Стихотворения, Волховской Феликс Вадимович, Год: 1907

 
 Ф. В. Волховской Стихотворения ---------------------------------------------------------------------------- Поэты-демократы 1870-1880-х годов. Библиотека поэта. Большая серия. Второе издание. Л., 'Советский писатель', 1968 Биографические справки, подготовка текста и примечания В.Г. Базанова, Б.Л. Бессонова и А.М. Бихтера ---------------------------------------------------------------------------- СОДЕРЖАНИЕ Биографическая справка 13. Нашим угнетателям 14. Случайному тюремному другу 15. Всё то же 16. Терпение 17. Судьба русского поэта 18. Там и здесь 19. Кричи 20. Прогресс 21. Крестьянская песня 22. Запев 23. 'На рассвете было, утром ранним...' 24. Прощай 25. Гармония 26. 'Пусть я в тюрьме, пускай я связан...' 27. Н. А. Чарушину 28. 'Не то обидно мне, что отнята свобода...' 29. 'Я вынести могу разлуку...' 30. 'Бесконечно мертво, монотонно...' 31. Письмо 32. У окна 33. 'Кашель душит, грудь болит...' 34. 'О братство святое, святая свобода!..' 35-36. Из дорожных впечатлений 1. В степи 2. Знакомый тип 37. М. А. 38. 'Когда подумаю, голубка, о тебе...' 39. Марусе 40. Мать 41. Песня гражданки 42. Песни сибирского поэта 43. 'Нет, на земле ищите вдохновенья...' 44. Генерал 45. Посвящение 46. Узник 47. Новогодняя песня 48. Разочарованному 49. Отклик 50. Война 51. 'Я знаю, стих мой часто плох...' 52. Первое мая (Марш) 53. Изгнанники Дополнение Там и здесь Феликс Вадимович Волховской происходил из старинного дворянского рода. Он родился в 1846 году на Полтавщине, раннее детство провел в Новгороде-Волынском и в поместье деда. {О Волховском см.: Л. П. Рощевская, Поэт вольной печати в сибирской ссылке (к 120-летию со дня рождения Ф. В. Волховского).- 'Вопросы изучения и преподавания литературы', вып. 1, Тюмень, 1966, с. 51-69.} В школьном возрасте Волховской был привезен в столицу, где его зачислили во Вторую петербургскую гимназию. Однако гимназическое образование он завершил в Одессе и, когда настало время студенчества, в Петербург не возвратился, а поступил вольнослушателем на юридический факультет Московского университета. Здесь он попал в революционную среду и вскоре привлек внимание охранки. На занятия не хватало ни времени, ни средств, и с университетом пришлось расстаться. Волховской поступил приказчиком в книжный магазин, владелец которого А. А. Черкасов сам участвовал в революционном движении. В феврале 1868 года Волховской был арестован по делу о так называемом 'Рублевом обществе' - пропагандистской группе, которую он организовал вместе с Г. А. Лопатиным (см. о нем биографическую справку). Полгода он содержался в Петербурге за решеткой - сначала при Третьем отделении, затем в Петропавловской крепости. Его освободили со строгим внушением и отдали матери на поруки, учредив негласный надзор. В 1869 году Волховской вступил в сношения с нечаевцами и, хотя участия в их деятельности не принимал, не разделяя их программы, был арестован по обвинению в близости к этому кружку. Он провел в предварительном заключении более двух лет и затем был выпущен. В тюрьме он начал писать стихи. Вскоре после освобождения Волховской женился на М. И. Антоновой, тоже революционерке, и поселился на Кубани. Деревенское затворничество продолжалось более года, а затем сменилось еще более энергичной революционной деятельностью: в Ростове Волховской выпускал вместе с С. Л. Чудновским рукописный журнал 'Вперед', с отделом поэзии, почти целиком заполнявшимся его стихами. В Одессе Волховской с большим успехом вел революционную пропаганду, особенно среди рабочих. В 1873 году он вошел в кружок чайковцев, вскоре был арестован и доставлен в Москву. Попытка бежать кончилась неудачей, Волховской был переведен в Петербург, где предстал вместе c другими участниками 'процесса 193-х' перед судом Особого присутствия Сената. Его приговорили к лишению всех прав и к вечной ссылке в Сибирь. Волховской прибыл в г. Тюкалинск Тобольской губернии поседевшим, с навсегда утраченным от побоев слухом. Пока он находился в тюрьме, у него умерли жена и ребенок. Несмотря на расстроенное здоровье, Волховской в эти годы должен был добывать средства к жизни исключительно физическим трудом - нанимался косить, красил полы, изготовлял вывески, переплетал книги. Из Тюкалинска, где он проживал с 1878 по 1881 год и где женился на сосланной революционерке А. С. Хоржевской, Волховской перевелся в Томск. Восемь лет жизни в Томске были временем энергичной литературной деятельности, преимущественно в местной, но также и в столичной печати. Его фельетоны в 'Сибирской газете' восстановили против него попечителя местного учебного округа, архиерея и многих других лиц. Результатом была высылка в Иркутск, где Волховской поступил на службу в Общество приказчиков. Незадолго до отправки он пережил еще одну личную драму: покончила самоубийством его жена. Из Иркутска Волховской переехал в Читу, затем в Кяхту. Отсюда он бежал. Два месяца продолжалось его путешествие по Дальнему Востоку - на лошадях, пароходах, пешком, пока наконец в октябре 1890 года он не прибыл во Владивосток. Навигация кончалась, в порту находилось последнее иностранное судно, направлявшееся в США. На нем Волховской пересек океан, навсегда оставив Россию. Он поселился в Лондоне. Здесь вместе с С. М. Степняком-Кравчинским Волховской организовал 'Общество друзей русской свободы', выпускал журнал 'Free Russia' и издавал 'Летучие листки' Фонда вольной русской прессы, распространявшиеся в России, вступил в партию социалистов-революционеров, активно участвовал в английской политической жизни. После первой русской революции правительство объявило амнистию всем политическим осужденным, и Волховской получил возможность вернуться в Россию. В 1907 году он покинул Лондон, но дальше Финляндии не поехал, справедливо опасаясь нового ареста, и возвратился назад. В том же году в Москве вышел первый и единственный сборник его стихов 'Случайные песни', вскоре конфискованный властями. В самый канун первой мировой войны, 3 августа {23 июля) 1914 года, Волховской умер. 13. НАШИМ УГНЕТАТЕЛЯМ Пусть злоба низкая идет На нас, работников свободы, И пусть в разгар святой работы Оковы нам с собой несет, Как неизбежное отмщенье За то, что были мы верны В делах святому убежденью. Пускай лишь сны, одни лишь сны Дают нам подышать свободой И пусть дальнейшей жизни нить Сплошной окрашена невзгодой, - Пусть так! Нет нужды! - не убить, Нет, не убить вам тех стремлений, Что в молодой живут груди И, как прекрасный рой видений, Манят приветно впереди! Погибнем все мы незаметно, Как погибает муравей, Ногой досужею бесследно Раздавленный среди полей. Увы, нам чуждо утешенье, Что в будущие времена Произнесутся с уваженьем, С любовью наши имена. Когда и как погибли в битве - Того никто не будет знать, И только мученица мать Помянет нас в своей молитве... Да, мы погибнем. Но рядами Уж новые бойцы стоят И движутся - за рядом ряд-> Тропой, проложенною нами. Они и знать не будут нас, Но та же жажда жечь их будет, И каждый день, и каждый час На битвы новые побудит: Навстречу тьмам таких же бед, Покорны голосу природы, Они пойдут за нами вслед, К живому роднику свободы! Так неизменной чередой За поколеньем поколенье Пойдет пробитою тропой Без отдыха, без утомленья, Пока не сможет наконец Поднять забитую свободу И с деспота сорвать венец И возвратить его народу. 