Святая Русь
Святая Русь
* * *
* * *
* * *
* * *
ПРИМЕЧАНИЯ
ПРИМЕЧАНИЯ
Святая Русь, Коровин Константин Алексеевич, Год: 1932
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Коровин К.А. ‘То было давно… там… в России…’: Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
Кн. 1. ‘Моя жизнь’: Мемуары, Рассказы (1929-1935)
Москва, 17 октября 1905 года. Манифест Государя. Россия отныне конституционная монархия. Самодержавие ушло в историю. Объявлены свободы. Государственная дума получила законодательные права.
И ликовала Москва. Народ вышел на улицу, никто не мог усидеть дома, поздравляли друг друга, целовались, словно Пасха.
Вскоре приступили к организации выборов в Государственную думу. Ищут, стараются выбрать умных, мудрых людей.
Россия жила в празднике резона и обновления, где чувствовалось братство и сознание взаимного добра.
Впереди правда, свет и жизнь.
Но недолго длилась эта бодрость. Как бы чья-то посторонняя воля, какой-то ‘человек за забором’ начал свою разрушительную работу, клеветал, лгал, ссорил, натравлял…
Казалось, что небесный факел свободы попал в руки вечнослепых и они сожгут все хорошее.
Пришла злая, ненужная энергия… Кончилась и патриархальная жизнь Москвы…
Был быт немудрый, и жила им Москва — жила, любила посты, блины, летала на тройках в рестораны, искала отрады души широкой русской, забвения. И жила Москва, как снега белы, пушисты, сама в себе. Но чуяла, что нужна правда, искала гласности, хотела на места поставить, чтобы справедливость была. И обижать не хотела никого,— пожить попросту, но чтоб честь была. В свободе узнают, кто и что, думала Москва. Но не совершилось того.
Вот на переломе нашей жизни в Петербурге явился таинственный старец Распутин. Пришлось и мне кое-что услышать о нем.
Однажды в Петербурге после спектакля сижу я у директора Императорских театров Теляковского за чаем. Спрашиваю:
— Что это за Распутин такой?
— Да,— говорит Теляковский,— странный человек. Привели его к Наследнику. Он болен. Лежит. У него слабые вены. Наследственная, говорят, болезнь. Кровоточит нога. Когда Распутина подвели к Наследнику, мальчик расхохотался.
Конечно, после того как он видел блестящие мундиры и наряды дам, окружающую роскошь, и вот какой-то человек стоит перед ним в поддевке, на голове — скуфейка, нестриженая борода. Чудно показалось ему.
Распутин тоже рассмеялся. Рукой коснулся ноги, кровь точить перестала.
— Хорош мальчик,— сказал Распутин.— Будет здоров. Но знает часы грядущего один только Господь.
Конечно, они теперь думают, что он святой.
Вскоре ехал я из Петербурга и остановился в Вышнем Волочке у приятеля Дубина, охотника и хорошего человека.
А уже была война в начале. В деревянном доме Дубина жила на квартире полковница.
Вечером пришла она к жене Дубина, и мы мирно сидели за чаем.
Полковница — полная женщина, с желтым болезненным лицом. Около нее две девочки, старшей — лет шесть. Ее дети.
В самом начале войны у нее убили мужа и двух сыновей. Среда военная. У отца еще мать жива, сестры. Жалованье небольшое, и его нет!
Она вдова, ходит узнать, нельзя ли получить пенсии или пособие какое. Но ниоткуда ответа нет. Она все ждет.
— Идите к Распутину,— научил ее содержатель номеров на Мойке, где она останавливалась в Петербурге.
