Стихотворения, Великопольский Иван Ермолаевич, Год: 1827

 
 I КУРНАЯ ИЗБА (во время зимней военной стоянки) Один, в уме с тяжелой думой, В душе с обманутой мечтой, Во мраке темноты угрюмой Избы холодной и курной, Без наслаждений, без надежды К премене будущего дня, - Сижу, задумчиво склоня К земле поникнувшие вежды. Ничто не борется с тоской, Ничто душе не улыбнется, Лишь птица, снег браздя крылом, Порою вскрикнет под окном, Лишь искра светлая сорвется Со дров, трещащих над огнем, И в дымном облаке провьется Под закоптелым потолком. Не скрипнет дверь, впуская друга, Не улыбнется мне подруга, Сквозь мрак подкравшися тайком... Отрада сердцу изменила, Как будто смерть своим жезлом В могилу все преобразила... Сижу с стесненною душой И, молча, вслушиваюсь в бой Часов, лежащих предо мной, И на глазах моих блистает Невольно ряд тяжелых слез... Какую мысль в уме рождает Цепь эта звуков, сих колес Однообразное движенье? Напрасно слух спешит им в след Нет настоящего мгновенья: Едва ударит, - и уж нет, И новый звук, и снова стихнет, И вслед другой уже идет. И жизнь не так же ли? Вдруг вспыхнет И чрез мгновение замрет! К чему ж безумное стремленье За всей толпой мирских сует? Всегда благое Провиденье Нас к благу создало на свет И цель одна в нем - наслажденье! Мы умираем каждый час, Минута каждая для нас Есть к гробу тихое сближенье... Чего же медлить? Час пробьет, - Никто былого не вернет! Спешите ж склонностей любимых Желаньям чистым угодить И дни младые угостить Как уж гостей невозвратимых! Но я?.. Злой рок уже сгубил Мою развенчанную младость И жизни ветреную радость Слезой тяжелой заточил! В печали сердца, без привета, Младые дни рассорены! Еще не зрев моей весны, Уж я стою в средине лета! Не дремлет время, миг летит, За часом час во след спешит И год за годом так промчится. - Былое в память возвратится, Но наслажденье не придет! С летами тихо отпадет За листом лист от жизни цвета, - И я угасну без рассвета! 1 марта 1824 г. Дер. Сидорово, близ Пскова {1} 1 Напечатано в сборнике произведений Великопольского 'Раскрытый портфель' (СПб., 1859. С. 221-223). II ПОСЛАНИЕ ВОЛЬТЕРА К БЕРНАРДУ В честь Музам и Эроту Вольтеру велено Бернарда известить, Что, юным грациям в угоду, Науку милую любить Искусство нравиться ждет ужинать в субботу. Псков, 25 марта 1824 г. III В АЛЬБОМ НАСТ. МИХ. БИБИКОВОЙ Я не пророк, не чародей: Волхвов не ведая ученья, Я не могу судьбы людей Читать в безмолвии путей Светил полунощных теченья. Но я Вас знаю - я поэт: Чего же больше? Вдохновенный, Моей души пролью я свет Во мрак судьбины отдаленной. Завеса тайны, прочь с очей! Но что я вижу? Средь лучей, Цветами радуги блестящих, Средь юных гениев, парящих В кипящих светом облаках, Я слышу жалобы, вздыханья, Я вижу темные страданья, С слезой тяжелой на очах, И мрачной скорби покрывало На их накинуто главы. Кто ж всех несчастий сих начало? Хотите ль знать? - То сами Вы. Вы ужаснулись? Но судите, От Вас сокрыть могу ли зло? Пред Вами зеркало: взгляните, - И то же скажет Вам стекло. С такою милой красотою, С такой прелестною душою Нельзя не быть виною бед: Так боги мир установили, Так тернием они покрыли Веселия земного след. Но успокойтесь! Без сомненья Не вечно будет время слез: К Вам гений спустится с небес, - И улыбнется утешенье, И счастье в радостных лучах Опять появится в очах, Освобожденное от плена. Кто ж вестник счастия сего? Вглядитесь пристально в него, - И Вы узнаете Гимена. Псков, 6 апреля 1824 г. IV В АЛЬБОМ Пусть скептики добра, в бреду своем речистом, Любовь к изящному софизмом назовут И мрак души своей на свет природы льют: Я знаю Софию - и буду век софистом! V ОТРЫВОК ИЗ ПИСЬМА К ИВ. ИВ. ПУЩИНУ Давно неверная забыла Гвардейца милого любовь! Волнуясь новой страстью, кровь Мечты дней прежних изменила... Средь молчаливых спальни стен, Рукой супруга торопливой, Уже совлек с нее