1870 14. СЛУЧАЙНОМУ ТЮРЕМНОМУ ДРУГУ П. Л. В-у Спасибо, друг! Мы встретились случайно, Но для меня так много сделал ты, Что превзошел всё, что хранил я тайно В душе как фантастичные мечты. Я не за то тебя благословляю, Мой добрый, честный, мой отважный друг, Что если я свободу вновь узнаю, То, может быть, ценой твоих услуг, - Услуги - вздор! Но ты всю сладость веры Мне возвратил в успех добра, в людей, И нет, поверь, да и не будет меры Любви и благодарности моей! Ошибками сердечными разбитый, Истерзанный жестокою борьбой, Я, словно Иов, язвами покрытый, Измучен был и телом и душой, . . . . . . . . . . . . . . . . Но ты пришел и для меня - чужого - На карту ставил волю и покой, И стал я верить, стал любить я снова... Спасибо же, спасибо, милый мой! 1870 15. ВСЁ ТО ЖЕ Прошла весна, прошло и лето, Прошла и осень, и зима, И вновь всё зеленью одето, А для меня - всё та ж тюрьма! Природа вешнею красою Стремится в душу жизнь вдохнуть? Но без свободы и весною Всё так же трудно дышит грудь. 1870 (?) 16. ТЕРПЕНИЕ Давно уж я в тюрьму попал (По воле неба, без сомненья) И, сидя в ней, вполне познал, Что в жизни главное - терпенье. С тех пор, едва замечу где Нетерпеливое волненье, - Твержу всегда, твержу везде: 'Терпенье, господа, терпенье!' Неблагодарный арестант Всё жаждет лучшего удела: Зеленый воротник и кант Клянет, крича, что 'тянут дело'. 'Уж сил нет долее страдать, Меня убьет сердцебиенье'... (Чудак, - не хочет умирать!) 'Имейте, милый мой, терпенье!' Старуха, арестанта мать, Всё молит об освобожденьи. 'Мой друг, старайтесь же понять Всю непристойность нетерпенья...' 'Стара я, - говорит она, - Не опоздало бы решенье...' - 'Ах, боже мой, - не вы одна!.. Имейте, мать моя, терпенье!' Болезненный отец-старик О сыне каждый день вздыхает (Чудак, в два года не привык!) И на судьбу свою пеняет: 'Работать не могу уж я, Работник-сын мой в заключеньи, А хлеба требует семья'... - 'Что ж делать, сударь мой, - терпенье, Забравшись в темный уголок, Тоскует девушка: 'Мой милый, Когда ж мученьям нашим срок? Когда же срок тюрьме постылой? Все лучшие мои года В тоске проходят и в томленьи'... - 'Стыдитесь, право, господа, - Имейте ж крошечку терпенья!' 12 сентября 1871 17. СУДЬБА РУССКОГО ПОЭТА Глядишь, глядишь, как правду душат, Как человека бьют ослы, Как мысль и энергию глушат, А тупости поют хвалы, - Глядишь на все обиды эти, Глотаешь со слезами их.. . Но есть всему предел на свете - И вот скуешь железный стих! В него положишь ты всю душу, Он - наболевший сердца крик, Он - кровь, забившая наружу Из-под ножа, что в грудь проник! И что ж? Твое стихотворенье Прочтет российский гражданин,- Пожалуй, ощутит волненье, И... вспомнив вдруг день именин, Надевши фрак, пойдет гнуть спину Перед сиятельным ослом, Что Русь, как вьючную скотину Взнуздавши, хлещет знай кнутом! 1872 18. ТАМ И ЗДЕСЬ Там, на Западе далеком, Пролетарий бой ведет, Крепнет он в бою жестоком, Крепнет, множится, растет. Здесь, на пасмурном Востоке, Пролетарий крепко спит, Он не думает о сроке Избавленья и молчит. Но зато студент проснулся И протер уже глаза, И на Запад оглянулся: Скоро ль божия гроза? Он работника разбудит, С ним сольет свой интерес И с ним об руку добудет Хлеб, свободу и прогресс. 1872 19. КРИЧИ Кричи о равенстве, о братстве, о свободе, За правду честный бой без устали веди, Греми на деспота проклятьем и в народе Сознание и мужество буди! Кричи пером, и словом, и примером. Кричи при всех, и всюду, и всегда, Хотя б тебя прозвали изувером Солидно-деловые господа. И пусть твои слова насмешкой дышат злою И страстию кипят, как лава, горячи, И если крик твой кончится тюрьмою, Припав к решетке, - все-таки кричи! И если деспот хищною рукою Тебя за горло схватит наконец И ты не в силах будешь крикнуть: 'К бою!' - Хоть молча плюнь в лицо ему, боец! <1873> 20. ПРОГРЕСС Дважды ваш слуга покорный Подвергался заключенью, Ибо был подозреваем В том, что служит убежденью. В первый раз сидел полгода, Во второй - два года с лишним. Сколько ж времени на третий Суждено ему всевышним? Что ж, судя по прежним срокам И логично рассуждая, Мы едва ли ошибемся, Лет пяточек полагая... Но не думай, о читатель, Что такое размышленье Грусть в душе моей рождает Или даже хоть смущенье! О, напротив, я в восторге, Вне себя от восхищенья, Видя мощный дух прогресса Даже в сроках заключенья! <1874> 21. КРЕСТЬЯНСКАЯ ПЕСНЯ На голос: 'Здравствуй, милая, хорошая моя!' Эй, ребята, собирайтесь поскорей, Грянем песню мы крестьянскую дружней! Полно нам под дудку барскую плясать, Не пора ли на своей дуде сыграть?.. Не прогневайся, помещик-баринок, Полицейский не прогневайся крючок! Не прогневайся и ты, пузан-кулак, Коль не по носу придется наш табак! Сколько времени на нашу на беду Уж помещик да кулак дудят в дуду. А начальство знай - похлестывать кнутом, Чтоб резвей мужик выкидывал козлом!.. Семенит он, до истомы семенит, Из кармана грош последний знай летит! Господа да кулаки берут гроши: Очень-де мужицки деньги хороши!.. А помещик-вор и землю оттягал, Ах ты сукин сын, чтоб черт тебя подрал! Ну, а ты, надежа-царь, чего ж глядишь, За сирот своих родных не постоишь?.. Коль не властен, так какой в тебе и прок! А коль властен, да не хочешь, - ну, дай срок!.. Нет, шабаш теперь, честные господа, Есть теперича своя у нас дуда!.. Собирайтеся, ребята, поскорей - Грянем песню мы крестьянскую дружней! Та ли песня мать-землицу отберет И ко всем чертям помещиков пошлет! Та ли песня изведет все паспорта И постылое начальство навсегда! Та ли песня сдаст все фабрики в артель, А хозяин да кулак - пошли отсель!.. Припеваючи, по-братски заживет Под крестьянску песню весь честной народ!.. Расправляйте ж, братцы, грудь свою вольней, Грянем песню мы крестьянскую дружней! Между 1873 и 1875 22. ЗАПЕВ Уж вы гусельки заветные мои, Уж вы струнушки, вы шелковыя, Вы не выдайте, певучия, меня, Вы взыграйте, чистым серебром звеня! По Руси мы с вами, гусельки, пройдем, Вы разлейтеся залетным соловьем, Чтоб ни стар, ни млад, никто не минул нас, Чтоб всяк слушал, не наслушался бы вас. Солнце красное, ты светишь всем равно, Ты заглядываешь в каждое окно: Расскажи ж ты мне про узника в тюрьме, Расскажи про Русь рабочую в ярме, Чтоб и в песнях прозвучал тот страшный стон, Что несется на Руси со всех сторон, Чтоб ударили те песни по сердцам, Чтоб смиренство невтерпеж уж стало нам. Лес дремучий, нашей Руси благодать, Ты умеешь думу думать и шептать, - Поделись ты думой с песнею моей, Чтоб заставить думать всех честных людей, Думать думу, думу крепкую, Как прикончить пьявку цепкую - Кривду подлую, подпольную, - Утвердить как волю вольную. Ой, луга, луга с шелк_о_вою травой, Вы пестреете весеннею красой, - Вы ссудите-ка мне цветиков своих, В песне вольной пораскиньте-ка вы их, Чтоб почуял люд заморенный, Люд забитый, опозоренный, Как сияет воля вольная красой, И пошел бы за нее отважно в бой! Гой ты ветер, полунощный молодец, Ты гуляешь по Руси с конца в конец, - Нашу песню ты на крыльях подхвати, С ней родимую сторонку облети, Пусть повсюду песня смелая звучит, Пусть пред нею кривда подлая бежит, Пусть от сна проснется весь честной народ, В руки сильные судьбу свою возьмет. Между 1873 и 1878 23 На рассвете было, утром ранним - Вышло солнышко, вышло красное Из-за славных волжских Жигулевских гор, Поднималося во поднебесье, Светлым взором вкруг поглянуло. Видит: в небе тучки вольные, Вольны рыбки в Волге плещутся, И над цветиками над лазоревыми Нет ни барина, ни указчика... 