Святой король, Иванов Иван Иванович, Год: 1903 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 17 минут(ы)

Иванов Иван Иванович

Святой король.

Исторический очерк.

Под ред. А. Острогорской-Малкиной.

Вступление.

Кто из вас когда-нибудь мечтал стать королем? Какие преимущества получает тот, кто становится королем? А какие неприятности это приносит? Вы знаете, чем добрый король отличается от злого?

Обо всё этом мы и намерены вести рассказ, взяв, как пример, личность французского короля Людовика IX (Девятого), личность в высшей степени замечательную и, в своём роде, единственную.

С первого взгляда в этом человеке нет ничего особенно поразительного, блестящего. Его нельзя назвать ни великим полководцем, ни смелым преобразователем. Поэты часто выводят исторических личностей на сцену, пишут о них драмы очень сильные и занимательные — о Людовике нет возможности сочинить такой драмы, из него нельзя сделать величественного трагического героя.

И всё-таки Людовик неизмеримо любопытнее очень многих самых блестящих героев.

Что же в нём особенно занимательно?

Когда он умер — во всех государствах Западной Европы его уже признавали святым. Простой народ называл его праведным ещё при жизни, не дожидаясь, пока римский папа причислит его к лику святых.

Но и здесь ещё нет ничего особенного.

За всё время существования христианства появлялось немало замечательно добродетельных, духовно чистых людей. И их душевная чистота не укрывалась от мира. Их так же при жизни считали Божьими избранниками, превозносили их мудрость, просили у них молитв перед Богом. В основном люди эти в старые времена жили по монастырям или в лесных уединениях, весьма редко или даже никогда не покидали своих келий и убежищ, бежали от искушений шумной мирской жизни, проводили дни и ночи в посте и молитве.

Людовик был совсем другим святым.

Он не жил в монастыре, не спасался в пустыне, он царствовал над могущественным королевством, совершал походы, издавал законы, судил, миловал и наказывал людей знатных и простых.

Такая жизнь на каждом шагу может ввести даже самого благодушного человека в большой соблазн. Невольно можно разгневаться на чужие несправедливости и в гневе самому совершить подобное. Так бывает везде и всегда, где только есть власть и люди, ей подчинённые.

Но Людовик жил и правил государством в такие времена, какие теперь мы можем представить себе только с большим трудом.

И теперь нередко люди, наделённые властью, злоупотребляют своим положением, враждуют с соседними правителями, наносят обиды своим подданным, — но эту вражду и обиды мы теперь всё-таки считаем злом и тех, кто подобным образом вершит произвол, притесняет слабых, полагаясь на свою силу и статус, — мы называем преступником, тираном. И даже самим этим вельможным обидчикам теперь было бы стыдно совершенно откровенно хвастаться своей силой. Они большей частью стараются как-нибудь прикрыть и приукрасить свои злые дела, показать их правыми.

Совершенно иначе было во времена Людовика, — и этот король именно тем замечателен, что сумел прожить и умереть святым человеком, когда, кажется, у него не было ни острой необходимости, ни достаточных условий, чтобы сохранить святость.

Глава I.

Этот святой король, о котором мы повествуем, жил в XIII веке. Посмотрим, каковы были вообще люди в этот век и как они жили?

Всё это время, целый ряд веков, около 10-ти, — от V до XV, — в истории называется Средними веками. Это происходит потому, что время это занимает середину между Древностью и Новым временем.

Время это чрезвычайно любопытно. И жили тогда люди очень своеобразно, и сами эти люди, на наш современный взгляд, кажутся очень странными, часто едва понятными. Так же удивительны и дела этих людей.

Прежде всего, сами эти люди очень хорошо изобразили порядок своей жизни в нескольких словах.

‘ Мы, — говорили они, — делимся на три разновидности, на три сословия: духовных, благородных и простых людей, иначе — духовенство, дворянство и жителей городов и деревень, людей чёрного труда, — купцов, ремесленников, крестьян.

У каждого сословия — своё занятие: духовный должен молиться, благородный, — по-средневековому — рыцарь, — сражаться, простой человек — работать и кормить своей работой и духовенство и рыцарей.

