Свадьба по телефону.
Свадьба по телефону.
Юмористическій разсказъ
Марка Твэна.
I.
I.
II.
II.
III.
III.
IV.
IV.
‘Отечественныя Записки’, No 6, 1878
Свадьба по телефону, Твен Марк, Год: 1878
Время на прочтение: 14 минут(ы)
Былъ холодный, зимній день. Городъ Истпортъ, въ штат Мэнъ, лежалъ погребенный подъ глубокимъ слоемъ только что выпавшаго снга. Умолкъ обычный шумъ на улицахъ. На нихъ можно было видть только гробовую пустоту, при такомъ же безмолвіи. Тротуары казались длинными канавами, окруженными съ обихъ сторонъ высокими снжными стнами. По временамъ, въ воздух раздавался отдаленный скрипъ деревянной лопаты, и если вы были очень поспшны въ своихъ движеніяхъ, то успли бы замтить черную фигуру въ одной изъ этихъ канавъ. То былъ работникъ, пытавшійся сгребать снгъ, но черезъ нсколько минутъ онъ уже бросалъ лопату и удалялся въ домъ, постукивая одной рукой объ другую. Холодъ былъ слишкомъ убійственный, чтобъ даже работники, сгребавшіе снгъ, оставались долго на воздух.
Потомъ на неб потемнло, поднялся сильный втеръ, и его энергичные порывы стали разносить по всмъ сторонамъ облака снжной пыли. Одинъ изъ этихъ порывовъ заграждалъ улицу снжнымъ сугробомъ, на подобіе могилы, другой — разметывалъ этотъ сугробъ, устроивая нчто въ род бушующаго водоворота, а третій — очищалъ все пространство, какъ ладонь. Это была безумная игра, но порывы втра имли свою прямую обязанность заносить снгомъ тротуары, и это они исполняли самымъ добросовстнымъ образомъ.
Алонзо Фитцъ-Кларенсъ сидлъ въ своемъ красивомъ, уютномъ, маленькомъ кабинет, на немъ былъ прелестный голубой шелковый халатъ съ искусно стеганными пунцовыми отворотами. Веселый огонь пылалъ въ камин, а на стол виднлись остатки роскошно сервированнаго завтрака. Все это вмст составляю граціозную, гармоническую и пышную картину.
Вдругъ, стекла задребезжали въ окн отъ страшнаго порыва втра, и снжная волна ударила о деревянную раму. Красивый молодой холостякъ промолвилъ:
— Значить, сегодня сиди дома. Я очень радъ, но съ кмъ мн промолвить хоть слово? Матушка и ттка Сюзанна — пріятное общество, но ихъ обществомъ а могу всегда пользоваться, а въ такой мрачный, скучный день необходимъ, для развлеченія, какой-нибудь новый интересъ, какой-нибудь свжій элементъ.
Онъ взглянулъ на хорошенькіе французскіе бронзовые часы, стоявшіе на камин.
— Опять отстали. Они никогда не знаютъ настоящаго времени. Альфредъ!
Отвта не было.
— Альфредъ!.. Хорошій слуга, но такой же неврный, какъ часы. Алонзо ткнулъ пальцемъ въ пуговку электрическаго звонка, подождалъ минуту, снова позвонилъ еще сильне и, наконецъ, промолвилъ:
— Врно, баттарея не въ порядк. Но ужь я узнаю, во что бы то ни стало, который часъ.
Онъ подошелъ къ разговорной труб, сначала свистнулъ, а потомъ произнесъ два раза:
— Матушка!
Отвта также не было.
— Вроятно, и у матушки баттарея не въ порядк. Видно, отъ домашнихъ ничего не добьешься.
Онъ слъ къ столику изъ розового дерева и, припавъ щекою къ лвой его сторон, сказалъ, какъ бы обращаясь къ полу:
— Ттка Сюзанна!
Тихій, но пріятный голосъ отвчалъ:
— Это ты, Алонзо?
— Да. Я не могу сойти въ нижній этажъ, а никто не идетъ мн на помощь. Я въ крайне затруднительномъ положеніи.
— Что съ тобой? Ты меня пугаешь.
— Мн самому страшно.
— Говори скоре. Не терзай.
— Я не знаю, который часъ.
— Гадкій мальчикъ! Вчно шутишь. Вотъ и все?