10 И глядит на мир светло солнышко, На их волюшку улыбается! Как поглянуло солнце красное На народ честной, на весь род людской, Глядь - земля у них вся пограблена, Трудовой народ нищета грызет, А чиновное злое воронье Кабалит его, топчет под ноги, А поповство долгогривое Лживым словом одурманивает, 20 Друг на дружку знай науськивает... Позабыли люди правду братскую, Позабыли они волю вольную: Брат на брата кандалы кует, Точит саблю, саблю вострую!.. Затуманилось тут солнце красное, Темной тучкой позадернулось. Уж ты солнышко, солнце красное, Солнце ласково да приветное! Не годится тебе, солнце, туманитись, 30 Не пригоже в тучки прятаться! Не навек кривда правду опутала, Не всё властвовать насильникам: Входит в разум трудовой народ, Он одумается да осмелится, Станет дружно за правду-матушку, Заведет порядки настоящие, - Будет тебе на что порадоватись! Улыбнись нам, красно солнышко, Ты свети нам ярче прежнего, 40 Чтобы видел всяк кривду подлую, Чтобы знал народ - где задоринка, Чтобы познал он правду-матушку. Чтоб не вешал буйну голову, Чтоб не складывал рук мозолистых, А растил бы удаль смелую, Удаль смелую, молодецкую! И придет тогда светлый праздничек, Будет праздник - и не маленький - На той ли трудовой на улочке, - 50 Воцарится правда светлая, Правда братская, всем приветная! Между 1873 и 1878 24. ПРОЩАЙ Прощай, голубка дорогая: Мне больше не видать тебя! Не много радости, любя, Узнала ты со мной, родная! Прощай! Забудь меня скорее, Полней, молю тебя, живи. Будь счастлива в труде, в любви, Гляди вперед, гляди бодрее! А я... измученный тюрьмою, Больной ребенок в <трид>цать лет, Солгу я, если дам обет До гроба быть твоим душою, Но то, что я еще имею, Та капля истинной любви - Покамест есть она в крови, - Поверь, останется твоею. 1876 25. ГАРМОНИЯ Как всё мудро в этом свете, Как гармонии полно! (Жаль притом, что мысли эти Не усвоил я давно!) Для того, чей взгляд не шире Ленты орденской, - простор Предоставлен полный в мире, Чтоб расширить кругозор... Для того же, чьи стремленья Чересчур уж широки, - Небольшое помещенье И ... надежные замки!.. <1877> 26 Пусть я в тюрьме, пускай я связан, - Всё ж остается мне мой смех, И им я доконаю тех, Кому веревками обязан! <1877> 27. Н. А. ЧАРУШИНУ Едва ли мать когда бывает Так терпелива и нежна, Когда дитя - в жару, без сна - Ее капризами терзает, Как ты ко мне был нежен, милый, И к вечным стонам терпелив, Хоть сам подчас едва был жив, Измученный тюрьмой-могилой. Мой добрый друг! В былые годы Я часто слышал клевету, Что мы, преследуя 'мечту' Равенства, братства и свободы, Свою природу позабыли И разучились полно жить, По-человечески любить, Что чувства в нас давно застыли, Живет одна лишь голова... А как готовить миру счастье Без искры чувства и участья? - 'Слова, слова, слова, слова!' И я тотчас терял терпенье, Платил упреком за упрек, И целый пламенный поток Лился из уст моих в волненьи! Всё ту же клевету придется Мне часто слышать и теперь, Но сердце в этот раз, поверь, Не гневом - торжеством забьется, Я им ни слова не скажу, Не стану попрекать ошибкой, - Я молча встречу их улыбкой И на тебя им укажу. <1877> 28 Не то обидно мне, что отнята свобода, Покой, здоровье и семья, Что в мертвой тишине и мгле глухого свода Дня светлого не вижу я! Нет, если б дали мне свершить благое дело, - Что мне страдание мое? Я делу правому отдался бы всецело - Свободу б отдал, счастье - всё! Я знаю этот мир, в нем, в этом жалком мире, Так исковеркан жизни строй, Что всяк, кто вздумает взглянуть на жизнь пошире Тем самым жертвует собой. О, если б в мир внести хоть каплю правды чистой! За это я готов страдать, И, верьте, жалобы на мой удел тернистый Вам от меня б не услыхать! Но вот обидно что: я полон был желаний, Я многое свершить хотел, Но я был взят еще среди одних мечтаний И воплотить их не успел. И вот я здесь сижу, страдаю, трачу силы, Из-за чего? Из-за мечты! А там, на воле, за стеной могилы, Там бой идет, там нужен ты! <1877> 29 Я вынести могу разлуку Со всем, что драгоценно мне, Я вынести могу всю муку - Быть в вечно мертвой тишине, Всё - одиночество, лишенья, Грусть по родному очагу, В надеждах горькие сомненья - Всё это вынесть я могу. Но прозябать с живой душою, Колодой гнить, упавшей в ил, Имея ум, расти травою, - Нет, это свыше всяких сил! <1877> 30 Бесконечно, мертво, монотонно За минутой минута ползет, Словно певчий, ленивый и сонный, Что за гробом, зевая, идет, Словно всем их в глухое ненастье От начальства приказано встать И мое схороненное счастье Без конца, без конца отпевать... <1877> 31. ПИСЬМО И скучно, и грустно, и некому руку подать В минуту душевной невзгоды. Лермонтов О, сколько ж времени еще мне ждать письма? Всё, всё, чем жизнь красна, уж отняла тюрьма: Последней радости и той не пощадила! Последний луч - и тот ревниво заслонила! Так скряга алчною, дрожащею рукой Обрезать норовит случайный золотой. О, как хотелось бы измученной душою Теперь мне отдохнуть над строчкой дорогою! Но нет! я жду и жду, обычным чередом Томительно идет, проходит день за днем, А дорогого мне письма всё не приносит... А сердце так щемит и так отрады просит! <1877> 32. У ОКНА ...не знаю, Чи я живу, чи доживаю, Чи так по свiту волочусь, Бо вже не плачу й не смiюсь. Т. Шевченко На сером небе фас тюрьмы Рисуется громадой мрачной, Чуть видно звездочка средь тьмы Горит во мгле полупрозрачной, Фигуры движутся людей Без лиц, без ясных очертаний, Мигают лампы фонарей, Не освещая мрачных зданий... Тоска... В душе какой-то сон, - И в ней всё темень покрывает: Такой же серый общий фон, И так же светоч мой мигает... Проносятся обрывки дум И образы без очертаний, Заснуло сердце, спит и ум, - Нет ни стремлений, ни желаний... Устал я! <1877> 33 Кашель душит, грудь болит, Сердце бьется нестерпимо, И вертится всё вокруг По часам неудержимо... Спичка ль на пол упадет, Тень ли мимо пробегает - Всё, как камнем, в сердце бьет И мучительно пугает. Сколько ж лет еще так жить? Право, сил уж нету боле... Хоть ссылали бы скорей Или вешали уж, что ли! 34 О братство святое, святая свобода! В вину не поставьте мне жалоб моих: Я слаб, человек я, и в миг, как невзгода Сжимает в железных объятьях своих, Невольного стона не в силах сдержать я - Ужасны тоски и неволи объятья. Но быстро минутная слабость проходит, И снова светлеют и сердце, и ум, И снова спокойствие в душу нисходит, И рой благодатных и радостных дум В тюрьму мою вносит луч тихого света: Мне чудится звук мирового привета. Далеко, далеко умчатся сомненья, И станет мне ясен смысл жизни моей, Всю душу охватит волна умиленья, И в той веренице нерадостных дней, Какую провел я без жизни, без дела, Я вижу всю прелесть святого удела! Пусть жизни моей безотрадная повесть Богата желаньем, делами бедна! Не ими одними народная совесть Выводится к жизни из долгого сна: Нет, сердцу народа живое страданье Понятней и ближе, чем все толкованья! <1877> 35-36. ИЗ ДОРОЖНЫХ ВПЕЧАТЛЕНИЙ 1 В СТЕПИ Сам-друг в степи необозримой, Да впереди еще ямщик, - И только слышен звон, да топот, Да ямщика удалый крик... И ни шпионов, ни жандармов, Ни полицейских на пути!.. О, если б в этом отношеньи Повсюду ту же степь найти! 