Можно и иначе сказать: духовенство, церковь — это голова, рыцари — руки, а ремесленники должны питать голову, что бы она думала за всех, и руки, что бы они защищали всех’.

Вот как стройно средневековый человек представлял свои порядки! Только стройность выходила больше на словах, чем на деле.

Голова весьма часто решительно ничего не делала, даже не молилась и не умела думать. А руки не желали никого и ничего защищать, кроме самих себя. Совершенно напротив. Руки обижали слабых и грабили тех, кто сам не мог защищаться. Работать оставалось только неблагородным. Им приходилось кормить и себя, и других — и не только не слышать за это благодарности, а как раз за свой неустанный тяжёлый труд считаться людьми более низкой породы, чем те, кто ничего не делал. Понятно, что не все могли смириться с подобной участью, вспыхивали восстания городских низов и сельской бедноты, происходили различные мятежи.

Так всё это стало со временем, но не так было сначала.

В начале духовенство, действительно, думало, молилось и очень много трудилось. Можно удивляться, как хватало даже сил на такие труды и как много успели сделать эти великие труженики.

Когда древний языческий мир рушился и начинались Средние века, Западная Европа была совершенно дикой страной, а её обитатели немногим отличались от современных африканских дикарей.

Дремучие, непроходимые леса, каких теперь и в помине не осталось в Европе. Росли здесь дубы невероятной толщины. Сорок (40) человек не могли сдвинуть с места срубленного ствола.

В лесах хозяйничали звери. Нельзя было и представить себе здесь человеческого жилья. А где не рос лес, тянулись болота и трясины. Они поглощали всякого, кто осмеливался проникнуть в эту глушь.

Нелегко было выбрать место, где можно безопасно жить, — не совсем, разумеется, безопасно, а чтобы ежеминутно не грозили дикие звери и болото не засасывало хижины.

Жили здесь и люди под стать природе.

Они делились на разные племена, говорили на разных языках, веровали в разных богов, сражались разным оружием, но мало отличались друг от друга по своей жизни, по своим привычкам, а главное — по своей жестокости.

Особенно многочисленны среди них были германцы, предки нынешних немцев, англичан, шведов и датчан.

Они скоро стали господами всей Западной Европы. Иначе не могло быть. И по числу их было много, и сами они были такими людьми, что бы только сражаться, всё завоёвывать и всем владеть.

Кто же такие эти люди?

Легче всего узнать душу человека, спросив у него, во что и как он верует? Язычник представлял богов по своему вкусу. Что особенно ему нравилось, то он и признавал Богом. Нравилась ему красота, — и боги его были красавцами. Уважал он храбрость, — и боги являлись удальцами, мужественными воинами. Увлекался он охотой, — и богов воображал охотниками.

Так и германцы.

Их боги — воины. Высшая их добродетель — храбрость. Самым большим удовольствием для них было видеть сражение, смотреть на льющуюся кровь, слышать вопли бойцов и лязг оружия.

Германскому божеству нужен не добродетельный человек, а храбрый. У германцев есть рай, — и туда попадают только те, кто мужественно пал в битве. Никому другому здесь нет места.

Да и в раю нет другого блаженства, кроме битвы. В этом всё счастье. Воины и по смерти ежедневно сражаются, друг друга ранят, убивают. Здесь так же поле битвы, и усеяно оно побеждёнными. Одна только разница: бьёт урочный час, — и все убитые и раненные встают здоровыми и невредимыми и садятся пировать.

На них смотрит и радуется главный бог — Один, а прислуживают им девы-валькирии, — необыкновенные любительницы битв и крови.

Вот каким было вечное блаженство для тех людей, кто владел Западной Европой в начале Средних веков!

Германец так и думал: храбрец — праведник, трус — грешник, и для грешника никогда не раскроются врата рая, место ему — в аду, в ужасном Ниффельхейме, — что значит ‘ страна мрака’.

Понятно, какую жизнь должны были вести подобные люди.

