Страдалица Сура, или Янкель-музыкант, Урванцев Николай Николаевич, Год: 1914

Драматургия
Время на прочтение: 10 минут(ы)
Скачать в PDF
Кабаретные пьесы Серебряного века
М.: ОГИ, 2018.

Н. Н. Урванцов

СТРАДАЛИЦА СУРА, ИЛИ ЯНКЕЛЬ-МУЗЫКАНТ

Пьеса из еврейской жизни в 1 действии
(Составлена по Я. Гордину, С. Юшкевичу, О. Дымова и т. д.)
Перевод на русский язык необязателен

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

РЕБ БОРУХ, старый еврей, отец страдалицы Суры.
Тетя РИВКА, его жена, мать страдалицы Суры.
СУРА, их дочь, страдалица.
ЯНКЕЛЬ, молодой человек, племянник тети Ривки, музыкант, влюбленный в страдалицу Суру.
РЕБ СРУЛЬ, шадхен.
РЕБ АРОН гросбухович, богач и глава общины.
СЕМА, переплетчик. Гости, евреи и еврейки.

Бедная комната. Посредине большой стол, над ним — висячая лампа, кругом стулья. Налево, на первом плане пюпитр, за которым играет Янкель на скрипке. Двери: 1-й план справа — к Ребу Боруху, 2-й план слева — к Янкелю, посредине — входная. Обстановка бедная: шкаф, комод, сундук, печь, кровать за занавеской.

Янкель играет на скрипке. Сура у стола зашивает порванные брюки реб Боруха. Пауза.

СУРА: Ну, играй, играй, Янкель… Когда я слушаю твою скрипку, мое сердце радуется так, словно я слышу пение птичек, или срываю весенние цветочки, или кушаю суп из жирной курицы.
ЯНКЕЛЬ (влюбленно): ОЙ, Сура… (Играет еще усерднее.)
СУРА (кокетливо и стыдливо взглянув на него): Милый Янкель, я знаю, что ты стараешься так играть, потому что, наверное, ты любишь кого-то.
ЯНКЕЛЬ (играя): Да, Сура, я, наверное, люблю кого-то, но пока я молчу, я таки молчу. (Бросил играть.) А когда я кончу учиться и лет через двадцать стану знаменитым музыкантом и профессором консерватории, тогда я буду иметь право жительства, тогда меня все будут почитать, меня будут приглашать играть во все рестораны и на все богатые свадьбы… И вот тогда я возьму мою старую милую скрипку, заверну ее в чистый красный носовой платок, приду к твоим старым милым родителям и скажу им: ‘Милые старые родители, отдайте мне ваше дитя…’
СУРА: Ой, Янкель, не говори так, мне стыдно.
ЯНКЕЛЬ: Что значит — не говори. Что значит — стыдно… И они отдадут мне мою страдалицу Суру, и мы тогда скоро, скоро, будем иметь много детей, красивые здоровые дети…
СУРА: И все они будут, как их папа, хорошие музыканты.
ЯНКЕЛЬ: И они таки будут иметь свое правожительство, старший, Йося, будет часовщик…
СУРА: И он, как папа, будет играть на скрипке.
ЯНКЕЛЬ: Второй, Яша, будет переплетчиком…
СУРА: И он будет играть себе на виолончели…
ЯНКЕЛЬ: Миша будет фармацевт…
СУРА: Мы ему купим недорогую флейту…
ЯНКЕЛЬ: Девочка, Маня, кончит зубоврачебную школу.
СУРА: Ее мы посадим за пианино.
ЯНКЕЛЬ: Доня будет портной.
СУРА: Ну и пусть бедный мальчик учится на барабане.
ЯНКЕЛЬ: Лева будет духовным лицом…
СУРА: Он таки может играть на духовых инструментах.
ЯНКЕЛЬ: А я буду дирижер. Это же будет целый румынский оркестр… (Играет. Пауза.)
СУРА: Янкель…
ЯНКЕЛЬ (играя): Что, Сура?
СУРА: А кто же будет ударять в треугольник?
ЯНКЕЛЬ (испуганно опустил скрипку): Треугольник?.. Я и забыл про треугольник…
СУРА (робко): Может быть, ты хочешь, чтобы мы имели еще одного мальчика или еще одну девочку…
ЯНКЕЛЬ (радостно): Ну хорошо. Ну, пусть мы имеем еще одного ребенка с треугольником… (Подходя к Суре и взяв ее за руку.) Ты, Сура, добрая девочка… С тобой всегда можно иметь хороший оркестр.
СУРА (влюбленно): Янкель…

Входит тетя Ривка.

