Охотничьи разсказы и стихотворенія
Изданіе журнала ‘ОХОТНИЧІЙ ВСТНИКЪ’
МОСКВА, 1913 г.
СТРАННЫЙ СЛУЧАЙ.
СТРАННЫЙ СЛУЧАЙ.
(РАЗСКАЗЪ).
Ф. Маковскій.
Странный случай, Маковский Федор Иванович, Год: 1913
Время на прочтение: 8 минут(ы)
…Телга запрыгала по кочкамъ. Налво шумлъ лсокъ, край его мутнла вода и шуршалъ камышъ, а впереди необъятная тьма, безъ всякаго просвта. Маленькая, ущербленная и словно подбитая, луна такъ быстро бжала среди напиравшихъ на нее тяжелыхъ и зловщихъ облаковъ, словно и, въ самомъ дл, отъ быстроты ея бга зависла ея судьба…
— Ну, словомъ — ‘и ночь была тюрьмы мрачнй’ — перебилъ разсказчика насмшливымъ тономъ одинъ изъ сидвшихъ у костра охотниковъ — молодой товарищъ прокурора, недавно только назначенный въ губернскій городъ Т. изъ Петербурга. Его раздражала и эта провинціальная манера тянуть рчь, съ постоянными уклоненіями въ сторону и эти наивные пріемы, расчитанные создать настроеніе — съ ‘непроглядной тьмой’ и ‘зловщими тучами’ и, наконецъ, само очевидное желаніе блеснуть картинностью изложенія. Да и къ самому разсказу онъ относился слишкомъ скептически и только изъ вжливости терпливо слушалъ, хотя лицо его все время сохраняло ироническое выраженіе.
— Я вижу, Александръ Дмитріевичъ, что вы относитесь съ недовріемъ — обратился тсъ нему высокій и худой господинъ съ сдыми нависшими усами и въ форменной фуражк акцизнаго вдомства — то же самое на вашемъ мст сдлалъ бы и я, но то, что разсказываетъ Петръ Петровичъ, я слышалъ отъ другихъ очевидцевъ, безусловно достоврныхъ и въ томъ числ отъ нашего бывшаго вицегубернатора.
— То-есть вы хотите сказать, что привиднія дйствительно существуютъ и что он бродятъ вотъ тамъ, вокругъ графскаго хутора? Не такъ ли?
Петръ Петровичъ ничего не отвтилъ: вдругъ сразу какъ-то обидлся, надулся, и какъ ни убждали его продолжать разсказъ, онъ отказался, молча отодвинулся отъ костра и такъ лежалъ на трав, заложивъ руки подъ голову.
— Ну, господа, воля ваша, а мн смшно, что мы, русскіе интеллигенты, какъ только насъ чуть чуть ущемили, готовы уже погрузиться по самыя уши прямо въ средневковую чертовщину. Мы и не подозрваемъ того, что сами же создаемъ атмосферу одичанія…
— Позвольте!— отозвался Петръ Петровичъ.— А Круксъ, а Бутлеровъ, а Вагнеръ, а, наконецъ, вашъ Ломброзо, вызывающій духовъ и даже снимающій съ нихъ фотографіи? При чемъ же тутъ реакція?
— Какъ при чемъ!
— Да бросьте, господа, эти споры?— вмшался акцизный, молчаливо помшивавшій кашу въ котелк.— Я вамъ лучше разскажу случай про родственника моей жены поручика Ивана Алексевича Сарматова. Можетъ знаете? Дйствительно странный. Вотъ и длайте выводъ, какой хотите. Только, къ сожалнію, разсказывать-то я не мастеръ. А потомъ… (каша ужъ готова — попробовалъ онъ деревянной ложкой) закусимъ и двинемся полегоньку на холодк къ Графскому. Тамъ, я вамъ доложу, на Красномъ великолпная тяга.
— Все совпаденія, да совпаденія! Но почему же они вертятся вокругъ одного мста?— бурчалъ Петръ Петровичъ, придвигаясь къ костру и вытирая ложку о траву.— То какія-то психическія эпидеміи, то галлюцинаціи, то еще что-либо! Такъ, вдь, тоже очень легко все объяснить на свт. Совпаденіе,— что покупатель Графскаго фабрикантъ Л—въ попалъ подъ поздъ, что Б—ревъ спятилъ съ ума и теперь воображаетъ себя графомъ Разумовскимъ и пристраиваетъ къ этому дому уже не тысячи, а милліоны и билліонъ комнатъ, прямо до Петербурга? Все совпаденія!