Для германца нет более сильного горя, как умереть у себя дома, в хижине, умереть, как у нас говориться, своей смертью. Надо непременно быть убитым в сражении, — тогда только по смерти будет хорошо. Но могло случиться и так: смерть приближалась, а никакой битвы вблизи не было. Могла и старость достаться человеку. Сражался он много, и ему всё-таки не удалось пасть на поле сражения. Что тогда делать?

Германец решил вопрос просто: надо поспешить умереть самому и не дожидаться смерти.

Так поступил даже сам бог Один. Германцы свято верили в эту историю по очень простой причине: она совершенно им по душе.

Один, живя на земле, достиг преклонных лет и копьём пронзил себе грудь.

Это великий пример!

Был у германцев и другой способ убивать себя.

В Швеции существовала крутая гора, — с вершины её бросались те, кому не удалось пасть в битве, и кто не хотел умирать трусом.

Эту гору называли залой Одина. Отсюда входили в царство этого бога.

И не одна такая гора была у германцев. В Исландии на такую же гору приходили люди, удручённые горем, несчастьями. Не дожидаясь смерти, они отправлялись в путь к Одину.

Так говорили сами германцы.

Понятно, как эти люди мало ценили жизнь. Дело не в том, что бы честно жить, а что бы доблестно сражаться и мужественно умереть.

Случалось, — пленных германцев враги осуждали на смерть. Они с радостью выслушивали приговор.

Перед самой казнью они издевались над своими судьями и палачами.

Германец, например, обращался к палачу с такой просьбой:

‘ Порази меня мечом в лицо. Я не пошевелюсь. Ты сам увидишь, покажу ли я какой-либо признак робости, зажмурю ли глаза. Мы привыкли не волноваться от страха даже в то время, когда нам наносят смертельный удар’.

Таковы были эти люди!

Битва на жизнь и смерть — цель жизни. Оружие должно занимать в такой жизни первое место, а телесная сила должна считаться чрезвычайно завидным качеством.

Германец так и начинал жизнь взрослого человека. Что значит быть взрослым? Значит, иметь право носить копьё и щит. Вчера он ещё считался человеком незрелым, малолетним, — сегодня отец или другой родственник введёт его в собрание воинов и торжественно вручает ему копьё и щит. С этой минуты германец — гражданин и воин.

Но надо доказать, что он достоин быть таковым. А какие же доказательства возможны с копьём и щитом? Конечно, убийство врага. И молодой германец часто отпускал себе волосы и бороду и ходил весь обросший, пока не убьёт человека. Так все и знают: этот юноша ещё не пролил крови, и поэтому он не стрижётся. А это значит трус. Легко представить, как сильно может желать молодой воин снять с себя этот позор!

Если он не убил человека, он — не просто обычный человек. Он вроде раба.

Некоторые из германцев и носили поэтому железное кольцо на пальце: это будто рабская цепь, и она не будет снята, пока не отличится воин. Многие носили такие кольца всю жизнь. Сколько бы они ни убивали людей, им всё мало. В каждой битве они впереди всех. Они жаждут крови. Это — подвижники древней Германии, у них — свои обеты, свой зарок, своя священная цель жизни. И эта цель — проливать кровь.

И вот теперь представьте этого человека во всей его красе. Он — громадного роста, мускулист и гибок. Волосы у него непременно длинные, это означает свободного человека, они падают на плечи, взбиты на голове. Это делается не для красоты. И он заботится об одном: казаться врагу возможно страшнее и выше ростом.

Одет этот герой в звериную шкуру. В битве он испускает ужасный крик, — дикий, нестройный, — опять для устрашения врага.

Недаром самый знаменитый германский народ называется франками, а слово ‘ франк’ значит гордый, бесстрашный, свирепый.

Свиреп германец и в битве и после битвы.

В битве он сражается безумно радостный, в каком-то восторге, в упоении. Он даже не чувствует ран, не чувствует самой жестокой боли, всё рубит и рубит, едва держится на ногах, а продолжает сражаться. Это — пир его души, и он падает, счастливый, восхищённый, и прямо попадает в рай, где так же будет сражаться.

