, помните, что вы клялись ихъ сохранить какой бы то ни было цной, ваша жизнь, свобода, безопасность — ничто. Жертвуйте всмъ для святого дла освобожденія народовъ. Повинуйтесь’.
Наступило молчаніе, которое было нарушено, спустя нсколько минутъ, Полиной.
— Значитъ,— произнесла она,— мсяцами и годами многіе люди посвящали свою жизнь на то, чтобы вырвать изъ когтей злой судьбы благороднаго юношу, котораго держатъ во имя государственныхъ видовъ въ тюрьм, физической и нравственной. Имъ удалось составить необыкновенную нить самопожертвованій, а мы, эгоистки, хотимъ для своего спокойствія уничтожить плодъ очень долгаго, энергичнаго труда.
Старая два еще не успла отвтить, какъ въ комнату вбжала Шарлотта.
— Все въ дом тихо. Скажите, что вы нашли въ пакет такого страшнаго? Вы об совершенно измнились.
— Ваша тетка огорчена тмъ, что мы не можемъ уничтожить этихъ бумагъ,— замтила Полина.
— Я очень рада,— воскликнула Шарлотта.
— Какъ рада?— произнесла старая два,— да вдь если эти бумаги могучее орудіе, то мы не можемъ хлопотать о помилованіи Фабіо.
— Я это подозрвала. Я долго думала и пришла къ заключенію, что мы должны думать прежде всего объ его долг. И какая ему радость будетъ даже въ тюрьм узнать, что цль, къ которой онъ стремился, достигнута его невстой!
— Какъ? Ты хочешь?
— Я ничего не могу сдлать. Но мы найдемъ добрую фею и благородную душу, которая намъ поможетъ.
И она съ мольбою устремила свои глаза на Полину.
— Шарлотта, ты бредишь,— воскликнула ея тетка.
— Нтъ,— продолжала молодая двушка чарующимъ тономъ сирены,— я не могу разбудить спящаго принца въ заколдованномъ замк, но есть возвышенныя сердца, которыхъ привлекаетъ опасность. Если такая душа, оставшись доброй среди злыхъ, жестокихъ чудовищъ, и пожертвовала свтской, веселой жизнью, чтобъ оказать помощь двумъ несчастными, существамъ, то она не можетъ остановиться на полпути…
— Подумай, что ты говоришь?— перебила ее тетка:— ты хочешь, чтобы княгиня погубила себя ради насъ! Ты…
Полина подняла руку, безмолвно прося тетку не прерывать вдохновенной рчи молодой двушки.
— Освободить несчастнаго узника изъ рукъ тюремщиковъ,— продолжала Шарлотта,— это святое дло, и оно должно совершиться. Коли бумаги, могущія содйствовать бгству славнаго, симпатичнаго юноши, попали въ руки княгини Саріа, то неужели она ими не воспользуется?
— Полно, полно, Шарлотта,— начала ея тетка, но Полина ее перебила:
— Я горжусь тмъ, что Шарлотта поняла меня. Но, дитя мое, поговоримъ серіозно. Ты совтуешь мн обмануть людей, которые меня вызвали изъ, изгнанія и предлагаютъ возвратить все, что у меня отнято. Положимъ, это не бда, я слишкомъ долго ждала ихъ милости и даже теперь не очень врю имъ. Ты совтуешь мн принять участіе въ политической революціи?
— Конечно,— подтвердила старая два.
— Ты совтуешь мн отдать герцогу Рейхштадтскому эти бумаги и устроить его бгство, съ цлью возвратить ему императорскій престолъ, но вдь ты мн предлагаешь государственное преступленіе?
— Конечно,— повторила тетка.
— А если я потерплю пораженіе въ моемъ смломъ предпріятіи, то я подвергнусь новому изгнанію и лишусь навсегда отнятыхъ у меня помстій.
Она вдругъ покраснла и посл минутнаго молчанія продолжала:
— Нтъ, я этого не сказала. Я не равняла доброе дло съ презрннымъ, металломъ. Княгиня Саріа на это не способна.
— Но, княгиня, надо знать, стоитъ ли герцогъ, Рейхштадтскій такого самопожертвованія,— промолвила Шарлотта.
— Онъ стоитъ ли?.. Нтъ, я боле колебаться не могу. Въ сущности, колебалась ли я? Я готова была съ первой минуты совершить преступленіе, которое ты мн совтовала, Шарлотта! Что же касается до венгерскихъ помстій, то пусть ими пользуется, кто хочетъ! Я видла горе въ глазахъ двадцатилтняго юноши и ршила, чтобъ эти глаза засвтились радостью.
— О княгиня, княгиня!— воскликнула молодая двушка, бросаясь передъ нею на колни.
— Ну, видно безумье прилипчиво,— произнесла старая два,— и когда мои миланскіе сосди спросятъ, куда двалась хозяйка закрытаго магазина ‘Золотыя ножницы’, то имъ отвтятъ: ‘сумасшедшая старуха отправилась въ Вну, чтобы принять участіе въ, государственномъ заговор’.
— Не безпокойтесь,— отвчала Полина, подходя къ старух и крпко пожимая ей руку: — вы об вернетесь въ, вашъ, магазинъ, и Шарлотта выйдетъ, замужъ за своего жениха. Моей первой заботой будетъ обезпечить безопасность васъ, обихъ и Фабіо, а если я погибну въ, своей смлой попытк, то никто отъ этого не пострадаетъ.
Шарлотта хотла протестовать, но княгиня зажала ей рукою ротъ.
— Нтъ, нтъ,— продолжала она,— это единственное условіе, которое я ставлю. Никто не долженъ участвовать въ заговор, кром меня. Въ сущности, тутъ нтъ и заговора. Просто надо передать кому слдуетъ важныя бумаги. Это было поручено сдлать Фабіо, но онъ не можетъ исполнить даннаго ему порученія, вотъ и все. Но довольно болтать, пора и дйствовать. Прежде всего возьмите, Шарлотта, вонъ въ этомъ стол два конверта. Въ одинъ я положу письма членовъ бонапартовской семьи, а въ другой маршрутъ бгства и списокъ лицъ, могущихъ ему содйствовать. Что же касается до инструкціи Фабіо, то я еще разъ прочитаю ее и уничтожу.
Исполнивъ свое намреніе и разложивъ документы по конвертамъ, княгиня ихъ запечатала и произнесла съ торжествующей улыбкой:
— Ну, теперь все кончено. Мое оружіе готово, и багажъ распредленъ. Я слышала отъ офицеровъ, что наканун большой битвы всегда длятъ багажъ на дв части: съ одной разстаются при первой необходимости для облегченія бгства, а вторую отдаютъ только вмст съ жизнью. Я поступила также и теперь готова для битвы. На ночь я отдамъ оба конверта въ врныя руки, а завтра начну дйствовать.
— Такъ скоро!— воскликнула старая два.
— Да,— отвчала Полина:— спящій принцъ проснулся.
Возвращаясь къ себ въ комнату, Шарлотта сказала тетк:
— Вы замтили, какъ счастлива княгиня? Я уврена, что она любитъ юнаго герцога.

IV.
Тайна Полины.

Дйствительно ли она любила его? Неужели она, двадцатитрехлтняя гордая аристократка, царица свтскихъ гостиныхъ, во всемъ блеск своей красоты влюбилась съ перваго взгляда въ тщедушнаго, хотя и прелестнаго юношу?
Она даже не задавала себ этого вопроса. Отправившись изъ Милана въ Вну по длу о возврат своихъ помстій, она вовсе не думала о герцог Рейхштадтскомъ, хотя случайно приняла участіе въ дл объ арест Фабіо. Она думала, какъ вс представители внскаго общества, что герцогъ Рейхштадтскій былъ глупымъ, неразвитымъ юношей, который самъ соглашался быть узникомъ ловкаго, коварнаго министра. Но когда она увидла собственными глазами этого бднаго, спящаго принца и поняла, что онъ всмъ сердцемъ желалъ проснуться и вырваться на свободу изъ когтей безжалостныхъ тюремщиковъ, то ея женскому инстинкту стало ясно, какая ужасная комедія разыгрывалась надъ головой блокураго юноши. Въ ея ушахъ еще звучали коварныя слова Меттерниха, хотвшаго сдлать изъ ея красоты новыя узы для несчастнаго плнника. А вмст съ тмъ передъ ея глазами возставалъ образъ этого юноши, который однимъ словомъ пригвоздилъ къ столбу безчестія маршала, измнившаго его отцу, и потомъ по доброт душевной старался найти оправданіе этой измн. Вся его фигура, цвтъ его лица, взглядъ и улыбка на вки запечатллись въ ея сердц.
Во всемъ существ Полины произошла коренная перемна, она думала теперь только о бдномъ юнош, о томъ, какъ бы освтить его блдное, печальное лицо блескомъ радости. Убдившись изъ случайно попавшихъ въ ея руки бумагъ, что она можетъ быть ему полезной, можетъ доставить ему свободу и то счастіе, о которомъ онъ мечталъ, она ршила посвятить себя всецло этому великодушному длу.
О томъ же, дйствительно ли она полюбила блокураго юношу, Полина себя и не спрашивала. Она даже объ этомъ и не думала, Она только поддалась влеченію своего сердца ко всему прекрасному, несчастному, страждущему. Смлая попытка освободить узника Меттерниха улыбалась ей, и она поставила все на карту, чтобы выиграть неравную игру съ властелиномъ Европы.

ЧЕТВЕРТАЯ ЧАСТЬ.
Два соперника.

I.
Францъ I и Францъ II.

Императоръ германскій Францъ II не могъ простить Наполеону даже девять лтъ посл его смерти, что онъ заставилъ его измнить свой титулъ и называться австрійскимъ императоромъ Францемъ I. Можно помириться съАустерлицемъ, можно найти оправданіе Ваграму, эти непріятныя вспышки генія не мшали отдать замужъ свою дочь побдителю, который достаточно былъ безуменъ, чтобы этого пожелать, но нельзя забыть перемны титула, превращенія цифры царствованія изъ одной въ другую. Этого до сихъ поръ не могъ переварить отецъ Маріи-Луизы, герцогини Нармской и вдовы Нейперга. Изо всхъ несчастій, которыя обрушились ко время его царствованія на Габсбургскую имперію, это одно продолжало щемить его сердце, тмъ боле, что ловкій Меттернихъ не могъ загладить этого несчастія.
Францъ I отомстила, ненавистному побдителю въ союз со всми его врагами, погубила, зятя, онъ эскамотировалъ его сына и покрылъ своимъ родительскимъ благословеніемъ развратное поведеніе бывшей французской императрицы. Но, несмотря на вс усилія, она, не могъ возвратить себ потеряннаго титула, и отъ этого горя она, не могъ утшиться.
На слдующее утро посл описаннаго дня онъ ходилъ взадъ и впередъ по своему кабинету въ внскомъ дворц и обдумывала, все одинъ и тотъ же вопросъ, постоянно тревожившій его: ‘Какъ сдлаться не только фактически, благодаря таланту Меттерниха, но и по праву германскими, императоромъ?’ Въ сущности, этотъ вопросъ сводился къ тому, какъ Францу I сдлаться Францемъ II, т.-е. какъ наслдовать самому себ.
Это была, шестидесятилтній старика, высокаго роста, его осанка не была лишена благороднаго достоинства, а въ лиц виднлся слдъ благодушія. Его маленькая голова очевидно не могла вмстить въ себ великихъ мыслей, и по этой или по другой причин онъ любилъ простоту. Она, всегда скромно одвался и предпочиталъ, подобно Іосифу II, статскую одежду.
Когда за, это утро императору доложили о приход князя Меттерниха, то онъ встртилъ его очень любезно, но съ повелительнымъ оттнкомъ, такъ какъ хитрый дипломатъ всегда тшилъ старика маской повиновенія. Онъ постоянно называлъ его повелителемъ и обставлялъ свои доклады такъ, что, казалось, распоряженія исходили отъ высочайшей власти.
— Ну, любезный князь,— сказалъ императоръ:— вы, вроятно, снова принесли мн извстіе о какой нибудь безумной, революціонной вспышк, и снова намъ придется принимать энергичныя мры для охраны истинныхъ принциповъ государственнаго права?
— Нтъ, ваше величество, я на этотъ разъ желаю поговорить съ вами объ его высочеств герцог Рейхштадтскомъ.
— Въ такомъ случа,— перебилъ его императоръ,— я долженъ вамъ сообщить, что моя любезная дочь, эрцгерцогиня, направляясь изъ Пармы въ Ишль на воды, остановилась въ Баден на 24 часа, и я дозволилъ ея сыну постить свою мать. Она, теперь, должно быть, скачетъ верхомъ по Медлингской дорог, въ сопровожденіи графа Маврикія Дитрихштейна. Это не противорчитъ вашимъ намреніямъ?
— Нисколько, ваше величество поступаете всегда прекрасно, и мой долгъ сообразовать мои дйствія съ вашими намреніями. Я именно желалъ предложить вамъ ускорить эмансипацію молодого герцога: съ одной стороны, составить ему военную свиту, а съ другой, разршить ему пріобртеніе для своей библіотеки книгъ, которыя его интересуютъ.
— Прекрасно, любезный князь, значитъ, вы совершенно довольны Францемъ. Значитъ, онъ наконецъ пересталъ быть мечтателемъ, въ чемъ вы его постоянно упрекали.
— Напротивъ, ваше величество, онъ достигъ такого возраста, когда молодые люди легко предаются мечтамъ, надеждамъ и сожалніямъ. Вотъ, думая о немъ, я вспомнилъ, что иногда лучшій способъ укротить рьянаго молодого жеребца — отпустить поводья. Я и хочу попробовать примнить эту систему къ юному герцогу.
— Что же, вы хотите укрощать моего внука?— сказалъ со смхомъ императоръ.
— Не укрощать, а развивать, ваше величество,— отвчалъ серіозно канцлеръ.
— Я очень радъ, что вамъ пришла въ голову эта мысль. Я также думалъ, что пора вступить моему внуку на дйствительную военную службу. Кого же вы думаете назначить ему въ свиту?
— Я полагаю, что генералъ Гартманъ былъ бы тутъ на своемъ мст: это человкъ надежный и знающій.
— Гартманъ? Прекрасно,— отвчалъ императора,.
— Вмст съ нимъ можно назначить двухъ или трехъ офицеровъ изъ числа достойныхъ и политически не опасныхъ молодыхъ людей.
— Конечно, любезный князь, но не полагаете ли вы остановить свой выборъ, между прочимъ, на подполковник Прокеш? Повидимому, Францъ его очень любитъ.
— Я просилъ бы ваше величество,— произнесъ Меттернихъ съ знаменательной гримасой:— не поддаваться въ этомъ дл личнымъ чувствамъ. Необходимо окружить юнаго герцога не товарищами, пріятными для него, а адъютантами, на которыхъ мы можемъ разсчитывать. Къ тому же Прокешъ мн нуженъ по дипломатической части. Я уже говорилъ вашему величеству, что посылаю его въ Неаполь, и вамъ угодно было на это согласиться.
— Конечно, конечно, длайте, какъ хотите, любезный другъ.
Сопротивленіе императора вол своего могущественнаго друга никогда не шло дале этого. Иногда относительно герцога Рейхштадтскаго въ немъ просыпался инстинктъ дда, и онъ неожиданно обнаруживалъ нжныя чувства къ своему внуку. Но эти вспышки быстро проходили, и онъ равнодушно дозволялъ Меттерниху длать все, что угодно, со своимъ узникомъ.
— Я еще желалъ вамъ доложить,— сказалъ канцлеръ,— что маршалъ Мармонъ проситъ дозволенія прочитать юному герцогу нсколько лекцій по военному длу, я полагаю разршить ему это, если вы, ваше величество, не имете ничего противъ.
— Отчего же нтъ,— сказалъ императоръ,— вдь Наполеонъ былъ способный офицеръ, а его старый адъютантъ, конечно, способенъ прилично разсказать его походы, но посовтуйте ему, чтобы онъ не слишкомъ преувеличивалъ достоинства своего героя. Вдь что бы ни говорили объ этомъ безпокойномъ человк, но онъ не имлъ главнаго достоинства настоящаго государственнаго человка — умренности.
Меттернихъ почтительно поклонился въ знакъ согласія и перешелъ къ докладу о политическомъ положеніи Европы, при чемъ по нкоторымъ вопросамъ испрашивала, августйшаго совта своего повелителя.
Спустя нсколько минутъ, императоръ совершенно забылъ, что у него былъ внукъ, а когда канцлеръ удалился, то онъ по обыкновенію сталъ мечтать о томъ, какъ бы снова сдлаться германскимъ императоромъ Францемъ II.

II.
Сынъ и мать.

Въ это самое время бывшая французская императрица Марія-Луиза, а теперь морганатическая вдова графа Нейперга, отъ котораго она имла двоихъ дтей, гуляла съ своей фрейлиной въ саду виллы Флоры въ Баден. Она была въ очень печальномъ настроеніи, потому что получила два горестныя извстія. Во-первыхъ, одинъ изъ законныхъ сыновей генерала Нейперга продалъ лошадь своего отца, что она считала святотатствомъ, а, во-вторыхъ, въ Парм, посл ея отъзда, умеръ ея любимый попугай. Ршительно, жизнь становилась ей въ тягость, и во всемъ ей не везло. Она жаловалась на судьбу своей фрейлин въ самыхъ площадныхъ выраженіяхъ, такъ что можно было скоре принять ее за буржуазную выскочку, чмъ за дочь и жену императора.
Высокаго роста, худощавая, съ плоской костлявой таліей, она медленно шла по алле безъ всякой граціи и даже безъ достоинства. Морщинистый лобъ, померкшіе глаза и серебристые волосы придавали ей видъ пятидесятилтней старухи, хотя ей было только 39 лтъ.
Лицо ея оживлялось только при воспоминаніи о миломъ покойник, какъ она называла Нейперга, и о маленькихъ сироткахъ, оставшихся въ Италіи.
— Но, ваше величество, увидите здсь его высочество герцога Рейхштадтскаго,— сказала въ вид утшенія фрейлина.
— Это правда,— отвчала Марія-Луиза,— Францъ меня поститъ, я уже давно его не видала. Онъ, говорятъ, очень выросъ. Во время нашего послдняго свиданія въ Вн онъ только что оправился отъ кори, и я очень боялась, чтобы она не пристала ко мн. Говорятъ, что эта болзнь, въ особенности, передается лицамъ, вышедшимъ изъ первой молодости.
Въ эту минуту у ршетки виллы остановился молодой человкъ, хавшій верхомъ, въ сопровожденіи конюха.
— Гости?— спросила Марія-Луиза.
Это былъ ея сынъ въ скромномъ темно-коричневомъ сьют и поярковой шляп.
За два часа передъ тмъ, онъ сказалъ въ Шенбрун графу Маврикію Дитрихштейну.
— Императоръ только что увдомилъ меня, что моя мать въ Баден и дозволила мн постить ее. Я предупреждаю васъ объ этомъ, такъ какъ общалъ вчера канцлеру говорить вамъ обо всемъ. Но я былъ бы вамъ очень благодаренъ, если бы вы отпустили меня одного на этотъ разъ. Я возьму съ собою конюха. Моя мать узжаетъ вечеромъ къ Ишль, гд она будетъ пить воды, и потому, вроятно, я вернусь домой рано.
Къ его величайшему удивленію, Дитрихштейнъ, всегда очень трусливый, на этотъ разъ не выразилъ никакого противодйствія, несмотря на непріятную сцену съ канцлеромъ наканун. Какъ бы то ни было, герцогъ не потребовалъ никакого объясненія отъ своего наставника, почему онъ сталъ неожиданно такъ либераленъ, и отправился верхомъ въ Баденъ.
Никогда юноша не чувствовалъ себя такимъ счастливымъ, какъ въ этотъ день. Онъ находился на свобод, и вся природа ему казалась такой прекрасной, благоухающей, какъ никогда. Сначала онъ ни о чемъ не думалъ, а просто дышалъ всей грудью и сознавалъ, что онъ молодъ и вырвался хоть на минуту изъ-подъ ненавистнаго ига.
Тотчасъ въ голов его стали бродить опредленныя мысли: онъ халъ къ своей матери. Она занимала очень мало мста въ его дтскихъ воспоминаніяхъ. Передъ его глазами возставали только дв сцены. Во-первыхъ, онъ помнилъ, какъ однажды въ Париж, на Кару сельской площади его мать смотрла съ балкона на парадъ, а онъ съ гувернанткой у другого окошка глядлъ издали на отца, который отвчалъ улыбкою на его взгляды. Онъ съ удовольствіемъ бы послалъ и матери поцлуй, но она веселая, блестящая не обращала на него вниманія. Во-вторыхъ, его воображеніе рисовало печальную картину отъзда изъ Франціи. Его мать, блдная, заплаканная, сидла въ углу кареты, въ которой ему не было мста, и онъ все спрашивалъ: ‘гд же папа?’. Потомъ въ продолженіе года онъ жилъ съ нею въ Вн, она снова сіяла улыбками, но онъ видлъ ее рдко. Наконецъ онъ совершенно лишился матери, и въ продолженіе четырнадцати лтъ она навстила его только четыре раза. Если политика и Меттернихъ не дозволяли ему жить съ нею въ Италіи, то почему же она не могла чаще прізжать къ нему? Что могло мшать ей любить своего ребенка? Вс эти мысли омрачили его веселое расположеніе духа, и онъ пересталъ любоваться красотами природы. Наконецъ онъ остановился передъ виллой Флоры. Сердце его все-таки билось.
— Это ты, Францъ,— сказала Марія-Луиза, узнавъ сына, только когда онъ былъ въ двухъ шагахъ отъ нея.
— Да, мама, это я.
И, опустувшись на одно колно, онъ поцловалъ руку у матери и спросилъ почтительнымъ тономъ:
— Какъ здоровье вашего величества?
— Онъ сталъ очень миленькимъ,— сказала Марія-Луиза, обращаясь къ своей фрейлин,— ну, поцлуй же меня, дитя мое,— продолжала она:— какъ ты выросъ! Ты немного худощавъ, ну, и я все болю. Что же, тобою довольны?
— Не знаю, мама. А вотъ я сегодня очень счастливъ. Я такъ радъ васъ видть.
— Милый Францъ! Ахъ, ты мн напоминаешь прошедшее. Какъ это было давно!
— Оно всегда при мн,— отвчалъ просто герцогъ, положивъ руку на свое сердце.
— Да, да! я также все помню, хотя много перенесла горя. Ну, что же, ты теперь на служб?
— Нтъ еще, мн даютъ чины, но не позволяютъ командовать солдатами.
— Все придетъ въ свое время,— замтила Марія-Луиза, и, не желая вмшиваться въ то, что ея не касалось, т. е. въ будущность своего сына, она прибавила, обращаясь къ фрейлин:— какой онъ высокій! Какая разница!
Фрейлина поняла, что она намекала на другихъ своихъ дтей, и наивно покраснла за эту легкомысленную мать.
Герцогъ оставался съ матерью нсколько часовъ и все боле и боле убждался, что она для него чужая. Бесда между ними какъ-то не вязалась, и наконецъ Марія-Луиза предложила сыну пойти съ ней къ старому доктору, который лчилъ ее въ юности. Вмсто того, чтобы взять руку сына, она пошла рядомъ со своимъ камергеромъ Бамбелемъ, который недавно замнилъ Нейперга и, вроятно, прибылъ въ Вну за инвеститурой. За ними слдовалъ герцогъ Рейхштадтскій, и вс, встрчавшіе ихъ на единственной улиц Бадена, съ удивленіемъ смотрли на скандальную группу.
У доктора Марія-Луиза стала восторгаться коллекцій бабочекъ.
— Какъ бы я желала, чтобы мой сынъ интересовался такими предметами!— воскликнула она:— не правда ли, Францъ, ты хотлъ бы заниматься энтомологіей?
Онъ, изъ любезности, согласился съ матерью, но не могъ долго любоваться на различныхъ бабочекъ и наконецъ воскликнулъ, сверкая своими голубыми глазами:
— Позвольте мн, мама, разстаться съ вами, до Шенбруна далеко, а я не хотлъ бы, чтобы графъ Маврикіи, любезно отпустившій меня одного, безпокоился обо мн. Прощай, мама!— прибавилъ онъ, цлуя у нея руку.
Марія-Луиза нашла отъздъ сына совершенно понятнымъ и, обернувшись къ доктору, стала говорить о своемъ здоровь.