Гимен Покров невинности стыдливой. Она краснеет и молчит, Но бледность роз и томны очи, - Все тихо взору говорит О наслажденье тайном ночи. . . . . . . . . . . . . . . . Но ты ль, в столице красоты, Припомнишь прежние забавы? Оставя поле суеты, Трудясь для блага и для славы, Быть может с важностью судьи, Наперсник, жрец и друг Фемиды {1}, Давно ты вымолвил 'прости' Любимцу резвому Киприды? Или, отбросивши усы, Но так же пламенный душою, Ведешь волшебные часы, Но уж с волшебницей другою, И в нежной радости сердец Вам настоящее лишь мило, - А я твержу тут, как глупец, О том, что год назад уж было! Динабург, 28 июля 1824 г. 1 Как раз в это время И. И. Пущин, по собственным словам, 'сбросил конно-артиллерийский мундир и преобразился в судьи Уголовного Департамента Московского Надворного Суда' (Майков Л. Н. Пушкин. СПб., 1899. С. 76). VI РОМАНС Певец любви! Крепясь от слез, Ты ль молишь дружбы состраданья! Кто мрак и скорбь к тебе занес, Кто сердца обманул желанья? Давно ль еще в кругу друзей Ты беззаботную пел радость? Кто потушил огонь очей И жизни пламенную младость? Несчастный друг! В борьбе души Я тайне внял сердечной боли, Ты пел любовь, не знав любви, В свободе чувств искал неволи. Поклонник муз и красоты, Беспечно радости ты верил, Но опыт снял покров мечты И сердце в счастье разуверил. Узнав любовь, познал ты в ней Один обман очарований, Ничтожность клятв и ложь очей И яд пленительных лобзаний. И дружбою ль минувших дней Ты возвратишь часы крылаты? Увы, певец! Сердца друзей Не заменят любви утраты! 16 сентября 1824 года, дорогою из Динабурга в Великие Луки VII К ДРУЗЬЯМ {1} Мои друзья! Я вам наскучил Моим нахмуренным челом! Всегда в вражде с моим умом, Невольно вас я всех измучил Меня измучившей тоской. Как пешки, слабые собой, В боренье шахматном забыты Небрежной игрока рукой Стоят без пользы и защиты, - Так я забыт моей судьбой, Ваш собеседник неучтивый, Сижу угрюмый, молчаливый, Между друзьями, как один. Напрасно, слабый властелин Души в болезни прихотливой, Я понуждаю ум ленивой К игре затейливых бесед: Как своенравный домосед, В страданье сердца неуместном Он заключен в пределе тесном Моей склоненной головы. Мне так же все любезны вы, Но ваши шум и разговоры Моей души не веселят: С печалью думы, как дозоры, Повсюду мысль мою следят И отравляют жизнь младую. Но я ль один, друзья, тоскую? Постигнул равный жребий нас: Всегда внимательный, - и вас, Товарищей изгнанья милых, Не часто ль вижу я унылых? И вы, друзья мои, порой С враждебной ссоритесь судьбой! Не укротим душевный ропот, Не заглушим сердечный стон: Как утром ясным листьев шепот В вас и в веселье слышен он. Но, больше разуму послушны, Вы больше можете, чем я, К беде казаться равнодушны. О, не чуждайтесь же меня! Младенец в скорби малодушный, - Терпенья нити не нашел В Дедале темном я страданья, Но тем не больше ль приобрел Я прав на дружества вниманье? * * * Не все мы в горе станем жить, Промчится время, может быть, Туманны тучи разойдутся, В душах угаснувших проснутся Опять бывалые мечты, В шумящем вихре наслаждений,- Как сердцу страшные черты Сна беспокойного видений, - Для нас прошедшее мелькнет, Тогда и друг ваш отдохнет, Тогда, весельем вдохновенный, В беседе муз уединенной И он о счастье запоет! 12 октября 1824 г. Деревня Подберезье под Псковом 1 По Семеновскому полку. - Б. М. VIII КНЯЗЮ ФЕД. ИВ. ЦИЦИАНОВУ {1} (Подписано под стихами, им начатыми в честь Элизы) Ага! и князь с обновой! И в княжескую кровь Элизы взор суровой Вдохнул изменницу-любовь, И очарованная сила Очей пленительных и слов И князя нашего вместила В число вздыхателей-певцов! Так при стихий волненье бурном Восставший света великан, На своде вспыхнувши лазурном, С земли лучом своим пурпурным Сгоняет ссевшийся туман. 