РИВКА: Ну вот, посмотрите на них. Вместо того чтобы зашить брюки отцу и играть на скрипке, они держатся за руки… Хорошая нынче пошла молодежь, сто болячек им в бок…
СУРА: Ой, не сердитесь, мама… Янкель — хороший человек, и мы с ним имеем хорошую радость…
РИВКА: Хотела бы я посмотреть на вашу радость…
ЯНКЕЛЬ. Не сердитесь, тетя Ривка, я говорил с Сурой-страдалицей о том, как же мы женимся и будем иметь оркестр с треугольником…
СУРА: Ой, мама, мне стыдно…
РИВКА: Жениться?.. Они хотят жениться… Хорошее дело, Значит, я должна покупать на радостях хорошую селедку с молоками, а хорошая селедка с молоками стоит целые пять копеек. Ох, сколько хлопот с детьми: туда иди, сюда иди, а молодежь себе женится и знать ничего не хочет… (Плачет.)

Входит реб Борух.

РЕБ БОРУХ: Здравствуйте. Она уже плачет…
СУРА: Успокойтесь, мама…
ЯНКЕЛЬ: Не плачьте, тетя.
РЕБ БОРУХ (наставительно): ‘Когда женщина плачет — у нее текут слезы’, — как говорят наши мудрецы. Но куда ты собралась, Ривка?
РИВКА (надевая платок): Ой, горе мне. Янкель собрался жениться, и я должна бежать ему за селедкой…
РЕБ БОРУХ: Зачем ему селедка… (наставительно). ‘Когда хочешь жениться, возьми девушку’, — как говорят наши мудрецы. Девушку, а не селедку…
РИВКА: Молчи, Борух, ты умный, но ты ничего не понимаешь в хозяйстве… Сиди и молчи…
РЕБ БОРУХ (беря стул): ‘Если хочешь сесть, возьми стул и сядь’, — как говорят наши мудрецы… (Сел.)
РИВКА: Смотрите на него… Он сел и сидит, и ему нет дела, что Янкель хочет жениться на нашей страдалице Суре…

За сценой голоса, смех, шаги. Вбегает реб Сруль.

РЕБ СРУЛЬ
Добрый вечер, господа.
Тру-ля-ля-ля-ля-ля-ля.
К вам явился я сюда.
Тру-ля-ля-ля.
ВСЕ: А, Сруль! Здравствуйте, Сруль…
СРУЛЬ: Здравствуйте вам, что такое, что вы все сидите, как щука на сковородке. Ну, развеселитесь. Я пришел рассказать вам большую радость. (Пляшет.)
РИВКА: Молчите, реб Сруль, у нас и без вас столько радости, что скоро глаза лопнут от слез…
РЕБ БОРУХ: Молчи ты, женщина. Дорогой реб Сруль, садитесь, садитесь… ‘Если вы имеете новость, так расскажите ее’, — как говорят наши мудрецы…
РЕБ СРУЛЬ: Почему нет… И расскажу… Слушайте мою новость… Знаете ли вы нашего богача и главу общины почтенного реб Арона Гросбуховича?
СУРА: Реб Арон Гросбухович… Ой… как сжалось мое бедное сердце…
ЯНКЕЛЬ: Гросбухович. Реб Арон Гросбухович… Ой, где моя скрипка… (Играет.)
РЕБ БОРУХ: Реб Арон Гросбухович — почтенный еврей… Когда еврею много лет — он старый еврей, а когда у еврея много денег — он богатый еврей’, — как говорят наши мудрецы.
РИВКА: Ваш реб Арон таки богатый и старый еврей, но он паук и кровопийца, сто болячек ему в бок…
РЕБ СРУЛЬ (подхватывая): Таки сто болячек. И он — паук, это да, но что он хочет жениться, это тоже да, да, да и сто раз да… И что вы скажете, если реб Арон Гросбухович захочет жениться на вашей страдалице Суре?
РЕБ БОРУХ: Реб Арон Гросбухович… жениться на Суре?.. Что вы говорите…
РЕБ СРУЛЬ: Пусть он старый паук и кровопийца, но это же Гросбухович! Сам реб Арон Гросбухович, и вы все должны радоваться. (Пляшет и поет.) Хове, ой-ой-ой Хове…