Но ведь не вечно же одни сражения. Бывают и перерывы. Что тогда делать?

Трудная задача для германца. Нет ничего скучнее — жить без войны.

Пока, в первые дни после войны, есть развлечение, не хуже, пожалуй, битвы. Предстоит принести богам в жертву нескольких пленных.

Но жертвы принесены, настал мир, чем заняться?

Жизнь дома очень неприглядная. У германцев нет ни городов, ни даже деревень. Они строят свои хижины отдельно друг от друга. Где кому понравилось, там он и живёт — у ручья, на поляне, под дубом. От одной хижины до другой надо пройти сквозь лес или через поле.

Представьте себе, сидит германец в таком месте. Кругом тёмный лес, над головой крыша, покрытая землёй или дёрном. Поневоле возьмёт тоска. А как её избыть?

Одно средство: подольше спать. И германцы очень охотно пользуются этим средством. Но всего дня не проспишь. Тогда надо пойти в гости, вообще, собраться вместе и устроить пир. Германцы так и делают.

Пьют они день и ночь. Напиток — пиво, и пьют его без всякой меры. Есть и другие развлечения.

В землю втыкают мечи, копья, и молодые люди нагие перепрыгивают через них, — это называется игрой.

Другая игра — в кости. Германец любил её не меньше битвы. Он был готов решительно всё проиграть. Не хватает вещей, — он проигрывает себя самого. А раз он проиграл самого себя, его связывают и продают в рабство.

Но не всегда попойки кончаются игрой, гораздо чаще — спорами.

А когда германец ссорится, ему мало побраниться, он непременно подерётся. Это уже война, хотя и малого размера, но кончается она, как и большая, увечьями и даже убийствами.

Таков народ и такова страна!

И этот народ надо научить христианской вере и страну сделать более удобной для человеческого жилья.

Какой труд, и сколько жертв и опасностей!

Глава II.

Научить христовой вере германцев — да ведь это значит людям боя и крови проповедовать любовь, кротость, прощение обид, воина по природе превращать и мирного человека. Он привык убийство человека считать подвигом, а ему доказывают, что это вовсе не подвиг, а часто даже преступление. Особенно жить затем, что бы проливать кровь, — безумие и великий грех.

Как всё это может вместиться в голове кровожадного варвара?

А вместиться должно — так решили удивительные люди, проповедники христианства, достойные преемники апостолов.

И посмотрите, что происходит.

В лесу появляется человек, какой и во сне не снился обитателям леса. И внешность, и поступки его самые странные. Одет он, как вообще одевались рабы, подневольные земледельцы и пастухи. Оружия никакого, хотя кругом дикие звери и дикие люди. Жилище — пещера в горе, землянка, кое-как слаженная хижина.

Кто этот человек? Может быть, беглый раб или солдат?

Ничего подобного. Это — свободный гражданин, очень часто сын богатой семьи, знатного происхождения, прекрасно образованный, ещё недавно он блистал роскошью и остроумной беседой среди столичных богачей и аристократов. А теперь он — в лесу, в пустыне. Какая непонятная, небывалая перемена.

Вот, например, молодой патриций. Это значит — человек знатный, богатый. Может он всю жизнь жить, как ему хочется, все удовольствия к его услугам. Семья его в Риме, в столице мира, кажется, на земле не может и быть более желанного счастья.

Но молодому патрицию противно это счастье.

Он бежит тайком из дома, из города. На пути он встречает монаха, тот даёт ему власяницу — монашескую одежду из грубой шерстяной материи. Беглец идёт дальше.

На берегу реки он видит крутую гору, в ней пещеру — тесную, мрачную, — не жильё для человека, а скорее берлогу для зверя. Луч солнца никогда не попадает в глубь этой ямы.

И вот здесь останавливается молодой патриций.

Никому неизвестно его убежище. Знает только монах, давший ему власяницу. Он приносит обитателю пещеры скудную пищу.

И как приносит!