— Все, клянусь честью. Успокойтесь. Скажите мн, который часъ, и примите мое благословеніе.
— Пять минутъ десятаго. Не надо твоего благословенія. Я и даромъ скажу.
— Напрасно, благословеніе мн ничего не стоить. Благодарю васъ.
Онъ всталъ и, посмотрвъ на свои часы, сказалъ:
— Сегодня они еще лучше себя ведутъ, отстали только на 34 минуты. Въ Сан-Франциско пять минутъ десятаго… слдовательно. Дай-ка, посчитаю: 31 и 23 будетъ 54, четыре раза 54 составитъ 286, отнять одинъ, останется 236. Это врно.
Онъ перевелъ стрлки на своихъ часахъ и поставилъ на час безъ двадцати минутъ.
— Ну, теперь, если можете, не врите боле, а то я вамъ задамъ.
Онъ снова возвратился къ столику изъ розоваго дерева и произнесъ:
— Ттка Сюзанна!
— Что, голубчикъ?
— Вы завтракали?
— Да, часъ тому назадъ.
— Вы заняты?
— Нтъ, то есть, шью. А теб что?
— У васъ есть кто нибудь?
— Нтъ, но я жду въ половин десятаго.
— Жаль, что я никого не жду. Мн скучно. Я хотлъ бы съ кмъ-нибудь поговорить,
— Хорошо, говори со мной.
— Но я хотлъ бы поговорить наедин.
— Не бойся, здсь никого нтъ.
— Право, не знаю, ршиться ли…
— Чего ты колеблешься? Ты знаешь, что можешь мн все доврить.
— Знаю, ття, но дло очень серьзное, оно касается нетолько меня и моего семейства, но всего общества.
— О! Алонзо, говори скоре. Я никому не скажу.
— Вотъ видите, ття…
— Продолжай скорй. Я тебя люблю и могу сочувствовать теб во всемъ. Поврь мн свою тайну. Въ чемъ дло?
— Здсь скверная погода.
— Какъ теб не стыдно меня такъ мучить, Алонзо!
— Простите, милая ття, никогда больше не буду.
— Я тебя прощаю, если ты раскаеваешься. Но вдь ты опять станешь меня дурачить?
— Нтъ, клянусь честью. Но вы не можете себ представить, какая здсь погода: холодъ, втеръ, снгъ. А у васъ что?
— Жара, дождь, темнота. На улицахъ только и видны зонтики и струящаяся съ нихъ вода. Окна открыты для прохлады, а въ камин пылаетъ огонь, чтобъ хоть немного повеселить глазъ и разогнать скуку. Но все напрасно. На душ мрачно, а въ воздух ароматъ декабрскихъ цвтовъ, какъ бы на зло распустившихся въ саду.
Алонзо хотлъ сказать: ‘Краснорчиво, ття, это надо бы напечатать’, но остановился, услыхавъ, что ттка заговорила съ кмъ-то другимъ. Онъ подошелъ къ окну и выглянулъ на улицу. Мятель бушевала еще сильне прежняго, оконный переплетъ дрожалъ, бездомная собака съ поджатымъ хвостомъ прислонилась, дрожа всмъ тломъ, къ стн дома, какъ бы прося защиты, бдная молодая двушка, съ разввающимся капишономъ ватерпруфа, пробиралась по колна въ снгу. Алонзо вздрогнулъ и сказалъ съ глубокимъ вздохомъ:
— Нтъ, лучше жаръ, дождь и даже благоуханіе цвтовъ, чмъ такая гадость.
Онъ отвернулся отъ окна и сталъ прислушиваться. До него долетали нжные звуки любимаго романса. Голосъ и пніе далеко не достигали совершенства, но въ нихъ было что то особенно очаровательное. Когда прелестные звуки умолкли, Алонзо промолвилъ:
— Я никогда не слыхалъ ничего подобнаго.
И, подходя къ столику изъ розоваго дерева, онъ тихо спросилъ:
— Ття, кто эта небесная пвица?
— Гостья, которую я ожидала. Она пріхала погостить ко мн на мсяцъ. Я тебя сейчасъ ей представлю. Миссъ…
— Подождите, ття, вы всегда все длаете необдуманно.
Съ этими словами, Алонзо убжалъ въ спальню и вернулся одтый по послдней мод.
— Чортъ возьми! Она хотла меня представить этому ангелу въ голубомъ халат съ пунцовыми отворотами.