Реб Борух и тетя Ривка становятся на коленях по бокам Суры, Янкель играет на скрипке.

РЕБ БОРУХ: Дочь моя. Выслушай своего старого отца… Гросбухович — это же Гросбухович, и если ты согласна, скажи да, — как говорят наши мудрецы…
ТЕТЯ РИВКА: Ой, дочка, ой, страдалица Сура… Старый отец и старая мать со слезами просят тебя, скажи ‘да’.
СУРА: Ой, папа… ой, мама. Что вы хотите от вашей дочки, страдалицы Суры? Янкель, дорогой Янкель, что же ты молчишь? Ты играешь свои песни, и твоя скрипка плачет, как бедная еврейская девушка, еврейская девушка страдалица Сура. Что же сказать мне?
РЕБ СРУЛЬ: Скажите, страдалица Сура, ох, скажите ‘да’.
СУРА: Благодарю вас, реб Сруль, вы добрый человек, и вам жаль страдалицу Суру… Если да, то пусть будет да… Папа… Мама… ‘Да’.

Тетя Ривка и реб Борух вскакивают с колен и пляшут на мотив ‘Паулина’.

ТЕТЯ РИВКА: Борух, она сказала ‘да’!
РЕБ БОРУХ: Ривка, она сказала ‘да’.
РЕБ СРУЛЬ: Она сказала ‘да’.
ЯНКЕЛЬ: Ой, она сказала ‘да’…
РЕБ БОРУХ: ‘Да’, — как говорят наши мудрецы.
РЕБ СРУЛЬ: Страдалица Сура сказала ‘да’. Это хорошо. Ну а теперь я пойду к реб Арону Гросбуховичу и спрошу, может быть, он тоже сказал свое ‘да’.
РЕБ БОРУХ: Как, реб Сруль? Разве вы не говорили с реб Ароном?
РЕБ СРУЛЬ: Вы смеетесь, реб Борух, разве я смел говорить с таким человеком, не зная наверное…
РИВКА: Ой, Сруль, вы таки настоящий шадхем58, сто болячек вам в бок…
СУРА: Ой, я слышу шаги, сердце мое остановилось…
РИВКА: Это реб Арон Гросбухович. Ой, это сам реб Арон Гросбухович…
РЕБ БОРУХ: Вот он идет сюда, — как говорят наши мудрецы.

Входит реб Арон Гросбухович и гости. Торжественное молчание.