Ежедневно на верёвке он спускает в пещеру хлеб. Вместе с хлебом к верёвке привязан колокольчик, звон его даёт знать отшельнику, что надо взять хлеб.

Проходят годы.

Три года живёт отшельник в своей могиле. Его находят пастухи, и сначала не могут понять, что за существо перед ними? Им кажется, они нашли какого-то невиданного зверя.

Отшельник начинает говорить с пастухами. Речи его исполнены любви и смирения. И грубые люди невольно заслушиваются этими речами.

Теперь всё меняется. Кончилась одинокая жизнь отшельника. Всюду разносится слух об удивительном человеке, и отовсюду идут к нему люди.

И кто только не идёт! Образованные римляне, горожане, полудикие варвары, старики и молодые, богачи и бедняки. Пустыня быстро наполняется пришельцами. Лес становится городом. И это действительно город, только совсем другой, новый город, ничем не похожий на старые города.

Там, в прежних городах, одни только веселятся, другие — работают, у одних всего с избытком, у других — нет и хлеба, и от этого вечная ненависть между людьми.

В новом городе нет ничего подобного.

Здесь все работают, как только могут. Работа — тяжёлая. Что бы жить такому количеству людей в лесу и жить своими трудами, надо многое сделать — расчистить лес, осушить болото, вспахать землю.

Труд неустанный, ежедневный, — и это называется быть монахом, — жить в монастыре.

Таков древний монастырь!

И мы рассказали о знаменитом основателе древних монастырей, святом Бенедикте.

У нас до сих пор говорят: ‘ бенедиктинский труд’, ‘ он трудится, как бенедиктинец’. Это значит — труд чрезвычайно тяжёлый, человек трудится терпеливо и неутомимо.

И всё это потому, что образцовыми тружениками были монахи монастырей, основанных святым Бенедиктом.

Чего только ни делал сам основатель! И рубил деревья, и копал землю, и проповедовал язычникам христово учение, и лечил прокажённых, щедро раздавал милостыню. Случалось, монастырские запасы пустели, и монахи опасались, что им нечего будет есть, а св. Бенедикт кормил голодных и ставил милосердие выше всех добродетелей.

Но и это не всё.

Была ещё обязанность, опасная и необходимая.

По стране беспрестанно бродили не то разбойники, не то воины, и обижали мирных земледельцев.

Кто их мог защитить?

Один монах, и без всякого оружия, одним своим мужеством, только словом.

И даже варвары невольно склонялись пред этой новой силой. Так она была необыкновенна, не слыхана!

Это одна из любопытнейших картин! И в ней ничего нет вымышленного или случайного. В начале Средних веков видеть её можно было беспрестанно, в разных концах Западной Европы.

Вот германский воин, часто король или вождь. Он вооружён, как настоящий истребитель людей. Умеет он только драться да пировать. Кто слаб, тот и виноват. Только сила, да военная ловкость стоят внимания. И кто больше убьёт людей, тому и больше чести. И рядом с этим человеком — старик, слабый телом, он только смотрит и говорит, и, оказывается, его вида и слов достаточно, он и победитель. Пред ним суровый воин опускает оружие, воин глубоко склоняется пред монахом. Он, гордый, самоуверенный, преклоняет перед ним колени…

За что? Какая сила в этом монахе?

Глава III.

Вот наставления святого Бенедикта, его знаменитый монастырский устав. Всё здесь как раз противоположно тому, что германцам повелевал им бог Один.

Прежде всего главное правило: праздность — враг души. Это значит, кто ничего не делает, тому непременно в голову придут дурные мысли, дурные желания. Он начнёт скучать, захочет развлечься, всё равно, как и чем, хотя бы пиршеством, игрой в кости, дракой, как это и было у германцев.

Надо работать ежедневно, внимательно и покорно.

Св. Бенедикт распределяет работу и отдых по часам. Всё строго предусмотрено, — когда возделывать землю, когда читать и переписывать книги, когда молиться.

В монастыре всё есть, над чем человек может трудиться: сад, огород, всякие мастерские, больница, школа, библиотека. Кто на что способен, тот то и делает. Но непременно делает: будь он вельможа или крестьянин.