— Вотъ, значитъ, — началъ акцизный, — зачерпывая ложкой изъ котелка,— у здшняго помщика Телепнева-Оболенскаго, можетъ, знаете? собрались гости: двицы, кавалеры и тому подобное. Ну, конечно, веселье, смхъ, шутки, то да ее. Потомъ начался разговоръ на счетъ Графскаго. Барышни, это, конечно, подзадориваютъ кавалеровъ. А за Надеждой Анатольевной, такая хорошенькая каналья и къ тому же насмшница, ухаживали на перебой двое: Ваня Сарматовъ, о которомъ я уже вамъ докладывалъ, и одинъ кандидатъ на судебныя должности, нкій Петровъ. Вотъ Ваня и предложилъ пари: пробыть въ графскомъ дом до зари, нарвать цвтовъ съ могилы графини, и когда онъ вернется, Надежда Анатольевна должна позволить расцловать себя. Хорошо. Ну, конечно, смхъ, шутки. Согласились. Хорошо. Ускакалъ онъ на лошади, а надъ оставшимся поклонникомъ и ну подтрунивать барышни. Не стерплъ онъ, конечно, обидно, и тоже отправился. Проходитъ, значитъ, часъ, другой, ждутъ зори,— въ разговорахъ да въ шуткахъ время незамтно. Но вотъ ужъ и разсвтъ, и солнце выглянуло, а ихъ все нтъ: Сначала было ничего, а потомъ и забезпокоились, и даже сонъ у всхъ пропалъ, давно бы ужъ и вернуться. Чмъ дальше, тмъ безпокойство сильне. Одна только надежда, что проспали или задумали попугать. Еле дождались 8 часовъ, запрягли лошадей да всей компаніей и похали въ Графское. И что же, вы думаете, нашли они тамъ?— остановился онъ и перевелъ духъ.— А вотъ что: на двор подъ подоконникомъ, у гостиной, значитъ, лежалъ съ прострленной головой кандидатъ Петровъ и уже застылъ, ставня была пріотворена, и въ оконномъ стекл пуля пробуравила дырочку, а нашего, значитъ, родственника нашли забившимся въ темномъ углу гд-то тамъ на хорахъ съ обезумвшимъ видомъ. Сейчасъ онъ въ Москв въ психіатрической лчебниц.
Вс промолчали, не возражалъ на этотъ разъ и товарищъ прокурора, и принялись молча и сосредоточенно за ду.
Было тихо, такъ тихо, что слышно было, какъ въ Хопр всплескивала сонная рыбешка, и тогда по вод шли большіе круги и она вся искрилась и горла плавленнымъ серебромъ, только за шалашомъ время отъ времени ворчали и клацали зубами собаки, да въ кустахъ фыркали и отмахивались хвостами спутанныя лошади. Молчалъ лсъ, молчалъ лугъ, молчала рка, молча стлался дымъ отъ костра, и сидли неподвижно, поджавши ноги, какія-то темныя и странныя фигуры.
— Ну, господа, идти, такъ идти!— поднялся акцизный.— Тутъ недалеко, и трехъ верстъ не будетъ. Тамъ распорядимся на счетъ чайку, соснемъ маленько да и встртимъ зорю.
Прошло однако уже порядочно времени.
— Господа, а не сбились ли мы съ дороги?— взглянулъ товарищъ прокурора на часы.— Вы дорогу-то хорошо знаете?— обратился онъ къ акцизному.
— Да, оно того, знаете… Конечно. Вотъ тутъ должны быть Холодные Ключи…
Повернули налво тропинкой.
— Чортъ, ихъ подралъ эти ваши три версты! Цлыхъ десять, я думаю, отмахали. Эхъ вы! Еще берется!..— набросился Петръ Петровичъ.— Ну, куда идти? Дальше болото.
Гд-то почти изъ-подъ самыхъ ногъ съ крикомъ вырвался бекасъ и заверещалъ подъ кустами, съ пискомъ пронеслись кулички песчанники, да издалека доносилось уханье болотной выпи.
Повернули назадъ. Шли молча и раздраженно.
Но что это?
Внизу среди кустовъ и заросли блеститъ и искрится ‘Красное’, а на гор, какъ на ладони, среди темной чащи парка, высится какъ катафалкъ огромный блый домъ, мрачно высматривающій вокругъ темными глазами.
— Графское!— воскликнули вс разомъ.
— Вотъ-те на!
— Значитъ, мы тутъ бродили кругомъ да около, прошли мимо и даже не замтили?
— Ну, господа, попомните мое слово — это не спроста,— сказалъ трусливо Петръ Петровичъ и почему-то оглянулся.
Въ одномъ изъ оконъ, сквозь щель ставни, лился слабыть, чуть замтный свтъ.
