Судьбы земщины и выборного начала на Руси, Беляев Иван Дмитриевич, Год: 1866

История
Время на прочтение: 159 минут(ы)
Скачать в PDF

И. Д. Беляев

Судьбы земщины и выборного начала на Руси

ПРЕДИСЛОВИЕ

В 1864 году великая княгиня Елена Павловна выразила желание Юрию Федоровичу Самарину, чтобы было написано исследование о начатках представительных учреждений в России. Исполняя волю великой княгини, Юрий Федорович составил программу такого исследования и посоветовал поручить работу проф. Императорского Московского университета Ивану Дмитриевичу Беляеву.
Программа сохранилась в двух видах: в русском первоначальном наброске и во французском переводе, сделанном Юрием Федоровичем вероятно для представления на одобрение великой княгини. Вот русский текст программы:
‘Задача исследования: показать — какое участие, в различные эпохи нашей истории, принимал русский народ в действиях правившей им власти, кто именно этим участием пользовался (весь ли народ или некоторые сословия), при каких обстоятельствах это участие возникало, расширялось или стеснялось, в чем оно обнаруживалось и какие имело последствия.
I. Древнейшая эпоха до смерти Ярослава I. Основные элементы русского общества в IX — XI веках: 1) князь, 2) его дружина — зародыш будущего служилого сословия, 3) земство.
II. Эпоха уделов до Московского единодержавия. 1) Князья, 2) их дружины, 3) земство: веча городовые и областные, выборные от земства. Троякое участие земства и его представителей в политических делах: совещательное участие по призыву самого князя, участие оппозиционное, как силы по временам сдерживавшей и ограничивавшей князя, участие учредительное в смутные времена и в случаях временного упразднения княжеской власти: призвание и удаление удельных князей, участие в их междоусобных войнах и т.д. Подробнее об отношениях князей к Новгороду и Пскову.
III. Эпоха царей московских до Петра I. 1) Царь, 2)служилое сословие и духовенство, 3) земство. Падение местных, областных земских учреждений и образование представительных учреждений государственных: земские Думы. Краткая история земских Дум. Двоякое участие земских Дум в делах государственных: совещательное, по призыву царя, в делах законодательства, войны и мира и т.д. и учредительное для восстановления верховной власти, когда она ослабевала или исчезала (избрания царей и народное движение 1612 года). Каким порядком созывались земские Думы? Каков был состав земских Дум? Влияние крепостного права. Способ представительства: по сословиям, по областям. Порядок совещания.
IV. Эпоха позднейшая от Петра!. Влияние Петровской реформы на развитие наших представительных учреждений. Невозможность всенародного представительства вследствие крепостного права и внесенного в русское общество раздвоения. Бесплодное стремление аристократии к обособлению себя и к ограничению в своих интересах верховной власти (неудавшаяся попытка олигархической конституции при Анне Иоанновне). Другая, одинаково бесплодная попытка императрицы Екатерины II привлечь всю землю к участию в законодательстве. Уцелевший остаток представительных учреждений в мирском устройстве нашего сельского сословия’.
В этом виде программа была одобрена великой княгиней, И.Д. Беляев согласился ее исполнить приблизительно в течение одного года. Но в назначенный срок, в 1865 году, работа не могла быть окончена вследствие того, что Ивану Дмитриевичу приходилось в это время писать и защищать докторскую диссертацию. Только в начале 1866 года он передал свою работу Ю.Ф. Самарину, который должен был ее пересмотреть и частью переделать, последнее, однако, не пришлось исполнить и исследование И.Д. Беляева осталось ненапечатанным. Оно сохранялось в бумагах Ю.Ф. Самарина, а в настоящее время передано Д.Ф. Самариным в собственность Императорского Общества Истории и Древностей Российских при Московском университете.
Ввиду того что оно доселе не было напечатано (см. список всех работ Ив. Д. Беляева, составленный П.Н. Мрочек-Дроздовским и напечатанный во II книге Чтений сего Общества за 1905 г.) и является особым произведением И.Д. Беляева сравнительно с работой его: ‘Земские соборы на Руси’ (речь, читанная 12 января 1867 г. на торжественном акте Императорского Московского университета, напечатана в Московских Университетских Известиях 1866 — 1867 гг. No 4, с. 241 — 306), заключающей в себе только несколько незначительных сходных мест, — эта работа И.Д. Беляева и выпускается ныне в свет.
Рукопись, по которой она издается, — беловой список, в лист, на 130 листах, с полями в половину страницы. Он был просмотрен самим И.Д. Беляевым, который местами исправляет описки писца (пиша по подчищенному) и вписывает пропущенные слова (‘принадлежало’, ‘от’, ‘мне’, ‘вновь’, ‘присылают же’, ‘городскими повинностями и таким образом передал управление’), им самим написаны последние заключительные слова: ‘Теперь череда Обществу правильно исполнить свои обязанности. Ив. Беляев.’.

СЛАВЯНЕ НА РУСИ ДО 862 г.

Славянские племена, заселявшие Русскую землю, по свидетельству древнейших исторических памятников, искони, или как только дошла до них память, жили в общинном быте, другой формы быта у Русских Славян памятники не представляют, за исключением только одних Полян, поселившихся по правому берегу Днепра, в среднем его течении, о которых первый русский летописец Нестор говорит: ‘Поляне живяху кождо с родом своим и на своих местех, владеюще кождо родом своим’. Но и у Полян родовой быт с течением времени утратился и еще в доисторической древности (для этого края) образовалась община, и представителем целого племени был уже не родоначальник, или старейшина, а старший в племени город Киев, первая Полянская община на Днепре.
Славяне, по свидетельству Нестора, пришельцы со старого Дуная, при занятии Русской земли держались порядка чисто колониального, мирного, о завоеваниях Славян в здешнем краю нет никаких известий, а самое устройство общественного быта Славян на Руси ясно говорит, что здесь завоеваний не было и вся земля занята мирно, посредством постепенного распространения Славянских поселений, частию в местах совершенно пустующих, никем не занятых, и частию в местах, в которых хотя и были поселения туземных племен Латышских и Финских по непроходимым лесам и болотам, но где поселения туземцев были очень редки, а пустующей земли очень много, так что туземцы в первоначальное время долго не могли и заметить Славянских поселений в их краю, а когда и замечали, то по многоземельности и редкости собственного населения не находили нужным воевать из-за земли со Славянами, ежели Славяне сами не подвигались к их селениям, а Славянам, первоначально слабым и немногочисленным, по обширности земли не было надобности теснить старожилов туземцев. Таким образом во всем краю не было надобности в войнах и завоеваниях, Славяне мирно, не спеша, но постоянно подвигались в глубину пустынь и лесов, по мере того как требовало развитие их промыслов, будучи немногочисленными пришельцами в занимаемой земле, они подвигались осторожно и осмотрительно, старались наперед занимать места на путях сообщения, по рекам и озерам (на что указывают все древние славянские города в Русской земле), занявши какое-нибудь место, они прежде всего строили город и укрепляли его на случай нападения туземцев, и всею массою, занявшею какую-либо местность, держались в городе не рассыпаясь, чтобы постоянно быть сильнее рассыпанных туземцев, и из города выходили на свои промыслы, расчищали и выжигали окрестные леса себе под пашню, и что расчистили, считали своим, белым, обеленным, а что еще не успели расчистить и обработать, называли диким, никому не принадлежащим, никем не присвоенным. Отсюда на всем пространстве Русской Истории по памятникам мы постоянно встречаем названия: дикое поле, дикий лес в противоположность названиям — моя земля, мой лес, или земля такого-то. Отсюда в древней Руси выработался юридический термин для определения границ поземельного владения: ‘А наша земля, что к нашим деревням из старины по-тягло, куда из наших деревень плуг и топор, коса и соха ходили’.
Город, построенный Славянами, сколько был крепостью, столько же или ее больше центром их поселения в занятой земле, главным гнездом того племени, которое выстроило город, из города они ходили по рекам и лесам для рыболовства и звероловства, и для расчистки и обработки полей под пашню, как прямо говорит княгиня Ольга Коростенцам: ‘А все города ваши предались, и обязались платить дань, и возделывают нивы свои и земли свои’. По мере того как жители какого-либо города подвигались для своих земледельческих промыслов в глубь страны и отдалялись от своего города, они сперва строили себе поселки на время летних работ, чтобы не тратить дорогого летнего времени на проход от своего городского жилища до отдаленной нивы (как это и теперь делают русские крестьяне в многолесных и пустынных уездах Пермской губернии и в Сибири), потом мало-помалу летние временные поселки обращались в постоянные села и деревни, как выселки из города, но выселенцы, проживая в деревнях, не переставали быть членами городской общины и, следовательно, судом и управою и данью тянули к городу. Когда же села и деревни, по мере занятия дикой земли, слишком далеко отодвигались от города, так что и городу становилось неудобным подавать им помощь в случае нужды, да и жителям сел и деревень делалось затруднительным постоянное сношение с городом, — то из старого города выводилась колония, которая на границе с дикою землею, на удобном месте, строила новый город, или пригород. Пригородом к старому городу как его колония, выселок, находился в таких же отношениях, как и другие выселки, и земля, принадлежащая к пригороду, так же как селам и деревням, считалась землею старого города, но пригород в то же время делался центром и опорною точкою для окружных селений и деревень, которые тянули к нему судом и управою. От пригорода впоследствии, по мере поступления племени в глубь страны, выводилась также колония и строила новый пригород, тянущий к прежнему пригороду. И мало-помалу с течением времени и с развитием славянских поселений вся Русская земля гуще или реже покрылась сетью городов, так что от северо-западных своих соседей, Скандинавов, получила название страны городов — Gardarikia.
Но все новые города, или пригороды, сколько бы их ни было и как бы далеко они ни выдвинулись в глубь страны в разные стороны как колонии, выселки из старого города, находились в подчинении и зависимости от него, получали от него приказания и правителей, платили ему дань, и так тесно были связаны с ним, что все их земли признавались землею старого города. Так, например, пространнейшие Новгородские владения, заключавшие в себе множество сильных и богатых городов, бывших пригородами, или колониями Новгорода, назывались Новгородскою землею. Или многочисленные города и села, составлявшие колонии Полотска и рассыпанные в Литовском краю, составляли одну Полотскую землю. Или все земли Киевских пригородов носили название Киевской земли и действительно составляли Киевскую землю, принадлежали Киеву и назывались Киевскою волостью или властью.
Отношение пригородов к своим старым городам по всей Русской земле без исключения летописец выражает следующими, самыми меткими и наглядными словами: ‘Новгородци бо изначала, и Смольняне, и Кияне, и Полочане, и вся власти (волости, страны) якоже на думу на веча сходятся, на чтоже старейшие сдумают, на том же пригороды станут’ (Лавр, лет., с. 160). Это свидетельство летописи ясно и прямо говорит, что вся Русская земля, занятая Славянами, из начала разделялась на власти, или волости, страны принадлежащие тому или другому Славянскому племени, и в каждой стране был свой старший город, к которому тянули все пригороды той страны, и вся страна управлялась вечем, народным собранием старого города, как распорядится вече старого города, так и должны поступать все его пригороды. В вече, в народном собрании, заключалась верховная власть над страною, несмотря на то, управлялась ли страна племенным князем в монархической форме, как например в Земле Древлянской, или выборными начальниками, назначенными вечем, в чисто-республиканской форме, как например в Новгороде Великом. Форма правления, какая бы она ни была, по свидетельству летописей, не уничтожала верховной власти веча.
Относительно старожилов, туземцев не Славянского племени, между которыми поселились на Руси Славяне, пришедшие с Дуная, они держались везде одного порядка, чтобы с старожильцами состоять в мирных сношениях, по мере возможности сближаться с ними, вести с ними торговлю, на которую постоянно рассчитывали пришельцы Славяне, и считать их равноправными с собою, ежели бы туземцы вздумали войти с ними в союз, но ежели бы туземцы задумали теснить их, то отражать силу силою. Держась такового порядка, Славяне на севере, северо-востоке и северо-западе Русской земли, где им приходилось именно селиться между старожильцами, мало-помалу достигли того, что уже в начале IX века, а, может быть, еще и в VIII веке, весь этот край представлял громаднейший союз Славянских, Финских и Латышских племен, в котором и Финн, и Латыш, и Славянин были решительно равноправными и отличались друг от друга только племенным происхождением, языком и, вероятно, религией. Но как во всем этом краю города были чисто Славянские и тянули или к Полотску, или к Новгороду, или к Смоленску, то и тип всему этому краю был сообщен более или менее Славянский, ибо туземцы, вступая в союз с Славянами, с тем вместе принимали и Славянскую цивилизацию, как сравнительно высшую перед их цивилизацией, тянули к Славянским городам, построенным в их земле, заодно и в одинаковой мере с самими Славянами и принимали одинаковое с Славянами участие в судьбах их земли, одинаковый со Славянами имели голос на вече и пользовались точно теми же правами при выборе в разные общественные должности, как и Славяне, за ними же оставалась и вся прежняя земля, только уже со значением Славянской земли, а не Финской или Латышской. И таковой порядок соблюдался не только в первые времена Славянского поселения на Русской земле, но и в продолжение всей древней Русской истории. Например, в Новгородской земле до самого падения Новгорода, или до конца XV века, Финские племена Води, Ижоры, Корелы и другие, хотя и удерживали свое племенное отличие, тем не менее уже давно были соединены с Новгородом, приняли его цивилизацию и считались членами Новгородского общества наравне со Славянами. Или в земле Полотской разные Литовские племена, несмотря на то, что удерживали свое племенное отличие, язык, религию и даже своих племенных князей, тем не менее давно уже состояли в союзе с Полочанами и были членами Полотского общества. И когда вследствие разных исторических обстоятельств Полотск пал, то Литва, заступивши место Полочан, явилась в качестве Полочан же, с Полотской цивилизацией, с Полотскими законами и даже с Полотским или Белорусским официальным языком в делах общественного управления и в сношениях с соседями. Так что вся перемена состояла только в перемене столицы и княжеской династии, т.е. место Полотска заступил Полотский пригород Вильна, и вместо потомства Изяслава Владимировича стали княжить сперва дом Миндовга, и по прекращении его — дом Гедимина племенных Литовских князей.
Славяне на Руси держались обычая принимать к себе в общество на равных с собою правах не только старожильцев-туземцев, между которыми они поселились, но даже иноплеменников-пришельцев, которым дозволяли жить на своей земле. Так, например, кочевые Торки, Берендеи и частию Печенеги, допущенные Киевлянами поселиться на Киевской земле по Руси, пользовались одинакими правами с Киевскими Славянами и вместе с Киевлянами принимали участие в выборе князей на Киевский престол и в защите Киевской земли, так что князь, желавший занять Киевский престол, должен был искать расположения к себе как у Киевлян, так и у полукочевых жителей Поросья: или у Торков, Берендеев и Печенегов. Точно так же и Черниговцы в XII столетии на подобных же правах дозволили построить на Черниговской земле города Хозарам, Печенегам и некоторым коленам Половцев. На таковых же условиях Москвичи в XV столетии дозволяли селиться по Оке Татарам, даже не препятствуя им управляться своими князьями или ханами, например в Касимове.
Вообще Славяне на Руси никогда и ничем не заявляли желания изолировать свое племя от других племен, живших на той же земле, а напротив, постоянно старались сближаться с ними и сообщать им свою цивилизацию, но не насилием, а единственно сопоставлением своей высшей цивилизации и общественного развития с низшей цивилизацией туземцев или полудиких пришельцев. Отсюда славянские города и пригороды, рассыпанные в лесах и пустынях Латышского и Финского племен, имели двоякое историческое значение: они, с одной стороны, служили центрами и точками опоры Славянским колониям, а с другой стороны, несли миссию сообщения полудиким иноплеменникам Славянской цивилизации и просвещения и даже полного претворения их в Славян, как это, например, было в землях Мери, веси и Муромы, где Новгородские колонии со своими городами Ростовом, Белым озером, Суздалем и Муромом имели такой громадный успех, что на всем этом обширном пространстве Финских земель мало-помалу не осталось других следов пребывания здесь Финнов, кроме некоторых урочищ с Финскими названиями, некоторых Финских поверий по местам в простонародье, некоторых едва заметных физиологических признаков в типе лица в иных немногих местностях и нескольких отрывочных Финских ловах, проскакивающих в речи простонародья по иным деревням, впрочем уже принявших славянские формы. Во всех же прочих отношениях тот издревле Финский край и его коренные жители решительно ославянились, приняли весь строй жизни Новгородских Славян и даже утратили всякую память о своем Финском происхождении, так что еще в XII столетии со своим князем Юрием Долгоруким и его детьми явились на Юг, в Приднепровье, как чистые представители Северо-восточного славянства.
Город, будучи гнездом Славянской цивилизации, точкой опоры славянства на Руси, хранилищем и вместе образцом и распространителем общественного строя жизни Русских Славян, естественно сообщал свой характер всей подчиненной ему стране, так что пригороды были сколками, подобиями старого города, а селения подобиями пригородов относительно общественного строя жизни. Как город был общиною, или союзом общин, управлявшихся своим вечем, так и пригород был общиною, или союзом общин, и он также управлялся своим вечем, хотя находился в подчинении вечу старого города, точно так же и селение, или несколько селений, соединенных между собою общими интересами, составляли общину и управлялись своим вечем, или сходкою, в то же время состоя в подчинении вечу своего города, на земле которого находились. Мало этого, городской общинный строй жизни у Русских Славян проник даже в семейство, так что славянское на Руси семейство было столько же родовым, кровным, сколько и общинным союзом, в котором все взрослые члены семейства имели свой голос в семейной думе и представителем которого был не отец, или родоначальник, а хозяин. Конечно, ежели отец семейства был жив и чувствовал себя в силах, то он же был и хозяином, представителем семейства, но как скоро отец умирал, или отказывался от хозяйства по старости или нездоровью, то семейная дума выбирала в хозяева и представителя семейства способнейшего, хотя бы и не старшего по родству, как это и теперь делается в крестьянских семействах на Руси. Но и не в этом одном заметно сходство с общиною в славянской семье на Руси, а и в том, что семья, точно так же как и община, принимает в себя пришельцев, или приемышей, вовсе не родню, и дает им право членов семейства наравне с родными, и смотря по способностям выбирает их даже в хозяева или представители семейства.
При таковом внутреннем, более или менее одинаковом устройстве общественной жизни на всех степенях общества, начиная от старшего города до семьи, Славяне на Руси в древности представляли несколько самостоятельных независимых миров, из коих каждый составлял отдельное племя, или отрасль племени. Миры сии, одни, как на юго-западе, не имели никакой связи друг с другом, — каковы: Волынь, земля Полян, земля Древлян и земля Северян, а другие, наоборот, состояли в некотором более или менее слабом союзе друг с другом, таковы: Новгородцы, Кривичи и Полочане, ибо Кривичи и Полочане еще помнили, что они когда-то были выселенцами из Новгорода, и иногда подчинялись Новгородскому влиянию. Каждый из сих миров управлялся сам собою по общему у всех на Руси миров порядку, — или вечем и князем с лучшими мужами, держащими землю, или вечем и лучшими мужами, носившими название старейшин, или владельцев, или бояр, т.е. больших людей в противоположность меньшим или молодшим людям, как выражались на старом официальном языке. Миры сии разделялись на большие — состоявшие из целого племени, средние — обнимавшие жителей одного города с его областью, и меньшие — состоявшие из одной городской или сельской общины. Большим миром, по приведенному выше свидетельству ‘на чем старшие сдумают, на том и пригороды станут’, подчинялись средние миры, а средним меньшие, так что каждый мир подчинялся вечу того мира, к которому он тянул по земле и воде, или иначе — на земле которого он стоял. При таковом порядке вече каждого мира составлялось только из членов этого мира или общины и не было надобности в приглашении депутатов из подчиненных ему миров или общин. Так вече старшего города состояло только из граждан самого старшего города, вече пригорода — из граждан пригорода, вече сельской общины — только из членов этой общины.
Право на участие в вече принадлежало всем членам общины, но только членам домохозяевам, имевшим или свою собственную землю, или владевшим определенною долею общинной земли, а отнюдь не всем жителям данной местности и не состоящим в числе членов общины, не состоящих в числе членов община не знала, и как они не отвечали перед общиной, так и община не допускала их к своим делам. Таковы были младшие члены семейства, отвечающие перед представителем семейства, работники, отвечающие перед своим хозяином, вольные люди, бродящие из одной общины в другую для временных работ, ни перед кем не отвечающие и потому не пользующиеся никакими правами, кроме права личной свободы и права на работу. А потому для участия в вече не было надобности ни в каких выборах, все члены общины, как тогда говорилось и большие и меньшие, были с тем вместе и членами веча, и как члены имели одинаковый голос. Здесь не было уже различия между богатым и бедным, кто признан членом общины и отвечает перед общиною, тянет тягло, тот с тем вместе имеет право судить о делах общины и, следовательно, подавать свой голос на вече. Община не примет в свои члены негодного человека, а ежели бы таковой и нашелся, то община исключит его из своих членов. Таковой порядок и до сей поры соблюдается у Русских крестьян. Присутствие на вече и подача голоса были предоставлены на волю члена общины, он по своему усмотрению мог присутствовать на вече, мог и не присутствовать, подавать голос и не подавать, но каждый присутствовавший и не присутствовавший должен повиноваться приговору, состоявшемуся на вече, и не присутствовавший не мог отговариваться своим отсутствием.
Выборы при древнем устройстве русских общин требовались только при назначении в разные общественные должности, правителей, старост, судей и проч. Лица, занимающие сии должности, как исполнители воли веча, или воли народной, непременно должны были пользоваться доверием народа, а посему непременно должны быть выборными, избранными от народа. Выборы сии производились местным вечем, в городе — городским, в улице уличанским, в селе — сельчанским. Сколько можно судить по немногим указаниям дошедших до нас памятников, выбор в общественные должности в больших и средних мирах преимущественно и даже исключительно падал на больших людей, на лучших, богатейших и сильнейших, каковыми по тогдашнему взгляду на вещи считались землевладельцы, держащие землю, т.е. владеющие землею на правах частного собственника, а не на правах члена общины. Так что мало-помалу управление общественными делами в больших и средних мирах перешло в руки больших людей, которые под именем бояр постоянно заведывали отправлением общественных должностей. Впрочем, таковое постоянное заведывание общественными должностями нисколько не было привилегией или наследственным правом оольших людей, а напротив, выражало только или общее доверие к большим людям, или боярам, или их сильное влияние на вече, ибо все общественные должности не преставали быть выборными и никто не мог занять ни одной из них без выбора веча, и притом вече всегда имело право отнять должность у того лица, которое не оправдывало выбора, и заменить его другим выборным, ибо отличительною чертою выборов на Руси было то, что они не были срочными, каждый выбирался в должность не на определенный срок, а до тех пор, пока будет угоден вечу, т.е. пока будет своею службою оправдывать доверие общества, давшего ему свой выбор, или пока сам выборный не откажется от службы.
Сколько времени Славяне на Руси жили при таковом общественном устройстве, мы не знаем, только под 862 годом христианского летоисчисления наш древнейший летописец Нестор говорит, что в сильнейшем и обширнейшем Славянском миру на Руси — у Новгородцев, принявших в свое общество и Полочан и Кривичей и разные Финские племена, между которыми они жили, начались страшные междоусобия, восстало племя на племя, начали воевать друг с другом и дошли до того, что их громадный союз готов был распасться. Тогда Новгородцы, как старшие в союзе, созвали общее вече, на которое пригласили и Финнов и Кривичей, состоявших в общем союзе, и на этом вече, как есть предание, по совету старейшины Гостомысла, порешили искать себе князя, который бы владел ими и судил по праву, разбирал и прекращал их общинные распри. И на этом же вече все члены Новгородского мира — Новгородцы, Кривичи, Полочане и разные племена Финнов согласились между собою искать князей в земле Варяжской, или в Скандинавии, с которою Новгородский мир был в близких мирных и военных сношениях и которая по устройству своему близко подходила к устройству Новгородскому и разделялась так же на несколько самостоятельных миров, управлявшихся народными собраниями и племенными князьями. Посольство Новгородцев, Финнов и Кривичей отправилось за море в Скандинавию и пришло в землю одного из тамошних племен, называвшегося Русью, и предложило тамошним князьям, братьям Рюрику, Синеусу и Трувору княжить в Новгородской земле, говоря: ‘Земля наша велика и обильна, а наряда (управы) в ней нет, идите к нам княжить и владеть нами’. Князья приняли предложение и, согласившись в условиях, на которых должны были княжить, отправились со всем своим племенем в Новгородскую землю. С их прибытием начинается новая жизнь не только для Новгородской земли, но и для всех Славянских племен, для всех Славянских миров на Русской земле.

НОВОЕ УСТРОЙСТВО СЛАВЯН НА РУСИ С ПРИБЫТИЕМ ВАРЯГО-РУССКИХ КНЯЗЕЙ

Новгородский мир, приглашая Варяжских князей, естественно желал сохранить неприкосновенными все свои старые порядки, и имел в виду при помощи приглашенной княжеской власти только прекратить междоусобия и сохранить свой союз или мир от распадения. С этой целью он не впустил приглашенных князей в самый Новгород, гнездо славянства и главного народного веча, выражавшего верховную власть народа, а дал князьям в непосредственное управление несколько пригородов, где и дозволил жить им и их дружинникам. Но таковой порядок держался не долго, через два года по приглашении Синеус и Трувор умерли, и Рюрик, заняв их города своими дружинниками, сам из Ладоги, которая была ему уступлена Новгородским вечем, по Волхову передвинулся к Новгороду и построил себе новый город против старого Новгорода, и стал раздавать своим мужам разные города, вероятно уступленные вечем по новому договору.
Впрочем, успехи развития княжеской власти в Новгороде при Рюрике, по всему вероятию, были незначительны, он не мог занять самого Новгорода и потеснить власть народного веча, так что по смерти Рюрика его преемник Олег, не проживши в Новгородской земле и четырех лет, с дружиною и со всем княжеским домом отправился на юг и шедши по Днепру по добровольному согласию жителей занял Смоленск, Любечь и Киев, старший город Полян. В Киеве Олег остановился, назвал его матерью городов Русских и остался навсегда жить там со всем княжеским домом и дружиною, в которой кроме Варягов — Руси было много добровольно присоединившейся вольницы из Новгородцев, Кривичей, Чуди, Мери и Веси. Утвердившись в Киеве и во всей тамошней стране, хотя и с согласия народа, Олег сделался более самостоятельным князем, вышел из-под зависимости Новгородского веча, и вступил с Новгородцами в новый договор, по которому Новгородцы должны были уступить ему и его преемникам все пригороды, уступленные Рюрику, кроме Ладоги, а с прочих Новгородских владений обязались платить определенную дань и, сверх того, каждогодно присылать в Киев по 300 гривен для свободной торговли по Днепру. Князь же за это обязался держать в Новгороде своего посадника, или наместника, с отрядом дружины под названием гридей, чтобы творить суд и управу между Новгородцами.
Таким образом форма правления в Славянских мирах на Руси получила три типа: первый тип в Новгороде по договору с Олегом, с возможно большим удержанием старых прежних форм правления, в котором верховная власть принадлежала вечу, второй тип Киевский или поднепровский, где Олег принят был добровольно с условиями, ограничивающими княжескую власть, хотя и не столь стеснительными, как в Новгороде, и наконец третий тип в Славянских землях, еще не признававших власть Русского или Киевского князя, где продолжали держаться старые порядки с вечем и племенными князьями, где таковые были. Но этот последний тип, по мере подчинения Славянских племен на Руси Киевским князьям, постепенно уничтожался, и ко времени Ярослава Великого, т.е. через 150 лет от прибытия Рюрика, окончательно уничтожился, и остались только два типа правления: Новгородский в Новгородской земле и Киевский во всех других владениях Руси, или как тогда уже называлось, в Русской земле. Сии два типа, в сущности, не во многом разнились между собою, но тем не менее никогда не сливались друг с другом, и Новгородский тип постоянно считался крайне стеснительным для князей, так что хотя все князья охотились владеть Новгородом, но ни один князь не хотел оставаться в Новгороде навсегда с тем, чтобы отказаться от каких-либо отчинных владений в Русской земле.