III.
Одинъ.

Возвращаясь въ Шенбрунъ, герцогъ, Рейхштадтскій чувствовалъ, что онъ былъ для своей матери отдаленнымъ родственникомъ, которымъ интересуешься только потому, что видлъ его ребенкомъ. Въ продолженіе всего дня она ни разу его не поцловала, и ея сердце ни разу не ощутило къ нему неожиданнаго порыва, котораго не въ состояніи сдержать даже придворный этикетъ.
Онъ теперь сознавалъ себя еще боле сиротой, чмъ прежде. ‘Я одинъ, совершенно одинъ’, повторялъ онъ съ отчаяніемъ и даже забывалъ, что эрцгерцогъ Карлъ всегда былъ добръ для него, а эрцгерцогиня Софія постоянно доказывала ему свою нжную привязанность. Нтъ, у него не было ни семьи, ни друзей, такъ какъ родная мать не хотла его знать, а единственнаго друга у него отняли. Нтъ, онъ былъ одинъ, одинъ.
Но неожиданно глаза его заблистали. Приближаясь къ Медлину, онъ увидлъ передъ собой коляску, которая быстро катилась по дорог. Онъ пришпорилъ свою лошадь и поскакалъ, догоняя экипажъ. Когда онъ поровнялся съ нимъ, то осадилъ лошадь и почтительно поклонился двумъ дамамъ, сидвшимъ въ коляск.
Это были эрцгерцогиня Софія и княгиня Полина Саріа.
— Какъ ты насъ напугалъ своей бшеной погоней, Францъ!— сказала первая изъ нихъ нжнымъ тономъ.
— Простите, тетя. Я возвращался изъ Бадена, гд былъ у матери, и, узнавъ вашъ экипажъ, хотлъ непремнно вамъ поклониться.
— Полина,— сказала любезно эрцгерцогиня,— вы знаете герцога Рейхштадтскаго? а ты Францъ знаешь моего друга, княгиню Саріа?
— Я имлъ вчера счастье видть княгиню у канцлера,— отвчалъ юноша,— а теперь еще боле счастливъ, что вижу ее въ вашемъ обществ.
Полина граціозно улыбнулась, но не промолвила ни слова.
Герцогъ нсколько времени халъ рядомъ съ экипажемъ эрцгерцогини и подробно отвчалъ на вс ея вопросы относительно его матери. Когда же ему пришлось повернуть въ Шенбрунъ, то онъ поклонился почтительно тетк и бросилъ нжный, полный благодарности, взглядъ на Полину.
Теперь онъ чувствовалъ себя не столь одинокимъ, какъ прежде.

IV.
Кошмаръ.

Стоя въ этотъ вечеръ у воротъ отеля ‘Лебедь’, Галлони вздрогнулъ, увидвъ, подъзжавшую придворную коляску, изъ которой вышла княгиня Саріа и дружески распрощалась съ оставшейся въ экипаж дамой.
На вопросъ сыщика, кто это такая, швейцаръ отвчалъ:
— Разв вы не знаете?— Это эрцгерцогиня Софія, жемчужина среди принцессъ, невстка императора, только что родившая маленькаго эрцгерцога. И какая она красавица и какая она добрая! Нечего сказать, для нашего отеля большая честь, что она останавливалась у его дверей, хозяинъ будетъ очень доволенъ.
Галлони былъ вн себя отъ изумленія. Женщина, которую онъ преслдовалъ изъ Милана и выдалъ графу Зедельницкому за сообщницу карбонаріевъ, была въ дружескихъ отношеніяхъ съ эрцгерцогиней. Что было ему теперь длать! Какъ объяснить начальнику полиціи, что онъ ошибся? А въ его ошибк теперь не могло быть сомннія. Нельзя же было обвинять въ похищеніи документовъ особу, которая обращалась дружески съ принцессой крови. Вс его надежды на блестящую будущность рушились. Другъ — эрцгерцогини!— кто могъ этого ожидать?
— Такъ нтъ же,— воскликнулъ громко Галлони:— я не ошибся. Кто бы она ни была, но бумаги взяты ею и, конечно, не для того, чтобы передать ихъ князю Меттерниху.
Тутъ пришла ему въ голову мысль, не была ли княгиня тайной агенткой полиціи. Подобные примры бывали. Что, если дйствительно она своей ловкостью заткнула его за поясъ и передала или передастъ бумаги лично Меттерниху? Но, нтъ, это было невозможно, въ такомъ случа она не привезла бы двухъ блошвеекъ. Но, можетъ быть, она нарочно это сдлала, такъ какъ иначе не могла воспользоваться документами. Однако документы были у нея, и ей не къ чему было ихъ возвращать блошвейкамъ.
Какъ онъ ни думалъ, а дло все сводилось къ тому, что бумаги находились у княгини, и что ему необходимо было продолжать борьбу съ этой могущественной противницей. При томъ, онъ не могъ терять ни минуты времени и долженъ былъ тотчасъ открыть военныя дйствія противъ нея.
Спустя нсколько часовъ, княгиня спала въ своей комнат въ отел ‘Лебедь’ и видла страшный сонъ.
Ей казалось, что неожиданно передъ нею показалась голова съ блднымъ лицомъ, злыми черными глазами и чудовищнымъ носомъ. Она знала эти страшныя черты, но не могла вспомнить, гд ихъ видла. А голова принялась рыться во всхъ ея вещахъ: въ комодахъ, въ шкапахъ, въ столахъ. Полина чувствовала, какъ сильно билось ея сердце, и хотла проснуться, кричать, звонить, но все тщетно.
Наконецъ, страшная голова приблизилась къ ея кровати, роковые глаза блеснули рядомъ съ нею, и чья-то рука проникла подъ подушку. Она вскочила, закричала, дернула за колокольчикъ, и его звонъ раздался по всему дому.
Она стала съ ужасомъ смотрть вокругъ себя и зажгла свчку. Въ комнат никого не было, но струя свжаго воздуха доказывала, что была открыта дверь или окно.
Когда явилась горничная, княгиня сказала, что она испугалась какого-то шума въ комнат. Оставшись наедин, она серіозно обдумала все, что произошло. Она осмотрла всю комнату и убдилась, что не только вс ящики были открыты, но карманы ея одежды были вывернуты. Тутъ она вспомнила, гд она видла страшное лицо, и промолвила громко:
— Какъ я хорошо сдлала, что отдала въ врныя руки документы. Галлони ловкій сыщикъ, но его смлость выходитъ изо всхъ границъ. Надо завтра же принять мры къ его удаленію изъ Вны.

V.
Смотръ.

Вернувшись въ Шенбрунъ, герцогъ Рейхштадтскій узналъ отъ графа Дитрихштейна цлый ворохъ важныхъ извстій.
— Ваше высочество,— сказалъ графъ Дитрихштейнъ,— канцлеръ приказалъ мн передать вамъ чрезвычайно пріятное и совершенно новое распоряженіе императора. Во-первыхъ, для васъ создадутъ военную свиту, какъ у всхъ эрцгерцоговъ. Во-вторыхъ, вамъ прислали цлую кучу новыхъ книгъ, и вамъ разршено требовать какія вамъ угодно сочиненія. Въ-третьихъ, маршалъ Мармонъ прочтетъ вамъ лекцію о походахъ вашего отца, въ-четвертыхъ, завтра утромъ на Пратер соберется вашъ гренадерскій полкъ, и вы можете, если пожелаете, сдлать ему смотръ.
Несмотря на вс враждебныя чувства, которыя герцогъ питать къ канцлеру, онъ теперь все забылъ, и глаза его радостно заблистали. Въ немъ текла кровь перваго воина нашего времени, и онъ жаждалъ доказать, что былъ достоинъ своего высокаго происхожденія, къ тому же ему было 20 лтъ, и ему льстила мысль командовать полкомъ.
— Хорошо,— сказалъ онъ, покраснвъ отъ удовольствія.— Я завтра произведу смотръ своему полку и надюсь, что императоръ будетъ доволенъ мной. А знаете вы, кому я этимъ обязанъ?
Графъ Дитрихштейнъ такъ выразительно пожалъ плечами, что молодой человкъ понялъ всю безполезность ожидать отъ него отвта. Онъ повернулъ и пошелъ въ свои комнаты.
Очутившись наедин, онъ сталъ мысленно повторять вс команды, построенія и всевозможныя тонкости военной тактики.
Произведя такимъ образомъ себ экзаменъ, юноша успокоился и пошелъ въ садъ, гд его уже давно ждалъ Францъ. Въ глубин своего сердца онъ чувствовалъ, что обязанъ былъ какъ бы извиниться передъ этимъ ветераномъ арміи своего отца, что онъ произведетъ смотръ австрійскимъ солдатамъ.
Дйствительно, сообщая Францу эту новость, герцогъ былъ очень смущенъ, и голосъ его дрожалъ, но старый служака тотчасъ понялъ, въ чемъ дло, и вывелъ изъ затрудненія сына своего императора.
— Такъ смотръ будетъ завтра на Пратер?— переспросилъ просто Францъ.
— Да,— отвчалъ герцогъ, и въ голос его звучала печальная нота.
— Хорошо, приду.
Юноша безмолвнымъ взглядомъ поблагодарилъ ветерана войнъ его отца за этотъ деликатный отвтъ.
Что касается до Франца, то, возвращаясь въ свое скромное жилище, онъ бормоталъ:
— Это должно было случиться рано или поздно. Но горько думать, что его сынъ будетъ командовать австрійскимъ полкомъ. Все-таки надо посмотрть, какъ онъ справится.
На слдующее утро старый служака поспшили’ на Пратеръ и помстился въ первомъ ряду толпы, собравшейся посмотрть на первый смотръ, который производилъ своему гренадерскому полку герцогъ Рейхштадтскій.
Скоро раздался конскій топотъ, и новый командиръ подъхалъ къ полку. Онъ ловко сидлъ на кровномъ кон, и блдное лицо его отличалось серіознымъ, достойнымъ выраженіемъ. Но не усплъ онъ поравняться съ полкомъ, какъ гренадеры огласили воздуха, дружнымъ крикомъ ‘ура’. Эта неожиданная овація, бывшая въ сущности нарушеніемъ дисциплины, очевидно была вызвана необыкновеннымъ волненіемъ, которое ощутили даже нмецкіе солдаты, увидавъ сына того, кто всми признавался за величайшаго полководца.
Герцогъ Рейхштадтскій былъ видимо смущенъ этимъ неожиданнымъ знакомъ сочувствія и невольно покраснлъ, но черезъ секунду онъ насупилъ брови и сталъ производить смотръ по всмъ правиламъ военнаго искусства.
Въ окружавшей толп слышалось:
— Однако молодецъ герцогъ!
— А какъ его встртили солдаты!
— Онъ можетъ смло повести ихъ куда угодно. Вс за нимъ пойдутъ.
Одинъ изъ присутствовавшихъ обратился къ Францу съ вопросомъ:
— Скажите, пожалуйста, этотъ полкъ былъ подъ Ваграамомъ?
— Вылъ,— отвчать старый служака:— поэтому-то онъ такъ и встртилъ восторженно своего новаго командира.

VI.
Роза Термины.

Посл крестинъ эрцгерцога Франца-Іосифа, которыя произошли въ этотъ самый день въ часовн Шенбрунскаго дворца, императоръ принималъ близкихъ ему лицъ въ большихъ аппартаментахъ нижняго этажа, а на террасахъ въ парадной столовой и длинной галере были разставлены роскошно сервированные столы, на которыхъ виднлись цлыя батареи рейнвейна изъ Іоганисберга, который былъ подаренъ императоромъ канцлеру подъ условіемъ уплаты ему десятины натурой.
Термина Меттернихъ и Флора Вирби не чувствовали ни малйшей тни голода, а потому при первой возможности он выбжали въ паркъ.
— Пойдемъ, Термина,— воскликнула Флора:— мы подождемъ твоего отца у статуи Діаны.
— Съ удовольствіемъ, но гд же наши гувернантки?
— Он утоляютъ свой голодъ, а потомъ найдутъ насъ.
Разговаривая такимъ образомъ, молодыя двушки сошли съ нижней террасы и стали съ восхищеніемъ разсматривать цвтники.
— Какъ здсь хорошо!— произнесла Термина,— а вотъ и статуя Діаны.
— Это любимый уголокъ юныхъ мечтателей,— отвчала Флора.
Дйствительно, на скамь у самой статуи лежала книга, и
Термина, не прикасаясь къ ней, прочитала заглавіе ‘Meditations potiques’ Ламартина.
— Ты знаешь эту книгу?— спросила Флора.
— Нтъ. Но лучше не дотронемся до нея. Можетъ быть, намъ нельзя ее читать.
— Что ты!— воскликнула Флора:— поэтическія размышленія! да это все равно, что молитвы.
— Кто-то ее врно забылъ?
— Конечно! Но посмотри, одна страница въ ней замчена травкой.
Флора поспшно открыла книжку на этомъ мст и воскликнула:
— Стихи!
— Прочтемъ.
Книга была открыта на поэм Бонапартъ’.
Термина закрыла книжку съ какимъ-то религіознымъ уваженіемъ, какъ будто прикоснулась къ чему-то священному, и снова положила ее на скамейку.
— Пойдемъ отсюда,— сказала она.
Въ эту минуту къ молодымъ двушкамъ подошелъ Францъ и подалъ имъ нсколько розъ.
— Простите,— сказалъ онъ,— не желаете ли этихъ розъ? Он очень рдки, и ихъ никогда не срываютъ, но я нарочно принесъ вамъ ихъ, думая, что он вамъ понравятся, барыни или барышни, не знаю, какъ васъ назвать.
Послднія слова были сказаны въ шутку, потому что Флор Вирба было только 17 лтъ, а Термин Меттернихъ минуло только 16 лтъ.
— Благодарю, любезный другъ,— сказала Флора со смхомъ и, взявъ дв розы, приколола къ своему корсажу.
По Термина покраснвъ промолвила:
— А васъ не будутъ бранить за то, что вы ихъ сорвали?
— Нтъ. Съ одной стороны, я здсь полный хозяинъ, а съ другой, если бы тотъ, кто здсь каждый день гуляетъ, и замтилъ исчезновеніе нсколькихъ розъ, то былъ бы очень доволенъ, что он понравились такимъ хорошенькимъ барышнямъ, какъ вы.
Термина взяла оставшіяся дв розы, и когда Францъ удалился мрными шагами, а Флора побжала но дорожк къ дому, она незамтно бросила одну изъ розъ на книжку, лежавшую на скамейк.
— Куда ты дла другую розу?— спросила Флора, увидвъ только одинъ цвтокъ на корсаж своей подруги.
— Я бросила ее,— отвчала покраснвъ Термина.— Он такія большія, что не помстились бы вмст.

VII.
Начало военныхъ дйствій.

— Ваши агенты, любезный графъ, всегда длаютъ глупости,— гнвно говорилъ князь Меттернихъ начальнику полиціи, который, встртивъ его въ Шенбрун на крестинахъ, отвелъ въ сторону, чтобы доложить о скандальной исторіи съ Галлони.
— Помилуйте, ваша свтлость…
— Нечего васъ миловать. Я еще просилъ васъ быть осторожнымъ, а ваши агенты напали и то самымъ грубымъ образомъ на даму, состоящую подъ моимъ покровительствомъ, на друга эрцгерцогини. Главное этотъ скандалъ поднятъ изъ пустяковъ. Нтъ, это не простительно.
— Увряю васъ, что я приказалъ этому человку ничего не длать безъ моего разршенія,— оправдывался графъ Зедельницкій въ большомъ смущеніи.
— Такъ отчего же онъ васъ не послушалъ?
— Вроятно, онъ поддался желанію сдлать обыскъ въ комнат княгини во время сна.
— Конечно,— иронически замтилъ канцлеръ:— и онъ надялся, что она не проснется, когда станутъ шарить подъ ея подушкой.
— Княгиня позвонила, и человка, спасся, такъ что, когда люди отеля сбжались, то никого не видали,— произнесъ начальника, полиціи, стараясь стушевать вину своего агента:— вс уврены, что это была, ловкій вора, который убрался во время.
— Хороша полиція, нечего сказать,— воскликнулъ неумолимый канцлеръ:— ей приходится защищать ошибки своихъ агентовъ ловкостью внскихъ воровъ. Наконецъ, скажите прямо, графъ, вы хозяинъ въ полицейскомъ вдомств или имъ распоряжается первый встрчный.
— Но, ваша свтлость, не изволили забыть, какія серіозныя подозрнія падали на княгиню Саріа?
— Знайте, графъ, что я считаю, по крайней мр, въ настоящую минуту княгиню не способной вмшаться въ заговоръ. Я имю на это причины. Но если ба, я даже заблуждался, то она слишкомъ умна, чтобъ попасться въ сти дурака шпіона. Я имю полное право это сказать, потому что ваша, Галлони потерплъ фіаско. Увряю васъ что эта исторія очень для меня непріятна. Она путаетъ мои карты. Прекратите тотчасъ вс преслдованія этихъ трехъ женщинъ, по крайней мр, явныя, и, пожалуйста, избавьте меня отъ дальнйшихъ глупостей вашихъ агентовъ.
Это формальное приказаніе канцлера снимало всякую отвтственность съ начальника полиціи, и онъ почтительно поклонился.
— Однако,— произнесъ онъ:— я не могу не сказать въ послдній разъ, что все-таки убжденъ въ сообщничеств этихъ женщинъ съ миланскими заговорщиками. Но, ваша свтлость, конечно, тотчасъ сами въ этомъ убдитесь. Вотъ княгиня Саріа направляется въ нашу сторону, вроятно, жаловаться на меня.
Дйствительно, Полина приближалась къ нимъ. Издали она увидла, что канцлеръ очень оживленно разговаривалъ съ начальникомъ полиціи, и поняла, что дло идетъ о ней. Она мгновенно ршила, что выгодне напасть, чмъ защищаться, и потому сама смло открыла военныя дйствія.
— Я нарочно пріхала въ Шенбрунъ, чтобы васъ видть,— сказала она Меттерниху, который сдлалъ къ ней нсколько шаговъ, и любезно поздоровался:— я очень рада, что вижу въ одно время съ вами и графа Зедельницкаго, такъ какъ дло, о которомъ я желаю говорить, также касается его. У меня есть, князь, къ вамъ большая просьба.
— Она заране исполнена, если только возможно,— сказалъ князь со своей обычной учтивостью.
— А если невозможно, то моя просьба будетъ исполнена въ ближайшемъ будущемъ, не такъ ли?— произнесла княгиня съ улыбкой:— но вотъ въ чемъ дло. Одинъ бдный миланецъ принялъ участіе въ заговор…
Содельницкій не могъ скрыть своего удивленія.
— Да, онъ дйствительно заговорщикъ. Но это происходитъ отъ того, что, благодаря князю Меттерниху, прекратились войны, и молодежи длать нечего, вотъ она и волнуется, а полиція ее забираетъ и сажаетъ въ тюрьму. Такъ случилось и съ моимъ юношей, и онъ сидитъ подъ замкомъ въ Милан или въ другомъ город.
Меттернихъ довелъ до совершенства искусство узнавать мысли своихъ противниковъ. Онъ не раза, имлъ дло съ Наполеономъ, Талейраномъ, Фуше, лордомъ Кастельрэ, Каподистріей, Нессельроде, Ришелье и всегда читалъ въ ихъ глазахъ то, чего не говорили ихъ уста. Но теперь онъ пристально смотрлъ на княгиню и ничего не видлъ въ ея прелестныхъ глазахъ, кром веселой улыбки вполн искренней откровенности.
— Чортъ возьми,— воскликнулъ онъ,— дло серіозне, чмъ вы думаете. Однако продолжайте.
— Мой несчастный юноша долженъ была, привезти сюда какія-то бумаги, вроятно, столь же мало значащія, какъ и онъ самъ. Случайно бумаги не оказались у него при обыск. Он у меня.
Графъ Зедельницкій широко открылъ глаза отъ изумленія, а Меттернихъ, умвшій лучше его сдерживать себя, спросилъ съ улыбкой:
— У васъ, княгиня?
— Да, у меня. Эти бумаги остроумно замшались въ мои кружева. Найдя ихъ на другой день, я подумала, что лучше не отдавать ихъ въ т грязныя руки, которыя хотли овладть ими наканун. Я подумала, что добрый, снисходительный министръ лучше оцнитъ эти документы и придастъ имъ настоящее значеніе. Вотъ я и привезла вамъ эти бумаги.
Слова княгини поразили обоихъ ея собесдниковъ.
Графъ Зедельницкій былъ въ одно и то же время обрадованъ и опечаленъ. Полицейское чутье его не обмануло, но княгиня оказалась не врагомъ, а сообщницей полиціи. Конечно, полиція была побита, но честь ея сохранилась незапятнанной. Что касается до канцлера, то онъ видлъ дальше, чмъ его помощникъ, и произнесъ:
— Понимаю, княгиня, вы предлагаете мн продать документы за помилованіе вашего юноши.
— Фи!— воскликнула гордо княгиня:— за кого вы меня принимаете? Я желаю счастливо поженить моего глупаго заговорщика и мою прекрасную блошвейку, при чемъ обязываюсь отослать ихъ какъ можно дальше отъ австрійской границы. Но я хочу быть обязанной вамъ, князь, за эту милость, и не намрена ее покупать никакой цною. Что касается до бумагъ, которыхъ не могла достать полиція, то вотъ он. Я добровольно отдаю ихъ.
И она съ гордымъ великодушнымъ жестомъ передала тотъ пакетъ, въ которомъ находились письма Бонапартовской семьи.
Зедельницкій распространился въ извиненіяхъ.
— Я надюсь, княгиня,— сказалъ онъ:— что вы простите за тотъ надзоръ, которому я вынужденъ былъ подвергнуть, конечно, не васъ, но тхъ подозрительныхъ лицъ, которыя сопровождали васъ въ вашемъ путешествіи.
— А, я была подвергнута полицейскому надзору!— я этого и не замтила.
Канцлеръ улыбнулся, смакуя ловкость искуснаго адепта того же искусства, въ которомъ онъ былъ мастеромъ.
— Что вы на это скажете?— произнесъ онъ, обращаясь къ начальнику полиціи.— Вамъ теперь остается только отослать въ Миланъ вашего глупаго агента и дать мн подписать помилованіе молодого человка, которымъ интересуется княгиня. Вы отошлите эту бумагу къ блошвейкамъ княгини. Но, можетъ быть, вы не знаете, гд он живутъ, то я могу дать вамъ адресъ,— прибавилъ канцлеръ съ иронической улыбкой:— он остановились въ гостиниц ‘Лебедь’ вмст съ княгиней.
— Какъ зовутъ вашего кліента, княгиня?
— Фабіо Гандони.
Зедельницкій записалъ это имя и, почтительно поклонившись, удалился.
Полина поняла, что до сихъ поръ была только перестрлка, а теперь начнется генеральное сраженіе. Она хорошо знала Меттерниха и по незамтной для всякаго другого, но хорошо знакомой ей складк на лбу канцлера отгадала, что онъ готовитъ ей смертельный ударъ. Она спокойно ждала, чтобы онъ открылъ огонь, но на лиц ея исчезла веселая улыбка, и оно приняло серіозное выраженіе.
Просто, безъ всякой аффектаціи Меттернихъ взглянулъ на княгиню и пошелъ по террас къ мраморной лстниц, которая вела въ садъ. Княгиня послдовала за нимъ. Удалившись настолько отъ дома, что никто не могъ ни помшать ихъ бесд, ни подслушать ихъ словъ, Меттернихъ сказалъ, указывая на пакетъ, который онъ держалъ въ рукахъ:
— Излишне спрашивать, знаете ли вы содержаніе этихъ документовъ, не правда ли?
— А вы можете въ этомъ сомнваться? Будьте уврены, что я не отдала бы вамъ ихъ, если бы они имли какую нибудь важность.
— А!
— Конечно. Я просто уничтожила бы ихъ и не просила бы у васъ никакой милости.
— Согласенъ, что вы иначе не могли бы поступить, но признайтесь въ свою очередь, что вы были очень неосторожны, оставляя при себ эти бумаги въ отел. Подумайте, какъ осложнилось бы дло, если бы полиція нашла ихъ въ вашихъ рукахъ, хотя бы он были и маловажны.
— О, не безпокойтесь! Какъ только я пріхала въ Вну, то попросила позволенія у эрцгерцогини оставить у нея шкатулку съ моими брилліантами. Вы понимаете: внскіе отели такъ небезопасны! Сегодня утромъ ея взяла у ея высочества свои вещи и поблагодарила за любезность.
— Вы совсмъ молодецъ, княгиня!— воскликнулъ съ восторгомъ Меттернихъ:— вотъ бы мн такихъ дипломатовъ!
А мысленно онъ прибавилъ: ‘и такихъ полицейскихъ’.
— Ну, такъ вы говорите, что въ этомъ пакет,— продолжалъ онъ громко, но княгиня его перебила.
— Чистые пустяки. Четыре письма отъ принцевъ Бонапартовской семьи, которые совтуютъ своему юному родственнику бжать изъ Шенбруна и отправиться во Францію. Вы заране предугадываете, что они могутъ сказать на эту тему.
— Да,— сказалъ серіозно канцлеръ, и Полина тотчасъ поняла, что настоящая борьба между ними наконецъ начинается:— и чтобы заране дать отвтъ всмъ этимъ принцамъ, я вспомнилъ вашъ совтъ, княгиня, со вчерашняго дня я освободилъ герцога Рейхштадтскаго изъ стснявшихъ его узъ, я самъ предложилъ ему собственными руками запрещенный плодъ. Чтобы вы могли имть понятіе о моей либеральности въ этомъ отношеніи, я скажу только, что онъ сегодня утромъ длалъ смотръ своему полку и, по словамъ знающихъ офицеровъ, прекрасно исполнилъ обязанность полкового командира. Если бы вы замтили сегодня, какъ блестятъ его глаза, то можете приписать себ значительную долю его радости.
— Что вы говорите?
— Я хочу быть съ вами столь же откровененъ, какъ вы со мною, и не скрою отъ васъ, что я сообщилъ ему, какой вы мн дали совтъ.
Въ глазахъ у Полины почернло, и она поняла тайную мысль канцлера. Блдная, дрожащая, она безмолвно смотрла на него, ожидая боле полнаго объясненія.
— Поставьте себя на мое мсто,— продолжалъ Меттернихъ добродушно:— я не могъ же дозволить, чтобы онъ объяснили, неожиданную перемну въ моемъ обращеніи съ нимъ впечатлніемъ, которое произвела на меня его выходка.
— Но вдь были другіе свидтели, кром меня.
— Да, при этомъ присутствовалъ эрцгерпогъ Карлъ, но я давно знаю его, и его слова не могутъ вліять на меня. Мои обычные совтники неспособны имть такого вліянія на меня. Нтъ, чтобы открыть мн глаза, необходима была личность новая, съ чарующей силой красоты и ума.
— И вы мн предоставили эту роль?
— Да. Я далъ понять герцогу, что ваши слова, полныя нжнаго чувства, поколебали меня. Если когда нибудь въ жизни министръ скажетъ правду, разв это большая бда? Вы, я надюсь, не сердитесь на меня?
— Это просто предательство, князь.
— По крайней мр, я не виновенъ въ заговор, такъ какъ сила въ моихъ рукахъ.
Меттернихъ говорилъ очень любезно и мягко, но онъ такъ пристально смотрлъ на Полину, что она ясно поняла его намреніе. Онъ предупреждалъ ее, чтобы она не разсчитывала на его довріе, и прямо объявлялъ ей, что она должна выбрать одно изъ двухъ: быть его союзницей или сдлаться его врагомъ. Онъ попрежнему оставался ея другомъ, но еслибъ ей вздумалось добровольно выступить на политическую арену, на которой онъ былъ безусловнымъ повелителемъ, еслибъ она, хоть временно, приняла сторону ненавистнаго ему человка, то она должна была ему повиноваться. Въ противномъ случа…
— Вы это сдлали, князь,— произнесла Полина въ большомъ смущеніи.— Но какъ же я теперь буду смотрть въ глаза герцогу Рейхштадтекому? А если онъ вздумаетъ еще поблагодарить меня?
— Онъ непремнно насъ поблагодаритъ.
— Нечего сказать, въ хорошее положеніе вы меня поставили. Я должна играть роль тайнаго совтника.
И Полина старалась улыбнуться.
— Не безпокойтесь, герцога, не ошибается относительно вашей роли. Во все время церемоніи онъ не спускалъ съ васъ глазъ. Правда, вы никогда не были такъ прелестны, какъ сегодня.
Она вздрогнула отъ негодованія, но сумла сдержать себя.
— Вы все знаете, князь, значитъ вамъ извстно, что женское сердце или отдается или отворачивается, но не признаетъ посредничества.
— Это правда,— отвчалъ онъ спокойно:— но вы также должны знать, что я умю любить друзей и ненавидть враговъ.
Все было высказано. Неумолимый министра, представилъ свой ультиматумъ. Угадала, ли онъ или нтъ тайныя мысли княгини, но онъ поставилъ условіемъ своей дружбы рабское повиновеніе.
Увидавъ невдалек свою дочь съ гувернанткой, Меттернихъ мгновенно превратился въ любезнаго придворнаго кавалера и предложилъ княгин проводить ее въ Вну.
— Нтъ, благодарю васъ, князь,— отвчала она:— эрцгерцогиня общала меня отвезти въ своемт, экипаж.
— Такъ до скораго свиданія, милйшій другъ, мы, конечно, увидимся у лорда Каули. Вы знаете, что тамъ дебютируетъ въ свтской жизни вашъ державный protg. Не правда ли, странная иронія судьбы? Сынъ Наполеона на балу у англійскаго посланника. Ну, прощайте.
Оставшись одна, Полина почувствовала, что не въ состояніи вернуться во дворецъ. Голова ея кружилась, въ вискахъ билъ пульсъ. Ей казалось, что кто-то смертельно оскорбила, ее, и она не сумла ему отомстить. Лихорадочная дрожь пробгала по всему ея тлу, и она машинально ходила по аллеямъ парка, которыя теперь совершенно опустли. Наконецъ, ноги ея начали подкашиваться, и она опустилась на каменную скамейку.
Послднія слова Мегтерниха звучали въ ея ушахъ: ‘я умю любить друзей и ненавидть враговъ,, Этими словами онъ, очевидно, хотла, сказать: ‘я избрала, васъ, княгиня Саріа, чтобы занять и увлечь безпокойнаго юношу, который вздумала, мн мшать. Я поручаю вамъ удержать его въ должномъ повиновеніи. Я сказалъ ему, что вы, какъ добрая фея, освободили его отъ уза, и теперь ваше дло превратить его благодарность въ любовь. Сдлайте этого претендента своимъ любовникомъ, и я буду смотрть сквозь пальцы на все, но если вы вздумаете мн противодйствовать на томъ основаніи, что вамъ претита, такое ремесло, то берегитесь. Во всякомъ случа вы не можете меня упрекать въ циничности за этотъ планъ. Вы сами мн дали подобный совтъ’.
Полина медленно поднялась и тихо промолвила: — Это правда, я дала такой совтъ! Я тогда шутила и не знала, какое благородное и свтлое существо узникъ Меттерниха, теперь мн стыдно за себя, но не время сожалть о прошедшемъ, а надо дйствовать. Подведемъ итоги. Дло Фабіо кончено. Я могу разсчитывать на слово Меттерниха, по крайней мр, въ настоящую минуту. Шарлотта и ея тетка завтра отправятся въ Миланъ и будутъ вмст съ Фабіо вн австрійскихъ предловъ, когда канцлера, вздумаетъ снова и ха, преслдовать. Отдлавшись отъ нихъ, я буду свободна въ своихъ дйствіяхъ. Еще сегодня утромъ я колебалась, но, очутившись въ этой лицемрной придворной сред, гд самыя позорныя преступленія прикрыты блестящей мишурой, я чувствовала, что сердце мое болзненно сожмется, а теперь я вижу ясно, что нечего питать уваженіе къ тому, что такъ унижается его врнйшими слугами. До сихъ поръ мн все казалось, что я не имю права измнять судьбы государствъ, но довольно, колебаніямъ наступилъ конецъ. Я не хочу быть соучастницей низкой подлости. Вы бросили мн перчатку, князь Меттернихъ, и я ее поднимаю. Борьба — такъ борьба! Посмотримъ, кто побдитъ: моя преданность или вашъ геній? Ну, а если я проиграю, то и заплачу ставку.