2 ЗНАКОМЫЙ ТИП Ходить в корню и на пристяжке, Как тройка смирных битюгов, Ходить во всяческой упряжке, Хоть до скончания веков, Возить, кого и как угодно, Возить, куда укажет кнут, Возить всегда, хоть неохотно, Нося с терпением хомут, Возить и под гору и в гору Да об овсе мечтать порой, - Вот тип, давно знакомый взору, Тип гражданина нам родной!.. <1877> 37. М. А. О, как я беден бесконечно, Беднее бедности самой! Я это чувствую, подумав О встрече будущей с тобой. Когда я вновь тебя увижу, Мой бесконечно милый друг, Когда до сердца вновь проникнет Знакомой речи милый звук, Когда вновь руку дорогую Почувствую в руке своей И вновь на мне ты остановишь Спокойный взгляд твоих очей, - Скажи, желанная, скажи мне, Как страсть тогда я передам, Чтоб поняла ты сердцем чутким Всё, что почувствую я сам? Что я могу? Налюбовавшись, Тебя в своих объятьях сжать И страстно, трепетно и нежно Всё целовать и целовать? Иль, милые обняв колени, Сказать на тысячу ладов, Что я люблю тебя безмерно И за тебя на смерть готов?.. Всё это так, всё это будет, Невольно будет вновь и вновь!.. Но, бог мой, как всё это бедно, Чтоб выразить мою любовь! <1877> 38 Когда подумаю, голубка, о тебе - Что переносишь ты и что переносила Из-за любви ко мне, - то я молюсь судьбе О том, чтоб ты меня скорее позабыла. Когда ж подумаю, чего лишился б я, Когда бы ты меня действительно забыла, - О, как мне хочется, желанная моя, Чтоб ты меня по-прежнему любила! <1877> 39. МАРУСЕ Мой милый, честный друг. Серьезно смотришь ты На божий мир, и жизнь в твоих глазах не шутка, И ни страдания, ни сладкие мечты В тебе не заглушат сурового рассудка. И пред громадностью тех жизненных задач, Что пред людьми стоят с рожденья до могилы, Пигмеем кажется тебе любой силач, Пустыми - собственные творческие силы. Напрасно, милая! В наш век титанов нет, Есть только сильные душой иль телом люди, А чем души твоей прекрасный, ровный свет Слабее силы той, что их волнует груди? Поверь, никто из них без долгого труда Не стал мыслителем, ни истинным поэтом, И только веруй ты в себя, - твоя звезда Зажжется, может быть, неугасимым светом. Зачем пренебрегать божественным огнем! Нет, пусть твой светлый ум свершит добра посевы, Иль волю сердцу дай, и пламенным стихом Польются из него могучие напевы! <1877> 40. МАТЬ Ну, я преступник, уж положим - Я смел любить и рассуждать, - Для извергов таких что ж ожидать мы можем? Но мать? За что страдает мать? За что же ей не знать покою Хотя бы на один, хоть на единый час И не смыкать ночной порою От слез распухших старых глаз? За что же ей в тоске бессменной, безысходной День ото дня томиться и хиреть, И силы надрывать работою бесплодной, И муки ожидания терпеть? И для чего нужны подобные искусы? Что палачам страданья наши принесли? Да будут прокляты властительные трусы, Да будут прокляты все сильные земли! <1877> 41. ПЕСНЯ ГРАЖДАНКИ Если б мой дорогой, что по злобе людской Угасает в мертвящей неволе, Мне сказал: 'Поскорей приходи и своей Обменяйся со мной вольной долей', - Я сказала б ему: 'Я пойду и в тюрьму, И в огонь, если хочешь, и в воду!.. Бесконечно любя, хоть сейчас за тебя Я отдам, не колеблясь, свободу'. И скажи милый мой: 'Мало воли одной: Палачам головы еще надо', - Я и жизнь им отдам, был бы счастлив он сам: Умереть за него мне отрада. Но скажи он: 'Иди, пред тираном пади Со слезами, с мольбой, в униженьи О пощаде моли и отрадой земли Назови все его преступленья, И от гордой мечты, что лелеяла ты, От священного к правде стремленья Перед ним отрекись и служить поклянись, Лишь бы мне даровал он прощенье', - Я сказала б в ответ: 'Никогда! Нет, о нет! Лучше холод и ужас могилы!.. И отныне ты знай: ждет тебя ад иль рай, Всё равно, ты мне больше не милый!' <1880> 42. ПЕСНИ СИБИРСКОГО ПОЭТА Л. П. Фоминой Невеселы сибирские напевы, В них нет и нежных, грациозных нот: Под звук цепей свершенные посевы Способны ль дать роскошный, нежный плод?.. Рожденные угрюмою природой, Взлелеянные мрачною тайгой, Они звучат холодной непогодой И жесткостью страны своей родной. Но в самой их суровости угрюмой, Сквозь жесткость их стиха заметишь ты Проникнутые мужественной думой - И мощь, и благородные мечты. Ни страха в них, ни лжи нет, ни сомненья, Одна лишь честность диктовала их, И молотом святого убежденья Настойчивость ковала жесткий стих. И этот стих помимо звуков нежных К сердцам родным надежный путь найдет - И в них - ленивых, черствых иль небрежных - Оковы безразличья разобьет. 16 сентября 1887 Томск 43 Не на земле ищи ты вдохновенья! Не в этой жизни, бедной, мелочной, Но более в часы уединенья Гляди на небо с мыслию святой. Ю. Жадовская Нет, на земле ищите вдохновенья: Чт_о_ небо нам? Что мир холодных звезд? Им чужды наши страстные стремленья, Им непонятен нашей жизни крест. В своем холодном, чуждом нам величьи Они текут размеренной тропой, Закованных в божественном приличьи, Их не сведет с нее порыв живой. А мы здесь нашей крестною стезею, Бродя впотьмах, мы падаем, встаем И вновь идем израненной стопою, И каждый шаг дается нам трудом. И хоть над нами вечно тяготеет Проклятие греха, ошибок, бед, - Но ведь средь них любовь и братство зреет И истина свершает ряд побед. Нет, на земле ищите вдохновенья: Пусть слабы мы, но мы зато живем, И жизни грешной к лучшему стремленья Не заменить безгрешным неба сном! 44. ГЕНЕРАЛ Меж коней, любимцем общим, средь всегдашних ласк, похвал, Жил да был козел в конюшне, по прозванью Генерал. Пребольшущий был козлище, с преогромной бородой, Толст, высок, глаза как плошки, и рога в аршин длиной. На беду Раз в саду, Стоя над водою, Вдруг был он Поражен Собственной красою. 'Генерал! - сказал он громко. - Ты бобыль! Не стыдно ль, брат? Из себя такой красавец - и до сих пор не женат! Надо нам увековечить генеральский славный род, Да в грядущих поколеньях имя громкое живет!' Вот пошел Наш козел К козочке-невесте, Стал просить: 'Станем жить Мы с тобою вместе!' И невеста согласилась, и, хоть нравом егоза, Речи трезвенные сразу повела к нему коза: 'Как пойдут у нас козлята, стану грудью их кормить, Ты ж, заботясь о потомстве, будешь сено нам носить'. 