ОБЩЕСТВЕННОЕ УСТРОЙСТВО В НОВГОРОДЕ ВЕЛИКОМ

Новгородский тип правления постоянно отличался самым широким применением выборного начала в управлении Новгородским миром, так что в Новгородском обществе не допускалось иной власти, кроме выборной, все власти, начиная от князя и владыки (епископа) и оканчивая каким-нибудь старостою, были непременно выборные. Выборы в Новгороде были крайне разнообразны, тем не менее их можно подвести к двум главным категориям: выборы общие и выборы местные или частные.
Выборы общие производились только в самом Новгороде на вече — на Ярославле дворе или иногда у церкви Св. Софии, на этих выборах имели право участвовать и подавать голос все члены Новгородских общин, или, как писалось в официальных бумагах, весь господин Великий Новгород, все большие и меньшие, но разумеется, одни только члены общин, домохозяева, а не всякий сброд (бездомники). Были также случаи, когда приглашались на сии выборы и представители пригородов, но это было только очень редким исключением, по общему же правилу — ‘на чем старшие сдумают, на том и пригороды станут’ — для общих выборов достаточно было только граждан самого господина Великого Новгорода. Выборы сии, разумеется, правильные, а не во время народных смятений, производились под надзором посадника, тысяцкого, пятиконецких и уличанских старост, каждая улица шла на вече и занимала место при своем уличанском старосте, все улицы размещались по концам под надзором своих кончанских старост, а посадник и тысяцкий были общими руководителями всего веча. На вече все члены сидели на особо приготовленных местах, называвшихся степенями, и посадник с тысяцким занимали самую высшую степень.
На общих выборах избирались все власти на всю Новгородскую землю, таковы: князь, владыка, посадник, тысяцкий, сотские, вечные или вечевые дьяки, подвойские и бирючи. За исключением князя и владыки, все остальные здесь исчисленные народные власти избирались непременно из знаменитейших боярских фамилий, ибо должности сии пользовались большим уважением и имели громадное значение в Новгородском обществе, как должности, простиравшие свою власть на всю Новгородскую землю. На все сии должности, начиная от князя до бирюча, не полагалось никаких сроков, избранный на каждую из сих должностей занимал ее до тех пор, пока он был угоден народу, иные занимали сии должности по нескольку лет и даже умирали на должности, как это большею частию случалось с архиепископами, а других, напротив, вече сменяло через несколько месяцев после избрания, вообще каждый занимал данную ему должность до тех пор, пока угодно было народу, и как скоро кто из властей оказывался неугодным народу, то на него немедленно собиралось вече, лишало неугодного занимаемой им должности и избирало на его место нового. У веча был один постоянный обычай: не связывать себя никакими заданными наперед обязательствами.
Частные выборы производились: во-первых, по пригородам для избрания управляющих по пригородам посадников, сотских, старост и других представителей администрации и суда, в эти должности выбирало вече целого пригорода, во-вторых, по концам города на кончанском вече выбирались кончанские старосты, в-третьих, выборы на уличанском вече, ибо в Новгороде каждая улица составляла свою отдельную общину, на уличанских вечах избирались уличанские старосты и их помощники, или официальные служители, в-четвертых, выборы в сельских общинах, погостах, они производились на погостском вече, и на них избирались все погостские начальники, в-пятых, выборы в купеческих общинах, на которых избирались купеческие старосты, непременно из пошлых (коренных, настоящих) купцов, в-шестых, выборы по церковным приходам на приходском вече, здесь избирались священники, причетники и церковные старосты к приходским церквам. Должности, поручаемые на частных или местных выборах, точно так же, как и на общих, не имели сроков, каждый служил своему обществу, его выбиравшему, до тех пор, пока того хотело само общество, или до тех пор, пока он сам почему-либо не отказался от занимаемой должности.
Все выборные власти в Новгороде имели определенные границы своих прав и обязанностей, и ежели которая власть нарушала сии границы, то представитель ее немедленно лишался народного доверия и с тем вместе терял свою должность и заменялся другим. Границы властей, впрочем, не всегда были постоянными, а напротив, смотря по времени, или расширялись или сокращались. Чтобы проследить это и чрез то яснее показать участие народа в своем самоуправлении в Новгородской земле, мы рассмотрим постепенные изменения той или другой власти, сколько дозволят это сделать дошедшие до нас памятники. Начнем с князей.
Княжеская власть в Новгороде по прямому свидетельству летописей началась с 862 года, и всегда была пришлая или приглашенная от соседей. Власть первых князей, приглашенных из Скандинавии, и на родине их была сильно стеснена участием народа в правлении, а посему Новгородцам легко было предлагать довольно стеснительные условия, ибо они почти не разнились от условий, на которых князья жили в Скандинавии. Первоначальные условия, принятые Рюриком и его братьями, были следующие:
1) князь должен судить и управлять в Новгородской земле по исконным Новгородским обычаям и по взаимному согласию с Новгородским вечем, 2) Новгород уступает князю известные пригороды с принадлежащею им областью в непосредственное управление и для пребывания там как князей, так и их дружины, 3) во все другие города и области Новгородской земли князь не имеет права посылать своих людей для управления: управление всеми сими городами принадлежит самому господину Великому Новгороду и властям, поставленным от народа, князь же пользуется только определенными доходами, условливаемыми правом суда, ибо суд везде творится от имени князя.
Сии условия несколько изменились, когда преемник Рюрика Олег овладел Киевом и сделался там самостоятельным князем, независимым от Новгородского веча. Новые условия были следующие: 1) Новгород уступил Олегу и его преемникам все пригороды, уступленные прежде Рюрику, а с прочих Новгородских владений обещался платить определенную дань, 2) князь за это обещался держать в Новгороде своего посадника или наместника с отрядом дружины, 3) князь или его наместник был верховным судьею или примирителем всех распрей в Новгороде, блюстителем согласия и правды между Новгородскими общинами, здесь совмещалась и гражданская и военная его власть, все, что переходило за эту черту, уже принадлежало вечу и домашним властям от него поставленным, а не князю, 4) начинать войну, заключать мир, вести переговоры с соседями могло только вече. Ежели князь или его посадник желал начать с кем-нибудь войну, то это мог делать не иначе, как созвавши вече и получивши от него на это согласие, 5) все финансовые распоряжения, сбор и раскладка податей и повинностей и самое назначение их принадлежало вечу, 6) вся земля, населенная и не населенная, принадлежит господину Великому Новгороду, князь владеет только теми областями и городами, которые уступлены ему вечем в непосредственное заведование. Города сии лежали не собственно в Новгородской земле, а в Новгородских волостях или колониях в чужой земле и, кажется, были уступлены князю в вечное владение, к ним, собственно, принадлежали Новгородские города в Суздальской, Ростовской и Муромской землях, они мало-помалу совершенно отделились от Новгорода и поступили в разряд потомственных княжеских владений, хотя первоначально при уступке их Новгородским вечем, кажется, этого не было в виду, впрочем, на это мы не имеем ясных указаний.
В таком положении княжеская власть в Новгороде находилась до кончины великого князя Киевского Владимира Святославича. По смерти этого князя сын его Ярослав, княживший по его распоряжению в Новгороде и при усердном содействии Новгородцев, сделавшись великим князем Киевским и всей Руси, за оказанные Новгородцами услуги вступил с Новгородом в новые отношения, утвержденные особыми договорными грамотами. Условия сих новых отношений были следующие, как они выяснились из последующей истории: 1) Князем Новгородским мог быть только тот князь из племени Ярослава, которого излюбят сами Новгородцы, которого сами пригласят или согласятся добровольно принять. Ежели бы Новгороду стали навязывать князя насильно, Новгородцы такового князя имели право не принять или удалить его, ежели он приедет. Новгород — государство самостоятельное, он не принадлежит к уделам Русской земли и волен в своих князьях. 2) Киевский князь уже более не получает дани с Новгородской земли, какую Новгород платил по договору с Олегом. 3) За князем Новгородским остается прежнее право, утвержденное Олеговым договором, иметь в Новгороде своих посадников по собственному усмотрению, а не по выбору веча, и при том как из Новгородцев, так и из своих дружинников. 4) Князь имеет право судить и казнить Новгородцев даже не в Новгороде, а в своей отчине.
В таковом положении княжеская власть находилась в Новгороде слишком сто лет по смерти Владимира Святославича, но с 1126 года по Р. X. отношения Новгорода к своим князьям, определенные Ярославовыми грамотами, стали изменяться. Так, 1) с 1126 года Новгородцы начали брать со своих князей присягу, что им не оставлять Новгорода и управлять по Новгородским порядкам. 2) С 1130 года князь лишился права назначать посадника по своему усмотрению и посадник сделался выборным от веча и стал почти в совершенно независимое положение в отношении к князю. 3) С 1136 года вече стало наряжать суд над князем, не исполнившим своих обязательств в отношении к Новгороду. 4) С этого же года началось изгнание князей и приглашение новых по приговору веча, так что князья в Новгороде с изгнания князя Всеволода Мстиславича обратились совершенно в выборных сановников, точно так же, как и посадники, и поступили в зависимость не только от веча, но и от партий Новгородских, и стали искать Новгородского престола при помощи партий, и партии же стали изгонять князей и приглашать новых. 5) Князь с 1156 года потерял право назначать епископа в Новгороде: с этого года по смерти владыки Нифонта, епископы Новгородские сделались выборными от веча. 6) Притязания Новгородцев на свободный выбор князей, на основании Ярославовых грамот, с 1196 года были признаны и самими Русскими князьями, на съезде князей, бывшем в этом году, как сказано в летописи, ‘все князья выложили Новгород в свободу, где им любо, там себе и берут князя’. 7) Под 1218 годом мы уже находим известие, что князья, принимаемые Новгородцами, клялись ни казнить, ни лишать должностей выборных Новгородских начальников без суда и без объяснения их вины вечу. 8) С 1228 года мы имеем постоянные известия в летописях, что князья не иначе получали Новгородский престол, как по договору с Новгородцами, причем каждый раз писалась грамота — на каких условиях князь принимает Новгородский престол, а с 1265 года сохранились и подлинные договорные грамоты Новгородцев со своими князьями, продолжающиеся с этого года слишком 200 лет до 1471 года, т.е. почти до уничтожения самостоятельности господина Великого Новгорода. Условия отношений князя к Новгороду, выраженные в дошедших до нас грамотах, были следующие: 1) Князь, изъявивший согласие на приглашение Новгородцев, должен был присягать народу, что будет управлять по старине и по пошлине, на чем целовали крест деды и отцы. 2) Князь должен держать Новгородские волости, т.е. обширные Новгородские владения за рубежом собственно Новгородской земли, начиная от Волока и Торжка, не иначе как Новгородскими мужами, а отнюдь не посылать туда своих правителей или наместников, и пользоваться от сих волостей только определенными дарами, а не требовать даней со всего тамошнего края. 3) Князь не имеет права ни судить, ни давать грамот, ни назначать в должности по всем Новгородским владениям без участия и согласия посадника, всякое распоряжение князя по Новгородскому управлению тогда только имеет силу и признается законным, когда оно сделано по согласию с посадником. 4) Князь не имеет права лишить власти выборного начальника по какому бы ни было ведомству, не обвинивши его и не доказавши по суду вины, по которой он лишает его власти. 5) Князь не имеет права отменять прежде данные грамоты и перевершать решенные дела. 6) Князь не может ни судить Новгородцев, ни делать других каких распоряжений относительно Новгорода вне Новгородской земли или в своих отчинных владениях, ни посылать своих приставов для вызова Новгородцев на суд в свои владения. 7) Княжеские судьи имеют право ездить по Новгородским владениям, которые им назначены, только около Петрова дня, и должны судить по Новгородским порядкам, а сами суда не замышлять и новых пошлин судных не заводить. 8) Князь не имеет права занимать иных Новгородских земель в свою пользу или в пользу своих мужей, кроме той пахотной и сенокосной земли, которая ему назначена по договорам. 9) Князь не имеет права выводить людей из Новгородских владений в свои отчинные владения, ни давать грамот, ни принимать закладчиков, ни покупать в Новгородской земле сел, ни ставить слобод, ни заводит мытных застав. 10) Князь не имеет права затворять Немецкий торговый двор в Новгороде, ни приставлять своих приставов к Немецкому двору и должен торговать с Немцами только через Новгородцев, а не через своих людей. 11) Охотиться за кабанами князю предоставляется право на 60 верст от Новгорода во все стороны, на этом пространстве Новгородцы могли охотиться не иначе, как доложа о том князю, далее же 60 верст каждый мог охотиться не спрашиваясь князя. В Русу князь имел право ездить на охоту или посылать своих людей для ловли зверя только на третью зиму, точно так же в Ладогу для ловли рыбы князь имел право посылать своих людей только на третье лето. 12) В Торжке и Волоке князь имеет право держать своего тиуна на своей части. 13) Князю предоставляется право посылать своего купчину (поверенного) в Заволочье в двух насадах (судно), но с тем непременным условием, чтобы княжий купчина ехал из Новгорода и назад возвращался на Новгород непременно: из своей же земли князь не мог посылать своего купчину ни в Заволочье, ни в Бежичи. 14) Гостям Новгородским князь обязан давать полную свободу торговли по всем своим отчинным владениям с платежом мытных пошлин не более, как по две векши с воза и с лодки, и с хмельного и льняного короба. И наконец 15) Новгородцам платить все княжие пошлины по старине и по крестному целованию и не скрывать, а князю пошлин не прибавливать.
Но несмотря на такие стеснительные условия, княжеская власть в Новгороде всегда считалась необходимостью, без нее в Новгородском правительстве оставался ничем не заменимый пробел, и власть сия в действительности никогда не теряла того высокого значения, какое она имела при Рюрике, первом Варяго-Русском князе, приглашенном в Новгород. Новгородцы, постоянно любившие держаться старины, только заботились о том, чтобы княжеская власть далеко не выходила из границ, определенных условиями первого приглашения, и не принимала опасного для Новгородской вольности развития. Князь, строго держащийся договорных условий, всегда мог рассчитывать на преданность Новгородцев и пользоваться значительной властью, высшей после власти веча. Он владел Новгородом в определенных границах, государственные акты писались от его имени, его наместники управляли определенными городами в Новгородской земле, князь по согласию с вечем вел войну и заключал мир и был предводителем Новгородского войска, от его имени и от имени Новгорода отправлялись и принимались посольства. Князь имел право созывать вече и участвовать в законодательстве и даже издавать законы от своего лица, ежели они не противоречили правам Новгорода. Приглашенного князя при его принятии обыкновенно сажали на престол в церкви св. Софии и в той же церкви хоронили по смерти, что, впрочем, в продолжение всей Новгородской истории досталось только двум князьям — Владимиру Ярославичу и его праправнуку Мстиславу Ростиславичу, которые умерли в Новгороде на княжестве. Но князь не имел постоянного двора в самом Новгороде, его законное местожительство было на городище, за два поприща от Новгорода, где жили и княжая дружина и княжие наместники.
За княжею властию в Новгороде следовала власть посадника. Посадники, как народная, чисто Новгородская власть, явились только с 1126 года, прежде же они присылались от князя и были не больше как княжьи наместники. Первым выборным посадником был Мирослав Гюрятинич, избранный во время борьбы Новгорода со своим князем Всеволодом Мстиславичем. Посадники, сделавшись выборными, получили власть не многим меньшую против княжеской власти, так что князь в Новгороде ничего не мог сделать без посадника. В посадники по Новгородским порядкам выбирались исключительно одни бояре и притом из знаменитейших фамилий, так что по летописям в продолжение времени с 1126 по 1400 год мы можем насчитать не более сорока фамилий, из которых выбирались посадники. Посадники разделялись на старых и степенных посадников. Старыми назывались все посадники, бывшие в отставке, как в Риме патриций, бывший один раз консулом, на всю жизнь оставался консуляром, так и в Новгороде боярин, раз бывший посадником, навсегда получал титло старого посадника. Степенным посадником назывался тот, который в данное время занимал степень посадника, был действительно в исправлении посаднической должности. Степенный посадник, собственно, был правителем Новгорода от земщины, главной выборной властью домашней, в противоположность княжеской власти, приглашенной со стороны, он был постоянным органом народной воли, выбранным на эту службу от веча. Значение степенного посадника в Новгороде так было велико, что Новгородцы в иное время оставались довольно продолжительно без князя за одним посадником. Права и обязанности посадника состояли в следующем: 1) Посадник был необходимым посредником между князем и народом, так что князь без посадника не имел права ни судить, ни управлять в Новгороде, военные походы князя всегда были в сопровождении посадника, полки Новгородские, правильно собранные по раскладке, всегда были под непосредственным начальством посадника или того воеводы, которому посадник или вече поручит их, и посадник или воевода, предводительствуя войском Новгородским, отвечали не пред князем, а пред вечем. 3) У посадника была Новгородская печать с таким штемпелем: Новгородская печать посаднича. 3) Посадник созывал вече, вел его торжественно на Ярославов двор и открывал собрание звоном вечевого колокола, предлагал на рассмотрение веча вопросы по делам, требовавшим вечевого решения. 4) Посадник предводительствовал Новгородским войском и без князя водил его в походы. 5) Посадник укреплял как самый Новгород, так и пригороды по приговору веча, или по распоряжению князя, но тоже с согласия веча. 6) Посадник от имени Новгорода вел переговоры с соседними государями, а посему во всех договорных грамотах прописывалось имя посадника, при котором заключен договор. 7) Посадник был защитником граждан против князя, ежели бы тот вздумал обижать их, по закону князь не имел права арестовать или судить Новгородца без согласия посадника, а посему князья всегда старались о том, чтобы посадник был из их сторонников. 8) Посадник с тысяцким новоизбранного владыку Новгородского вводил в дом св. Софии на сени, т.е. передавал новоизбранному управление Новгородской церковью. 9) Должности посадника, как и должности князя, были предоставлены определенные доходы с разных областей и земель, известные под официальным названием поралья (пашни) посаднича.
За посадниками в числе домашних выборных властей в Новгороде следовали тысяцкие. Они первоначально назначались князем из своих дружинников или Новгородцев, но в XII веке вместе с появлением посадников, выборных от веча, и тысяцкие стали выбираться вечем. Сделавшись выборным, тысяцкий получил большее значение, нежели как был чиновником князя, уже в XII столетии имя тысяцкого в договорных грамотах Новгорода ставится в след за именем князя и посадника. Как посадники, сошедшие с посадничей степени, навею жизнь получали титло старых посадников, точно так же и тысяцкие, сошедши со степени, всю жизнь носили титло старых тысяцких. Сан тысяцкого в Новгороде был степенью ниже сана посадника. По свидетельству грамоты князя Всеволода Мстиславича 1136 года тысяцкий был собственно предводителем, главным начальником и судьею меньших людей или черных, следовательно, имел громадное значение в Новгородской иерархии: он при помощи подчиненных ему меньших людей, составлявших большинство, мог многое сделать на вече. У иностранцев, в их договорных грамотах с Новгородом, тысяцкий постоянно называется dux. Тысяцкие избирались так же, как и посадники, непременно из знаменитейших и богатейших боярских фамилий в Новгороде. Права и обязанности тысяцкого были следующие: 1) Тысяцкий вместе с посадником обязан был заботиться о городских укреплениях как в Новгороде, так и в пригородах. 2) Степенный тысяцкий вместе с князем и посадником предводительствовал Новгородским войском, как вождь и начальник меньших людей, 3) Тысяцкий вместе с посадником вел переговоры с соседними государями, правил посольства и заключал договоры, разумеется, по решению веча. 4) Степенный тысяцкий был необходимым товарищем и помощником посадника при открытии народного веча, они вместе наблюдали за порядком на вече, вместе предлагали дела на рассуждение. Во всех известиях о правильно созванных вечах, мы непременно встречаем степенного посадника и степенного тысяцкого, во всех грамотах, издаваемых вечем, писались имена степенного посадника и степенного тысяцкого вслед за именем владыки Новгородского или за именем князя, ежели он участвовал в издании грамоты. 5) Тысяцкий имел свой отдельный суд, не зависимый от князя и посадника, суд чисто земский, народный, на котором не участвовали княжьи судьи и с которого не шло судебных пошлин в казну князя. К этому суду относились все споры по торговым делам и судебные иски между черными людьми, как это свидетельствуют уставная грамота Всеволода Мстиславича 1136 года и судная Новгородская грамота 1471 года. 6) Тысяцкий имел свою печать, которая прикладывалась к договорным жалованным и другим Новгородским грамотам, равным образом и к делам, подлежащим суду тысяцкого. 7) Тысяцкий, подобно посаднику, имел законом определенные доходы с разных Новгородских областей, которые были приписаны на путь тысяцкого.
За тысяцким по своему значению в управлении следовали сотские, их бело десять в Новгороде и, кажется, по одному или по два в Новгородских пригородах. По времени своего учреждения сотские были старше и посадников, и тысяцких, о них упоминается в памятниках, как о властях выборных от народа, еще тогда, когда посадники и тысяцкие были чиновниками, назначаемыми князем. Сотские имели большое значение в Новгородском управлении, особенно в древности, когда посадники и тысяцкие были еще княжими чиновниками, а не выборными от веча, они в то отдаленное время были главными представителями Новгородской земщины, противопоставленными княжеским чиновникам, они выбирались вечем целого Новгорода и всегда из знаменитых боярских фамилий, из сотских в последствии выбирались тысяцкие и посадники. В древности сотские со старостами были главными руководителями и защитниками народа, и нередко делались опасными для князей по своему влиянию на народ. Впрочем, как сотских постоянно было десять, и каждый управлял только десятою частью Новгорода, то сила и власть каждого не могли равняться с силою и властью посадника и тысяцкого, то это по всему вероятию и было причиною, что Новгородцы, видя недостаточность народной обороны от десяти сотских, действовавших не всегда согласно друг с другом, решили во время борьбы с князем Всеволодом Мстиславичем сделать посадника и тысяцкого выборными от народа, чтобы раздробленную силу сотских соединить в одном лице тысяцкого.
В чем, собственно, состояли права и обязанности сотских, по дошедшим до нас памятникам, мы в подробности определить не можем, только по указаниям летописей находим, что сотские правили посольства вместе с посадниками к соседним государям, участвовали в военных походах, предводительствуя каждый своею десятою долею Новгородской рати, иногда прописывались в договорных грамотах вслед за посадником и тысяцким, так договорная грамота Новгорода с князем Ярославом Ярославичем Тверским начинается так: ‘Благословение от владыки, поклон от посадника Михаила и от тысяцкого Кондрата и от всех сотских’. А по Всеволодову уставу о судах церковных сотским вместе с владыкою было поручено попечение о главной святыне Великого Новгорода — о церкви св. Софии. Сотские в Новгороде, будучи помощниками тысяцких, начальниками десятой доли народа, по пригородам и волостям заменяли тысяцких. По некоторым не совсем ясным намекам памятников, под наблюдением сотского находилась раскладка и сбор податей и отправление повинностей в его сотне.
За сотскими по значению своему в иерархии правительственных лиц в Новгороде следовали старосты, они по времени учреждения своего были самыми древними выборными начальниками в Новгороде, конечно, бывшими еще до приглашения Рюрика с братьями. В Новгороде каждая община имела своего выборного старосту, и потому старосты были нескольких разрядов — от выборного старосты в том или другом погосте, т.е. сельской общине, до кончанского старосты, представителя целого конца, т.е. пятой части Новгорода. К высшему разряду старост, принимавших самое деятельное участие во всех общественных делах целого Новгорода со всеми его владениями, принадлежали старосты кончанские и уличанские, за ними следовали старосты от житьих людей и от купцов, как представители и непосредственные начальники торгового класса в Новгороде. Как концы и улицы были отдельными общинами, то кончанские и уличанские старосты созывали кончанские и уличанские веча, и как представители и руководители своей общины разбирали подлежащие дела своего конца или улицы. А каждый конец или улица, как общины, имели своих бояр, своих купцов и черных, или меньших, людей, исконных жителей конца или улицы, и, конечно, главными, или передними, людьми каждой улицы и затем конца были исконные уличанские бояре, отсюда естественно кончанские и уличанские старосты исключительно избирались из уличанских боярских фамилий. Кончанские и уличанские старосты одинаково были правителями и судьями всех своих уличан или кончай по месту жительства и бояр, и купцов и черных людей, водили своих уличан или кончай на общее вече и присутствовали с ними на этом вече, они имели свои уличанские и кончанские печати, которыми утверждали не только дела своего конца или улицы, но кончанские старосты прикладывали свои кончанские печати даже к договорным и другим грамотам от общего Новгородского веча. Кончанские старосты участвовали в военных походах и в посольствах от Новгородского веча. Старосты от житьих людей и купецкие, по свидетельству Всеволодовой грамоты, непременно выбирались из пошлых (коренных) купцов, т.е. действительных членов известной купеческой общины. Купеческие общины определялись не местом жительства своих членов, а местом торга или разрядом товаров, а посему уличанские старосты, определяемые местом жительства, не могли быть старостами купеческих общин, и по этой причине житьи люди и купцы, чтобы по своим промыслам иметь свою управу, выбирали особых старост от житьих людей и от купцов, которые занимались только разбором торговых и купеческих дел и у которых было свое место управы при церкви Иоанна Предтечи на Опоках, где по свидетельству Всеволодовой грамоты заседали трое старост от житьих людей, два старосты от купцов и тысяцкий от черных людей, и в их управу не имели права вмешиваться ни посадник, ни бояре Новгородские. Старосты от житьих людей и от купцов, по всему вероятию, участвовали на общем вече, как представители весьма важного в Новгороде торгового класса граждан.
Посадники, сотские и старосты по пригородам набирались местным вечем, равным образом избирались местным вечем старосты по погостам или сельским общинам, и имели то же значение в своих общинах и несли те же обязанности, как посадники сотские и старосты в самом Новгороде. Вообще пригороды были во всем сколками с Новгорода, и их устройство так же держалось на выборном начале, и каждая община не признавала другого местного начальника, как только того, которого она сама избрала и излюбила. Впрочем, высшие власти, выражавшие связь пригородов с самим Новгородом, или присылались из Новгорода, выбранные Новгородским вечем, или выбранные местным вечем утверждались Новгородским вечем — таковы были посадники, но это правило, кажется, далеко не всегда соблюдалось, и мы по летописям нередко встречаем посадников по пригородам, выбранным местным вечем без утверждения Новгородского веча.
Таким образом, управление в Новгороде и во всех Новгородских владениях было чисто выборное и органы управления частью были призваны со стороны, как князья и их наместники, а частью были домашние, как все остальные власти. Власти, призванные со стороны, касались только главных центров Новгородского общества, т.е. самого Новгорода и некоторых пригородов, центры же, подчиненные главным, как в самом Новгороде, так и во всех его владениях имели только местных выборных властей, так что приглашенная власть, очевидно, нужна была только для связи главных частей Новгородского общества, которые без нее могли бы отделиться от Новгорода. И пришлая или приглашенная власть по закону не имела прав на самостоятельную деятельность ни в управлении, ни в суде, она не только состояла под контролем веча, но к ней были приставлены еще домашние власти, без согласия которых она ничего не могла делать. Как князь в Новгороде, так и его наместники по пригородам, куда таковые посылались, могли судить и управлять только при участии и с согласия местных выборных властей. Даже тиун княжеский или наместничий, которого должность состояла только в первоначальном производстве суда, т.е. в отобрании у тяжущихся их показаний и доказательств в защиту своих прав, не мог этого делать иначе, как при содействии тиуна от посадника или другой местной судебной власти. Мало этого: ни князь, ни его наместник даже не имел права вызывать к себе на суд чрез своих приставов, а требовалось, чтобы княжие или наместничьи приставы шли за вызываемыми вместе с приставами от Новгорода, выбранными для этого вечем, только видя избранного вечем пристава, свободный гражданин Новгорода принимал приглашение к суду. А ежели бы княжеский или наместнический пристав, не пригласив Новгородского пристава, вздумал силою взять вызываемого, то за сего последнего вступалась община, в которой он был членом.
Таковое положение приглашенных и домашних властей в Новгороде и исключительное господство выборного начала при назначении властей условливались коренным устройством Новгородского мира. Новгородский мир, как мы уже частию видели, состоял из союза мелких и крупных общин, образовавшихся частью при начале поселения Славян в тамошнем краю, и частью путем колонизации в последующее время. В Новгороде каждый конец и каждая улица, и каждый погост в уезде составляли отдельную самостоятельно организованную общину, и притом общину, устроенную не административным путем или распоряжением со стороны, а образовавшуюся бытовым порядком, свободно исторически из самой жизни народа. В общину мог вступать каждый, кто хотел и кого община соглашалась принять, здесь не спрашивалось ни одинаковости происхождения, ни одинаковости занятий, ни равенства средств. А посему в Новгородских общинах еще в древности жили рядом большие и меньшие люди, богатые и сильные, бедные и слабые, и в городских общинах, как старших и представляющих более средств к развитию, мало-помалу образовались три класса жителей: бояре, т.е. большие люди, купцы, т.е. люди, имеющие средства постоянно заниматься торговлею, и меньшие, или черные люди, или простолюдины. Каждый из сих классов жил рядом друг с другом, и составляли одну общину, и как члены общины пользовались одинакими правами. Таким образом, в Новгороде каждая улица, как отдельная община, имела своих бояр, своих купцов и людинов, следовательно имела средства жить самостоятельно, не подчиняясь другим улицам, и у каждой улицы был под руками свой материал из своих же членов образовать выборную власть из людей, имеющих силу и пользующихся уважением и доверием от своих со-общинников. Таковой порядок, таковое разделение сильных людей по общинам, с одной стороны, ставил их в самую тесную жизненную связь с общиною и тем усиливал их, а с другой стороны, долго не дозволял сильным людям всего города соединиться друг с другом в сплошную массу и давить массою меньших людей. А отсюда вытекало необходимое следствие, что мелкие общины — улицы, так крепко организованные, не подчинялись друг другу, а были равноправными членами общего союза, или города со своими выборными органами, уличанскими властями. Конечно, одна улица могла быть сильнее другой, как это и бывало в Новгороде, но и сильная улица одна была слаба против союза многих улиц, а посему в Новгороде в продолжение всей истории не образовалось улицы, господствующей над другими улицами.
Чтобы яснее видеть положение и силу общин или улиц в Новгороде и их отношение друг к другу и самому господину Великому Новгороду, следует выяснить положение и силу каждого из трех классов Новгородского общества — бояр, купцов и людинов, или черных людей.
Как и когда образовались большие люди или бояре в Новгородском обществе, на это мы не имеем прямых свидетельств в древних памятниках. Знаем только, что Новгородцы постоянно разделялись на больших и меньших, и что еще пред призванием Рюрика и его братьев в летописях упоминается о старейшине Гостомысле, который собирал владельцев Новгородской земли, сущих под ним. Знаем также, что в Новгороде черные меньшие люди не были безгласною массою, порабощенною большими людьми, а принимали деятельное участие в правлении и на вече, и в выборе властей, и в других делах, следовательно, бояре, большие люди, не были особым племенем победителей и поработителей, а принадлежали к тому же племени, к которому и остальные граждане, происходили из того же народа, и мало того, что из одного народа и племени, но даже из одной общины, ибо в каждой улице были свои бояре, находившиеся в тесной связи со своими уличанами, следовательно, происходили из уличан же, составляли с ними одно и были только лучшими людьми из уличан, превосходство же бояр перед своими уличанами состояло в частной поземельной собственности. В Новгородском миру не было и не могло быть члена общины, который бы не, имел земли: как скоро кто поступал в члены общины, тому община при самом принятии его в члены выделяла определенную долю общинной земли, владение долею общинной земли было главным признаком, которым член причислялся к общине и отличался от людей, не принадлежащих к членам общины, но доля общинной земли не составляла частной собственности того, кто ее получил, он владел ею только как член общины, и почему-либо перестав быть членом общины, с тем вместе терял право и на свою долю общинной земли. А посему, кто из членов сверх доли общинной земли имел еще обширные поземельные владения в полной своей собственности, независимо от общины приобретенные собственными средствами, тот тем самым выдвигался из массы своих уличан сообщинников и делался лучшим человеком, сильнейшим, заслуживающим большего уважения, передовым человеком. Фамилия, которая несколько поколений имеет обширные поземельные владения на правах полной собственности, постоянно увеличивает свои владения, или улучшает их посредством колонизации свободными людьми, на свои средства заводит там села и даже города, — таковая фамилия приобретает в своей общине и во всем Новгородском миру значение больших людей, бояр, огнищан, богатых землевладельцев, собственников.
Таковое поземельное происхождение боярских фамилий в Новгороде давало им огромное влияние на улицы или общины, к которым принадлежал тот или другой боярский род. Уличанский боярин по своей воле мог вести уличан куда хотел, надеясь в случае нужды на покровительство и защиту своего богатого и сильного боярина, уличане, так сказать, льнули к нему, старались поддерживать его и доверяли ему руководство в общественных делах, выбирали его для отправления общественных должностей. А это доставляло улице силу, она сосредоточивалась около своих уличанских бояр, организовалась в стройное целое и на общем вече уличане действовали и подавали голос заодно, а не врассыпную. Бояре, со своей стороны, дорожили расположением уличан, ибо при равноправности в подаче голосов для всех классов они только при помощи расположенных к ним уличан и потом одно-кончан могли достигать той или другой выборной власти в общественных делах и заправлять управлением всего Новгородского мира.
Вторым классом в Новгородском обществе были купцы, ими до некоторой степени уравновешивалось влияние бояр на людинов. Конечно, купцы несравненно меньше имели влияние на общественные дела, нежели бояре, самый промысел их не давал им много свободного времени для занятия общественными делами, тем не менее они были довольно сильны, как по богатствам своим, так и потому, что они не затеривались в массе граждан как рассыпанные единицы, а составляли несколько отдельных, хорошо организованных общин, крепко связанных одинаковостью интересов. В Новгороде не всякий, кто торговал, считался настоящим пошлым купцом, чтобы быть настоящим купцом, для этого нужно постоянно заниматься торговлею и принадлежать к какой-либо купеческой общине, а принадлежать к купеческой общине, быть ее членом, мог только тот, кто вложил в общинную казну определенный, довольно значительный взнос денег, например, по Всеволодовой грамоте около сорока фунтов серебра, или кто имел на это право по наследству от предков в свое время вложившихся своим взносом в общинную казну. Опираясь на свои богатые и хорошо организованные общины, купцы пользовались большим уважением и принимали деятельное участие в общественных делах, как в мирное, так и в военное время, они участвовали даже в военных походах и, конечно, были неплохими воинами, ибо тогдашняя торговля с полудикими племенами и по пустыням и рекам, нередко занятым разбойниками, была тесно связана с военным ремеслом. Купеческий караван обыкновенно отправлялся в путешествие вооруженным, избирал из среды своей опытного предводителя, которому все прочие участники каравана клялись беспрекословно исполнять его приказания и ни в какой опасности не выдавать друг друга, почему и назывались ротниками, целовальниками. Но особенное значение и силу лучшие из купцов, называвшиеся житьими людьми, получали от поземельных владений, которые у них были довольно значительны, особенно в дальних Новгородских колониях, — в Заволочье, по Северной Двине, Онеге, по Беломорскому поморью и в Перми, где принадлежали им богатые соляные варницы и морские промыслы. Здесь черные люди находили для себя выгодные работы, и по сим работам поступали в тесную связь с купцами, и в случае надобности поддерживали их на вече. Купцы тем ближе сходились с черными людьми, что будучи сильно заняты своими частными делами, они, не настолько, насколько бояре, принимали участие в общественной службе и не выбирались ни в какие высшие общественные должности — ни в посадники, ни в тысяцкие, ни в другие высшие сановники. Таковое отношение к общественной службе несколько приравнивало купцов к людинам, т.е. делало их посредствующим звеном между боярами и черными людьми.
Положение купцов, среднее между боярами и людинами, сообщало большое значение в Новгородском миру и людинам, или черным людям, молодшим, меньшим. Главное отличие черных людей от бояр и купцов состояло в том, что они, за весьма немногими исключениями не имели своей поземельной собственности, а или владели по долям общинною землею, или селились общинами на землях частных владельцев — бояр и купцов по взаимным условиям. Городские людины по своим промыслам приближались к купцам, они занимались также торговлею, только не причислялись к купеческим общинам, или жили разными ремеслами и исправляли разные должности у купцов, сельские же людины, или крестьяне, занимались земледелием и частью другими сельскими промыслами — звероловством, рыболовством и подобн. В экономическом отношении черные люди, как большею частию бедные и слабые, более или менее находились в зависимости от бояр и купцов и как бы глядели из рук богатых, но эта зависимость в экономическом отношении не порабощала их первым двум классам, и по закону меньшие люди в Новгороде относительно участия в общественных делах имели одинаковые права с большими людьми. На вече голос меньших или черных людей имел такую же силу и значение, как и голос больших — бояр и купцов, и при несогласии меньших с большими вече распадалось, и составлялись два веча, и дела кончались или битвой на улицах, или умиротворительным вмешательством владыки (епископа) и духовенства, следовательно, в обоих случаях согласием больших с меньшими, но одни большие без меньших не могли держать веча и решать дел, большие ни на одном вече не могли провести закона, который бы уменьшил или уничтожил равноправность черных людей, напротив того, часть больших людей всегда переходила на сторону меньших и вместе с ними защищала права меньших. При таковом положении на вече меньшие или черные люди принимали одинаковое участие с большими людьми не только при защите Новгородской земли и в военных походах, но и в сношениях и переговорах с соседними государями, и чрез своих представителей участвовали в посольствах, договорные же грамоты Новгорода заключались всегда от имени больших и меньших, от всего господина Великого Новгорода. Например, в договорной грамоте Новгорода с великим князем Московским Дмитрием Ивановичем, заключенной в 1370 году, даже поименованы особые посланники от черных людей, грамота эта начинается так: ‘Се приехали ко мне к великому князю Дмитрию Ивановичу всея Руси, от отца моего от владыки Алексея и от посадника Юрия, и от тысяцкого Олисея, и от всего Новгорода, Иван посадник, Василий Федоров, Иван Борисов, а от черных людей Боислав попович, Василий Агафонов, кончал есми с своими мужи в одиначество и целовали есми крест’.
Но кроме приглашенных и домашних властей, вышедших из самого устройства Новгородского общества, Новгород имел еще громадную земскую силу и власть, пришедшую из чужи и вовсе неизвестную при первоначальном устройстве Новгорода, эта чужая власть и сила, прежде вовсе неизвестная Новгороду, заключалась в христианской церкви и ее представителе — епископе или архиепископе, называвшемся вообще владыкою, которые были приняты Новгородцами из Киева вместе с принятием христианства. Владыка или архиепископ сделался выборным от народа только с 1156 года и вместе с тем получил высокое значение и громадную власть чисто политическую. Во-первых, владыка Новгородский был первым по князе, имел свой двор, своих бояр и свои полки ратных людей со своим знаменем и воеводою. Во-вторых, он был богатый землевладелец, ему принадлежала не только целая улица в Новгороде и несколько сел и погостов в Новгородской земле, но и целые огромные и богатые волости в Заволочье и на Двине, у него даже были свои города. Третье. Владыка Новгородский по своему политическому значению принимал деятельное участие во всех переговорах Новгорода с князьями, нередко посылал вместе с Новгородскими послами своих послов, а еще чаще ездил сам для приглашения князей в Новгород или для заключения с ними мирных договоров. Участие владыки требовалось не только в переговорах с Русскими князьями, но и в сношениях Новгорода с Швецией, Данией, Ливонским орденом и Литвою. Да и вообще все договорные грамоты писались по благословению владыки и утверждались владычнею печатью, имя владыки, как чисто политической власти в Новгороде, непременно прописывалось в договорах как с русскими, так и с иноземными государями. Так, в Ореховском договоре Шведов с Новгородом, заключенном в 1326 году, написано: ‘Nuncius magnifici principis Magni Norvegiae, Suetiae, Gotorumque regis, nominatus Haqvinus confirmavit pacem ex parte totius regni Norvegiae cum episcopo Norgadensi, nomine Moise, et cum Borgrafio Olphormio (с посадником Варфоломеем) et cum duce Astaphio, et cum omnibus et singulis Nogardiensibus’. Четвертое. Еще большее участие принимал владыка во внутренних общественных делах, даже раздача земли, выдача жалованных грамот на разные льготы и вообще все распоряжения веча делались не иначе, как по благословению владыки. Пятое. Хотя владыка по Новгородским порядкам, помнившим его чуждое происхождение, не имел права, как и все духовенство, присутствовать на вече, тем не менее, как пастырь и учитель своих детей Новгородцев, он имел огромное влияние на усмирение враждующих вечевых партий и нередко укрощал их своим личным вмешательством. Шестое. Богатая Софийская казна, в некотором отношении считавшаяся общественною казною, была в ведении владыки, а посему решительно зависело от владыки уделять ли и сколько уделять из этой казны на общественные потребности, даже вече могло распоряжаться этою казною на общественные надобности только в таком случае, когда один владыка умер, а другой еще не избран на его место, при жизни же владыки вече могло только просить, чтобы он пособил этою казною Новгороду в той или другой нужде.
Наконец, верховною властью над всеми выборными, приглашенными, пришлыми и домашними властями и над всеми Новгородскими владениями была власть господина Великого Новгорода, или Новгородского веча, но эта власть не была уже выборною, вече составляли все члены Новгородского общества без выбору, без исключения, вече было думою всего Новгорода больших и меньших. На вече не требовалось ни ценза, ни других каких соображений и разграничений, каждый Новгородец как член какой-либо Новгородской общины потому уже самому был и член Новгородского веча и имел равный голос со всеми другими Новгородцами без различия, богат он или беден. Не допускались на вече: 1) все младшие члены семейства, значащиеся за домохозяином, хотя бы они были из богатейших фамилий, 2) все люди вольные, т.е. бездомные, не причисленные ни к какой Новгородской общине, сбродная толпа рабочих и праздношатающихся, 3) все пришельцы-чужеземцы, не поступившие в число Новгородских граждан, не записавшиеся в члены какой-либо общины, 4) монастыри и все духовенство, которое не имело права участвовать на вече даже и тогда, когда рассуждалось о делах церковных, например, об избрании епископа, это исключение духовенства и его представителя епископа из права участвовать на вече, кажется, вытекало из того начала, что власть епископа и весь строй духовенства были выработаны не из Новгородской общественной жизни, и потому, несмотря на тесную связь народа с церковью, все-таки строй церкви не сливался со строем общественным, 5) жители пригородов и волостей хотя были равноправными с жителями Новгорода, но не имели права участвовать на Новгородском вече, ежели они не были в то же время членами какой-либо общины в самом Новгороде, это исключение основывалось на том общем правиле: ‘На чем старшие сдумают, на том и пригороды станут’. Таким образом Новгородское вече, несмотря на отсутствие выборов и ценза, не было сбором беспорядочной толпы, но имело определенное наперед уже известное соединение граждан, которые являлись в собрание со своими старостами, своими общинами, уличане своею улицею. Таковый же порядок вечевых собраний соблюдался на вечах по концам и улицам и по пригородам и погостам. Но, конечно, этот порядок соблюдался на вечах, собранных правильно и в узаконенном месте, напротив, на вечах, незаконных, собиравшихся во время мятежей, уже, конечно, не соблюдался таковый порядок, на них не спрашивалось, кто домохозяин и кто бездомный бродяга, и вся забота состояла в том, чтобы собрать побольше народу и составить толпу. Но таковые веча и не имели законной силы, и решение их не признавалось за волю господина Великого Новгорода, даже если бы незаконное беспорядочное вече толпы по каким-нибудь обстоятельствам одержало верх, то все-таки, для сообщения требованиям такового беспорядочного веча законной силы, нужно было распустить это вече и собрать новое, с соблюдением законного порядка, которое уже и сообщало законную силу требованиям распущенного незаконного веча, ежели по обстоятельствам не могло ему противиться. Впрочем, случаи таких успехов незаконного веча бывали весьма редки, большею же частью приговоры неправильного веча отменялись прежде исполнения немедленно собираемым законным вечем. Следовательно, толпа бездомных бродяг, голытьбы, сколько бы ни шумела, сколько бы ни собирала своих сходок, хотя бы носивших имя веча, не выражала воли Новгорода. Верховною властью Новгорода считалось и действительно было только общее вече, собранное правильно с соблюдением законных форм, в котором участвовали только действительные члены общин, домохозяев, со своими старостами.
Созывать правильное общее Новгородское вече имели право только посадник и князь, и оповещение граждан для сбора на вече производилось чрез избранных на то от народа биричей и подвойских, которые кликали сбор веча по концам и улицам. Уличанские же и кончанские старосты сбирали членов своих общин и вели их к дому посадника, а посадник всех собранных торжественно и в установленном порядке, каждую общину при своем старосте, вел на Ярославов двор или к церкви св. Софии, потом по звуку вечевого колокола все садились на определенных степенях, и начинали рассуждения о предлагаемых делах под руководством князя, ежели он присутствовал на вече, посадника, тысяцкого, сотских и старост. Впрочем, бывали случаи, что вече собиралось и по звуку вечевого колокола, но это допускалось только во время смятений и борьбы партий. На вече, собранном правильно, всегда при посаднике и тысяцком находился вечевой или вечный дьяк и при нем подьячие, и на них лежали все письменные дела по вечу, дьяком составлялись и скреплялись вечевые грамоты. При правильном вече были свои официальные служители, Новгородские биричи и подвойские, которые приводили в исполнение определения веча. Когда решение веча состоялось и нужно было писать грамоту, то эта грамота писалась от всего Новгорода в такой форме: ‘От посадника Великого Новгорода степенного (такого-то) и от всех старых посадников и от тысяцкого Великого Новгорода степенного (такого-то) и от всех старых тысяцких и от бояр, и от житьих людей, и от купцов, и от черных людей и от всего Великого Новгорода, от всех пяти концов. На вече на Ярославли дворе положили сделать то-то’. Вече имело свою печать с таким штемпелем: ‘Печать Новгородская’, или ‘Печать Великого Новгорода’. Этою печатью утверждались вечевые грамоты, но сверх печати веча к сим грамотам иногда прикладывались печати посадников, тысяцких и пяти концов.
Вече, как выражение верховной власти самого Великого Новгорода, было выше всех властей и держало в своих руках судьбы Новгорода: 1) вече приглашало князя в Новгород, и вече указывало ему путь из Новгорода, ежели князь оказывался неугодным, 2) вече избирало всех главных властей по Новгородским владениям, 3) вече наряжало суд над всеми властьми в Новгороде и даже над князем, 4) вече казнило и жаловало, ему приносились жалобы на неправый суд и на всякие обиды по Новгородской земле, на которые не давали управы другие власти, 5) вече издавало и отменяло законы, давало и отнимало грамоты на земли и разные привилегии, 6) вече объявляло войну и заключало мир с соседними государствами, от его имени писались все договорные грамоты, 7) вече установляло подати и повинности, увеличивало или уменьшало их по своему усмотрению и определяло, какую употреблять монету, меру и вес. Вообще все главные распоряжения по управлению, все распорядки тогда только признавались законными, когда они издавались и утверждались вечем.
Таким образом, в Новгородских владениях все управление держалось на выборном начале, и все власти, за исключением верховной власти веча, были выборные, и выборы властей производились теми общинами, для которых выбирались власти, и каждая община управлялась теми властями, которых сама выбрала, и все выборы производились не на определенный срок, а на сколько угодно будет обществу. При таковом порядке управления, естественно, княжеская власть в Новгороде, несмотря на свое великое значение и незаменимость никакою другою властью, всегда оставалась пришлою властью. А от этого ни один княжеский род не мог утвердиться в Новгороде и сделаться для Новгородцев своим прирожденным, по самой натуре Новгородского устройства князь мог быть только пришлым, в противном случае он не был бы князем, а обратился бы в Новгородского сановника, ибо князь не назывался государем Новгорода, а носил только титло господина. Великий князь Московский, могущественный государь своего времени, Иоанн III пятнадцать лет старался сделаться прирожденным и своим князем Новгороду, не нарушая Новгородских исконных порядков, но не мог сделать этого и кончил тем, что покорил Новгород и уничтожил все старые Новгородские порядки, отменил вече, посадников и тысяцких, увез в Москву вечевой колокол и обратил все Новгородские владения в Московскую провинцию.