Онъ поспшно приблизился къ столику изъ розоваго дерева и съ нетерпніемъ произнесъ, улыбаясь и расшаркиваясь:
— Теперь я готовъ, ття.
— Хорошо. Миссъ Розанна Этльтонъ, позвольте мн представить вамъ моего любимаго племянника, мистера Алонза Фитцъ-Кларенса. Вы оба — хорошіе люди и я васъ одинаково люблю, мн надо заняться по хозяйству и я васъ оставлю вдвоемъ. Сядьте, Розанна, сядьте, Алонзо. До свиданія, я вскор вернусь.
Алонзо все это время улыбался и кланялся, пододвигая кресла воображаемой молодой двушк и, наконецъ, самъ услся.
— Вотъ это такъ счастье! думалъ онъ:— пусть теперь свирпствуетъ мятель. Мн какое дло!
Пока молодые люда знакомились и весело болтали, мы бросимъ взгляда на массъ Розаннну Этльтонъ. Она сидла въ граціозной поз одна въ богато убранной гостиной, очевидно, принадлежавшей умной, образованной и развитой женщин. Передъ низкимъ, покойнымъ кресломъ стоялъ роскошный рабочій столикъ и вокругъ него полъ былъ усянъ концами шерстей и шелковъ всевозможныхъ цвтовъ, лоскутками лентъ и различныхъ матерій. На богатомъ диван, покрытомъ индійской матеріей съ золотыми разводами, лежала тамбурная работа. У окна виднлся мольбертъ съ недоконченной картиной, а подл, на стул — палитра и кисти. Всюду были раскиданы книги: сочиненія Тенисона, Гауторна, проповди Робертсона, молитвенники, хозяйственныя руководства и т. д. Фортепіано было завалено нотами, по стнамъ висло много картинъ, а на этажеркахъ разставлены были статуэтки, фарфоровыя фигурки и прочія художественныя бездлушки. Окна выходили въ садъ, изобиловавшій рдкими цвтами и кустарниками.
Но всего прелестне въ этой комнат была молодая двушка. Черты ея были правильныя, греческія, цвтъ лица блоснжный съ розоватымъ отливомъ, глаза большіе, голубые, рсницы длинныя, загибающіяся, волосы густые, золотисто русые, фигура статная, граціозная. Во всемъ ея существ выражалась дтская простота и грація газели. Ея костюмъ отличался гармонической прелестью и тонкимъ развитымъ вкусомъ.
Время шло, а молодые люди все болтали. Вдругъ, миссъ Розанна подняла голову и, посмотрвъ на часы, вспыхнула.
— Прощайте, мистеръ Фитцъ-Кларенсъ, сказала она: — мн надо идти.
Она поспшно вскочила, не обращая вниманія на отвть молодого человка и, не сводя глазъ съ часовъ, промолвила сквозь зубы:
— Пять минуть двнадцатаго! Прошло два часа, а мн они показались не боле двадцати минутъ. Что онъ обо мн подумаетъ?
Въ тоже время и Алонзо съ удовольствіемъ смотрлъ на свои часы.
— Три часа безъ двнадцати минутъ! промолвилъ онъ:— прошло два часа, а мн они показались двумя минутами. Неужели мои часы опять врутъ! Миссъ Этльтонъ, вы еще не ушли?
— Нтъ, но я ухожу.
— Будьте такъ добры, скажите, который часъ?
Молодая двушка покраснла и, промолвивъ про себя: ‘это’ жестоко съ его стороны’, отвчала очень равнодушно:
— Пять минутъ двнадцатаго.
— Благодарю васъ. Вы уходите?
— Да.
— Какъ жаль!
Отвта не было.
— Миссъ Этльтонъ!
— Что?
— Вы еще не ушли!
— Нтъ, но ухожу. Что вамъ надо?
— Ничего. Мн очень скучно. Не будете ли вы такъ добры поговорить со мною опять попозже?
— Не знаю, подумаю, постараюсь.
— Благодарю васъ, миссъ Этльтонъ! Она ушла. Какъ здсь холодно! Она сказала прощайте!.. Однако, часы правы. Какъ скоро прошло два часа.
Онъ слъ къ камину, мрачно опустивъ голову и тяжело вздыхая.
— Странно, два часа тому назадъ, я былъ свободный человкъ, а теперь мое сердце въ плну въ Сан-Франциско!