ПЯТАЯ ЧАСТЬ.
Любовь.

I.
У статуи Діаны.

Меттернихъ сказалъ правду. Во все время церемоніи крещенія герцогъ Рейхштадтскій не сводилъ глазъ съ княгини Саріа, которая стояла въ групп придворныхъ дамъ эрцгерцогини Софіи. Поверхностный наблюдатель, быть можетъ, увидлъ бы въ этомъ обыкновенную и скоропреходящую вспышку юношескаго поклоненія женской красот, но канцлеръ зналъ, что герцогъ отличался рано развившейся впечатлительностью, и потому понялъ, что въ его сердц проснулось серіозное чувство. Не теряя ни минуты и въ отвтъ на выраженную герцогомъ благодарность за либеральное измненіе условій его жизни, онъ намекнулъ, что въ этомъ отношеніи онъ послушался совта одной личности, ‘умъ и тактъ которой внушалъ ему полное довріе’. Затмъ онъ прибавилъ еще нсколько словъ, изъ которыхъ можно было ясно понять, что онъ говорилъ о княгин Саріа, хотя и не назвалъ ея. Наконецъ, подготовивъ, почву для сентиментальнаго романа, онъ перешелъ, отъ его героя къ. героин.
Сначала объясненія графа Зедельницкаго, а затмъ, откровенности Полины возбудили въ Меттерних опасенія, чтобъ, предназначенная имъ Далила не обратилась въ, Эгерію, но, узжая изъ Шенбруна, онъ утшалъ себя мыслью, что все устроилъ по-своему. Сознаніе въ, своей безграничной сил успокоивало его на счетъ, повиновенія избранной имъ сообщницы,— и онъ, былъ, увренъ, что стремленія герцога Рейхштадтскаго къ, освобожденію изъ, неволи стушуются пущенной имъ, въ, ходъ, сложной интригой.
Уже вечерло, когда Полина сказала себ, что пора вернуться во дворецъ, но не успла она сдлать нсколько шаговъ, какъ, встртила герцога Рейхштадтскаго, который шелъ по алле съ, цлью взять на скамейк подъ, статуей Діаны оставленную тамъ утромъ книгу.
Увидавъ Полину, онъ остановился, глаза его засверкали радостью, и онъ, быстро подошелъ, къ ней.
— Какъ я радъ, что васъ вижу,— произнесъ, онъ,:— а я уже не надялся васъ встртить.
— Разв вы желаете сказать мн что нибудь, ваше высочество?
— Да, я долженъ васъ поблагодарить.
— Меня? За что?
— Я знаю, что вы сдлали для меня. Въ Шенбрун произошли большія перемны, и я обязанъ, вамъ за нихъ.
— Мн было бы очень пріятно заслужить вашу благодарность, но одно случайное слово съ моей стороны не могло такъ сильно повліять на министровъ, вашего дда. Я только что вернулась въ Вну, посл долговременнаго отсутствія, когда увидла васъ и мимоходомъ высказала свой взглядъ.
— Я также видлъ васъ лишь на мгновенье,— отвчалъ дрожащимъ голосомъ юноша:— но съ тхъ, поръ вашъ, прелестный образъ, не выходитъ изъ моей головы, съ тхъ, поръ, началась для меня новая жизнь.
Еще боле, чмъ эти слова,— тонъ, которымъ они были сказаны, обнаруживалъ пламенное чувство, неожиданно возникшее въ, сердц юноши. Полина была и счастлива и встревожена. Наивная благодарность двадцатилтняго юноши напомнила ей хитрую интригу, придуманную Меттернихомъ, и она могла только отвтить:
— Я слышала, что вы произвели сегодня смотръ своему полку, и что солдаты сдлали вамъ, шумную овацію. Вы, конечно, были очень взволнованы этой сценой.
— Мене, чмъ теперь, увряю васъ. Если будущность открывается передъ мною, то я обязанъ этимъ вашей доброт.
— О ваше высочество!
— Не протестуйте. Никто изъ моихъ родственниковъ, которые, однако, могутъ меня любить, открыто никогда не подумалъ исполнить мои желанія. Простите, я не умю хорошо выразить моихъ мыслей, но и молчать было бы непростительно. Я не привыкъ къ нжному сочувствію и отвчаю на него горячей любовью.
Дрожа всмъ тломъ, Полина слушала эти слова, произносимыя мелодичнымъ, чарующимъ голосомъ. Но она боялась предаться овладвавшему ею чувству и хотла побороть его.
— Не можетъ быть, чтобы вы никогда до сихъ поръ не встрчали искренней привязанности.
— Конечно, не встрчалъ. Вотъ теперь одинъ вашъ сочувственный взглядъ покорилъ мое сердце.
— Ваше высочество!
— И не думайте, чтобы я былъ только благодаренъ вамъ за ту перемну въ моемъ положеніи, которая возбуждена вашимъ добрымъ вмшательствомъ, нтъ, я боле тронутъ тмъ, что я теперь не одинъ на свт.
— А вамъ не кажется страннымъ, что вы встртили меня впервые въ кабинет Меттерниха?— произнесла Полина.— Вы не боитесь сдлаться жертвой придворной интриги и недостойной комедіи?
Она сама не понимала, какъ у нея хватило мужества, чтобы произнести эти слова, которыя должны были оттолкнуть навсегда сердце юноши и убить въ ней самой пробуждавшееся къ нему чувство. Но она считала своимъ долгомъ не поддаться коварному плану Меттерниха и не разыграть роли сообщницы.
— О какой комедіи выговорите?— произнесъ наивно герцогъ.— Разв вы можете разыгрывать комедію? Я васъ вижу, и я вамъ всмъ обязанъ. Я это знаю и понимаю, а до остального мн дла нтъ.
— Ваше высочество!
— Я знаю, что насъ окружаютъ недостойныя интриги, и что вчерашняя жестокость сегодня не вполн обезоружена. Но все это не можетъ имть никакого отношенія къ тому, что я теперь чувствую.
— Не говорите о своихъ чувствахъ, герцогъ, вы принадлежите не себ, а своему имени и своей будущности.
Но онъ схватилъ ее за об руки и, смотря ей прямо въ глаза, промолвилъ:
— Я принадлежу вамъ,— только вамъ!
— Нтъ, не надо, не надо!— отвчала Полина, отталкивая его отъ себя:— я не хочу такой любви, я сама люблю, но другого!
Герцогъ блдный, взволнованный, могъ произнести только:
— Вы любите другого?
— Да!— воскликнула Полина, не имя боле силы сдержать себя:— я люблю всми силами своей души человка такого же, какъ вы, но думающаго о возстановленіи своихъ правъ, а не о женской красот.
Герцогъ весь вспыхнулъ и бросился на колни.
— Нтъ, встаньте, тотъ, кого я люблю, не преклоняетъ колна, а долженъ повелвать людьми. Тотъ, кого я люблю, не можетъ довольствоваться оскорбительнымъ смягченіемъ своихъ узъ и командованіемъ нмецкими солдатами на Пратер.
— Нтъ, нтъ, я сдлаю все, что вы скажете.
— Если вы согласны жить попрежнему узникомъ Меттерниха, то Полина исчезнетъ и будетъ оплакивать гд нибудь далеко свою несбывшуюся мечту. Но если вы хотите вернуться во Францію и сдлать счастливымъ ожидающій васъ народъ, то я пойду рука въ руку съ вами и буду васъ любить!
Герцогъ весь преобразился и со свтлой улыбкой воскликнулъ:
— Мое сердце говоритъ вашими устами. Вы выражаете мои мысли. Уже давно я хотлъ это высказать, но не умлъ. Безъ васъ я былъ одинъ, и меня давило иго ненавидящаго меня человка.
— А теперь?— спросила Полина, сдерживая свое дыханіе.
— Теперь, благодаря вамъ, я порву свои узы. Я сброшу съ себя этотъ мундиръ, который мн не принадлежитъ. Шпага, которую я ношу въ нмецкихъ ножнахъ, нкогда блестла подъ солнцемъ пирамидъ, и я обнажу ее. Она будетъ также свободна, какъ свободенъ и я.
— Какое счастіе, какая радость!— воскликнула Полина, сверкая глазами.
А онъ продолжалъ, все боле и боле воодушевляясь:
— Теперь вы позволяете мн любить васъ? Теперь не Францъ Рейхштадтскій падетъ къ вашимъ ногамъ, а Наполеонъ Бонапартъ открываетъ вамъ свои объятія!
Полина все забыла, и благоразуміе, и осторожность, и страхъ сдлаться сообщницей Меттерниха, а чувствовала только, что одна любовь, одна мысль связываетъ навки ихъ юныя сердца.
— Вотъ теперь вы тотъ, кого я люблю,— воскликнула она, предаваясь вполн овладвшему ею чувству счастья:— я не могла бы васъ любить, если бы вы остались застнчивымъ, нершительнымъ юношей, готовымъ все перенести, но я знала, что въ вашей груди бьется мужественное сердце.
А онъ, нжно обвивъ ее рукою, тихо лепеталъ:
— Жена, моя милая жена!
— Если бы я думала, что васъ ожидаетъ гибель,— продолжала Полина,— то, быть можетъ, никогда не ршилась бы вовлечь васъ въ безысходную борьбу. Но, подумайте, сколько храбрецовъ рискуютъ своей жизнью ради васъ, во сколькихъ хижинахъ вашей родины ждутъ вашего появленія.
— Какъ я счастливъ, какъ я васъ люблю!— шепталъ онъ.
И этотъ странный контрастъ между ихъ словами не омрачалъ ихъ радости. Она гордилась тмъ, что онъ забывалъ обо всемъ ради любви къ ней, а онъ былъ счастливъ, что она забывала свою любовь ради его будущности.
— Однако я вижу,— промолвила она наконецъ,— что сегодня я напрасно буду говорить вамъ о серіозныхъ вопросахъ. Вы не слушаете даже меня. Я хочу увнчать ваше чело лаврами, а мн попадаются подъ руки розы.
И она показала ему цвтокъ, который Термина Меттернихъ бросила на книжку, лежавшую на скамь.
— Посмотрите, какая это прекрасная роза.
— Оставьте ее, мы не знаемъ, кто ее трогалъ.
— Однако она была свидтельницей нашего признанія въ любви.
— Нтъ, нтъ,— промолвилъ онъ,— эту розу я поднесу богин, а вамъ найду другую получше.
Съ этими словами онъ взялъ изъ рукъ Полины розу и положила’ ее на пьедесталъ статуи Діаны, а самъ, сдлавъ два шага по дорожк, сталъ звать своего врнаго Франца.
— Что вы длаете?— сказала съ испугомъ Полина.
— Я зову друга, онъ меня услышалъ и сейчасъ придетъ. Это единственный человка’, который искренно мн здсь преданъ. Я не могу скрыть отъ него моей радости и хочу показать ему ту, которой я обязана, этой радостью. Ка, тому же онъ будетъ намъ необходимъ. Другъ мой,— прибавилъ герцогъ, обращаясь къ Францу, который высунула, свою голову изъ-за кустовъ:— сорви самую лучшую розу и принеси сюда.
Пока старый садовникъ исполнялъ приказаніе юноши, Полина задумалась. Она мысленно спрашивала себя, не былъ ли это тотъ самый Францъ, о которомъ говорилось са, такой похвалой въ миланскихъ инструкціяхъ.
— О чемъ вы думаете?— спросилъ герцогъ, схвативъ об руки Полины и покрывая ихъ страстными поцлуями:— теперь не о чемъ думать: мы вскор отправимся съ вами во Францію.
— Я думаю о вашемъ врномъ слуг,— отвчала княгиня, не освобождая своихъ рукъ:— вы, кажется, назвали его Францемъ. Какой онъ, однако, старикъ!
— Нисколько, онъ только представляется старикомъ, чтобы сбить всхъ съ толку, а она, еще бравый солдатъ.
— Это она,— подумала Полина.
Между тмъ Францъ вернулся и молча подалъ герцогу прекрасную розу.
— Подойди сюда, милый друга,— сказалъ юноша:— посмотри хорошенько на эту даму, ее зовутъ княгиня Саріа, ты впредь будешь ей служить такъ же врно, какъ мн. Слышишь?
— Слышу,— отвчалъ лаконически старый служака.
— Ты выбралъ хорошую розу, но есть лучше,— сказалъ герцогъ, желая подразнить старика.
— Конечно, есть, но въ Сенъ-Клу,— отвчалъ онъ спокойно,— позвольте мн сказать вамъ два слова.
— Говори. Отъ княгини у меня нтъ тайнъ.
Осмотрвшись по сторонамъ и убдившись, что никто не можетъ ихъ подслушать, Францъ сказалъ дрожащимъ голосомъ, которому тщетно хотлъ придать твердость:
— Я пришелъ, чтобы проститься съ вами. Я ухожу отсюда.
— Зачмъ? Я тебя не отпущу. Что это значитъ?
— Я больше не нуженъ вамъ. Я сталъ старъ, мн надо отдохнуть.
— Пустяки, я теб не врю, ты что-то скрываешь отъ меня?
— И правда скрываю. Я не могу здсь оставаться, потому что сегодня въ Шенбрун появилась особа, которая мн не нравится. Я боюсь, что она будетъ часто здсь бывать, я этого не вытерплю и наконецъ скажу всю правду въ лицо, а это не хорошо. Вотъ и лучше мн уйти.
Герцогъ заподозрлъ, что Францъ не одобряетъ появленія Полины, и рзко произнесъ:
— Назови ту особу, благодаря которой ты хочешь уйти изъ Шенбруна. Я желаю знать, кого ты мн дозволяешь принимать и кого нтъ.
— Странно вы выражаетесь, ваше высочество,— произнесъ Францъ:— а, кажется, очень просто, что старый солдатъ, какъ я, не хочетъ встрчаться со своимъ старымъ генераломъ, который измнилъ вашему отцу.
— Ты говоришь о Мармон?
— А о комъ же? Я видлъ его сегодня во дворц, и говорятъ, что онъ назначенъ вашимъ профессоромъ. Bon. только не знаю, чему онъ онъ будетъ васъ учить. Разв тому, какъ измняютъ своему государю во время его несчастья.
— Францъ!— произнесъ герцогъ Рейхштадтскій.
— Вы, конечно, вольны длать, что хотите, ваше высочество, даже забыть, если можете, его измну. Но я сдлать этого не могу. Увидавъ его, я покраснлъ, и мн впервые въ жизни стало стыдно, что я солдатъ. Нтъ, я не хочу его боле видть.
Полина смотрла съ восторгомъ на этого благороднаго, стараго служаку и съ безпокойствомъ спрашивала себя, что скажетъ, что сдлаетъ герцогъ.
Онъ тихо подошелъ къ Францу и, инстинктивно слдуя привычк своего отца, нжно взялъ его рукой за ухо:
— Ты не уйдешь,— сказалъ онъ,— потому что я не хочу. Молчи и слушай. Что бы ты сказалъ, если бы мы съ тобой оставили Мармона одного читать лекціи полицейскимъ агентамъ, переодтымъ въ придворныхъ лакеевъ, а сами отправились бы во Францію, гд насъ ждутъ друзья? Мн надоло сидть въ клтк, и я хочу вернуться на родину. Ну, что же? Ты все же хочешь меня бросить?
— Нтъ, не такой дуракъ,— отвчалъ Францъ, обезумвъ отъ радости, и вдругъ широко открылъ ротъ, чтобы воскликнуть: ‘да здравствуетъ императоръ’, но молодые люди поспшно зажали ему губы.
Тутъ старый служака посмотрлъ пристально на Полину, инстинктивно понимая, какую роль она играла въ неожиданной перемн, происшедшей въ герцог. Повидимому, этотъ осмотръ привелъ къ удовлетворительному результату, потому что онъ кивнулъ головой съ довольнымъ видомъ и почтительно поклонился. Полина же протянула ему руку, какъ старому другу.
Удаляясь отъ счастливой парочки, Францъ замтилъ розу, которую герцогъ положилъ на пьедесталъ статуи Діаны.
— Это одна изъ тхъ розъ, которую я далъ дочери Меттерниха,— сказалъ онъ:— я тогда не зналъ, кто она такая, но Готлибъ сказалъ мн ея имя. На какой чортъ только она положила эту розу на статую?!
Полина вспомнила, что видла такую же розу на княжн Меттернихъ, и подумала:
— Это странно!
Еще нсколько минутъ молодые люди оставались наедин, потомъ Полина сказала, что пора вернуться во дворецъ, а то ихъ начнутъ искать въ саду. Но прежде чмъ разстаться съ герцогомъ, который никогда не чувствовалъ себя такимъ счастливымъ, какъ въ эту минуту, она произнесла:
— Этотъ моментъ еще боле важный въ вашей жизни, чмъ въ моей. Я не беру моихъ словъ назадъ, но я не желаю, чтобы вы связали себя на всю жизнь словомъ, даннымъ въ минуту увлеченія. Вы должны все обдумать на свобод. Я не имю никакого значенія и не должна играть роли въ вашей судьб, хотя я готова жертвовать всмъ для вашего счастья и славы. Вы имете вс права на меня, а я не имю никакихъ правъ на васъ. Подумайте и ршите, останетесь ли вы герцогомъ Рейхштадтскимъ, или будете Наполеономъ.
И она быстро удалилась.

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ.
Западня.

I
Мины и контрмины.