ТИП УПРАВЛЕНИЯ ВО ВСЕХ ВЛАДЕНИЯХ РУСИ, ЗА ИСКЛЮЧЕНИЕМ НОВГОРОДСКОЙ ЗЕМЛИ

Главное родовое отличие управления во всех Русских владениях против Новгородской формы правления состояло в том, что во всех владениях Руси, кроме Новгородской земли, власть Русского князя, хотя первоначально пришлая, мало-помалу сделалась домашнею властью, и даже наследственною в том или другом княжеском роде. А другое важное отличие было в том что княжеская власть с течением времени изменялась и постепенно принимала большие и большие размеры и наконец достигла полного самодержавия, тогда как в Новгороде она скорее сокращалась, чем развивалась. Первая древнейшая форма власти Русского князя, несколько похожая на единодержавие, постепенно развивалась в продолжение времени от водворения Олега в Киев до смерти Ярослава Великого.

а) От Олега до смерти Ярослава

Олег сделался Киевским князем с согласия самих Киевлян, которые после изменнического убития Аскольда и Дира добровольно приняли Олега. И Олег, вступивши в Киев, назвал этот город матерью городов Русских, т.е. своим постоянным гнездом, из которого постепенно должна была распространяться власть Русского князя. А еще прежде Киева Олегову власть признали добровольно Смоленск, старший город Кривичей, следовательно, и все племя Кривичей, одно из самых сильных племен. Далее при таких же условиях признана власть Олега всем племенем Северян и всем племенем Полян. Кроме того, по уступке со стороны Новгорода по первоначальному договору еще с Рюриком, за Олегом осталась власть над всею громадной землей Ростовскою, Суздальскою, Белозерскою, Муромскою и Полоцкою со всеми колониями Полочан в земле Литовской. Племена, признавшие власть Олега, приняли к себе его посадников или мужей. По смерти Олега при его ближайших преемниках власть Русского или Киевского князя была признана еще Древлянами, Уличами, Тиверцами, Волынянами, Дреговичами и Радимичами.
Но признание власти Русского князя исчисленными племенами еще далеко не означало, чтобы Русский князь тесно соединился, или, так сказать, сроднился с признавшим его народонаселением, оно, скорее, выражало собою некоторое внешнее соединение племен, признавших власть одного князя и только служило первою ступенью к будущему образованию государства и к полному соединению интересов государя и народа. Олег (и ближайшие его преемники) и при власти над упомянутыми племенами был, в сущности, только Русский князь, т.е. князь племени Руси, пришедшей из Скандинавии и составлявшей его дружину, племена же, признавшие его власть, оставались по-прежнему Славянскими племенами со своими местными земскими интересами и своим исконным строем, и даже частию со своими племенными князьями. Чтобы вполне слиться Русскому князю с сими племенами, или ему самому и его дружине наперед должно было ославяниться, или Славянским племенам принять образ жизни и обшественный строй Скандинавов и отказаться от всей своей прежней жизни, а этого ни с той, ни с другой стороны не было ни при Олеге, ни довольно долго после него. Впрочем, еще при Олеге в княжую дружину стала уже поступать вольница и из Славян и разных финских племен и, таким образом, княжая дружина начала изменяться в своем составе и из чисто Скандинавской перерождаться в смешанную, но это изменение в составе дружины нисколько еще не изменяло ее внутреннего устройства и не сливало с местною земщиною.
Земщина по-прежнему оставалась при своем общинном устройстве и владела всею землею, которая за ней была до прибытия Русского князя, князь же и в Приднепровье, так же, как и в Новгороде, получал только некоторые области с тамошними землями в непосредственное распоряжение, а дружинники вовсе не получили поземельного надела и жили при князе на уступленных ему от земщины землях в качестве временных жильцов, они содержались или жалованьем от князя, или кормами от городов и областей, ежели который дружинник с отрядом назначался князем в посадники или правители какого города или области. А преимущественно содержание дружинников состояло в военных добычах. И так было не только при Олеге, но и при его ближайших преемниках, все это время Русский князь со своими дружинниками очень неплотно сидел на той земле, которая признала его власть, он как бы только для отдыха останавливался на этой земле в промежуток времени между военными походами, без военных добыч князю и особенно его дружинникам трудно было жить. Мы знаем по свидетельству Арабских писателей, что при Игоре, после несостоявшегося похода под Константинополь, до 50 тысяч дружинников оставили Русскую землю и пустились грабить прибрежья Каспийского моря, а Игорев сын, князь Святослав сам хотел перебраться из Русской земли в Дунайскую Болгарию, как свидетельствуют наши летописи. При таковом порядке дел естественно нельзя еще было и думать о тесном сближении князя и дружинников с местною земщиною, и Киев, несмотря на громкое название матери городов Русских, данное ему Олегом, в сущности, был только еще временною стоянкою князя и дружины. И земщина Русской земли и при князе во все это время управлялась по своим старым порядкам на основании общинных начал, значение старых городов и их отношения к пригородам оставались прежние, и при князьях пригороды состояли в повиновении у старого города, приговоры веча по-прежнему имели свой вес, и князья в отношении к земщине не могли делать никаких распоряжений без согласия веча. Князь с дружиною и земщина хотя действовали согласно, и земщина признавала власть князя, но еще не составляли одного целого. Так из договора Игоря с Греками, писанного в 945 году, мы видим, что для переговоров в Константинополь посылались особые послы от князя и особые — от земщины, при утверждении же сего договора в Киеве клятву давал не один князь Игорь и его дружина, но и все люди, именно Русь язычники клялись на холме перед Перуном, а Русь христиане ходили давать клятву в церковь св. пророка Ильи, что над ручьем. Следовательно, клятва князя и дружины была не обязательна для земщины.
При Святославовом сыне, великом князе Владимире отношения князя и дружинников к земщине значительно изменились. Владимир, во-первых, желая более сблизиться с земщиною, лишь только утвердился в Киеве, то и выпроводил от себя буйных Варягов, составлявших большинство его дружины, и стал пополнять свою дружину преимущественно из местных славян, а дружинникам из пришельцев, чтобы привязать их к Русской земле, раздавал земли и богатые угодья, во-вторых, для большего сближения с земщиною и утверждения своей власти Владимир по общему согласию с дружиною и земщиною принял христианскую веру и крестил Русский народ. С принятием христианской веры князь, кроме сбродной дружины, состоящей у него на службе, стал иметь на своей стороне духовенство христианской церкви. Христианская церковь, введенная князьями и ими первоначально поддерживаемая, естественно должна была сама поддерживать князей, по крайней мере духовенство, основываясь на Священном Писании, внушало народу мысль о святости княжеской власти, о происхождении ее от Бога и об обязанностях подданных повиноваться беспрекословно князьям и начальникам от них поставленным. Таким образом, княжеская власть на Руси, не имевшая за собою ни давности, ни единства происхождения с народом, ни права победы или силы, при помощи христианской церкви получила религиозное освящение, одну из могущественнейших сил в глазах народа.
Но, несмотря на значительное усиление княжеской власти при Владимире и его сыне Ярославе, земщина еще по-прежнему была сильна и самостоятельна, и при князьях и при их посадниках продолжала иметь свое собственное управление, своих выборных старост и других начальников, и свое вече, которое в иных случаях даже созывалось князьями и иногда действовало мимо князей, так в 997 году в Белгороде было вече, на котором Белгородцы порешили сдаться Печенегам. Земщина при Владимире и Ярославе еще продолжала иметь свое войско, предводительствуемое своими отдельными воеводами, войско это составлялось из земцев главным образом только для защиты земли от нападения неприятелей, но иногда по решению веча участвовало в походах и в войнах княжеских: так земская рать была в походе Ярославова сына Владимира на Греков и имела своим начальником воеводу Вышату. В самых сражениях и походах земская рать всегда стояла и шла отдельно от княжеской дружины, так в 992 году при нападении Печенегов, когда понадобилось выставить Русского богатыря против Печенежского богатыря, то Владимир послал биричей сперва в свой стан к дружине, а когда такового богатыря между дружинниками не нашлось, то велел кликать в земской рати, где и нашелся богатырь, поразивший Печенежина.
Княжеская дружина при Владимире и Ярославе, хотя уже сильно изменилась против прежней княжеской дружины и стала пополняться преимущественно туземцами из разных славянских и других племен, и даже начала получать земли, но тем не менее она продолжала иметь свое устройство чисто служебное, совершенно отличное от общинного устройства земщины. Дружинники, хотя уже начали родниться с богатыми земцами и брать у них в замужество дочерей, о чем, по свидетельству народных былин, особенно заботился Владимир, но самая служба князю сообщала им особый характер, отличный от земцев. Земец был тесно связан с общиною, к которой он принадлежал, его положение в жизни определялось отношениями к общине, община доставляла ему уважение, большим или меньшим, старейшим или молодшим, он был только в общине, община давала ему службу, в случае нужды защищала его и она же могла подвергнуть его преследованию. Напротив того, дружинник был человек вполне свободный, он дорожил только службою князю, в службе он находил защиту от обид, служба давала ему уважение и богатство и по воле князя ставила судье ю и правителем земской общины, служба же дружинника вполне зависела от князя и нисколько не зависела от земской общины. А посему, хотя при Владимире и Ярославе в дружинниках не было заметно той подвижности и непоседности, которою отличались прежние дружинники, и они как бы оселись на Русской земле, тем не менее мир дружины и мир земщины были совершенно разные миры, хотя не враждебные и не чуждые друг другу, ибо и дружинник и земец были уже Русские люди и дорожили Русским именем. Но связь дружины с земщиною была еще чисто внешняя и условливалась только властью князя, и при Ярославе еще дружинник Полотского князя был чужд и земцам и дружинникам Киевского князя, и наоборот, дружинник Киевского князя был чужд и Полочанам и дружинникам Полотского князя. Земщина и в продолжение времени от Олега до смерти Ярослава по-прежнему делилась на три класса: на бояр, или больших людей, на купцов и черных, или меньших людей. Чтобы показать общественное положение сих трех классов земщины, я считаю не лишним представить типы каждого из них, как они сохранились в народных былинах времен Владимира, и начну с типа земского боярина, этот тип представлен в былине о Чуриле Пленковиче и его отце, старом Плене. Былина говорит, что вотчину или владения старого Плена составлял Киевец на Сороге-реке, у Плена и его сына Чурилы была своя дружина в 600 молодцов удалых, и когда князь Владимир приехал к ним в гости, то Чурила поднес ему в дар соболиную шубу крытую аксамитом, княгине Владимировой Апраксин — камку хрущатую и несметное число золота раздал Владимировым боярам. У молодцов Чурилиных кони одношерстные, узды на них одномедные, кафтанчики на молодцах скурлат сукно, источенками подпоясаны, сапожки на ножках зелен сафьян. Князь Владимир довольный приемом и видя удаль и богатство Чурилы, просит старого Плена, чтобы отпустил сына к нему на службу: не довлеет тебе, Чуриле, жить в Киевце, а довлеет жить тебе в Киеве у князя Владимира. Подобный же тип земского боярина представлен в былине о Дюке Степановиче, которого богатые вотчины находились на Волыни, которыми за смертию отца управляла его мать, о богатствах Дюка и его матери посол Владимиров Добрыня Никитич в былине говорит: ‘Нам из города из Киева везти бумаги на шести возах, да чернил везти на трех возах, — описывать Дюково богатство, — да не описать будет’. Тип купца или гостя между прочими представляет былина о Соловье Будимировиче, у которого, по словам былины, своих тридцать три корабля без единого, наполненные разными товарами, своя дружина ротников, т.е. давших клятву, роту, слушать Соловья и не выдавать друг друга. Соловей говорит своей дружине: ‘Братцы вы дружинушка хоробрая! Слушайте большого атамана, делайте дело повеленное, скоро подымайте паруса крупчатые, побегайте ко славному городу Киеву, к ласкову князю Владимиру’. Прибывши в Киев, по словам былины, Соловей прямо отправляется к князю Владимиру, дарит придверников и приворотников чистым серебром, а самого князя золотой казной, а княгиню двуличной камкой узорчатой. Другая былина об Иване Годиновиче представляет тип купца в Черниговском госте Дмитрие, который был так богат, что за его дочь Настасью сватались князья, и который с гордостью отвечал Владимирову племяннику Ивану Годиновичу, приехавшему сватать за себя Настасью Дмитриевну: ‘У меня срощена собака на моем дворе, отдать за тебя Иванушка Годинович’. Тип черного или меньшого человека селянина былины представляют в отце Ильи Муромца, крестьянине села Корочарова. В былине сказано: Илья Муромец в полдень приходит на пожню, где отец с семейством и работниками спал после обеда, Илья взял топоры и начал чистить пожню, и сколько отец с работниками не успел начистить в три дня, то он начистил в один час, и воткнул топоры в пни, так что их никому не вынуть. Отец и работники, проснувшись, дивились, кто над ними так подшутил, и в это время Илья вышел из лесу и вынул топоры из пней. Увидев это, отец сказал: ‘Слава Богу, сыну Бог дал здоровье, большой будет работник’. Другой тип крестьянина или меньшого человека изображен в лице Микулы Селяниновича. Былина говорит: ‘Был-то Микула во городе во Киеве, вывез он соли два меха, а в каждый мех входит пудов по сороку. А тут Микула пахал да орал, сосенки да ельнички в борозду валил. Ржи напахал да домой выволочил, домой выволочил, дома вымолотил’. Обе былины идеал крестьянина или селянина представляют в здоровом и трудолюбивом работнике, который порабощает дикую, поросшую непроходимым лесом землю своим трудом, валит в борозду сосенки да ельнички, поднимает богатую будущими урожаями новину и топором и сохой завоевывает себе у дикого леса, или поля, ниву-кормилицу, и как пионер пролагает и расчищает дорогу для будущей цивилизации. Отец Ильи Муромца радуется, что сыну Бог дал здоровье и что он будет большой работник.
Представивши типы трех классов земщины, былины представляют и отношение их друг к другу и даже частью к князю, из былин мы видим, что классы сии были довольно близки друг к другу, как члены одного общества и притом происходившие от одного племени, между которыми жизнь и история еще не успели провести ни вражды, ни отчуждения. Так, например, былина о Ставре Годиновиче говорит, что гонец из Киева нашел у Василисы Никулишны, Ставровой жены: ‘Забрано (собраны) столованье — почетный пир, забраны жены купецкие, забраны жены боярские’. Здесь мы видим ясно, что семейства земских бояр и купцов не чуждались друг друга и водили между собою хлеб-соль, сходились друг к другу в гости. Или в одной былине о Дюке Степановиче: ‘Владимир солнышко, князь Киевский, забирал для удалого молодца (Дюка Степановича) столованье — почетный пир, многих князей и бояринов думных, и вельмож, купцов богатых и поляниц (из сельчан богатыри) удалых и Российских могучих богатырей’. Таким образом, по былине мы видим на пиру у князя Владимира не только дружинников, но и все три класса земщины и бояр, и купцов и поляниц удалых, т.е. лучших из сельчан, или черных людей. Тоже повторяется в одной былине о Соловье Будимировиче. Или в былине о Хотене Блудовиче говорится, что на пиру у князя Владимира были между прочими гостями две вдовы: ‘перва вдова честна Блудова жена, а другая вдова честна купец жена’. При таковой близости друг к другу всех классов земщины естественно в земском управлении выборы к разным должностям были общие в каждом обществе, но как они производились, по общинам ли как в Новгороде, или целым обществом, целым народом данной местности, на это за разбираемое время мы не имеем никаких указаний и можем сказать только одно, что, кажется, выборными должностями были только должности сотских, старост, судей, пятидесятских и десятских, должности же тысяцких и посадников не зависели от земского веча, а замещались по назначению князя его дружинниками. К самим князьям выборного начала так же не прилагалось, по крайней мере, от Олега до кончины Ярослава право выбора князей народом ни разу не имело случая высказаться ни в Киеве, ни в Чернигове, ни в других местах, кроме Новгорода. Хотя нельзя сомневаться, что это право существовало в возможности, ибо былина о Дюке Степановиче называет Киевлян честным народом вольно-Киевским, следовательно, некоторым образом намекает на право Киевлян подчиняться княжеской власти по свободному согласию и на значительную самостоятельность Киевской земщины, а вероятно, и других земщин, и при княжеской власти, по крайней мере, в народном представлении власть князя не уничтожала самостоятельности земщины, и при князе народ считался вольным. Власть князя и в это время, очевидно, не могла быть самовластием, но это мы яснее увидим, рассматривая положение земщины по смерти Ярослава, к чему теперь и обратимся.

б) Положение земщины на Руси от смерти Ярослава до владычества Монголов

По смерти Ярослава Русская земля разделилась на несколько независимых владений с самостоятельными князьями, состоявшими между собою лишь в родственной связи и почти только номинально подчиненными великому князю Киевскому, как старшему из них, а отнюдь не как государю. Этот порядок зараз повернул Русскую землю назад, т.е. только что связанные общею княжескою властью разные Славянские племена возвратил к старому порядку отдельности и почти каждому Славянскому племени дал своего самостоятельного князя, и тем самым ослабил княжескую власть. Это ослабление княжеской власти имело главным основанием своим то, что по новому порядку каждый князь стал лицом к лицу с одним племенем, крепко сплоченным и имеющим прочную организацию в подчинении пригородов своему старшему городу, тогда как при Владимире и Ярославе княжеская власть именно и опиралась на том, что разные племена, не имевшие между собою внутренней крепкой связи, не могли действовать дружно и по одному плану и своею разрозненностью поддерживали княжескую власть над всеми племенами.
Таким образом, земщина разных Славянских племен на Руси с разделом Ярославовых владений очутилась вдруг в выгоднейшем положении, относительно к князьям, против прежнего времени, не замедлила воспользоваться им и заявить свои права, не высказывавшиеся в предшествовавшее время, и первая воспользовалась таким положением Киевская земщина в 1067 г., т.е. через 12 лет по смерти Ярослава. В этом году Изяслав, князь Киевский, был разбит Половцами, Киевляне, недовольные сим, собрали на торговой площади вече и потребовали, чтобы князь снова выступил против Половцев. Изяслав отказал им в этом требовании, и в ответ на этот отказ вече принудило Изяслава бежать из Киева и объявило своим князем Всеслава Полотского, бывшего тогда пленником в Киеве. Когда же Изяслав через семь месяцев явился с большим Польским войском под Киевом, а Всеслав бежал, то Киевское вече послало сказать Изяславовым братьям, князьям Черниговскому и Переяславскому, чтобы они шли защищать город отца своего, а в противном случае грозили сами сжечь Киев и уйти в Греческую землю, и тем самым принудили их вступиться за Киев и требовать, чтобы Изяслав отпустил от себя Польскую рать. Таким образом, при первом же заявлении своих прав Киевская земщина так ловко могла поставить свое дело, что князья принуждены были стать на стороне земщины против своего старшего брата. Вслед за Киевскою земщиною и Черниговская земщина в 1078 году оставила княжившего там Всеволода Ярославича и передалась его племяннику Олегу Святославичу. Потом Владимиро-Волынская земщина оставила своего князя Ярополка Изяславича и признала своими князьями Ростиславичей, внуков Владимира Новгородского. Да и вообще во все время споров между сыновьями Ярослава земцы редко поддерживали князей, так что при нападении князей друг на друга ни один город не защищал своего князя, князья защищались и нападали только со своими дружинниками и Половцами.
При внуках, и особенно при правнуках Ярослава, земщина на Руси очутилась в новом положении. Благоразумнейшие из внуков и правнуков Ярослава начали обращать внимание на земщину в своих владениях и признавать ее опорою и источником своей силы и могущества, и посему стали дорожить своими отчинными владениями, а не переходить из одного владения в другое. Это новое направление заставило князей обратиться к старому порядку Владимирова и Ярославова времени, чтобы в важных случаях советоваться с земщиною и даже приглашать ее при решении дел чисто междукняжеских. Первый к этому порядку обратился Владимир Мономах, умнейший и могущественнейший из князей своего времени, он в 1096 году вместе со Святополком Киевским, приглашая в Киев Олега Святославича, князя Черниговского, писал к нему: ‘Приходи в Киев да поряд положим о Русской земле перед епископы, и пред игумены, и пред мужами отцев наших и пред людьми градскими’. Потом этот порядок решительно сделался необходимым для князей, и каждый князь, искавший для себя пособия земщины, стал созывать веча и объявлять свои желания земцам, и ежели земцы соглашались помочь князю, то тут же на вече объявляли ему о своей готовности поддерживать его, а в противном случае прямо отказывали, и князь удалялся из города. Так, в 1147 году князь Курский Мстислав Изяславич, услышавши, что Глеб Юрьевич со Святославом Ольговичем идут на Курск, немедленно созвал вече и начал на вече спрашивать земщину, — будет ли она защищать его, и Курская земщина прямо на вече отвечала: ‘Ежели с Ольговичами, то готовы биться за тебя даже и с детьми, а на Володимере племя на Юрьевича не можем поднять рук’. И после такового ответа Мстислав с дружиною должен был оставить Курск. Или в 1154 году, когда на походе Ростислава Мстиславича (княжившего в Киеве вместе со своим дядею Вячеславом), к Чернигову пришла весть о смерти Вячеслава в Киеве, то старшие дружинники прямо сказали Ростиславу: ‘Твоего дядю Ростислава Бог взял, а ты еще не утвердился с людьми в Киеве, поезжай в Киев и утвердися с людьми’.
Таковое новое положение земщины мало-помалу воспитало в земцах убеждение, что в такой-то земщине должен княжить такой-то княжеский дом, а в такой-то — такой. Именно Полотские земцы стали признавать своими постоянными законными князьями потомков Рогнедина сына Изяслава Владимировича, земцы Галицкие — потомков Владимира Ярославича Новгородского, земщины Черниговская, Новгород Северская, Рязанская и Муромская — потомков Святослава Ярославича, Киевляне, Волынцы, Переяславцы, Смольняне и Суздальцы — потомков Владимира Мономаха. И это убеждение земщин так было сильно, что, несмотря ни на междоусобие князей, ни на их захваты той или другой чужой области, земцы постоянно держались своего княжеского дома. Князь, захвативший область, не принадлежавшую его дому, ежели и удерживался в ней на время своей жизни (что бывало, впрочем, очень редко), то никак не мог закрепить ее за своим родом: земщина, верная своим потомственным князьям, постоянно противилась этому и всегда с успехом. Так, ни Мстислав Великий не мог укрепить за своим домом Полотских владений, хотя на время успел захватить их и даже сослать в Грецию Полотских князей: Полотская земщина немедленно по смерти Мстислава возвратила своих прирожденных князей из Греции и выгнала от себя сыновей Мстислава, ни Всеволод Ольгович Черниговский не мог утвердить Киев за своим родом, хотя и успел завладеть Киевом и умер Киевским князем. В след за похоронами Всеволода Киевское вече отказало в повиновении его брату Игорю Ольговичу и пригласило на Киевский престол Изяслава Мстиславича из дома Мономахова.
Вместе с убеждением земщины считать тот или другой княжеский дом своим потомственным, выступило наружу доселе невысказывавшееся право земщины выбирать себе князей, и одних принимать и поддерживать, а других, посаженных насильно, против воли земщины, — вытеснять. Это право выбора князей мало-помалу достигло того, что ни один княжеский престол с половины XII столетия вплоть до Монгольского завоевания не мог быть занят без согласия местной земщины, ежели только земщина эта не утратила своей самостоятельности, и князьям для занятия какого-либо престола столько же нужно было согласие местной земщины, сколько и согласие других князей. Каждый князь, чтобы занять какой-либо княжеский престол, должен был непременно заключить договор с местной земщиною, даже и в таком случае, ежели бы какого князя сажали на престол целым союзом князей, требовалось, чтобы тут же участвовали и послы от той земщины, в которой находится этот престол. Так, в 1169 году Мстислав Изяславич, вступая на Киевский престол, должен был заключать договор, как с князьями и дружиною, так и с Киевскою земщиною. При таковом порядке все распоряжения князей тогда только имели силу, когда на них изъявила согласие местная земщина. Так, у старших князей со времен еще Ярослава было в обычае при-смерти делать завещание и назначать в нем уделы своим сыновьям, но завещания сии тогда только приводились в исполнение, когда на это соглашалась местная земщина, в противном же случае князь не мог и держать назначенный ему удел. А посему князь, явившись в удел, отказанный ему отцом, должен был собрать вече, объявить ему о воле завещателя и спросить, согласно ли оно признать его своим князем. Так, например, по смерти могущественного Всеволода Юрьевича сын его Ярослав, получивши по отцовскому завещанию в удел Переяславль-Залесский, утвердился на этом княжестве не иначе, как по согласию с тамошней земщиной, в летописи сказано: ‘Ярослав, приехавши в Переяславль, созвал Переяславцев на вече к церкви святого Спаса и сказал им: ‘Братья Переяславцы! Вот отец мой отошел к Богу, и вас отдал мне, а меня вам дал на руки, скажите, братие, хотите ли меня иметь у себя, как имели отца моего, и сложить за меня головы’. И отвечали Переяславцы: ‘Очень хотим, господине, да будет так, ты наш господин, ты наш Всеволод». А князья Всеволод и Ярослав были одни из сильнейших князей, но и они считали необходимым спрашивать согласия земщины. Да и нельзя было не считать это необходимым, ибо в противном случае земщина, узнавши о неугодном ей распоряжении старшего князя, не дожидаясь назначенного завещанием, приглашала князя со стороны. Так это было в Суздальской земле по смерти Юрия Долгорукого. Юрий, умирая, назначил Суздальские владения в удел младшим сыновьям, но Суздальская и Ростовская земщины, не дожидаясь назначенных им князей, пригласили и объявили своим князем старшего Юрьева сына Андрея. А ежели бы какой земщине сажали князя силою, то таковому посаженному обыкновенно приходилось туго, земщина справлялась с ним по-своему. Так, когда в 1154 году Юрий Долгорукий выгнал из Рязани тамошнего потомственного князя Ростислава и посадил там сына своего, знаменитого Андрея Боголюбского, то Рязанцы тайно ночью подвели Ростислава с Половцами, так что Андрей едва успел убежать об одном сапоге, а дружину его Рязанцы частью иссекли, частью потопили в реке, а частью живых зарыли в землю.
Развивши право выбирать князей, земщина стала заявлять свои права и на вмешательство в дела княжеские, даже судить князей и удалять неугодных. Так по смерти Андрея Боголюбского Ростовцы, Суздальцы и Владимирцы вольными голосами выбрали себе в князья племянников Андреевых Мстислава и Ярополка Ростиславичей (мимо Андреева сына Юрия). Потом, когда Ростиславичи стали плохо управлять, то Владимирцы собрали вече и прямо сказали: ‘Мы по своей воле избрали князей и целовали им крест, а они пустошат нашу землю, как бы не думая оставаться в ней князьями, а мы промыслим себе князя’. И вслед за тем послали звать себе в князья Михаила Юрьевича, и посадили его на престоле во Владимире. А в Галиче во время могущественнейшего и умнейшего тамошнего князя Ярослава Владимировича Осмосмысла, в 1173 году, Галицкая земщина, недовольная несогласною жизнью своего князя с супругою, принужденной бежать от него, созвала вече и взяла с Ярослава присягу жить согласно с супругой, а любимицу его Настасью сожгла на площади, сына же ее Олега отправила в заточение и супругу его возвратила в Галич. Или в 1151 году Полотская земщина схватила своего князя Рогволода Борисовича и заточила в Минске, где держала под строгим караулом, а сама целовала крест Святославу Ольговичу Черниговскому. Даже сами князья признают за нужное приглашать земщину к участию в своих собственных делах, так в 1159 году, когда Ростислава Смоленского приглашали на Киевский престол, то он посылал в Киев от Смольнян мужа Ивана Ручечника и от Новгородцев Якуна договариваться с приглашавшими князьями и Киевлянами о том, на каких условиях они принимают его в Киевские князья. Здесь Ростислав принимает Киевский престол, явно с согласия Смольнян и Новгородцев, он считает для себя одинаково нужным как согласие князей и Киевлян, приглашавших его в Киев, так и земцев Смоленских и Новгородских, отпускавших его на Киевский престол. Или князь Галицкий Ярослав в 1187 году пред смертью своею сзывает к себе дружину и земщину и перед ними делает свои предсмертные распоряжения относительно назначения уделов своим сыновьям и берет присягу как с сыновей, так и с Галичан. Или в 1154 году Вячеслав Киевский, принявши к себе в соправители своего племянника Ростислава Смоленского, приглашает Киевскую земщину утвердить это распоряжение.
Указавши на положение земщины в Русской земле и на ее отношение к князьям, теперь следует рассмотреть внутреннее ее устройство и те органы, которыми она управлялась мимо княжеской власти. Внутреннее устройство земщины и в настоящем периоде было прежнее, общинное, по-прежнему пригороды состояли в зависимости от старых городов по общему правилу: ‘На чем старшие сдумают, на том и пригороды станут’. Это общее правило не потеряло еще своей силы, а посему князь, принятый с согласия веча в старом городе, признавался князем и от пригородов, посылал туда своих посадников или передавал пригороды другим князьям, своим союзникам, и пригороды не имели права противиться таким распоряжениям, пока князь сидел в старшем городе. Но тем не менее при помощи князей пригороды стали выказывать свою самостоятельность и непокорность старым городам, как скоро замечали со стороны старых городов какую-нибудь обиду. Так Владимирцы, хотя и признавали себя младшими и мизинными против Ростовцев и Суздальцев и даже жаловались им на плохое управление посаженного к ним Ростовцами князя Ярополка Ростиславича, но когда Ростовцы и Суздальцы не обратили внимания на их жалобы, то они отказались повиноваться им, выбрали себе в князья Михаила Юрьевича и семь недель бились с Ростовцами, защищая своего избранного князя. И летопись прямо говорит, что Владимирцы бились не против князей, предлагаемых Ростовцами, но, собственно, не желая покориться Ростовцам, которые хвалились так: ‘Позжем Владимире, или посадника к ним посадим, это наши холопи каменщики’. И, таким образом, старшие города в настоящем периоде стали мало-помалу терять свое прежнее исконное значение, связь между колониями и метрополиями начала позабываться, и в некоторых княжествах младшие города или прежние пригороды сделались главными городами, столицами княжений, впрочем, окончательное падение старших городов последовало уже в следующем периоде, в настоящем же периоде только положено начало этому новому порядку.
Отношение городов к своей области оставалось прежнее, каждый город считался и действительно был представителем своей области, память того, что все селения первоначально были колониями города, не только не ослабевала, но постоянно подкреплялась как бытовыми отношениями области к городу, так и тем, что администрация сосредоточивалась в городе. Область тянула судом и данью к городу, в город присылались наместники или посадники князья, со своим городом область вела торговлю, в городе область искала защиты в случае нападения неприятелей, в городе были осадные дворы сельских жителей, куда они укрывались при нападении неприятелей, кроме того, значительная часть сельских или уездных земель принадлежала в собственность жителям города, и на этих землях, по взаимным условиям с владельцами, селились целые селения и деревни вольных земледельцев.
Область, принадлежащая тому или другому городу, называлась его присудом или уездом и делилась на погосты и волости. Погостом назывался союз сельских общин, которые в погосте имели свой ближайший суд и управу, а волостью назывались села и деревни, построенные на земле какого-либо одного частного землевладельца, по землевладельцам они разделялись: на волости княжеские, составляющие собственность князя, монастырские или церковные, принадлежащие тому или другому монастырю или церкви, и наконец боярские, составляющие собственность того или другого боярина. Волости по суду и управлению приписывались к погостам, но в экономическом или бытовом отношении числились отдельными самостоятельными единицами и знали своего владельца. Кроме того, как сельские, так и городские общины делились на верви, вервью называлась или одна какая-либо община или союз нескольких общин, соединившихся друг с другом для общего платежа виры по взаимной раскладке. Это соединение было совершенно свободное, не зависящее ни от земской, ни от княжеской администрации. Каждый мог поступать и не поступать в члены верви по собственному усмотрению. Обязанности, налагаемые вервью на своих членов, состояли только в том, чтобы каждый член вносил каждогодно определенную по раскладке сумму в общую казну верви, и по этому каждогодному взносу получал право на пособие целой верви, ежели бы он, в случае какого-либо убийства, должен был платить виру в княжескую казну, вервь в таком случае платила за него виру, называвшуюся дикою или общинною вирою. Кроме того, вервь была судьей и защитником своего члена, ежели бы он был уличен в убийстве, она делала приговор признать ли его убийцей злонамеренным, с которым нельзя жить, или отнести к убийцам нечаянным, без злого умысла, с которым можно еще жить, и в первом случае исключала его из своих членов и выдавала князю на заточение и разграбление, а во втором случае оставляла его у себя и платила за него определенную законом дикую виру в княжую казну.
Все сии общины, начиная от старшего города до верви, имели свою общинную или земскую управу, не зависимую от управы князя или его слуг и стоявшую с ней рядом, так что князь и его посадники управляли и судили не иначе, как при участии и содействии земских властей. Общинное земское устройство в это время так было сильно и крепко, что каждая община была в круговой поруке за своих членов, и члена общины нельзя было взять без согласия общины или выборных ею властей, княжий или посадничий пристав не мог без позволения общины даже править долгов на ее члене, причем община могла не допускать пристава и принять платеж долга на себя. Даже на княжеском или посадничьем суде всегда сидели судьи от земщины, в противном случае княжий или посадничий суд не признавался как суд, и’его приговоры были недействительны, самый вызов в суд производился только с разрешения местной земской власти, — к гражданину или вообще к члену общины нельзя было приставить пристава для вызова в суд, не объявивши о том наперед старосте. А в случае ежели бы княжьи посадники или тиуны стали отягощать земцев, то община или земщина обращалась с жалобою к князю или к земщине старого города, ежели таковые посадники или тиуны оказывались в пригороде. Князь, получивши жалобу, или узнавши о неудовольствии и волнении земщины против посадников, сменял их и описывал то, что они пограбили, так в летописи под 1240 годом сказано о князе Галицком Данииле Романовиче, что он послал печатника своего в Бакоту исписать грабительство нечестивых бояр, и тем утишил землю. Когда же князья потворствовали своим посадникам, то земщина восставала на самих князей, как это, например, было в 1176 году с Ростиславичами во Владимире-Залесском.
Органами земского управления были вече и выборные земские власти. В каждом городе и в каждой общине, городской ли, сельской ли, по всем краям Руси вече представляло общую думу всех граждан или всех членов общины без выбору, или домохозяев. Вече в разных городах имело определенные места для своих собраний, так в Киеве были два места, одно на Ярославовом дворе, на горе, на это вече сзывал сам князь, а другое на торговище у Туровой божницы, куда народ собирался по призыву своих земских властей, на первом вече князь принимал присягу от Киевлян, а на втором Киевляне водили князя к присяге. В Переяславле-Залесском обычным местом веча была площадь у церкви Святого Спаса, в Чернигове так же у тамошней соборной церкви Спаса, в Смоленске у церкви Пресвятыя Богородицы. Вече главного или старшего города решало принять или не принять того или другого князя, оно же решало поддерживать ли князя в случае нападения неприятелей, или не поддерживать, принимать участие в той или другой княжеской войне и собирать земские полки, или не принимать участия и полков не собирать. Так в 1147 году Изяслав Киевский, замысливши поход на своего дядю Юрия Долгорукого и на его союзников Ольговичей, собрал вече и объявил об этом Киевлянам, прося, чтобы они дали ему свои полки, и вече отвечало: ‘Княже! Ты на нас не гневайся, не можем поднять рук на Володимерово племя на Юрия, а ежели на Ольговичей, то идем и с детьми’, и князь не мог идти против вечевого приговора и только сказал: ‘А тот добр, кто пойдет по мне’, и охотников набралось много. Когда же Изяслав в том же году, узнавши об измене своих союзников Давидовичей, переменил свое намерение идти на Юрия и с похода прислал своего посла в киев объявить вечу о походе на Чернигов, и когда Изяславов посол сказал вечу княжую речь: ‘Целовал вас ваш князь и велел сказать: ‘Братья Кияне пойдите со мною к Чернигову на Ольговичей». То вече отвечало: идем по тебе и с детьми по твоему хотению, и велели собирать земские полки. Вече же решало продолжать войну, в которой участвуют его земские полки, или не продолжать и заключить мир. Так в 1185 году, когда Киевский князь Рюрик стал просить присланные к нему на помощь Смоленские земские полки, чтобы они перешли Днепр и шли к Переяславлю, а Смоленским вечем они были отпущены только до Киева, то полки сии, составивши вече, отвечали князю: ‘Мы отпущены до Киева, и ежели бы нужно было биться с Половцами под Киевом, то бились бы с ними, а искать другой рати не можем’, и давши такой ответ пошли со своим князем назад в Смоленск, и князь Смоленский, бывший с ними, не мог остановить их. Или когда в 1177 году Мстислав Ростиславич Ростовский хотел заключить мир с Всеволодом Юрьевичем, князем Владимирским, то Ростовское вече сказало ему: ‘Хотя ты и дашь ему мир, но мы не дадим’, и Мстислав должен был продолжать войну. Или в 1186 году, когда Смоленский князь Давыд Ростиславич со Смольнянами и Новгородцами пошел на Полотскую землю, то Полотская земщина по решению веча, мимо своих князей, отправила от себя посольство на границу с дарами и, не допустив Давыда переступить Полотскую границу, заключило с ним мир от имени Полотской земли, а не от имени Полотских князей. Подати, повинности и службы земщины назначались князем не иначе, как по согласию с вечем главного города, вече, согласившись с князем относительно общего числа податей, составляло подробные описи на все подчиненные городу общины, сколько с какой общины должно идти податей и служб из общего числа, общины же на своих местных вечах или сходках делали раскладку податей или служб, доставшихся на их долю, по дворам, сколько должен платить каждый двор, смотря по состоянию: богатый двор больше, а бедный меньше. Вече избирало всех земских начальников, оно же вступало в договор с князем, порешивши его принять к себе, даже выбор местного епископа более или менее зависел от веча, которое по согласию с князем могло принять присланного Киевским митрополитом епископа, могло и не принять, а назначить своего. Так в 1183 году митрополит поставил в Суздаль епископом Николу Гречина, но Суздальцы не приняли его, и их князь Всеволод Юрьевич писал к митрополиту: ‘Этого не избрали люди нашей земли, но как ты уже его поставил, то и держи его, где тебе угодно, а мне постави (посвяти в епископы) Луку смиренного духом и кроткого игумена святаго Спаса на Берестовом’.
За вечем в управлении земщиною следовали выборные власти, сотские, старосты, судьи, а в земском войске воеводы. Власти сии имели большое значение в земском управлении, так что князь мог править областью только при посредстве сих властей, в противном же случае его распоряжения или оставались недействительными или в случае насилия от князя вели к неудовольствиям со стороны земщины, а неудовольствия вели к изгнанию князя, ежели он не имел достаточных сил удержаться. Во всех владениях Руси постоянно были две власти и два разряда правительственных органов: власть князя и власть веча, правители, назначаемые князем, и правители, избираемые земщиною. К первым относились посадники, тысяцкие, тиуны, вирники, данщики и другие служители княжеского суда и управы, принадлежавшие к княжой дружине, второй разряд правителей, выбираемых земщиною, составляли сотские, судьи и старосты разных наименований и другие служители или представители земщины в делах суда и управы. Сии представители земщины во всех владениях Русской земли, подобно как в Новгороде, стояли рядом со служителями княжеской власти, и сии последние только при посредстве первых могли действовать на общество. Вся разница между Новгородом и прочими владениями Руси состояла в том, что в Новгороде земская выборная власть и ее представители или органы были впереди, а в прочих владениях напереди княжеская власть, а не земская. Впрочем, таковое отношение двух властей не во всех владениях было одинаково, в тех владениях, которые образовались из Новгородских колоний, каковы: Смоленск, Полотск, частью Северская земля, Ростовский и Суздальский край, а равно Рязань и Муром, земская власть имела более значения, а напротив того, в Киеве, особенно после взятия его войсками Андрея Боголюбского в 1169 году, в Переяславле Приднепровском, на Волыни и в Турове она была слабее, а наоборот, княжеская власть сильнее, но несмотря на силу княжеской власти и в сих краях власть земская никогда не уничтожалась и не переставала действовать. Одно только было важное отличие всех владений Руси от Новгорода, что в Новгороде были выборные посадники и тысяцкие, в других же Русских владениях сии важные должности принадлежали дружинникам по назначению князя, и притом в большей части приднепровских и заднепровских владений на западе земские бояре мало-помалу перешли на службу к князьям, имея в виду господствовать над земщиною от княжего имени и тем, конечно, ослабили земщину, лишивши ее такого важного класса, как богатые и сильные землевладельцы. А в других западных краях, как например в Галиче, земские бояре сделали и того хуже, соединились с княжими дружинниками и думали владеть и князем и земщиною, и тем совершенно загубили Галицкую землю, передали ее иноземцам, из себя же при помощи иноземцев составили господствующее привилегированное сословие и с тем вместе утратили русскую национальность, никогда не знавшую и нетерпевшую привилегированных сословий.

Выбор земских властей и их участие в делах суда и управы

Как производилось избрание представителей земщины в делах суда и управы, мы на это не имеем прямых и подробных свидетельств, и можем только сказать, что в сии выборы не вмешивался ни князь, ни его служители и не имели права вмешиваться, это было дело чисто одной земщины, и притом дело искони ей принадлежавшее, вытекшее из самой жизни Русского общества, а не дарованное князем. Выбору подлежали лучшие люди общества, излюбленные избирателями, а право избрания принадлежало всем действительным членам общества, домохозяевам. И как каждое общество на Руси, каждый мир, больший и малый, имели свое вече, то посему и земские власти или начальство для каждого мира или общины избирались вечем того мира и вполне зависели от избравшего их веча, оно поддерживало их, оно же судило и наказывало. Князь или его слуга мог оскорбить, обидеть выборного, даже схватить где-нибудь и заключить в темницу, но не имел права и возможности отказать ему от должности, ежели на это не будет согласия веча. Обида же земских выборных властей в сильной земщине никогда не сходила даром ни князю, ни его слугам, князь, оскорблявший земские власти, изгонялся, а княжие слуги или отрешались от должности князем по требованию общества, или земщина сама справлялась с ними по-своему. Например, Киевская земщина в 1146 году потребовала от своего князя Игоря Ольговича, чтобы он сменил своих тиунов Киевского Ратигу и Вышгородского Тудара. А в 1135 году земцы Рязанские сами убили княжего тысяцкого Ивана Андреевича, или в 1155 году Белгородские земцы убили тысяцкого Андрея Глебовича, а в 1210 году Кадомцы убили Рязанского тысяцкого Матвея Андреевича, или в 1173 году Галичане избили любимых дружинников своего князя Ярослава, Чагрову чадь. Вообще земщина во всех городах Руси твердо стояла за свои права и всегда поддерживала своих выборных начальников, так что лучшие князья, не желая ссориться с земщиною, всегда старались сходиться с выборными начальниками и не могли иначе действовать на земщину, как при посредстве выборных от земщины же. А когда в таком положении были князья, то тем более княжие слуги — посадники, тысяцкие и другие представители княжеской власти — не могли иначе управлять вверенною им областию, как при содействии выборных земских начальников. А посему на каждый отдел деятельности княжего слуги, на каждую его функцию в управлении порученною областью местная земщина для участия в этой деятельности избирала от себя особого начальника или старосту. Так, во-первых, на суде посадника или его тиуна сидели судные мужи, избранные от земщины на то, чтобы участвовать в суде княжего слуги, дабы тот не обижал подсудимых земцев. Кроме того, даже для вызова в суд требовалось согласие общинного старосты той общины, членом которой был подсудимый. Во-вторых, сбор податей производился не иначе как при участии земских старост, для этого, собственно, избранных обществом, посадник или другой какой княжеский слуга не сам собирал подати, а обращался к земскому старосте, который имел у себя росписи общинных разрубов и разметов, т.е. раскладки податей, сделанной обществом на вече, и по этим разрубам староста уже сам собирал подати и представлял посаднику или княжему данщику. Княжеские слуги допускались только при сборе торговых и проезжих пошлин, да и то с участием выборных от общества и притом далеко не всегда, ибо местные общины большею частью переводили сии пошлины на землю, и по согласию с князем выплачивали их особым оброком вместе с другими податьми, самые же пошлины с торговых и проезжих людей уже собирали чрез своих выборных старост в пользу общества и без участия княжеских слуг, как на это указывает уставная грамота князя Ростислава Мстиславича Смоленского, писанная в 1150 году, и разные места других памятников. В-третьих, торговля состояла под надзором выборных торговых старост, в их ведении был и торговый суд и защита торговых людей от посторонних притеснений, а также разные общины других промышленников имели своих выборных старост, которые смотрели за порядком при производстве промыслов и у которых промышленники находили свою защиту. В-четвертых, все узаконенные повинности и службы в пользу князя отправлялись не иначе как по общинной раскладке и по наряду выборных на это старост, даже на военную службу земцы являлись со своими выборными старостами и воеводами, так что земская рать, разделенная на полки, примыкала совсем готовая к княжеской дружине со своими выборными начальниками, князь ей давал главного начальника — тысяцкого. Но власть тысяцкого не уничтожала значения выборных старост и воевод, и при тысяцком земская рать зависела не столько от князя, сколько от веча, и повиновалась князю и его тысяцкому на столько, на сколько это было определено приговором веча.
В таковом положении находились выборные земские власти с большими или меньшими изменениями во всех владениях Русской земли, вплоть до подчинения русских княжеств Монголам. В каждом русском владении земщина и выборные от нее власти пользовались самостоятельностью и находились в свободных отношениях к своим князьям и их дружинникам. Ежели временно и выдавались князья в той или другой земщине довольно самовластные, иногда даже теснившие земцев, то это были только исключения и притом местные и непродолжительные, вообще же княжеская власть держалась и была сильна только в союзе и в согласии с земской властью. Князьям во все это время, занятым междоусобиями друг с другом, было вовсе не до того, чтобы развивать свою власть над земщиною, они были очень довольны, ежели земщина как-нибудь ладила с ними и не отказывалась поддерживать их, беспрестанные междоусобия князей ставили их в такое положение, что они должны были дорожить расположением земщины. Лучшим доказательством самостоятельного положения земщины служит то, что многие земские учреждения даже во время владычества Татар или Монголов долго еще продолжали существовать и пользоваться большим значением, а некоторые и доселе продолжают существовать, и как вытекшие из жизни народа будут существовать, пока совсем не изменится Русский народ.

в) Отношение земщины к князю и ее положение во время владычества Татар

Владычество Татар над Русскою землею, видимо, не касалось внутреннего устройства Русской земли, Татары не вступались ни в отношения князя к земщине, ни в порядки, которыми строилась Русская земля, они, собственно, и не думали спрашивать, что и как делается на Руси, они знали только одних князей и требовали лишь покорности и даней. Татарское владычество, образовавшееся завоеваниями и построенное совершенно по-азиатски, не знало других порядков и общественных отношений, кроме отношений побежденных к победителям и кроме отношений безгласных рабов к деспоту, а посему и в покоренной России Татары видели только побежденных и думали, что Русские в таких же отношениях к князю, как кочевые среднеазиатские племена к своим князькам и ханам, они всю Россию считали своим улусом, разделенным на несколько больших и малых улусов, принадлежащих по воле Татарского хана разным князьям, ханским данникам, они не имели и понятия о Русской земщине и ее отношениях к князю, но тем не менее со времени Татарского владычества отношения земщины к князьям значительно изменились, князья, поступившие в полную зависимость от хана, менее стали зависеть от земщины, земцы во всех владениях Руси, кроме Новгорода, Пскова, Смоленска и Полотских владений, волей неволей должны были признавать своим князем того, кого назначит хан Татарский, следовательно, выбор князей земцами потерял свое прежнее значение. Кроме того, князья именем Татарского хана многое могли делать такое, на что в прежнее время не смели и решиться, так, например, сбор даней уже больше не зависел от условий князя с земщиною, князь теперь мог назначать какие угодно дани, говоря, что это приказал грозный хан, и ежели бы земщина вздумала противиться княжескому повелению, то князь мог выпросить у хана Татарское войско для усмирения непокорных, что действительно иногда и бывало. Далее Татары в 1256 году сделали чрез своих чиновников общую перепись всему Русскому народу и -в эту перепись включили, без различия, как дружинников, так и земцев, и всех, кроме духовенства, обложили данью и, таким образом, до некоторой степени слили дружину с земщиною и связали оба класса Русского общества одинаковостию интересов. Впрочем, все это хотя сильно пошатнуло значение земщины, тем не менее еще не могло изменить окончательно старых земских порядков. Иные князья хотя и пользовались иногда покровительством и помощью Татарских ханов, но более против своей же братии Русских князей, а не против земщины, они из прежних опытов хорошо понимали, что тот князь всегда был сильнее, который умел жить в согласии со своею земщиною и не нарушал ее исконных порядков. А посему князья и при покровительстве Татарских ханов считали для себя за выгоднейшее по возможности строго держаться своих прежних отношений к земщине, и ежели изменять их, то с большою осторожностью и сколько можно менее заметно, чтобы не вооружить против себя земщины. Притом же Татарское владычество хотя и продолжалось почти до конца XV столетия, но оно было грозною неотразимою силою только до половины XIV столетия, со смертью же хана Узбека стало постепенно ослабевать, и, следовательно, Русские князья хотя бы и хотели, но не могли уже получить достаточной поддержки от Татарских ханов для окончательного подавления земщины.
Все сии обстоятельства и при Татарском владычестве, много способствовавшем развитию княжеской власти на Руси, помогли тому, что старое земское устройство довольно еще сохранилось даже в XV столетии, хотя князья со своей стороны не упускали случая развивать свою власть по мере возможности. Порядки, введенные Татарами при первой народной переписи в 1256 году, не могли надолго удержаться в Русской земщине, имевшей свое прочное исконное устройство. И во-первых, смешение дружины с земщиною, сделанное Татарскою переписью осталось смешением только в Татарских переписях и в платеже дани Татарскому хану, в самой же общественной жизни на Руси дружина продолжала быть отдельною от земщины, во всех договорных грамотах Русских князей того времени мы постоянно встречаем прежние условия: ‘А боярам и слугам межи нас вольным воля’, следовательно, дружинники, бояре и слуги и во время владычества Татар не утеряли еще своего старинного права свободного перехода от одного князя к другому. По княжеским договорным грамотам того времени мы находим в этом отношении одно только ограничение, состоящее в том, что дружинники, переходя от одного князя к другому, не могли перечислять за собою и своих недвижимых имений, или вотчин, которые остались за тем князем, в области которого находились, и с них шла этому князю дань по государственному праву и в то же время по частному праву перешедшие к другому князю дружинники оставались их полными хозяевами и по-прежнему пользовались с них доходами, но и это ограничение, в сущности, было не новое, оно существовало и до Татар, с тех пор как дружинники стали обзаводиться вотчинами, на Руси суд и дань всегда тянули по земле и воде, только до нас не дошло прежних междукняжеских договорных грамот.
Во-вторых. И при Татарах княжеская власть на Руси по-прежнему главным образом состояла в праве на суд и дань и на определенную часть земли и разных доходов, уступленных князю земщиною. Как это прямо свидетельствуют духовные грамоты князей в XIV и XV столетиях и ответе Московского великого князя Ивана Васильевича Новгородцам. Когда Новгородцы в 1477 году говорили ему чрез своих послов, что они не знают низовой, т.е. Московской пошлины, как государи государство свое держат в Низовой земле, то великий князь отвечал им: ‘А государство нам свое держать, ино на чем великим князем быть в своей отчине, — волостям* быть и селам быть, как у нас в Низовой земле’, т.е. для поддержания княжеской власти земщина должна уступить князю определенную часть волостей и сел, точно так же, как Новгород первоначально уступил несколько своих пригородов первому Русскому князю Рюрику. Тот же самый порядок мы находим и в духовных грамотах Московских князей. Во всех грамотах князья делят между своими детьми на случай смерти находящиеся у них владения не как частную собственность, а передают детям только те права на то или другое владение, которыми сами пользовались, т.е. право суда, дани и разных пошлин, что составляло собственно княжеское право, а не право частного собственника. Так, например, город Москва, по духовной грамоте Ивана Даниловича Калиты, был разделен между тремя его сыновьями на три трети, что, собственно, значило не разделение города на три части, а только разделение княжеских доходов с города, как это ясно указывает духовная грамота великого князя Ивана Ивановича, в которой прямо сказано: ‘А братаничу (племяннику) моему князю Владимиру на Москве в наместничестве треть, и в тамзе, и в мытах, и в пошлинах городских треть, что по-тягло к городу’. А в духовной грамоте самого князя Владимира Андреевича он завещал своим пятерым сыновьям с Московской, доставшейся ему от отца, трети пользоваться доходами погодно: один год — один сын, другой год — другой сын и так далее. Точно так же и в других городах и волостях земщины князь пользовался только доходами, предоставленными княжеской власти, или, иначе, имел только право суда и дани, и города сии обыкновенно не перечислялись в княжеских духовных грамотах, как несоставляющие княжеской собственности. А, напротив, те города, волости и села, которые были уступлены князю земщиною в полное распоряжение или приобретены князем на правах частной собственности, обыкновенно перечислялись в духовных грамотах поименно. Так, например, князь Иван Данилович Калита в своей духовной грамоте разделил между своими сыновьями и прямо поименовал только четыре города: Можайск, Коломну, Звенигород и Лопасню, тогда как сам он владел и Владимиром, и Переяславлем, и Ростовом, и Белым озером, и Угличем, и Дмитровой, и Галичем, и многими другими городами, составлявшими великое княжение Московское, но о сих городах, как остающихся за земщиною, а не уступленных князю в полное владение, в духовной грамоте нет и помину. Это не собственность князя, а достояние земщины, здесь князь только государь-правитель, а не частный собственник, следовательно, и не может распоряжаться сими городами по духовному завещанию наравне со своим движимым и недвижимым имуществом — селами, деревнями, шубами, перстнями и посудою. Даже в городах и волостях, уступленных князю в полное владение, он не имел права распоряжаться земскими численными людьми и делить их между своими людьми, так в духовных грамотах прямо пишется: ‘А численные люди ведают сынове мои собча, а блюдут с единого. А что мои люди, купленные в великом свертце (столбце), а тыми ся поделят сынове мои’. К этому еще в договорных грамотах князей встречаем условия: ‘А численных людей блюсти нам с единого, а земель их не купити. А которые слуги к дворскому, а черные люди к становщику, тых в службу не принимати, блюсти нам с -единого, а земель их не купити’.
______________________
* Слово ‘волость’ на древнем официальном языке означало чье-либо недвижимое имущество, частную поземельную собственность.
______________________
В-третьих. Земщина своими владениями не сливалась ни с дружиною, ни с владениями дружинников, ни с княжескими владениями, хотя и признавала над собою власть князя и вообще была послушна князьям. Она и при Татарах продолжала иметь свое устройство, своих выборных начальников, даже свои земские войска со своими воеводами отдельно от княжеских войск, как это, между прочим, прямо засвидетельствовано договорною грамотою великого князя Димитрия Ивановича Донского с князем Владимиром Андреевичем. В этой грамоте великий князь Димитрий Иванович пишет: ‘А Московская рать, кто ходил с воеводами, те и нынеча с воеводами, а нам их не принимати’. К этому еще земля, принадлежащая земским общинам, до того считалась неприкосновенною, что ежели бы кто ее как-либо себе присвоил даже покупкою, то должен был или поступить в члены той общины, которой принадлежала земля, или возвратить землю общине даром с потерею заплаченных за нее денег. Так, в той же грамоте Донского с Владимиром Андреевичем сказано: ‘А кто будете купил земли данныя (на которых дань), служния, или черных людей, по отца моего животе, по великого князя по Иванове, а те, кто возможет выкупить, пусть выкупят, а не возмогут выкупить (т.е. внести сумму, процентами с которой оплачивалась бы дань, лежащая на земле), ино потянут к черным людям, а кто не всхочет тянути, ино должны отступиться от земель, а земли черным людям даром’. Таким образом, Татарская дань была защитницею старого порядка неприкосновенности земель, принадлежащих земским общинам, и так продолжалось и в последующее время, когда уже владычество Татар над Русскою землею было уничтожено, но самостоятельное существование отдельных земских войск, напротив того, прекратилось скоро. Уже при преемнике Донского, его сыне Василии Дмитриевиче, земские войска хотя продолжали существовать, но поступили уже в ведение великокняжеских воевод, а еще прежде, при Дмитрии Ивановиче Донском, земщине был нанесен сильный удар уничтожением должности тысяцкого, который хотя назначался князем из дружинников, тем не менее, как главный начальник земщины имел огромное значение для земских людей, в нем земщина имела своего общего представителя, при посредстве которого составляла одно общее целое, с прекращением же должности тысяцкого земщина потеряла свое средоточие. И тем более должность тысяцкого имела огромное значение в Москве, что там эту должность успела как-то присвоить себе одна фамилия Вельяминовых, так что князь всегда должен был назначать тысяцкого из этой фамилии, и, таким образом, фамилия сия до некоторой степени сделалась земскою боярскою фамилиею, а, может быть, и по происхождению своему принадлежала к старинным Московским земским боярам. По уничтожении должности тысяцкого великому князю Василию Дмитриевичу уже легко было уничтожить земских воевод и передать земское войско под команду своим воеводам, как действительно и значится в его договорной грамоте: ‘А Московская рать ходит с моим воеводою’. С уничтожением должностей тысяцкого и особых земских воевод дела земщины сильно изменились. Земские бояре, не имея уже важных общественных должностей, мало-помалу все перечислились в княжую службу и, таким образом, исчезло различие между дружиною и земщиною, и при преемниках Василия Дмитриевича, его сына и внука, явилось новое разделение жителей Московского государства на служилых и не служилых, или жилецких, людей, и, таким образом, различие между дружиною и земщиною прекратилось, и служилые и жилецкие люди уже не напоминали дружины и земщины.
В-четвертых. Введенные Татарами порядки сбора дани через Татарских сборщиков и через отдачу на откуп, действительно грозившие коренным изменением старых порядков Русского общества и заменением выборного начала ханским назначением чиновников, продолжались не более пяти лет, ибо Татарская перепись была произведена в 1256 году, а в 1262 году земщина всех городов северо-восточной Руси по тайному соглашению поднялась на Татарских данщиков — откупщиков и других ханских чиновников, и которых избила, которых изгнала. Это всеобщее восстание, сделанное земщиною мимо князей и без их ведома, отучило Татар заводить свои порядки в Русской земле. И хотя в 1275 году было сделано второе перечисление народа Татарами, тем не менее летописи уже не упоминают о присылке ханом данщиков и откупщиков, ханы уже приняли другое правило сбора дани с Русского народа, они поручили собирать дань Русским князьям и доставлять в Орду, и, таким образом, Русская земщина избавилась от непосредственного вмешательства Татар во внутреннее земское устройство на Руси. Конечно и после этой перемены, вплоть до смерти хана Узбека, дань еще собиралась исправно и тяжела была для народа, но за то народ освободился от порядков, заводимых Татарскими чиновниками, и Татарское владычество, не смотря на всю свою тяжесть, сделалось чисто внешним бременем. После восстания всех русских земщин в 1262 году, ни по летописям, ни по другим памятникам мы уже не встречаем ни тысячников, ни темников, заведенных было на Руси Татарами при первой переписи, после этого восстания земщина по-прежнему стала управляться своими выборными старостами, сотскими и дворскими, и выборы производились по старым, дотатарским порядкам самою земщиною, независимо ни от Русского князя, ни от Татарского хана.
Органы самоуправления земщины на Руси во время Татарского владычества находились в следующем положении.
1) Первый орган земского управления на Руси и при Татарском владычестве составляло еще народное вече, хотя уже сильно ослабленное князьями при помощи Татар. В летописях мы и при Татарах еще продолжаем встречать известия о вечах в разных городах, даже действовавших самостоятельно и независимо от князей. Так, изгнание Татарских данщиков и откупщиков после первой Татарской переписи по всем городам было сделано по приговорам местных вечей, нисколько не сносясь с князьями и, очевидно, по тайному сношению городов друг с другом. Об этом восстании в древнейшей летописи, может быть, современной событию, сказано: ‘И вложи Господь ярость христианам в сердце, не можаху бо терпети насилие поганых, и созвонивше вече, а выгнаша их из градов, — из Ростова, из Владимира, из Суздаля, из Переяславля’. А что князья не принимали первоначально участия в этом восстании, на это есть свидетельство в другой летописи, где сказано, что только некоторые, немногие князья впоследствии пристали к движению земщины: ‘По сем инии князи Рустии, согласившеся между собою, изгнаша Татар из градов своих’. Или нередкие поездки князей к Татарским ханам и продолжительное пребывание иных князей в Орде, иногда давали местному вечу такой простор, что от него нелегко доставалось и княжеским боярам, когда они шли против общенародной воли, даже вече не совсем еще забыло своего старого права выбирать князей. Так, в 1303 г. по смерти князя Даниила Александровича, Переяславское вече выбрало в Переяславские князья Даниилова сына Юрия и даже не отпустило его на погребение отца в Москву. А в 1304 г., когда Костромские бояре Давыд Давыдович и Жеребец с своими товарищами передали Кострому Тверскому князю и выдали ему бывшего в Костроме князя Бориса Даниловича, то народ собрал против них вече, и на вече убил бояр Зерна и Александра. Земцы, по приговору своего веча даже еще продолжали по-прежнему участвовать в междукняжеских отношениях, так, в 1296 г. на княжеском съезде во Владимире участвовали и выборные от Переяславской земщины и держали сторону одних князей против других перед ханским послом Алексою Неврюем. Выборные от Переяславской земщины на этом съезде присутствовали вместо своего князя, в то время ездившего в Орду.
Земское вече по-прежнему составлялось из местных жителей, действительных членов той или другой общины, и по-прежнему еще не выработалось общего веча для всей Русской земли, а в каждом городе и в каждой общине было свое вече, и вече меньшей общины, подчиненной большей или старшей общине, было в послушании у веча старшей или большей общины, по общему исконному на Руси порядку: ‘А судом и данью тянуть по земле и воде’, и как бы по старому русскому закону: ‘на чем старшие сдумают, на том и пригороды станут’. Хотя в сущности старое деление городов на старшие города и пригороды уже потеряло свое прежнее значение и, за исключением Новгорода и Пскова, не имело применения на практике, ибо при Татарах прежние пригороды, и притом самые младшие, Москва, Тверь, Переяславль Рязанский, Нижний Новгород и другие сделались главными городами княжеств и подчинили себе Ростов, Суздаль, Белоозеро и другие старшие города. Тем не менее земское подчинение меньших общин большим и при Татарах было еще во всей своей силе, и между городами одного княжества была довольно значительная земская связь, а сельские общины были решительно в подчинении у своих городов.
2) Вторым органом земского самоуправления были земские власти, избираемые вечем. Города и во время Татарского владычества управлялись непременно двумя властями: княжескою и земскою, представителями княжеской власти по городам были наместники, заменившие прежних посадников, а по волостям и станам волостели и становщики, которых князь назначал из своих слуг и присылал на определенные сроки, представителями же земской власти были выборные от земщины, старосты и сотские, выбирались они каждый своею общиною из лучших и довереннейших людей. Выборы сии были неодинаковы, — так для одних должностей выбирались излюбленные люди без различия сословий, а для других должностей по сословиям. Например, в купеческих сотнях сотские выбирались из пошлых лучших купцов, крестьяне в своих волостях выбирали старост из крестьян же своей волости, а напротив того, старосты, сидевшие на наместничьем или волостелинском суде, избирались всем городом или уездом без различия сословий, кого с это дело станет, кто к этому способен и пользуется общею доверенностью. Точно так же излюбленные головы или старосты для управления целым городом и уездом, заведывавшие земскою избою, избирались без различия сословий и преимущественно из высшего сословия данной местности, из земских бояр и боярских детей, которых общество знает за людей обычных для подобных дел. На какой срок избирались выборные власти, прямых указаний мы на это не имеем, но судя по тому, как это делалось в прежнее и последующее время, должно допустить, что иные выборы были бессрочные, пока выбранный пользуется доверенностью избирателей, а иные срочные и преимущественно на один год.
Княжеские и земские власти во все время Татарского владычества почти всегда имели одинаковую силу и так были связаны друг с другом, что ни та, ни другая власть не могла действовать отдельно. Суд и управа княжего наместника или волостеля были не действительны без участия и согласия выборных от общины старост, даже княжеский наместник и его тиун по-прежнему не имели права потребовать кого-нибудь на суд без согласия общины и выборного старосты, так что наместничий слуга, отправляясь для вызова в суд, должен был брать с собою пристава от земщины, в противном случае вызываемый или община, к которой он принадлежит, не признавали вызова законным и не слушали его. Как это довольно ясно сказано в уставной Двинской грамоте: ‘А кто на кого челом бьет, дворяне и подвойские позовут к суду’, т.е. дворяне — наместничьи слуги, а подвойские — приставы от земщины, то же требование двух посыльных от наместника и от земщины выражено в губной Московской записи 1486 года, в которой сказано: ‘Судья с Москвы не ездит, да ездит пристав, да возмет себе товарища’. А в Белозерской уставной грамоте 1488 года прямо сказано* ‘А наместникам нашим и их тиунам без сотских и без добрых людей не судити суд’. И это постоянно соблюдалось на суде во всех княжествах северо-восточной Руси, и иной формы суда не допускалось.
______________________
* Сохи были различной величины: в селах и деревнях от 600 до 1800 десятин пашни в трех полях, а в городах от 20 до 340 дворов.
______________________
Относительно сбора дани и других податей и пошлин также везде участвовала земщина. Княжие слуги под именем писцов по всем общинам наперед должны были сделать перепись сообща с земскими людьми каждой общины. Перепись эта носила официальное название писцовых и переписных книг, в которых подробно описывался каждый двор общины с обозначением семейства хозяина, земли пахатной и сенокосной, составляющей надел хозяина, промысла, ежели таковой был у него, и годичного дохода от земли и промысла. Книги сии, за рукоприкладством писцов и выборных от земщины окладчиков, самими писцами привозились в город, к которому тянули судом и данью все описанные имения по земле и воде. В городе княжий наместник с выборными от земщины старостами все описанные по книгам имения раскладывал в сохи, т.е. в большие податные единицы, в которые по городам включались дворы, а по селам и деревням приносящие доход земли. На эти уже сохи правительство раскладывало подати и другие доходы и земские службы на целую соху,1 и по таковым сохам, по их числу смечало сколько с какой области следует получить каких податей и служб. Книги своей раскладки известные под именем окладных книг правительство отсылало по городам к своим наместникам, которые на каждую соху выдавали сотную выпись из окладных книг, по которой выписи жители каждой общины делали между собою раскладку, какую долю общей суммы на целую соху платить тому или другому двору, смотря по состоянию хозяина, по его промыслу и по количеству общинной земли за ним состоящей. Эта раскладка каждою общиною производилась отдельно без участия княжеских слуг, а сбор податей и счет земских служб производились выборными земскими старостами и сотскими целой волости, и сотские доставляли собранные с волости доходы в город, к которому тянула волость, к тамошнему княжескому наместнику или к присланному от князя даныцику, которые уже отсылали собранные доходы к князю. Ни наместник, ни его служители, ни другие княжие слуги не имели права вмешиваться ни в сбор податей, ни в раскладку их, ни в счет земских служб, все это производила сама земщина на своих сходках или вечах и чрез своих выборных начальников, которые отдавали отчет вечу. Вообще, в сборе податей и в счете земских служб и при Татарском владычестве оставался почти старый порядок, но важное и коренное изменение в этом деле состояло в том, что князь во время владычества Татар стал назначать то или другое количество общей подати на целое княжество, не советуясь с земщиною, а прямо именем Татарского хана, и земщина против этого грозного имени уже не имела никакого голоса. Это важное изменение своим прямым последствием имело то, что в продолжение Татарского владычества назначение податей всецело перешло в руки князей без всякого контроля, а за земщиною только осталась одна раскладка назначенной подати.
Впрочем таковые порядки не везде были одинаковы, не говоря уже о Новгороде и Пскове, не зависивших от Татар, но и в других краях Русской земли, подчиненной Татарам, не везде и не во всем было одинаково внутреннее устройство, и кажется вследствие Татарского владычества, потому что Татары, особенно в начале, из видов ослабления Руси способствовали развитию разновластия и разъединению русских владений. При Татарах и при их помощи, не говоря уже об отделении западной Руси от восточной, в самой восточной половине образовалось несколько независимых великих княжений с своими уделами, совершенно отдельных друг от друга и имевших общими между собою только язык и церковь. При таковом порядке естественно не мог удержаться в однообразии и внутренний строй разъединенных между собою владений или княжеств. И, действительно, почти в каждом великом княжестве были свои порядки, состоящие большею час-тию в степени развития княжеской или земской власти, или во взаимных отношениях их друг к другу. Так, например, в Твери, Брянске, Смоленске и Нижнем Новгороде была сильнее развита земская власть, так что в этих княжествах князья держались или более стороннею помощию, как в Твери, или находились в зависимости от своей земщины, как в Брянске и Нижнем Новгороде. Напротив того, в Ярославле, Ростове, на Белоозере и в Угличе преобладала княжеская власть над земскою, так что тамошние князья, разорясь от частых междоусобий и сильных поборов в Орду, продали свои княжения по частям Московскому князю Ивану Даниловичу. В Рязани же, Переяславле и в Москве княжеская и земская власть почти постоянно находились в согласии и в взаимном уважении друг к другу, и особенно в Москве. Вследствие этого согласия Москва мало-помалу подчинила себе все другие княжества северо-восточной Руси, так что в большинстве случаев земщины других княжеств добровольно спешили соединиться с Москвою, лишь только вымирали тамошние князья или значительно ослабевали. Например, лишь только умер бездетный князь в Переяславле Иван Дмитриевич, то Переяславцы не только признали своим князем Московского князя Даниила Александровича, но и по смерти Даниила не отпустили в Москву сына его Юрия на похороны отца, а когда Тверской князь Михаил Ярославич послал войско выгнать из Переяславля Московского князя, то Переяславцы, соединясь с Московскою ратью, такой дали отпор Тверичам, что те принуждены были бежать и отступиться от завладения Переяславлем.
Уклонение от участия в междоусобиях князей, бывшее общим правилом для земщины до Татар, во время Татарского владычества являлось уже только как исключение, общим же правилом почти во всех русских земщинах сделалось принимать деятельное участие в междоусобиях своих князей, как этому мы находим многие примеры в истории Московского, Переяславского, Рязанского и других княжеских домов. Даже Тверская земщина, более самостоятельная, крепко стояла за своего князя Михаила Ярославича и несколько раз воевала с Литвой и Москвою в отсутствие своего князя, часто вызываемого в Орду. По смерти своего князя местная земщина почти всегда стояла за объявленного им наследника, так мы уже видели, что Переяславцы по смерти своего князя Ивана Дмитриевича усердно бились за объявленного им наследника Московского князя Даниила Александровича. Или в Москве по смерти великого князя Василия Дмитриевича Московская земщина вместе с княжими боярами крепко стала за малолетнего его сына Василия Васильевича, и ходатайствовала за него в Орде у хана против князя Юрия Дмитриевича и потом несколько раз воевала, то с Юрием, то с его детьми. Или еще прежде по смерти великого князя Ивана Ивановича Московская земщина вместе с митрополитом Алексеем, чрез своих посланников в Орде перед ханом, вступила в спор с князем Димитрием Константиновичем Суздальским, за которого перед ханом ходатайствовали даже Новгородцы, и в этом споре успела принудить Суздальского князя уступить великое княжение Владимирское малолетнему Московскому князю Димитрию Ивановичу. Московская земщина особенно отличалась привязанностию к своему княжескому дому, она как-то слилась с княжими боярами, обратившимися почти в земцев, и на своих плечах несколько раз выносила Московский княжеский дом из величайших опасностей, она несколько раз билась с грозными тогда Татарами, даже в отсутствие своих князей, и первая показала пример не уважать ханские ярлыки, ежели они противоречили выгодам Московского княжеского дома. Земщина, собственно, поставила Московское княжество в такое положение, что оно из младшего и слабейшего в продолжение каких-либо ста лет сделалось первым и сильнейшим во всей северо-восточной Руси, и земщины других княжеств, за исключением Рязанского, как-то враждебно расположенного к Москвичам, уже более или менее тянули своим сочувствием к Москве гораздо задолго до того времени, как ослабевшие тамошние князья должны были или бежать из своих владений, или, отказавшись от владений, поступить на службу к Московскому государю, как это сделали князья Ростовские, Ярославские, Белозерские, многие из удельных князей Тверских и другие.