Въ это самое время, Розанна Этльтонъ, сидя на окн своей спальн и смотря на лужи, покрывавшія улицы, думала:
— Онъ гораздо лучше глупаго Бурлея съ его пустой головой и пошлымъ талантомъ передразнивать знакомыхъ.
Мсяцъ спустя, мистеръ Сидней Альджернонъ Бурлей сидлъ за роскошнымъ завтракомъ въ своемъ богатомъ дом на Телеграфной Гор и забавно передразнивалъ извстныхъ актровъ, литераторовъ и мстныхъ аристократовъ. Онъ былъ очень красивъ, щегольски одтъ. Повидимому, онъ былъ очень веселъ, но все же безпокойно поглядывалъ на дверь. Наконецъ, появился лакей и что-то въ полголоса сказалъ хозяйк, которая молча кивнула головой. Мистеръ Бурлей понялъ, въ чемъ дло, и внзапно осовлъ, одинъ его глазъ выразилъ глубокое разочарованіе, а другой мрачное отчаяніе.
Когда вс гости разъхались, онъ подошелъ къ хозяйк сказалъ:
— Она ршительно избгаетъ меня, и всегда отказывается выйти, когда я здсь. Еслибъ мн только увидать и сказать ей два слова…
— Это, быть можетъ — одна случайность, мистеръ Бурлей. Пройдите къ маленькую гостиную верхняго этажа и подождите меня. Я распоряжусь по хозяйству и потомъ пойду къ ней въ комнату, авось я ее уговорю принять васъ.
Мистеръ Бурлей повиновался, но по дорог, проходя мимо будуара ттки Сюзанны, услыхалъ черезъ полуотворенную дверь веселый смхъ Розанны, не постучавшись и не спросивъ позволенія, онъ вошелъ въ комнату. Но не усплъ онъ переступить порога, какъ юная кровь его застыла и сердце оледенло. Онъ услыхалъ голосъ, говорившій:
— Наконецъ-то, радость моя, я получилъ вашъ портретъ. Розанна Этльтонъ, обернувшись къ нему спиною, отвчала:
— А, я — вашъ, голубчикъ.
Она нагнулась и что-то поцловала. Онъ задрожалъ отъ злобы. Ужасный разговоръ продолжался.
— Розанна, я былъ увренъ, что вы прелестны, но ваша красота ослпительна, опьяняюща!
— Я очень рада слышать это отъ васъ, Алонзо. Я знаю, что вы говорите неправду, но мн пріятны ваши похвалы. Я была уврена, что у васъ благородное лицо, но никогда не ожидала такого величія и нжности.
И снова раздались поцлуи.
— Благодарю васъ, Розанна. Но фотографія слишкомъ мн льститъ, знаете ли что, Розанна!
— Что, Алонзо?
— Я ужасно счастливъ!
— О! Алонзо, никто до сихъ поръ не зналъ и впослдствіи не узнаетъ такого счастья, какъ я.
— О! моя Розанна! Вдь ты моя, не правда ли?
— Ваша Алонзо, вся ваша и на вки. Днемъ и ночью я только повторяю одно: ‘Алонзо Фитцъ-Кларенсъ. Истпортъ, въ штат Мэнъ’.
— Проклятый! я, по крайней мр, имю его адресъ! воскликнулъ Бурлей и поспшно выбжалъ изъ комнаты.
За Алонзо стояла его мать, пораженная изумленіемъ. Она была укутана съ головы до ногъ въ мховую шубу и представляла прекрасную картину зимы, такъ какъ вся была въ снгу.
За Розанной стояла ттка Сюзанна, столь же изумленная. Она могла служить олицетвореніемъ лта, на ней было легкое платье, а въ рукахъ она держала веръ, которымъ обмахивалась отъ жара.
На глазахъ обихъ женщинъ выступили слезы.
— Такъ вотъ отчего, Алонзо, тебя не могли вытащить изъ комнаты впродолженіи шести недль? воскликнула мистриссъ Фитцъ-Кларенсъ?
— Такъ вотъ почему вы упорно вели затворническую жизнь, Розанна, впродолженіи шести недль, произнесла ттка Сюзанна.
Молодые люди отскочили въ сторону и казались пойманными на мст преступниками.
— Христосъ съ тобою, сынъ мой, я очень рада твоему счастью. Приди въ мои объятія.