РЕБ АРОН: Здравствуйте все.
ВСЕ: Здравствуйте, реб Арон. (Пауза.)
РЕБ АРОН: Добрый год.
ВСЕ: Добрый год. Добрый год. (Пауза.)
РЕБ АРОН: Шолом аш…59
ВСЕ: ШОЛОМ аш… ШОЛОМ аш… (Пауза. Реб Арон сел.)
РЕБ АРОН: Я таки сам реб Арон Гросбухович, но я пришел сюда, в вашу ветхую комнату. Я шел по улице и зашел. Почему мне не ходить по улице, когда я в Петербурге ходил даже по проспекту… И не только ходил, но даже ездил на конке. Что мне ваша улица?! Тьфу мне ваша улица, когда в Петербурге на проспекте дом выше самой высокой колокольни, а на домах огромные вывески. А на вывесках огромные золотые буквы, и каждая буква по сто пудов… (Охи и ахи удивления.)
РЕБ АРОН (гордо): И когда я шел по проспекту, одна буква сорвалась и упала мне таки прямо на голову. (Охи и ахи ужаса.)
ЯНКЕЛЬ: О, реб Арон, что вы говорите? Буква в сто пудов на голову, и вы остались живы?
ВСЕ: Ша! Ша! Ша!
РЕБ АРОН (с презрением поглядел на Янкеля): Я же не какой-нибудь голодранец, Янкель-музыкант, а сам реб Арон Гросбухович, и я таки имею крепкую голову… И есть таки Бог на небесах: буква эта была мягкий знак. (Возглас почтительного удивления.)
РЕБ СРУЛЬ: Простите, реб Арон, но вы пришли сюда в добрый час. Реб Борух сказал ‘да’, тетя Рив-ка сказала ‘да’, и их дочь страдалица Сура, она тоже сказала ‘да’. И если вы хотите жениться, скажите и вы ‘да’, и конец.
РЕБ АРОН: Жениться? Страдалица Сура — красивая девушка, почему мне не сказать ‘да’. Но раньше я хочу переговорить с ее отцом по секрету. Идем, реб Борух, в соседнюю комнату.
РЕБ БОРУХ: Идемте, идемте, реб Арон. Если вы хотите идти, то идите, а не сидите на стуле, как говорят наши мудрецы.

Ушли.

СУРА: Вот и настал час разлуки… Милый Янкель, сыграй на свою скрипку… Скоро… Скоро-скоро страдалица Сура покинет свой родной дом. Она не увидит больше ни папы, ни мамы, ни этой керосиновой лампы, ни милой старой кастрюльки… Страдалица Сура никогда больше не услышит песен доброго Янкеля и не будет под их сладкие звуки чинить старые брюки старого отца… Ой, сердце мое сжимается, когда я говорю это, я, я ваша несчастная страдалица Сура… (Все плачут.)
РЕБ БОРУХ: Ох, вей мир!60 Ох, вей мир!
ВСЕ: Что такое? Что случилось? Говорите скорее.
РЕБ БОРУХ: Когда у человека отнялся язык, он не может говорить, — как говорят наши мудрецы…
РЕБ СРУЛЬ: Ой, реб Борух, говорите скорее, сказал ли Гросбухович свое ‘да’?
РЕБ БОРУХ: Чтобы да, так нет.
РЕБ СРУЛЬ: Как нет?
РИВКА: Он не согласен, сто болячек ему в бок.
РЕБ БОРУХ: Хуже… Реб Арон Гросбухович ничего не мог сказать. Реб Арона Гросбуховича вислали.
ЯНКЕЛЬ: Вислали реб Арона? Но он же имеет свое правожительство.
РЕБ СРУЛЬ: Пусть он скорее докажет это.
РЕБЕ БОРУХ: Как же он докажет, когда его уже, да, вислали, как говорят наши мудрецы.
РИВКА: Вислали нашего доброго зятя? Ты, старый осел, что-то путаешь со своими мудрецами… Идем, идем, я узнаю, в чем заковырка.

Борух и Ривка уходят.

СУРА: Ой, мое сердце обливается кровью, как зарезанный ягненок… Янкель, милый Янкель, сыграй на свою скрипку. (Янкель играет.)

Вбегает Ривка.

РИВКА: Ой. Ой, горе мне, горе моей голове!
ЯНКЕЛЬ (бросая играть): Что с вами, тетя?
СУРА: Где папа? Ой, мамем, где татем?
РИВКА: Ой, Сура, ой, моя страдалица Сура, твоего отца, нашего старого реб Боруха, вислали…
ВСЕ: Выслали? Ой, горе!.. Ой, вислали!..
РЕБ СРУЛЬ: Что вы говорите? Ривка? Выслали? Клянусь пейсами моего отца, старого Мордухая, вы что-то путаете… Пойдем, Ривка…

Ривка, Сруль и гости уходят.

СУРА: Ой, горе, горе мне, бедной страдалице Суре! Играй, играй, Янкель на свою скрипку.

Входит Сруль в пиджаке и котелке.