Монах — это вечный работник. В уставе подробно указаны работы по всем временам года, и ленивым нет места в монастыре. Ничего не делать в монастыре — значит нарушать закон, быть отступником.

Проповедовать евангелие — этого мало для бенедиктинца. Он должен ещё пахать землю. Он обязан возделывать и языческие души и дикую природу.

Куда бы ни пошёл монах, он непременно заводит пашню, кругом его кельи возникает сад, зеленеет нива. Чем больше келий, тем меньше лесных чащоб и непроходимых болот, тем больше дорог и тем богаче и гостеприимнее вся страна.

Пусть это увидит какой угодно злой и дикий человек, он непременно оценит пользу и даже, пожалуй, красоту монашеских дел.

Человек ни у кого ничего не отнимает, никакой опасностью никому не угрожает, даже ни у кого не просит, и сам готов всё отдать, что только у него есть.

И ради чего?

Он говорит, ради души, ради вечного спасения!

Странная мысль! Но она творит чудеса доброты и щедрости. Надо к ней прислушаться, вникнуть в неё, поближе узнать этого человека.

В нём есть нечто, понятное и очень почтенное даже для германского дикаря.

Монах — необыкновенно смел, даже, пожалуй, смелее германского воина. У того вечно оружие в руках, а у монаха нет ничего подобного. А между тем враги монаха нисколько не лучше врагов германца.

Воин может убить своего врага, и всё кончено, а у монаха враги бесчисленны, и вряд ли можно вполне их истребить.

Вот, например, Вогезы и Арденские горы.

Никто никогда не проникал сюда. Недоступные утёсы, страшные пропасти, бесконечные еловые леса, можно идти здесь по целым дням подряд — и не встретить человека. Да и кто пойдёт сюда? Люди бежали от этих чащоб, от этого мрака, как от царства таинственных сил. И только монах решился войти в эти леса.

Вот он взбирается на крутой утёс, где не ступала ещё нога человека. Зачем? Он ищет уединения, — самого дикого, недоступного. Здесь он будет беседовать с Богом и со своей душой.

Пустыня — это высшее счастье для отшельника.

‘ Хотя Бог — повсюду, но он в особенности является среди уединения пустыни и среди уединения неба’, — так думает средневековый святой.

И послушайте, как он описывает прелести пустыни: кругом царствует молчание, и душа человека свободно возносится к Богу. Только раздаётся голос молящегося, это слова святой песни или молитвы. И чудится, будто этому голосу земли отвечают голоса неба.

А как же дикие звери?

Прочтите жития святых, и вы узнаете, как жилось монаху среди зверей. Бесчисленное множество рассказов о том, как монах спас оленя, приютил зайца. Даже волки слушаются окрика отшельника и перестают преследовать беззащитное животное, бросившееся к отшельнику.

Ещё трогательнее — с птицами.

Они слетаются клевать крошки хлеба в руке отшельника. Это — искренняя дружба, часто загадочная, будто чудо.

Голубь кружится над деревом и потом пропадает в глубокой синеве неба. Это указание свыше, — отшельник здесь построит келью и здесь возникнет знаменитый монастырь.

Идёт по лесной глуши служитель Христа и не знает, где ему остановиться. Вдруг является белый орёл и медленно, плавно описывает круг. Опять указание. Круг — это будет оградой монастырю.

А сколько раз отшельники приручали дикий зверей!

Это излюбленное сочинителями место в их житиях: как медведь нёс ношу святого, как волк бросил овцу, принадлежащую бедному крестьянину, как звери помогали отшельнику строить келью и церковь, как птица принесла отшельнику колос хлеба, так как кругом нечем было питаться и нечего было посеять…

И так без конца.

Что значат эти рассказы?

Не то, разумеется, что звери сами шли навстречу отшельникам, помогали им, спешили с ними подружиться. Это значит, что отшельники отличались безграничной добротой и великой силой воли.

Доводилось помогать животному, и отшельник помогал ему со всей с любовью своего сердца. А животное, как это часто бывает, не скоро забывает доброе дело.