— Да благословитъ васъ Господь, Розанна, за вашу любовь къ моему племяннику. Придите въ мои объятая.
И слезы радости проливались какъ на Телеграфной Гор, въ Сан-Франциско, такъ и въ сквер Истпорта.
Тутъ и тамъ были позваны слуги.
— Подложите дровъ въ каминъ и принесите мн горячаго лимонаду.
— Погасите огонь въ камин и принесите воды со льдомъ.
Посл этого молодыхъ людей удалили, и об старухи принялись дружески бесдовать о предстоящей свадьб.
Между тмъ, мистеръ Бурлей, какъ съумасшедшій, выбжалъ изъ дома на Телеграфной Гор. Онъ бормоталъ сквозь зубы съ дикимъ свистомъ, какъ злодй въ мелодрам.
— Клянусь, она никогда не выйдетъ за него замужъ, и прежде чмъ веселая весна замнитъ мрачную зиму, она будетъ моей!
Прошло дв недли. Въ послдніе дни постоянно посщалъ Алонзо какой-то джентльмэнъ, съ строгимъ, набожнымъ выраженіемъ лица. Онъ называлъ себя пасторомъ Гаргрэвомъ изъ Цинцинати и говорилъ, что вышелъ изъ лона церкви по нездоровью. что, повидимому, совершенно противорчило его здоровенной фигур и розовымъ щекамъ. Онъ изобрлъ какое-то усовершенствованіе въ телефон и надялся продажей привилегіи на это изобртеніе нажить много денегъ.
— Въ настоящее время, говорилъ пасторъ:— каждый владлецъ телефона можетъ приставить его къ телеграфной проволок и подслушать то, что говорятъ совершенно посторонніе люди.
— Такъ что-жь? замтилъ Алонзо:— вдь это не мшаетъ разговаривающимъ слышать другъ друга.
— Конечно, продолжалъ пасторъ:— но я не знаю, пріятно ли, напримръ, жениху и невст, если ихъ нжныя изліянія подслушаетъ посторонній.
Алонзо вздрогнулъ.
— Да, сэръ, ваше изобртеніе неоцненно! воскликнулъ онъ:— продайте мн его за какую хотите цну.
Но инструментъ, сочиненный пасторомъ, не приходилъ изъ Цинцинати по неизвстной причин. Алонзо сгоралъ отъ нетерпнія. Мысль, что слова его Розанны, дышавшія такою любовью, были достояніемъ перваго встрчнаго, сводила его съ ума. Пасторъ приходилъ къ нему по нскольку разъ въ день и утшалъ увреніями, что вскор драгоцнный инструментъ будетъ полученъ.
Однажды изобртатель пришелъ къ Алонзо, когда его не было дома, и, постучавшись, вошелъ въ дверь, которая была не заперта. Лицо его сіяло торжествомъ и онъ прямо подбжалъ къ телефону. Нжные, отдаленные звуки любимаго романса Розанны раздавались въ комнат. Послушавъ нсколько минутъ, онъ произнесъ съ нетерпніемъ, искусно подражая голосу Алонзо:
— Голубушка?
— Что, Алонзо?
— Пожалуйста, не пойте боле этого стариннаго романса. Попробуйте, что-нибудь понове.
Въ эту минуту раздались поспшные шаги Алонзо, и пасторъ съ адской улыбкой на устахъ спрятался за тяжелыя, бархатныя занавси окна. Войдя въ комнату, Алонзо прямо бросился къ телефону.
— Милая Розанна, сказалъ онъ:— споемъ, что-нибудь вмст.
— Что-нибудь новенькое? спросила она съ горькимъ сарказмомъ.
— Да, если желаете.
— Нтъ, ужь пойте одни.
Этотъ рзкій отвтъ огорчилъ молодого человка.
— Розанна! вы сегодня не походите на себя.
— И вы не очень приличны сегодня, мистеръ Фитцъ-Кларенсъ!
— Мистеръ Фитцъ-Кларенсъ! Да что же я сказалъ неприличнаго?
— Неужели! значитъ я не хорошо разслышала и вы не просили меня не пть моего любимаго романса?
— Никогда я этого не просилъ.
— Позвольте вамъ замтить, что просили!
— Позвольте вамъ отвтить, что никогда не просилъ.