— Вы сейчасъ вернетесь въ Миланъ, слышите? Можно ли быть такимъ неосторожнымъ? Я вамъ приказалъ ничего не длать безъ моего разршенія, а вы ночью пробрались въ частную квартиру и стали рыться въ ящикахъ, въ сундукахъ, въ чемоданахъ. Наконецъ, вы дошли до такой глупости, что васъ поймали.
— Меня не поймали.
— Во всякомъ случа васъ видли, и вы спаслись, какъ воръ. Хороша полиція, которая прикрываетъ свои ошибки славой внскихъ воротъ.
Вотъ какое объясненіе происходило въ этотъ же день между графомъ Зедельницкимъ и Галлони.
— Очевидно, я виноватъ, такъ какъ мой планъ не удался, и вполн достоинъ наказанія,— произнесъ сыщикъ,— но ничто не выбьетъ у меня изъ головы мысли, что эти бумаги у княгини.
— У нея нтъ боле этихъ бумагъ,— произнесъ торжествующимъ тономъ начальникъ полиціи:— он въ моихъ рукахъ. Вы видите, что мы больше не нуждаемся въ вашихъ услугахъ.
Этотъ послдній ударъ совершенно убилъ сыщика. Но онъ такъ страстно былъ преданъ своему ремеслу, что желалъ узнать, кто и какимъ образомъ добился того, чего онъ не могъ достигнуть. Графъ Зедельницкій, однако, не хотлъ удовлетворить его празднаго любопытства, и только посл нсколькихъ почтительныхъ просьбъ сказалъ рзко:
— Сама княгиня Саріа передала эти бумаги канцлеру.
— А,— воскликнулъ Галлони,— я, значитъ, не ошибся. Она привезла ихъ изъ Милана. Мои подозрнія оправдались. Она похитила эти бумаги, чтобы лично ихъ передать канцлеру.
— Она вовсе не похищала бумагъ, а он оказались въ ея кружевахъ на другой день посл вашего неудачнаго обыска въ магазин.
— Ну, ужъ это извините,— сказалъ Галлони, оправляясь отъ своего смущенія.— Она не взяла никакихъ кружевъ изъ магазина.
— Почему вы знаете?
— Потому что кружева и вс ея заказы до сихъ поръ лежатъ въ магазин. Я видлъ ихъ тамъ посл отъзда трехъ женщинъ изъ Милана.
— Что вы говорите?
— Правду. Можетъ быть, княгиня добровольно отдала канцлеру вс бумаги или часть ихъ, но во всякомъ случа она не нашла ихъ у себя дома въ кружевахъ, такъ какъ эти кружева до сихъ поръ находятся въ магазин.
— Такъ вы все-таки настаиваете, что свтская дама, другъ Меттерниха и эрцгерцогини, похитила важныя бумаги, отыскиваемыя полиціей, и которыя ее могли сильно компрометировать? Вы просто сумасшедшій.
— Я ни на чемъ не настаиваю, а думаю и соображаю.
— Вы можете думать и соображать, сколько угодно, только не на моей служб. Слышите? Я пригласилъ васъ сюда, чтобы объявить вамъ о вашемъ увольненіи изъ состава внской полиціи и чтобы передать вамъ бумагу на имя начальника миланской полиціи.
— Ради Бога, не губите меня,— произнесъ жалобнымъ голосомъ несчастный сыщикъ.— Если вы написали въ Миланъ дурной обо мн отзывъ, то меня прогонятъ со службы, а вы понимаете, что прогнанный сыщикъ не можетъ найти себ куска хлба.
Я васъ не понимаю,— сказалъ Зедельницкій:— я не упоминалъ о васъ въ бумаг къ начальнику полиціи, это приказъ объ освобожденіи изъ тюрьмы Фабіо Гандони, котораго канцлеръ помиловалъ.
— Фабіо помиловали!
— Да.
Это извстіе, повидимому, должно было окончательно привести въ отчаяніе сыщика, но онъ, напротивъ, просіялъ и, гордо поднявъ голову съ видомъ торжествующаго математика, только что разршившаго трудную задачу, воскликнулъ:
— Теперь я все понимаю.
— Что вы понимаете?
— Я никакъ не могъ понять, какую роль играли блошвейки въ этой исторіи, а теперь все понятно. Я имлъ несчастіе не понравиться княгин Саріа во время исполненія своихъ обязанностей, и она спрятала бумаги молодого карбонарія. Блошвейки были въ отчаяніи отъ ареста, и она предложила имъ добиться его помилованія, для этого она передала бумаги канцлеру и получила помилованіе Фабіо. Все разыграно, какъ по нотамъ. Только бы я еще желалъ знать, не оставила ли она у себя какія нибудь бумаги, или не сожгла ли чего нибудь.
— Вы снова возвращаетесь къ своимъ глупостямъ,— воскликнулъ гнвно графъ Зедельницкій.
— Да, ваше сіятельство. Кром писемъ представителей Бонапартовской семьи къ герцогу Рейхштадтскому, въ пакет, переданномъ Фабіо заговорщиками, находились другіе важные документы. Конечно, блошвейки не дозволили бы княгин Саріа выдать эти документы, такъ какъ ихъ любимецъ Фабіо могъ отвтить головой за подобное предательство.
— Вы говорите, что вмст съ письмами были другіе документы?
— Я увренъ въ этомъ. А ваше превосходительство ихъ не видли?
Начальникъ внской полиціи задумался. Въ голов его родилась мысль, хотя еще смутная, что возможно отомстить княгин Саріа и доказать канцлеру, какую пользу оказывала полиція въ высшей политик, но для того надо было воспользоваться услугами Галлони, который въ сущности былъ искуснымъ, неутомимымъ и любящимъ свое ремесло сыщикомъ.
— Хорошо,— сказалъ онъ посл нкотораго молчанія.— Я оставлю васъ на служб къ Вн и забуду о вашихъ ошибкахъ, но постарайтесь ихъ загладить. Какъ, вы думаете, взяться намъ за дло, чтобы открыть интриги княгини Саріа, если ваши подозрнія насчетъ ея справедливы?
Видя, что ему снова повезло, Галлони воскликнулъ:
— Я понимаю, ваше превосходительство, что имю дло съ первокласснымъ соперникомъ, а потому надо вести игру очень хитро и пока оставить княгиню совершенно въ сторон.
— Такъ съ кого же мы начнемъ, съ блошвеек?
— Нтъ, он совершенно въ рукахъ княгини.
— Такъ съ кого же?
— Съ герцога Рейхштадтскаго. Не угодно ли вамъ выслушать меня?
И Галлони сталъ подробно развивать начальнику полиціи свой новый планъ.

II.
Графиня Камерата.

Съ нкоторыхъ поръ жила въ Вн женщина очень странная. Дочь Элизы Бонапартъ и графа Бачьоки, а слдовательно племянница Наполеона, она была замужемъ за неаполитанскимъ аристократомъ, очень богатымъ и добродушно переносившимъ вс ея эксцентричности. Графиня Камерата была прекрасная наздница, успшно объзжала самыхъ горячихъ лошадей, мастерски стрляла изъ пистолета и вообще отличалась искусствомъ во всхъ атлетическихъ упражненіяхъ, но не любила чтенія и умственныхъ занятій. Все ея знаніе современной исторіи сводилось къ тому, что ея дядя былъ властителемъ Европы, а ея двоюродный братъ находился узникомъ въ Шенбрун. На основаніи этихъ свдній она во что бы то ни стало ршилась освободить герцога Рейхштадтскаго.
По несчастію, она имла такое лицо, которое выдавало ее на каждомъ шагу. Она была точнымъ портретомъ Наполеона, и вс встрчавшіе ее были поражены этимъ сходствомъ, поэтому съ первыхъ дней ея появленія въ Вн полиція слдила за каждымъ ея шагомъ. Къ тому же она не скрывала своего намренія войти въ сношенія съ шенбрунскимъ узникомъ.
Однажды ей удалось остановить его на лстниц въ дом барона Обенауса, который давалъ ему уроки исторіи, и бросившись на юношу, она стала цловать его руки. Когда сопровождавшій герцога графъ Дитрихштейнъ оттолкнулъ ее, то она гнвно объявила, что имла право привтствовать своего двоюроднаго брата и сына своего государя.
Съ тхъ поръ герцогъ Рейхштадтскій боле не видлъ ея, но полиція перехватила и передала графу Зедельницкому два письма къ нему отъ графини Камерата. А въ то время, когда Галлони объяснялъ графу Зедельницкому свой новый планъ дйствія, третье письмо графини одинаковаго содержанія лежало на стол начальника полиціи.
— По моему мннію,— говорилъ сыщикъ,— надо намъ подвергнуть герцога искусу, именно предложить ему планъ бгства такъ, чтобы онъ, конечно, не догадался о происхожденіи этого плана. Если я не ошибаюсь насчетъ намренія княгини Саріа, то она, вроятно, уже дала герцогу посланные ему документы. Его отвтъ на наше предложеніе дастъ намъ понять его намренія, а главное представитъ намъ предлоги, къ обыску въ аппартаментахъ герцога,— произнесъ сыщикъ.
— Ваша мысль прекрасная. Но какъ найти такого ловкаго человка, который разыгралъ бы роль заговорщика, не возбудивъ подозрній герцога? Погодите…
И, порывшись въ бумагахъ, онъ отыскали, письмо графини Камерата, подалъ его сыщику и объяснилъ прошедшую исторію безпокойной амазонки.
— Вотъ это отлично, ваша свтлость,— отвчалъ Галлони:— но позвольте мн прочесть это письмо, чтобы убдиться, можетъ ли оно послужить намъ на пользу.
Зедельницкій самъ взяли, письмо и прочелъ его въ слухъ:

‘Герцогу Рейхштадтскому.
‘Августъ 1820.

‘Любезный принцъ, я пишу вамъ въ третій разъ, будьте такъ добры, отвчайте мн, желаете ли вы поступить, какъ австрійскій эрцгерцогъ или какъ французскій принцъ. Если вы согласны воспользоваться моими совтами и покинуть наконецъ страну, гд васъ держатъ подъ замкомъ, то вы убдитесь, какъ легко можно побороть вс преграды силой воли. Вы тогда найдете тысячу средствъ, чтобы переговорить со мной, а я одна ничего не могу сдлать. Только ради Бога никому не довряйтесь. Подумайте, что вы какъ будто умерли для Франціи и для вашей семьи. Подумайте о тхъ ужасныхъ страданіяхъ, которыя вынесъ вашъ отецъ, и о томъ, что онъ умеръ, смотря на вашъ портретъ. Воспользуйтесь этимъ моментомъ, принцъ. Можетъ быть, я высказала слишкомъ много. Моя судьба въ вашихъ рукахъ. Человкъ, который вручитъ вамъ это письмо, можетъ доставить мн и вашъ отвтъ. Надюсь, что вы мн не откажете въ этомъ отвт.

‘Наполеона Камерата’.

— Эта графиня для насъ находка!— воскликнулъ Галлони, когда Зедельницкій окончилъ чтеніе письма: -необходимо, чтобы герцогъ получилъ это письмо, и чтобы человкъ, который вручитъ ему посланіе графини, представилъ вамъ его отвтъ.
— Это очень просто,— отвчать графъ..— Но смотрите: никому ни слова. Я доложу канцлеру о нашемъ предпріятіи только вмст, съ его результатомъ.
Начальникъ полиціи и сыщикъ разстались на этотъ разъ большими пріятелями.

III.
Два отвта.

На слдующее утро Францъ спокойно работалъ въ Шенбрунскомъ парк. Неожиданно онъ замтилъ, что одинъ изъ его помощниковъ, здоровенный, толстой нмецч, по имени Готлибъ, бросилъ лопату и сталъ таинственно разговаривать съ камердинеромъ графа Дитрихнггейна. Это продолжалось нсколько минутъ, а затмъ Готлибъ направился къ нему и вступилъ съ нимъ въ разговоръ, который, однако, не клеился.
— Что съ тобой, Готлибъ?— спросилъ наконецъ старый служака:— ты не въ своей тарелк.
— По прадв сказать, Францъ,— отвчалъ молодой нмецъ съ нкоторымъ смущеніемъ:— я не знаю, какъ исполнить данное мн порученіе. Мн надо передать письмо кое-кому, а вамъ бы это было гораздо удобне сдлать, такъ какъ эта личность часто бываетъ здсь. Не возьметесь ли вы за это дльце?
— Отъ кого письмо и къ кому?
— Отъ кого — не знаю, а отдать его надо маленькому Наполеону.
Францъ съ трудомъ поборолъ овладвшее имъ волненіе, но все-таки равнодушно отвчалъ:
— Отчего же ты самъ не передашь письма?
— Вамъ ловче это сдлать. Герцогъ обыкновенно по вечерамъ ходитъ въ этой части парка. Вдь онъ съ вами разговариваетъ? Намъ онъ никогда не говоритъ ни слова.
— Онъ не большой говорунъ, но и не всегда молчитъ.
— Что же онъ вамъ говоритъ?
— Онъ говоритъ, что князь Меттернихъ великій человкъ,— добродушно произнесъ Францъ,— а графъ Дитрихштейнъ очень добръ и любезенъ. Онъ всмъ очень доволенъ. Жаль, что онъ тебя не знаетъ, Готлибъ, ты, вроятно, очень понравился бы ему. Ну, а гд же письмо?
— Вотъ оно. Надо передать письмо, когда онъ будетъ одинъ, и совершенно незамтно, а затмъ сказать герцогу, что придутъ за отвтомъ.
— А придешь ты, толстякъ, за этимъ отвтомъ?
— Да.
Францъ догадался, что герцогу Рейхштадтскому разставляютъ западню, и подумалъ, что лучшимъ способомъ спасти его отъ опасности было принять роль въ этомъ дл.
— Отчего ты хочешь взвалить на меня порученіе, которое также хорошо могъ бы исполнить и самъ?— произнесъ онъ самымъ равнодушнымъ тономъ: — по крайней мр, ты можешь мн поручиться, что если я окажу теб эту услугу, то графъ Дитрихштейнъ не будетъ мною недоволенъ.
— Нтъ, его нечего бояться,— отвчалъ Готлибъ, хитро подмигивая:— письмо прошло черезъ его руки. Но объ этомъ не надо говорить.
— Хорошо, такъ положи письмо намою жилетку. Она валяется вонъ тамъ въ алле. Теперь у меня руки грязныя, и я не хочу брать письма. Ступай, я исполню твое порученіе.
Готлибъ удалился и по дорог положилъ письмо на жилетку, а Францъ, смотря ему въ слдъ, подумалъ:
— Графъ Дитрихштейнъ самъ не отдаетъ письма принцу, а посылаетъ его тайнымъ образомъ и велитъ дать отвтъ тмъ же путемъ. Это что-то подозрительно.
Въ сущности таинственное письмо было посланіемъ графини Камерата, которое начальникъ полиціи переслалъ въ Шенбрунъ черезъ многочисленныхъ агентовъ, кишвшихъ вокругъ дворца. Готлибъ солгалъ, говоря Францу, что графъ Дитрихштейнъ зналъ объ этой интриг. Начальникъ полиціи и самъ Меттернихъ не имли никакого расчета впутывать въ свои комбинаціи слабохарактернаго, но честнаго наставника юноши. По ихъ словамъ, они боялись его неловкости, но въ сущности ихъ пугала его прямота. Принадлежа къ одному изъ почтенныхъ родовъ Австріи, графъ Дитрихштейнъ придавалъ своимъ именемъ и положеніемъ нкоторый престижъ той групп старинныхъ личностей, которая окружала внука императора, но онъ не пользовался никакимъ авторитетомъ и не зналъ всхъ гадостей, которыя длались вокругъ него. Между прочимъ ему было не извстно, что дворецъ кишлъ переодтыми полицейскими агентами въ лиц лакеевъ, рабочихъ, садовниковъ и т. д. Вс они находились въ постоянныхъ сношеніяхъ съ графомъ Зедельницкимъ, который такимъ образомъ зналъ и доводилъ до свднія канцлера все, что длалось въ Шенбрун.
Францъ передалъ подозрительное письмо герцогу Рейхштадтскому въ тотъ же вечеръ и прибавилъ вполголоса, осматриваясь но сторонамъ, чтобы ихъ никто не подслушалъ:
— Берегитесь, это письмо приманка. Я не знаю, что въ немъ, но оно идетъ изъ очень подозрительнаго источника.
— Ты правъ,— отвчалъ юноша, прочитавъ письмо и разговаривая съ Францемъ черезъ раздлявшіе ихъ кусты:— негодяи нахально присвоили себ имя моей родственницы, которую я однажды видлъ въ дом барона Обенауса. Впрочемъ, можетъ быть, письмо это и подлинное. Она показалась мн особой очень эксцентричной и въ состояніи написать такое посланіе. Какъ бы то ни было, я не думалъ, чтобы Меттернихъ и его помощники могли придумывать такія глупыя интриги.
Остановившись среди аллеи, герцогъ подозвалъ къ себ Франца и сказалъ:
— Подождите меня здсь, я сейчасъ пришлю вамъ отвтъ,
Потомъ онъ шепотомъ прибавилъ:
— Я самъ принесу его и дамъ теб свои инструкціи.
Спустя нсколько минутъ, изъ-за куртины цвтовъ показался
Готлибъ, который издали слдилъ за герцогомъ и поспшно спросилъ у Франца:
— Что онъ сказалъ?
— Я, право, не разобралъ, что онъ бормоталъ, читая письмо,— отвчалъ старый служака:— но потомъ онъ приказалъ мн ждать здсь и сказалъ, что пришлетъ отвтъ. Вотъ, благодаря теб, я попалъ въ почтальоны.
— Хорошо, я приду за отвтомъ сказалъ Готлибъ, снова направляясь къ той куртин, за которой онъ скрывался.
— Не безпокойся, я самъ теб принесу,— произнесъ Францъ.
Спустя нсколько времени, герцогъ Рейхштадтскій вернулся и, отдавая письмо Францу, сказалъ:
— Отдай это тому, кто придетъ за отвтомъ, а завтра утромъ пойди къ княгин Саріа и разскажи ей о случившемся и спроси ея приказанія.
— Слушаюсь, выше высочество.
— Ты передашь ей вотъ еще письмо,— продолжалъ герцогъ, покраснвъ:— скажи, что я писалъ раньше настоящей исторіи, и прибавь, что эта исторія только укрпила мою ршимость. Да еще скажи, что я вполн полагаюсь на нее насчетъ устройства моего отъзда и желаю, чтобы онъ совершился, какъ можно скоре. Ты вдь ей поможешь, не правда ли, Францъ?
— Будьте спокойны, ваше высочество, но не давайте мн второго письма въ руки, а тихонько опустите его вонъ въ тотъ кустъ.
Герцогъ такъ и сдлалъ, а Францъ, какъ бы ни въ чемъ не бывало, подошелъ къ кусту и незамтно поднялъ письмо.
Спустя нсколько минутъ, Готлибъ съ сіяющимъ лицомъ отдалъ переодтому полицейскому агенту письмо Шенбрунскаго узника къ графин Камерата, а Францъ отнесъ домой второе письмо герцога Рейхштадтскаго, за которое ему дорого бы заплатили графъ Зедельницкій и Галлони.
На слдующее утро начальникъ полиціи съ любопытствомъ распечаталъ письмо на имя графини Камерата, но, прочитавъ его, презрительно бросилъ. Вотъ что заключалось въ этомъ письм:

‘Графиня,

‘Я только что получилъ письмо, которое не понятно и по содержанію и по тону. Я получилъ его окольнымъ путемъ и не намренъ боле получать такимъ образомъ какія бы то ни было письма. Такъ какъ оно написано дамой, то я изъ приличія отвчаю. Хотя высказанныя вами чувства меня трогаютъ, и я очень благодаренъ за нихъ, но прошу васъ не писать мн.

‘Герцогъ Рейхштадтскій’.

Со своей стороны Полина получила отъ Франца и прочла съ глубокимъ чувствомъ давно желанное письмо:

‘Княгиня!

‘Вы не хотли, чтобы я далъ слово, прежде чмъ здраво обсужу свое положеніе. Ваше сердце такъ благородно, что оно боялось вашихъ собственныхъ увлеченій и нашло возможнымъ открыть мн путь къ отступленію, если бы я, обдумавъ предстоящее мн дло, счелъ его себ не по силамъ. Я на это согласился, считая, что я могу быть достойнымъ васъ, только поступая такъ же осторожно и спокойно, какъ вы.
‘Я возстановилъ въ моей памяти вс событія моей жизни, извстныя вамъ, и т, которыхъ вы не знаете. Я мысленно вызвалъ всхъ очевидцевъ моей юности и допросилъ ихъ. Наконецъ въ глубин сердца я вызвалъ образъ своего отца, и онъ какъ бы явился передо мной, открывъ свои мертвые глаза. Вс мн сказали, что надо хать во Францію, и когда мой умъ вполн подтвердилъ то, что мн совтовало сердце, то я почувствовалъ себя столько же счастливымъ, какъ въ ту благословенную минуту, когда вы вдохнули въ меня новую жизнь.
‘Поэтому, княгиня, я теперь могу дать то общаніе, которое вы нашли нужнымъ отстрочить: я отправляюсь во Францію.
‘Я не могу выразить на бумаг т чувства, которыя даже мои уста не способны вполн высказать, а только прибавлю пять словъ, въ которыхъ отнын выражается вся моя жизнь: я васъ люблю и надюсь.

‘Наполеонъ’.

ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ.
Бгство.

I.
Совщаніе.

Полина совершенно преобразилась въ то короткое время, которое прошло отъ ея посщенія миланскаго магазина ‘Золотыя ножницы’ до полученія письма отъ узника Меттерниха. Прежде она подчинялась всмъ безчисленнымъ условіямъ свтской жизни, хотя чувствовала себя выше ея мелочныхъ интересовъ и жаждала чего-то новаго, необыкновеннаго, невозможнаго. Теперь неожиданно это новое, необыкновенное и невозможное представилось ей. Ея усталые, полузакрытые отъ скуки глаза вдругъ увидли предъ собою лучезарный образъ существа, вполн достойнаго ея любви. Это былъ двадцатилтній юноша, прекрасный, благородный, несчастный.
При вид его въ ея сердц проснулось все, что въ немъ было нжнаго, пламеннаго, преданнаго. Она теперь не думала ни о чемъ, кром своей любви, и не видла предъ собою ничего, кром дорогого человка, котораго она любила и который ее любилъ. Впрочемъ, она нисколько не измнилась въ своемъ внутреннемъ существ, а только сбросила съ себя тяготившую ее свтскую маску и стала настоящей Полиной.
Нсколько разъ перечитала она письмо любимаго человка и долго мечтала бы о немъ, объ ихъ счастьи, о первомъ ихъ свиданіи, о лучезарной будущности, открывавшейся передъ ними, но неожиданно въ голов ея блеснула мысль:
— Я люблю узника, и мн надо отворить ему темницу.
Она подняла голову. Передъ ней стоялъ Францъ и ждалъ приказаній.
Мгновенно Полина почувствовала въ себ жажду дятельности и, взявъ за руку стараго служаку, какъ брата, просто сказала:
— Давайте работать для его освобожденія!
Она вынула изъ сохранившагося у нея пакета маршрутъ и списокъ тхъ лицъ, которыя могли оказать содйствіе бгству меттерниховскаго узника. Она показала Францу вс эти бумаги и прочла ихъ содержаніе.
— Возьмите ихъ, господинъ Францъ,— сказала она,— он должны отнын оставаться въ вашихъ рукахъ. Впрочемъ он и адресованы вамъ.
И она показала ему инструкцію, данную Фабіо миланскимъ комитетомъ.
— Откуда они знаютъ мое имя,— воскликнулъ старый служака,— и что я нахожусь въ Шенбрун?
— Вы никогда не были въ сношеніяхъ съ карбонаріями?
— Никогда! и, по правд сказать, я до сихъ поръ считаю ихъ за подозрительныхъ революціонеровъ.
— Посмотрите списокъ лицъ, сочувствующихъ освобожденію герцога Рейхштадтскаго, и, можетъ быть, вы найдете какого нибудь пріятеля, который могъ сообщить свднія о васъ миланскому комитету.
Францъ взялч. списокъ и, пробжавъ нсколько строчекъ, воскликнулъ:
— Теперь я понимаю. Тутъ говорится о Карл Грени, стекольщик, живущемъ близъ Бельведера. Это хорошій человкъ и такой же старый солдата, какъ я, и одинаково любитъ императора. О на, продлала, русскую кампанію въ итальянскомъ контингент седьмого корпуса подъ начальствомъ Жюно. Во время отступленія изъ Россіи мн удалось какъ-то спасти ему жизнь. Какой-то казацкій офицеръ занесъ саблю надъ его головой. Но я усплъ раньше снести голову этому офицеру. Можете себ представить, что я объ этомъ совершенно забыла, какъ вдругъ въ Вн, два года тому назадъ я встртилъ какого-то господина, который бросился ко мн на шею, потащилъ въ свой стекольный магазинъ и объявилъ жен и дочери, что я когда-то спасъ ему жизнь. Съ тхъ поръ мы иногда видались съ нимъ, и онъ приходилъ ко мн въ Гицингъ по воскресеньями, Конечно, въ нашихъ разговорахъ съ Грени, я часто упоминалъ о сын императора и клялся, что ребенокъ вполн достоинъ своего отца. Но признаюсь, я не думалъ, что такой благоразумный и осторожный человкъ, какъ Грени, станетъ передавать мои слова, и кому же — карбонаріямъ. Одно только хорошо, что онъ ничего не солгалъ, и я дйствительно готовъ отдать жизнь за этого ребенка, какъ онъ увряетъ.
— Не сожалйте, что вы ему доврились, господинъ Францъ,— сказала Полина: — если бы вы не передавали ему всего, что вы знали о герцог, то ваше имя не было бы извстно въ Милан, и мы теперь не совщались бы съ вами о спасеніи того, кого вы такъ любите.
— Это правда. Онъ молодецъ и оказалъ намъ безсознательно большую услугу.
— Онъ можетъ быть намъ еще боле полезенъ. Какъ вы думаете, онъ достаточно богатъ, чтобы нанять для себя экипажъ, не возбудивъ подозрнія?
— Не знаю,— отвчалъ Францъ, покручивая усы,— но я это узнаю. Впрочемъ не безпокойтесь, мы вдвоемъ все устроимъ.
Тогда Полина объяснила ему свой планъ дйствій, который состоялъ въ найм почтоваго экипажа и отправк въ немъ герцога во Францію согласно составленному въ Милан маршруту. Одно только ее удерживало отъ немедленнаго исполненія этого плана, именно неполученіе отъ графа Зедельницкаго приказа объ освобожденіи изъ-подъ ареста Фабіо, а Полина не хотла до отъзда блошвеекъ ничего предпринимать, что могло бы возбудить гнвъ Меттерниха.
— Погодите,— сказала она,— я пошлю за этими дамами, можетъ быть, мы съ ними что нибудь и поршимъ.
Пока горничная ходила за блошвейками, Полина разсказала Францу ихъ исторію и предупредила его, что онъ можетъ при нихъ свободно говорить обо всемъ.
Когда въ комнату явилась Шарлогга и ея тетка, то Полина представила имъ Франца Шулера и он об воскликнули съ восторгомъ.
— Это онъ?
Францъ покраснлъ и никакъ не могъ понять, почему онъ пользовался такой широкой популярностью.
— Господинъ Шулеръ,— сказала Шарлотта, подходя къ нему:— мой женихъ Фабіо Гандони долженъ былъ отправиться къ вамъ въ Шенбрунъ и предложить вамъ устроить вмст съ нимъ бгство герцога Рейхштадтскаго. Фабіо арестовали, но его мсто заняла княгиня, вы можете себ представить, какія чувства мы питаемъ къ ней.
— Да, мы уважаемъ ее столько же, сколько любимъ,— прибавила тетка.
Полина хотла, протестовать, но Шарлотта не дозволила ей сказать ни слова и быстро произнесла:
— Насъ одно только безпокоитъ, что княгиня изъ великодушія отсрочиваетъ освобожденіе герцога до нашего отъзда съ приказомъ о помилованіи Фабіо въ карман. Не правда ли, княгиня?
— Да, мы такъ съ вами согласились.
— Я на что теперь не согласна,— произнесла Шарлотта ршительнымъ тономъ:— вы должны, княгиня, не думать о насъ и тотчасъ принять мры для освобожденія шенбрунскаго узника. Чмъ вы будете дйствовать быстре, тмъ вы имете боле шансовъ на успхъ. Я уврена, что Фабіо будетъ боле радъ освобожденію герцога, чмъ своему помилованію.
— Я горжусь тмъ, что вы француженка,— сказалъ Францъ.
— Хорошо, я согласна, если вы вс этого желаете,— произнесла Полина:— но это не помшаетъ мн сегодня же ускорить выдачу приказа о помилованіи Фабіо. Значитъ, Францъ,— прибавила она: — вы приготовите экипажъ и почтовыхъ лошадей завтра, вечеромъ, въ 10 часовъ, у дома Клари, въ Бельведер.

