Стихотворения, Ефименко Татьяна Петровна, Год: 1917

Поэзия
Время на прочтение: 12 минут(ы)
Скачать в PDF

Татьяна Петровна Ефименко (1890-1918)

* * *

Бесплотного воскресения я не хочу.
Даже в раю
Мне бы домик, открывший навстречу лучу
Дверь свою,
Мне бы садик маленький для меня одной,
Малый сад,
Где, смуглые, осенью над стеной
Плоды висят.
Мне бы травы теплые и теплый песок
Для голых ступней
И солнце весеннее для рук и ног
И души моей.
Не страшно Вечности. Я буду дремать
Под милый гам,
Весной и осенью глаза приподымать,
Смотреть по сторонам
На шершавую телку у входа в сарай,
Которой три дня,
На то, как дымится земля сырая,
Цветя и звеня,
На синий луг там вверху Господний,
На облачные межи,
На лес, где, шурша листвой прошлогодней,
Бродят ежи,
На август, золотой и гулкий от пчелок
И спелых полей,
На октябрь, когда вечер уже долог
И утренники белеют.
И стать всему чужой, стать тенью
В невидимой стороне.
Лучше небытие, но бесплотного воскресенья
Не надо мне.
1917

* * *

Веселый фавн, изваянный убого
Пастушеским ножом,
Меж двух олив у моего порога
Ты охраняешь дом.
Когда заря потонет в синем мраке
Гирляндой желтых роз, —
Несу тебе я хлеб, вино и маки,
И сыр домашних коз.
Храни мой дом, храни меня и друга:
Жилище — от огня,
Его — от ран, страданий и недуга,
От ревности — меня.

* * *

Вечер пришел в голубых и лиловых покровах.
Месяц медовый замедлил у самой земли.
Поле, как бездна, и горы вдали, как кремли.
Мне неспокойно от мыслей ночных, нездоровых.
Все, что казалось значительным, милым, своим,
Не охранит меня в час одинокой печали,
Не возвратит тех страстей, что горели вначале, —
Жизнью одной не прожить и душою двоим.
Вечером синим, грустя, подвожу я итоги.
Было так много стремлений, а скорбный итог —
Поле, как бездна, и месяц, как мертвый цветок,
Скучны все дали, и все утомили дороги.

* * *

Вот мы друзья. Любви отдались. Почему ж
Наши сердца в крови?
Единоборство навеки враждующих душ
Сильней и глубже любви.
Кольцами мы обменялись. Ты ревность прогнал.
Ты мне себя подарил.
Все же когда раздается по полю ночному сигнал,
Мы слышим его — дикари.
Нежностью лжем мы. Желанье одно: побороть,
Омочит губы в крови.
Пальцы сжимаются в ласках — и ранена плоть.
Это сильней любви.

Любви

Я видела тебя мельком в лугах в апреле,
Ты шла за мной вдали,
Но смеха твоего серебряные трели
Меня не увлекли.
Я видела тебя сидящей в летнем парке,
Где день уже потух.
Твой взгляд искал меня, и губы были ярки,
И низкий шепот глух.
И в третий раз теперь мы встретились: ты в доме,
Твой сладкий запах тут
В измятой простыне, в духах, в раскрытом томе,
В мечтах, что тайно жгут.
Ты здесь… Осенний дождь шумит….Тебя я вижу…
В кругу от лампы лик
Бледней, чем смерть сама, измученней и тише,
И вот следы вериг.
Хочу, хочу тебя. Целую маску злую,
Скорей глаза зажмурь.
И синее пятно и шрамы ног целую —
Следы дорог и бурь, —
И пальцы гибких рук, привлекших к изголовью,
К лицу, лицо мое,
И рот, смешавший вкус плодов душистых с кровью
В любовное питье.

