Ольга Владимировна Розанова
Ольга Владимировна Розанова
Супрематизм и критика
Супрематизм и критика
——————————————————————————————————
Супрематизм и критика, Розанова Ольга Владимировна, Год: 1918
Время на прочтение: 2 минут(ы)
Бездарный художник сидит и выдумывает, как бы ухитриться написать картину, какие бы формы взять, чтобы не показаться устарелым или новизной критиков не раздражить: они этого не любят.
И псевдотворческий путь бездарности чертит осторожную кривую…
Осторожность — самый типичный признак бездарности. Ее лакейское клеймо. А критики смотрят — не нарадуются: ‘Вот, говорят, — культурный художник!’
Творчество — величайший акт презрения ко всему, что извне и изнутри нас, к очевидности, и величайший акт внимания к тому, что намечается, грядет.
Творит только тот, кто предчувствует себя новым, не похожим ни на что.
Чтобы дать гениальное, нужны наличность величайшей остроты сознания реального и исключительная сила воли для того, чтобы, отрекаясь от прошлого, не смешать его ложного, одряхлевшего образа с возникающим новым.
Гениальное — удельный вес того, что есть подлинная жизненность.
Критика больше всего боится того, что ‘ни на что не похоже’.
Она оперирует старым материалом, сидя в покойном кресле с высокой спинкой.
Самое большое удовлетворение в творчестве — быть ни на что не похожим.
Самое острое состояние — возмущение изжитым.
Меняется не только техника, меняется эстетическая психология в целом, но критики этого сразу никогда не замечают. Они путаются в деталях различий и аналогий, прилаживая новое к старому, никак не могут получить ничего целого.
‘Если бы такой-то да поучился немного у другого, да заимствовал кое-что у третьего, из него бы толк вышел!’ Вышел бы ‘культурный’ художник!
Но бывает безвыходное положение у критиков, когда им приходится, делая умное лицо, говорить или писать о том, в ни черта не понимают.
О футуризме болтать можно.
Последняя точка над i, разлом старого мира, но еще не выход из его рамок.
Правда, целого человека в картине не найдешь, но можно обрести какую-нибудь из конечностей и на ней отвести душу.
Попробуйте-ка с супрематизмом! Ни руки, ни ноги! Квадрат в пространстве!
Без указания на его отношение к законам тяготения!
И для чего это понадобилось писать такие вещи?! Таких вещей ни за границей, ни у Сергея Ивановича Щукина.
Такие вещи ни на что не похожи!
И критики важно и авторитетно заявляют, что это-де не совсем искусство. Это — ‘лабораторные опыты’.
Но полной уверенности в своих словах у них уже нет — чувствуют победу за новым искусством, да и публика стала как будто не та: начинает больше верить художникам.
Обругаешь, да, не ровен час, придется взять свои слова обратно.
Критика только этим, собственно говоря, и занималась.
Прокуратура, а не критика.
Были ли такие случаи, чтобы наши критики сразу оценили и поддержали выдающееся и самобытное дарование или направление в нашем искусстве?
Заморское им импонирует.
И стыдно смотреть на это отсутствие такта и самоуважения, с которым они забегают перед Западом и оплевывают или умалчивают обо всем том самобытном, чем ценно наше родное искусство.
Товарищи критики, хорошо бы вам быть самим на себя непохожими!!!
Впервые: ‘Анархия’, 1918, No 86. Источник: Гурьянова Н. А. Ольга Розанова и ранний русский авангард. — М.: Гилея, 2002. — С. 204—205.