II.
Коляска императора.

Старое внское предмстье Леопольдштадтъ представляло въ 1820 г. совершенно иное зрлище, чмъ теперь. Отдленное отъ офиціальнаго города и людныхъ кварталовъ Дунайскимъ каналомъ, оно отличалось провинціальнымъ характеромъ, и было немыслимо, чтобъ какой нибудь знатный или богатый внецъ имлъ поставщиковъ въ Леопольдштадт.
Отправившись въ тотъ же день на поиски экипажа, Францъ вмст съ Карломъ Грени прошелъ всю главную улицу этого отдаленнаго квартала, и только въ конц ея остановились они передъ большимъ дворомъ, гд, очевидно, отпускали лошадей и экипажи въ наемъ, но безъ административнаго патента. Домъ, сараи и вывска были самаго скромнаго характера, а среди суетившихся около экипажей людей не видно было офиціальныхъ почтарей съ бляхами.
— Хозяинъ заведенія — венгерецъ Мано,— сказалъ Грени: — онъ ненавидитъ австрійское правительство и по-своему служитъ своимъ патріотическимъ стремленіямъ. Онъ отдаетъ въ наемъ хорошихъ лошадей и надежные экипажи своимъ соотечественникамъ, преимущественно мелкимъ торговцамъ и поселянамъ, гораздо дешевле, чмъ другимъ подданнымъ императора. Мы здсь найдемъ то, что намъ надо.
Они вошли въ большую комнату, гд за столомъ сидло нсколько венгерскихъ рабочихъ, въ одинаковой одежд, состоявшей изъ высокихъ сапогъ, широкихъ полотняныхъ панталонъ, короткой цвтной куртки и маленькой круглой фуражки. Передъ каждымъ подл его стакана лежалъ длинный кнутъ съ короткой ручкой.
— Что вамъ нужно?— спросилъ хозяинъ Мано, сдой старикъ средняго роста.
— Экипажъ и лошадей безъ возницы,— отвчалъ Греппи.
— Далеко дете?
— Очень. На мсяцъ.
— Тогда лучше купить экипажъ.
— Можно.
— А какихъ надо лошадей?
— Добрыхъ.
— Есть прекрасныя.
— Не надо. Предпочитаю добрыхъ.
— Сколько?
— Пару.
— А гд подставы?
— Мое дло.
— И мое дло. Я не хочу загонять своихъ лошадей.
— Если загоняю, то заплачу.
— Гд взять?
— Въ Виден, гд я живу. Я вернусь на другой день.
— Вы можете представить поручительства?
— Какія?
— Я не люблю имть дло съ внцами, но можемъ поладить съ вами, если вы объясните, на что вамъ экипажъ и лошади. Я не люблю тайнъ.
— Намъ нечего таиться, и мы не подемъ сами, а нанимаемъ экипажъ для пріятеля. Конечно, намъ нечего говорить его имя. Достаточно вамъ записать мое имя въ книгу и навести справку, что я человкъ состоятельный. Для вашего же успокоенія я прибавлю, что мы съ товарищемъ такъ же, какъ вы, не любимъ иностранцевъ. Будьте спокойны, дло не идетъ о похищеніи двицы или о чемъ либо преступномъ. Впрочемъ, какое вамъ до этого дло, ваше ремесло поставлять экипажи и лошадей, не правда ли?
— Конечно,— отвчалъ хозяинъ, который до сихъ поръ смотрлъ подозрительно на двухъ друзей, но теперь просіялъ и повелъ ихъ во дворъ, гд въ сараяхъ стояло около двадцати экипажей всякаго рода, отъ простой телжки и двухколеснаго кабріолета съ парусиннымъ верхомъ до каретъ и колясокъ.
— У васъ дама?— спросилъ хозяинъ.
— Нтъ,— отвчалъ Францъ, впервые вмшиваясь въ разговоръ:— но намъ надо все-таки крытый экипажъ.
Хозяинъ показалъ имъ удобную двухмстную карету, но взгляды Греппи и Франца остановились на стоявшей въ угл большого сарая старинной и, повидимому, давно не употреблявшейся коляск, съ большимъ верхомъ.
— Вотъ что намъ надо,— сказали, Греппи, а Францъ, молча, кивнулъ головой.
— Можетъ быть,— отвчалъ Манно,— но этотъ экипажъ не продается и не отдается.
— Отчего?
— Это коляска императора.
— Какого императора?
— Наполеона.
Старые служаки знаменательно переглянулись, они искали экипажъ для сына, а нашли коляску отца.
— Можетъ быть, вы желаете знать, какъ она ко мн попала: очень просто! Я купилъ ее пятнадцать лтъ тому назадъ въ Шенбрун. Вроятно, хотли отъ нея отдлаться, чтобы случайно императоръ Францъ не слъ въ экипажъ, въ которомъ Наполеонъ катался по Вн. Съ тхъ поръ она стоитъ здсь безъ употребленія.
— Продайте,— сказалъ Грешіи.
— Нтъ.
— Она намъ нужна во что бы то ни стало,— произнесъ Францъ.
Манно пристально осмотрлъ съ головы до ногъ этихъ странныхъ покупщиковъ историческаго экипажа, задумался, а потомъ спросилъ съ улыбкой:
— Куда вы дете?
— Въ Страсбургъ,— отвчалъ Францъ.
— Въ такомъ случа берите.
Пока оба друга договаривались съ Манно насчетъ цны коляски, они нимало не подозрвали, что за ними пристально слдилъ Галлони.
Надвъ парикъ и очки, которые его такъ скрывали, что никто его не могъ узнать, ловкій сыщикъ съ утра наблюдалъ издали за отелемъ ‘Лебедь’ и съ удивленіемъ увидлъ, что княгиня Саріа приняла въ своихъ аппартаментахъ страннаго на видъ стараго служаку, хотя и въ статскомъ плать. Его подозрніе было возбуждено, и онъ послдовалъ за Францемъ прежде въ бельведеръ въ стекольный магазинъ Греппи, а затмъ въ Леопольдштадтъ. Когда Францъ и Греппи вошли во дворъ, гд отдавались въ наемъ экипажи, Галлони былъ достаточно остороженъ, чтобы остаться на улиц и то на значительномъ разстояніи.
Хотя онъ дождался ихъ выхода, но теперь они стали, повидимому, боле подозрительными и озирались по сторонамъ, а потому ему пришлось слдить за ними такъ издалека, что, при поворот въ одинъ переулокъ, онъ совсмъ потерялъ ихъ изъ виду. Это обстоятельство, однако, не привело его въ отчаяніе. Онъ считалъ, что во всякомъ случа сдлалъ полезное открытіе и, доложивъ объ этомъ графу Зедельницкому, продолжалъ свои розыски.

III.
Балъ у лорда Каули.

Надо отдать справедливость недавно вступившему тогда на престолъ англійскому королю Вильгельму IV, что онъ всячески старался выказать князю Меттерниху, какъ онъ высоко цнитъ услуги, оказанныя Англіи ея могущественнымъ союзникомъ. Дйствительномъ продолженіе пятнадцати лтъ между англійскимъ и австрійскимъ правительствомъ существовало такое тсное дружеское соглашеніе, что нкоторые истинные патріоты той и другой страны краснли за свою родину. Такъ были англичане, которые находили, что Гудсонъ-По слишкомъ далеко шелъ въ своей роли тюремщика, и нкоторые австрійцы упрекали Меттерниха въ томъ, что онъ длалъ Шенбрунъ продолженіемъ Лонгвуда.
Но зато англійскіе министры или австрійскій канцлеръ дйствовали заодно, а лордъ Каули, служившій связующимъ звеномъ между ними, пользовался въ Вн совершенно привилегированнымъ положеніемъ. Поэтому неудивительно, что Меттернихъ, ршившись выпустить въ свтъ своего узника, избралъ мстомъ его перваго дебюта домъ англійскаго посланника. Показать впервые свту сына Наполеона на балу у представителя его злйшихъ враговъ было ловкимъ дипломатическимъ фортелемъ, который долженъ былъ доказать, что юноша простой австрійскій эрцгерцогъ, и тмъ убить надежды бонапартистовъ.
Вся знатная и офиціальная Вна, конечно, собралась на этотъ балъ, чтобы присутствовать при такомъ интересномъ дебют. Залы и сады посольскаго дома блестли тысячами огней и представляли фантастическое, волшебное зрлище.
Молодые люди танцовали, какъ только умютъ танцовать въ Вн, а пожилые занимались свтской болтовней, въ ожиданіи императора и его внука.
Среди разговаривающихъ находились Фридрихъ Генцъ и французскій журналистъ, котораго онъ серіозно знакомилъ со всми достопримчательностями Вны. Стоя съ Пьеромъ Лефраномъ на порог первой гостиной, онъ любезно указывалъ своему собесднику всхъ выдающихся лицъ политическаго и военнаго міра, сообщая ихъ краткую характеристику. Но на этотъ разъ обыкновенно скептичный тайный совтникъ произносилъ только похвалы, какъ бы желая выставить передъ иностранцемъ лишь розовую сторону своей родины.
— Посмотрите, какой нжной граціей отличается эрцгерцогиня Софія. А видали ли вы когда нибудь боле красивую женщину, чмъ другая невстка императора, Марія-Анна?
Несмотря на свой либерализмъ, Лефранкъ долженъ былъ согласиться со справедливостью этого замчанія представителя австрійской реакціи.
— А кто эта дама, говорящая съ обими эрцгерцогинями?— спросилъ онъ.
— Графиня Шпигель и баронесса Кинская, об говорятъ съ ними, а потому я не знаю, про которую вы говорите.
— Ни про ту, ни про другую.
— Ахъ, это княгиня Саріа.
— Княгиня, должно быть, странная женщина, она живетъ со мною въ одномъ дом, и за нею постоянно слдитъ полиція.
— Вы, должно быть, ошибаетесь? Княгиня Саріа — близкій другъ канцлера и эрцгерцогини Софіи.
— Я не могу ошибаться. Напримръ, сегодня, прибывшія съ нею изъ Италіи, дв дамы ухали обратно, и не усплъ увозившій ихъ экипажъ исчезнуть изъ вида, какъ въ отел поднялась суматоха, и полиція стала упрекать хозяина, что онъ не предупредилъ ея объ отъзд этихъ лицъ. Вообще странныя дла творятся въ этомъ отел, и я долго не могъ добиться присланныхъ вами карточекъ для посщенія музея на томъ основаніи, что будто бы он прежде должны быть представлены въ полицію. Неужели таковы внскіе обычаи?
Генцъ былъ очевидно смущенъ этимъ вопросомъ и довольно неловко сталъ объяснять своему собесднику, почему австрійское правительство считало необходимымъ подвергать жителей Вны и даже иностранцевъ многочисленнымъ непріятнымъ стсненіямъ въ виду обезпеченія порядка и общественной безопасности.
Княгиня Саріа, которая возбудила этотъ разговоръ между почтеннымъ тайнымъ совтникомъ и французскимъ журналистомъ, сидла, какъ на иголкахъ. Днемъ она сама отправилась къ графу Зедельницкому и такъ обворожила его своей красотой и любезностью, что получила отъ него приказъ о помилованіи Фабіо, а затмъ она готовилась сдлать ршительный шагъ въ той смлой игр, которую она вела съ канцлеромъ, поэтому неудивительно, что она не обращала никакого вниманія на происходившіе вокругъ нея свтскіе разговоры.
— Повидимому, лордъ Каули угоститъ насъ сегодня игрой Тальберга и пніемъ Пасты,— сказала съ восторгомъ баронесса Кинская.
— Я нимало не интересуюсь услышать эту актерку,— презрительно замтила графиня Шпигель.
— Я думала, что Паста пвица,— застнчиво промолвила сидвшая рядомъ молодая двушка.
— Дйствительно многіе полагаютъ, что она поетъ и даже прекрасно, но въ сущности она мычитъ. Впрочемъ, и актерка-то она небольшая и уметъ только эффектно драпироваться, хотя походитъ скоре на статую, чмъ на женщину.
— Какая вы злая, моя добрая графиня!— замтила со смхомъ эрцгерцогиня Софія.
— Не вс съ вами согласны,— сказала баронесса Кинская:— вдь не даромъ директоръ оперы платитъ ей десять тысячъ флориновъ за пятьдесятъ представленій.
— Это доказываетъ только глупость внской публики, которая бросается на, всякую новинку.
— Я совершенно согласна съ баронессой,— произнесла эрцгерцогиня,— если нашъ любезный хозяинъ угощаетъ насъ сегодня ея пніемъ, то она, должно быть, первая пвица въ свт.
— Во всякомъ случа до завтрашняго утра, выше высочество!— ехидно замтила графиня Шпигель, и вс вокругъ засмялись.
— Подойдите къ намъ, кардиналъ,— воскликнула эрцгерцогиня, увидвъ стоявшаго вблизи папскаго легата Альбани: — мы здсь очень нуждаемся въ христіанской проповди о любви къ ближнему…
— Помилуйте, ваше высочество,— отвчалъ ловкій кардиналъ, почтительно кланяясь:— вы служите олицетвореніемъ этой христіанской любви, но, насколько я слышалъ, дло идетъ объ актрис.
— Да.
— Въ такомъ случа я предъявляю отводъ.
И лицемрный прелатъ удалился въ сторону, а присутствовавшій при этой сцен эрцгерцогъ Карлъ сказалъ вполголоса своему сосду генералу Бельяру:
— Почтенный прелатъ, вроятно, забываетъ, что онъ не только прелатъ, но и посланникъ, а дипломаты гаеры, какъ и актеры. Къ тому же не къ лицу ему здсь кичиться своимъ религіознымъ фанатизмомъ, вдь онъ пользуется гостепріимствомъ еретика.
Между тмъ Альбани подошелъ къ Меттерниху и, поздоровавшись съ нимъ, сказалъ:
— Я очень радъ, что встртился съ вами, ваша свтлость, я имю сообщить вамъ важную новость.
— Его святйшество папа поручилъ мн предложить вамъ отъ его имени кардинальскую шляпу.
— Я васъ не понимаю,— отвчалъ канцлера, дйствительно вн себя отъ удивленія.
— Тутъ нтъ ничего страннаго,— продолжалъ Альбани,— вы недавно при мн говорили, что любите боле всего красный цвтъ, и я тотчасъ объ этомъ сообщилъ его святйшеству, а онъ отвтилъ, что съ удовольствіемъ увидлъ бы васъ въ числ кардиналовъ.
— Извините меня, господинъ прелатъ,— отвчалъ съ улыбкой Меттернихъ,— но я плохой богословъ и не гожусь въ кардиналы.
— Это ничего. Можно быть кардиналомъ, не отличаясь богословскими познаніями.
— Нтъ, право,— отвчалъ канцлеръ,— не могу же я постоянно маскироваться, и то мн приходится, отправляясь на Пресбургскій сеймъ, надвать венгерскій гусарскій мундиръ, а тутъ вы еще хотите, чтобы я являлся въ кардинальской шляп, къ тому же вамъ, вроятно, извстно, что я вскор женюсь.
— Это дло другое,— возразилъ папскій легатъ, очевидно недовольный результатомъ своей бесды: — его святйшество будетъ очень сожалть!
— Не правда ли, ваше величество,— сказалъ Меттернихъ, обращаясь къ эрцгерцогу Карлу, который слышалъ ихъ разговоръ съ легатомъ:— вдь я былъ бы смшнымъ кардиналомъ?
— Нисколько,— отвчалъ старый фельдмаршалъ съ иронической улыбкой.
Отойдя въ сторону съ генераломъ Бельяромъ, онъ прибавилъ вполголоса:
— А что я вамъ говорилъ: Альбани не хотлъ говорить объ актрисахъ, а самъ предложилъ канцлеру разыграть такую сцену переодванія, какую врядъ ли можно видть и въ театр. Тонкіе дипломаты эти итальянцы. И когда подумаешь, что вы, французы, сражались съ нами и еще, быть можетъ, готовы сражаться изъ-за итальянцевъ…
— Италія не въ Ватикан,— замтилъ Бельяръ.
— Вы правы, она въ Капитоліи,— отвчалъ эрцгерцогъ.
Въ эту минуту у входа въ гостиную произошло движеніе, и масса мундировъ раздалась на об стороны, чтобы, очевидно, пропустить кого-то.
— Пойдемте въ театральный залъ,— сказала эрцгерцогиня Софія,— кажется, пріхалъ императоръ. Не правда ли, княгиня?— сказала она, обращаясь къ Полин.
— Извините, ваше высочество,— отвчала княгиня Саріа дрожащимъ голосомъ,— это не императоръ, а герцогъ Рейхштадтскій.
Услыхавъ это имя, сидвшая рядомъ съ нею молодая двушка въ бломъ кисейномъ плать устремила глаза на дверь и тихо промолвила:
— Какой онъ блдный!
Это была Термина Меттернихъ.