'Как?! - сказал Генерал. - Я, лицо такое, И начать Вдруг таскать На себе съестное?!' И ушел он, оскорбленный, и остался бобылем, Хоть стремленье к жизни брачной сильно чувствовалось в нем... А коза-невеста вскоре без труда себе нашла Нечиновного, простого, работящего козла. Мрачен стал Генерал. Вот минуло лето - Стал он плох И издох Под забором где-то. Между 1878 и 1889 45. ПОСВЯЩЕНИЕ Среди вседневного волненья, Среди житейской суеты Не раз, в минуты утомленья, Зовешь поэзии мечты. И если в миг такой случайно Листки к вам эти попадут, Тогда - невидимо и тайно - Я буду с вами, буду тут. Я буду жить в странице каждой, Я в каждом слове буду жить, Стараясь вас духовной жаждой, Любовью к людям заразить, И если к вам проникну в душу Чрез эти черные глаза И в ней спокойствие нарушу, И дрогнет в них подчас слеза, - Тогда - счастливый и довольный Тем, что вас поднял хоть на миг Над миром мелочных интриг И пошлости самодовольной, Над миром злобной суеты, - Благословлю в тиши укромной И этот труд свой, слишком скромный, И силу любящей мечты. Между 1878 и 1889 46. УЗНИК Была семья - семья разбита... Друзья? - Но где они теперь? Как в темной яме, мысль зарыта, И радость жизни подло скрыта: Кругом стена, решетка, дверь... Он заперт, словно дикий зверь! Пропитан каждый миг сознаньем Тупого торжества невежд И ядом порванных надежд, И даже сон усталых вежд Отравлен часовых бряцаньем. Он жил. Он бился. Он вложил В свою борьбу весь цвет, весь пыл Нетронутых надежд и сил, - Всё отдал родине своей Еще в начале юных дней. Что ж родина? - Она молчит. Ужель он матерью забыт? Он, за нее отдавший кровь, И радость жизни, и любовь?.. Ужели там, в стране родной, Нет никого - души одной, Чье сердце сжалось бы о нем И братским вспыхнуло огнем? <1894> 47. НОВОГОДНЯЯ ПЕСНЯ На рубеже прошедшего с грядущим, Товарищи, оглянемся назад! Там не один погиб за правду брат, Погиб, победу завещав живущим. Великое великой жатвы семя, Те мертвецы _живут_ среди бойцов... Долой же грусть! Долой сомнений бремя! И выпьемте за наших мертвецов! Бодрящею струей Вино пусть в кубки льется! Еще в нас сердце бьется! Как встарь, над головой Всё то же знамя вьется! Хоть многие упали уж в бою, А всё ж ряды бойцов не поредели! Они идут к своей заветной цели И высоко несут хоругвь свою, Встречая смерть, и муки, и измену Открытой грудью, с криками 'вперед!'. Товарищи! За тех, кто стал на смену! Я пью за тех, кто бьется и живет! Бодрящею струей Вино пусть в кубки льется, Пусть в нас душа смеется, И клич наш боевой Пусть громче раздается! Чу! Новый год уж в нашу дверь стучится... Последний тост: за весь рабочий люд! Я пью за тех, чей неустанный труд Дал всё, чем человечество гордится, Кто всё дает и вечно обделен, Кем живы братство, равенство, свобода, Но для кого они - лишь чудный сон!.. За счастие, за честь, за жизнь всего народа! А! вот и Новый год!.. Вверх кубки! Пусть вино, Как бодрый дух, играет!.. Грядущее темно, Но нас не испугает: На радость иль на муки - Дадим друг другу руки! Да здравствует Народ! <1897> 48. РАЗОЧАРОВАННОМУ Как! в двадцать с лишним лет - и все уж песни спеты, И звуков бодрости нет более в груди? Надежды и мечты все трауром одеты И ни одна звезда не светит впереди? Но что ж ты начинал, что делал, что изведал, Чтоб веру потерять и в правду, и в людей? Кому ты, что когда напрасно проповедал И чем ты жертвовал для родины своей? Смотри: давно я сед, я знал друзей измену И торжество врага, не раз кидался в бой, Готов был жизнь отдать и упирался в стену Иль равнодушия, иль тупости людской. Но я не изменил ни вере, ни надежде, А сердце старое всё бьет и бьет в набат, И впереди, вдали, как в праздничной одежде, Мечты заветные по-прежнему манят. Стряхни ж с души скорей безжизненности плесень! Смотри, как мир хорош, он весь перед тобой: Мелодии звучат в нем юных, бодрых песен, Везде кругом кипит за правду страстный бой! А на тебя глядит с надеждой и любовью Титан замученный, твой собственный народ! Что ж, кинешь ты его? Пусть истекает кровью? Он поднял голову... глядит кругом... он ждет!.. <1904> 49. ОТКЛИК {*} Грустно светит месяц бледный, И в его сиянье Я читаю, друг мой бедный, Все твои страданья. Рвется сердце страстно, нежно, Брат, тебе навстречу... На призыв души мятежной Я тебе отвечу. Потерпи, орел плененный, Уж темнеют тучи, - По России обновленной Вихрь пройдет могучий... Заживешь ты вольной птицей, Стены распадутся, Палачам твои сторицей Слезы отольются! <1904> {* Стихотворение это написано в ответ на следующее восьмистишие Германа Лопатина, появившееся в заграничной печати, когда он еще сидел в Шлиссельбурге: Сквозь тюремную решетку Светит месяц вольный, - Душу давит гнет свинцовый, Тяжело и больно. Сквозь тюремную решетку Вольный месяц светит, На призыв души мятежной Кто мне здесь ответит?} 50. ВОЙНА (Солдатская песня на голос: 'Было дело под Полтавой...') Братцы, гонят нас далеко От родимой стороны, В степи Дальнего Востока... Эх, вернемся ли с войны? Ждет нас стужа, лютый холод, Летний жар нас будет печь, Ждет безводье, ждет нас голод, Вражьи пули и картечь. Эх, на всё пошел бы смело, Всё б стерпел: не смерть страшна! Знать бы только, что - _за дело_, Знать, что правая война! Да обидно то, ребята, Что без нужды без лихой Гонят русского солдата, Как скотину на убой. Иль земли в России мало, Что в Китай за ней идем?.. Если барство всю забрало, Так японец ни при чем. Иль жить мирно надоело, Что мы сунулися вброд, Не спросившись, чтоб без дела Сиротить родной народ?! Или русскому народу Денег некуда девать, Так мы их кидаем в воду, Чтоб в японцев пострелять?! В дураках кругом мы, братцы!.. Распроклятая война!.. И видать, не глядя в святцы, Для кого она нужна: Распостылое начальство С жиру бесится, а мы Отвечай за их бахвальство, Подставляй под пули лбы! 1904 или 1905 51 Я знаю, стих мой часто плох, Он груб, не блещет позолотой, Нередко в нем сердечный вздох Звучит нестройной, хриплой нотой... Как быть! Не мудрено подчас Слагать красивые безделки, Но если слезы душат вас, Тогда, ей-ей, не до отделки. <1907> 52. ПЕРВОЕ МАЯ (Марш) Первое мая! Первое мая! Праздник труда и весны! Праздник, в который свобода святая Шлет нам отрадные сны! Будут те сны нам звездой путеводною В битве священной со злом! Жизнью счастливою, жизнью свободною Скоро мы все заживем! Первое мая! Первое мая! Солнца весеннего луч, В окнах фабричных дробясь и играя, Шлет нам надежду из туч. Время придет... Эти мрачные здания Общими станут тогда И обратятся из места страдания В братские храмы труда. Первое мая! Первое мая! Снова природа цветет, С светлой улыбкой плоды обещая, К дружной работе зовет. Нашей работой оплодотворенные, Зазеленеют поля, И перестанут страдать обделенные: Общею будет земля! Первое мая! Первое мая! Сломаны цепи зимы! Братья, природы завет соблюдая, Освободимся и мы! Прочь ты, терпение вьючной скотины, Глянем, как люди, кругом... Дружно! Расправим могучие спины, Полною грудью вздохнем! Первое мая! Первое мая! - Праздник весны и труда! Ради себя и родимого края Сбросим ярмо навсегда! Братья, нас много, их - горсть лишь ничтожная, И перед нами весь мир! Правда за нас! Наша сила - надежная!.. В бой, как на праздничный пир! <1907> 58. ИЗГНАННИКИ Оторванные от родной земли, Живем и умираем мы вдали. Уж не для нас простор ее