Но ещё важнее была воля.

Отшельник ежедневно мог встречаться с лесными обитателями, присматривался к их нравам, изучал их привычки, и ему удавалось их приручать, привлекать их к себе.

Отшельники делали то же самое, что приходилось когда-то, в незапамятные времена, делать вообще людям: приручать животных и использовать их для своих нужд.

И вот начало чудесных сказаний!

Но не надо и чудес, достаточно видеть только то, что было на самом деле.

Лес расчищен, болото осушено, нива обработана, хлеб растёт и спеет, среди этой благодати журчит кристально чистая речка, а на берегу её цветут фруктовые деревья. Это не вымысел, это может видеть всякий. И как это всё сделано?

Одним заступом. Больше ничего у отшельника не было. Заступом он выкорчевал деревья, заступом прорыл канавы и осушил болото, заступом взрыл поле, заступом нарыл диких яблонь, посадил их и привил…

Сколько терпения и труда!

Поезжайте теперь по Западной Европе, прислушайтесь к названиям монастырей и целых городов, вы узнаете, на каких местах всё это построено, что здесь было раньше.

Оказывается, пустыня, логовища зверей: это видно из древних названий монастырей. А из названий городов видно, что здесь были кельи, и потом возникли селения и даже города.

Вот, например, одна из самых цветущих местностей во Франции — Франш-Конте. Теперь это — сад Франции. Но когда первые отшельники пришли сюда, кажется, более дикого края и не существовало во всей стране. На целые десятки вёрст тянулись цепи гор. Вершины были покрыты дремучими сосновыми лесами. В ущельях так же росли леса. Одни только дикие звери хозяйничали здесь.

И вот являются сюда отшельники, всё меняется.

Сначала бенедиктинцы, потом ученики другого святого, Коломбана. Они принимаются за работу. Во главе их — св. Коломбан. И совершаются настоящие чудеса! Работа кипит. На горы прокладываются дороги, леса расчищаются, весь край становится неузнаваемым.

Правила св. Коломбана необыкновенно суровы, строже даже, чем предписания св. Бенедикта.

И особенно святой строг насчёт земледельческого труда.

Монах должен ложиться в постель только тогда, когда совершенно устанет, когда он едва не спит на дороге к постели. И вставать должен, не совсем выспавшись. И всё потому, что, действительно, работы много. Леса росли целые века, — и человек задумал устроить среди них жильё, плодоносные сады, нивы, дикое место превратить в роскошный край.

Даже германские воины не могли смотреть равнодушно на эти подвиги.

Они сами принимались за работу, приводили своих детей к монахам, просили обрезать их длинные волосы, — знак благородства, — и принять их в число тружеников.

Отовсюду стекались в монастырь знатные и рабы. У св. Коломбана скоро оказалось несколько сотен людей, пришлось построить не один, а целых три монастыря.

И всюду одинаково усердно молились и работали.

И сколько можно назвать местностей, где богатырём труда был святой, где когда-то, на месте нынешних городов, поливали землю своим потом они и тысячи монахов!

В некоторых местах Франции до сих пор у земледельцев и садовников почитаются особые святые, покровители их труда.

Но почитатели теперь не знают, за что они помнят того или иного святого.

На самом деле эти святые существовали и были первыми пахарями и садоводами там, где теперь их почитают.

Вот, например, св. Фиакр. Его чтут садоводы в окрестностях города Мо. Этот святой пришёл когда-то в эту местность. Кругом был дремучий лес. Он попросил у властей позволения выкорчевать лес на таком пространстве, какое он успеет окопать рвом в течение одного дня.

Святому позволили, — и он развёл сад, насадил овощей и кормил ими бедных путешественников.

Много лет спустя об этом происшествии уже рассказывали как о чуде. Среди народа ходила такая молва. Св. Фиакру позволили окопать лес, рассчитывая, что ров он успеет вырыть небольшой. Ров оказался в 10 раз длиннее. Святой взял свою палку и только шёл с ней, проводя по земле черту. Земля расступилась сама собой, большие деревья падали по обе стороны.