* * *

Дом убрала я, гирлянды привесила к ларам.
В чистом источнике вымыла ноги нагие.
В новом жилище меня охраняйте, как в старом,
Боги огня и рождения, боги благие.
Радостным взглядом на мужа смотрю я с порога:
Ветки срезая, он прячет улыбку порою.
Только лишь осень подует из гулкого рога,
В домике нашем нас будет не двое, а трое.
Над колыбелью, сплетенной из веток, мы оба
Ставим цветы и чужих отстраняем сурово,
Чтобы ребенок здоров и красив был и чтобы
Боги за первым послать не забыли второго.
Нынче с утра хлопочу я: милых гостей ожидаем.
Руки, как белые птицы, быстро мелькают весь день.
Вишни уже отцветают, горы обласканы маем,
Выйди с ребенком на солнце, вымой его и одень.
Сени травой ароматной надо посыпать не скупо,
Надо и веток душистых в светлые спальни внести,
Сбегай — ты быстрый, — за садом глянь-ка в долину с уступа,
Слышно ли путников милых, вьется ли пыль по пути?
Встань на пороге с водою в широкогорлом кувшине,
Да полотенце льняное с яркой каймой не сомни.
Здравствуйте, милые гости, благословенье богини
На приносящих нам радость в светлые майские дни.
Вёсны бывали душисты, лета беспокойны и жарки.
Память об этом, как эхо в далеком своем повторенье.
Осени мудрой я вижу везде золотые подарки:
В доме моем изобилье, в сердце моем примиренье.
Старости ласковой голос, ее указанья я слышу.
Меньший ли смысл в моей жизни нынче, чем дальней весною?
Сад полон фруктов, а лозы покрыли и стены и крышу,
Выросли дети и внуки — жизни, зажженные мною.
Ропотом дней не встревожу, пускай появляются разом
Смерть и зима, разукрасьте кедром костер мой и елкой.
Если весь круг нашей жизни исполнен по Божьим указам,
Смерть будет тихой и сладкой, память же светлой и долгой.

* * *

Живи со мной на тихом берегу,
Где я одна добычу стерегу,
Где я ловлю жемчужниц, в час ночной,
Подкинутых капризною волной.
Живи со мной в пещере под горой,
Со мной вдвоем, как нежный брат с сестрой.
Из козьих шкур постель в углу мягка,
В руке твоей уснет моя рука.
Живи со мной под кедрами в тени,
Где я одна с зарей встречаю дни,
Где сладок труд и отдых. И куда
Роняет луч вечерняя звезда.
Свой челн в залив к моим пескам причаль,
Где шелест волн баюкает печаль,
Где роща слив под цветом, как в снегу —
Люби меня на тихом берегу…

* * *

Из моря вечности — бежали,
Как волны, длинные года,
Стирая медленно скрижали
И разрушая города.
В отливе мерном и негромком
Не всё ль с песков волна сотрёт?
Не так ли, жизнь моя, обломком
И ты мелькнешь в водоворот?
Но всё же дом мой я готовлю,
Сады взращаю, стерегу
И пашню тучную, и ловлю,
И козье стадо на лугу.
Как будто силы отдавая —
Через преемственность плода, —
Я жизнь мою переливаю
В иные формы навсегда.
7-8 января 1913

* * *

К могилам радостей на острове забвенья
Ладью свою причаль.
И слушай голоса и чувствуй откровенья
Сквозь трепет и печаль.
Но если вновь зацвесть душа уже не в силах,
Взрастив печаль свою,
Ты бытия венок оставь на тех могилах
И утопи ладью.

* * *

Как нежность ваших слов — острей и глубже зла —
Меня затрагивает больно.
Мы вечер проведем у этого стола,
И этого уже довольно.
К чему иллюзией минутною дразнить
Насторожившуюся душу.
Я не порву меня опутавшую нить
И свой покой я не нарушу.
Часы прилежные размеренного дня
Благоразумию — награда.
Так жизнь течет моя, и так влечет меня
Туда, где выбора не надо.
Так свой сама себе я выбрала удел
Давно, всегда желанный тайно.
И если взгляд мой Вас и Ваше проглядел,
То ведь и это не случайно.

* * *

Как цветок росла я в отчем доме,
Расцветала краше ото дня,
Всё вокруг сулило счастье, кроме
Злого рока, ждавшего меня.
Для других цвёл мирт, приятный девам,
С кипарисом шли ко мне от них,
Плач родных был свадебным напевом,
Смерть моя — нежданный мой жених.