полей, Обоза скрип и шелест камышей, Улыбка рек средь низких берегов, И тихий шум задумчивых лесов, И песни звук, щемящей, мягкой, нежной, Затерянной в степи седой, безбрежной... Но муки все страны своей родной, Ее тоску мы унесли с собой. Мы слышим всё: и заглушённый стон, И пение печальных похорон Над теми, кто погиб в борьбе святой, Героев смех и клич их боевой! Ее надежды, радость, горе - с нами: Мы связаны с ней нашими сердцами! На нас глядит ее печальный лик, И каждый стон ее, и каждый крик В душе сыновней мукой отдается, А сердце, словно сокол, бьется, бьется... О, родина! Конец еще не близок: Мучитель туп, силен, жесток и низок!.. Но всё ж твоя победа впереди. Борись! Борись без устали и - жди! Ограбленная подлыми ворами, Нет, ты не нищая, - богата ты сердцами, Они трепещут, полные любви: 'На подвиг нас скорей благослови!' И все дрожат, дрожат и ноют страстно... Сердца такие бьются не напрасно! <1907> Дополнение Оригинал здесь - http://www.poesis.ru/poeti-poezia/volhovsk/frm_vers.htm Там и здесь Там, на Западе далёком, Пролетарий бой ведёт, Крепнет он в бою жестоком, Крепнет, множится, растёт. Здесь, на пасмурном Востоке, Пролетарий крепко спит, Он не думает о сроке Избавленья и молчит. Но зато студент проснулся И протёр уже глаза, И на Запад оглянулся: Скоро ль божия гроза? Он работника разбудит, С ним сольёт свой интерес И с ним об руку добудет Хлеб, свободу и прогресс. 1872 ПРИМЕЧАНИЯ Настоящее издание ставит своей целью познакомить читателя с творчеством малоизвестных представителей демократической поэзии 1870-1880-х годов. В книгу не вошли произведения А. М. Жемчужникова, Л. Н. Трефолева и П. Ф. Якубовича, поскольку их стихотворному наследию посвящены отдельные сборники Большой серии, а также стихи тех поэтов, которые составили соответствующие разделы в коллективных сборниках 'Поэты 'Искры'' (тт. 1-2, Л., 1955) и 'И. З. Суриков и поэты-суриковцы' (М.-Л., 1966). В потоке демократической поэзии 70-80-х годов видное место принадлежало популярным в свое время произведениям, авторы которых либо неизвестны, либо не были демократами, хотя создавали подчас стихотворения, объективно созвучные революционным и просветительским идеалам. Весь этот обширный материал, в значительной своей части охваченный специальным сборником Большой серии - 'Вольная русская поэзия второй половины XIX века' (Л., 1959), остался за пределами настоящего издания, так как задача его - представить демократическую поэзию в разнообразии ее творческих индивидуальностей. Ввиду этого в данном сборнике отсутствуют произведения, авторство которых не подкреплено достаточно убедительными данными (например, 'Новая тюрьма' и 'Сон', соответственно приписывавшиеся П. Л. Лаврову {Поэтическое наследие Лаврова выявлено и опубликовано не полностью. В бумагах поэта хранились две юношеские тетради стихов (см.: Е. А. Штакеншнейдер, Дневник и записки, М.-Л., 1934, с. 541, прим. Ф. И. Витязева), из них пока известно только одно стихотворение, напечатанное самим автором в 1841 г. В автобиографии Лавров указывал, что некоторые его стихотворения были анонимно и с искажениями без его ведома напечатаны в разных заграничных сборниках (П. Л. Лавров, Философия и социология. Избр. произведения, т. 2, М., 1965, с. 618). Полным и точным списком этих Стихотворений мы не располагаем. О стихотворениях периода эмиграции Лавров сообщал: 'Из позднейших стихотворений два, без подписи, были напечатаны в газете 'Вперед'' (там же). В настоящее время Лавров считается автором четырех стихотворений из этой газеты, хотя одно ('Новая тюрьма') атрибутируется без веских оснований.} и В. Г. Тану-Богоразу). По этой же причине в книгу не вошли стихи видных народовольцев Б. Д. Оржиха и Д. А. Клеменца, так как вопрос о принадлежности большинства приписываемых им стихотворений остается спорным. Профиль настоящего издания определил и метод отбора текстов. С наибольшей полнотой в нем представлены, естественно, стихи самых неплодовитых поэтов (Г. А. Лопатин, Г. А. Мачтет), тогда как принцип избранности распространен в основном на поэтов с обширным стихотворным наследием (С. С. Синегуб, П. В. Шумахер, А. Н. Яхонтов, В. И. Немирович-Данченко и др.). Сборник состоит из двух частей. В первой помещены произведения поэтов, непосредственно участвовавших в революционном движении, как правило связанных с ним организационно и практически. Вторая объединяет поэтов, зарекомендовавших себя в качестве профессиональных литераторов демократического направления. Расположение материала примерно воспроизводит этапы историко-литературного развития 70-80-х годов, т. е. поэты старшего поколения предшествуют поэтам молодого поколения, завершающего эпоху, и т. д. Внутри разделов, посвященных отдельным поэтам, материал расположен в хронологической последовательности. При отсутствии данных для точной датировки под текстом произведения в угловых скобках указывается год, не позднее которого оно написано (в большинстве случаев это даты первых прижизненных публикаций). Все авторские даты, если они почерпнуты из указываемых в примечаниях сборников, газет, журналов, не имеют ссылок на источник. Оговариваются только ошибочные даты либо две несовпадающие авторские датировки. Тексты печатаются по последним прижизненным редакциям. Исключение сделано лишь для Н. А. Морозова, который, готовя в 1920 году первое бесцензурное собрание своих стихотворений, написанных в годы тюремного заключения, пересматривал и переделывал их. В результате такой правки, проведенной в совершенно иных исторических условиях, по-новому начинали звучать произведения, обязанные своим происхождением другой эпохе. Ввиду этого стихи Морозова в настоящем сборнике печатаются в их первоначальных редакциях с учетом той небольшой правки, которая была осуществлена автором в легальных изданиях 1906-1910 годов. Специальных текстологических решений требует также публикация стихотворений С. С. Синегуба. При жизни поэта произведения его в основном были напечатаны в коллективном сборнике 'Из-за решетки' (Женева, 1877) и в авторском сборнике 'Стихотворения. 1905 год' (Ростов-на-Дону, 1906). Целый ряд новонайденных произведений Синегуба был недавно обнародован в статьях В. Г. Базанова: 'Неизвестные стихотворения Сергея Синегуба', 'К истории тюремной поэзии революционных народников 70-х годов', 'Еще об одной тетради стихотворений Сергея Синегуба' ('Русская литература', 1963, No 4, с. 160-167, 1966, No 4, с. 164-174, 1967, No 1, с. 170-176). Источником публикации послужили беловые автографы двух тетрадей, сохранившихся в частном архиве (у внука поэта, С. В. Синегуба) и переданных публикатору. В одной тетради находятся двадцать семь стихотворений. За исключением шести, все они известны по сборнику 'Из-за решетки', но многие из них даны в других редакциях или с существенными разночтениями. Помета рукой Синегуба на первой странице тетради No 1: '1873-1879' свидетельствует, что тексты ее более позднего происхождения, {Отсюда можно заключить, что в тетрадь вошли стихотворения эпохи 'хождения в народ' и тяжелых лет пребывания в Доме предварительного заключения и в Петропавловской крепости. Это подтверждается и содержанием последних восемнадцати стихотворений, созданных после 1873 г. Грань между стихотворениями, написанными до ареста Синегуба, и стихотворениями, сложенными в тюрьме, легко устанавливается с помощью второй пометы. На обороте 10-й страницы тетради No 1 рукой Синегуба обозначен заголовок нового раздела: 'Тюремные стихотворения'. Заголовок этот перечеркнут, вероятно, потому, что в первый раздел попало стихотворение 'Терн', которое частично или целиком было написано в заточении (оно имеет типично тюремную концовку). Однако раздел 'Тюремные стихотворения' в тетради No 1 начинается стихотворением 'Думы мои, думы...', которым открывается в сборнике 'Стихотворения. 