Стихотворный цикл, Бунин Иван Алексеевич, Год: 1952

Время на прочтение: 3 минут(ы)
Серия ‘РУССКИЙ ПУТЬ’
И. А. Бунин: Pro et contra.
Личность и творчество Ивана Бунина в оценке русских и зарубежных мыслителей и исследователей. Антология
Издательство Русского Христианского гуманитарного института, Санкт-Петербург, 2001

И. А. БУНИН

<Стихотворный цикл>

ПОТЕРЯННЫЙ РАЙ

У райской запретной стены,
В час полуденный,
Адамий с женой Еввой скорбит:
Высока, бела стена райская,
Еще выше того черные купарисы за ней,
Густа, ярка синь небесная,
На той ли стене павлины сидят,
Хвосты цветут ярью-зеленью,
Головки на зубчатых венчиках,
На тех ли купарисах птицы вещие
С очами дивными и грозными,
С голосами ангельскими,
С красою женскою,
На головках свечи восковые теплятся
Золотом-пламенем,
За теми купарисами пахучими —
Белый собор апостольский,
Белый храм в золоченых маковках,
Обитель отчая,
Со духи праведных,
Убиенных антихристом:
— Исусе Христе, миленький!
Прости душу непотребную!
Вороти в обитель отчую!

СИРИУС

Где ты, звезда моя заветная,
Венец небесной красоты?
Очарованье безответное
Снегов и лунной высоты?
Где молодость простая, чистая,
В кругу любимом и родном,
И старый дом, и ель смолистая
В сугробах белых под окном?
Пылай, играй стоцветной силою,
Неугасимая звезда,
Над дальнею моей могилою,
Забытой Богом навсегда!

* * *

У птицы есть гнездо, у зверя есть нора.
Как горько было сердцу молодому,
Когда я уходил с отцовского двора,
Сказав прости родному дому!
У зверя есть нора, у птицы есть гнездо…
Как бьется сердце, горестно и громко,
Когда вхожу, крестясь, в чужой, наемный дом
С своей уж ветхою котомкой!

* * *

Печаль ресниц, сияющих и черных,
Алмазы слез, обильных, непокорных,
И вновь огонь небесных глаз,
Счастливых, радостных, смиренных,—
Все помню я… Но нет уж в мире нас,
Когда-то юных и блаженных!
Откуда же являешься Ты мне?
Зачем же воскресаешь Ты во сне,
Несрочной прелестью сияя,
И дивно повторяется восторг,
Та встреча, краткая, земная,
Что Бог нам дал и тотчас вновь расторг?

ВЕНЕЦИЯ

Колоколов средневековый
Певучий зов, печаль времен,
И счастье жизни вечно новой,
И о былом счастливый сон.
И чья-то кротость, всепрощенье
И утешенье: все пройдет!
И золотые отраженья
Дворцов в лазурном глянце вод.
И дымка млечного опала,
И солнце, смешанное с ним,
И встречный взор, и опахало,
И ожерелье из коралла
Под катафалком водяным.

* * *

Уж как на море, на море,
На синем камени,
Нагая краса сидит,
Белые ноги в волне студит,
Зазывает с пути корабельщиков:
— ‘Корабельщики, корабельщики!
Что вы по свету ходите,
Понапрасну ищете
Самоцветного яхонта-жемчуга?
Есть одна в море жемчужина —
Моя нагая краса,
Уста жаркие,
Груди холодные,
Ноги легкие,
Лядвии тяжелые!
Есть одна утеха не постылая —
На руке моей спать-почивать,
Слушать песни мои унывные!’
Корабельщики плывут, не слушают,
А на сердце тоска-печаль,
На глазах слезы горючие.
Ту тоску не заспать, не забыть
Ни в пути, ни в пристани,
Не отдумать довеку.

* * *

Льет без конца. В лесу туман.
Качают елки головою:
‘Ах, Боже мой!’ — Лес точно пьян,
Пресыщен влагой дождевою.
В сторожке темной у окна
Сидит и ложкой бьет ребенок.
Мать на печи, — все спит она,
В сырых сенях мычит теленок.
В сторожке грусть, мушиный гуд…
— Зачем в лесу звенит овсянка,
Грибы растут, цветы цветут
И травы ярки, как медянка?
Зачем под мерный шум дождя,
Томясь всем миром и сторожкой,
Большеголовое дитя
Долбит о подоконник ложкой?
Мычит теленок, как немой,
И клонят горестные елки
Свои зеленые иголки:
‘Ах, Боже мой! Ах, Боже мой!’

ДОЧЬ

Все снится: дочь есть у меня,
И вот я, с нежностью, с тоской,
Дождался радостного дня,
Когда ее к венцу убрали,
И сам, неловкою рукой,
Поправил газ ее вуали.
Глядеть на чистое чело,
На робкий блеск невинных глаз
Не по себе мне, тяжело,
Но все ж бледнею я от счастья,
Крестя ее в последний час
На это женское причастье.
Что снится мне потом? Потом
Она уж с ним,— как страшен он! —
Потом мой опустевший дом —
И чувством молодости странной,
Как будто после похорон,
Кончается мой сон туманный.

КОММЕНТАРИИ

Впервые в качестве стихотворного цикла: На Западе. Антология русской зарубежной поэзии. Нью-Йорк, 1953. С. 21—28. Печатается по этому изданию.
Основанием для выделения цикла (или, во всяком случае, определенного композиционного целого) служит письмо Бунина Ю. П. Иваску, готовившему издание ‘На Западе. Антология русской зарубежной поэзии’, куда и вошли данные восемь стихотворений, написанных в 1916—1923 гг. 2 ноября 1952 г. Бунин писал Иваску: ‘Вот, мой молодой собрат Юрий Павлович, 8 моих стихотворений, написанные в эмиграции <...>. Если опять не удовлетворят вас мои стихи, я даже, простите, не отвечу на ваше письмо <...>. В каком порядке должны идти мои стихи, мною указано. Будьте добры не нарушать его. Да, вот еще что: у вас уже есть кое-что из стихов, здесь прилагаемых (‘Дочь’ и ‘Льет без конца’). Но берите только те тексты их, которые при этом письме’ (РГАЛИ. Ф. 44, оп. 3, ед. хр. 24, последнее предложение снабжено на полях знаком NB‘). Порядок расположения стихотворений не совпадает с хронологией их написания, из чего можно заключить, что Бунин, продумывая композицию, придавал ей художественное и смысловое значение. Все стихотворения в указанном Буниным порядке вошли в первый раздел антологии ‘На Западе’, озаглавленный ‘Старшее поколение’. Как свидетельствуют рукописи Бунина, писатель одно время намеревался начать третью книгу ‘Жизни Арсеньева’ стихотворением ‘У птицы есть гнездо’.
С. 9. Головки на зубчатых венчиках… — Не исключена опечатка. В более ранних прижизненных публикациях стихотворения: ‘Головки в зубчатых венчиках’.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека