Въ неизвстномъ мст жилъ-былъ добрый священникъ. Онъ жидъ съ дтьми въ убогой хижин, всегда открытой для бдныхъ прохожихъ. Въ одинъ ненастный вечеръ, когда служитель алтарей, помолившись съ дтьми Богу, готовился уже отойдти ко сну, въ домъ его вошелъ человкъ страшнаго вида, одтый въ мокрое рубище и съ какими-то листьями на голов. Изъ рчей его скоро оказывается, что онъ помшанный краснобай. Что ему ни скажутъ, онъ ко всему придерется, чтобъ начать говорить и пть страшную чепуху. Добрый священникъ говоритъ ему:
‘Погрйся, отдохни немного), (стр. 9), а онъ въ отвтъ на это вотъ что:
Погрться?— Кстати! дружескій совтъ!
(Поетъ, указывая на грудь)
Ты не знаешь, какъ тутъ пышетъ,
Въ дождь и въ холодъ какъ тутъ жжетъ,
Какъ пылаетъ!
Часто, часто снгъ и ледъ
Жму я къ груди: таетъ, таетъ
Снгъ и ледъ,
И отъ жара
Туча пара
Съ жаркихъ персей возстаетъ,
Могъ бы этотъ жаръ и пламень
Растопить металлъ и камень,—
Ты не знаешь какъ тутъ жжетъ,
Какъ пылаетъ,
Какъ тутъ пышетъ!.. таетъ, таетъ
Снгъ и ледъ
И отъ жара
Туча пара
Съ жаркихъ персей возстаетъ!
Пламень пышетъ! (9—10).
Священнику, разумется, досадно и скучно слушать такія псни, онъ восклицаетъ въ сторону:
Онъ все свое, не видитъ и не слышитъ!
потомъ обращается снова къ проходимцу, надясь, вроятно, навести его на путную рчь:
Однакожъ, ты измокъ до нитки на пути,
Озябъ, дрожишь, ктобъ ни былъ ты,—
Свершилъ ты дальній путь, я полагаю?
А тотъ ему опять вздоръ,
Я не могу такъ рано дать отвтъ,
Иду, не знаю самъ, изъ аду иль изъ раю
Къ тому же краю,
Но тмъ хочу теб полезный дать совтъ. (стр. 10).
Наконецъ, посл нсколькихъ сотъ стиховъ оказывается, что малый ряхнулся сначала отъ чтенія романовъ, а потомъ, окончательно, отъ любви къ какой-то красавиц, которая вышла замужъ, разумется, за другаго — можетъ быть, за умнаго и порядочнаго человка. Въ полночь, сумасшедшій ‘вонзаетъ въ себя кинжалъ’ (стр. 69), священникъ въ ужас, однакожь, гость его какъ ни въ чемъ не бывалъ: ясно, что тутъ замшалась въ дло чертовщина. Наконецъ, помшанный произноситъ:
Кто при жизни хоть разъ въ небесахъ побывалъ,
Тотъ не сразу по смерти допущенъ въ нихъ будетъ,
въ это время начинаютъ пть вторые птухи, страшный гость исчезаетъ, и какой-то хоръ повторяетъ его послднія слова.
Входимъ въ положеніе бднаго священника и понимаемъ, какъ долженъ былъ надость ему такой поститель! Но съ нами было еще хуже: кром того, что мы прочли поэму, въ которой напечатана вся чепуха, выслушанная имъ отъ полоумнаго, мы должны были прочитать и собраніе стихотвореній точно такого же свойства, прибавленное къ этой поэм. Собраніе это называется ‘Первые Опыты’. Все время, какъ читали мы эти опыты, намъ казалось, что ‘Страшный Гость’ сидитъ подл насъ на диван и говоритъ безъ умолку. Вотъ кое-что изъ прочитаннаго нами въ приложеніи къ литовской поэм,— на-примръ, начало стихотворенія ‘Къ Зеркалу’:
Скажи мн, зеркало, одн ль
Въ васъ страсти съ женщиной, иль ты
Умешь лучше отражать
И дольше въ сердце () сохранять
Предмета милыя черты?
Скажи мн, зеркало, въ теб ль
Искать мн чувства отраженья,
Иль въ сердце.() женщины? Но въ ней
Найду ли отблескъ тхъ идей,
Что поселяетъ вдохновенье,
Чмъ дышетъ сердца наслажденье?
(Стр. 93).
Право, это его рчи, никто кром его не изъясняется такими стихами. А вотъ начало другаго стихотворенія ‘Временщикамъ’,
Зачмъ, о люди, позабыли
Того, кто алчетъ, ищетъ васъ
Съ безумнымъ рвеніемъ любить?
Зачмъ презрньемъ надлили
Того, кто славою томимый,
Кто къ свтлой цли устремясь:
Свое безсмертьемъ озарить
Досель невдомое имя.
Когда-то можетъ вамъ подать
Внецъ безсмертья, взнесть высоко
Иль, сердца согласясь съ вырокомъ, —
Къ челу холодному прижать
Вамъ отверженія печать?? (Стр. 91).
Долго читали мы такую чужь, наконецъ вторые птухи пропли, литовская поэма выпала у насъ изъ рукъ, и тяжелый сонъ оковалъ наши бренныя вжды, цлую ночь спились намъ поэмы да рифмоплеты…