* * *

Мы можем быть вдвоём, смотреть с балкона в поле
За белою стеной.
Мы можем отворить сундук с семьею моли
И с старой стариной.
Мы можем взять сервиз с гирляндою лиловой,
Опаловый на свет,
Или гулять в саду, или дремать в столовой,
Уставши от бесед.
И если это всё вам нравится немного,
Теченье тихих дней, —
Ни слова о любви, ни взгляда, ни намёка,
Ни помысла о ней.
Я только снов хочу. Любви объятья грубы,
Назойливы слова.
И лишь прощаясь, вас я поцелую в губы,
И то едва-едва.
1912

* * *

Нельзя минуть, нельзя сберечь.
О, как возможности убоги.
У наших взглядов, наших встреч
Такие древние дороги.
Погаснет жертвенный огонь,
Потянет ветер из пустыни.
Моя горячая ладонь
От жадных губ твоих остынет.
…И вот опять, как в первый раз,
Стыдом и страхом мы объяты.
Земля, проклятая за нас,
Взгорбила каменные скаты.
Ты никнешь к ней лицом, плечом,
И я раскаяньем сгораю,
А ангел с огненным мечом
Уж пересёк дорогу к раю.
25.06.1915

* * *

От камней дышит сыростью,
Их солнце не прогрело.
Цветы смешные выросли
У темного предела.
Плетусь я за прохожими,
И дня так пыльно пламя,
А над церквами Божьими
Леса стоят углами.
И лестница привешена
От купола сквозная.
Душа моя утешена,
А чем — сама не знаю.
Наш двор, колодец вычищен,
Там цветик и прохлада.
На зов никто не выскочит,
И звать совсем не надо.
1915

* * *

Родные мертвецы из гроба говорят,
Неодолимые, живые.
Любимых дней и лиц, вещей заветный ряд
С забвеньем борется впервые.
Но роковая связь событий такова:
Пред нами лента жизни свита,
Другая вечность ждёт и вечно в нас жива,
А вечность прошлого забыта.
Из дорогих гробниц нас манят и грозят,
Но вот уж их мертво значенье —
И если я порой киваю им назад,
То в знак прощанья и прощенья.

* * *

Сперва словами мы друг друга испытали,
Потом подметили тончайшие детали
Движений вкрадчивых, лица, одежд и книг,
Но образ явственный из линий не возник.
Потом молчанием, как лучшим реактивом,
И взглядом длительным, глубоким и пытливым,
Себя проверили — и показалось нам,
Что разделявшее легло по сторонам,
Что одиночество уступит нежной силе.
Мы руки сблизили — и вновь разъединили.
Прошло пожатье их в нас огненной волной,
И то был не огонь, а холод ледяной.

* * *

Шаги прошелестели за дверью невысокой.
Я снова посмотрела, как убран тихий дом.
Посыпан пол полынью и яркою осокой,
Гардины на окошке, от солнца золотом.
В столовой пахнет сладко нарезанная дыня,
В гостиной розы в блюде привянули давно.
Гремит сияньем запад, но словно стало сине
И затянуло дымкой восточное окно.
Я прислонилась к двери и слушаю без грусти
Тот лёгкий-лёгкий шелест шагов и нежных рук.
Как быстры реки жизни. И вот я в тихом устье,
А завтра я не буду. Ни лиц, ни дней, ни мук.
Как сладко это было: любить. И сладко кинуть…
По дому тянет запах от дыни, роз и трав.
И вот спешу на вечер окно своё задвинуть,
Зовущий нежный голос за дверью услыхав.
7.03.1917
Оригинал здесь.

——

* * *

Мы можем быть вдвоем, смотреть с балкона в поле
За белою стеной.
Мы можем отворить сундук с семьею моли
И с старой стариной.
Мы можем взять сервиз с гирляндою лиловой,
Опаловый на свет,
Или гулять в саду, или дремать в столовой,
Уставши от бесед.
И если это все вам нравится немного,
Теченье тихих дней, —
Ни слова о любви, ни взгляда, ни намека,
Ни помысла о ней.
Я только снов хочу. Любви объятья грубы,
Назойливы слова.
И лишь прощаясь, вас я поцелую в губы,
И то едва-едва.
1912.

* * *

Я не могу роптать на тебя, Боже,
Ты дал мне так много.
Ясна моя дорога.
Ты посадил весной барвинки
на моей тропинке,
а осенью рябины.
В школе меня не бранил учитель,
любовь моя была не мучительная,
ясна моя дорога,
Ты дал мне многое.
А между тем мне чего-то недостает.
Плачет сердце мое —
какое-то к нему прикоснулось острие.
Утренние золотые зори, вечерние кровавые,
облака в голубых оправах,
березы в зеленых шарфах,
жилистые дубы, легкие цветы —
этого достаточно для святых,
или больных, или усталых,
а для меня мало.
1915.