— Довольно, милостивый государь, вы опять меня оскорбили. Я никогда вамъ этого не прощу. Все кончено между нами.
Вслдъ за этимъ раздался плачъ, и Алонзо поспшно произнесъ:
— О, Розанна! откажитесь отъ вашихъ словъ. Увряю васъ. тутъ какая-нибудь ошибка. Я никогда не говорилъ ничего подобнаго. Какъ могли вы подумать, что я способенъ васъ оскорбить? Отвчайте, Розанна, отвчайте!
Отвта не было, и по удаляющимся звукамъ плача Алонзо понялъ, что молодая двушка отошла отъ телефона. Онъ глубоко вздохнулъ и выбжалъ изъ комнаты.
— Я отыщу матушку, думалъ онъ:— и она убдитъ, конечно, Розанну, что я не хотлъ ее оскорбить.
Черезъ минуту, пасторъ стоялъ у телефона, съ нетерпніемъ ожидая чего-то. Ему пришлось ждать не долго. Нжный, распивающійся голосъ произнесъ:
— Милый Алонзо, а виновата. Вы не могли меня такъ жестоко оскорбить. Это, врно, за васъ говорилъ кто-нибудь другой, искусно подражая вашему голосу.
Пасторъ отвчалъ голосомъ Алонзо:
— Вы сказали, что между нами все кончено. Быть по вашему. Я отвергаю съ презрніемъ ваше раскаянье.
И онъ вышелъ изъ комнаты, торжествуя свою побду.
Спустя четыре часа, Алонзо возвратился домой съ матерью, которую онъ нашелъ въ какомъ-то бдномъ семейств. Они оба тщетно произносили безсчетное число разъ: ‘Розанна’! Наконецъ, когда въ Сан-Франциско сло солнце, а въ Истпорт ночь наступила уже три съ половиною часа, они получили отвтъ, но не отъ молодой двушки, а отъ ттки Сюзанны.
— Я только-что вернулась домой. Подождите, я сейчасъ ее отыщу.
Прошло десять минутъ, и ттка Сюзанна произнесла тревожнымъ, испуганнымъ голосомъ:
— Она ухала. Она взяла съ собою вс свои вещи и сказала слугамъ, что похала къ другимъ знакомымъ. На ея стол я нашла слдующую записку: ‘Я ухала, не ищите меня, сердце мое разбито, мы никогда больше не увидимся. Скажите ему, что я буду всегда о немъ вспоминать, когда буду пть свой бдный, любимый романсъ, но забуду его оскорбительныя слова’. Что это значитъ, Алонзо? Что случилось?
Алонзо поблднлъ и похолодлъ, какъ мертвецъ. Мать поспшно отдернула занавсъ и открыла окно. Свжій воздухъ благодтельно подйствовалъ на Алонзо, и онъ разсказалъ матери все случившееся. Между тмъ, она подняла съ полу карточку, на которой красовалось: ‘Мистеръ Сидней Альджернонъ Бурлей, Сан-Франциско’.
— Подлецъ! воскликнулъ Алонзо и бросился на улицу съ цлью найти и уничтожитъ ложнаго пастора.
Эта карточка объясняла все, такъ какъ Розанна разсказала своему жениху обо всхъ своихъ поклонникахъ и, между прочихъ, отозвалась насмшливо о талант Бурлея подражать чужимъ голосамъ.
Впродолженіи слдующихъ двухъ мсяцевъ случилось многое. Розанна не возвратилась къ своей бабушк въ Портландъ, въ штат Орегонъ, а послала ей только копію съ записки, оставленной тетк Сюзанн. Гд была теперь бдная сиротка, если она только не умерла — оставалось непроницаемой тайной.
Но Алонзо не отказался отъ надежды ее отыскать. Онъ говорилъ себ: ‘Она будетъ пть въ грустную минуту свой любимый романсъ и я такимъ образомъ ее отмщу’. Съ этой цлью онъ взялъ переносный телефонъ, сак-вояжъ съ вещами и отправился странствовать по всмъ штатамъ. Часто, въ отдаленныхъ, пустынныхъ мстахъ, жители съ удивленіемъ видали въ это время, какъ блдный, исхудалый человкъ взлзалъ на телеграфный столбъ, приставлялъ къ проволок какой-то небольшой ящикъ и прикладывалъ къ нему ухо. Просидвъ около часу на столб, онъ слзалъ и уходилъ грустный, мрачный. Иногда его принимали за бшеннаго и даже стрляли по немъ. Но, несмотря на полученныя контузіи и пробитое пулями платье, онъ все сносилъ терпливо, повторяя: ‘Ахъ, еслибъ мн только услышатъ ея любимый романсъ!’