12 января 1825 г. Псков 1 Князь Цицианов, сослуживец Великопольского по полку, был знаком с Пушкиным, который подарил ему свой портрет (XIII, 269, см. ниже). Князь Цицианов в 1820 г. был произведен из камер-пажей в прапорщики лейб-гвардии Семеновского полка, но в том же году, вместе с Иваном Ермолаевичем, был переведен в Псковский пехотный полк поручиком (Дирин П. П. История лейб-гвардии Семеновского полка. Т. 1. С. 177, приложение). IX МУЗЫ {1} Соскучив шумом суеты, В мои часы уединенья Зову обман я вдохновенья И заблуждение мечты. Не знаю, любят ли Камены Цевницу тихую мою, Но я - их искренно люблю И часто, думой увлеченный, Миролюбивый домосед, Мой призывая добрый Гений На пир отрадных песнопений, Живую радость их бесед Я чту всех выше наслаждений! И как могу их не любить? То было время - я не верил Их божеству, и, может быть, Никто б души не разуверил И не возжег бы в ней огня. Но, ах, забыть могу ли я Те годы, тяжкие гоненьем? Оне, единые оне Тогда, с их тайным утешеньем, Сходили добрые ко мне, Толпою легкою летали, Меня манили и пленяли И по мелькающим цветам И мысль, и сердце увлекали К недоступимым небесам! Тогда каратель Прометея И неподвижный, и живой, С крылом опущенным, с главой Полуподъятою, не смея Нарушить Тартара покой, При звуках сладостных Орфея, При взоре их, свирепый вран Моих не рвал живучих ран. С тех самых пор, благоговея, Усердным стал я их жрецом. - Так на святой помост чертога, Увидев чудо, в прах лицом Язычник пал пред олтарем Им вдруг уведанного Бога! 18 февраля 1826 г. Псков 1 В 'Раскрытом портфеле' (с. 224-225) названа 'Обман уединенья'. X К ГРУСТИ (ИЛИ 'МОЙ ДЕМОН') (Подражание 'Демону' Пушкина) {1} Зачем ты, грусть, в меня впилась И, с непонятною мне целью, Вкруг сердца, жадного к веселью, Змеей грызущей обвилась? В какой ты алчущей утробе Свой яд мучительный впила? Какая Фурия, во злобе, Тебя с главы своей сняла И в мир закинула несчастный Из недр пылающих огня? Кто указал тебе меня? Преодолеть тебя не властный, Вотще отрады я ищу! Я впечатлителен и молод, - Но в сердце бьет твой тяжкий молот - И я тоскую и грущу! Твоя рука отяготела Над грудью пламенной моей... И все ты, злобная, одела Завесой мрачною твоей! Рига, 23 мая 1826 г. 1 Напечатано в 'Раскрытом портфеле' (с. 226-227). XI Булгарин в зависти пустой И по внушению клевретов, Хотев соделаться грозой И прозаистов, и поэтов, На поле критики вступил, - Но стал меж критиков уродом, Увидел то, - и с новым годом Свою методу изменил: Сначала северный зоил, Без жара к Фебову потомству, Он по рассчету всех бранил, - Теперь всех хвалит по знакомству. И что ж? Прекрасно рассчитал, Впотьмах набрел на путь успеха: Его нам брань была для смеха, Но Бог избави от похвал! XII БАРОНУ АНТ. АНТ. ДЕЛЬВИГУ, ПРИ ПОЛУЧЕНИИ ОТ НЕГО 'СЕВЕРНЫХ ЦВЕТОВ' С НАДПИСЬЮ 'МИЛОМУ ПОЭТУ' Поэт-ленивец и делец! О мне ты вспомнил, наконец, В моем изгнании печальном: Я получил твои 'Цветы' И на листочке их начальном Прочел руки твоей черты. Ты дал названье мне поэта, Но дружбе верить ли твоей? Увы! Поэт в устах друзей - Еще поэт ли я - для света? Отец безмёдныя 'Пчелы' {1} Мне своего не дал привета В страницах длинной похвалы. Бог с ним, с судом его ничтожным! Сначала, северный зоил, Кривым путем идя к потомству, Он по расчету всех бранил, Теперь - всех хвалит по знакомству! Его суда я не боюсь: Еще не вышел я на сцену, Пора придет, - я появлюсь, Одеждой праздничной одену Мою ревнивую Камену - Тогда ни Сомов {2}, ни Фаддей О мне в умах уставят мненье, Но я подслушаю сужденье Таких, как ты, мой друг, людей: От них я жду себе награды, Я их в судьи мои беру, Восторжествую, иль с досады Стихи и прозу издеру! Псков, 26 апреля 1826 г. 1 Булгарин. 2 Орест Михайлович, критик, поэт, переводчик и журналист. В альбом С. М. Бибиковой Пусть скептики добра, в бреду своем речистом, Любовь к изящному софизмом назовут И мрак души своей на свет природы льют: Я знаю Софию - и буду век софистом. (Псков, 8 апреля 1824 года)