* * *

За поредевшей рощей, что вечер, ярче пламя
Осеннее зари.
Зажги камин, чтоб отблеск качался над нолями,
И двери затвори.
Тепло. И пахнет сладко с окна лежалой грушей.
Позволь мне рядом сесть,
Сюда, на край дивана. Лежи, болтай и слушай,
Когда желанье есть.
Но лучше будем молча — чтоб не сказаться в тоне —
Смотреть на ту межу,
И если ты позволишь, ладонь к твоей ладони
Я крепко приложу.
Заря в квадратах окон минутно вспыхнет шире,
И в сумраке сплошном
Останемся мы скоро, мы двое, в этом мире
Осеннем и ночном.
Когда, сжимая пальцы, к тебе склонюсь я ниже
И с запахом плода
Смешавшееся сладко дыхание услышу,
Уйдешь ли ты тогда?
1912.

* * *

К воротам путь короткий,
Обнесен сад стеной.
Калеки за решеткой —
Печальный рай земной.
Пускай переиначит
Судьба полет часов,
Осенний ветер плачет,
Печальный слышу зов.
И Данте в путь знакомый
Опять ведет меня,
За серых скал изломы,
Сквозь страшный лес огня.
В поту, упав на землю,
На острую межу,
Далеким крикам внемлю,
Далекий вихрь слежу.
Гудящей цепи звенья
Распались надо мной,
И тень летит за тенью,
Белея, в мрак ночной.
Земля дрожит от воя,
Меж скал блуждает чад.
Кто те, что сзади, двое
Прекрасные молчат?
Глазам, лишенным блеска,
Ваш отдан тусклый взгляд,
И что для Вас, Франческа,
Круги замкнувший ад.
А я должна вернуться
В мой тихий рай земной,
Где розы сонно гнутся
За пыльною стеной.
1915.

ЗОЛУШКА

Я как книжка в красном переплете,
Где такая крупная печать.
Никогда из шкафа не возьмете —
В тридцать лет не сказки же начать!
Но храню печально и упрямо
Золотистый пепел лепестков.
На страницах почернели шрамы
От загнутых вами уголков.
И за красно-синим кавалером
Стертый замок смотрит как слепой.
Правда, время ведь должно быть серым,
А мечта о принце — голубой.
В темной кухне Золушка босая,
На объедки жадно смотрит кот,
Но ведь с детства я наверно знаю:
Белый принц за Золушкой придет.
1915.

* * *

Этот длинный путь позади: он тянется целую вечность,
А этот длинный путь впереди — другая вечность.
Ницше.
Родные мертвецы из гроба говорят,
Неодолимые, живые.
Любимых дней и лиц, вещей заветных ряд
С забвеньем борется впервые.
Но роковая связь событий такова:
Пред нами лента жизни свита,
Другая вечность ждет и вечно в нас жива,
А вечность прошлого забыта.
Из дорогих гробниц нас манят и грозят,
Но вот уж их мертво значенье —
И если я порой киваю им назад,
То в знак прощанья и прощенья.
6. VIII. 1912.

* * *

Моя душа дрожит у перепутья
И медлит без конца.
В песках кусты сухие тянут прутья
До самого лица.
И здесь и там все так же дали серы
И к цели не ведут.
Мне все равно, без смысла и без веры
Пути и там, и тут.
Пески, кусты, в кустах седые жабы,-
Другого не видать.
Желать и ждать… Желала бы, ждала бы,
Да нечего мне ждать.
23.IV. 1912, Писаревка.

ГОРОД

I

От собак и нищих стало тесно,
Громко славит улица беду.
Может быть, весна в полях окрестных —
Но до них отсюда не дойду.
Не твои ль торжественные были
Этот мост и этот темный храм?
Пышный город горделивый, ты ли,
Пресмыкаясь, воешь по ночам?
Но давно тебя уже не слышат…
Прокаженный, кто к тебе придет?
На прогнивших, потускневших крышах
Ржавчина кровавая цветет.
А вверху, на западе, над ними —
Четко видно с улиц и дорог —
Три креста распластанные в дыме
И на среднем мертвый Бог.