Наконецъ, черезъ мсяцъ и три недли, какіе-то гуманные люди схватили его и посадили въ съумасшедшій домъ въ Нью-Йорк. Онъ не жаловался, ибо въ немъ исчезла теперь всякая сила воли и всякая надежда. Директоръ дома умалишенныхъ сжалился надъ нимъ и, помстивъ его въ своей собственной квартир, съ большой любовью ухаживалъ за нимъ.
По истеченіи недли, больной уже былъ на ногахъ и вечеромъ, лежа на диван, прислушивался къ свисту холоднаго мартовскаго втра и шуму на улиц. Комната была теплая, свтлая, въ камин пылалъ веселый огонь, а на столахъ виднлись зажженныя лампы. Алонзо съ грустной улыбкой думалъ о своей странной судьб, которая привела его въ съумасшедшій домъ, благодаря несчастной любви. Вдругъ, до его слуха донеслись отдаленные, слабые, но неописанно нжные звуки. Кровь застыла въ его жилахъ. Онъ притаилъ вдыханіе и сталъ прислушиваться. Наконецъ, онъ воскликнулъ:
— Это — она! Это — она! о, божественные звуки!
Соскочивъ съ дивана, онъ подбжалъ къ окну и, нетерпливо оторвавъ занавсъ, нашелъ тамъ телефонъ. Онъ прильнулъ къ нему губами и произнесъ:
— Слава Богу! я васъ нашелъ, моя Розанна. Все объяснилось. Подлый Бурлей наговорилъ вамъ дерзостей, подражая моему голосу.
Прошло нсколько минутъ лихорадочнаго ожиданія, и потомъ нжный голосъ произнесъ:
— Повторите ваши драгоцнныя слова, Алонзо!
— Клянусь, что я говорю правду, Розанна. И я могу это доказать.
— О! Алонзо, не уходите отъ меня. Дайте мн сознавать, что вы со мною. Скажите, что мы боле не разстанемся. О! счастливая, блаженная минута!
— Мы всю жизнь будемъ праздновать эту несравненную минуту.
— Конечно, Алонзо.
— Шесть часовъ и четыре минуты вечера…
— Двнадцать часовъ и двадцать три минуты утра…
— О! Розанна, гд же вы?
— Въ Гонолулу, на Сандвичевыхъ Островахъ. А вы гд? Вы дома?
— Нтъ, я въ Нью-Йорк, больной, у доктора.
Алонзо услыхалъ слабый стонъ, который, пробжавъ пять тысячъ миль, естественно потерялъ свою силу.
— Успокойтесь. Я совершенно здоровъ съ тхъ поръ, какъ нашелъ васъ.
— Вы меня ужасно напугали, Алонзо.
— Назначьте день нашей свадьбы, Розанна.
Наступило молчаніе.
— Я красню, но отъ счастья, отвчалъ слабый, нжный голосокъ:— вы хотите поскорй.
— Да, да, сегодня, сейчасъ.
— Какой вы нетерпливый. У меня здсь только дядя, старый миссіонеръ, и его жена, а я желала бы, чтобъ ваша мать, и ваша ттка Сюзанна…
— Наша мать и наша ттка.
— Да, да, я желала бы, чтобъ наша мать и ттка присутствовали на нашей свадьб.
— Я бы тоже этого желалъ. Телеграфируйте ттк Сюзанн. Когда она можетъ пріхать къ вамъ?
— На восьмой день, то есть 31-го марта.
— Такъ назначьте, Розанна, 1-е апрля днемъ нашей свадьбы.
— Ни за что.
— Какое намъ дло до суеврныхъ глупостей, когда въ этотъ день мы будемъ счастливйшіе люди на свт.
— Ну, хорошо, пустъ будетъ 1-го апрля.
— А въ которомъ часу?
— Утромъ лучше. Хотите въ восемь часовъ?
— Всякій часъ, когда вы станете моей, будетъ блаженнйшимъ въ моей жизни.