г) Верховная власть государя и ее отношение к земщине в период единодержавия Московских государей

Единодержавие Московских государей, начиная с великого князя Ивана Васильевича III, по-видимому должно было зараз изменить весь строй общественной жизни на Руси, но на деле это было далеко не так. Изменения в строе действительно совершались, но едва заметно, и старое заменялось новым большею частию не по распоряжению верховной власти, не насилием, а естественным требованием жизни. Самое единодержавие устроилось в северо-восточной Руси главным образом волею земщин разных княжеств, находивших для себя лучшим жить под властию Московского князя, нежели иметь своих князей, так что великому князю Ивану Васильевичу III осталось присоединить только Новгород, Псков, Тверь и Рязань, все же остальное уже прежде, незаметно, было соединено с Москвою. Да и в помянутых четырех владениях большинство земщины уже тянуло к Москве, в самом Новгороде против Московского князя стояло только меньшинство, против которого он и вел несколько войн, защищая Новгородскую партию, тянувшую к Москве, а в Твери вся земщина стояла уже на стороне Московского князя еще до появления Московских войск, а когда подошли Московские войска, то Тверичи, не бившись, принудили своего князя Михаила Борисовича бежать в Литву. А князья Северские сами с своими княжествами спешили один за другим поступать в службу к великому князю Московскому. Что же касается до Пскова и Рязани, то они на столько уже тянули к Москве, что великий князь Иван Васильевич даже не находил нужным тревожить тамошних старых порядков, предоставив это сделать своему преемнику, когда понадобится.
Сделавшись единодержавным властителем всей северо-восточной уси, Иван Васильевич, тем не менее, остался тем же великим князем, какими были его предки и все другие князья, так что, несмотря на единодержавие, при нем верховная власть князя нисколько не увеличилась, присоединяя какое-либо владение к Москве он оставлял в этом владении все старые порядки, за немногими исключениями, вредившими единодержавию. Например, присоединив к Москве Новгород, он там уничтожил только вече и посадника, как представителей отдельной верховной власти. Или, присоединяя другие какие владения, он довольствовался только изгнанием тамошних князей, да и тех охотно принимал к себе в службу, наделял их богатыми имениями, поручал им важные должности и, смотря по заслугам, оказывал к ним любовь и уважение, боярам присоединенных владений обеспечивал неприкосновенность их вотчин и им самим открывал свободный путь для поступления в Московскую службу, всей земщине присоединенного владения оставлял неприкосновенным весь строй общественной жизни, все обычаи и законы и приравнивал ее к Московской земщине. Но зато постоянно держался одного главного принципа, чтобы все, уступленное той или другой земщине, она считала его пожалованием, а не своим историческим достоянием. Лучший образец таковой системы Иоанна III представляет присоединение Новгорода к Московским владениям. Новгородцы, соглашаясь присоединиться к Москве и окончательно признать власть ее князя, когда хотели знать, какой власти над Новгородом желает князь Московский, — то он отвечал чрез своих бояр: ‘Ино то наше государство великих князей таково: вечу колоколу, в нашей отчине, в Новгороде не быти, посаднику не быти, а государство нам свое держати, ино на чем великим князем быти в своей отчине, волостям быти, селам быти (т.е. чтобы было отделено на государя определенное количество волостей и сел), как у нас в Низовой земле (в Московском государстве). А что есте били мне челом великому государю, чтобы вывода из Новгородской земли не было, да и у бояр Новгородских в вотчины их, в земли нам великим государем не вступатися, — и мы тем свою отчину жалуем, вывода бы не опасались, а в вотчины их не вступаемся, а суду быти в нашей отчине, в Новгороде по старине, как в земле суд стоит’. Мало этого, Иоанн согласился и на то, чтобы по-старому не звать Новгородцев на суд в Москву и чтобы нести им службы вне Новгородских владений. Но когда Новгородцы стали просить, чтобы государь дал крепость своей отчине, великому Новгороду, целовал бы крест, то государь Московский прямо отвечал: ‘Не быти моему крестному целованию’, и даже отказал Новгородцам, когда они просили, чтоб за него целовали крест бояре, или по крайней мере присягал бы Новгороду наместник, которого он пришлет к ним.
В отношении к внутреннему управлению в самих Московских владениях и во внешних сношениях князь Иван Васильевич III также не изменял своей власти, она и при нем оставалась в тех границах, в каких была при его предках, дума бояр и при нем оставалась при прежних правах. Бояре свободно могли спорить и не соглашаться с его мнениями, он вовсе не касался прежних боярских прав и поддерживал старые порядки, как об этом прямо свидетельствует его современник Московский боярин Берсень. Он говорит о нем: ‘Наш великий князь против себя встречу (спор) любил и тех жаловал, которые против него говаривали и старых обычаев не переменял’. То же подтверждает о нем и князь Курбский, который в своей истории говорит об Иоанне: ‘Зело глаголют его любосоветна быти, и ничтоже починати без глубочайшего и многого совета’. Свидетельства современников и ближайших потомков подтверждаются и законами самого Иоанна III, в которых этот государь постоянно требует соблюдения старых порядков и рядом ставит власть своих слуг, действующих его именем, и власть выборных от земщины, так в судебнике 1497 года о наместничьем суде сказано: ‘А боярам или детям боярским, за которыми кормленье с судом боярским, и им судити, а на суде у них быти дворскому и старосте и лучшим людям, а без дворского и без старосты и без лучших людей суда наместникам и волостелям не судити’. Или в уставной Белозерской грамоте 1488 г. великий князь не допускает своих слуг к непосредственным сношениям с земщиною, а требует чтобы они сносились с нею чрез выборных от земщины властей: ‘А кормы наместничьи и тиуновы, и доводчиковы поборы берут в станах сотские да платят наместникам и тиунам в городе’. Следовательно, государь старается охранять право земщины от возможных притеснений и придирок со стороны княжеских слуг, несмотря на могущество, соединенное с единодержавием, он явно желает не оскорблять земщины развитием своей власти и охраняет неприкосновенность ее прежних прав и порядков.
Но при всем желании великого князя Ивана Васильевича III удержать все старые порядки, по самим обстоятельствам времени они должны были мало-помалу ослабевать, вместе с единодержавием естественно должна была развиваться централизация, и наместники, присылаемые из Москвы и преимущественно из Московских бояр, нечувствительно и незаметно год от года приобретали более сил и значения пред местными земскими властями, и в некоторых отдаленных местностях к концу жизни Иоанна III дошли до того, что стали сгонять с своего суда выборных земщиною судей. Впрочем земщина, не привыкшая еще к таким новостям, настолько была сильна и единодушна, что подобные своеволия наместников не проходили даром, в иных местах к ним просто не шли под суд, т.е. не признавали их суда и судились своими выборными, а в других местах на них приносили жалобы в Москву с просьбою, чтобы своевольный наместник был удален и замещен новым, а жалобы сии при Иоанне III всегда удовлетворялись.
Сын и преемник Иоанна III великий князь Василий Иванович, воспитанный своею матерью Софьей Фоминишной, происходившею из дома Византийских императоров, и окруженный привезенными ею Греками, стал вводить новые порядки на манер Византийского двора, как об этом прямо говорит его современник Московский боярин Берсень: ‘Здесь у нас старые обычаи князь великий переменил, встречи против себя не любиг, кто ему встречу говорит (противоречит) и он на того опаляется (гневается), а ныне де и государь наш запершися сам третий у постели всякие дела делает. А как пришли сюда Грекове, ино наша земля замешалася, а до того земля Русская жила в тишине и в миру. А как пришла сюда мати великого князя, великая княгиня Софья с своими Греки, так наша земля замешалася и пришли нестроения великие’. И, действительно, по понятиям Московских бояр того времени старые порядки должны были замешаться при таком государе, который без обиняков прямо говорил боярину, спорившему с ним в совете: ‘Пойди смерд прочь, не надобен ми (мне) еси’. Подобные новости были -слишком тяжелы для бояр, считавших себя держателями Русской земли. Впрочем, великий князь понимал свое время и окружавших его людей лучше, чем Московские бояре, смотревшие в очки прошлого времени, на самом деле бояре давно уже перестали быть держателями Русской земли, и еще при деде его обратились в слуг государевых, из которых любому он мог сказать: ‘Поди смерд прочь, ты мне не надобен’, ибо десять усерднейших слуг уже дожидались занять место прогнанного, а прогнанному некуда было деваться в Русской земле, ибо кроме государева двора, уже не было другого двора, куда боярину можно бы было отойти с честью, как это делалось в былое время, когда на Руси было несколько княжеских домов, не хуже Московского.
Но тем не менее, управляясь нецеремонно с боярами, великий князь Василии Иванович продолжал еще уважать права земщины и по возможности не нарушать ее старых порядков. Выборные земские власти при нем еще пользовались своим прежним значением, и государь прямо относился к ним и доверял их усердию и влиянию мимо своих слуг. Так, например, по одной грамоте 1513 года видно, что государь выборным волостным старостам и десятским поручал надзор не только за сохранением тишины и мира между жителями волости, но даже наблюдение за монахами в монастыре, находящемся в волости. В грамоте великий князь пишет старостам, десятским и своим крестьянам Белозерской волости: ‘И вы б берегли старцев Ниловой пустыни от лихих людей, от татей и разбойников накрепко, чтоб им не было обиды ни от какого человека. А который старец учнет у них жити в пустыни бесчинно, и велят вам старцы того чернеца выслать вон, и вы б его выкинули вон, чтоб у них не жил’. Или в одной грамоте 1533 г. великий князь, отменяя по просьбе монахов ярмарку под Кириловым монастырем, объявляет о том на Белоозеро, на посад и в Белоозерский уезд в станы и в волости сотским, старостам, десятским и всем крестьянам и городским, и становым, и волостным и приказывает наблюдать за тем, чтобы не было ярмарки, двум выборным городовым приказчикам и целовальникам. Из этой грамоты между прочим видно, что Белоозеро со всем своим уездом тогда управлялось своими выборными городовыми приказчиками и другими выборными властями, и что там не было ни наместника, ни волостей, ни других княжеских чиновников. А из одной грамоты 1518 года видно, что наместники и волостели княжеские и их слуги по-прежнему не могли чинить своего суда и розысков, ни давать на поруки для явки в суд без выборных старост и лучших людей. В грамоте сказано: ‘А по волости наместничим неделыцикам (судно-полицейским приставам) самим не ездити, а без старосты и без лучших людей неделыцику убитые головы не осматривати (не делать розысков по убитом) и на поруки (для явки в суд) крестьян не давати’.
По смерти великого князя Василия Ивановича за малолетством его сына и наследника Ивана Васильевича IV началось боярское управление, продолжавшееся почти 14 лет, в это время бояре были свободны, у них были развязаны руки, чтобы возвратить себе прежнее значение в правительстве, воротить право быть держателями Русской земли, необходимыми участниками в правлении, независимо от воли государя, но состав тогдашнего боярства (в котором к древним Московским боярам присоединились и прежние удельные князья, поступившие на Московскую службу, и бояре уничтоженных удельных княжеств, и выходцы из Литвы) был вовсе неудобен к единодушному и согласному образу действия, необходимому для того, чтобы возвратить боярству прежнее значение и старые исторические права. А посему, в продолжение всех 14 лет партии, составлявшие боярство, только подкапывались одна под другую и низвергали друг друга, об общем же деле всего боярства им некогда было и подумать, и лишь вырос их прирожденный государь, бояре очутились в том же положении, в каком были при великом князе Василии Ивановиче, т.е. слугами Московского государя, утратившими свои исторические права. Но Иван Васильевич IV, принявший уже титул царя вместе с правлением, пошел далее своего покойного родителя, которым так недовольны были бояре. Он при самом принятии правления в свои руки 1549 году сделал еще небывалое на Руси дело, собрал Земский собор, на который по его вызову явились выборные люди от всех сословий из всех городов Русской земли, как представителей всей русской земщины. На этом соборе государь на Лобном месте пред всем собором и Москвичами просил прощения беспорядкам боярского правления во время его малолетства, и в заключение, поклонившись на все стороны, сказал: ‘Оставьте ненависть, вражду, соединимся любовию христианскою. Отныне я судия ваш и защитник’. Созванием Земского собора молодой царь уничтожил за один раз все старые исторические права бояр, как держателей Русской земли, он перед земщиною, собранною в лице своих представителей выборных со всей России, дал обещание самому быть судиею и защитником всех, и тем самым отстранил бояр, как необходимых советников государя, предоставив своей собственной воле приглашать их или удалять. Но бояре не думали еще отступаться от своих отживших исторических прав, вследствие чего все остальное царствование Иоанна IV прошло в преследовании боярских притязаний на старинные права. Это преследование было ужасно, Иоанн IV не останавливался ни перед чем, чтобы утвердить самодержавие и окончательно обратить бояр в слуг государевых, и, опираясь на Земские соборы, собираемые им несколько раз, достиг своей цели. Он около 1566 года все боярские роды, называвшиеся официально боярскими детьми, переименовал в дворян, т.е. придворных слуг государя, боярскими же детьми назвал низший разряд служилых людей, которые прежде назывались дворянами, и таким образом родословное и земское значение боярских родов изменил в служебное, даже в самом названии.
Меры, принятые Иоанном IV против старинных притязаний боярских родов, имели обширное влияние, и бояре так были ослаблены и столько потеряли с утратою прежних прав, что не могли уже бороться не только с государем, Иоанновым преемником, но даже с его любимцем, своим собратом, боярином Борисом Годуновым. Годунов при царе Федоре Ивановиче, захвативши в свои руки всю власть, пошел по стопам своего державного учителя Иоанна, при нем Боярская дума потеряла всякое значение, существовала только по имени и беспрекословно исполняла его приказания, хотя он и сидел в ней на четвертом месте, соблюдая старинную форму старшинства по службе. Все попытки старших бояр сделаться старинными советниками и руководителями государя остались безуспешными, упорнейшие и знаменитейшие из бояр частию были удалены от двора, частию отправлены в ссылку и частию казнены, как государевы изменники.
Падение бояр и развитие самодержавной власти государя еще сильнее выказалось по смерти царя Федора Ивановича. Бояре здесь не могли уже воспользоваться самым благоприятным случаем для обеспечения своих старинных прав и, несмотря на свою ненависть к Годунову, нашлись в необходимости согласиться на выбор его в преемники бездетному Федору, и даже не осмелились заикнуться о восстановлении старинных прав своего сословия. И в соборном определении 1598 года, об избрании Годунова на царство, бояре все единогласно написали: ‘Служити нам ему, государю своему, царю и великому князю Борису Федоровичу и сыну его, и в послушаньи нам быти их государских повелений во всем, и доброхотати им государям своим правдою, и голов нам своих за их государей не щадити. И меж себя того смотрети накрепко, чтобы государю в разрядных (государевой службе) и земских делах кручины не приносити никоторыми делы, никоторою хитростью’. Мало этого в подкрестной записи (в присяжном листе) того же года бояре под присягою должны были отказаться от старинных прав свободного отъезда. Утвердившись на Московском престоле, царь Борис Федорович еще сильнее начал развивать самодержавную власть. Он, чтобы ослабить бояр, постоянно старался удалять от дел знаменитейших, богатейших и умнейших из них, многих разослал по Сибирским городам под стражу, иных сослал и постриг в монахи, охотно слушал доносы на бояр и щедро награждал доносчиков, и такими средствами достиг того, что при нем у кормила государственного правления почти не осталось старинных бояр, опасных своими связями, богатством, способностями и уменьем вести дела мимо его, как об этом говорит один из знаменитейших тогдашних бояр Федор Никитич Романов, постриженный по царскому приказу в монахи под именем Филарета: ‘Про твоих государевых бояр (так доносит Годунову пристав, поставленный надсматривать за Филаретом) он, старец Филарет, в разговоре говорит: ‘Не станет де их с дело никоторое, нет де у них разумного».
Смерть царя Бориса Федоровича и восшествие на престол самозванца Лжедимитрия не изменили боярских отношений к государю, бояре по-прежнему остались государевыми слугами, не больше, подкрестная запись, по которой бояре давали присягу самозванцу в сущности одинакова с записью, по которой целовали крест Годунову. Восстание бояр на Лжедимитрия служит лучшим доказательством, что бояре жестоко обманулись в своих надеждах на самозванца. Избранный на царство по убиении Лжедимитрия князь Василий Иванович Шуйский, конечно, скорее кого-либо другого мог утвердить старинные права боярства, он даже при вступлении на престол целовал крест, чтобы без боярского суда никого не осуждать на смерть и не лишать имения. Но бояре, разделенные на партии, не умели удержать и этого царя, сами низвели его с престола и выдали Полякам.
Наконец, боярское правление в продолжение междуцарствия, переполненное смутами и беспорядками, вполне доказало, что все притязания бояр на старинные права земства и дружины отжили уже свой век, и как несообразные с развитием государства не могут быть восстановлены, и что волей-неволей должно избрать всею землею нового государя с самодержавною властию. А посему при избрании на царство Михаила Федоровича Романова уже не было и помину об обеспечении старинных прав боярства и о стеснении верховной власти царя. И бояре вместе со всею землею целовали крест: ‘За царя Михаила Федоровича и за детей, которых ему вперед Бог даст, души свои и головы положити, а так же нам боярам и дворянам и приказным людям не по отечеству и не по своему достоинству, свыше своего отечества и службы, мимо его царского повеления чести себе никакой не хотети и не искати, и вотчины, и поместья держати по своей мере, чем кого государь пожалует, и быти в государских делех беспрекословно, как кому государь велит быть на своей службе, так тому и быть’. Хотя Боярская дума, как государев совет, имела большое значение во все царствование Михаила Федоровича, но она уже далеко не была прежним княжеским советом дружинников, или думою бояр, держателей Русской земли, а напротив зависела от воли царя, который сам назначал членов думы, и притом в ней постоянно заседало высшее духовенство. Кроме того, царь Михаил Федорович постоянно держался правила во всех важных делах опираться на голос всей Русской земли, выражаемый Земскими соборами, постоянно созываемыми в Москву во всех важных случаях, а на Земских соборах с одинаковым правом участвовали все сословия по выбору от городов и уездов.
Таким образом, постепенное развитие верховной власти государя, начавшееся утверждением единодержавия в северо-восточной Руси при великом князе Иване Васильевиче III, после упорной борьбы боярства, защищавшего старые исторические права дружинников и держателей Русской земли, постепенно достигло при Иоанне IV до самодержавия, опиравшегося на Боярской думе и Земских соборах, созываемых по воле государя, наконец, после двадцатипятилетних колебаний окончательно окрепло при царе Михаиле Федоровиче, который после страшных смут самозванщины и боярского правления в междуцарствие был избран в самодержавные наследственные цари приговором всей Русской земли на Московском соборе 1613 года, состоявшем из представителей всех сословий от всех русских городов, которые были присланы по добровольному выбору местных земщин всей Русской земли.

Служилые люди

Мы уже видели, что со времени великого князя Дмитрия Ивановича Донского значительнейшие земские должности были уничтожены, следовательно боярам, особенно знаменитым, в земской службе уже не было места, и они волей-неволей должны были дорожить княжескою службою, чтобы не потерять значения в обществе. А с водворением единодержавия права бояр, как вольных слуг, подверглись еще большим стеснениям, при царе Иване Васильевиче они уже лишились права отъезда или свободного оставления княжеской службы и обратились из дружинников в служилых людей. Мало этого, при том же царе самые поземельные владения бояр и слуг, как их собственные, т.е. вотчины, так и поместные жалованные от государя были зачислены в службу. По царскому уставу 1556 года каждый землевладелец из служилых людей непременно должен нести службу, постоянно являться в походы по первому требованию с определенным числом вооруженных слуг, именно, чтобы со ста четвертей (50 десятин) земли был один вооруженный слуга на коне, а в дальний поход на двух конях. По этому уставу даже по смерти землевладельца должны были нести службу его наследники, — жена и дети малолетние или дочери, разумеется не лично, а посылкою в поход определенного числа вооруженных слуг. А сам землевладелец в поместных землях больной и немощный от старости должен посылать за себя или сына, или племянника, или другого родственника, которому, в таком случае, передавал и бывшие за ним поместные земли. Таким образом, прежние вольные бояре и слуги сделались обязанными. С изданием такового устава заведен порядок, чтобы каждый дворянин, достигший 15-ти лет от роду, являлся или в Разряд (приказ заве-дывавший порядком службы) в Москве, или в приказную избу к городскому воеводе для записки своего имени в реестр служилых людей, причем он подавал челобитную, в которой прописывал, — будет ли он служить с отцовского поместья и вотчины, или с прожиточного (до возраста оставленного за ним по смерти отца) или просил поверстать его новичным окладом (.назначить вновь самый меньший поместный надел). По этой челобитной наводилась справка по окладным книгам, и подавший челобитную записывался в десятню новиков с службою или с отцовского поместья, или с прожиточного, которое при сем зачислялось ему в оклад, или по новичному окладу, данному вновь. За неявку на службу или укрывательство дворяне лишались своих поместий. При объявлении похода или службы каждый дворянин, которому назначена служба, должен представиться полковому начальнику, или воеводе, который осматривал приезжающих Дворян и их служителей и записывал их имена в смотренные списки, в которых под каждым именем прописывалось, кто как конен (на какой лошади), люден (с сколькими слугами) и оружен (в каком вооружении) явился на службу. Потом приехавшие дворяне избирали между собою окладчиков, которые разбирали приехавших по их поместьям и денежным окладам и отмечали в особых десятенных книгах, кто явился на службу сполна по окладу, кто не сполна и кто привел лишних людей против своего оклада. По этому разбору приехавшие на службу дворяне заносились в высшие и низшие статьи, смотря по тому, сколько кто привел вооруженных слуг и как вооружены слуги.
При таковых порядках бояре (в смысле сословия, а не чина) и слуги, переименованные при царе Иване Васильевиче в дворян и боярских детей, естественно утратили свой прежний характер дружинников, окончательно обратились в служилых людей и официально прямо стали называться служилыми людьми. И хотя они, как мы уже видели, упорно защищали свои отжившие дружинничьи права против верховной власти государя, но их упорство только вызвало царя Ивана Васильевича и его преемников устроить новую службу, мимо службы дворян и детей боярских, службу по прибору (вербовке) из вольных людей других сословий и даже из наемных иноземцев. Эта новая служба доставила государям Московским ту громадную военную силу, которую они могли смело противопоставить силе дворян и детей боярских, ежели бы это понадобилось. Но до этого дело никогда не доходило: дворяне и дети боярские всегда хорошо понимали свое положение, и никогда не решались на открытую борьбу военную силою, а только требовали средства юридические, постоянно стараясь держаться на почве закона или обычая.
Служба по прибору была известна на Руси еще в XIV столетии, но тогдашние великие князья мало обращали на нее внимания, и она держалась преимущественно только в городах пограничных с Татарскими степями. Приборные служилые люди тогда составляли только передовую стражу русских границ, им поручалось наблюдение за Татарскими движениями в степях, где для сего устраивались стоялые сторожи (небольшия крепостцы) и разъезжие станицы. В эту службу прибирались охотники из вольных людей всех классов, которые не были зачислены в тягло и не несли никаких общественных обязанностей, они в украинных местах получали себе земли на поселение и содержание, иные лично, как помещики, и носили название укранинных боярских детей, а иные получали землю на слободы на общинном праве черных людей и назывались казаками, пушкарями, затинщика-ми, воротниками, сторожами и подобными. Но со времени царя Ивана Васильевича служба по прибору получила совсем другое значение, этот государь сразу выдвинул приборную службу вперед учреждением стрелецкого войска, которое не только должно было служить во внутренних городах и в самой Москве, но и составлять царскую гвардию под именем стремянных стрельцов, которые всюду сопровождали государя. При царе Иване Васильевиче на первый уже раз состояло на службе 12 тысяч стрельцов, из коих пять тысяч постоянно жили в Москве, и из них две тысячи стремянных при особе государя, а остальные семь тысяч в мирное время содержали гарнизоны по городам, а в военное время участвовали в походах, частию конные, частию пешие. Стрельцы уже в царствование царя Ивана Васильевича показали свою храбрость и ратный дух, они в числе первых дрались с Татарами под Казанью, вели подкопы и первые вместе с казаками пошли на приступ и ворвались в город, и потом еще прославились во многих битвах во время упорной Ливонской войны и особенно при защите городов, так что это новое по своему устройству войско своим ратным духом уже не уступало полкам дворян и детей боярских и по всему вероятию постоянно увеличивалось в числе.
При устройстве стрелецкого войска царь Иван Васильевич распорядился так, чтобы это войско набиралось из охотников, как и все приборные войска, и в то же время, чтобы оно в своем общественном положении подходило’ более к тяглым людям, общинникам, а не служилым людям, помещикам, и поэтому, хотя стрельцы подобно помещикам наделены были землею но земля им была дана на общины или слободы, а не лично как помещикам. Каждая стрелецкая слобода составляла свою общину, с своим управлением, с своими выборными властями и съезжею избою, где назначенный от государя стрелецкий голова творил суд и управу между стрельцами. Каждая стрелецкая слобода, или полк получала определенное пространство земли на всю слободу и сама уже делила ее на столько участков, сколько положено прибрать людей на всю слободу, и на каждый земельный участок сажала стрельца, прибирая его из вольных, гулящих людей (не состоящих ни в каком тягле, ни в службе) за круговою порукою стрельцов всей слободы или полка. Каждый приборный стрелец обязывался службою лично и со всеми своими сыновьями и племянниками, которые живут с ним в одной семье, и считался на службе без отпуска до конца жизни, или пока не получит отставку по неспособности, т.е. по старости или болезни. Стрелец, получивший отставку с тем вместе лишался и той доли земли, которая ему была дана при поступлении в службу, ежели у него не было ни сыновей, ни племянников способных занять его место в полку. Вместе с двором стрельцы получали казенное оружие, служилое платье, денежное и хлебное жалованье каждый год, а в случае военного похода подводы или деньги на подъем. Кроме того стрельцам было предоставлено право заниматься разными городскими промыслами с освобождением от всех городских податей и повинностей, выключая те случаи, когда который стрелец торговал на сумму выше 50 тогдашних рублей (что на нынешние деньги составит до 600 рублей серебром), да и тогда стрелец обязан был платить только торговые пошлины. Все это ставило стрельцов в тесные отношения к городским промышленным людям и отдаляло от служилых людей, помещиков и вотчинников, так что и по происхождению, и по образу жизни, и по службе у стрельцов не было ничего общего с дворянами и детьми боярскими. А что всего важнее, стрельцы вполне зависели от воли государя и никогда не имели никаких общественных прав помимо своей службы.
Одинаковое с стрелецким устройством имели при царе Иване Васильевиче и все другие разряды приборной службы, — служба городовых казаков, служба затинщиков, служба пушкарей и прочие, все они прибирались из вольных людей, не состоящих ни в тягле, ни в службе, все селились особыми слободами, все получали землю на общинном праве на целую слободу, все управлялись своими выборными начальниками, под главным ведением головы или сотника, назначенного государем, и по своему устройству и образу жизни ближе подходили к тяглым земским людям, нежели к помещикам, и с сими последними не имели никакой связи. Таковый же порядок и устройство, по смерти царя Ивана Васильевича, получили вновь заведенные полки служилых людей иноземного строя, — солдатские, рейтарские и Другие, которые также поступали на службу по прибору из вольных людей, селились особыми слободами и владели землею на общинном праве. А вызываемые на службу иноземцы вообще служили по найму и только некоторые из их начальников получали поместья и вотчины.
Таким образом, все разряды приборной службы имели характер чисто общинный и были поставлены в изолированное положение от дворян и детей боярских и нисколько не сочувствовали сим последним, и даже состояли в ведомстве особых приказов, — стрельцы в Стрелецком, пушкари в Пушкарском, рейтары в Рейтарском, кто в других приказах, а отнюдь не в Разряде, которому были подчинены дворяне и дети боярские, и все они вне своей службы не имели за собою никаких исторических и общественных прав и вполне зависели от воли государя. Царь Иван Васильевич и его преемники очевидно при устройстве приборной службы имели в виду создать силу, вполне зависящую от них, в противоположность силе дворян и детей боярских, которые могли предъявить и, действительно, иногда предъявляли притязания на права прежних дружинников, независимо от службы опираясь на свои поземельные владения, по которым они представляли собою первенствующий класс земщины. Приборная служба именно была тою мерою, которая своею силою, вполне зависящею от государя, уравновешивала воинскую силу дворян и детей боярских. И все государи Московские, начиная с царя Ивана Васильевича, постоянно заботились о том, чтобы увеличить число людей состоящих в приборной службе, тогда как на увеличение числа дворян и детей боярских не обращалось никакого внимания.
К числу служилых людей принадлежало и духовенство православной церкви, оно в официальном порядке считалось первым из служилых классов, а в сущности по своему положению стояло в середине между служилыми людьми и неслужилым земством, ибо оно служило церкви, а церковь была одна и для служилых, и неслужилых людей. Духовенство разделялось на высшее и низшее, члены высшего духовенства на официальном языке вообще назывались властями. Первенствующим представителем и главою духовенства сперва был митрополит всея Руси, а с 1589 года патриарх Московский и всех Северных стран, за ним следовали архиепископы, епископы, архимандриты и игумены. Низшее духовенство разделялось на белое и черное, белое духовенство составляли городские и сельские священники с причтами, к черному же принадлежали мужские и женские монастыри.
В прежнее время, когда на Руси было несколько великих и удельных княжеств, митрополиты, архиепископы и епископы почти не зависели от князей, ибо митрополиты почти постоянно назначались Константинопольским патриархом, а архиепископы и епископы митрополитом, конечно, князь мог принять и не принять назначенного, но непринятие было очень редко. А во время Татарского владычества высшее духовенство пользовалось еще большею независимостью, ибо Татарские ханы считали митрополита и епископов такими же князьями, как и князей, и утверждали их на кафедрах такими же ярлыками, как и князей на княжениях, так что князь не имел права отказать митрополиту или епископу, утвержденному ханским ярлыком. Сверх того духовенство вообще пользовалось большими привилегиями и льготами от Татарских ханов, по которым освобождались от всех податей и служб не только сами члены духовенства, но и все их недвижимые имения и лица, состоящие в церковном ведомстве, а посему недвижимые имения духовенства быстро увеличивались, и даже значительные лица, светские землевладельцы, спешили поступать в службу митрополитов и епископов, дабы таким образом свои поземельные имения поставить под защиту церковных привилегий, а это тем удобнее делалось, что у митрополита и у каждого епископа был свой двор бояр и свой полк воинских людей. Кроме того митрополит был один главою и представителем Русской церкви, а великих князей было несколько, следовательно ни один из них не мог подчинить себе митрополита. Епископы же поставлялись митрополитом и судились им, следовательно также не зависели от своих местных князей и князь недовольный епископом не имел возможности с ним управляться, а должен был приносить жалобу митрополиту, и митрополит наряжал над епископом суд, который разбирал дело не по одной жалобе князя, а спрашивал местное духовенство и земщину, как это, например, было в деле Тверского епископа Ефимия Висленя с Тверском великим князем Михаилом Александровичем. Все это ставило высшее духовенство в такое независимое положение, что сами князья нередко прибегали к посредничеству митрополита и епископов в своих междукняжеских спорах, как это доказывают многие договорные грамоты князей, дошедшие до нас. Мало этого, митрополиты и епископы нередко отправлялись в Орду ходатайствовать по делам своих князей перед ханом, а во время малолетства князей митрополиты и епископы вместе с боярами управляли княжеством. Так, например, митрополит Алексей вместе с Московскими боярами управлял великим княжеством Московским во время малолетства Дмитрия Донского, а митрополит Иона, еще будучи Рязанским епископом, был одним из главных деятелей во время борьбы великого князя Василия Васильевича Темного с князем Дмитрием Шемякою и его союзниками, и своею энергическою и благоразумною деятельностию успел удержать Москву за великим князем Василием Васильевичем.
Но с утверждением единодержавия положение высшего духовенства значительно изменилось, ни митрополит, ни епископы уже более не получали ярлыков от хана, власть которого рушилась, а утверждались на своих кафедрах великим князем, теперь уже один великий князь Московский был государем всей Русской земли, как и один митрополит представителем всей Русской церкви. Хотя еще избрание митрополита совершалось собором всех русских епископов, лично приезжавших в Москву, или присылавших свои грамоты, но, очевидно, главным руководителем избрания был уже государь, ибо и самая форма соборного избрания не всегда соблюдалась, так, например, при великом князе Иване Васильевиче III были поставлены в митрополиты без соборного избрания Зосима и Варлаам, при Иване же Васильевиче в 1478 году повелением государя уже был созван собор на митрополита Геронтия по тому случаю, что митрополит дал грамоту Кирилову монастырю, чтобы тянуть судом к князю Михаилу Андреевичу, а не к Ростовскому архиепископу, и митрополит, убоявшись соборного суда, упросил великого князя разодрать выданную грамоту и передать монастырь по-прежнему в ведение архиепископа Ростовского. А в 1503 году великий князь Иван Васильевич предложил Московскому собору отобрать вотчины у всех монастырей в Московских владениях, но это предложение тогда еще не имело успеха. В 1531 году великий князь Василий Иванович, желая изменить свои отношения к духовенству, составил было комиссию о сочинении нового номоканона, в котором, между прочим, опять был поднят вопрос о монастырских имениях, но собор епископов под представительством тогдашнего митрополита Даниила отверг представленный комиссиею новосоставленный номоканон, как противоречащий основным правилам христианской церкви, и частик’ основанный на мнениях древних языческих философов, и великий князь должен был отказаться от предположенного церковного преобразования и скрыть книгу новосочиненного номоканона. При таковом направлении Московских уже единодержавных государей высшее духовенство по самому ходу дел должно было стоять в строго оборонительном положении, тем не менее оно было еще очень сильно и имело огромное влияние на народ, который с жадностию внимал поучениям своих верховных пастырей и был послушен их влияниям. Положение духовенства тем было сильнее, что оно старалось твердо держаться на почве церковной законности и не усиливалось слишком отстаивать свои чисто светские права, приобретенные во время Татарского владычества. Твердость своего положения духовенство показало особенно в успешной борьбе с рационализмом, которым под именем ереси жидовствующих отчасти были заражены великокняжеский двор и высшее общество, особенно молодежь, как можно судить по дошедшим до нас поучениям митрополита Даниила и сочинениям Иосифа, игумена Волоцкого, двух деятельных борцов против ереси.
По смерти великого князя Василия Ивановича, во время боярского управления государством в малолетство Иоанна IV, положение высшего духовенства сделалось еще хуже. Бояре, не видя над собою никакой узды и управляя именем государя, среди раздоров партий не признавали никакой законности и распоряжались митрополитами и епископами по своему произволу, они без суда свергли двух митрополитов: Даниила и Иоасафа, людей достопочтенных по своей пастырской деятельности и строгой жизни и виноватых единственно тем, что среди беспорядков и придворных интриг старались действовать прямо и настойчиво исполнять свои пастырские обязанности относительно ходатайства за невинно гонимых. Но с реформами, которые начал производить Иван Васильевич, принявши управление в собственные руки, положение духовенства изменилось.
Царь Иван Васильевич, как уже было сказано выше, вскоре после венчания на царство созвал первый Земский собор со всех концов своего государства и на Лобном месте в Москве пред всем собором, окруженный духовенством и боярами, молил тогдашнего митрополита Макария быть ему помощником и поборником любви и добрых дел в правлении. Этим первым действием самодержавия царь за один раз выдвинул духовенство, в лице его представителя митрополита, которого пред выборными от всего народа прямо поставил выше всех бояр и сановников, и после этого первого акта своего самодержавия во все продолжение своего царствования постоянно во всех важнейших делах обращался за советами к высшему духовенству, которое с этого времени сделалось постоянным участником во всех публичных совещаниях царя, и официально заняло в царской думе первое место после царя, а за ним уже следовали бояре, окольничие и другие чины царской думы. Царь Иван Васильевич, имея в виду борьбу с боярами, естественно должен был выдвинуть духовенство, чтобы иметь в нем опору против бояр. С этою целью в 1550 году он просил у высшего духовенства благословения исправить Судебник своего деда, а потом в 1551 году созвал церковный собор, на котором, испросивши у членов собора утверждение вновь составленного Судебника, предложил исправить церковные постановления и яснее определить отношения церкви к государству. На соборе 1551 года царь Иван Васильевич показал полную доверенность духовенству, которое с своей стороны высказало замечательную умеренность и неуклонное желание держаться чисто законной почвы номоканона. Царь предложил духовенству чуть не половину своей власти над народом, а духовенство, строго держась номоканона, вместо того, чтобы воспользоваться таким обширным предложением, и под видом преследования языческих суеверий и ересей учредить пытки, ввести разные истязания и полицейские меры в роде страшной инквизиции, и, таким образом, подчинить своей непосредственной власти весь народ, смиренно выделило себе из богатого царского предложения только то, что принадлежало уже ему по номоканону, т.е. нравственное влияние на народ посредством убеждений чрез епископов и священников, и только в крайних случаях предоставляя себе право прибегать к эпитимиям и другим духовным наказаниям, предписываемым церковными уставами, все же остальное возвратило царю, и само просило царя подчинить мирскому закону преследование тех самых преступников, наказание которых царь отдавал духовным властям. Мало этого, в своем соборном постановлении, известном под именем Стоглава, русское духовенство даже согласилось на значительные ограничения относительно владения и приобретения недвижимых имуществ церковию, и, желая сколько возможно теснее соединиться с мирским обществом, признало необходимым, чтобы гражданское устройство церкви не разногласило с устройством самого общества, поколику устройство мирского общества не противоречило основным церковным правилам.
Своим умеренным образом действия на соборе 1551 года и неуклонным старанием не выходить из границ, очерченных номоканоном, русское духовенство, с одной стороны, укрепило за собою доверенность царя, никому не доверявшего, а с другой стороны, так тесно соединилось с обществом и такое приобрело влияние на народ, что в каждой общине, городской или сельской, священник был первенствующим лицом своего прихода во всех делах прихода, как церковных, так и гражданских. Ни одна просьба к правительству от целого общества той или другой местности не писалась без участия местного духовенства, так что без его участия не делалось ни одно общественное дело ни в городе, ни в уезде. Строго держась правил номоканона, духовенство на соборе 1551 года постановило нигде и никогда не принимать на себя административных обязанностей вне церковного круга, даже постановило, чтобы при митрополите и епископах для заведывания делами, выходящими из церковного круга, всегда находились мирские люди, митрополичьи или епископские бояре, боярские дети, дьяки и десятинники, а при монастырях стряпчие и слуги, заведывавшие мирскими делами монастыря.
Духовенство, как белое, так и черное, освобожденное от всех податей и повинностей и не тянувшее ни какое мирское тягло лично и с земли уступленной обществом на содержание церкви и причта, тем не менее участвовало во всех податях и повинностях с вотчин, ежели таковые имелись при каком монастыре или церкви, монастыри по своим вотчинам даже должны были выставлять определенное число вооруженных слуг для военных походов. Судя по писцовым и окладным книгам, подати и повинности, лежавшие на монастырских и архиерейских вотчинах, были тяжелее податей и повинностей, лежавших на светских вотчинах и поместьях, и ти равнялись с податями и повинностями, лежавшими на черных землях или общинных, а посему и в этом отношении духовенство было тесно связано с мирским обществом и имело тут одинаковые интересы. Кроме близости духовенства с обществом много способствовало то, что все духовные, кроме властей и монахов, были выборными местного общества, по Стоглаву все священники и причетники избирались целым приходом и местный епископ только испытывал представленного прихожанами, и, нашедши достойным, посвящал во священники или диаконы. Все это ставило духовенство в твердое положение и сообщало ему значение важной общественной силы, пользующейся и доверием правительства и любовью народа.
По смерти царя Ивана Васильевича, не унизилось положение духовенства, оно при его преемниках сыне Федоре и Борисе Федоровиче Годунове даже усилилось, при Федоре представитель Русской церкви даже получил сан патриарха Московского и всех Северных стран. Во время же смут самозванщины и междуцарствия значение духовенства даже возвысилось: по голосу тогдашнего патриарха Гермогена, засаженного под стражу и моримого голодом от мятежников и Поляков, вся Русская земля поднялась на внутренних и внешних врагов, а грамоты властей Троицкого монастыря разносились по всем краям Русской земли и собирали рати, спешившие со всех сторон на выручку к Москве, занятой изменниками и Поляками. С воцарением Михаила Федоровича Романова, которого родной отец сделался патриархом, духовенство также не потеряло своего значения и от самого правительства признавалось важною общественною силою, и притом такою силою, в которой само правительство искало себе поддержки, так что при царе Михаиле Федоровиче рядом с царскою грамотою нередко посылалась грамота от духовенства, постоянно державшего свой собор при царе. Так, например, в 1613 году от 24 мая была послана царская грамота к Строгановым об уплате доходов и об отпуске взаймы денег и разных припасов на жалованье войску, и от того же числа и с тем же гонцом о том же предмете прислана к Строгановым и соборная грамота от духовенства. Точно так же в 1614 году от 18 марта были посланы вместе и соборная от духовенства, и царская грамота к Донскому казачьему войску о принятии мер против Заруцкого и Марины, и многие грамоты в других случаях. Потом царь начал прописывать в своих грамотах, что он советовался с духовенством, боярами и выборными людьми. А с избранием в патриархи Филарета Никитича челобитные и до-ношения стали писаться на имя царя и патриарха, а царские указы и грамоты от имени царя и патриарха. В случае же чрезвычайных денежных сборов в казну, царь в комиссию сбора вместе с боярами назначал и духовных властей. И вообще, царь Михаил Федорович всюду, где требовала нужда, искал в духовенстве поддержки для своего правительства во все продолжение своего тридцати двух летнего царствования, и духовенство, как действительная общественная сила, во всех случаях доставляла царю ту поддержку, которую он искал.