СУРА: Ой, а где же папа? Где же мама? Где же дорогие гости?
РЕБ СРУЛЬ: Ривку вислали, Боруха вислали, гостей вислали, всех вислали.
СУРА: Ох, реб Сруль, реб Сруль…
РЕБ СРУЛЬ: Пардон, мадемуазель, я уже не реб Сруль, я Акакий Иванович!
СУРА (с ужасом): Акакий Иванович? Почему же вы, Сруль, стали Акакием? Почему ваш старый отец Мордухай стал Иваном?
РЕБ СРУЛЬ: А что же нам осталось делать?
СУРА: Ой, горе, горе мне!.. Янкель, милый Янкель, играй на свою скрипку.
РЕБ СРУЛЬ: Постой, ты, Янкель, музыкант. Забирай свою скрипку и уезжай в Америку! ЯНКЕЛЬ: В Америку?.. Зачем так далеко, в Америку?
РЕБ СРУЛЬ: Лучше уезжай сам, а то тебя все равно вишлют. Ты же не изменишь правительства? Сейчас едут в Америку два еврея, и они возьмут твои вещи.

Два еврея проходят в комнату и выходят с завязанным узлом и чемоданом.

СУРА: Ой, Янкель, Янкель, пожалей свою страдалицу Суру…
ЯНКЕЛЬ: Прощай, Сура, я уезжаю в далекую Америку. Там я буду иметь свое правожительство и женюсь на богатой американке. И когда я с хорошей сигарой буду сидеть в своем богатом кабинете, я буду вспоминать бедную страдалицу Суру и моя скрипка будет играть свою грустную песню. (Играет.)
СУРА: Янкель, Янкель! Сердце мое разрывается в груди на самые маленькие кусочки. Ой, Янкель… Я схожу с ума… Я уже сумасшедшая, Янкель. Я безумная страдалица Сура! Ха-ха-ха! (Подходит к стулу.) Здравствуй, папа… (Подходит к другому.) Здравствуй, мама! (Распускает волосы.) Ой, мне страшно… Не отдавайте меня реб Арону Гросбуховичу… Я боюсь его… (Приходя в себя.) Ничего нет… (Обнимая стул трогательно.) Это ты, мой Янкель-музыкант, посмотри, сколько у нас детей, посмотри, какой у нас хороший румынский оркестр… Слышите, они все играют любимую песню страдалицы Суры… (Поет.) Мне хорошо… хорошо! (Падает на пол.) Прощай, прощай, Янкель-музыкант!
РЕБ СРУЛЬ: Боже! Ее сердце не вынесло… она умерла!
ЯНКЕЛЬ: Молчите, Акакий Иванович. Пусть моя скрипка одна плачет над трупом бедной страдалицы Суры. (Играет на скрипке.)

Занавес.

ВАРИАНТ ФИНАЛА

[После монолога Янкеля, кончающегося словами ‘моя скрипка будет играть свою грустную песню’.]

СРУЛЬ: Брось свою скрипку, Янкель-музыкант, на что тебе твоя паршивая скрипка, когда ты приедешь в Америку и женишься на богатой американке, ты можешь себе иметь не только какую-нибудь скрипку, но целый контрабас.
ЯНКЕЛЬ (бросив скрипку): Правда, Акакий Иванович, правда. Я ваш. Ведите меня скорей в Америку. (Уходит со Срулем.)
СУРА: Вот они были здесь, и вот их нет… И я одна… Я страдалица Сура… Вот мои руки, вот мои ноги… И эта рука — это я… И эта нога — это я, страдалица Сура…

Входит Сема-переплетчик с книгой.

СЕМА: Вы печалитесь, страдалица Сура? Не печальтесь. Это говорит вам я, Сема-переплетчик. Янкель-музыкант ушел, ушел Янкель-музыкант. Ставится вопрос: куда ушел Янкель-музыкант?
СУРА: Янкеля-музыканта увел Акакий Иванович.
СЕМА: Нет, Сура, нет… Это был не Акакий Иванович. Это был дух-соблазнитель, это был дух зла, сам сатана…
СУРА: Ой, Сема, вы же мистик?
СЕМА: Ставится вопрос: что значит мистик? Немного мистики, и уже легче жить на свете…
СУРА: Это да, кто теперь будет мне играть на скрипку?
СЕМА: Кто будет играть? Кто играть? Ой, Сура, не будьте материалисткой. Янкеля-музыканта нет, но есть его скрипка… Скрипка Янкеля-музыканта будет сама играть предвестные песни. Слушай, Сура… Слушай, Сура.