II

Когда Господь к земле не благ,
Не будет радости с востока,
И даже время — словно враг
С мечом, занесенным высоко.
Лучи рассвета не спасут,
Не отогреют наши души
И ржаво-красную росу
С перил железных не осушат.
Пустой проклятый день уйдет,
Чтоб возвратиться слишком скоро.
Лишь чрево черное болот
Затянет глубже мертвый город,
Лишь мутно-желтая река
Повыше завтра волны вспенит
Да в небе розовом слегка
Луна свой облик переменит.

III

Мутнеет поверхность забытых каналов,
Линяют слепые дома.
Я улицы этой как будто не знала,
И там не стояла тюрьма…
А где же широкие вязы у дома,
В который влекли меня сны?
Известкой запачкана дверь и солома,
Гниющая возле стены.
Напрасно кресты потускневшие к Богу
Соборы возносят с мольбой…
Глаза ль мои видеть иного не могут,
Иль жизнь стала вправду такой?
И после, когда мы свое отстрадаем,
Неведомый долг отдадим,
Земля станет снова приветливым маем,
И жизнь — станет даром благим…
И снова я дом свой узнаю и площадь,
Чьи стены канал отразил,
И вязы, с которых свежительный дождик
Известку и копоть обмыл.

IV

Нашедшие дом свой увидят, рыдая,
Что сумрак зловещий повсюду залег,
И тощих собак одичавшая стая
Всю ночь будет лаять и нюхать порог.
И в пыли оконной появятся лица,
И пятна паркета — как будто следы,
И сердце сожмется и будет томиться,
Считая шаги уходящей беды.
Уж небо спускается светлым и синим
На темя простертой прощенной земли,
И ангел безумья умолк на равнине,
И капли с меча его наземь стекли.
Но кто нашу память печальную вынет
Из сердца и кинет в колодец без дна?
Кто образы сгладит забытые — в дыме,
И в облаке быстром, и в пыли окна?
1916- 1917.

* * *

А. Л.-Л.
Шаги прошелестели за дверью невысокой,
Я снова посмотрела, как убран тихий дом.
Посыпан пол полынью и яркою осокой,
Гардины на окошке, от солнца золотом.
В столовой пахнет сладко нарезанная дыня,
В гостиной розы в блюде привянули давно.
Гремит сияньем запад, но словно стало сине
И затянуло дымкой восточное окно.
Я прислонилась к двери и слушаю без грусти
Тот легкий, легкий шелест шагов и нежных рук.
Как быстры реки жизни. И вот я в тихом устье,
А завтра я не буду. Ни лиц, ни дней, ни мук.
Как сладко это было: любить. И сладко кинуть…
По дому тянет запах от дыни, роз и трав.
И вот спешу на вечер окно свое задвинуть,
Зовущий нежный голос за дверью услыхав.
7. ІII. 1917.

* * *

Ни суеты, ни безразличья,
Ни безобразия, ни зла
Не испугалась Беатриче
И в город северный сошла.
Когда зима настлала ложе
И ночь над городом легла,
Она мне сделалась дороже
Дыханья, солнца и тепла.
Но слишком много зла и сора,
И глаз в слезах, и душ в тоске,
И проклял Бог холодный город
Гранитноликий на реке.
Рука, карающая строго,
Безумья слала на людей,
О жизни все молили Бога,
А я молила лишь о ней:
‘Спаси ее от ран и крови,
Да идут мимо грязь и боль,
Безмернейшую из любови
В душе моей укрыть позволь’.
Вот рев реки и крики птичьи,
Толпы смятение и страх,
Но не видала Беатриче
Я ни в церквах, ни во дворах.
Мне не мелькнуло покрывало
И не приветила рука,
Над улицей ее вставала
Заря, от утра далека.
Пожар, как Божия немилость,
Уже венчал дома вдали.
А тень за мною волочилась
По окровавленной пыли.
6. ХI. 1917. Белорецк.