Жилецкие люди или земство

С утверждением единодержавия земство потерпело большое изменение. В прежнее время земщина каждого края Русской земли считалась и была на самом деле самостоятельною и независимою, составляла отдельное государство с своим князем и сама определяла свои отношения к князю и свое общественное устройства, но с водворением единодержавия Московских государей самостоятельность отдельных земщин рушилась сама собою, а с тем вместе не могли удержаться и местные порядки. Хотя со стороны Московских государей, державшихся консерватизма, и не было гонений на местные порядки, но сила вещей взяла свое, и еще при великом князе Иване Васильевиче III Московская централизация сильно расшатала сии порядки и начала с небрежением относиться к требованиям местных земщин, чему много способствовало то, что прежние княжие бояре, по своим вотчинам составлявшие передовой класс местных земщин, увлекаемые службою при дворе Московского государя, спешили в Москву, и таким образом ослабляли местные земщины и выделяли свои интересы от общих интересов остальных жителей того или другого края, прежде пользовавшегося самостоятельностью. Все это прямым и ближайшим последствием имело то, что при великом князе Иване Васильевиче III и при сыне его Василии Ивановиче и в первые четырнадцать лет боярского правления в малолетство царя Ивана Васильевича своеволие и притеснения наместников, присылаемых из Москвы, легли тяжелым гнетом на местные земщины и произвели страшные беспорядки, грозившие разорением местных земщин, ежели бы не спасло их общинное устройство, давшее местным земщинам возможность или сдерживать своевольных наместников или подавать на них в Москву жалобы от имени той или другой земщины, которые жалобы, как выражения желаний целых земщин, не могли оставаться неудовлетворенными, особенно после созвания царем Иваном Васильевичем общего Земского собора в 1549 году, который открыл царю необходимость к принятию общих мер против беспорядков областного управления московскими наставниками. Этими общими мерами были: во-первых, издание уставной грамоты, предоставлявшей местным земщинам управляться своими выборными старостами и излюбленными головами, заменявшими царских наместников, и во-вторых, составление нового Судебника, ограждавшего земщины от своеволия наместников.
Уставная грамота об отмене наместников и волостей по городам и волостям на столько подняла местное самоуправление земщин, что земщины получили право непосредственно относиться к центральной власти в Москву, и в суде и управе ведаться своими выборными начальниками, излюбленными головами, судьями и старостами, во всех делах даже уголовных, под контролем самого местного общества, а не центральной власти, так что местная земщина получила право как выбирать помянутых начальников из своей среды, так и сменять их, когда они оказывались неугодными, и выбирать новых, с обязанностию только присылать выбранных в Москву для принятия присяги, как об этом прямо написано в уставной грамоте: ‘И будет посадские люди и волостные крестьяне похотят выборных своих судей переменити, и посадским людям и волостным крестьянам всем выбирати лучших людей, кому их судити и управа меж ими чинити, да тех своих излюбленных судей присылают в Москву к нашему дьяку, и излюбленный (избирательный) список по имяном с поповскими руками и с дьяконскими и с своими приписьми дьяку нашему присылают же, и дьяк наш тех их излюбленных судей приводит к крестному целованию на том, что им судити во всяких делах в правду по нашему крестному целованию’. Ежели излюбленные головы и вообще выборные власти по уставной грамоте избирались целым уездом, а не одним посадом и волостью, то их суду и управе подлежали не только посадские люди и крестьяне, но и все местные вотчинники и помещики по месту жительства и по своим недвижимым имениям. Вообще, с избранием выборных властей по уставной грамоте в уезде прекращалась всякая судебная и административная власть чиновников, присылаемых от государя и переходила в руки излюбленных голов, старост и судей под контролем самого общества. Правительство только облагало таковой уезд особым оброком по цене определенных законом доходов в пользу наместника и его пошлинных людей, который оброк выборные власти обязывались ежегодно высылать в царскую казну. Впрочем, уставная грамота царя Ивана Васильевича не отнимала у местных земщин свободы, — управляться ли своими выборными властями, или просить присылки государева наместника из Москвы.
Но как по уставной грамоте было предоставлено на волю местных земщин управляться ли своими выборными властями или государевыми наместниками, то в ограждение тех земщин, которые не пожелали бы управляться своими выборными властями, царь Иван Васильевич в своем Судебнике, изданном в одно время с уставною грамотою в 1550 году, разными постановлениями значительно усилить местную земскую власть и уравновесил ее с властию наместников и их пошлинных людей. По царскому Судебнику были оставлены в своей силе все прежние порядки участия земских властей в суде и управлении наместников. По Судебнику в параллель с Приказною избою наместника поставлена Земская изба с своими выборными старостами и излюбленным земским дьяком в каждой местной земщине. На суде наместника или волостеля рядом с наместничьим судьею или тиуном сидели выборные судьи с своим земским дьяком, и суд наместника или волостеля без участия земских судей Судебник признает недействительным. Самое судное дело писалось земским дьяком и подписывалось земскими судьями, наместничий же дьяк только писал копию с судного дела, писанного земским дьяком, которая утверждалась на-местничьею печатью, и дело, писанное земским дьяком, передавалось наместнику, а копия с него, писанная наместничьим дьяком, отдавалась земским судьям, т.е. выборным, старостам и целовальникам. Кроме того, по желанию местной земщины закон дозволял учреждать по городам особых земских выборных начальников, называвшихся городовыми приказчиками. Эта земская власть действовала особо от наместников заодно с старостами, сотскими и целовальниками. Городовые приказчики были защитниками интересов земщины против своевольств и притеснений со стороны наместников и их пошлинных людей. Наместничьи люди, по свидетельству Судебника, никого из жителей города не имели права взять под стражу и заковать ни до суда, ни после суда, не объявив об этом наперед городовому приказчику, старостам и целовальникам, в противном случае городовый приказчик с старостами и целовальниками освобождал взятого из-под стражи, и сверх того взыскивал на наместничьих людях бесчестье, смотря по званию обиженного. Непосредственные обязанности городовых приказчиков были следующие: 1) защищать жителей от обид и притеснений со стороны наместничьих людей при нарядах к городовым и другим казенным работам, 2) смотреть, чтобы торговля производилась на узаконенных местах, и чтобы никто в ущерб города не заводил торгов в уезде без государевой жалованной грамоты, 3) чтобы в сборе податей, отправлений повинностей соблюдался порядок согласно с общинною раскладкою, и чтобы никто не был изобижен ни в раскладке, ни в сборе, а посему городовым приказчикам предоставлялось решение всех споров по земским и податным делам, 4) старосты, сотские и десятские должны были представлять городовым приказчикам всех пришлых подозрительных людей, которые окажутся в той или другой городской общине, 5) наконец, городовые приказчики наблюдали за целостию общественных имуществ и защищали их против наместников и их пошлинных людей, а также вместе с старостами отдавали с торгов на оброк все оброчные статьи и угодья, принадлежащие городу. В волостях обязанности городовых приказчиков лежали на особых выборных властях, называвшихся дворскими.

ЗЕМЩИНА ВСЕЙ РУССКОЙ ЗЕМЛИ И ЗЕМСКИЕ СОБОРЫ

Между тем как местные земщины устраивали свои дела и поддерживали местное самоуправление частию своими внутренними силами, главным образом заключавшимися в общинном устройстве земщин, частию законами, издаваемыми верховною властию со времени царя Ивана Васильевича, старавшегося поддержать и утвердить местное самоуправление, в то же самое время слагалась, вызванная единодержавием и централизациею, новая громадная общественная сила под именем общей земщины всей Русской земли с центром в Москве, у подножия царского престола. Эта сила, в начале единодержавия почти незаметная и несосредоточенная, мало-помалу, со временем так выяснилась, что самодержавный царь Иван Васильевич должен был уже признать ее и вызвать к гласной деятельности на первом Земском соборе, на который были созваны в Москву выборные от всех городов Русской земли. Нововенчанный царь, чтобы явиться пред этою громадною силою, несколько дней провел в уединении, посте и молитве, и потом, вы-шедши из Кремля, окруженный духовенством в церковных облачениях со крестами и в сопровождении бояр и воинской дружины, взошел на Лобное место, около которого стояли безмолвно выборные всей Русской земли, поклонился им на все стороны, изложил вкратце все беспорядки боярского правления во время его малолетства и потом обратился к выборным с такою речью: ‘Людие Божий и нам дарованные Богом! Молю вашу веру к Богу и любовь к нам. Ныне ваших обид и разорений и налог исправити невозможно замедления ради юности нашея и беспомощности, и неправд ради бояр моих и властей. Молю вас, оставьте друг другу вражды, и тяготы свои покройте любовию христианскою, а отныне впредь я вам, сколько мне можно, сам буду судья и оборона, и стану неправды разорять и хищения возвращать’. Деяний первого Земского собора в Москве до нас не дошло, но что он остался не бесследным, на это мы имеем прямые свидетельства в уставной грамоте 1550 года и в царском Судебнике. А что всего важнее, этот первый собор показал выборным, что кроме местных интересов той или другой земщины есть еще интересы земщины всей Русской земли, что эта земщина составляет одно общее целое и что голос этого целого, организованный в форме Земского собора, имеет силу, признанную самим правительством, и сам царь в важных случаях нуждается в этом голосе. Первый опыт Земского собора открыл дорогу и для следующих, так до нас дошел приговор Земского собора, созванного царем Иваном Васильевичем в 1566 году по случаю войны с Стефаном Баторием. Созывались ли еще соборы Иваном Васильевичем и его сыном Федором, мы об этом пока еще не имеем известий, но с прекращением Рюриковой династии на Московском престоле земщина всей Русской земли, естественно, должна была в лице своих выборных собраться в Москву для избрания нового государя, и Земский собор действительно собрался, но только не полный. Борис Федорович Годунов, тогдашний искатель Московского престола, вероятно не надеясь на успех своего искательства перед выборными людьми со всех концов в Русской земли, ограничился только созванием жителей Москвы, которые и выбрали его на Московский престол. Земщина всей Русской земли на этот раз смолчала и признала царем Бориса, но зато когда явился самозванец, то она поддержала Бориса, точно так же, как в свою очередь не поддержала и самозванца, не подумавшего при своем воцарении спросить ее голоса. Той же участи подвергся и царь Василий Иванович Шуйский, выбранный своими сторонниками и московскою чернию.
Наконец междоусобия, почти не прекращавшиеся по смерти Бориса Федоровича Годунова, вызвали деятельность долго молчавшей земщины всей Русской земли. Казалось, все уже было потеряно для России. Москва была в руках Поляков, бояре ссорились между собою, одна партия приглашала в цари Польского королевича Владислава, другая торговалась с Польским королем Сигизмундом, думая только о том, как повыгоднее для себя продать ему Московское государство. Казалось, всякая связь между русскими городами уже была разорвана, — где признавали царем королевича Владислава, где искали царя у Шведов, где держались Тушинского вора или других самозванцев, а толпы вооруженных Поляков, Шведов, казаков и русских изменников-грабителей везде ходили, беспрепятственно грабили и опустошали, мирные жители оставляли свои жилища и скрывались по лесам. Все уже считали Московское государство обреченною жертвою, за которую никто не хотел вступиться, которая была уже связана по рукам и ногам и ожидала только заклания. Один только голос раздавался за веру и отечество, голос узника, патриарха Гермогена, томимого голодом за караулом в Чудовской келье, и на этот голос, видимо слабый, отозвалась земщина всей Русской земли, разоренные города и селения вдруг почуяли, что они составляют одно целое, — Русскую землю, — начали ссылаться друг с другом и поднялись как один человек, каким-то чудом отыскали и достаточно войска, и нужные средства на его содержание, нашли достойных военачальников и правителей, — и порядок восстановился. Земщина явила свою силу, и враги, готовые поглотить Россию, с бесчестием отступили перед ее силою. Москва очищена от Поляков и изменников, и собрался Земский собор, на который съехались выборные от всех городов Русской земли, которые не были заняты врагами. И на этом Земском соборе приговором всей Русской земли был избран на царство Михаил Федорович Романов, внук первой супруги царя Ивана, Анастасии.
Со времени избрания на царство Михаила Федоровича Романова земщина всей Русской земли в лице своих выборных почти постоянно во все время его царствования присутствовала в Москве и принимала деятельное участие в правлении, так что этот государь не принимался ни за одно важное дело, не посоветовавшись с выборными от земщины, и во всех своих распоряжениях опирался на ее голос, и большую часть указов и грамот писал так: ‘Мы, великий государь, учинили о том собор и приговорили то-то’. Или: ‘По нашему великого государя указу и по соборному приговору всей Русской земли’. Так что во все это время власть государя стояла рядом с властию общества, или с властию земщины всей Русской земли, и полное самодержавие, врученное Земским собором царю Михаилу Федоровичу, шло об руку с народною волею всей Русской земли и составляло одну нераздельную власть, точно так же как местные земщины уже сознательно составляли одну общую земщину всей Русской земли. По дошедшим до нас памятникам мы имеем одиннадцать известий о Земских соборах в Москве за 32 года царствования Михаила Федоровича, и, судя по некоторым намекам памятников, выборные одного собора проживали по нескольку лет в Москве и по требованию государя сходились к нему на совещание, потом прежние выборные заменялись новыми. Так выборные 1613-го года, избравшие Михаила на царство, оставались, кажется, в Москве до 1615 года включительно. Ими был избран Михаил на царство в 1613 году, от их имени в том же году была послана соборная грамота к Польскому королю Сигизмунду об очищений Русской земли и о размене пленных, от их же имени посылались соборные грамоты в 1614 году к Донским и Волжским казакам, и они же, должно быть, присутствовали на соборе 1615 года, на котором по указу государеву и по приговору всей Русской земли велено со всех городов Московского государства, со всяких людей, с животов (имуществ) сбирать служилым людям на жалованье деньги, пятая деньга. Но от 12 января 1616 года мы уже имеем царскую грамоту о высылке в Москву из городов по три человека с каждого города выборных людей, из посадских лучшей и средней статьи, добрых разумных и постоятельных людей для царского и земского дела на совет, и тем выборным людям на Москву явиться в Посольском приказе к думному дьяку Петру Третьякову’. Следовательно, прежние выборные люди были уже отпущены по домам в 1615 году. А в апреле месяце того же 1616 года сии новые выборные люди на соборе в царских палатах приговорили: ‘Со всех городов, с посадов и с уездов, с гостей и с торговых и со всяких посадских людей, и со всяких ремесленных людей, и с тарханщиков, и с монастырей, которые торгуют, и со всяких слобод с торговых людей, чем кто ни торгует, чей кто ни буди, никого не обходя, собрати с животов служилым людям на жалованье пятая деньга (20 %) деньгами, а не товаром, а с уездов, с сошных людей по сошному разводу, по сту по двадцати рублев с сохи (с 400 десятин)’. Потом, в 1618 году кажется, те же выборные приговорили на соборе укрепить Москву по случаю нашествия королевича Владислава и разослать царские указы к воеводам по городам, чтобы спешили с своими полками к Москве. Те же выборные присутствовали на соборе в 1619 году, на котором по предложению новопоставленного патриарха Филарета Никитича, приговорили послать писцов и дозорщиков по всем городам для составления новых писцовых и дозорных книг, чтобы уравнять все подати и повинности, ибо старые писцовые и дозорные книги, по случаю многих разорений и опустошений в предшествовавшие годы, оказываются несогласными с наличным населением и капиталами. На этом же соборе определено собрать в Москву новых выборных, со всякого города, из духовенства по одному человеку, из дворян и боярских детей по два человека, и из посадских людей также по два человека, которые бы умели рассказать обиды насильства и разоренья, и чем Московскому государству полниться, и ратных людей жаловать и устроить бы Московское государство, чтобы пришли все в достоинство’. В 1621 году этот новый собор, на котором участвовали как духовенство, бояре, думные люди, дворяне, боярские дети, стрельцы и казаки, и всякие служилые люди, так и гости торговые и всяких чинов жилецкие Московского государства, по предложению царя и патриарха приговорил, в союзе с Турецким султаном и Шведским королем, начать войну с Поляками и с собора же прямо послать разборщиков для сбора служилых людей по городам и предписать городским воеводам, чтобы объявили служилым людям готовиться к походу. В 1632 году вновь был созван собор, по случаю войны с Польским королем, на котором приговорено: ‘На жалованье ратным людям в городах с торговых людей взять пятую деньгу, а духовенство, бояре, дворяне и другие помещики и вотчинники обещались представить роспись, сколько кто даст на вспоможение государевой казне’. Этот же собор присутствовал в Москве и заседал в государевой Столовой палате и в 1634 году, на котором царь Михаил Федорович прямо говорил выборным, что вам в прошлом [7]141 (1633) году на первом соборе объявлено о неправдах Польского короля. На этом новом соборе было приговорено вновь собрать запросные деньги на вспоможение ратным людям. В 1637 году был созван новый Земский собор по случаю войны с Крымским ханом, на котором соборе было приговорено: ‘С вотчин и поместий служилых людей собрать даточных людей с 20 дворов по человеку, с вотчин владычных и больших монастырей с 10 дворов по человеку, с вотчин середних и меньших монастырей с 10 дворов по 4 лошади под ратных людей, а с городов, посадов и с уездов с черных волостей ратным людям на жалованье взять с 10 дворов за даточного человека по 20 рублев, с двора по два рубля’. Наконец в 1642 году был собран новый собор из высшего духовенства, бояр и выборных людей от городов, помещиков и вотчинников, и из выборных людей от гостей и торговых людей разных черных сотен города Москвы. Этому собору был предложен вопрос, — возвращать или не возвращать Туркам город Азов, занятый Донскими казаками.
Земские соборы в Москве по составу своему разделялись на две половины: первую половину составляли высшее духовенство и Боярская дума при царе, т.е. бояре, окольничие и вообще думные люди, — эта половина присутствовала на соборе не по мирскому выбору, а по своему положению в государстве, вторую половину членов собора, многочисленнейшую, составляли выборные люди от городов и уездов всего государства из служилых и жилецких людей. Но обе половины, несмотря на неодинаковость вступления в собор, имели один характер представителей земщины, и на соборе не имела никаких особых прав одна половина над другою ни при подаче голосов, ни по предметам рассуждения, и голоса подавали по старшинству, — сперва духовенство, потом члены Боярской думы, далее выборные от служилых людей и затем выборные от жилецких людей. Предметы рассуждения на собор иногда предлагались речью, а иногда письменно, причем с письменного предложения списки наперед раздавались выборным для предварительного обсуждения, как это именно было на соборе 1642 года. Ответы или голоса членов собора иногда давались изустно царю на самом соборе, как это было на соборах 1618,1621 и 1634 годов, а иногда письменно, как это было на соборе 1642 года. Впрочем, письменные вопросы и ответы были только на одном этом соборе 1642 года, который вообще носит на себе особую форму против всех прежних соборов: на нем к выборным людям по статьям были приставлены государевы дьяки, так, например, к стольникам был приставлен дьяк Спиридов, и письменные ответы или голоса от разных статей выборных людей подавались в разные дни, а Боярская дума вовсе не подавала голоса.
Приглашение на Земский собор делалось правительством из Москвы, правительство посылало грамоты по всем городам, чтобы высылали выборных людей, которых излюбят местные земщины, при чем определялось, сколько выборных прислать из какого города, число это на разных соборах было неодинаково, а иногда даже вовсе не делалось определения числа. Так, например, на соборе 1613 года тогдашнее Московское правительство посылало грамоты по городам, чтобы ‘изо всех городов из всяких чинов послали к Москве, для земского совета и для государского обиранья, лучших и разумных людей’, которые выборные люди и держали собор в Москве до 1616 года. А в 1619 году для рассуждения о новой раскладке податей и повинностей приглашались на Земский собор в Москву из каждого города, из духовных по человеку, из дворян и детей боярских по два человека, да по два ж человека посадских людей. При чем была прописана и самая форма выборов, в которой приказывалось правителю города, чтобы он по получении грамоты велел быть в соборной церкви архимандритам, игуменам, протопопам, попам и всему священническому собору, и дворянам, и детям боярским, и гостям, и посадским, и уездным всяким людям, и как сойдутся, велел бы грамоту прочесть всем вслух и велел бы духовным людям и дворянам и детям боярским, и посадским, и всяким людям выбрать изо всех чинов людей добрых и разумных, и выборные бы на них списки дали за руками и отпустили их к Москве. Или на соборе 1642 года о сдаче Азова в грамотах писано: ‘Выбрать изо всяких чинов, из лучших, середних и меньших добрых и умных людей с кем о том деле говорить: из больших статей человек по 20 и по 15, и по 10 и по 7, а из немногих людей человек по 5 и по 4, и по 3, и по два, а кого выберут и тем людям принести имена’.
Выборы на Земский собор в каждом городе производились согласно с царскими грамотами по сословиям. Духовенство выбирало отдельно своих выборных, служилые люди своих выборных, посадские люди и уездные крестьяне своих выборных выбирали вместе, как люди, состоявшие в тягле. Но избиратели при назначении выборных, кажется, не ограничивались своим сословием, а напротив могли избрать себе представителя и из другого сословия, требовалось только, чтобы избранный был излюбленным человеком своих избирателей. Так, например, в соборной грамоте об избрании на царство Михаила Федоровича от Переяславля Рязанского выборным был только один игумен Льгова монастыря Игнатий, следовательно, он был выборным от всех сословий этого города. Или от Казанского государства там же были выборными Илантова монастыря игумен Иосиф и дворяне Прокофий Врацкий, Иван Нормацкий и другие, от других же сословий из Казани на соборе не было, следовательно, присутствовавшие на соборе игумен и дворяне были излюбленными выборными всех сословий Казанского царства. Давались ли выборным какие инструкции от избирателей по памятникам, мы на это не встречаем никаких указаний. Но можно думать, что выборные, отправлявшиеся для избрания государя, получали от избирателей указание — кого избирать, на соборах же по другим делам все зависело от того, прописывалось ли в призывной грамоте — для рассуждения о каком предмете созывается собор или просто писалось для государева и земского дела. В последнем случае, естественно, не могло быть и речи об инструкции, в первом же, вероятно, избиратели давали выборным наставления, что говорить на соборе. Так, например, на соборе 1619 года, на который требовалось прислать выборных, которые бы умели рассказать обиды, насильства и разоренья и чем Московскому государству полниться от ратных людей жаловать, естественно, избиратели должны были дать выборным подробные инструкции о местных нуждах и средствах к их удовлетворению.
О Земских соборах можно сказать вообще одно, что постоянных правил, как вести соборы, жизнь еще не успела выработать и они более или менее зависели от воли самодержавных государей, которые по молодости сомодержавной власти, сформировавшейся только при Иване IV, находили для себя выгодным опираться на голос земщины и считали неудобным и опасным принимать на себя ответственность в важнейших делах и в наложении чрезвычайных податей. Особенно этого правила должен был держаться, и действительно держался, царь Михаил Федорович, только что получивший верховную власть из рук Земского собора и только в соборе находивший себе опору против врагов. Он первоначально даже не решался распускать собора и, распустивши, немедленно заменял другим, и только уже с половины своего царствования стал поступать смелее и созывать соборы лишь в случае надобности.