То же самое рассказывают и о другом святом. И для него так же ров вырылся сам собой, и деревья падали, хотя их никто не рубил.

А вот что, по народным поверьям, произошло на месте нынешнего города Сен-Калэ.

Сюда явился святой по имени Калэ. Он построил себе келью, начал кругом взрывать землю и нашёл богатый клад. С этих пор полилась щедрая милостыня бедным путникам, крестьянам, — и монастырь процвёл.

Что значат эти рассказы?

Они — отражение настоящей правды.

Отшельники трудились упорно и разумно. Труд их имел успех. Земля приносила обильные жатвы. Плодовые деревья размножались и давали богатейшие урожаи. Монахи умели и любили за ними ухаживать. Проходили годы, — и всё вокруг монастыря цвело и богатело.

Нельзя было не подивиться!

А смотрели на это люди простые, сами не умевшие как следует работать или работавшие не единодушно. А у монахов всякой работе было своё время, и работать для них так же обязательно, как и молиться.

Понятно, выходила большая разница между деревнями и монастырями. И народ объяснял эту разницу чудом. А всё чудо заключалось в изумительном трудолюбии и необыкновенном умении вести труд, пользоваться всеми благами, всей силой дикой, но богатой природы.

Но люди недаром изумлялись, и одним изумлением дело не оканчивалось. Отшельники проповедовали не только словом, но и своим примером, и пример этот имел даже больше значения, чем слово.

Всем было видно, что значит быть христианином.

Видели это простые люди, видели и сами короли.

Глава IV.

Представьте себе такую встречу: германский король охотится в лесу. Он окружён свитой, такой же воинственной, как он сам. Для него и для его спутников охота, — та же война, и ведётся она с увлечением, будто настоящая битва.

В лесу живёт отшельник. Он приручил редкого зверя — буйвола. Часто он ласкает зверя, такого страшного, свирепого на вид, щекочет его между громадных рогов, гладит его длинную густую шерсть. Буйвол не живёт подле кельи отшельника. Он не желает расставаться с родной чащей. Он является только повидаться со своим другом. Тот поласкает его, и буйвол вновь мчится в лес и пропадает в чаще.

И вот королю Хильдеберту сообщают, что видели в лесу буйвола. Король — страстный охотник, а буйвол — такая, истинно королевская добыча. И охота готовится особенная, какой стоит редкий зверь. Выслеживают буйвола. Перепуганный зверь бежит к келье отшельника Теренция и становится рядом с ним.

Охотники приближаются и видят неслыханную картину: стоит буйвол и рядом с ним человек, видимо, готовый защищать его.

Сообщают королю. Тот, сильно разгневанный, подъезжает к келье и видит: отшельник молится и подле него — буйвол.

Король яростным голосом кричит:

‘ Откуда у тебя такая смелость! Как ты смеешь, презренный незнакомец, входить в мой лес и мешать мне охотиться’?!

Отшельник пытается успокоить короля, заявляет ему, что он явился в необитаемое место затем, чтобы служить Богу вдали от людей, и не думает вовсе оскорблять королевской власти и отнимать у короля дичь.

Король продолжает кричать:

‘ Я приказываю тебе немедленно очистить это место, горе тебе, если я ещё раз тебя найду здесь’.

И король удаляется с презрением.

Но не успевает он отъехать на несколько шагов, как его конь останавливается. Король изо всех сил пришпоривает коня, кровь течёт по его бокам, но он всё-таки стоит на месте.

Слуга умоляет короля успокоиться.

Хильдеберт слезает с коня, обращается к св. Теренцию, просит у него благословения, пьёт вино от небольшого виноградного куста, который отшельник посадил у своей кельи. Вино не особенно нравится королю, но он целует руку у отшельника и дарит ему весь свой лес: пусть святой строит монастырь.

Сначала отшельник отказывается, но потом соглашается взять столько, сколько он успеет объехать в день на осле.

И таких рассказов множество.

Король охотится, дичь убегает под защиту отшельника, происходит встреча короля и святого, и святой овла