1905 год' цикл 'Тюремные стихи. (Из старых тетрадок)'. Стало быть, десять стихотворений, предшествующих в тетради No 1 тюремным стихотворениям, мы вправе относить к написанным на свободе, т. е. до конца 1873 г. Показательно также, что первый раздел стихотворений в этой тетради открывается известной 'Думой ткача', которая датируется началом 1873 г. } чем в сборнике 'Из-за решетки' (1877). Это подтверждается их анализом: Синегуб устранял длинноты в стихах, вносил в них стилистические исправления. Тетрадь No 2 содержит тексты, не публиковавшиеся при жизни автора и относящиеся, по всей вероятности, к двум последним годам тюремного заключения поэта (два стихотворения помечены здесь 1877 и 1878 гг.). Учитывая соотношение печатных и рукописных источников, произведения Синегуба в данном издании приводятся по тетради No 1, если она дает последнюю редакцию стихов, ранее напечатанных в сборнике 'Из-за решетки'. Произведения, не обнародованные при жизни поэта, воспроизводятся по журналу 'Русская литература', прочие стихотворения - по прижизненным публикациям. Исчерпывающие библиографические данные об авторских сборниках содержатся в биографических справках. Примечания имеют следующую структуру, после порядкового номера указывается первая публикация стихотворения, затем все последующие источники, содержащие какие-либо текстуальные изменения - вплоть до публикации, в которой текст установился окончательно. Последняя выделяется формулой 'Печ. по...'. Указанная формула не применяется, если после первой публикации текст произведения не менялся или если эта публикация была единственной. Далее приводятся сведения о наличии и местонахождении автографов, данные о творческой истории, поясняются малопонятные намеки и реалии, лица, упоминаемые в стихотворении, и т. п. В примечаниях оговариваются анонимные публикации, а также криптонимы и псевдонимы, если они не являлись обычной подписью поэта (например, псевдоним В. Г. Богораза - 'Тан'). Так как творчество многих поэтов представлено в этой книге с достаточно строгим отбором, факт включения стихотворений в авторские сборники отмечается в единственном случае - когда необходимо подтвердить атрибуцию текста. Разделы, посвященные Н. А. Морозову, В. Н. Фигнер, Омулевскому (И. В. Федорову), А. Л. Боровиковскому, А. А. Ольхину, Н. В. Симборскому, Д. Н. Садовникову, А. П. Барыковой (составление, биографические справки и примечания), подготовлены к печати А. М. Бихтером, раздел стихотворений С. С. Синегуба - В. Г. Базановым, остальные разделы - Б. Л. Бессоновым. Условные сокращения, принятые в примечаниях Буд. - 'Будильник'. BE - 'Вестник Европы'. ВО - 'Восточное обозрение'. ВРП - 'Вольная русская поэзия второй половины XIX века'. Вступ. статья С. А. Рейсера. Подготовка текста и примечания С. А. Рейсера и А. А. Шилова, 'Б-ка поэта', Б. с, Л., 1959. ГИМ - Отдел письменных источников Государственного исторического музея (Москва). Д - 'Дело'. Драгоманов - М. П. Драгоманов, Детоубийство, совершаемое русским правительством, Женева, 1877. ЖО - 'Живописное обозрение'. 'Звездные песни' I - Н. Морозов, Звездные песни, М., 1910. 'Звездные песни' II - Н. Морозов, Звездные песни. Первое полное издание всех стихотворений до 1919 г., кн. 1-2, М., 1920-1921. ИР - 'Из-за решетки. Сборник стихотворений русских заключенников по политическим причинам в период 1873-1877 гг., осужденных и ожидающих 'суда'', Женева, 1877. 'Из стен неволи' - Н. А. Морозов, Из стен неволи. Шлиссельбургские и другие стихотворения, Ростов-на-Дону - СПб., 1906. КС - А. В. Круглов, Стихотворения, М., 1903. ЛН - 'Литературное наследство'. МС -Н. Морозов, Стихотворения. 1875-1880, Женева, 1880. Наб. - 'Наблюдатель'. НСРПиС - 'Новый сборник революционных песен и стихотворений', Париж, 1898. ОД - 'Общее дело. Газета политическая и литературная', Женева, 1877-1890. ОЗ - 'Отечественные записки'. ПБ - 'Песни борьбы. Сборник революционных стихотворений и песен', Женева, 1892. ПД - Рукописный отдел Института русской литературы (Пушкинского дома) АН СССР. 'Песни жизни' - Омулевский, Песни жизни, СПб., 1883. ПЛ - 'Петербургский листок'. РБ - 'Русское богатство'. РЛ - 'Русская литература'. РМ - 'Русская мысль'. СиП - П. Шумахер, Стихи и песни, М., 1902. СП - Ф. Волховской, Случайные песни, М., 1907. СС -'Собрание стихотворений', СПб., 1879. Ст. - Стих, стихи. '1905 год' - С. Синегуб, Стихотворения. 1905 год, Ростов-на-Дону, 1906. Т, С - Тан, Стихотворения, СПб., 1910. ФПСС - Вера Фигнер, Полное собрание сочинений, т. 4 (стихотворения), М., 1932. ФС - Вера Фигнер, Стихотворения, СПб., 1906. 'Цветы и змеи' - Л. И. Пальмин, Цветы и змеи, СПб., 1883. ЦГАЛИ - Центральный государственный архив литературы и искусства (Москва). ЦГАОР - Центральный государственный архив Октябрьской революции (Москва). ЦГВИА - Центральный государственный Военно-исторический архив (Москва). ЦГИА - Центральный государственный исторический архив (Ленинград). ШСС - П. Шумахер, Стихотворения и сатиры. Вступ. статья, редакция и примечания Н. Ф. Бельчикова, 'Б-ка поэта', Б. с, 1-е изд., (Л.), 1937. ЯС - 'Стихотворения Александра Яхонтова', СПб., 1884. Ф. В. ВОЛХОВСКОЙ 13. ИР, с. 136. Печ. по СП, с. 15 (раздел 'В тюрьме'). Все стихотворения Волховского, вошедшие в сб. ИР, имеют подпись: А. Чорный. Увы, нам чуждо утешенье и т. д. Отклик на стихи А. С. Пушкина 'И на обломках самовластья Напишут наши имена' ('К Чаадаеву'). 14. ИР, с. 120. Адресат стихотворения не установлен. По-видимому, речь идет о чиновнике III Отделения, который помог установить связь между Волховским и Г. А. Лопатиным, находившимися в заключении по делу о 'Рублевом обществе' (1868), и тем самым избавил их от суда (о Лопатине см. биограф. справку, с. 218). Ты всю сладость веры Мне возвратил в успех добра, людей. В воспоминаниях Волховского об этом эпизоде говорится: 'Я... вспоминал о нем... с чувством искренней благодарности, - не столько за оказанную услугу, сколько за то, что своим бескорыстным поступком он поддержал во мне веру в человеческую природу' (Ф. Волховской, Друзья среди врагов... СПб., 1906, с. 10). Иов, язвами покрытый - библейский пророк, которому было ниспослано испытание веры проказой. 15. ИР, с. 125. В СП помещено в разделе 'В тюрьме'. Датируется предположительно по содержанию. В стихотворении говорится о годе, проведенном в тюрьме, - от весны до весны. Это не может относиться ко времени первого заключения Волховского (с февраля по август 1868 г.). Должно быть, речь идет о втором заключении, начало которого относится к апрелю 1869 г., третье тюремное заключение началось в августе 1874 г. 16. СП, с. 4 (раздел 'В тюрьме'). 17-18. ИР, с. 119, 138. 19. ИР, с. 140. В СП помещено в разделе 'В тюрьме'. Датируется по воспоминаниям В. Г. Короленко, который в 'Истории моего современника' пишет, что познакомился со стихотворением на втором году пребывания в Технологическом институте, т. е. в 1873 г.: '...Однажды я увидел около одного листка густую толпу, сквозь которую старался пробиться кто-то из академической администрации с двумя педелями. Я тоже пробился к стене и увидел стихотворение, озаглавленное, кажется, 'К бою'. Оно призывало к открытому, громкому протесту против деспотизма и кончалось следующим четверостишием: И если деспот мощною рукою Тебя за горло схватит наконец И ты не в силах будешь кликнуть к бою, То молча плюнь в лицо ему, боец'. (В. Г. Короленко, Собр. соч., т. 6, М., 1954, с. 136). 20. ИР, с. 115. В СП (раздел 'В тюрьме') авторская дата '1871' ошибочна (возможно, в нее вкралась опечатка), так как из текста стихотворения видно, что оно написано в начале третьего тюремного заключения Волховского, то есть не ранее, чем в августе 1874 г. По сообщению И. С. Книжника, это стихотворение пелось весною 1902 г. политическими заключенными киевской Лукьяновской тюрьмы (ВРП, с. 786). В первый раз сидел полгода - с начала феврали до 17 августа 1868 г. по делу 'Рублевого общества'. Во второй - два года с лишним - с 16 апреля 1869 по июль 1871 г. по нечаевскому делу. Лет пяточек полагая. Третье тюремное заключение Волховского - по 'процессу 193-х' - продолжалось с августа 1874 по июль 1878 г. 21. 'Работник', 1875, No 11-12, с. 8, без подписи, СП (др. ред.), под загл. 'Дуда' и с подзаг. 'Поется на голос: 'Здравствуй, милая, хорошая моя' или 'Вечерело, я стояла у ворот'', с. 79 (раздел 'На работе'). Печ. по 'Работнику', поскольку в тексте СП сокращены ст. 16-20 и др., непосредственно направленные против самодержавия. Написанное в Петропавловской крепости и переданное на волю, стихотворение вошло в песенный репертуар фабричных, рабочих (см.: Ф. Волховской, Русский ткач Петр А. Алексеев, (Лондон), 1900, с. 18). Акафист - песнопение во славу Христа и других святых. 22. СП, с. 75 (раздел 'На работе'). По свидетельству автора, 'Дуда', 'Запев' и 'На рассвете было, утром ранним...' - 'революционные песни на готовые уже, всем известные, народные голоса' - были написаны в Петропавловской крепости, т. е. между 1873 и ,1878 г. (Ф. Волховской, Русский ткач Петр А. Алексеев, <Лондон>, 1900, с. 18). 23. СП, с. 77 (раздел 'На работе'). Основание датировки то же, что и для No 20. 24. ИР, с. 129. Посвящено жене поэта Марии Иосифовне Антоновой (1848-1877), активной участнице революционного движения, М. И. Антонова уехала в 1876 г. за границу. 25-26. ИР, с. 116, 111. Печ. по СП, с. 8, 3 (раздел 'В тюрьме'). 27. ИР, с. 121, под загл. 'Н. Ч -и -у'. Печ. по СП, с. 22 (раздел 'В тюрьме'). Чарушин Николай Аполлонович (1851-1937) - революционер, член кружка 'чайковцев', пропагандировавший в Петербурге и в провинции. По воспоминаниям Чарушина, Волховской прочитал ему это стихотворение в Петропавловской крепости, незадолго до окончания 'процесса 193-х', т. е. в конце 1877 г. (Н. А. Чарушин, О далеком прошлом, М, 1926, с. 211). По-видимому, это ошибка памяти, так как в указанное время сб. ИР, где было помещено комментируемое стихотворение, уже печатался. Скорее всего стихотворение было создано между маем и декабрем 1875 г. - в период первого совместного пребывания Волховского и Чарушина в Петропавловской крепости. 28-31. ИР, с. 126, 131, 127, 128. Печ. по СП, с. 26, 31, 29, 30 (раздел 'В тюрьме'). 32. ИР, с. 132. Эпиграф - из стихотворения Т. Шевченко 'Л. О. Козачкозскому' ('Минають днi, минають ночi..') (1845). Печ. по СП, с. 32 (раздел 'В тюрьме'). 33. ИР, с. 133. Печ. по СП, с. 35 (раздел 'В тюрьме'). 34. ИР, с. 134, в составе шести строф. Печ. по СП, с. 36 (раздел 'В тюрьме'). Заключительные строфы в ИР: Быть может - как знать это? - кровь моя будет Той каплей, что, капнув горячим свинцом, Народную совесть от дремы пробудит, И в ужасе, встретясь с родным мертвецом, На этот раз совесть народа сознает, Чему совершаться она допускает?! О братство святое, святая свобода! За каждый жестокий, убийственный миг, Который я вынес для счастья народа, За каждый невольный страдальческий крик Я вам и судьбе моей шлю в умиленье Горячее, светлое благодаренье! 35-36. ИР, с. 117, под загл. 'Из дорожных воспоминаний'. Печ. по СП, с. 44 (раздел 'В ссылке'). 37. ИР, с. 123. М. А. - М. И. Антонова (см. прим. 24). 38. ИР, с. 125. Обращено к М. И. Антоновой (см. прим. 24). 39. СП, с. 19 (раздел 'В тюрьме'). Маруся - М. И. Антонова (см. прим. 24). Написано не позднее смерти М. И. Антоновой (1877). 40. ИР, с. 130. Печ. по СП, с. 27 (раздел 'В тюрьме'). Во время тюремных свиданий с матерью Волховской передавал ей свои стихотворения (см.: Ф. Волховской, Русский ткач Петр А. Алексеев, <Лондон>, 1900, с. 18, Ф. В. Волховской, Друзья среди врагов.. s СПб., 1905, с. 19,21). 41. 'Народная воля', 1880, No 3, с. 52, с подзаг. 'Посвящается женам, не просившим помилования своим мужьям', без подписи. Печ. по СП, с. 14 (раздел 'В тюрьме'). 42. 'Сибирская газета', 1888, 14 января, с посвящением 'Л. П. Ф.', подпись: Ф. В - ский. Печ. по СП, с. 45 (раздел 'В ссылке'). Адресат стихотворения не установлен. 24 Поэты-демократы 1870-1380 гг. 721 43. 'Сибирская газета', 1888, 12 мая, подпись: Ф. В. Вошло в СП (раздел 'В ссылке'). Эпиграф - из стихотворения Ю. В. Жадовской 'Не на земле ищи ты вдохновенья!..'. Оно в 1880 г. было положено на музыку В. Т. Соколовым. Слова этого романса, видимо, и цитирует Волховской в эпиграфе. 44. СП, с. 53 (цикл 'В детской', раздел 'В ссылке'). Волховской находился в ссылке с 1878 по 1889 г. 45. СП, с. 48 (раздел 'В ссылке'). Основание датировки то же, что и для No 44. 46. 'Летучие листки, издаваемые Фондом вольной русской прессы', 1894, No 12, с. 3. Печ. по СП, с. 23 (раздел 'В тюрьме'). 47. 'Летучие листки, издаваемые Фондом вольной русской прессы', 1897, No 37, с. 1, под загл. '1897'. Печ. по СП, с. 69 (раздел 'В изгнании'). 48. 'Под гнетом самодержавия. Сборник русских революционных стихотворений', Давос, 1904, с. 9. Печ. по СП, с. 67 (раздел 'В изгнании'). 49. СП, с. 66 (раздел 'В изгнании'). Датируется по авторскому примечанию. Цитируемое в нем стихотворение Г. А. Лопатина (см. биограф, справку, с. 218) 'Стансы' написано в 1887 г., в июле. Лопатин находился в Шлиссельбургской крепости до 1904 г. Время и место первой публикации 'Стансов' в заграничной печати не установлено. Написано не позднее 1904 г., когда Лопатин был освобожден из Шлиссельбургской тюрьмы. 50. СП, с. 81. Отклик на русско-японскую войну 1904-1905 гг. 51. СП, с. 24 (раздел 'В тюрьме'). 52. СП, с. 83 (раздел 'На работе'), 53. СП, с. 59 (раздел 'В изгнании').