д) Положение земщины по смерти царя Михаила Федоровича

По смерти царя Михаила Федоровича созван был Земский собор, по два выборных от каждого города, для избрания нового царя, и всею землею избрали на царство сына покойного царя, царевича Алексея Михайловича, еще 16-летнего юношу. Новое царствование поначалу обещало прежний порядок, земщина надеялась, что ее голос будет так же служить опорою сыну, как служил отцу, но надежды не оправдались, правительство уже считало себя довольно сильным даже идти против голоса, заявленного земскими людьми. Так, когда русские купцы в 1646 году подали царю общую челобитную, чтобы в оборону русских торговых людей государь запретил иноземцам торговать в Москве и дозволил бы торговать им только в корабельной пристани у города Архангельска, — то в этом прошении торговым людям было отказано, и даже иноземцам отданы были на откуп некоторые статьи торговли, так что русские купцы не могли продавать своих товаров никому, мимо откупщиков иноземцев. Впрочем, соборы еще не совсем прекратились, в 1648 году царь Алексей Михайлович, давши повеление собрать все узаконения, изданные после Судебников, исправив их с Судебниками, составить новую книгу законов для всего русского государства, с тем вместе приказал созвать и Земский собор из выборных от всех городов для слушания новой книги законов, но этот собор не имел уже характера прежних Земских соборов, здесь у выборных уже не требуют ни советов, ни согласия на новые законы, а приказывают только выслушать и подписаться в слушании и ведении под новою книгою законов, названною Соборным Уложением. И книга эта была читана выборным отдельно в Ответной палате, а не в общем собрании всего собора и не перед царем, так что выборные, оставленные одни без поддержки другой половины собора, не могли делать и возражений, притом же к ним был приставлен от царя строгий председатель, боярин князь Юрий Алексеевич Долгорукий.
Самое издание Соборного Уложения 1648 года было роковым ударом для земщины, ибо в целом Уложении нет ни одной статьи, которою бы юридически обеспечивалось значение земщины в государственных делах, мало этого, по Уложению даже отменено участие общества в делах судебных. В прежнее время по судебникам на суде наместничьем непременно должны были присутствовать выборные от общества старосты и целовальники с своим земским дьяком, по Уложению же суд предоставлен решительно одним воеводам и приказным людям и сделался более или менее произвольным с множеством канцелярских форм, производивших путаницу. Даже вызов в суд, сперва много зависевший от общества, по Уложению стал вполне зависеть от воевод и приказных людей, и общество потеряло по закону право голоса в защиту своих членов. Словом сказать, с изданием Соборного Уложения отменено не только юридическое значение всей земщины целой России, но и значение местных земщин. Царь Алексей Михайлович, окруженный любимцами и временщиками, не только не думал опираться на голос земщины, но и постарался распорядиться так, чтобы этот голос и не доходил до него в законной форме. По свидетельству англичанина Коллинса, бывшего доктором при царе Алексее Михайловиче, царь по наговорам бояр до того опутал общество полицейским надзором, что у него были шпионы по всем углам, и ничего не делалось и не говорилось ни на пирах, ни на сходбищах, ни на похоронах и свадьбах, чего бы не знал царь. И общество до того было забрано под опеку приказной администрации, что знакомые, видя пьяного, валяющегося на улице, среди жестокой зимы, не осмеливались подать ему помощи, опасаясь, чтобы он не умерла их руках, и боясь подвергнуться следствию и разным поборам и волокитам. Впрочем, правительство, несмотря на явное стремление сделать общество безгласным, еще не могло окончательно отказаться от Земских соборов и, вынужденное обстоятельствами, впрочем только в начале царствования Алексея Михайловича, два раза созывало выборных от городов: в 1-й раз в 1651 году по случаю продолжительного бунта сперва в Новгороде, а потом во Пскове, и во 2-й раз в 1653 году по случаю присоединения Малороссии, из-за которой нужно было начинать войну с Польшею, но оба собора состояли только из служилых людей от городов, а представителями жилецких людей были одни выборные города Москвы, следовательно, здесь не было настоящего голоса всей русской земщины. Собор 1653 года был последний при царе Алексее Михайловиче, в следующие затем 22 года царствования этого государя соборов Земских более уже не созывали, царь во всех делах распоряжался сам, посоветовавшись только с приближенными боярами.
Таким образом, земщина, еще недавно вынесшая на своих плечах Московское государство из пропасти междоусобий и безначалия, при сыне же первого царя, своего избранника, очутилась в таком беззащитном положении, в каком она никогда не бывала в прежнее время. Со времени Уложения 1648 года за ней остались только все тягости многочисленных податей и повинностей и почти никаких прав. Выборные должности, оставшиеся за земщиною по Уложению хотя большею частию были старые, но они уже не имели прежнего характера независимости от администрации и были следующие: первая, самая важная, губный староста, единственный судья в уезде по уголовным делам, заведовавший уголовным судом, независимо от городского воеводы. Он же иногда по челобитью местных жителей управлял городом и уездом и заведовал всеми судными делами, как воевода. Таким образом, за должностию губного старосты, более нежели за какою другою, оставалось земского значения и в царствование Алексея Михайловича, эта еще одна должность продолжала пользоваться значительною самостоятельностью, но город мог заменить царского воеводу выборным губным старостою только с разрешения самого государя, и притом государь во всякое время мог заменить губного старосту своим воеводою, не спрашиваясь местной земщины, и также имел право прислать своего сыщика, которому подчинялся губный староста и по уголовным делам. Губные старосты избирались всем народом и уездом из дворян, лучших людей и непременно грамотных. Второю важною выборною должностию, еще остававшеюся за земщиною, была должность земских старост, которые избирались из жилецких людей и только жилецкими людьми. У земских старост была своя Земская изба с земским дьяком, в ней вместе с старостою заседали целовальники, но земский староста и целовальники были уже подчинены воеводами и не имели прежнего самостоятельного значения, круг их деятельности ограничивался распоряжениями о выборе в разные должности по земству, надзором за раскладкою податей и повинностей, сбором податей, нарядом на разные службы и общественные или казенные работы, и разбором жалоб между жилецкими людьми своей общины, и некоторыми полицейскими обязанностями, но во всем этом земский староста был главным образом ответственным лицом перед воеводою, который имел право взыскивать с него за все неисправности по делам земской службы, ибо перед высшим правительством за все отвечал воевода, которому местная земщина была отдана в полное распоряжение. Третья выборная должность была должность таможенного головы, впрочем, при выборе в эту должность местная земщина участвовала только в городах незначительных, в городах же больших и торговых таможенными головами были присланные из Москвы по выбору гостей, гостинной сотни и других высших сотен торговых людей, местная же земщина выбирала к ним из своих лучших людей только в подголовья к таможенному делу и в ларечные старосты, т.е. в казначеи при сборной казне. Таможенный голова, присланный из Москвы, имел большое значение, ему иногда по государеву указу поручалось заведовать всеми торговыми людьми города во всех делах и торговым судом мимо воеводы и нисколько от него не завися, но все это делалось не по выбору местной земщины, и таможенный голова, присланный из Москвы, состоял не в земской, а государевой службе и за успешность в сборе торговых пошлин и податей получал от государя поместья и другие награды, а посему заботился не столько о выгодах местной земщины, для которой он был чужим, сколько о выгодах казны. Таможенные же головы, выбираемые местною земщиною, вполне зависели от городского воеводы и в случае недоборов торговой пошлины против прежних лет подвергались ответственности вместе с земскими старостами и своими избирателями, воевода доправлял на них все недоборы с значительными штрафами. Четвертая выборная должность — кабацкие головы, т.е. начальники сбора разных пошлин с местной торговли вином, пивом и медом. Торговля вином, пивом и медом отдавалась или на откуп с торгов, кто дороже даст, или поручалась местной земщине с тем, чтобы она смотрела за этою торговлею доставляла в казну доход с прибавкою против откупной суммы. А посему кабацкие головы выбирались местною земщиною только тогда, когда земщине поручалось самой собирать кабацкие доходы, и при сем выборе голов производился за круговою порукою всей местной земщины в том, что кабацкие головы строго будут смотреть, чтобы в кабацких доходах не было недобору, и чтобы никто не торговал вином и другими напитками без явки и без платежа установленных пошлин. Кабацкий голова вполне зависел от воеводы, воеводе обыкновенно присылалась грамота из приказа Новой четверти, чтобы он велел выбрать к кабаку в верные головы и целовальники сколько человек пригоже, и взял по них выборы выборных людей (избирателей) за руками, привел их к государеву крестному целованью, и велел на Кружечный двор, на кабак вино курить целовальникам и уговорщикам, уговариваясь в приказе. А как верного (за присягою) голову и целовальников к государеву крестному целованию приведешь, и таможенные пошлины и кабацкие деньги учнут сбирать на государя, — и ты б о том отписал и выбор за руками и кабацкому всякому заводу роспись прислал к Москве в приказ. Пятую земскую выборную должность составляли целовальники, собственно выборные люди, целовавшие крест на занимаемую ими должность, это были помощники при губных и земских старостах и при таможенных и кабацких головах, вполне км подчиненные и исполнявшие их приказания, и в то же время подвергавшиеся личной ответственности вместе с своими старостами и головами в случае недобора или какой-нибудь неисправности. Они по Уложению, так же как головы или старосты, выбирались с посадов и с уездов с сох с подмогою сошных (платящих подать) людей, ибо должность целовальника отнимала его от своего дела и кроме хлопот ничего не доставляла, так что без мирской подмоги выборные люди не могли ее нести. Наконец, в-шестых, к выборным должностям принадлежали должности земских дьячков при Земских избах и таможнях, тюремных сторожей и палачей которые также выбирались из посадских и уездных сошных людей за мирскою подмогою и как служители были в подчинении у своих старост и голов.
Все сии выборные должности, за исключением разве должности губного старосты, которая пользовалась достаточною самостоятельностию и почетом, считались тягостию для земщины, и жилецкие люди старались уклоняться от них как от самой тяжелой и убыточной земской повинности. Это была уже не прежняя земская служба с своим почетом и правами и при том на пользу земщины, а, напротив, та же царская служба, которую несли и служилые люди, только без тех выгод и почета, которые доставляла служба не по выбору. Выборные только ждали себе разорения, царской опалы и отнятия имущества на государя в случае недоборов, а посему не столько заботились о выгодах избравшего их общества, сколько о том, чтобы самим не попасть в беду и не лишиться собственного имущества. Да и действительно, ни они не имели средств защищать общественные интересы, ни общество не имело возможности защищать своих выборных, ибо само было подавлено приказною администрациею, и только время от времени при удобном случае заявляло правительству, что выборные службы разоряют его вконец.
Но Уложение 1648 года, отнявшее у земщины все законные средства к местному самоуправлению и вполне подчинившее ее приказной администрации, не могло еще уничтожить того духа, который действовал в ней в недавнее время. Земщина еще хорошо помнила свое недавнее значение и, несмотря на угнетение, не могла еще в такое короткое время переродиться в безгласную массу. Притом общины, на которые была разбита земщина, оставались еще целы и пользовались народною к ним привязанностию, хотя администрация и сильно стеснила их, взваливши на них ответственность и за тех людей, которые уже выбыли. А посему еще оставалась хотя слабая возможность слагаться общественному голосу и заявлять его пред правительством и даже иногда с настойчивостию, чем не упускали пользоваться те или другие классы земщины и заявляли свои нужды пред правительством. Так до нас дошла общая челобитная всех служилых людей землевладельцев об отмене урочных лет для вывоза беглых крестьян на земли старых владельцев. Потом мы уже упоминали об общей челобитной всех торговых людей Московского государства о том, чтобы иноземным купцам дозволялось торговать только у корабельной пристани города Архангельска. А когда на это челобитие не последовало решения, то торговые люди возобновили свое челобитие в 1649 году и добились того, что государь согласно с челобитьем запретил иноземным торговым людям, не имеющим особенных грамот, ездить и торговать в Москве и в других городах, а дозволил вести торговлю только в Архангельске на корабельной пристани, да и туда приезжать временно, а отнюдь не оставаться там для постоянной торговли. Далее в 1653 году торговые люди подали государю общую челобитную в которой жалуясь на множество вновь вводимых пошлин при провозе и продаже товаров, просили все их отменить и назначить одну рублевую пошлину, везде ровно с продажной цены, по чему какие товары где кто ста нет продавать. И на эту челобитную последовало царское решение разные мелкие по торговле пошлины отменить и везде ввести одну рублевую пошлину при продаже по десяти денег с рубля с продажной цены. По этой же челобитной торговых людей велено во всем государстве сделать хлебные меры ровные, а также сажени и аршины одинакие, и весы везде равные ж, против фунтов, и гири, и безмены, и контари, и терези, и всякие вески. Наконец, в 1667 году была еще подана общая челобитная торговых людей об обороне от иноземных купцов, при которой челобитной были поданы статьи, или правила, о порядке торговли с иноземцами, составленные самими торговыми людьми и за их руками, которые статьи были приняты и утверждены государем и изданы от его имени под названием новоторгового устава. По этому уставу русские торговые люди получили почти полное самоуправление в торговых делах чрез своих выборных начальников, или скорее чрез начальников из купцов же по московскому выбору, присылаемых государем из Москвы. В сущности присылаемые из Москвы выборные начальники состояли не в земской, а в государевой службе, но для купцов важно было не состоять по торговым делам в зависимости от городских воевод. Новоторговый устав, писанный самими купцами, ясно показывает, что русское купечество в XVII столетии достаточно знало свои общие интересы и настолько было еще крепко, что могло с успехом защищать их против приказной администрации.
Но не таково было положение крестьян. Полное прикрепление крестьян к земле владельцев по Уложению и отмена урочных лет произвели то, что крестьяне поступили в полную зависимость к землевладельцам, которая мало-помалу развилась до того, что по указу от 13 октября 1675 года землевладельцы получили право записывать в Поместном приказе поступные на крестьян даже без земли, или, иначе, приобрели право продавать крестьян без земли. Это новое право, конечно, еще не уничтожило личности крестьян, не сравняло их с полными холопами, рабами, крестьяне и теперь еще оставались членами русского общества, с своим общинным судом и управою, с своими выборными старостами, которые по старому порядку не справлялись с уложением, даже участвовали на суде управителей, назначаемых землевладельцами. Но тем не менее права, приобретенные землевладельцами над крестьянами, сильно поколебали значение крестьянского сословия. Крестьяне хотя еще не лишились права жаловаться на притеснение и самоуправство землевладельца и судиться с ним перед установленными органами правительства, но суд, и особенно пред продажными судьями, не предоставлял крестьянину прежних удобств перехода, а посему крестьяне по старой привычке продолжали оставлять земли неугодных владельцев и переходить к другим. А как это с полным прикреплением сделалось нарушением закона, то все оставлявшие одного владельца и переходившие к другому считались беглыми и преследовались законом, следовательно, волей-неволей должны были укрываться по лесам, оставлять свои промыслы, составлять шайки бродяг и грабителей и таким образом более и более затягиваться в преступления без надежды выйти из своего противозаконного положения. А масса беглых и преследуемых законом тем самым ослабляла и разоряла крестьянские общины, которые должны были по началу круговой поруки платить подати и нести все общественные тягости и за беглых. К тому же присоединялось еще и то, что в царствование Алексея Михайловича сильно была распространена раздача населенных земель в поместья и вотчины служилым людям, так что в это время большая часть прежних черных или государственных земель перешла в руки частных владельцев, и следовательно, общины черносошных крестьян сделались слабее и малочисленнее, а на эти-то общины, как более самостоятельные и независимые, стественно и должно было опираться значение крестьянского сословия. Все это и к тому же отсутствие Земских соборов и чрезмерное развитие приказной администрации, по Уложению, поставило крестьян как сословие в самое невыгодное и загнанное положение и на деле, лишивши их средств законным порядком защищать свои права и высказывать общественные нужды своего сословия, вызвало их на меры незаконные и противообщественные. Угнетенные в большинстве и со всех сторон преследуемые крестьяне вместе с городским пролетариатом сделались готовым материалом для мятежей и беспорядков, при помощи крестьян ничтожный поначалу бунт Разина охватил быстро чуть не всю тогдашнюю Россию, те же крестьяне и городской пролетариат произвели бунты в Новгороде, Пскове, Устюге и других городах, крестьяне же и городская чернь произвели несколько мятежей в Москве. Вообще отсутствие законной возможности заявлять о своих общественных нуждах и отстаивать их законным порядком произвело страшную деморализацию в обществе крестьян и тем, конечно, сильно уронило их земское значение, а с тем вместе и земщина в целом своем составе потерпела такое ослабление и так разделилась, что уже не могла от лица всей Русской земли подавать свой голос.
Не лучше положения крестьян было положение и другого важного класса земщины — духовенства, особенно белого городского и сельского. Царь Алексей Михайлович еще с первых годов своего царствования перестал приглашать в свою думу духовных властей и свои важнейшие указы посылал только с совета бояр, а по Уложению 1648 года узаконил судить архиереев, архимандритов, священников и весь церковный чин во всяких исковых делах в Монастырском приказе, который состоял в ведении бояр и вообще мирских, а не духовных судей. Мало этого, царь подчинил Монастырскому приказу и дела чисто духовные или церковные, так что и в церковные дела стали вмешиваться местные мирские начальники и доносить по таковым делам Монастырскому приказу мимо церковных властей. Так, мы имеем царскую грамоту от 10 марта 1660 года, в которой государь пишет Новгородским воеводам о наблюдении, чтобы христиане каждый пост исповедовались и причащались, а приходские священники и диаконы во все воскресные и праздничные дни, и в среду, и в пяток каждой недели читали прихожанам в церкви поучения о необходимости очищать себя покаянием, и чтобы во всех церквах божественное пение было единогласно со страхом Божиим, ‘а будет кто своим жестокосердием и закоснением не обращателен будет, и сему государскому нашему повелению явится ослушник, и таковым непокорным имати у попов именные списки за руками и писать в Монастырский приказ окольничему нашему и дьякам, и таковым ослушникам наш великого государя указ будет с опалою без всякой пощады. А будет приходских церквей попы и диаконы станут таковым ослушникам молчать и не покаявшихся укрывать, и приходских церквей попам и дьяконам за то от нас великого государя быть в великой опале и пене’. При таковых порядках духовенство, поставленное в большую и несоответственную зависимость от светской местной и центральной власти и удаленное от царской думы, естественно, потеряло много своего прежнего земского значения и волей-неволей отошло на задний план и более или менее стало зависеть от приказной администрации. К тому же на церковном соборе 1666 и 1667 годов приглашенные в Москву греческие патриархи отринули собор 1551 года и признали его определения неправильными, между тем как сими определениями церковь и духовенство были поставлены в самые близкие отношения к русскому обществу, а с отменою сих определений духовенство потеряло прежнюю связь с земщиною, и с тем вместе земщина лишилась важного союзника.
Но главная причина падения земщины при царе Алексее Михайловиче заключалась в отделении интересов дворянства от интересов остальной земщины. Бояре, много и горячо боровшиеся за свои земские права при царе Иване Васильевиче и дружно соединившиеся с остальною земщиною во время междуцарствия, вероятно наскучивши сильным участием в правлении остальных классов земщины при царе Михаиле Федоровиче, по смерти его переменили свое поведение и нашли более выгодным и удобным окончательно обратиться в служилых людей нового государя и повелевать земщиною от царского имени. Дворянство тем охотнее спешило изменить своему земскому значению, что царь Алексей Михайлович своим мягким характером, ласковостию и задушевностию своего обращения с приближенными всех привлекал к себе и щедро награждал своих слуг, и раздавал им большие и богатые недвижимые имения, так что для дворян ясно было, что выгоднее и безопаснее быть прямым слугою царя, его холопом, и от царского имени повелевать земщиною, чем быть первенствующим классом в земщине и руководить остальными классами не совсем податливыми и не всегда имевшими одни интересы с дворянством. И боярам, и вообще дворянству, тем смелее можно было действовать так, ибо и при измене земщины они по землевладению оставались первенствующим классом земщины. Отделивши свои интересы от интересов других классов и основавши свое значение на службе царю, дворяне, естественно, должны были как можно ближе примкнуть к царскому двору и отделить царя от земщины плотною стеною администрации. Дворяне так именно и поступили, они окружили молодого 16-летнего царя лучшими людьми своего сословия, угоднейшими государю и готовыми беспрекословно исполнять все его желания. Причем они успели завести такой порядок при царском дворе, что каждодневно с раннего утра все бояре, окольничие, думные и ближние люди являлись к царю и кланялись перед ним в землю, а когда царь принимался за рассуждения о делах или вступал с ними в простой разговор, то все стояли перед ним, и таковой же приезд бояр и ближних людей каждодневно был после вечерни. Чиновные же люди, но не причисленные к царской думе, — стольники, дворяне, полковники, головы стрелецкие и дьяки каждодневно утром и вечером сходились к дворцу и стояли на переднем крыльце, пока ближние и думные люди остаются у государя. Этикет, устроенный при дворе Алексея Михайловича, простирался до того, что никто из приезжающих ко двору ежедневно не только не мог отлучиться из Москвы ни на один день без царского отпуска, но даже в Москве, ежели кому нужно было быть в гостях у соседа, то непременно должно было спрашиваться у царя. При таком придворном этикете, естественно, никому не было доступа до царя, кроме близких людей, и близкие люди всем заправляли и всем распоряжались почти бесконтрольно. Тщетно царь ходил по тюрьмам, сам расспрашивал колодников и заглядывал в бумаги дьяков и других приказных людей, ему показывали только то, что было не опасно для администраторов и временщиков, тщетно выведенный из терпения народ с шумом подходил к дворцу требовать выдачи или удаления того или другого временщика, ни выдача, не удаление не помогали делу, на место выданного или удаленного являлся другой жаднее, хитрее и бессовестнее прежнего. Царь нередко во дворце сам разбирал частные дела и рассматривал жалобы на мелких администраторов, как это засвидетельствовано официальными дворцовыми разрядами, но ему подавали дела и доводили до его сведения жалобы только такие, которые были занимательны, но которые ничего важного не открывали и легко могли быть решены и не доводя до царя.
Администрация, отделившая царя от народа, по-видимому прочно утвердила свое владычество и вконец подавила земщину, но на деле вышло не совсем так, все держалось только доверчивым характером царя Алексея Михайловича, но преемник его молодой царь Федор Алексеевич, получивший более прочное и серьезное воспитание, взглянул на дело иначе, и все переменилось. Он в первые же дни по смерти отца показал, что желает совещаться с земщиною, знать ее нужды и от нее получать указания, как помочь им. С этою целию новый царь через месяц по кончине Алексея Михайловича приказал созвать в палату перед бояр выборных людей от купцов для совета о том, как лучше устроить торг с Персиянами, и устроил этот торг так, как указали купцы. Потом в сорочины отца он дал замечательный указ, чтобы приведенных в Стрелецкий приказ за драку и пьянство не наказывать батогами, а штрафовать деньгами. Далее царь созвал выборных от купечества для совещаний об устройстве торга с Голландцами, и с Голландцами заключен был торговый договор на тех условиях, каких желали русские торговые люди. В 1678 году был созван совет из высшего духовенства и бояр для рассуждения, какие принять меры для успешнейшего ведения войны с Турками. В 1681 году были собраны выборные от всех городов для рассуждения о лучших средствах к уравнению податей и служб. Наконец в 1682 году были приглашены высшее духовенство, бояре и выборные от всех служилых людей для рассуждения о введении лучшего порядка в военной службе. На этом соборе по общему приговору было определено уничтожить местничество и родовые счеты бояр, много мешавшие в службе и уже отжившие свой век. Молодой государь предпринимал много и других реформ к поднятию общества, так в первый же год своего царствования он уничтожил ненавистный приказ Тайных дел, а в предпоследний год предоставил самому обществу сбор большей части податей и отстранил от этого дела воевод и приказных людей. Судя по первым годам царствования Федора Алексеевича, при нем русское общество значительно освободилось бы от опеки приказной администрации, но, к сожалению, постоянно больной царь скончался, едва процарствовав шесть лет.
По смерти Федора Алексеевича, во время малолетства его брата Петра Алексеевича, началось царство придворных интриг, женское управление, буйство стрельцов и мятежи раскольников. Все это сильно потрясло еще не успевшее поправиться русское общество и довело его до такого положения, до какого оно не доходило прежде, даже во время самозванщины. Вся жизнь народа как бы сосредоточилась в Москве и преимущественно около царского двора, области же пространной Русской земли, собственно тамошняя местная земщина, как бы замерла или заснула в каком-то тревожном ожидании — чем кончатся дела в Москве, как выяснится тот туман, который навис над Москвою. Наконец туман выяснился — среди мятежей и заговоров настоящих и мнимых восторжествовал 17-летний царь Петр, или скорее партия Нарышкиных, его родственников по матери, ибо царь по молодости еще не занимался делами правления, при ларышкиных управление шло старым порядком царя Алексея Михайловича и сильно хромало по неопытности Нарышкиных, что и продолжалось до 1695 года.

е) Положение государства и земщины в эпоху Петровских реформ

Земского собора не было ни при вступлении на престол Петра Великого, ни при начале принятия им дел правления в свои руки, ни во все его царствование, первоначально, конечно, мешали этому обстоятельства, а впоследствии он сам не считал этого нужным, да, конечно, и не находил этого возможным при тех реформах, которыми он был постоянно занят. Ему хотелось устроить государство по своему идеалу, следовательно, тут нечего было спрашивать земщину, согласна ли она будет на это. Но тем не менее Петр Великий, светлым умом своим видя недостатки старой администрации, тяготевшей над обществом, первоначально был не прочь обратиться и к обществу, по крайней мере к высшим его классам, к дворянству и купечеству и поручить их выборным некоторую долю местного управления. С этою целию в 1699 году от 30 января он издал указ учредить Бурмистрскую Палату для ведомства всяких расправных дел между гостями и посадскими людьми и для управления в городах казенными сборами и городскими повинностями, и таким образом передал управление городскими общинами по-прежнему самим же общинам мимо воевод и приказов. Бурмистрская Палата не была подчинена ни одному приказу и сама составляла главное место управления и суда между посадскими и торговыми людьми со всеми правами приказа. В указе прямо сказано: ‘Торговых людей судом и всякими расправными делами и всякими службами и поборами в приказах не ведать, а ведать в Бурмистрской Палате бурмистрам, а бурмистров выбирать погодно самим торговым и промышленным людям меж себя, кому верят, и одному из них быть первым, или президентом, по очереди, ежемесячно, и передать в Бурмистрскую Палату из приказов все окладные книги и все дела о торговых и промышленных людях’. И в тот же день был издан еще указ об учреждении по городам Земских изб для ведомства всяких расправных дел между посадскими и торговыми людьми и в волостях между всякими промышленными людьми, и для управления казенными с них сборами и земскими повинностями, и об исключении их из ведомства воевод, ‘а в земских избах судить и ведать их во всех делах выборным людям, кого они похотят’. Впрочем, по свидетельству самого указа в настоящем случае Петр Великий поступил решительно по образцу царя Ивана Васильевича, он предоставил самим общинам на их волю, ведаться ли и судиться своими выборными людьми в Земских избах, или оставаться в ведении воевод, но в первом случае они обязывались платить в государеву казну двойной оброк, как прямо сказано в указе: ‘А буде в городах, где посадские и уездные, купеческие и промышленные люди, по сему указу, для всяких своих мирских и расправных, и челобитчиковых дел, похотят у себя быть своим выборным людям, и всякие доходы, что они плачивали наперед сего, платить в казну против прежнего оклада вдвое’. Далее указом от 5 октября того же года, по челобитью купцов, предписано во всех городах воеводам не вступаться в торговые дела, и ни для чего к торговым людям не посылать и их в проезде не задерживать, а равным образом не вмешиваться в наем рабочих торговыми людьми, а всем этим заведовать выборным бурмистрам. Наконец, чтобы дать более средств к распространению торговли и до некоторой степени децентрализировать управление торговыми и промышленными людьми, указом от 27 октября того же года торговым людям предоставлена свобода устраивать торговые компании, а чтобы более было порядку и надзора за местными бурмистрами, указано разделить все города на группы или провинции так, чтобы к главному по торговле городу в том или другом краю приписать, по удобству, соседние города, и бурмистрам главных городов велел бурмистров приписных городов во всяких делах ведать и в сборах досматривать и по присланным из Москвы, из Бурмистрской Палаты, указам сборные всякие доходы и о всяких делах ведомости, и бурмистров к отчету с книгами, и на них выборы высылать главных городов бурмистрам, чтобы из Москвы в те приписные города и уезды ни за чем не посылать’.
Преследуя ту же цель поднятия общества и ограничения местной приказной администрации, Петр Великий указом от 10 марта 1702 года повелел чтобы при городских воеводах по всем городам в суде и управлении участвовали выборные от дворянства. В указе сказано: ‘Ведать всякия дела с воеводами дворянам, тех городов помещикам и вотчинникам, добрым и знатным людям, по выбору тех же городов помещиков и вотчинников, в больших городах по четыре и по три человека, а в малых по два человека, а по одному воеводе без них, дворян, никаких дел не ведать и указу по них никакого не чинить’. Но на этом указе и остановилось поднятие значения земщины при Петре Великом, он показал заботу только о купечестве и дворянстве, и только на этих двух сословиях думал основать твердость государства, на прочие же сословия не считал нужным обратить внимание и даже значительно понизил общественное значение духовенства отменою патриаршества и закрытием Патриаршего Разряда, дела которого указом от 16 декабря 1700 года велено передать по принадлежности в разные приказы. Впрочем, и поднятие земского значения в купечестве и дворянстве недолго пользовалось вниманием Петра, консервативный характер земщины и выборных земщиною правителей, естественно, не соответствовал замыслам предприимчивого государя, стремившегося неудержимо к разным реформам, значительно поднятая земщина, естественно, по природе своей должна была тормозить приведение в исполнение разных реформ.
Уже с 1705 года начались попытки подчинить выборных бурмистров от купечества инспекторам, назначенным от государя, так в наказных статьях от 9 февраля сего года, данных дьяку Курбатову с товарищами, назначенными в инспекторы над ратушею, инспекторам сим дано право удалять выборных бурмистров и назначать новые выборы. А еще прежде, указом от 19 января того же года, воеводам дано право самим выбирать себе товарищей из местных дворян. Потом, указам от 18 декабря 1708 года, для большего подчинения выборного земского начала приказному (по назначению от государя или по приказу государеву) принята новая небывалая в России мера, разделение всего государства на губернии, и на первый раз учреждено восемь губерний, по которым разделены все наличные города. Начальниками губерний назначены губернаторы, а в городах по-прежнему оставлены начальниками воеводы, во все подчиненные губернаторам. Губернаторы мало-помалу получили такую власть, что все государевы указы по всем городам должны были посылаться губернаторам, и от них уже рассылаться по городам, и таким образом губернаторы сделались центральными правителями губерний, так что все распоряжения по городам производились через них, и все отчеты и Доношения из городов шли к ним, без различия были ли сии отчеты и доношения от воевод или от бурмистров, а по-сему как приказное, так и выборное местное управление подчинилось одинаково губернаторам. К тому же, указом от 29 января 1712 года, губернаторам до некоторой степени подчинены стоящие по губерниям армейские полки. Вследствее такового распоряжения губернаторы приобрели громадную силу над местною земщиною, так что всякое уклонение от губернаторских приказаний влекло за собою принуждение военною силою, губернатор имел право посылать военные отряды на ослушников.
Но чрезмерное развитие власти губернаторов вскоре оказалось неудобным и повело к разным беспорядкам, так что губернаторы стали самовольно налагать подати, а посему правительство нашло вынужденным ввести новую меру для ограничения губернаторской власти. Указом от 24 апреля 1713 года по всем губерниям велено учинить ландратов по выборам от всего дворянства губернии, именно в больших губерниях по 12, в средних по 10 и в меньших по 8-ми, и сим ландратам заседать вместе с губернатором и делать с ним все дела и подписывать, и чтобы губернатор был между своими ландратами только как бы президентом, а не властителем, и без них ему никаких дел не делать, а все чинить по большинству голосов, причем губернатору на совете предоставляется два голоса, а каждому ландрату по одному голосу. По тому же указу по всем губерниям учинены ландрихтеры, или земские судьи, нисколько не зависимые от губернаторов и непосредственно подчиненные Сенату, так что в случае преступлений губернатору предоставлялось только доносить на них в Сенат. Наконец, указом от 28 января 1715 года ландраты, не переставая быть земскими советниками при губернаторах, делались самостоятельными правителями по городам и волостям. В указе сказано: ‘В городах, где гарнизонов нет, не быть обер-комендантам и комендантам, а быть вместо их ландратам, по одному человеку над каждою долею, в которой по расположению дворового числа 5536 дворов, или, поскольку будет удобнее, по рассмотрению губернаторскому. А с ландратами, для управления всяких сборов и земских дел, в каждой доли быть комиссарам по одному, подьячих по четыре и конных рассылыциков по 12 человек. А жалованья им положить с дворов каждого доли. Из ландратов всегда быть при губернаторе по два человека, с переменою по месяцу и по два, а без них дело их управлять комиссарам. А при окончании года ландратам съезжаться к губернаторам со всеми управления своего ведомостьми к счету и для исправления дел всем вместе. И губернаторам ни для каких сборов и дел от себя никуда в ландратское правление нарочных не посылать. Посадских людей во всех губерниях ландратам ни в чем не ведать, а ведать их и управлять по-прежнему выборным бурмистрам с ведома губернаторского. А в исках своих посадским людям на крестьян бить челом ландратам, а крестьянам на посадских людей выборным земским бурмистрам. А буде кто из ландратов и бурмистров нападками своими учинит обиду, или суд неправый сделает, на того обиженному о суде бить челом губернатору’. А над губернаторами и ландратами и ландрихтерами надзирали еще присылаемые государем фискалы, которые в случае беспорядков в губернии или ландратстве доносили в Расправную Палату, где губернаторов, ландратов и ландрихтеров подвергали суду. Кроме того, не было отнято право жалобы и у частных лиц.
Таким образом, с учреждением ландратов и ландрихтеров по-видимому выборное земское управление было выдвинуто вперед, и власть губернаторов сильно стеснена выборным земским началом, видимо воротилось старое время для земщины, время совместного управления с приказною администрациею. Но на деле в сущности это было далеко не так, ибо, во-первых выборное право осталось только за дворянами и купцами, а не за всеми классами земщины, следовательно, в земщину внесено гибельное начало разделения на классы с правами и классы без прав, во-вторых, ландраты, ландрихтеры и бурмистры хотя и были выбираемыми из земщины, но в сущности они были чиновниками правительства, а не представителями земщины, они состояли не в земской, а в государевой службе и были ответственны перед правительством, а не перед своим обществом, в-третьих, по указу от 26 февраля 1714 года вся неисправность по сбору податей взыскивалась на губернаторах, вице-губернаторах и ландратах, и на их имение налагались большие штрафы, по гривне с недобранного рубля, и штрафы сии строго запрещено раскладывать на губернии, а взыскивались они с пожитков губернатора или ландрата, следовательно, губернаторам и ландратам главная забота была в том, чтобы не подпасть штрафу, об интересах же земщины им не было надобности и думать.
Наконец в 1719 году Петр Великий приступил к новому устройству центральных ведомств администрации, средних между Сенатом и областным управлением, которые у него названы коллегиями и заменили до некоторой степени прежние приказы. Указом от 12 декабря 1718 года повелено с 1719 года открыть коллегии по шведскому образцу и для показания иноземного порядка, как вести в коллегиях дела, в прибавок к русским членам назначить в коллегии членов из иноземцев. Первоначально было учреждено девять коллегий, но в 1721 году к ним присоединена еще десятая коллегия под именем главного магистрата, которая должна была заведовать всем купечеством в Русском государстве и состояла прямо под ведением Сената. В этой новой коллегии обер-президент и президент, как и в прочих коллегиях, назначались правительством, а не по выбору от общества, и первым обер-президентом был назначен князь Трубецкой, а президентом купец Исаев.
Учреждение коллегий по шведскому образцу повлекло за собою новые учреждения и в областном управлении, также принаровляясь к шведским порядкам. Еще по указу от 26 ноября 1718 года были назначены следующие новые чины по губерниям: ланд-гевдинг, обер-ландрихтер, ланд-секретарь, бухгалтер или камерир, земский надзиратель сборов, ланд-рент-мейстер, ланд-фискал, ланд-мессер, профосе, ланд-комиссар, ланд-рихтер и ланд-шрейбер. Все сии новые чины с иноземными названиями, указывающими на земство, вовсе не зависели от местного общества, и были представителями разных коллегий, и состояли в непосредственно их ведении, смотря по роду службы, и каждый из своей коллегии получал указы и подавал туда отчеты, которые по инструкциям были очень строги и разнообразны и требовали большой письменности и разных форм, и ни губернаторы, ни воеводы над сими чинами не имели власти и не вмешивались в их дела. А посему от сих новых чинов земщина ничего не выиграла, а получила только новых опекунов, ибо с введением нового устройства по областному управлению за губернаторами оказалась еще большая власть, губернатор и при новом порядке по-прежнему был хозяином губернии. По новой губернаторской инструкции в губернии губернатору был поручен прямой и непосредственный надзор, чтобы все чины, приставленные к каким делам, исполняли свою должность и заботились о государевых интересах, а ежели кого заметит неисправным, о том доносить его начальству. Новый порядок областного управления потребовал и нового разделения областей, вследствие чего все Русские владения указом от 29 мая 1719 года были разделены на десять губерний и 47 провинций, которые распределены между губерниями. По указу в губернии были назначены генерал-губернаторы, а в провинции обер-коменданты и коменданты, и воеводы, и во все чины по губерниям, кроме губернаторов, комендантов и воевод, предписано коллегиям назначить своих людей, согласно с инструкциями и регламентами каждой коллегии. Таким образом, почти все управление по областям, хотя и с земскими названиями, перешло от выборных людей к чиновникам, назначаемым от правительства, и только при выборных начальниках остались ремесленные и торговые люди по городам, согласно с регламентом главного магистрата, да еще крестьяне по волостям имели своих выборных старост, но как городские выборные начальники, так и крестьянские старосты были уже вполне подчинены чиновникам, назначаемым от разных коллегий, и не имели голоса в общей администрации.
Впрочем, новый порядок управления областями по шведскому образцу, введенный с учреждением коллегий, скоро оказался неудобным, чего и должно ожидать как по поспешности реформы, которая не справлялась с жизнию, так и по своеобразности этого порядка, далеко не подходящего к порядку русской общественной жизни. А посему уже в 1722 году начались изменения нового порядка: именно указом от 12 марта сего года предписано всем судьям или ланд-рихтерам оставить свои должности, а те суды, которые были в их ведении, передать в провинциях воеводам, а для скорейшего исправления судебных дел в каждую провинцию придать к воеводе по два асессора из отставных офицеров или из дворян. А где в провинции города и уезды далеко отстоят от провинциального города, в такие города предоставить воеводе по своему усмотрению назначить особых асессоров по одному в город и при них двух или трех подьячих. Таким образом, суд по провинциям, городам и уездам опять возвратился в руки воевод без всякого контроля. Посему указом от 4 апреля того же года ‘для смотрения всяких дел в губерниях и провинциях, чтобы во всяких делах была правда, посылать каждый год из Сената членов по одному, да при нем из каждой коллегии по одному человеку’. И от того же числа издан еще указ, чтобы в дальние города от провинциальных городов посылать вместо асессоров, назначаемых воеводами, особых судебных комиссаров, которые, впрочем, должны состоять под командою воеводы и имеют право судить дела не выше 50 рублей.
Но обращение к воеводскому суду и управлению не возвратило обществу или земщине права голоса в своих делах пред приказною администрацией), а, напротив, значение областного общества все падало ниже и ниже и вполне подчинялось служителям администрации, правительство решительно не обращало внимания на общество. Так, указом от 13 апреля 1722 года сбор податей и распоряжения по отправлению повинностей до сего времени, хотя в первоначальной низшей инстанции принадлежавшие выборным земским властям — разным старостам, окончательно отняты у общества, и все выборные начальники — таможенные головы, старосты ларечные и другие настоящим указом отменены и выборы их запрещены, а у сборов больших главными командирами и в товарищах велено назначать или отставных офицеров, или дворян, а у меньших сборов унтер-офицеров и рядовых солдат по назначению военной коллегии, а в команду к ним выбрать из магистрата из раскольников и бородачей в целовальники. Наконец, указом от 26 июня 1724 года областное общество и даже частию администрация переданы под надзор полковникам тех войск, которые расположены по уездам на вечные квартиры. Им не только поручен суд над обывателями в их делах с солдатами, а также полиция, но даже смотрение, чтобы губернаторы и воеводы не опустительно исправляли свою должность и чинили, как следует, по указам из Сената, коллегий и канцелярий, и в случае каких упущений должны доносить в те места, откуда будут присланы указы, а получив разрешение от тех мест, даже имели право делать понуждения губернаторам и воеводам. Правда, между полковником и земщиною был поставлен как бы посредником земский комиссар, избираемый местными дворянами, а где дворян нет — другими обывателями, и даже обязанный каждогодно в декабре месяце давать им отчет, для чего последние (дворяне или обыватели) должны были съезжаться к этому времени на полковой двор, но на деле главный командир и защитник, и гроза комиссара был полковник, и угодивший ему комиссар и не думал о местной земщине.
Таким образом, Петр Великий, начавши свои государственные реформы значительным допущением областной земщины к делам местной администрации, и после разных изменений, постепенно клонившихся к подавлению всякого значения земщины, покончил почти совершенным отстранением земщины от дел местного управления и отдачею ее не только под строгую опеку приказной администрации, но даже под надзор военному начальству, командующим армейскими полками, расставленными на вечных квартирах по губерниям, так что в последний год царствования Петра вся Россия по закону находилась как бы в постоянном осадном положении у русской же армии. К тому же к большему ослаблению земщины при Петре Великом образовалось разделение русского общества на сторонников Петровских реформ и защитников старого допетровского порядка и резкое отделение так называемого общества, одевшегося в немецкое платье и обрившего бороду, от простонародья, оставшегося с дозволения Петра, и частию против дозволения в старом предковском костюме.