* * *

Нельзя минуть, нельзя сберечь.
О, как возможности убоги.
У наших взглядов, наших встреч
Такие древние дороги.
Погаснет жертвенный огонь,
Потянет ветер из пустыни.
Моя горячая ладонь
От жадных губ твоих остынет.
…И вот опять, как в первый раз,
Стыдом и страхом мы объяты,
Земля, проклятая за нас,
Взгорбила каменные скаты.
Ты никнешь к ней лицом, плечом,
И я раскаяньем сгораю,
А ангел с огненным мечом
Уж пересек дорогу к раю.
25. VI. 1915.

* * *

Из моря вечности — бежали,
Как волны, длинные года,
Стирая медленно скрижали
И разрушая города.
В отливе мерном и негромком
Не все ль с песков волна сотрет?
Не так ли, жизнь моя, обломком
И ты мелькнешь в водоворот?
Но все же дом мой я готовлю,
Сады взращаю, стерегу
И пашню тучную, и ловлю,
И козье стадо на лугу.
Как будто силы отдавая —
Через преемственность плода,-
Я жизнь мою переливаю
В иные формы навсегда.
7-8. I. 1913.

Из книги: Гаспаров М. Л. Русский стих начала XX века в комментариях. М. 2001

ГЕКСАМЕТР И ДЕРИВАТ ГЕКСАМЕТРА

139.

РОЗЫ

Жди, за спиною старух другу подарок я брошу.
Страстью обостренный слух ловит ‘спасибо’ твое.
Прячешь под плащ на груди легкую нежную ношу.
Милый, теперь уходи, близко вражды острие.
Смотрят служанки за мной: розы я кинула дома,
В путь не взяла ни одной, запах их мне нездоров.
Это от ярких лучей глаз потемневших истома,
Щеки горят горячей только от жарких ветров.
Т. Ефименко, 1912

Из книги: Восемьдесят восемь современных стихотворений, избранных З. Н. Гиппиус. Петроград. 1917

* * *

Покуда домъ къ порядку я налажу,
Проходитъ день. А смолкнетъ крикъ и стукъ,
Ужъ я беру неконченную пряжу,
И нить, жужжа, бжитъ изъ ловкихъ рукъ.
Къ роднымъ въ село, на праздникъ, неохотно
Я выхожу, трудамъ своимъ врна:
Зато, какъ шелкъ, тонки мои полотна
И ломятся амбары отъ зерна.
Испечь хлба, сбить масло, снять сметану…
Горятъ дла, но и часы горятъ,
И скоро ужъ для дочки я достану
Мой свадебный, припрятанный, нарядъ.

* * *

Ты охранялъ себя постомъ
Отъ злыхъ тревогъ.
Пришла любовь и звонокъ домъ
Отъ пыльныхъ ногъ.
Она легла, тебя закрывъ
Струями крылъ.
Ты смялъ ихъ трепетный порывъ
И усмирилъ.
О нерасчетливый! убить
Любовь ты могъ.
Но въ дом, гд мертвецъ, не жить
Безъ злыхъ тревогъ.

* * *

Какъ мн кажется пусто въ дом, полномъ людьми,
Какъ зловще и тихо безъ дтскаго плача.
Колыбельку нмую поскоре возьми,
Пусть и въ дом, какъ въ сердц, все станетъ иначе.
Самый маленькій умеръ, сынъ, не жившій почти,
Съ голубыми глазами и личикомъ блымъ.
Я игрушки поставлю, ты молитву прочти
Надъ зарытымъ глубоко, надъ маленькимъ тломъ.
Это все, что осталось отъ веселья и мукъ:
Черный холмикъ, гд куклы лежатъ, выгорая,
И для нжныхъ, для жадныхъ, для неврящихъ рукъ
Колыбелька пустая въ холодномъ сара.
Оригинал здесь.
Ефименко Татьяна Петровна
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Жадное сердце, Ефименко Татьяна Петровна, Год: 1916
  2. Шуточные стихи и сценки, Блок Александр Александрович, Год: 1902
  3. Стихотворения, Рачинский Григорий Алексеевич, Год: 1908
  4. Стихотворения, Цертелев Дмитрий Николаевич, Год: 1902
  5. Стихотворения, Емельянов-Коханский Александр Николаевич, Год: 1895
  6. Стихотворения, Крайский Алексей Петрович, Год: 1917
  7. Стихотворения, Франко Иван Яковлевич, Год: 1915
  8. Стихотворения, Анреп Борис Васильевич, Год: 1916
Электронная библиотека