— Вотъ ваши и привиднія! живетъ же человкъ — не боится,— заговорилъ ободрившійся товарищъ прокурора.— Хотя, правда — осмотрлся онъ вокругъ — мстность удивительно унылая: какъ разъ самая подходящая для всякихъ легендъ.
И странно, чмъ ближе подходили къ дому, тмъ боле всхъ начинало охватывать какое-то чувство безпокойства и тревоги.
Но вотъ ужъ и ограда.
Свтъ погасъ.
Поднялся втеръ, зашумла трава, заболтали деревья и ожилъ домъ: кто-то дергалъ и стучалъ ставнями, и тогда он принимались кричать тоненькими скрипучими голосами, кто-то осторожно крался по крыш, и слышно было, какъ гремли ржавые листы, а изъ темной глубины оконъ выглядывало что-то страшное, и качали деревья верхушками и что-то все говорили торопливо, торопливо, безъ конца.
— Ну, и мстечко! Хуже кладбища,— сказалъ акцизный, перелзая черезъ полуразрушенную ограду и прыгая во дворъ, поросшій высокой травой и бурьяномъ.
— Да, невеселое,— согласился товарищъ прокурора.
— Вы постучите-ка сильне!
Но сколько ни стучали, въ окн было темно и никто не откликался.
— Странно, — сказалъ товарищъ прокурора,— не можетъ же бытъ, чтобы насъ не слышали, если только тутъ есть вообще хоть одна живая душа.
— А не показалось ли это намъ, а? Свтъ-то?— спросилъ боязливо Петръ Петровичъ.
— Вотъ, значитъ, тамъ, у того подоконника и нашли покойнаго Ваню Сарматова,— сказалъ почему-то шопотомъ акцизный, указывая на высокое узкое окно въ частыхъ переплетахъ съ уныло повисшей ставней.
Вс промолчали и съ жуткимъ чувствомъ всматривались въ темноту окна.
— Такъ вотъ, господа: я такъ много слышалъ всякаго вздора на счетъ этихъ привидній, что нарочно лягу спать въ той комнат, гд была перерзана графская семья. Хоть бы во сн увидть эту прекрасную покойницу!— пошутилъ товарищъ прокурора.— Говорятъ, она была чудно хороша.
Напрасно его отговаривали и убждали, ничто не дйствовало.
Нарзали травы, наломали втокъ, развели костеръ и полеглись спать на двор, а товарищъ прокурора, свиснувъ собаку, ршительно шагнулъ въ одну изъ темныхъ дверей съ массивными сводами.
Луна свтила полнымъ свтомъ. Гулко отдавались шаги въ огромныхъ пустыхъ комнатахъ, скрипли половицы, и казалось, что кто-то все подкрадывается сзади, домъ былъ полонъ какихъ-то странныхъ звуковъ: неслись откуда-то неясные шопоты, словно кто-то хотлъ сказать такое таинственное и важное, о чемъ-то предостеречь, кто-то вздыхалъ, а тутъ и тамъ изъ темноты выглядывало что-то неясное, неоформленное, измнчивое, но глубоко враждебное и слдило пристально невидимыми глазами, вотъ тамъ какой-то гробъ, не то сундукъ, а тамъ какіе-то монахи въ блыхъ капюшонахъ, вонъ на стн виситъ трупъ въ одномъ бль, и такъ явственно. Собака жалась у ногъ съ опущеннымъ хвостомъ и все къ чему-то принюхивалась.
Вдругъ прокурора охватилъ страхъ, безотчетный, нелпый страхъ, идущій въ разрзъ съ разсудкомъ, онъ сознавалъ его и не могъ преодолть. И чмъ дальше онъ шагалъ по комнатамъ въ глубь дома, одинъ среди этихъ темныхъ стнъ съ жмущейся у ногъ собакой, тмъ страхъ становился сильне и перешелъ въ какой-то ужасъ. Онъ готовъ уже былъ бжать, но вотъ за поворотомъ блеснулъ въ окнахъ огонь костра и онъ услышалъ голосъ разговаривающихъ:
— Ну, и дйствительно же — ‘проклятый домъ’!— вздохнулъ онъ съ облегченіемъ полной грудью.
Что значитъ привычка поколній — инстинктъ! Чуть что коснись, и самый ярый атеистъ начнетъ креститься и призывать Бога. Вдь, вотъ на вскрытіяхъ сколько видишь труповъ, и — никакого впечатлнія, а пусть-ка тутъ, въ этой обстановк, да одному, вотъ какъ сейчасъ, такъ, право, легко съ ума сойти, — размышлялъ онъ, укладываясь на импровизированной постели. Но долго онъ не могъ заснуть: ему все чудилось, что къ нему подкрадываются, и онъ открывалъ глаза, боязливо всматриваясь въ темноту, и прислушивался къ шорохамъ, собака вдругъ начинала рычать и выражала странное безпокойство.
Костеръ уже догорлъ, на двор смолкли.
Прошелъ часъ, можетъ быть больше, онъ сталъ забываться, какъ вдругъ почувствовалъ, что его подбросило, а въ комнату что-то съ шумомъ ворвалось и заносилось надъ его головой, онъ слышалъ, какъ сразу захлопали окна и двери, какъ съ лаемъ бросилась собака, откуда-то далеко, далеко неслись какъ будто крики о помощи и гд-то все кричали визгливыми скрипучими голосами и шуршали матеріей.
Онъ съ трудомъ открылъ глаза, поднялся на локт и — о, ужасъ! Въ окно, прислонившись къ самому стеклу, на него смотрло мертвенно-блдное, блдное лицо женщины, потомъ другое, третье, четвертое — цлая вереница, он проплывали съ тончайшимъ шумомъ въ блыхъ саванахъ, заглядывая въ окно, и онъ отчетливо слышалъ тихое, едва уловимое — ‘Со святыми упокой’. Тни все плыли и таяли надъ озеромъ.
Онъ не могъ двинуться, онъ не могъ крикнуть, у него кровь застывала въ жилахъ.
Онъ слышалъ подъ окномъ такіе же обезумвшіе крики.
Онъ пришелъ только въ себя, когда, взвизгивая отъ радости, собака начала ласкаться и лизнула его въ лицо. Онъ не могъ даже сказать, сколько времени это продолжалось.
На восток заалло.
— Александръ Дмитріевичъ!— услышалъ онъ подъ окномъ голосъ акцизнаго, — вылзайте скоре — на дорог кого-то грабятъ!
— Ужасно! Ужасно!— повторялъ онъ, еще не освободившись отъ впечатлній сна.
Потомъ вылзъ въ окно и молча вытиралъ вспотвшее лицо.
Вдругъ со стороны открытаго поля на большой дорог пронеслись крики о помощи, и въ нихъ было что-то страшно знакомое…
— Караулъ! Грабятъ! Помогите!
Это кричалъ женскій голосъ, и столько въ немъ было смертельнаго ужаса и безысходной тоски.
Петръ Петровичъ схватилъ ружье, за нимъ товарищъ прокурора и акцизный. И поднялась канонада.
— Лови! Держи! Гопъ? Гопъ?— (кричали они.Гекторъ, Милордъ, Венерка, пиль! куси!
А собаки уже давно летли по полю и слышенъ былъ ихъ яростный и хриплый лай.
Вдругъ крики прекратились, и въ предутренномъ чуткомъ воздух было слышно, какъ вырвавшіяся лошади понеслись бшеной скачью и тарантасъ запрыгалъ по дорог. А когда, задыхаясь отъ усталости, они подбжали къ мсту, гд происходилъ грабежъ, тамъ уже никого и ничего не было, только у моста поперекъ была протянута веревка, да въ сторон отъ дороги на пашн виднлись слды глубоко врзавшейся колеи и земля была изрыта конскими копытами, колея шла полукругомъ отъ мста и опять вступала на дорогу. Въ комнат, откуда видли ночью свтъ, ничего не нашли, она была пуста и, повидимому, необитаема.
— Ну, и оказія!— говорилъ акцизный.— Ей-ей, доложу вамъ, странный случай. Надо было, видите ли, намъ заблудиться. Да, вдь, какъ?— ‘Въ трехъ соснахъ’! Попасть, видите ли, въ этакое мсто и тому подобное… И въ результат, видите ли, можетъ быть спасти человка.
— ‘Странный случай’, чортъ возьми! Да что же посл этого вы называете чудомъ?
— Нтъ ужъ позвольте, Александръ Ивановичъ! Нтъ, позвольте!
— Ну, положимъ, никакого чуда не вижу и я,— вмшался товарищъ прокурора,— и нахожу, напримръ, вполн естественное объясненіе…
Солнце уже поднялось, шли спотыкаясь отъ усталости блдные и измученные — краше, чмъ въ гробъ кладутъ, злые на весь свтъ. Ночные страхи улетли, и то, что еще такъ недавно волновало и заставляло тревогой биться сердце, было теперь такъ неинтересно, и имъ казалось важне всхъ міровыхъ вопросовъ добраться поскорй до тни и тамъ лечь и уснуть богатырскимъ сномъ.