Въ комнат раздался какой-то слабый, неопредленный звукъ, словно эхо отдаленнаго поцлуя. Потомъ Розанна сказала:
— Извините меня, милый Алонзо, мн надо кого-то принять по длу.
Молодая двушка выбжала изъ своей комнаты въ большую гостиную и остановилась у окна, изъ котораго открывался великолпный видъ. Налво вдали тянулась прелестная Нуанаская Долина, усянная тропическими цвтами, кокосовыми пальмами и апельсинными рощами, прямо противъ виднлся красивый городъ, а на горизонт искрились сдыя волны океана.
Розанна въ легкомъ бломъ плать обмахивала веромъ свое раскраснвшееся лицо. Черезъ минуту, въ дверяхъ показался мистеръ Сидней Альджернонъ Бурлей въ полотняномъ сьют. Онъ хотлъ поспшно подойти къ молодой двушк, но та его остановила.
— Я васъ жду, какъ общала, сказала она холодно:— я поврила всмъ вашимъ клятвамъ и согласилась назначить день нашей свадьбы. Она будетъ 1-го апрля въ восемь часовъ утра. Теперь вы можете идти.
— Цлый жизни будетъ мало…
— Ни слова. Я не хочу ни видть васъ, ни говорить съ вами до свадьбы. Не просите, а повинуйтесь.
Когда онъ ушелъ, она опустилась въ изнеможеніи на кресло.
— И подумать, что этотъ гнусный подлецъ могъ бы быть моимъ мужемъ! Я вдь дошла до того, что какъ будто начала любить. Онъ мн дорого заплатитъ за все это, коварный лжецъ!
2-го апрля въ газет ‘Встникъ Гонолулу’ было напечатано: ‘Сегодня утромъ, въ восемь часовъ, въ этомъ город обвнчаны по телефону мистеръ Алонзо Фитцъ-Кларенсъ изъ Истпорта, въ американскомъ штат Мэнъ, и миссъ Розанна Этльтонъ изъ Портланда, въ штат Орегонъ. Церковный обрядъ совершали пасторъ Гэвзъ изъ Гонолулу и пасторъ Дэвисъ изъ Нью-Йорка. Присутствовали: другъ невсты, мистриссъ Сюзанна Голандъ изъ Сан-Франциско, и мистеръ Сидней Альджернонъ Бурлей изъ того же города, который, однако, не остался до конца службы. Посл церемоніи молодая и ея друзья отправились въ новобрачное путешествіе на прекрасной яхт капитана Готорна къ островамъ Гамакала и Лагана’.
Въ тотъ же день въ нью-йоркскихъ газетахъ было напечатано: ‘Вчера, въ половин втораго, обвнчаны по телефону мистеръ Алонзо Фитцъ-Кларенсъ изъ Истпорта, въ штат Менъ, и миссъ Розанна Этльтонъ изъ Портланда, въ штат Орегонъ. Церемонію совершали: пасторъ Дэвисъ изъ здшняго города и пасторъ Гэвзъ изъ Гонолулу. Присутствовали родственники и друзья жениха. Посл церковнаго обряда былъ роскошный завтракъ, а потомъ вс предприняли брачное путешествіе въ акваріумъ, такъ какъ, по слабому здоровью молодого, нельзя было предпринять дальнйшей поздки’.
Вечеромъ, въ этотъ памятный день мистеръ и мистриссъ Фитцъ-Кларенсъ нжно бесдовали объ ихъ брачныхъ путешествіяхъ. Вдругъ молодая воскликнула.
— О! Алонзо, я забыла теб сказать, что исполнила свое намреніе.
— Какое?
— Я сдлала ему славное 1-е апрля. Онъ явился въ черномъ фрак, несмотря на нестерпимую духоту, и былъ вполн увренъ, что будетъ внчаться со мною. Еслибъ ты только видлъ его лицо, когда я объяснила ему, въ чемъ дло. Я много перенесла горя изъ-за него, но тутъ мн стало жаль бднягу, и я просила его остаться на свадьб, увряя, что все ему простила. Но, онъ не хотлъ и объявилъ, что жестоко отомститъ намъ обоимъ. Но вдь онъ не можетъ помшать нашему счастью, Алонзо?
— Никогда, Розанна.
Ттка Сюзанна благополучно привезла молодую съ Сандичевыхъ Острововъ въ Нью-Йоркъ, гд произошло первое свиданіе между пламенно любящими супругами.