Скрипка играет.

СЕМА (экстазно): Звуки растут… Они наполняют небо и землю… В них, Сура, звучат голоса луны и солнца, птиц и рыб, всех видимых и невидимых
СУРА: Ой, Сема-переплетчик, Сема-переплетчик… твои слова жгут огнем душу страдалицы Суры…
СЕМА: Мои слова жгут огнем. Сура, страдалица Сура, я прочту тебе книгу, и она не сожжет, она испепелит тебя… Это удивительная книга, эта книга пробуждает дух, эта книга сияет, как солнце…
СУРА: Читай, читай, скорее читай, Сема-переплетчик.
СЕМА: Слушай. Слушай, страдалица Сура: ‘Прейскурант гоночных и дорожных автомобилей фирмы ‘Самодав’. Соединение прочности, удобства и изящности…’ Слушай, страдалица Сура…
СУРА: Слушаю, Сема.
СЕМА: И я мечтаю, Сура, как я сел с тобой в такой автомобиль и объехал все страны, все земли, все океаны… У нашего автомобиля будет (читает) мотор 4 цилиндра, монблок, закрытые клапаны.
СУРА: О, Сема, закрытые клапаны. Это же красиво… Я уже чувствую, что моя душа поднимается над землей…
СЕМА: В долгие вечера я читаю каталог и мечтаю об автомобиле… У него будут, слушай, Сура, ‘карбюратор автоматический’, Сура…
СУРА: Ой, Сема, я схожу с ума, голова кружится от счастья…
СЕМА: Слушай, Сура… ‘тормоз энергичный, автоматический, рожки всех образцов, автошины, велошины…’
СУРА: Молчи, молчи, сема… Я слышу, как гордо и победно гудят гудки, я вижу, как несутся автомобили — несутся, ой, выше, ой, выше, ой, выше… Ха-ха-ха…
СЕМА: Несчастная страдалица Сура… Она не выдержала моей мистики: она сошла с ума.

Конец.

58 сват (идиш).
59 Видимо, имитация недоговоренного приветствия ‘шолом алейхем’ (‘мир вам’), которое превращено Урванцовым в имя еврейского писателя и драматурга Шолома Аша, известного русской театральной публике. В пьесах Аша изображена удушающая атмосфера еврейского местечка.
60 Боже мой! (идиш).

ПРИМЕЧАНИЯ

Печатается по авторской машинописной копии: СПбТБ ОРИРК. Фонд ‘Русская драма’. No I.4.8.48. На экземпляре печать цензора С. К. Реброва: ‘К постановке дозволено 17 сентября 1913 г.’ Премьера пьесы в ‘Кривом зеркале’ состоялась 16 ноября 1915 г. Рецензии были сдержанными. А. Кугель писал: ‘Пародия на еврейские темы не совсем доходит до публики. Тема сама по себе очень остра, и комизм беспрестанных высылок действующих лиц застревает на пороге смеха’ (Н. Н-в [Кугель А. Р.]. ‘Кривое зеркало’ // Театр и искусство. 1915. No 47 (22 нояб.) С. 825).
Урванцев Николай Николаевич
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Кинематограф, Урванцев Николай Николаевич, Год: 1914
  2. Судьба мужчины, Урванцев Николай Николаевич, Год: 1915
  3. Закат и восход Европы, Урванцев Николай Николаевич, Год: 1924
  4. Жакнуар и Анри Заверни, или пропавший документ, Урванцев Николай Николаевич, Год: 1909
  5. Машина молодости, Урванцев Николай Николаевич, Год: 1915
  6. Рес, Еврипид, Год: 1896
  7. Гекуба, Еврипид, Год: 1916
  8. Чемодан, Плавт, Год: 1933
Электронная библиотека