ж) Положение земщины и государства по смерти Петра Великого до императрицы Екатерины II

По смерти Петра Великого, при его ближайших преемниках в продолжение почти сорока лет, вяло тянулась та же история реформ, все более и более уничтожавшая значение земщины. Сперва при Екатерине I и Петре II чувствовалось некоторое внимание к земщине, и как бы подавалась надежда к возвращению некоторых прав, утраченных ею при Петре Великом. Так, указом от 24 февраля 1727 года войска, стоявшие на вечных квартирах по губерниям, сведены к пограничным городам, и, где содержание дешевле, запрещено посылать офицеров и рассылать солдат по уездам для сбора податей и произведения экзекуций, сбор податей велено передать местным магистратам, а где магистраты этой обязанности на себя не примут, там поручить ее самим посадским людям, как было до Петровских реформ. Потом указом от 21 марта того же года учреждена комиссия, которой повелено созвать выборных от всех чинов, чтобы рассмотреть состояние всех городов и земель и по рассуждении их состояния такую подать положить, чтобы всем было сносно, и рассудить, как удобнее и сходно с народною пользою учинить сбор податей, подушным ли расчетом, как устроено Петром Великим, или с дворового числа, или с тягол, или с земли, как было до Петра, а также приискать меры к сокращению государственных расходов. Но само общество, Разделенное на два враждебных лагеря — защитников Петровских реформ и приверженцев старины, настолько уже было расстроено и запутано в мелких интересах партий, что одними указами такового общества нельзя уже было подвинуть на общее земское дело, а нужно было прежде вновь перевоспитать его, и посему комиссия ничего не сделала, по крайней мере, мы не знаем никаких результатов ее деятельности. А чего можно было ожидать от тогдашнего русского общества, лучшим свидетельством служат обстоятельства, сопровождавшие кончину Петра II и вступление на престол императрицы Анны Ивановны.
Несовершеннолетний император Петр II скончался не назначив себе наследника, а твердого закона о престолонаследии не существовало, и все обстоятельства требовали того, чтобы обратиться к народу, к обществу и спросить его решения, но вместо этого семь человек, членов Верховного тайного Совета, князья Голицыны и Долгорукие с своими сторонниками, заправлявшие государственными делами в последнее время, никого не спросясь, самовольно решают судьбу государства, приглашают на престол вдовствующую герцогиню Курляндскую, дочь царя Ивана Алексеевича (Петрова брата) Анну Ивановну, и навязывают ей чисто олигархическую конституцию, ими одними составленную и направленную только к упрочению власти Верховного Совета, или скорее наличных его членов и их родственников. По этой конституции верховников (так тогда звали членов Верховного Совета), во-первых, императрица обязывалась управлять государством не иначе, как по согласию с Верховным Советом, во-вторых, без разрешения Совета не начинать войны и не заключать мира, в-третьих, не налагать никаких податей и не жаловать в знатные чины, в-четвертых, не наказывать смертию никого из дворян, не рассмотря прежде доказательно его преступления, в-пятых, не описывать на государя ничьего имения, в-шестых, не жаловать никому земель, принадлежащих короне, и ни под каким видом не переводить их в сторонние руки и, в-седьмых, не иметь власти вступить в супружество, ни избрать по себе наследника, не истребовав наперед на то согласия Верховного Совета. Таковая чисто олигархическая конституция, естественно, никому не нравилась, кроме малочисленной партии верховников, участвовавшей в ее составлении. Это, очевидно, чувствовала и сама сия партия. Верховники старались вести свое дело с большою тайною и расставили как в Москве, так и на Курляндских границах заставы, чтобы никого не пропускать с вестями к новоизбранной императрице, жившей тогда в Митаве. Но партия, противная верховникам, не дремала и успела уведомить императрицу, что конституция, составленная верховниками, никому не угодна и что ее легко уничтожить и подписавши.
А между тем дворянство, съехавшееся в Москву, сразу поняло все олигархическое значение конституции верховников и прямо говорило, что князья Долгорукие и их родственники позаботились только о том, чтобы усилить себя и что теперь все большие чины и важные должности будут раздаваться только родственникам и креатурам верховников, того же мнения была и гвардия, состоявшая тогда почти из одних дворян. Толки и разговоры дворян о конституции верховников разрешились тайными съездами у князей Трубецкого, Барятинского и Черкасского, на которых в отмену олигархической конституции была составлена новая конституция в интересах дворянства как целого сословия, и, подписанная 390 дворянами в виде мнения, 15 февраля 1730 года вместе с другими мнениями была подана в Верховный тайный Совет для рассмотрения и соображения, и там была оставлена без движения. Верховники с своей стороны дали ответ, что все поданные мнения будут рассмотрены самою императрицею, когда она будет в Москве.
Противники верховников, получив такой уклончивый ответ, решились ждать приезда императрицы, и когда она, подписавши Долгоруковскую конституцию в Митаве, прибыла в Москву и остановилась в Всесвятском дворце, то князь Черкасский, наперед снесшись с нею чрез свою супругу, явился в сопровождении 300 дворян в Всесвятское и, представившись императрице в присутствии нарочно приглашенного для того Верховного тайного Совета, подал челобитную за подписанием 300 дворян. Дворяне в этой челобитной просили рассмотреть разные мнения о конституции, поданные в Верховный Совет, для чего назначить по одному или по два человека от каждого дворянского семейства, которые большинством голосов изберут лучшую форму правления. Императрица приняла челобитную и подписала свое согласие собственною рукою. Затем дворяне просили себе новой аудиенции и явились во дворец в тот же день после полудня. На этой новой аудиенции они подали императрице новую челобитную, в которой просили принять самодержавие, уничтожить подписанную конституцию верховников и вместо Верховного Совета и Высокого Сената восстановить Правительствующий Сенат, как он был при Петре Великом, и чтобы восстановленный Сенат состоял постоянно из 21 члена, убылые места которых, равно как и губернаторские места в губерниях и президентские в коллегиях, замещать людьми, избираемыми дворянством по жребию. Выслушав эту челобитную дворян, императрица приказала канцлеру принести конституцию верховников и другие относящиеся сюда бумаги и перед всеми изорвала их. Затем 28 февраля 1730 года был издан манифест о принятии императрицею самодержавия, и по всем губерниям разосланы сенатские указы об отобрании присяг по форме, составленной Верховным Советом, и об учинении новой присяги по форме, разосланной при сенатских указах. А 4 марта был издан манифест об уничтожении Верховного тайного Совета и восстановлении Правительствующего Сената, как он был при Петре Великом.
Таким образом, олигархическая конституция князей Долгоруких и Голицыных пала, не просуществовав и полного месяца, но незавиднее была участь и сословной дворянской конституции, составленной на дворянских съездах у князей Трубецкого, Барятинского и Черкасского, сия последняя просто оказалась мертворожденною, ее не понадобилось даже отменять или уничтожать. Дворянская партия Барятинского, Черкасского и других далеко не выражала желаний всего дворянского сословия и, кажется, не имела нужного единодушия, и, не надеясь поддержки не только от прочих сословий, но даже и от всего дворянского сословия, действовала в проведении своей конституции вяло и с крайнею неуверенностью в успехе. Она в первой своей челобитной просила соизволения императрицы назначить выборных от дворян, чтобы избрать лучшую форму правления, а во второй челобитной, поданной в тот же день, уже просила императрицу принять самодержавие, уничтожить Верховный Совет и восстановить Петровский Правительствующий Сенат и относительно обеспечения дворянских привилегий ограничилась только тем, чтобы в сенаторы, губернаторы и президенты коллегий назначать по выбору от дворянства. Императрица, подписавши свое согласие под первою челобитною, по выслушании второй ясно поняла, с кем имеет дело, и поспешила удовлетворить просителей относительно принятия самодержавия и уничтожения Верховного Совета, третий же пункт исполнила по-своему — восстановила Сенат в Петровском значении, но в сенаторы назначила не по выбору дворянства, а по собственному усмотрению, разумеется, на первый раз почтив сенаторским званием некоторых предводителей дворянской партии и тем заставивши их молчать о своей конституции.
После такого сочинения и уничтожения двух конституций нечего было и думать о каком-либо значении земщины и об участии ее в делах правления, Петровским реформам, несколько ослабленным при Екатерине I и Петре II, теперь был дан полный простор. Впрочем императрица Анна в первые дни своего правления показывала вид, что хочет обращаться к обществу и совещаться с ним о важнейших государственных делах, как это показывает указ от 1 июня 1730 года, которым требовалось, чтобы Сенат для сочинения нового Уложения по своему усмотрению выбрал депутатов от дворянства, купечества и духовенства. Но лишь только стали съезжаться вызванные из разных губерний депутаты от дворянства, как немедленно правительство отменило свое распоряжение, и указом от 10 декабря того же года высланные из разных губерний депутаты от дворянства отосланы назад на место жительства и новых присылать не приказано, и вслед за тем начала расти приказная администрация по Петровским формам. Еще в 1730 и 1731 годах восстановлены все коллегии, ландраты и ланд-рихтеры Петровских форм, и опять расставлены по губерниям армейские полки на вечные квартиры, и в их ведение перешел сбор податей и прежняя военная опека с экзекуциями, для чего указом от 4 сентября 1730 года предписано строить при городах полковые квартиры по утвержденному рисунку. В 1732 году издан указ о непременной подаче в Камер-коллегию полугодичных ведомостей о подушной сборе и недоимках, а потом еще указом того же года предписано подавать годичные ведомости о подушном сборе и ни в каком случае не слагать доимок без императорского указа, ив 1733 году указом от 3 января изданы особые строгие правила о продаже отписных в Канцелярию конфискации за доимки дворов и лавок. От 5 мая того же года был издан указ, по которому неисправные плательщики за доимки должны были отсылаться в работу, ежели за продажей их имущества доимка не будет сполна уплачена, потом указом от 24 того же мая месяца учрежден Доимочный приказ, который должен был по особой инструкции строго смотреть за сбором с 1719 года во всем государстве и каждомесячно доносить императрице о своих действиях. Наконец, указом от 11 июня 1734 года за опущение и послабление по взысканию доимок с губернаторов, воевод и других областных начальников предписано взыскивать штраф по десяти копеек с доимочного рубля. При помощи сих и подобных мер правительство достигло своей цели относительно сбора податей, при строгой отчестности и множестве надзирателей под личною и имущественною ответственностью сбор этот производился исправно и казенный интерес охранялся строго. Но зато земщина, общество, не имела уже никакого значения и голоса, и никаких органов для заявления своих нужд, а о какой-нибудь значительной службе по выбору не было и помину, выборные только назначались в должности каких-нибудь ларечных старост, целовальников при сборе разных податей, ценовщиков при аукционных продажах, в старосты при клеймении золотых и серебряных вещей в пробирной палатке, в члены магистратов и бурмистры ратуш, которые уже низко упали в своем значении.
Царствование императрицы Елизаветы Петровны в отношении к значению земщины ничем не отличалось от царствования Анны Ивановны. Возведенная на престол при помощи гвардейских солдат и немногих приверженцев, императрица Елизавета свою опору находила в войске, в придворных, ее окружавших, и в так называемом высшем обществе, совершенно отделившемся от народа и ждавшем всего от службы правительству и от разных привилегий. Императрица Елизавета, дочь Петра Великого, при самом вступлении на престол объявила, что она будет царствовать в духе своего покойного родителя, и, действительно, в продолжение всего своего царствования шла по следам его и своей предшественницы императрицы Анны относительно развития правительственной администрации и стеснения прав народа. Она не издала ни одного указа, сколько-нибудь способствовавшего развитию выборного начала и самоуправления местной земщины. При императрице Елизавете сбор податей и особенно недоимок с разоренного и стесненного в промыслах народа доходил до крайних пределов строгости. Новые указы по сему предмету ничуть не уступали Бироновским предшествовавшего времени, хотя лица, действовавшие на этом поприще, изменились и изменялись, но манера и порядки большею частию оставались прежние: так, например, указом от 31 августа 1742 года губернаторы, воеводы и офицеры-сборщики за невысылку в срок полного числа податей по окладу сажались под арест и заковывались в кандалы, для чего рассылались по городам гвардейские солдаты, и таким образом губернаторам и воеводам предоставлена была полная воля собирать подати всеми возможными средствами, мучить несчастных плательщиков на правежах и тащить со двора последнюю корову.
Но свидетельство полного падения земщины в России и совершенной ее безгласности под гнетом приказной администрации представляет инструкция всеобщей ревизии 1742 года. Эта ревизия, так называемая вторая, ломает все права бедных людей, не попавших в так называемое высшее общество, уничтожает их гражданскую личность и отдает в крепость или государству, или частному лицу. По этой ревизии каждый должен быть записан: служилый в службу за государством, податный в подушный оклад где-либо и за кем-нибудь, ремесленники и торговцы в цех или посад, прочие за помещиков или при фабриках и заводах, или за кем бы то ни было, только бы кто обеспечил за записавшегося за ним в крепость платеж податей, а кто не запишется, того, ежели он годен, писать в солдаты, а негодного к военной службе и кого никто не взял в крепость из платежа податей ссылать на поселение в Оренбург или в работу на казенные заводы. При таковом всеобщем закрепощении о выборном начале и о самоуправлении в земщине нечего уже было и спрашивать. Народ, выданный отделившимся от него высшим обществом на жертву администрации и отданный администрацией) в крепость высшему обществу, потерял всякую законную возможность заявлять о своих нуждах и оборонять свои права законным порядком, , ему оставалось одно из двух: или бежать за границу в соседние государства, или, спасая свою свободу и личность, волей-неволей обращаться в беглых и бродяг и, чтобы не умереть с голоду, — промышлять воровством, грабежом и разбоем, что все действительно и было в огромных размерах в то время. Русские люди, чтобы избавиться от закрепощения, толпами переселялись в Польшу, Крым и Турцию, и все средства, предпринимаемые правительством, чтобы остановить таковые побеги, оказывались недействительными, а между тем внутри государства разбои доходили до того, что без конвоя нельзя было ездить по дорогам, и даже один раз сама Москва была как бы осаждена несколькими шайками разбойников, а в Петербурге то и дело оказывалось нужным усиливать караулы. Таким образом, приказная администрация, в своем развитии дошедшая до крайних пределов и вконец подавившая земщину, сама очутилась беспомощною и несостоятельною, так что уже не могла идти далее по тому же пути, по которому шла до сих пор. Ей оставалось одно из двух — или начать явную войну с недовольными, или переменить направление, но смерть императрицы Елизаветы Петровны вывела ее из этого затруднения.

з) Реформы императрицы Екатерины II и последующее время

Императрица Екатерина II хотя не могла отрешиться от преданий своих предшественников, но по своему великому уму скоро постигла, — каким насущным нуждам прежде всего нужно удовлетворить, чтобы сколько-нибудь привести в порядок ту путаницу в делах, которая скопилась в предшествовавшие царствования. Она сначала старалась успокоить народ разными снисхождениями и отменою административных стеснений: например, понижением цены на соль, возвращением имений, отобранных у монастырей Петром III, дозволением свободной торговли полотнами и отменою казенных браковщиков в этой промышленности, уничтожением Тайной канцелярии, учреждением особой комиссии для приведения в лучший порядок русской торговли, чтобы для нее не было стеснений, и подобное. Но, видя недостаточность всех таких мер, решилась, наконец, обратиться к мере, давно забытой Петербургским правительством, — к совещанию с народом чрез его выборных депутатов.
От 14 декабря 1767 года императрица Екатерина II издала указ об учреждении в Москве комиссии для сочинения проекта нового Уложения, которым указом предписывалось к этому важному делу собрать депутатов со всего государства, которые бы представили свои соображения, каждый по своей части и по своей местности, и прежде всего выбрать и прислать депутатов от Сената, Синода, всех коллегий и высших канцелярий, потом выбрать и прислать депутатов от городов и разных сословий. Именно от каждого уезда, где есть дворянство, по одному депутату, от каждого города по одному депутату из горожан, от однодворцев каждой провинции по одному депутату, от пахотных солдат и разных служб служилых людей, содержащих ланд-милицию, по одному депутату, от государственных черносошных и ясачных крестьян по депутату с каждой провинции, от некочующих разных народов от каждого народа с каждой провинции по одному депутату, от казацких войск и войска Запорожского, сколько потребно будет по их положению. А в депутаты выбирать не моложе двадцати пяти лет от роду. Сим же указом предписан порядок выборов по этому порядку: ‘Дворяне каждого уезда сперва должны выбрать на два года предводителя дворянства своего уезда и потом, под его руководством, выбрать депутата для отправления в комиссию сочинения проекта нового Уложения и дать ему от дворянства наказ для заявления о местных нуждах дворянства. Также жители или горожане каждого города должны сперва выбрать на два года городского голову и потом, под его руководством, выбрать депутата в комиссию и дать ему наказ о местных нуждах граждан’. А для выбора депутатов от однодворцев и крестьян назначен такой порядок: ‘Жители каждого селения или погоста сперва должны выбрать поверенного от погоста, потом поверенные от погостов должны ехать в уездный город и под руководством начальника уезда избрать из своей среды уездного поверенного, затем уездные поверенные должны ехать в провинциальный город и там под руководством начальника провинции избрать из своей среды провинциального депутата в комиссию и дать ему наказ о местных нуждах и недостатках’.
Этот указ о выборе депутатов сразу ввел новое или, скорее, возобновил старое начало в управлении земством, собрал к определенным центрам и организовал эту рассыпанную храмину, доведенную предшествовавшими реформами до безобразной массы, преданной в жертву приказной администрации и лишенной общественных органов. Он, как уже видно из представленного выше изложения, не ограничился порядком выбора депутатов, но впереди этого выбора поставил выбор земских начальников по сословиям, именно для дворян уездных предводителей дворянства и для горожан городских голов, для сельских же жителей, однодворцев и государственных крестьян не назначил особых выборных начальников, очевидно потому, что предшествующие реформы, как мы уже и видели, еще не коснулись старого порядка самоуправления в сельских общинах. Указ от 14 декабря 1766 года, как кажется, был принят земством с полною доверенностию и готовностию исполнить давно желанную народом волю императрицы: губернии, провинции и города к назначенному сроку выслали в Москву своих депутатов с подробными наказами о местных нуждах и недостатках, и даже с указанием средств, как удовлетворить нуждам и исправить недостатки. Но в день самого открытия комиссии 30 июля 1767 года по указу императрицы она была разделена на частные комиссии, по пяти членов в каждую, которые комиссии и должны были заняться рассмотрением одного какого-либо отдела законодательства, например о вотчинах, о торговле и прочее. Прочие же члены, большинство составляли общее собрание, в которое вносились на рассуждение проекты из частных комиссий. Это общее собрание, проживши в Москве год и пять месяцев, указом от 29 декабря 1768 года было распущено по домам, впредь до востребования, а делами поручено заниматься частным комиссиям, которые не кончили своих поручений в продолжение всего царствования Екатерины II и при императоре Павле I указом от 30 декабря 1796 года переименованы в Комиссию для составления законов. Таким образом, Комиссия сочинения проекта нового Уложения не достигла того, для чего она была собрана.
Тем не менее комиссия сочинения проекта нового Уложения принесла великую пользу, с одной стороны, тем, что правительство от выборных земством людей узнало местные нужды и недостатки разных областей, а с другой стороны — тем, что проекты законов по разным частям законодательства, составленные частными комиссиями, дали правительству надежные средства для разных необходимых реформ, которыми императрица Екатерина II и успела воспользоваться и которыми земское и выборное начало опять было призвано к участию в делах местного управления областями. Вообще, нельзя отрицать, что труды комиссии проекта, или, скорее, труды частных комиссий, положили основание тем важным реформам, которые следовали постоянно в продолжение царствования Екатерины II и до некоторой степени выдвинули земское, или выборное, начало или по крайней мере напомнили о нем.
Радикальные реформы в областном управлении, выдвинувшие земское начало, начались с издания учреждения для управления губерний Всероссийской империи, последовавшего 7 ноября 1775 года, и о котором заподлинно известно, что проект его составлен одною частною комиссией) общеи комиссии проекта нового Уложения. Сим важным узаконием за один раз уничтожены все областные учреждения Петра Великого и его ближайших преемников, и загнанная в предшествовавшее время земщина призвана к участию в делах местного управления чрез своих выборных от сословий.
Затем то же подвержено уставом благочиния, изданным 8 апреля 1782 года и далее жалованною грамотою Российскому дворянству и городовым положением, изданным 21 апреля 1785 года. Сими узаконениями вызвана масса выборных людей от сословий, долженствовавшая принять деятельное участие почти по всем частям суда и управления по областям. Таковы были, во-первых, предводители дворянства, избираемые местным дворянством из своей среды чрез каждые три года, во-вторых, градские головы, избираемые горожанами из своей среды также чрез каждые три года, в-третьих, заседатели от дворянства в верхнем Земском суде, в Уездном суде и в нижнем Земском суде, также избираемые дворянами чрез каждые три года, в-четвертых, уездный судья и земский исправник, избираемые местным дворянством чрез каждые три года, в-пятых, избираемые горожанами также чрез каждые три года бургомистры и ратманы в магистраты, старосты и судьи Словесного суда, заседатели губернского магистрата и Совестного суда, частные приставы и квартальные надзиратели, и в-шестых, от сельских обществ заседатели верхней и нижней Расправы. Таким образом, все сословия, кроме духовенства, были призваны на основании выборного начала к делам местного суда и управления. А кроме того, на основании жалованной грамоты дворянству и городового положения, дворянские и городские собрания, как законом утвержденные органы дворян и горожан, получили право собираться чрез каждые три года, как для выбора лиц на замещение должностей по выборной службе, так и для рассуждений о местных нуждах своего сословия, с правом заявления о сих нуждах губернатору, а в случае надобности Сенату и даже государю, и даже с правом иметь сборные суммы своего сословия и распоряжаться ими для общих нужд по своему усмотрению.
Но все это, действительно вызвавшее к общественной деятельности забытую земщину и, по-видимому, высоко поставившее ее в среде местного суда и управления, далеко не восстановило древних прав земщины, которыми она пользовалась даже в XVI и первой половине XVII столетия, и не возвратило прежнего ее значения. Земщина, по Екатерининским указаниям разбитая на сословия, с сословными интересами, нередко противоречащими друг другу, и по закону лишенная всех средств действовать дружно и заодно от всех сословий, была уже не прежняя земщина, имевшая общие для всех сословий интересы и подававшая царю общие челобитные от всех жителей данной местности и даже имевшая право требовать отмены местных властей, назначенных правительством. Новая земщина ничего этого не имела, она даже была лишена законных органов, при посредстве которых сословия могли бы соединяться и сноситься друг с другом, ибо по новому закону дворянское и городское собрания были совершенно отделены друг от друга, не имели права сноситься для общих действий и состояли под прямым надзором губернаторов, назначаемых правительством, так что ни то ни другое собрание без губернаторского разрешения не могли открывать своих собраний, которые к тому же были очень кратковременны и возобновлялись один раз в три года. Да и кроме административных пут, наложенных законом на общественную деятельность земщины, в самой жизни на практике, вследствие всех предшествовавших реформ, начиная с Петра Великого, общество, современное Екатерине II, так было разъединено, что и при желании со стороны правительства мудрено было и думать о его соединении и сплочении в одну цельную земщину, не только интересы одного сословия не сходились с интересами другого, но и в самих сословиях была рознь, общество еще далеко не все примирилось с реформами и по-прежнему делилось на стан приверженцев реформ и на стан защитников старины. К тому же крепостное право, развившееся к этому времени до крайних пределов, лишало большую часть народа не только права голоса в защиту своих интересов, но и не давало ровно никаких общественных прав. Самое дворянство, это высшее и самое привилегированное сословие, при издании учреждения о губерниях было как бы прикреплено к государственной службе и только через десять лет получило от нее свободу, следовательно не могло быть защитником чисто земских интересов, ибо главный и самый существенный интерес его заключался в государственной службе, служба доставляла ему и почет, и средства увеличивать свои материальные богатства, а интересы замщины еще ничего подобного не представляли.
Все это прямым своим последствием имело то, что реформы Екатерины II, в сущности очень важные, нисколько не подняли значения земщины и не освободили ее от административной опеки, они только на время поуспокоили общество, предоставя ему некоторую свободу и небольшую долю местного самоуправления. Но и эта незначительная уступка произвела то, что общество, долго остраняемое от всякого участия в делах местного управления и суда, на первых порах охотно устремилось к выборным должностям, так что генералы считали себе за честь быть земскими исправниками по выбору от своих собратий дворян. Впрочем, это уважение к выборным должностям охладело, как скоро узнали на практике, что на этих должностях приходится быть только орудием приказной администрации. А посему все выборные должности, за исключением должности предводителя дворянства и градского главы, пользовавшихся еще почетом, мало-помалу перешли от больших людей к людям незначительным, интересующимся не столько почетом, сколько материальными выгодами, или сделались скучною и тягостною общественною повинностию, от которой каждый сколько-нибудь значительный член общества старался уклониться и навязать ее слабому или недогадливому соседу. А с тем вместе выборные общественные должности потеряли всякое значение и не только сделались безгласным орудием администрации, но даже было время, и довольно продолжительное, что судьи и заседатели по выборам состояли почти в подчинении у своих же секретарей, назначаемых правительством. Так что местный суд и расправа на деле были в руках секретарей и канцелярии, а не судей и заседателей, которые особенно между купечеством платили деньги своим же секретарям, чтобы те поступали осторожнее и не подводили их под штраф, и тем не менее, по прошествии трехлетнего срока службы, все-таки не обходилось дело без платежа штрафов, иногда , довольно значительных.
Таким образом, реформы Екатерины II относительно восстановления земщины и привлечения сословий к делам местного управления и суда решительно не имели успеха, и выборное начало, по существу своему родное и привычное Русской земле, в узаконениях Екатерины явилось как бы необычною новостью и не только не принесло той пользы, которой можно было ожидать от него, но даже послужило прикрытием для удобнейшего развития административной и судебной деятельности чиновников, назначаемых правительством, которые мало-помалу взяли под опеку выборных представителей земщины. А посему ни дворянские, ни городские собрания не приобрели прежнего характера земщины и прежнего значения в местном суде и управлении, и члены сих собраний, занимавшие по выборам разные административные и судебные должности, с одной стороны, обратились в чиновников, без всякой ответственности перед избравшим их обществом и подобострастных пред губернатором, а с другой стороны, сделались почти безгласным орудием своих же канцелярий, с единственным желанием как-нибудь отбыть свою срочную службу.
Остаток старого устройства земщины с своим прежним значением и некоторою ответственностью выборных перед своим обществом сохранился только в организации крестьянского сословия, на которое ни высшая, ни низшая администрация долго не обращали внимания, довольствуясь только разными поборами и чисто внешними отношениями, и даже находя для себя в этой организации некоторые удобства. А посему крестьянские общества, даже в настоящем столетии, по крайней мере в первой его четверти, не только в казенных, но и во многих владельческих селениях, особенно состоявших на оброке, и где не жил сам владелец, пользовались внутренним самоуправлением, чрез своих выборных бурмистров и старост, точно так же как это было в XVI и XVII столетиях, и судились, и управлялись своими исконными законами, неписанными, но передаваемыми в обычаях из поколения в поколение и нисколько не согласными ни с Уложением царя Алексея Михайловича, ни с Петровскими, ни с Екатериненскими узаконениями, а напротив во многом подходящими к Русской Правде. Сама императрица Екатерина II в устройстве новых поселений в Новороссийском крае хотела подражать старинному сельскому устройству на Руси, и в своей инструкции, изданной от 31 декабря 1787 года для установления сельского порядка в казенных Екатеринославского наместничества селениях, директору домоводства подведомственных положила, чтобы старшины, старосты, сотские, десятские и сборщики податей были избираемы самими поселянами или из своей среды, или из кого захотят. Но подражание, как и должно было ожидать, далеко не отвечало оригиналу, выборные старшины и старосты и другие чины по самому смыслу инструкции были не представителями избравшего их общества, а полицейскими властями, вполне подчиненными директору домоводства и нисколько не отвечающими перед избравшим их обществом. Впрочем, императрица Екатерина II, неудачно подражавшая бытовому устройству сельских обществ в обществах, заводимых по административным распоряжениям, не отрицала в великороссийских губерниях некоторой самостоятельности старых сельских общин, державшихся своего исторического устройства. Так, указом от 15 марта 1796 года она предоставила самим сельским обществам судить и наказывать своих выборных начальников, не оправдавших общественного к ним доверия, в указе прямо сказано: ‘Людей такового рода, яко выбранных селениями без всякого от высшего начальства утверждения, если подлинно найдутся они в злоупотреблении доверия собратий своих, могут те самые селения по собственному их мирскому приговору лишить данной им доверенности и взыскать с них то, что они незаконно употребили, несостоятельных же отдать без очереди за селение в рекруты’. Этот указ ясно говорит, что правительство хорошо понимало бытовое земское устройство крестьянского сословия, перешедшее к народу как бы по наследству от предков, признавало его законность и независимость (в своем внутреннем быте) от уездных и губернских властей, поставленных правительством, следовательно, находило это устройство удовлетворительным и не ощущало надобности подвергать его своим административным регламентациям, которым окончательно уже подчинило устройство прочих сословий.
Реформы в местном суде и управлении, произведенные императрицею Екатериною II, в главных своих основаниях оставались неизменными почти по последнего времени и даже постепенно укоренялись все более и более, особенно с учреждением в 1802 году министерств, как центральных вепомете с чисто бюрократическим началом, которые заменили Петровские коллегии, мало-помалу вымершие в продолжение XVIII столетия, и способствовали развитию бюрократизма в провинциях, к крайнему стеснению выборных властей, наконец почти обратившихся в безгласных исполнителей губернаторских приказаний. Тем не менее поворот к выборному началу и к соединению разбитых Екатерининскими учреждениями сословий время от времени чувствовался самим правительством и вызывал новые узаконения, предоставлявшие некоторые права выборным от сословий относительно дел, касающихся местного общественного интереса. Так, от 2 мая 1805 года было издано положение об образе отправления земских денежных повинностей в каждой губернии. По этому положению составление сметы всех денежных издержек на исправление земских повинностей вменено в обязанность начальнику губернии вместе с вице-губернатором и губернским предводителем дворянства, каковая смета составлялась на три года перед наступлением дворянских выборов и предлагалась на выборах собранию дворянства. Дворянское собрание по сему положению должно было назначить от себя депутатов, которые вместе с депутатами от городов (собственно от купечества) в присутствии губернатора и вице-губернатора должны по представленной дворянскому собранию смете чинить раскладку сколько можно уравнительную по каждому состоянию на ежегодные земские потребности. А в губерниях, где дворянских выборов не бывает, раскладка должна чиниться начальником губернии, вице-губернатором и депутатами от городов. Копия со сметы земских повинностей, которая была предъявлена дворянскому собранию, и с раскладки, которая учинена избранными депутатами, с поименованием самих депутатов, по положению должна была представляться министру внутренних дел. Таким образом, по положению 1805 года смета и раскладка земских повинностей по Екатерининскому учреждению о губерниях, всецело возложенные на администрацию от короны, т.е. на губернаторов, губернские правления и казенные палаты, теперь частию поручены дворянству и купечеству с непременным, впрочем, участием начальника губернии и вице-губернатора. Потом правилами об отчетности по земским повинностям, изданными 30 апреля 1834 года, частная отчетность возложена в городах на городские думы, в дворянских имениях на депутатские собрания, в удельном ведомстве на удельные начальства и у казенных крестьян на волостные правления, а поверка отчетов хозяйственная поручена дворянскому собранию при выборах с участием депутатов от городов и местного начальника удельного ведомства, контрольная же казенной палате и министерству финансов. Далее, с учреждением особого управления государственными имуществами 30 апреля 1838 года в губернский комитет об уравнении земских повинностей к прежним членам включен управляющий палатою государственных имуществ в губернии, как представитель интереса казенных крестьян. И мало-помалу губернский комитет об уравнении земских повинностей составился из представителей интересов почти всех сословий и ведомств, подлежащих платежу земских повинностей, и в то же время и из представителей от правительства в лице начальника губернии и вице-губернатора.
За попытками ввести представителей интересов всех податных сословий в губернский комитет об уравнении земских повинностей сделана попытка обеспечить самоуправление казенных крестьян. С этою целью 30 апреля 1838 года издано особое учреждение об управлении государственными имуществами. Но, к сожалению, законодательство, кажется, приняло себе за образец Екатерининскую инструкцию 31 декабря 1787 года об общественном устройстве в казенных селениях Екатеринославского наместничества, а посему хотя официально и признало сельское и волостное самоуправление, но, подражая своему образцу, сильно стеснило его разными канцелярскими формами и крайним подчинением волостных голов, старшин и самих сходок окружным начальникам, назначаемым от правительства, а еще более тем, что волостные головы, выбираемые на трехлетие, по положению и по истечении трехлетнего срока остаются в своей должности на неопределенное время и могут быть уволены не иначе, как по представлению окружного начальника палат государственных имуществ и с разрешения начальника губернии. Все это ставило волостного голову в совершенно независимое положение от своих избирателей и обращало его в чиновника, заботившегося только о том, чтобы быть исправным перед начальством, и таким образом парализировало настоящее значение выборного начала, состоящее в ответственности выборных перед избравшим их обществом. А вслед за волостною головою старшины и прочие выборные обратились в чиновников и получили у народа название мироедов. Но несмотря на ошибочное направление, проведенное в учреждение об управлении государственными имуществами, это учреждение положило начало официального признания сельского общества самостоятельным, после которого учреждение патримониальной (вотчинной) юрисдикции при освобождении крепостных крестьян сделалось немыслимым.
Еще раньше попыток устроить сельское общество были сделаны попытки дать несколько иной вид городскому управлению против того, который ему был дан Екатерининским городовым положением, именно указом от 30 ноября 1832 года допущены к предварительной ревизии городских расходов дворяне и разночинцы, имеющие в городах недвижимые имущества. Но полное развитие этого начала последовало не раньше 1846 года, в новом городовом положении, изданном 13 февраля этого года для Петербурга и потом с некоторыми изменениями распространенном на Москву и Одессу, выдвинуто доселе отстранявшееся законодательством всесословное значение городского общества. По новому положению городская дума должна состоять из выборных или гласных от всех сословий, имеющих недвижимую собственность в городе, и из сословных старшин. И, таким образом, сим положением восстановлена цельность городского общества, по Екатеринским узакониям разбитого по сословиям, не имевшим никакой связи друг с другом. А с другой стороны, сим положением в первый раз разграничены две функции в общественном управлении: 1) совещательная и контролирующая, принадлежащая общей думе, состоящей из всех выборных или гласных от всех сословий, и 2) исполнительная, возложенная на распорядительную думу, состоящую из десяти членов, избираемых от каждого сословия по два, под председательством градского головы, избираемого всеми сословиями в общем собрании избирателей и председательствующего как в распорядительной, так и в общей думе.
Но более полная реформа общественного устройства началась с издания положения 19 февраля 1861 года об улучшении быта крестьян. Лишь вышло это положение, как все здание Екатерининских реформ зашаталось и потребовало, и продолжает требовать существенных переделок и изменений, согласных с коренными основами исторической жизни народа, безмолвно, но настоятельно требующей освобождения от всего чуждого и принесенного со стороны и восстановления своего исконного, исторического, родного.
Уже в самом положении 19 февраля 1861 года выступают на первый план общинное и выборное начало и возможное отстранение местной приказной администрации, так, по положению первым условием для крестьян вышедших из крепостной зависимости, постановлено, чтобы они составляли по делам хозяйственным сельские общества, а для ближайшего управления и суда соединялись в волости. Далее, в каждом сельском обществе и в каждой волости заведование общественными делами предоставляется миру и его избранным. Таким образом, исконная русская форма самоуправления сельских общин не только признана законною, но и поставлена как обязательная по требованию самого закона. А ближайшими и непосредственными наблюдателями и охранителями самоуправления крестьянских общин по тому же положению поставлены не чиновники, назначаемые правительством, а мировые посредники, избираемые по определенному цензу из потомственных дворян того уезда, к которому принадлежат те или другие селения и волости. Учреждением института мировых посредников, на практике, вообще, уже оправдавших надежды, возложенные на этот институт, законодательство положило основной камень к сближению сословий и к восстановлению единства интересов всей земщины в той или другой местности. И этот институт, как чисто земский, а не приказный, почти везде пришелся по душе сельскому населению, так что крестьяне с полным доверием обращаются к посредникам, или, как они называют, посредственникам и остаются довольны их решениями, несмотря на то или даже вследствие того, что посредники принадлежат не к их, а к дворянскому сословию. Вообще, в институте мировых посредников верно угадано средство к сближению дворянства и крестьянства, и такого крестьянства, которое только что освободилось от крепостной зависимости и, по-видимому, должно бы было питать недоверие к дворянам, еще недавним своим безотчетным владельцам.
Но еще обширнейшее поприще и вернейшее средство к сближению сословий и к восстановлению значения земщины в делах общественных представляет положение о губернских и уездных земских учреждениях, Высочайше утвержденное в 1 день января 1864 года. Первый же параграф этого положения говорит, что губернские и уездные земские учреждения образуются для заведования делами, относящимися к местным хозяйственным пользам и нуждам каждой губернии и каждого уезда. Во втором же параграфе исчисляются следующие разряды дел, подлежащих ведению земских учреждений: 1) заведование имуществами, капиталами и денежными сборами земства, 2) устройство и содержание принадлежащих земству зданий, других сооружений, путей сообщения, содержимых на счет земства, 3) меры обеспечения народного продовольствия, 4) заведование благотворительными земскими заведениями и прочие меры призрения, способы прекращения нищенства, попечение о построении церквей, 5) управление делами взаимного земского страхования имуществ, 6) попечение о развитии местной торговли и промышленности, 7) участие, преимущественно в хозяйственном отношении и в пределах, законом определенных, в попечении о народном образовании, о народном здравии и о тюрьмах, 8) к предупреждению падежей скота, а также по охранению хлебных посевов и других растений от истребления саранчою, сусликами и другими вредными насекомыми и животными, 9) исполнение возложенных на земство потребностей воинского и гражданского управлений и участие в делах о почтовой повинности, 10) раскладка тех государственных денежных сборов, разверстание которых по губернии и уездам возлагается на земские учреждения на основании изданных о том узаконений или особых распоряжений, Высочайшею властию утвержденных, 11) назначение, раскладка, взимание и расходование, на основании устава о земских повинностях, местных сборов для удовлетворения земских потребностей губернии или уезда, 12) представление чрез губернское начальство высшему правительству сведений и заключений по предметам, касающимся местных хозяйственных польз и нужд губернии или уезда и ходатайство по сим предметам, также чрез губернское начальство, доставление по требованию высших правительственных учреждений и начальников губерний сведений, до земского хозяйства относящихся, 13) производство выборов в члены и другие должности по земским учреждениям и назначение сумм на содержание этих учреждений, 14) дела, которые будут вверены земским учреждениям на основании особых уставов, положений или постановлений. Из этого исчисления дел, подлежащих ведению земских учреждений, ясно, что учреждения сии должны тесно сблизить друг с другом жизненными интересами все сословия данной местности, губернии или уезда. А личный состав земских собраний и управ, утвержденных настоящим положением, вызывает еще на большие сближения сословий: по 14 параграфу положения уездное земское собрание составляется из земских гласных, избираемых: а) уездными землевладельцами, б) городскими обществами и в) сельскими обществами. А выбор в уездные гласные производится: а) на съезде уездных землевладельцев, б) на съезде городских избирателей и в) на съезде выборных от сельских обществ. Губернские же земские собрания, по 51-му параграфу положения, составляются из гласных, избираемых уездными земскими собраниями. Выбор гласных как в уездные, так и в губернские земские собрания производится на трехгодичный срок. А так как заседания уездных земских собраний по закону допускаются ежегодно только на десятидневный срок, а губернских собраний на двадцатидневный, то закон для постоянной и непрерывной деятельности земства назначил особые постоянные органы губернских и уездных собраний под названием губернских и уездных земских управ. По 46 параграфу: ‘Уездная земская управа составляется из председателя и двух членов, избираемых на три года уездным земским собранием из числа участвующих в нем лиц, но, в случае нужды собрания могут увеличивать число избираемых членов управы до 6. Губернская же земская управа, по 56 параграфу, состоит из председателя и шести членов, избираемых на три года губернским земским собранием из своей среды’.
Здесь не место входить в подробности положения 1 января 1864 года о земских учреждениях, но и из того, что уже представлено, достаточно можно видеть, что сим положением земству дается довольно простора к сближению сословий друг с другом в общей деятельности, что сим положением восстанавливается значение забытой у прежних правительств земщины. Начиная с Уложения 1648 года законодательство, в продолжение двухсот лет постоянно заботившиеся о разъединении земщины и разделении сословных интересов, с положения о земских учреждениях вступает в новый фазис — сближения сословий в общих интересах и доставления земщине средств действовать в делах общественных цельно, а не врассыпную по сословиям, как делалось в продолжение предшествовавших двухсот лет. Как пойдут земские учреждения, по новости дела в настоящее время ничего еще нельзя сказать определительного, нужно ждать по крайней мере окончания трехгодичного срока первых земских выборов. Но судя по строю целого института земских учреждений, кажется, нельзя сомневаться, что выборное начало в нынешних земских учреждениях не подвергнется той участи, которой оно подверглось в реформах Екатерины II. Какие бы неудачи на первых порах не встретил настоящий институт, но его вынесет сродство его с древним историческим институтом земщины на Руси, это сродство поможет ему укорениться в русском народе и принести обильные плоды на благо Русской земли, молчаливые и терпеливые ожидания Русской земли начинают сбываться, правительство, наконец, постигло истинную свою задачу Теперь череда обществу правильно исполнить свои обязанности.

——————————————————————————

Опубликовано: Беляев И.Д. Судьбы земщины и выборного начала на Руси. М., 1905.
Оригинал здесь: http://dugward.ru/library/belyaev_i_d/belyaev_i_d_sudby_zemchiny.html
Беляев Иван Дмитриевич
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Крестьяне на Руси, Беляев Иван Дмитриевич, Год: 1860
  2. Земские соборы на Руси, Беляев Иван Дмитриевич, Год: 1867
  3. Московское царство, Вернадский Георгий Владимирович, Год: 1968
  4. Очерк домашней жизни и нравов великорусского народа в XVI и XVII столетиях, Костомаров Николай Иванович, Год: 1862
  5. Полный курс лекций по русской истории. Часть 2, Платонов Сергей Федорович, Год: 1899
  6. Иностранная политика Англии, Уолпол Спенсер, Год: 1882
  7. Русско-японская война 1904-1905 г, Апушкин Владимир Александрович, Год: 1910
  8. История Тридцатилетней войны, Шиллер Фридрих, Год: 1793
Электронная библиотека