IV.
Дебютъ герцога Рейхштадтскаго.

Вс съ любопытствомъ ожидали перваго шага герцога въ свтскомъ внскомъ обществ, и самое искреннее удивленіе выразилось на лицахъ какъ дамъ, такъ и мужчинъ, когда онъ появился на порог гостиной, весь въ черномъ, безъ орденовъ. Его щеки казались блдне обыкновеннаго среди окружающихъ его золотыхъ мундировъ. Высокій блый галстухъ обвивалъ его шею, а въ кружевномъ жабо не видно было ни малйшаго брильянта. Узкій, длинный фракъ, короткіе брюки и шелковые чулки обрисовывали его тонкую стройную фигуру. Безъ шпаги, ленты и улыбки онъ казался безмолвнымъ протестомъ и живымъ упрекомъ. Вс присутствующіе это хорошо поняли, и сочувственные взгляды приняли почтительный характеръ, а равнодушные выразили безпокойство.
— Какой странный костюмъ,— сказалъ Меттернихъ вполголоса эрцгерцогу Карлу:— вамъ не кажется, что вашъ внукъ какъ будто совершаетъ сегодня государственный переворотъ?
— Во всякомъ случа это не 18 брюмеръ,— отвчалъ фельдмаршалъ, стараясь обратить замчаніе канцлера въ шутку, но въ глубин своего сердца онъ опасался, чтобы выходка юноши не навлекла на него строгаго выговора.
Между тмъ герцогъ, сопровождаемый однимъ изъ своихъ новыхъ адъютантовъ, капитаномъ фонъ-Молемъ, обратился къ хозяину дома съ любезными словами:
— Я очень вамъ благодаренъ, что вы берете на себя трудъ быть моимъ чичероне на этомъ прекрасномъ праздник.
— А я,— отвчалъ лордъ Каули, возвышая голосъ, быть можетъ, боле, чмъ дозволяло приличіе:— осмливаюсь поблагодарить васъ, ваше высочество, за то, что вы выбрали мой домъ для вашего перваго появленія въ свт.
— Мой ддъ, который еще ршаетъ за меня вс вопросы,— отвчалъ герцогъ:— сдлалъ этотъ выборъ, и я ему очень признателенъ.
Не продолжая дале этой легкой перестрлки, сынъ Наполеона направился къ групп эрцгерцогинь и любезно поздоровался съ ними, цлую имъ руки, затмъ онъ отыскалъ Меттерниха и, помнявшись съ нимъ нсколькими словами, подошелъ къ эрцгерцогу Карлу.
— Здравствуйте, ддушка.
— Скажи, пожалуйста, зачмъ ты надлъ такой странный костюмъ.
— Я не хотлъ, чтобы мой мундира., даже австрійскій, прикасался къ краснымъ мундирамъ,— отвчалъ просто и искренно юноша.
— Ахъ, ты, луарскій разбойникъ!— замтилъ съ улыбкой эрцгерцогъ.
Между тмъ Метгернихъ подготовлялъ театральный эффектъ, который долженъ былъ заставить герцога Рейхштадтскаго выдать себя или, по крайней мр, подчеркнуть дипломатическое значеніе его присутствія на балу. Канцлеръ сказалъ два слова лорду Каули, и тотъ направился къ офиціальному представителю новаго французскаго короля, генералу Бельяру.
— Генералъ,— сказалъ онъ, взявъ его за руку,— вы знаете молодого герцога Рейхштадтскаго, не хотите ли, чтобы я васъ познакомилъ?
— Конечно, но…— началъ Бельяръ покраснвъ…
Однако онъ не усплъ окончить своей фразы, какъ уже хозяинъ дома, какъ бы исполняя долгъ гостепріимства, представлялъ его юнош.
— Ваше высочество,— сказалъ лордъ Каули:— вотъ генералъ Бельяръ, представляющій въ Вн его величество…
— Любезный лордъ,— перебилъ его герцогъ Рейхттадтскій, съ покраснвшими отъ волненія щеками,— для меня генералъ только старикъ-товарищъ по оружію моего отца, и я очень радъ пожать ему руку.
Онъ схватилъ дрожащую руку Бельяра и крпко ее пожалъ.
— Мы вс, ваше высочество, хотя и служимъ другому правительству…— началъ генералъ, но герцогъ его перебилъ:
— Все равно, я вижу въ васъ только героя героическаго вка, и вы всегда останетесь такимъ въ моихъ глазахъ. Долго вы останетесь въ Вн?
— Нтъ, маршалъ Мэзонъ будетъ здсь посломъ Франціи.
— Посолъ Франціи, какой прекрасный! Скажите маршалу отъ меня, что если я не буду въ состояніи его посщать, то все-таки я съ удовольствіемъ буду встрчаться у моего дда съ такимъ славнымъ представителемъ французской арміи.
— Я передамъ ему слова вашего высочества.
— А знаете, генералъ, никто бы не сказалъ, смотря на васъ, что вы сражались подъ Жемаппомъ.
— Какъ, вы знаете, ваше высочество?
— Да. Я знаю и еще многое другое. Мн извстно, что вы спасли и привели обратно во Францію египетскую армію, наконецъ, что вы, будучи сподвижникомъ первыхъ побдъ моего отца, находились въ числ послднихъ врныхъ его слугъ. О, какъ бы я желалъ видть, что вы видли, и какъ моя молодость завидуетъ вашимъ сдинамъ!
Въ глазахъ Бельяра все запрыгало, и въ ушахъ его зашумло. Онъ не замтилъ, какъ юноша, пожавъ ему руку, удалился, а на его выручку посплъ эрцгерцогъ Карлъ, съ которымъ онъ машинально направился въ другую залу, бормоча про себя!
— Какой славный мальчикъ, какой славный мальчикъ!
— Что товарищъ, мой внукъ былъ бы славнымъ для васъ государемъ?
— Ваше высочество хотите прижать къ стн бднаго солдата, не годящагося въ дипломаты,— произнесъ Бельяръ.— Ну, да, признаюсь, еслибы я зналъ, что встрчу здсь такого принца…
— То вы не явились бы сюда представителемъ другого государя,— докончилъ начатую фразу эрцгерцогъ.— Не бойтесь высказать свои искреннія чувства, вдь мы съ вами вдвоемъ.
Между тмъ лордъ Каули подошелъ къ Меттерниху, который зналъ уже о его неудач и встртилъ англійскаго дипломата недовольнымъ, гнвнымъ взглядомъ.
— Однако вы должны сегодня помолодть, ваша свтлость,— сказалъ посланникъ.
— Отчего?
— Оттого, что, говорятъ, вы присутствовали нкогда при такихъ же сценахъ, въ Тюльери и Сенъ-Клу, гд отецъ этого юноши выхвалялъ своихъ генераловъ передъ безмолвствовавшими дипломатами.
— Да, мало ли что я видлъ,— отвтилъ канцлеръ,— но теперь не время возвращаться къ такимъ сценамъ, и будьте уврены, любезный лордъ, что я укорочу память безпокойнаго юноши.
Сидвшая подл отца Термина подумала:
— Какъ отецъ сердится на него, однако онъ поступилъ очень хорошо.
— Я согласился сдлать этотъ опытъ,— продолжалъ Метгернихъ:— чтобъ убдиться, въ какомъ настроеніи находится нашъ заложникъ, но теперь общаю вамъ, что онъ не выйдетъ изъ четырехъ стнъ своей комнаты.
— Я могу сообщить объ этомъ въ Лондон?
— Конечно, у меня не два слова, любезный лордъ.
Термина блдная, какъ ея кисейное платье, подумала: ‘увы, у него два сердца!’.
— Благодарю васъ, ваша свтлость,— сказалъ лордъ Каули и поспшилъ на встрчу къ императору, который только что подъхалъ къ посольскому дому.
— Папа, разв есть еще заложники?— спросила Термина, взявъ за руку отца и бросая на него умоляющій взглядъ.
— А, ты насъ подслушала. Да, есть. И. когда они ведутъ себя неблагоразумно…
— То что съ ними длаютъ?
— Ихъ запираютъ,— отвчалъ Метгернихъ твердымъ голосомъ.
И, освободившись отъ руки дочери, онъ удалился, а молодую двуніку увела ея подруга Флора Вирбна въ другую залу, гд танцовала молодежь.
Во все это время Полина спокойно ожидала, чтобы герцогъ Рейхштадтскій подошелъ къ ней. Она знала, что сердце его принадлежитъ ей, но нимало не сердилась, что такъ долго онъ не находилъ нужнымъ поздороваться съ ней. Она, напротивъ, радовалась, что онъ такъ ловко и благородно побждалъ преграды, разставленныя ему врагами на каждомъ шагу.
— Я весь день съ нетерпніемъ ждалъ этой минуты,— сказалъ онъ, останавливаясь наконецъ передъ нею и почтительно ей кланяясь.
— А я занималась тмъ, что подготовляла будущее. Францъ вамъ доложилъ обо всемъ?
— Да, я готовъ.
— Значитъ, вы отсюда…
— Я поду отсюда съ моимъ адъютантомъ на маскарадъ графини Клари. Капитанъ Моль согласился съ удовольствіемъ на эту шалость. Домино и маски для насъ обоихъ лежатъ въ карет, и въ этомъ черномъ костюм никто меня не узнаетъ.
— Вы удете отсюда, какъ можно скоре, а главное одинъ покинете домъ графини Клари.
— Конечно, конечно, оттуда я прямо полечу къ Францу, и тамъ я васъ увижу.
— Да. Но главное не бойтесь кучера того экипажа, который васъ будетъ ждать у дома графини, его зовутъ Карлъ Греппи. Вы можете ему вполн довриться, а найдете вы его съ почтовой коляской у сада графини.
— Хорошо, черезъ часъ я буду на дорог въ Шенбрунъ, а черезъ два мы будемъ оба вн всякой опасности.
— Францъ подетъ съ нами, не правда ли?
— Да. Но берегитесь. Меттернихъ не сводитъ съ насъ глазъ. Онъ, вроятно, очень не доволенъ вашимъ поведеніемъ.
— А я разв дурно поступилъ?
— Нтъ, вс васъ одобрили.
— А вы?
— Я узнала въ васъ того, кого люблю.
Онъ почтительно поклонился, по всмъ правиламъ свтскаго искусства, но въ эту минуту ихъ души слились въ одномъ пламенномъ взгляд.

V.
Подкопъ.

Спустя нсколько минутъ, черезъ эту гостиную прошла императорская чета, направляясь въ театръ. Францъ I шелъ подъ руку съ графиней Каули, а императрицу велъ хозяинъ дома. За ними слдовали эрцгерцогини, эрцгерцоги, придворныя особы, генералитетъ и вс приглашенные.
— А вы не идете на концертъ, княгиня?— сказала графиня Шпигель, проходя мимо Полины.
— Нтъ. Эрцгерцогиня мн разршила удалиться, и я ду домой.
— Вотъ счастливая! Прощайте, княгиня.
— Прощайте, графиня!
Полина поспшно направилась къ лстниц.
Эрцгерцогъ Карлъ между тмъ остановилъ герцога Рейхштадтскаго.
— Ты идешь слушать пніе?— спросилъ онъ.
— Нтъ, ддушка,— отвчалъ онъ:— по правд сказать, мы съ капитаномъ Молемъ намрены улизнуть отсюда на маскарадъ графини Клари въ Бельведер.
Въ эту минуту проходили мимо Термина Меттернихъ и Флора Вирбна.
— Ты слышишь?— сказала Флора:— герцогъ детъ на маскарадъ. Онъ теперь, кажется, повеселлъ, не правда ли?
— Да,— отвчала Термина, печально вспоминая слова своего отца, и об двушки направились въ театръ, устроенный въ саду.
— Ты хорошо длаешь, что веселишься,— отвчалъ эрцгерцогъ на слова своего внука:— въ твои годы надо веселиться.
— Я до сихъ поръ не зналъ, что это значитъ, милый ддушка. Вотъ, напримръ, я никогда не бывалъ на маскарад, и еслибы капитанъ Моль не согласился хать со мною, то я и теперь не позволилъ бы себ этой забавы. Мн даже какъ-то странно думать, что я буду на маскарад.
— Что же ты опять сталъ хандрить, а вчера еще ты былъ такъ счастливъ.
— Я сегодня еще счастливе,— сказалъ юноша, но примысли, что, быть можетъ, онъ боле никогда не увидитъ добраго эрцгерцога, который одинъ обращался съ нимъ ласково, онъ невольно задумался, и лицо его затуманилось печалью.
— Да ты такъ счастливъ, что на твоемъ лиц нтъ и слдовъ его. Знаешь, что, Францъ, я не хочу, чтобы ты принималъ меня за безсердечнаго человка. Я не знаю, что тутъ творится вокругъ тебя, и какая тебя ждетъ будущность, но помни всегда, что я тебя люблю, и что ты можешь разсчитывать на мою помощь, еслибы она теб когда нибудь понадобилась, ну, а теперь пойдемъ со мною въ сосднюю галлерею, я хочу покурить, а теб еще рано хать въ маскарадъ.
И они удалились, сопровождаемые капитаномъ Молемъ.
Въ эту самую минуту въ гостиную вошла новая и совершенно неожиданная личность, именно Галлони, въ ливре Меттерниховскихъ слугъ. За нимъ слдовалъ лакей англійскаго посольства.
— Подайте эту записку канцлеру,— сказалъ Галлони, подавая лакею тщательно сложенную бумажку.— Это по очень важному длу.
Вскор послышались торопливые шаги, и Меггернихъ показался на порог.
— Кто вы такой, и отчего вы въ моей ливре. — спросилъ онъ, подходя къ незнакомому ему человку.
— Я агентъ ломбардской полиціи, причисленный на время къ внской,— отвчалъ Галлони:— меня прислалъ къ вамъ графа, Зедельницкій, а я не могъ проникнуть сюда въ другомъ костюм, иначе. могъ бы произойти дипломатическій инцидентъ.
Канцлеръ улыбнулся.
— Графъ мн пишетъ,— сказалъ онъ,— только то, что онъ иметъ въ своихъ рукахъ вс доказательства заговора, и что вы дадите мн необходимыя разъясненія. А отчего же онъ самъ не явился сюда?
— Его превосходительство отправился самъ наблюдать за исполненіемъ его распоряженій.
— Говорите, я слушаю.
— Княгиня Саріа,— началъ Галлони,— наняла коляску съ нарой лошадей, но безъ кучера, говоря, что у нея есть свой, но это неправда, потому что вс ея люди остались въ Милан. Экипажа, долженъ быть готовымъ сегодня ночью.
— У кого нанятъ?
— У подозрительнаго лица, венгерца Манно, въ Леопольдштадт.
— Это ничего не доказываетъ. Можетъ быть, княгиня хочетъ постить свои помстья, которыя находятся именно въ Венгріи.
Галлони ничего не отвтилъ, а продолжалъ:
— Сегодня утромъ былъ у княгини въ отел ‘Лебедь’ садовникъ Шенбрунскаго дворца. Онъ былъ у нея и вчера. Этотъ же садовникъ поднесъ вчера розы дочери вашей свтлости.
Меттернихъ задумался. Не былъ ли этотъ садовникъ заговорщикомъ, доставившимъ герцогу т необыкновенныя свднія, знаніе которыхъ онъ обнаружилъ въ послдніе дни?
— Сходите въ театръ,— произнесъ канцлеръ, обращаясь къ лакею, который почтительно стоялъ у двери:— и попросите сюда мою дочь. Скажите, что я получила, важныя извстія, и долженъ тотчасъ вернуться съ нею домой.
Когда слуга удалился, Меттернихъ произнесъ, обращаясь къ Галлони:
— Что же вы и начальникъ полиціи полагаете?
— Я осмливаюсь предположить, что княгиня Copia вмст съ садовникомъ подготовила бгство герцога Рейхштадтскаго. Она только что ухала отсюда, вроятно, на назначенное свиданіе. Еще можно туда поспть, такъ какъ онъ еще здсь.
И сыщикъ указалъ на галлерею, въ которой виднлся черный фракъ среди двухъ мундировъ.
Въ эту минуту въ комнату вбжала Термина печальная, встревоженная.
Меттернихъ не замтилъ ея появленія и продолжалъ говоритъ съ незнакомымъ ей человкомъ.
— А гд экипажъ долженъ ждать путешественниковъ?
— Въ Бельведер.
— Не теряйте изъ вида герцога Рейхштадтскаго… Возьмите съ собою какъ можно меньше людей… Приготовьте карету… Смотрите, чтобъ не было ни шума, ни скандала… Ждите меня… Оставьте въ Бельведер человка, который могъ бы указать мн дорогу.
Тутъ случайно канцлера, обернулся и увидалъ свою дочь, которая, дрожа всмъ тломъ, слышала распоряженія отца и инстинктивно понимала, что герцогу грозила какая-то бда.
— Вы послали за мною, папа,— сказала она, стараясь сдержать свое волненіе.
— Да, мы сейчасъ подемъ,— отвчалъ онъ:— я завезу тебя по дорог домой, а самъ отправлюсь дале по важному длу.
Потомъ онъ сказалъ еще что-то незнакомцу и проводилъ его до двери. Между тмъ изъ галлереи направлялись въ гостиную герцогъ Рейхштадтскій, эрцгерцогъ Карлъ и капитанъ Моль.

VI.
Совтъ Меттерниха.

— Такъ ты узжаешь?— сказала, братъ императора своимъ добродушнымъ тономъ.
— Да, ддушка, уже поздно. Не правда ли, капитанъ?
Моль согласился, что пора было хать, и пошелъ распорядиться насчетъ экипажей.
— Ну, д освиданія, Францъ!
— Прощайте, ддушка.
Все, что длалось и говорилось вокругъ нея, казалось Термин какимъ-то чудовищнымъ сномъ… герцогъ сказалъ своему дду: прощайте! Разв онъ думалъ о скорой смерти? Сердце молодой двушки разрывалось на части. Между тмъ юноша поклонился ей и пошелъ къ дверямъ. Еще минута, и онъ исчезнетъ. Она не могла боле бороться съ собой и, быстро подойдя къ эрцгерцогу, сказала:
— Не позволяйте ему узжать!
— Что такое? Что съ вами, дитя мое?
— Я боюсь.
— Вы дрожите, пойдемте на воздухъ. Дайте мн вашу руку.
И онъ вывелъ ее на террассу, выходившую въ садъ.
— Ну, теперь успокойтесь на чистомъ воздух и разскажите мн, чего вы боитесь.
Молодая двушка искренно разсказала фельдмаршалу все, что она чувствовала, все, что она знала.
Между тмъ Меттернихъ и герцогъ Рейхштадтскій стояли другъ противъ друга. Юноша хотлъ пройти мимо съ безмолвнымъ поклономъ, но канцлеръ сказалъ:
— Ваше высочество, не узжайте на маскарадъ.
Но герцогъ, гордо поднявъ голову, отвтилъ:
— Значитъ, я больше не свободенъ?
— Нтъ, вы совершенно свободны, и съ вами говоритъ не министръ, не канцлеръ, котораго въ шутку называютъ вице-императоромъ, но просто другъ вашего дда. Я позволяю себ въ этомъ качеств дать вамъ совтъ: не узжайте на маскарадъ.
Хотя Меттернихъ говорилъ очень спокойнымъ и даже мягкимъ тономъ, но юноша чувствовалъ, что между ними идетъ смертельная борьба.
— Я очень удивленъ и тронутъ вашей добротой. Но неужели я недостаточно потерялъ времени на этомъ офиціальномъ праздник?
— Да, кстати, позвольте вамъ сказать, что вы явились сюда въ костюм, не подходящемъ ни къ вашему высокому положенію, ни къ вашему военному чину.
— Я полагаю, что сынъ Наполеона не можетъ явиться иначе, какъ въ траур, къ представителю англійскаго короля, и меня удивляетъ, что князь Меттернихъ не раздляетъ моего мннія.
Канцлера очевидно поразило это смлое возраженіе, и онъ перемнилъ тактику:
— Хорошо, я не буду съ вами теперь объ этомъ разсуждать, по повторяю, останьтесь здсь.
— Но вы, можетъ быть, не знаете, князь,— прибавилъ юноша съ иронической улыбкой:— что я ду не одинъ на маскарадъ? Меня сопровождаетъ капитанъ Моль, и вмст съ нимъ я, конечно, не не могу заблудиться.
— А вы дадите мн честное слово, ваше высочество, что вы ни на минуту не разстанетесь съ вашимъ адъютантомъ?
— Это ужъ слишкомъ!— воскликнулъ герцогъ, выходя изъ себя…— Приказывайте, если хотите, и я буду вамъ повиноваться. Это будетъ не такъ оскорбительно. Я признаю, что вс недавнія распоряженія не имютъ никакой силы, откажусь отъ своего полка, распущу свою свиту и вернусь къ прежней жизни узника, даже подвергну себя еще большимъ ограниченіямъ, чмъ прежде. Но тогда, по крайней мр, мысли мои будутъ свободны… а если мн серіозно дозволено воспользоваться свободой, то намъ нечего больше разговаривать съ вами. Я ду на маскарадъ.
И онъ направился къ двери. Меттернихъ загородилъ ему дорогу, но не насильственнымъ жестомъ, а тономъ мольбы.
— Такъ вы очень врите дружб тхъ, которые васъ тамъ ждутъ?— спросилъ онъ.
— Что вы хотите этимъ сказать, князь: вы хотите мн запретить имть друзей?
Я хочу предохранить насъ отъ неосторожности. Я хочу защититъ васъ отъ васъ самихъ.
— уже это длаете семнадцать лтъ.
— Дйствительно семнадцать лтъ я исполняю свой долгъ. Я долго боролся съ величайшимъ геніемъ войны, и я возстановилъ противъ него вс силы стараго міра, чтобы освободиться отъ его ига. Намъ удалось, и вотъ семнадцать лтъ вы наша жертва, потому что вы его сынъ. Но, если вы страдали, думая о томъ, чмъ могли бы быть при другихъ обстоятельствахъ, то неужели вы думаете, что мы не понимали вашего горя? Нтъ, ваше высочество, я предвидлъ все, что васъ терзало, и если не могъ освободить васъ отъ этихъ мученій, то лишь потому, что они предотвращали еще большія бдствія для васъ и для насъ. Если бы вашъ славный отецъ слышалъ теперь, что я вамъ говорю, то сказали, бы вамъ, что я только исполнилъ свое ремесло государственнаго человка.
— Мой отецъ сдлали, меня римскими, королемъ,— отвчали, гордо герцоги,.
— Увы, ваше высочество, вашъ ддъ такимъ же образомъ король іерусалимскій, и этотъ титулъ даже стоитъ въ Готскомъ альманах.
— Я наслдникъ могущественной имперіи…
— Этого наслдія боле не существуетъ.
— А если мой народъ требуетъ меня?
— Ужъ не ждетъ ли они, васъ въ Бельведер? Кто же говорилъ съ вами именемъ Франціи? Нтъ, ваше высочество, вашъ народъ боле о васъ не думаетъ.
— Неужели вы полагаете, что вы стушевали мое имя и уничтожили мою кровь? А куда же вы дли тхъ врныхъ и преданныхъ лицъ, которыя ждутъ моего возвращенія?
— Я съ удовольствіемъ показалъ бы вамъ списокъ этихъ лицъ, и вы покраснли бы отъ ихъ малочисленности. Врьте мн, что для васъ недостойно сдлаться искателемъ приключеній.
Видя, что герцогъ хочетъ протестовать, канцлеръ нанесъ ему послдній ударъ.
— Не спорю, что въ двадцать лтъ сладко слушать чарующій голосъ сирены, но когда этотъ голосъ увлекаетъ въ бездну неопытнаго юношу, то я прекращаю его пніе.
— Что вы хотите сказать?— гордо спросилъ герцогъ.
— Бываютъ чувства, которыя неожиданно возникаютъ въ сердцахъ двухъ созданій, рожденныхъ други, для друга, и это чувство достойно всякаго уваженія. Но бываютъ другія чувства, основанныя на расчет, на интриг, вотъ эти чувства подозрительны для всякаго благоразумнаго человка.
— Какія же интриги позволительны и какія нтъ?
Говоря это, юноша смотрлъ такъ пристально, такъ ршительно на канцлера, что послднему стало яснымъ все. Очевидно, герцогу открыла глаза княгиня Саріа, или онъ самъ догадался о всхъ злобныхъ ковахъ канцлера противъ него. Какими ненавистными показались ему теперь этотъ юноша и эта женщина! Во всякомъ случа всякое дальнйшее разсужденіе было излишне.
— Я больше не скажу ни слова,— произнесъ онъ,— если я хотлъ васъ предупредить, то сдлалъ это лишь по чувству своего долга. Если вы меня послушаетесь, то я обязуюсь въ 24 часа доказать вамъ, что я правъ, и тогда, быть можетъ, вы поблагодарите меня за то, что я во время удержала, васъ отъ заблужденія и ошибки. Но, ваше высочество, вы вольны длать, что угодно. Позжайте на маскарадъ, если желаете.
— И поду,— отвчалъ герцогъ Рейхштадтскій, гордо выходя въ дверь.

VII.
Отецъ и дочь.

— Онъ узжаетъ. Боже милостивый!
Эти слова вырвались изъ наболвшаго сердца Термины Меттернихъ, которая возвращалась въ гостиную изъ сада вмст съ эрцгерцогомъ въ ту самую минуту, какъ герцогъ Рейхштадтскій исчезъ за дверью. Она задрожала всмъ тломъ и упала въ обморокъ. Эрцгерцогъ едва усплъ ее поддержать.
— Что съ тобой, Термина?— воскликнулъ отецъ подбгая къ ней. Термина лежала неподвижно на диван, на который положили, ее эрцгерцоги, Глаза ея были закрыты, и смертельная блдность покрывала ея лицо.
— Молодая княжна, выходя изъ концерта, почувствовала себя дурно, и я посовтовалъ ей подышать свжимъ воздухомъ. Она какъ будто оправилась, но, входя въ эту комнату…
Въ эту минуту молодая двушка открыла глаза, и слезы потекли по ея щекамъ.
— Вы не сдлаете ему ничего дурного, милый папа. Общайте мн, что онъ не подвергнется никакой опасности. Незнакомецъ, который говорилъ съ вами, очень злой. Да и вы, такой добрый всегда, сегодня сердитый.
— Что это значитъ?— воскликнулъ Метгернихъ.— Можете вы мн это объяснить, ваше высочество?
— Послушайте, князь,— отвчалъ добрый старикъ:— воображеніе молодой двушки иногда воспаляется такою мечтою, о которой не иметъ понятія никто изъ окружающихъ ее. Самые великіе умы не въ состояніи понять того, что длается въ сердц ребенка. Пожалйте, князь, это прямое, чистое созданіе.
Меттернихъ все понялъ. Онъ вспомнилъ наивное сочувствіе, высказанное молодой двушкой относительно герцога Рейхштадтскаго, печальное выраженіе ея лица, когда онъ говорилъ недавно о заложникахъ, и ея волненіе во время его разговора съ сыщикомъ. Не могло быть сомннія, что дочь Меттерниха любила сына Наполеона. Кто дорогое дтище перешло на сторону его врага.
Въ сущности, Меттернихъ былъ отецъ въ полномъ смысл этого слова и нжно любилъ дочь, потому первая мысль его была о томъ, чти молодые люди могли составить прекрасную парочку. Но это было невозможно, и, устремивъ на плачущую молодую двушку печальный взглядъ, онъ ршилъ, что надо положить конецъ ея безумной мечт.
— Увезите ее поскоре, князь,— сказалъ эрцгерцога.,— а то я боюсь, что въ эту гостиную придетъ кто нибудь и увидитъ ея слезы.
— Благодарю васъ, ваше высочество, благодарю васъ,— отвчалъ Меттернихъ.— Мой долгъ тяжеле, чмъ я думалъ, но все-таки я исполню свой долгъ. Пойдемъ, мое бдное дитя.
Они молча вышли въ парадныя сни, и посл отъзда канцлера съ дочерью эрцгерцогъ остановился въ раздумьи на лстниц.
Онъ вспомнилъ все, что ему говорили Термина и юный герцога, припомнилъ его взволнованное лицо и печальное прощаніе съ нимъ, сообразилъ все это и ршилъ, что дло не ладно.
— Во всякомъ случа я не думаю, чтобы онъ ршился на бгство,— произнесъ мысленно добрый старикъ,— да и въ этомъ случа полиціи не пришлось бы далеко его искать. Онъ похалъ за. Бельведеръ. Отправлюсь и я туда. Авось, мн удастся спасти бднаго мальчугана.
Эрцгерцогъ Карла, вышелъ на улицу за, одномъ мундир, хотя слуги посольства подали ему шинель и предложили крикнуть его экипажа,.

ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ.
Прощай мечты.

I.
По дорог.

Возвращаясь домой съ отцемъ, Термина молча плакала. Она такъ привыкла уважать отца и восхищаться всми его дйствіями, что не могла обвинять его въ жестокости, а напротивъ она удивлялась, какъ у нея хватило смлости полюбить и сознаться въ этомъ постороннему человку, именно эрцгерцогу. Лицо ея было покрыто румянцемъ стыда.
— Ты плачешь, дитя мое?— сказалъ, наконецъ, Меттернихъ, надясь, что, можетъ быть, молодая двушка поддалась минутному увлеченію:— зачмъ ты такъ отчаиваешься? Что произошло? Отчего ты забыла своего отца, для котораго, ты знаешь, нтъ другого утшенія, кром его ребенка? Разв я дурной отецъ? Разв я не исполняю всхъ твоихъ желаній, злая двочка? Скажи мн все, что у тебя на сердц. Не скрывай отъ меня ничего. Ты молчишь? Ты не хочешь мн отвчать? Это не хорошо, Термина. Я не заслужилъ такого недоврія съ твоей стороны.
— Простите меня, папа,— наконецъ, промолвила молодая двушка, сдерживая свои рыданія:— но это свыше моихъ силъ. Мое сердце замерло, когда я увидла, что вы его ненавидите. А когда я услышала, что вы даете приказаніе о принятіи мръ противъ него, то въ глазахъ у меня почернло. Я уврена, что смерть не причиняетъ такихъ страданій.
— Милое дитя мое,— произнесъ Меттернихъ, нжно взявъ за руку дочь:— неужели ты позволила себ привязаться къ этому человку безъ?..
— Не знаю.
— Онъ говорилъ когда нибудь съ тобой наедин?
— Никогда.
— Гд ты его видла?
— У васъ одинъ разъ… въ Шенбрун… и сегодня.
И снова слезы стали душить ее.
— Не плачь. Мы сейчасъ будемъ дома, и не надо, чтобъ слуги видли тебя въ слезахъ.
Термина послушно отерла глаза и спросила:
— А вы не останетесь дома?
— Нтъ. Я теб сказалъ, что только завезу тебя, а самъ поду дале.
— Вы увидите человка, съ которымъ вы только-что говорили?
— Можетъ быть. Но не думай объ этомъ. Подобныя дла не касаются молодыхъ двушекъ.
И онъ улыбнулся.
— Не смйтесь, папа,— я такъ боюсь, чтобы вы…
— Ты снова за старое… Ты не должна боле никогда говорить со мной объ этомъ. Слышишь?— никогда.
— Хорошо, папа, я не буду боле говорить, но я не могу помшать себ думать.
— Нтъ, ты не должна и думать. Я не хочу, чтобы ты объ этомъ думала.
Она подняла глаза къ небу, тяжело вздохнула и ничего не отвчала.