— Пошла,— говорит, я.— Дом на Гороховой. Подъезд. Около — народ. И в большой комнате, куда пришла я, много просителей. Есть — богато одетые. Отворилась сбоку дверь, и вошел человек в длинной полотняной рубахе, распоясанный. Ворот расстегнут. Одна штанина вправлена в сапог, другая — навыпуск. Борода — темная. А глаза — как пики. Такой странный! ‘Что это? — подумала я.— Какой-то Пугачев’. Быстро глядит он на просителей. И спросил меня — я стояла ближе — спрашивает: ‘Что надо?’ А сам глядит на одного. Я ему объясняю свое дело. ‘Неколи им вас слушать,— говорит он мне.— Они бумаги все пишут. У их, дураков,— дела по горло’. Потом отошел от меня и обратился к тому, на которого смотрел все, и спросил: ‘Деньги у тебя есть?’ Тот тут же полез в карман. ‘Давай все’,— сказал он ему и взял. ‘Ну, наживалы, миляги, деляги! — сказал он другим.— Дайте-ка деньжонок!’ И у всех пообирал. В руках у него куча, и, вижу, идет ко мне. ‘Бери, ваше высокоблагородие!’ И протягивает деньги. Я растерялась. А он говорит: ‘Идите. Прощайте. Не потеряйте!’ И за плечо повернул меня в дверь сильно рукой. Я потом сочла деньги — было двадцать три тысячи. Что за человек такой! — добавила полковница. Глядеть — мужик просто. А глаза — будто стрелы!
Директор Теляковский говорил мне как-то при моем приезде в Петербург.
— Представьте, ко мне заявился Распутин. Просит принять певицу в оперу. Я его не принял. Знаете, если брать всех певиц по рекомендации министров, журналистов да еще ‘святых старцев’, то хороша опера будет. Но слушала эту певицу приемочная комиссия. Музыканты, я слушал. Поет все мимо, и голоса нет. Правда, у всех есть свои очаровательные певицы. У всех! Удивительно это. Не беру. Враги. Говорят, ничего не понимает директор. Муравьев рекомендовал. Замечательная. Дошли до ‘самого’. Говорю, не могу взять — прикажите. А приказать-то не хотят…
Он смотрел на меня, и глаза директора смеялись.
— А все от доброты. А в искусстве этого нельзя. Вот Шаляпин не просит никого. Я прошу. А вас, помните, просил декорации писать, к вам приезжал, а вы думали: военный, что он понимает? Помните, сказали: ‘Ваш театр — рутина и тоска’. Вы сказали. Я немножко музыкант, люблю артистов и искусство, но я служу. Трудновато. Все ругают. А театры полны. Ну, пойдемте завтракать.
Потом однажды ехал я из Петербурга. Встретил в коридоре вагона А.В. Кривошеина. Он уже был министром. Вошли в купе, поговорили о С.И. Мамонтове, у которого раньше часто виделись. И сказал мне Александр Васильевич:
— Вчера,— говорит,— видел я в первый раз Распутина. Он подошел ко мне и сказал: ‘Кривошеий. Министр ты теперь. Слушай, запомни и другим скажи. ‘Кривдой весь свет обойдете, домой не вернетесь’. Запомни это’.
Я пишу ночью это воспоминание. А на башне бьют часы бегущего времени. Много погибло. Много тайн утаили. И уйдет в историю страшная сказка страны моей родной. И история поведает всю ту правду, которую прокричали. И только.
Но мне однажды сказал один бродяга-монах, что правда живет в высоких алтарях чести, и не всем дано уразуметь ее.
Святая Русь — Впервые: Иллюстрированная Россия. 1932. 2 апреля. Печатается по журнальному тексту.
Манифест Государя — Манифест 17 октября 1905 г. ‘Об усовершенствовании государственного порядка’, подписанный Николаем II в момент наивысшего подъема Октябрьской всероссийской политической стачки. Провозглашал гражданские свободы и создание Государственной думы (см.: БЭС. М., СПб, 2004. С. 688).
…таинственный старец Распутин — Распутин (Новых) Григорий Ефимович (1872-1916), фаворит императора Николая II и императрицы Александры Федоровны, убит в ночь с 16/29 на 17/30 декабря 1916 г. князем Ф.Ф. Юсуповым, В.М. Пуришкевичем и великим князем Дмитрием Павловичем.