II.
Въ Бельведер.

Бельведерскій паркъ, расположенный у воротъ Вны, уже давно не представлялъ императорской резиденціи, и два его дворца, построенные въ стил XVIII столтія посл того времени, какъ въ нихъ обиталъ принцъ Евгеній Савойскій, служили только музеями историческихъ и художественныхъ предметовъ. Но зато вокругъ этого тнистаго парка возвышались роскошные дома австрійской знати, и въ тотъ вечеръ, когда лордъ Каули давалъ балъ, графиня Клари устроила маскарадъ, на которомъ собрались сливки Вны.
Вс окрестныя улицы были запружены экипажами, а кучера и лакеи въ ожиданіи выхода господъ болтали и сплетничали между собой.
Неожиданно нсколько прохожихъ, имвшихъ видъ переодтыхъ полицейскихъ, окружили коляску, стоявшую отдльно у ршетки парка, и которая уже давно интересовала кучеровъ и лакеевъ потому, что въ ней никто не пріхалъ на маскарадъ, а возница, сидвшій на козлахъ, не отвчалъ ни слова на вс ихъ вопросы. При появленіи подозрительныхъ личностей вс разговоры умолкли, и вс глаза устремились на таинственный экипажъ, вокругъ котораго, повидимому, должна была разыграться какая-то скандальная сцена.
Дйствительно, спустя нсколько минутъ, два человка вскочили на козла коляски и хотли стащить кучера, но тотъ такъ энергично развелъ руками, что они оба упали на мостовую.
— Ловко, молодецъ!— произнесло нсколько голосовъ.
Но на кучера набросилось четыре новыхъ противника, его стащили съ козелъ, связали и быстро унесли, а на его мсто посадили другого возницу, на котораго надли одежду и шляпу прежняго. Когда же зваки стали спрашивать объясненія такой странной сцены, то державшій за уздцы лошадей человкъ сказалъ авторитетнымъ тономъ:
— Это ничего. Захватили преступника, переодвшагося кучеромъ
Коляска отъхала на нсколько шаговъ и стала попрежнему кого-то ждать, а подозрительныя личности исчезли.
Во время разгара маскарада, изъ освщеннаго подъзда вышелъ молодой человкъ въ черномъ домино и маск. Онъ быстро перешелъ черезъ шоссе и слъ въ коляску, сказавъ что-то кучеру, который погналъ лошадей по дорог въ Гитцингъ.

III.
Трое или двое.

Въ своемъ скромномъ жилищ, при вход въ маленькое селеніе Гитцингъ, близъ Шенбруна, Францъ Шуллеръ ждалъ около полуночи княгиню Саріа. Онъ былъ въ очень веселомъ настроеніи, хотя нсколько часовъ передъ тмъ разстался со своей племянницей Маргаритой, которую блошвейки увезли въ Миланъ, чтобы совершенно развязать руки старому служак. Сердце его радостно билось, при мысли, что онъ, простой солдатъ, повезетъ во Францію сына Наполеона. Что будетъ дальше съ ними, онъ ничего не зналъ, но надялся, что французы не забыли своей славы, и что ихъ сердца откликнутся на призывъ сына императора.
Впрочемъ Францъ былъ слишкомъ практичный человкъ чтобы въ подобную критическую минуту мечтать, потому онъ старательно собралъ багажъ, который состоялъ изъ двухъ котомокъ. Въ одной были уложены вс необходимыя вещи для молодого герцога, именно дорожный костюмъ, туалетныя принадлежности и два пистолета. Конечно, обо всемъ этомъ подумала Полина, и Францъ, пересмотрвъ вс эти вещи, одобрилъ ея выборъ и только положилъ въ карманъ два маленькихъ пистолета.
— Сейчасъ видна женщина,— промолвилъ онъ громко.— На что пистолеты прятать, они должны быть всегда подъ рукою. Другая котомка гораздо меньшаго размра заключала въ себ его немногочисленное имущество. Что же касается до денегъ и бумагъ, то, спрятанныя въ портфел, он безопасно помщались на его груди.
Въ назначенный срокъ явилась княгиня и объявила, что за ней кто-то гнался всю дорогу, но при послднемъ поворот отсталъ. Францъ немедленно выбжалъ на улицу и сказалъ дожидавшемуся кучеру, котораго прислалъ съ экипажемъ Греппи, чтобы онъ окольными путями возвращался въ Вну.
Потомъ Францъ поспшилъ къ испуганной Полин и,.погасивъ свчку, сталъ смотрть въ окно. Прежде всего пронесся мимо карьеромъ экипажъ княгини, а за нимъ вскор проскакалъ простой кабріолетъ, на козлахъ котораго сидлъ около кучера какой-то незнакомецъ, вроятно, переодтый полицейскій агентъ. Когда шумъ колесъ обоихъ экипажей замеръ вдали, Францъ снова зажегъ свчку и сказалъ:
— Не тревожьтесь, дуракъ, преслдующій васъ, нескоро догонитъ вашъ экипажъ и убдится, что васъ тамъ нтъ. Во всякомъ случа хорошо, что мы не отложили нашего бгства, а то, пожалуй, планъ открылся бы. Ужъ очень зорко слдятъ за вами.
— Но, можетъ быть, устроятъ погоню за герцогомъ?
— Можетъ быть. Но врядъ ли его догонятъ? Лошади у Манно прекрасныя. Во всякомъ случа намъ не надо терять ни минуты, и какъ только онъ прідетъ, то намъ надо отправиться въ путь.
Княгиня не возвращалась домой съ бала, и Шарлотта привезла заране къ Францу дорожный костюмъ, небольшой чемоданъ съ вещами и шкатулку съ драгоцнностями.— Прежде чмъ я переоднусь, Францъ, я хочу спросить у васъ совта,— сказала княгиня.
— У меня?
— Да.
— Вы человкъ прямой и благородный, а моя совсть что-то не спокойна. Дайте мн совтъ, какъ поступить. Только что на балу герцогъ спросилъ у меня, демъ ли втроемъ. Я отвчала, что да, и признаюсь, ничто не могло быть большимъ для меня счастьемъ. Но съ тхъ поръ я все думала, и меня тревожитъ мысль, что съ одной стороны мое присутствіе можетъ только усложнить бгство герцога, а съ другой придать ему характеръ дамскаго похищенія.
Францъ былъ очень смущенъ. Онъ вполн соглашался съ княгиней, но не зналъ, какъ ей высказать свое мнніе.
— Вы его любите,— сказалъ онъ наконецъ,— и значить ваше сердце подскажетъ, какъ надо поступить.
— А вы, Францъ, не хотите мн сказать, считаете ли вы приличнымъ, чтобы я сопровождала герцога Рейхштадтскаго во Францію?
— Ну, это нтъ,— произнесъ ршительнымъ тономъ служака.
— Вотъ видите.
— Простите меня,— продолжалъ Францъ,— но я не могу не высказать вамъ, что вы истинный молодецъ: Я знаю, что безъ васъ онъ никогда не ршился бы на это дло. Вы сразу заставили его понять то, о чемъ я напрасно говорилъ ему все это время. Вы организовали наше бгство такъ, какъ не удалось бы сдлать самому ловкому полицейскому. Но вы все-таки женщина, и я не могу допустить мысли, чтобы сынъ Наполеона вернулся…
— И однако вы понимаете, что я не буду вамъ мшать,— воскликнула Полина, сама испугавшись того, что онъ соглашался съ ней.— Я сумла бы стушеваться при необходимости и увидть снова принца только тогда, когда онъ, возвративъ себ свои права и титулъ, могъ потребовать меня, не компрометируя себя.
— Но онъ никогда не согласится съ вами разстаться, если вы съ нами подете,— отвчалъ Францъ.— Мы должны все ршить безъ него, и увряю васъ, что возвращать себ престолъ, имя подъ рукою женщину, какъ-то неловко.
— Вы совершенно правы,— произнесла Полина:— вы меня убиваете, но я вижу, что вы истинно благородный человкъ. Благодарю васъ за совтъ. Я не поду.
— Простите меня, княгиня!— воскликнулъ Францъ въ большомъ смущеніи.— Я знаю, что причиню вамъ большое горе, но я въ томъ не виноватъ, къ тому же, поврьте, съ одной стороны я былъ бы очень радъ, если бы вы похали съ нами. Я не сумю одинъ устроить все, какъ слдуетъ. Уже я не говорю о томъ, какъ огорчитъ его разлука съ вами.
Полина знакомъ просила его замолчать и стала прислушиваться. Дйствительно вдали слышался стукъ колесъ.
— Это, вроятно, онъ,— сказала княгиня:— я пойду въ сосднюю комнату, а вы скажете ему въ двухъ словахъ о томъ, что мы ршили. Будьте спокойны, я сейчасъ приду, мн надо успокоиться. Потомъ вы снесете въ экипажъ вещи, а я прощусь съ нимъ. Посл вашего отъзда я останусь здсь до утра.
И она вышла за дверь въ ту минуту, какъ входилъ въ комнату герцогъ Рейхштадтскій.

IV.
Разставаніе.

— Ты одинъ?— спросилъ юноша.
— Нтъ, княгиня здсь,— отвчалъ Францъ очень смущенный тмъ порученіемъ, которое онъ долженъ былъ исполнить.
— Она въ сосдней комнат. Сейчасъ придетъ.
Однако такъ или иначе надо было высказать герцогу, что Полина не детъ съ ними, и Францъ сталъ объяснять окольными путями, что лучше было бы имъ оставить въ Вн княгиню, такъ какъ ихъ, можетъ быть, ожидали въ пути большія опасности. Когда же все окончится благополучно, то ее можно будетъ выписать во Францію.
Юноша слушалъ его съ удивленіемъ. Онъ, конечно, понималъ, что Францъ не сталъ бы ему говорить что либо подобное по своей иниціатив. Значитъ, сама Полина не хотла хать. Конечно, ею не могъ овладть страхъ, въ этомъ онъ не могъ и сомнваться. Слдовательно она считала боле благоразумнымъ, чтобы онъ халъ одинъ, но мысль разлучиться съ нею душила его, и онъ не могъ согласиться на подобное самопожертвованіе. Онъ хотлъ громко протестовать, но неожиданно въ голов его блеснула мысль: отправляясь съ нимъ, Полина губила себя. Онъ понялъ, что любовь къ ней должна была побудить его къ этой жертв.
— А княгиня раздляетъ твое мнніе?— спросилъ онъ.
— Да, совершенно,— произнесла твердымъ голосомъ Полина, появляясь въ дверяхъ.
Она была въ бальномъ плать, и этого одного было достаточно, чтобы убдить юношу въ ея ршимости не сопровождать его. Францъ поспшилъ выйти изъ комнаты съ вещами, а Полина продолжала, но уже голосъ ея замтно дрожалъ:
— Я не хочу, чтобы ваши враги могли упрекнуть васъ въ чемъ нибудь. Францъ вполн согласенъ со мною.
— Я васъ такъ люблю, Полина,— могъ только промолвить юноша со слезами на глазахъ.
— А я,— воскликнула княгиня:— разв сердце мое не раздирается отъ одной мысли, что я не буду раздлять съ вами всхъ опасностей? Какое счастіе было бы хать съ вами! И не думайте, что я боюсь сплетенъ, нисколько. Но на васъ не должно упасть ни малйшее пятно. Позжайте одни,— продолжала она, схвативъ его за об руки.— Позжайте одни и скоре, моя любовь, мой повелитель! Ваша Полина никогда не покинетъ васъ и мысленно всегда будетъ съ вами. Завтра же я также отправлюсь въ путь окольными путями и при первой возможности присоединюсь къ вамъ. Клянусь, что я всегда буду любить васъ. Я хочу, чтобы вы сохранили обо мн память, какъ о женщин, которая пожертвовала вамъ своимъ счастіемъ и своей жизнью.
— Все готово,— произнесъ Францъ, отворяя дверь.— По несчастію Греппи не можетъ хать съ нами, а прислалъ своего соотечественника.
Герцогъ и не обратилъ вниманія на его слова, а молча бросился въ объятія Полины. Что они говорили другъ другу, какъ они цловались, осталось тайной для нихъ самихъ. Въ подобныя минуты поцлуи краснорчиве словъ, а слова нжне поцлуевъ.
— Позжайте, позжайте,— промолвила наконецъ Полина.
Въ эту минуту Францъ вторично показался въ дверяхъ, и она протянула ему руку, которую онъ почтительно приложилъ ко лбу, преклонивъ колно.
Еще минута, и она осталась одна въ комнат. Вдали послышался топотъ быстро несущихся лошадей.
— Наконецъ-то! Уже!
Только эти слова торжества и горя дрожали на ея устахъ.
Она тихо опустилась на стулъ и горько зарыдала.
— Однако, зачмъ мн плакать?— промолвила она наконецъ.— Онъ свободенъ, а обо мн нечего думать.
Но что это?— за дверью послышались чьи-то шаги.

V.
Лицомъ къ лицу.

Полина вспомнила, что наружная дверь осталась не закрытой, и хотла запереть ее, но въ эту минуту дверь отворилась, и она поспшно спряталась въ комнату Маргариты.
На порог показался Меттернихъ. Сердце бдной женщины дрогнуло. Князь однимъ быстрымъ взглядомъ осмотрлъ комнату, слъ на стулъ подл стола, на которомъ стояла зажженная свча и, обращаясь къ людямъ, стоявшимъ, очевидно, за дверью, сказалъ,
— Предупредите меня, когда явятся наши.
Полина не знала, что длать. Очевидно, Меттернихъ зналъ о бгств герцога, но усплъ ли онъ помшать ему или нтъ? Этотъ вопросъ такъ терзалъ ея сердце, что она не выдержала и вышла изъ своей засады.
— Вы здсь, княгиня?— сказалъ съ удивленіемъ Меттернихъ.— Вы разв уже кончили вашу прогулку вокругъ Шенбрунскаго парка?
Ясно было, что стратагема Франца удалась, и полицейскіе агенты думали, что она ухала изъ Гитцинга. Но что стало съ герцогомъ? И напали ли на его слдъ? Это необходимо было выяснить.
— Какъ видите, князь,— отвчала она и остановилась въ дверяхъ сосдней комнаты, какъ бы желая возбранить туда входъ.
— Вы напрасно хотите меня уврить, что въ сосдней комнат кто-то спрятанъ,— спокойно произнесъ Меттернихъ.— Я знаю, что тамъ нтъ никого. Я только что встртилъ того, кто былъ здсь съ вами. Моя ошибка заключается лишь въ томъ, что по моему предположенію вы ухали впередъ.
— Вы ошибаетесь въ томъ, что видли кого-то, выходящаго изъ этого дома.
— Такъ это не герцогъ Рейхштадтскій слъ съ другимъ человкомъ въ коляску, нанятую въ Леопольдштадт?
Вы сметесь надо мною: еслибы это былъ герцогъ, то вы не допустили бы его бгства.
— Кто говоритъ о бгств? Я надюсь, что этотъ молодой человкъ посл всхъ треволненій сегодняшняго вечера преспокойно вернулся въ Шенбрунъ.
— Конечно, онъ долженъ былъ вернуться во дворецъ, если вы его видли.
— Видлъ, какъ вижу теперь васъ. Я даже готовъ упрекнуть васъ за то, что вы нашли нужнымъ нанять почтовыхъ лошадей для возвращенія съ бала. Это для внцевъ чрезмрный расходъ. Впрочемъ,— прибавилъ онъ, вдругъ измнивъ свой любезный, учтивый тонъ и придавая ему рзкій, даже грубый оттнокъ:— быть можетъ, вы приказали кучеру пріхать за вами, чтобы отвезти васъ въ Италію или куда нибудь подальше?
— Хорошо, я понимаю,— отвчала Полина, догадавшись, что все погибло:— я проиграла, но, прошу васъ, не издвайтесь надо мною, а скажите просто, гд герцогъ, и что вы хотите сдлать со мною.
— Вотъ такъ-то лучше. Поговоримъ прямо. Герцогъ теперь, должно быть, находится въ Шенбрун, куда его отвезъ мой кучеръ, замнившій вашего. Этотъ послдній, по имени Греппи, не умлый возница, и я не могъ поручить ему править экипажемъ, въ которомъ находился герцогъ. Я также приказалъ вернуть сюда и двухъ вашихъ знакомыхъ дамъ, отправившихся въ Миланъ. Графъ Зедельницкій ихъ нагналъ въ нсколькихъ миляхъ отъ Вны, такъ какъ въ ихъ экипаж сломалось колесо. Вы видите, что Провидніе стоитъ за меня.
— И даже помогаетъ вамъ нарушить свое слово,— отвчала гнвно Полина:— такъ какъ вы общали мн помилованіе Фабіо.
— Оскорбляйте меня, сколько хотите, я не обижусь. Вс ваши планы уничтожены, и вы даже не понимаете, насколько вы пойманы. Впрочемъ, намъ нечего съ вами говорить. Вы меня давно знаете, а я васъ вполн узналъ только сегодня.
— Въ такомъ случа, князь, будьте такъ добры сказать мн, что вы намрены со мною длать.
— Подождите, пока вернется ваша коляска съ садовникомъ, который является сообщникомъ княгини Саріа въ государственномъ заговор. Вс заговорщики, какъ миланскіе, такъ и внскіе, какъ крупные, такъ и мелкіе, должны быть уличены и подвергнуты строгой кар. У вашего Франца Шуллера находятся въ карман остальныя бумаги изъ того пакета, который вы похитили, и благодаря имъ, я узнаю имена всхъ вашихъ сообщниковъ.
Этотъ ударъ окончательно сразилъ Полину. Она не только погубила себя, но выдала всхъ лицъ, упомянутыхъ въ бумагахъ, уже не говоря о Франц, Греппи и блошвейкахъ. Мрачное отчаяніе выразилось у нея на лиц.
— А, княгиня,— произнесъ Меттернихъ, торжествуя свою побду:— вы вздумали разыграть большую роль и уничтожить возведенное мною зданіе. Напрасно вы хлопотали, оно слишкомъ крпко воздвигнуто, хотя, признаюсь, вы дйствовали такъ ловко и энергично, что едва не достигли своей цли. Какъ бы то ни было, я не хочу, чтобы повторялись подобныя попытки, и приму мры, чтобы пресчь зло въ корн.
— Все зло произошло отъ вашей жестокости, князь,— отвчала гордо Полина:— откажитесь отъ нея. Нтъ другого выхода.
— Увольте меня отъ вашихъ совтовъ, я больше ихъ не спрашиваю.
Хотя Полина вполн сознавала свое пораженіе, однако она старалась хотя на словахъ не поддаваться Меттерниху, и, вспомнивъ о роз, брошенной его дочерью на книгу герцога Ренхштадтскаго въ Шенбрунскомъ парк, она смло произнесла:
— Я не хотла вамъ повиноваться и исполнить ту позорную роль, которую вы мн предназначали. Вы побдили и можете меня оскорблять, можете даже погубить. Но моя слава заключается въ томъ, что я люблю и меня любятъ, а ваша слава основана на несчастій бднаго юноши. Но, берегитесь, вы отецъ, и Провидніе васъ накажетъ въ вашей родительской любви.
На этотъ разъ пришлось Меттерниху поблднть, и онъ никакъ не могъ понять, какимъ образомъ она узнала объ его семейной тайн.
— Я не понимаю, что вы хотите сказать,— произнесъ онъ голосомъ, которому тщетно старался придать твердость:— ни я ни моя семья не боится вашихъ угрозъ.
— Кто знаетъ,— промолвила Полина:— за слезы платятъ слезами, за смерть — смертью. Вы заставляете другихъ страдать и сами будете страдать. Да что тутъ, говорить! Вы уже и теперь страдаете.
Меттернихъ совершенно смутился, но къ его счастью раздался шумъ колесъ.
— Наконецъ-то,— произнесъ онъ:— теперь мы сведемъ счеты.
Подойдя къ двери, онъ широко ее открылъ и громко крикнулъ:
— Входите!

VI.
Тридцать сребренниковъ Іуды.

Посадивъ герцога въ коляску, Францъ вскочилъ на козлы, что, повидимому, не понравилось кучеру.
— Ничего, молодецъ,— сказалъ онъ,— намъ найдется мсто обоимъ. Я хочу покурить и здсь свободне. Ну, валяй во вс. Дорога теперь пойдетъ въ гору до Гоблица, гд приготовлена первая подстава.
— Да, дорога гористая.
— Не жалй лошадей! господинъ мой торопится.
Кучеръ повиновался, но, спустя нсколько минутъ, Францъ замтилъ, что онъ повернулъ на мостъ вмсто того, чтобы хать по берегу рки.
— Куда ты берешь?— воскликнулъ старый служака.
— На томи, берегу лучше дорога.
— Хорошо.
Пока экипажъ катился, и Францъ спокойно курилъ свою трубку, герцогъ Рейхштадтскій былъ погруженъ въ отчаяніе. Онъ не думали, о цли своего бгства, а только сожаллъ о томъ, что находился одинъ, и что оставили, Полину безпомощной передъ гнвомъ канцлера. Мысль объ опасности, которой она могла подвергнуться, наконецъ, взяла верхъ надъ всмъ, и они, хотлъ уже вернуться въ Гитцингъ, чтобы насильно увезти княгиню, какъ услышалъ перебранку между Францемъ и кучеромъ.
— Налво, налво, чортъ возьми!— кричалъ старый служака.— Разв ты не видишь, что предъ нами дворецъ?
— Не мшайте, я знаю, куда ду.
— Такъ вотъ ты какой. Стой, слзай, мн тебя не надо.
Францъ схватилъ за горло кучера и столкнулъ его съ козелъ, но Галлони, ибо это былъ онъ, быстро вскочилъ весь въ крови и сталъ громко звать на помощь. Францъ подбжалъ къ нему и, выхвативъ изъ кармана пистолетъ, убилъ бы его, какъ собаку, еслибъ герцогъ Рейхштадтскій, выскочившій изъ коляски, не схватилъ его за руку.
— Не надо крови, Францъ, я этого не хочу. Къ тому же мы погибли. Всякое сопротивленіе тщетно: посмотри.
Дйствительно къ экипажу подходила цлая группа людей.
— Отпустить его!— продолжалъ герцогъ,— я его милую. Не даромъ я хоть нсколько минутъ былъ мысленно императоромъ. Возьми, Іуда Искаріотскій, и прочь съ моихъ глазъ.
Съ такими словами онъ бросилъ къ ногамъ сыщика кошелекъ съ деньгами.
Въ эту минуту къ нему подошелъ графъ Дитрихштейнъ, за которымъ на почтительномъ разстояніи слдовали нсколько слугъ.
— Ваше высочество,— произнесъ онъ печально,— не угодно ли вамъ вернуться во дворецъ пшкомъ?
— Съ удовольствіемъ, но безо всякаго эскорта,— отвчалъ гордо герцогъ.
Но прежде чмъ пойти рядомъ съ графомъ Дитрихштейномъ, который приказалъ слуг итти другимъ путемъ, юноша обернулся, чтобы проститься съ Францемъ. Но его глазамъ представилось отвратительное зрлище. Стараго солдата повалили, связали и положили, какъ бревно, въ коляску.
— Этотъ человкъ только исполнялъ мои приказанія,— произнесъ онъ вн себя отъ гнва,— и скажите Меттерниху, что если съ его головы упадетъ одинъ волосъ, то, спустя часъ, меня найдутъ мертвымъ, и вся Европа узнаетъ, зачмъ я наложилъ на себя руки.
— Ваше желаніе будетъ исполнено, и я самъ скажу объ этомъ канцлеру,— воскликнулъ графъ Дитрихштейнъ:— но, умоляю васъ, пойдемте со мною. Вамъ пора успокоиться, мое бдное дитя,— прибавилъ онъ дрожащимъ отъ волненія голосомъ.
Спустя нсколько минутъ, тяжелыя ворота парка затворились за узникомъ Меттерниха.

VI.
Исповдь стараго служаки.

Нсколько полицейскихъ агентовъ ввели Франца въ его скромное жилище, и онъ не могъ не улыбнуться, увидвъ тамъ столь избранное общество, какъ князя Меттерниха, графа Зедельницкаго и т. д. Однако онъ только почтительно поклонился княгин Саріа и, гордо поднявъ голову, посмотрлъ прямо въ глаза могущественному канцлеру, который спросилъ его:
— Вы не нмецъ?
— Вы сами это видите.
— Безъ фанфаронства. Кто вы?
— Францъ Шулеръ, изъ Соверна.
Князь не могъ удержаться отъ невольнаго движенія.
— Не трудитесь припоминать,— замтилъ старый служака:— Совернъ не въ Германіи, а въ Эльзас. Если это васъ интересуетъ, то я прибавлю, что я былъ сержантомъ въ третьемъ баталіон гвардейскихъ егерей, и что у меня въ котомк, оставшейся въ коляск, спрятанъ орденъ Почетнаго Легіона, который я получила. подъ Аустерлицемъ. Хотите, покажу.
— Нахалъ,— промолвилъ канцлеръ.
— Молодецъ,— промолвилъ кто-то за группой полицейскихъ, стоявшихъ у дверей.
— Въ Шенбрунъ я попалъ очень просто,— продолжалъ Францъ:— мужъ моей сестры былъ садовникомъ въ Шенбрунскомъ дворц, и я наслдовалъ его дочь и мсто. Вотъ какъ я сталъ заниматься прививкой цвтовъ въ томъ самомъ парк, гд я когда-то стоялъ на часахъ во времена отца теперешняго Шенбрунскаго узника.
— И вы заплатили за это гостепріимство предательствомъ,— замтилъ Меттернихъ.
— Это зависитъ отъ взгляда, господинъ канцлеръ: я полагаю, что, когда рискуешь жизнью за идею, то это самопожертвованіе, а не предательство. Но вы учене меня, и я не стану спорить съ вами. Я одно только знаю, что очень люблю молодого принца, котораго вы. почему-то называете герцогомъ Рейхштадтскимъ, когда онъ Наполеонъ. И неудивительно, что я его люблю, семнадцать лтъ тому назадъ я стоялъ часовымъ въ Тюльери, когда онъ ходилъ еще въ коротенькомъ платьиц. Впрочемъ я стоялъ на часахъ тамъ и три года передъ тмъ, когда вы, князь Меттернихъ, привезли къ намъ его мать, помните?
Канцлеръ презрительно пожалъ плечами.
— Вотъ вся моя исторія. Что касается до бгства принца, то я устроилъ его, и оно удалось съ помощью…
— Не стсняйтесь, Францъ, говорите все!— воскликнула княгиня Саріа:— я горжусь, что ваша сообщница.
— Ну, да, нашъ планъ удался бы съ помощью этой благородной, мужественной дамы, которую я глубоко уважаю. Еслибъ принцъ не помшалъ мн, то я убилъ бы предателя, котораго вы посадили на козлы коляски. Его высочество слишкомъ молодъ и добръ, чтобъ ни въ грошъ не ставить человческую кровь. Вотъ онъ мерзавецъ,— прибавилъ Францъ, указывая связанными руками на Галлони:— когда вы будете платить ему за предательство, то не забудьте, что онъ получилъ задатокъ: принцъ подарилъ ему не только жизнь, но и свой кошелекъ. Я все сказалъ, ахъ, нтъ, мн надо еще прибавить два слова. Нтъ ли тутъ кого нибудь, кто взялся бы доставить моей племянниц Маргарит деньги, находящіяся у меня въ портфел и нажитыя честнымъ трудомъ, а не полученныя за содйствіе бгству принца? Можно быть врагами, но это еще не причина ограбить бдную двушку и лишить ее законнаго наслдства.
— Скажи мн, гд твои деньги, и я передамъ ихъ по назначенію,— произнесъ тотъ же голосъ, который уже назвалъ Франца молодцомъ.
Это былъ эрцгерцогъ Карлъ.

VII.
Эрцгерцогъ и канцлеръ.

Выйдя изъ дома англійскаго посольства и пройдя нсколько шаговъ по улиц, эрцгерцогъ ршилъ, что онъ не поспетъ въ Бельведеръ, чтобъ застать тамъ герцога Рейхштадтскаго. Къ тому же врядъ ли Меттернихъ ршится на открытый скандалъ среди города, а потому эрцгерцогъ ршилъ, Что ему лучше отправиться прямо въ Шенбрунъ, гд, по всей вроятности, должна была разыграться подготовлявшаяся драма. Онъ крикнулъ экипажъ и поскакалъ въ Шенбрунъ. Тамъ онъ узналъ отъ графа Дитрихштейна, ожидавшаго появленія герцога, что Меттернихъ находится въ одномъ дом въ Гитцинг, и поспшилъ туда. Приближаясь къ этому дому, онъ увидлъ, что къ нему подъхала коляска, и изъ нея вывели какого-то человка съ связанными руками. Сердце у него дрогнуло при мысли, что это былъ его внукъ, и онъ, замшавшись въ группу полицейскихъ у дверей, былъ свидтелемъ всего происшедшаго. А когда посл своей откровенной исповди Францъ заявилъ просьбу о томъ, чтобъ преслдователи сжалились надъ его племянницей, то эрцгерцогъ вызвался исполнить его порученіе, такъ растроганъ былъ старый воинъ мужествомъ и смлостью своего сотоварища по оружію, хотя и враждебной національности.
— Вы, ваше высочество?— произнесъ съ удивленіемъ Меттернихъ.
— Простите меня, маршалъ, я не могу отдать вамъ честь, меня связали!— воскликнулъ Францъ.
— Развязать этого солдата!— скомандовалъ повелительнымъ тономъ эрцгерцогъ,— Вы разршаете, князь?— прибавилъ онъ, обращаясь къ канцлеру:— право, нтъ опасности, чтобъ онъ скрылся.
Меттернихъ хотя неохотно, но долженъ былъ согласиться.
Полицейскіе агенты разрзали веревки, которыми былъ связанъ Францъ, и, очутившись на свобод, онъ легко вздохнулъ, а затмъ, приложивъ лвую руку къ ног, правой отдалъ честь его высочеству.
— Вамъ, маршалъ,— сказалъ онъ:— я съ удовольствіемъ отдамъ все, что у меня въ карманахъ. Вотъ два пистолета, а вотъ бумажникъ съ моими деньгами и бумагами.
Эти слова произвели потрясающее впечатлніе. Полина подумала: ‘Увы, наши друзья погибли’. Галлони и графъ Зедельницкій мысленно промолвили: ‘наконецъ-то давно отыскиваемыя бумаги въ нашихъ рукахъ’, а Меттернихъ едва не произнесъ громко: ‘арестъ этого человка обнаружитъ намъ списокъ всхъ заговорщиковъ’.
Подойдя къ эрцгерцогу, который держалъ въ рук портфель Франца, канцлеръ сказалъ:
— Такъ какъ вашему высочеству благоугодно оказать содйствіе къ уличенію этихъ интригъ, то я докажу бумагами, заключающимися въ портфел, какой мы открыли заговоръ.
— О какихъ бумагахъ вы говорите?— спросилъ эрцгерцогъ, показывая, что при портфел не было никакихъ бумагъ.
— По сознанію этого человка, въ портфел находится списокъ заговорщиковъ и планъ бгства,— произнесъ Меттернихъ.
— Это правда,— подтвердилъ Францъ.
— Я очень сожалю, князь,— отвчалъ эрцгерцогъ,— но если эти бумаги въ моихъ рукахъ, то это все равно, какъ будто он и не существовали. Какъ патеры разршаютъ грхи, такъ и я разршаю все, до чего прикасаюсь. Это единственная привилегія моего сана, и, быть можетъ, потому я имъ дорожу. Ну, скажите по правд, князь, какъ могу я отдать вамъ эти бумаги, когда отъ нихъ зависитъ свобода столькихъ людей? Это было бы подлостью съ моей стороны, и вы сами покраснли бы, еслибъ я унизился до этого.
— Но, ваше высочество, дло идетъ о государственной безопасности,— замтилъ Меттернихъ, видимо недовольный, но не ршавшійся рзко говорить съ братомъ императора.
Эрцгерцогъ спряталъ портфель въ карманъ и продолжалъ, понижая голосъ, такъ что его не слышали окружающіе.
— Послушайте, князь, я не мене вашего забочусь о безопасности государства и объ интересахъ императора. Скажу боле, даже ваша слава мн дорога, такъ какъ она касается чести родины, которую мы оба защищали. Врьте мн, не раздувайте этого скандала, онъ и такъ возбудилъ слишкомъ много горя и иметъ слишкомъ много свидтелей. Вы можете быть спокойны, что никто не воспользуется тми бумагами, которыя находятся въ моемъ карман. Мой внукъ уже водворенъ въ Шенбрун, чего же вамъ боле? Вы хотите обличить и покарать какихъ-то несчастныхъ помогавшихъ бгству юноши? Но вдь вы этимъ придадите дтской выходк характеръ серіознаго заговора. Нтъ, лучше оставьте въ поко тхъ, которые теперь по вашей милости не могутъ причинить никакого вреда. Конечно, подобный поступокъ вамъ будетъ дорого стоить, но онъ достоинъ великаго Меттерниха. Не забывайте,— и онъ еще боле понизилъ свой голосъ,— что зрлище ничмъ не заслуженнаго несчастія можетъ возбудить сочувствіе самаго невиннаго, самого чистаго сердца. Наконецъ скажите себ, что необходимо выказать милость къ другимъ, когда думаешь о томъ, чтобы осушить слезы бдной дочери.
Жестокая борьба происходила въ сердц Меттерниха. Съ одной стороны онъ хорошо помнилъ, какъ эрцгерцогъ только что былъ добръ.къ его ребенку и ни въ чемъ не могъ ему отказать, а съ другой онъ не могъ ршиться простить лицамъ, которыя его обошли, въ особенности Францу и Полин.
— Хорошо, ваше высочество,— произнесъ онъ наконецъ,— если вы этого требуете…
— Я не требую, а прошу.
— Если вы желаете, я согласенъ пренебречь лицами, которыя общали свое содйствіе главнымъ заговорщикамъ. Я даже прикажу освободить миланскихъ женщинъ.
— А разв въ дл были замшаны и миланки?
— Да. Но этотъ солдатъ и княгиня Саріа вели все дло и скомпрометировали внука императора, который по ихъ милости могъ сыграть жалкую роль въ какомъ-то нелпомъ политическомъ заговор, соединенномъ съ глупой романической исторіей. Вотъ этого простить нельзя.
— Полноте, для подобной вины нтъ хуже кары, какъ неуспхъ. Во всякомъ случа, князь, я очень интересуюсь этимъ старымъ служакой, который все еще живетъ въ эпоху славной легенды своей родины, забывая, что прошло съ тхъ поръ двадцать лтъ. Отдайте мн его. Клянусь, что вы никогда боле не услышите о немъ.
— Преклоняюсь передъ волею вашего высочества,— отвчалъ Меттернихъ съ горечью.
— Благодарю васъ. Что же касается до княгини Саріа, то я ее мало знаю, и мн кажется, что я не оскорблю ея, принявъ роль защитника, безъ ея согласія. Позвольте мн сказать ей два слова.
— Вы здсь повелваете, ваше высочество.
Полина не слышала всего этого разговора и только понимала, что эрцгерцогъ старается убдить канцлера быть милостиве къ бднымъ участникамъ заговора, и она ждала съ лихорадочнымъ волненіемъ результата его благороднаго ходатайства.
— Княгиня,— сказалъ эрцгерцогъ, подходя къ ней и почтительно кланяясь:— я не знаю и не хочу знать, насколько вы отвтственны въ этомъ дл, по счастью обстоятельства такъ слагаются, что ваша тайна будетъ сохранена, и вс окружающія лица будутъ помилованы, если вы возьмете на себя всю вину и покинете Австрію. Кром того, вы дадите мн честное слово, что никогда не предпримете ничего противъ его величества императора. Мн необходимо это обязательство, безъ котораго я не могу вмшаться въ дло.
— И Франца выпустятъ на свободу?— спросила Полина съ такимъ сіяющимъ лицомъ, что эрцгерцогъ не могъ не бросить на нее глубоко сочувственнаго взгляда.
— И онъ и вс, кто бы они ни были, будутъ прощены. Я даю вамъ въ этомъ честное слово солдата и эрцгерцога.
— Благодарю васъ, ваше высочество,— воскликнула Полина.— Вы даровали мн единственное счастье, которое я могла еще имть въ жизни. Вы возвратили мн самоуваженіе, и я теперь снова могу смотрть гордо на свтъ. Благодарю васъ. Что же касается до того обязательства, которое вы отъ меня требуете, то я дамъ его громко при всхъ.
Сдлавъ два шага къ столу, за которымъ сидлъ канцлеръ, она остановилась и блдная, но спокойная произнесла:
— Я достойна каръ, потому что обманула князя Меттерниха. Я недостойна боле видть герцога Рейхпггадтскаго, такъ какъ не сумла его освободить. Ваше высочество знаете, что его можно любить, и, быть можетъ, когда нибудь передадите ему, какъ я пламенно была ему предана. Я боле никогда ничего не предприму въ его пользу. Я исчезну, и если когда нибудь ему суждено освободиться и достигнуть славы, то я въ этомъ не приму участія.
Голосъ ея порвался, и силы какъ будто покинули ее. Но черезъ минуту она поборола себя и продолжала:
— Прощайте, Францъ Шуллеръ, прощайте, мой другъ. Вы вернетесь на свою родину и будете тамъ жить спокойно, вспоминая о прошедшемъ. Думайте иногда о бдной Полин Саріа, которая явилась, какъ метеоръ въ жизни того, кого вы такъ любите, но не сожалйте о ней: она вкусила въ продолженіе нсколькихъ дней высшее наслажденіе самопожертвованія. Ну, теперь послднее слово къ вамъ, князь Меттернихъ,— прибавила Полина, обращаясь къ канцлеру и смотря на него безъ ненависти и безъ смущенія, а съ какимъ-то неземнымъ спокойствіемъ:— не презирайте того, что вы называете моимъ преступленіемъ, я совершила его инстинктивно, безъ расчета, по влеченію сердца. Оно не заслуживаетъ вашего прощенія, такъ какъ я въ немъ не раскаиваюсь. Прощайте, князь. Если вы когда нибудь вспомните обо мн, то скажите себ, что честная душа всегда свободна.
Она схватила себ рукою за сердце, и внезапно раздался глухой выстрлъ. Что-то блеснуло среди массы кружевъ, и облако синяго дыма окружило княгиню.
Францъ схватилъ Полину и удержалъ ее отъ паденія, а Меттернихъ вырвалъ изъ-за корсажа маленькій пистолетъ.
— Несчастная!— произнесъ онъ громко.
— Нтъ,— отвчала умирающая, открывая глаза и говоря тихо, едва внятно:— я счастливая, онъ меня любитъ!
Глаза ея снова закрылись, и, спустя минуту, она перестала дышать.
Полина Саріа сдержала слово. Она проиграла и заплатила ставку.
Францъ опустился на колни передъ нею и, думая объ отчаяніи герцога Рейхштадтскаго, промолвилъ со слезами:
— Она отправилась одна въ далекій путь.

ЭПИЛОГЪ.

I.
Два друга.

Вечеромъ 18 іюля 1832 года въ стекольную лавку Греппи въ Виденскомъ предмсть Вны вошелъ человкъ лтъ 60, въ длинномъ синемъ сюртук съ стоячимъ воротникомъ и красною ленточкой въ петлиц.
— Это вы? неужели это вы?— воскликнулъ хозяинъ лавки, выскакивая изъ-за конторки.
— Да, это я, другъ Греппи. Я нарушилъ данное слово и явился сюда. Но вы видите, что теперь я не скрываюсь, а завтра пойду къ эрцгерцогу и скажу ему, въ чемъ дло.
— Какъ я радъ васъ видть, добрый Францъ, садитесь, пожалуйста. Я сейчасъ позову жену и дочь.
— Нтъ, нтъ. Мн не время оставаться, и я желаю сказать вамъ кое-что съ глаза на глазъ.
— Вы явились сюда для…
— Конечно, для него.
— Онъ очень, очень боленъ.
— Знаю. Но не можете ли вы разсказать вс подробности?
— Я могу передать только то, что говорятъ въ город. Посл памятной ночи я былъ освобожденъ изъ полиціи и прямо побжалъ къ Манно, чтобы предупредить его о похищеніи коляски съ лошадьми. Потомъ я отправился въ отель ‘Лебедь’ и узналъ тамъ отъ блошвеекъ, что он спокойно отправляются въ Миланъ. О княгин Саріа он мн сказали, что она застрлилась, и что въ ту же ночь прямо изъ вашего дома въ Гитцинг ея тло повезли въ Венгрію, гд у нея обширное помстье. Все это сдлали въ большой тайн и распространили слухъ, что она ухала.
— Такъ онъ не знаетъ объ ея смерти?
— Вроятно, нтъ. Никто ему объ этомъ не говорилъ, а единственный человкъ, который могъ высказать правду,— эрцгерцогъ Карлъ, удалился въ свой замокъ, и его снова увидли въ Вн только надняхъ. Бдный юноша, вроятно, полагаетъ, что княгиня живетъ попрежнему въ Италіи и забыла о немъ.
— Ну, нтъ, этого онъ не можетъ думать. Я видлъ ихъ вдвоемъ, они пламенно любили другъ друга.
— Въ такомъ случа онъ думаетъ, что ее держатъ взаперти. Во всякомъ случа съ той роковой ночи онъ сталъ все боле и боле грустить, и распространили слухъ, что онъ очень ослаблъ. Два мсяца его не выпускали изъ дворца. Потомъ онъ снова появился на Пратер, во глав своего полка, но страшно было видть, какъ онъ измнился. Какой-то внутренній огонь испепелилъ его, но все-таки онъ продолжалъ длать смотръ и командовать, хотя его голосъ звучалъ глухо, щеки ввалились, а глаза померкли. Наконецъ, въ одинъ прекрасный день онъ хотлъ командовать и не могъ, голосъ его боле не слушался, и блдныя губы не двигались. Тогда его снова заперли въ комнат, но въ апрл мсяц случилось наводненіе, и Дунай вышелъ изъ беретовъ. Юноша сталъ неутомимо посщать несчастныхъ и подавать помощь. Когда однажды онъ возвращался домой, то лошади понесли его экипажъ, онъ выскочилъ, упалъ и повредилъ себ грудь. У него сдлалась чахотка, и онъ теперь умираетъ.
— И никому въ голову не пришло послать его въ Италію. Можетъ быть, тамъ было бы легче бдному мученику. Какъ онъ долженъ былъ страдать, думая объ ужасной участи тхъ, которые его любили. Я одинъ, быть можетъ, знаю, какое у него доброе сердце, и какая свтлая голова.
— Я слышалъ, что вызвали его мать,— произнесъ посл нкотораго молчанія Греппи.
— Мать?— отвчалъ презрительнымъ тономъ Францъ,— она не побезпокоится пріхать.
— Нтъ, прідетъ, ее ждутъ надняхъ въ Вн.
— Ну, такъ, значитъ, конецъ близокъ. Мн не надо терять время. Я долженъ добиться, чтобы эрцгерцогъ Карлъ провелъ меня въ Шенбрунъ, а если это будетъ невозможно, то я попрошу его передать герцогу письмо Маршана. Вы знаете, Греппи, что Маршанъ былъ камердинеръ императора, и что онъ умеръ на его рукахъ. Маршанъ вернулся въ Европу десять лтъ тому назадъ, но до сихъ поръ тщетно просилъ императора, Меттерниха и Марію-Луизу допустить его до свиданія съ герцогомъ Рейхштадтскинъ, Наконецъ, онъ написалъ печальный разсказъ о послднихъ минутахъ императора, и я взялся доставить сыну завтъ отца. Если эрцгерцогъ откажется мн помочь, то я буду дйствовать одинъ. Вотъ за тмъ-то я и зашелъ къ вамъ, добрый Греппи. Могу я разсчитывать, что вы увдомите мою племянницу Маргариту, если что нибудь случится со мною?
— Конечно, можете.— И друзья разстались.

II.
Пріобщеніе св. Тайнъ.

По несчастію для Франца, ему не удалось проникнусь въ Шенбрунъ, и онъ могъ добиться отъ эрцгерцога Карла только общанія вручить внуку письмо Мартана, если ему удастся увидть наедин бднаго юношу до его смерти.
Греппи былъ правъ: дйствительно узникъ Меттерниха умиралъ. Хотя доктора увряли, что онъ можетъ еще протянуть долго, но смерть его была неизбжна, и придворный этикетъ подвергъ несчастнаго мученика еще одному тяжелому испытанію.
19 іюня была назначена въ Шенбрунской часовн въ присутствіи всего двора церемонія послдняго пріобщенія св. Тайнъ герцога Гейхштадтскаго. Двумя причинами объясняли, что эта церемонія производилась заране и публично, а не въ комнат умирающаго, какъ обыкновенно. Во-первыхъ, императоръ собирался ухать изъ Вны и не могъ ждать, чтобы агонія внука дотла до послдней степени, а съ другой эрцгерцогиня Софія придумала, по своей сердечной доброт, нсколько сгладить тяжелое впечатлніе для больного этой церемоніи. Она наканун сказала ему:
— Милый Францъ, мы оба съ тобой больные, слава Богу, твоя жизнь не въ опасности, но ты обязанъ отказаться отъ всякихъ занятій, отъ всякихъ удовольствій. Я же должна надняхъ родить, и мн что-то страшно. Причастимся вмст завтра св. Тайнъ. Я буду молиться о твоемъ выздоровленіи, а ты о моемъ счастливомъ разршеніи отъ бремени. Герцогъ согласился съ признательной улыбкой. Быть можетъ, онъ понялъ тотъ святой обманъ, къ которому прибгла добрая женщина.
Вотъ почему 19 іюня 1832 года въ Шенбрунской часовн собралась вся императорская семья и весь дворъ.
Герцогъ Гейхштадтскій явился подъ руку съ эрцгерцогиней Софіей, онъ былъ блдный, исхудалый, ни на кого не смотрлъ и едва передвигалъ ноги. Машинально опустился онъ въ приготовленное для него кресло, и пока добрая тетка на колняхъ молилась подл него, онъ казался погруженнымъ въ тяжелую думу, которая не покидала его въ послдніе два мсяца, но когда совершавшій службу патеръ сталъ приближаться со св. Дарами, то онъ вдругъ очнулся. Глаза его засверкали, на щекахъ заалли постоянно теперь виднвшіяся красныя пятна, и онъ медленнымъ движеніемъ руки просилъ отсрочить св. обрядъ.
Патеръ въ недоумніи остановился, а эрцгерцогиня вопросительно взглянула на юношу.
— Тетя, я молюсь за васъ и за вашего будущаго ребенка, но простите меня, я также молюсь за вашего бднаго друга, княгиню Саріа. Здсь въ присутствіи Бога вы меня не обманете. Не правда ли, она умерла?
Хотя ему недолго оставалось жить, но вся его жизнь очевидно висла на волоск и зависла отъ отвта эрцгерцогини. Она поняла это, но не могла солгать въ эту священную минуту, и безмолвная слеза скатилась по ея щек.
Герцогу Рейхштадтскому стало все ясно. Ему даже не дозволили оплакивать ту, которую онъ пламенно любилъ. Его разлучили не только съ живыми, но и съ мертвыми. Въ глазахъ у него потемнло, ноги подкосились, и онъ упалъ бы на полъ, еслибы его не поддержалъ графъ Дитрихштейнъ.
Спустя минуту, патеръ подошелъ къ блдному неподвижному юнош и поднесъ св. дары къ его посинвшимъ губами..
Все было кончено. Могила герцога Рейхштадтскаго была открыта, и когда опустятъ въ нее его бренные останки, было вопросомъ дней или часовъ.
Въ нсколькихъ шагахъ, позади державныхъ причастниковъ сидлъ герцогъ Меттернихъ и весело улыбался своей молодой жен, съ которою онъ обвнчался годъ тому назадъ.
На слдующій день 20 іюня императоръ ухалъ въ Тріестъ.
Черезъ пять дней прибыла въ Вну изъ Пармы Марія-Луиза.
Спустя мсяцъ, смертельная агонія Шенбрунскаго узника окончилась. Сынъ Наполеона умеръ.
Термина Меттернихъ никогда не вышла замужъ и нсколько лтъ тому назадъ скончалась настоятельницей женскаго Савойскаго монастыря въ Вн. Съ тхъ поръ на могил герцога Рейхштадтскаго боле не видны прекрасныя розы, которыя постоянно тамъ смнялись въ продолженіе полустолтія.

‘Историческій Встникъ’, тт. 79—80, 1901

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека