Стихотворения, Вазов Иван, Год: 1888

Время на прочтение: 20 минут(ы)

БАЯНЪ

СБОРНИКЪ ПРОИЗВЕДЕНІЙ
СОВРЕМЕННЫХЪ СЛАВЯНСКИХЪ ПОЭТОВЪ
и
НАРОДНОЙ ПОЭЗІИ.

Переводъ B. В. Уманова-Каплуновснаго.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Изданіе журнала ‘Пантеонъ Литературы’.
1888.

Предисловіе.

Теперь боле чмъ когда-нибудь чувствуется у насъ недостатокъ въ переводахъ изъ славянской поэзіи, между тмъ какъ муза славянскихъ народовъ растетъ, развивается и съ каждымъ годомъ даетъ намъ все лучшіе и боле совершенные образцы своего творчества. Этими соображеніями объясняется появленіе предлагаемыхъ переводовъ, изъ которыхъ часть была напечатана на страницахъ журнала: ‘Дло’ {1886, VII. 1887, VI. 1888, I.}. Здсь они помщаются, въ исправленномъ вид, съ пополненіемъ всхъ пропусковъ, затмъ, все остальное является въ печати впервые и въ русскомъ перевод до сихъ поръ не было извстно. На первый разъ, мною собраны переводы выдающихся произведеній современной хорватско-сербской и болгарской поэзіи. а также народныя псни боснійскія, словацкія и русинскія.
Стремясь передавать не букву, а духъ подлинника и, по возможности, размръ оригинала и пользуясь указаніями лицъ, близко стоящихъ къ жизни тхъ народовъ, съ литературнымъ достояніемъ которыхъ я намренъ ознакомить родственную имъ Россію, я полагаю, что мой трудъ не окажется безполезнымъ и поощритъ быть можетъ, и другихъ къ продолженію предпринятаго мною дла.

В. Умановъ-Каплуновскій.

С.-Петербургъ.
Апрль 1888 г.

Иванъ Вазовъ.

Иванъ Вазовъ родился въ 1851 году, въ Сопот, небольшомъ городк у южнаго склона Балканъ. Первоначальное образованіе поэтъ получилъ въ родномъ город, а потомъ въ Пловдив (по старому — въ Филиппопол). До 1876 года онъ пробылъ на мст родины въ качеств народнаго учителя, но вскор долженъ былъ бжать отъ преслдованія турокъ за участіе въ возстаніи, вспыхнувшемъ тогда во ракіи. Освободительная война застала его въ Румыніи, гд онъ находился какъ членъ бухарестскаго революціоннаго общества, формировавшаго партіи добровольцевъ въ Сербію и Болгарію, и здсь-то, 10-го мая 1877 года, поднесъ главнокомандующему свое стихотвореніе: ‘Николай Николаевичъ’. Посл усидчивой писательской дятельности на родин, будучи редакторомъ разныхъ газетъ и періодическихъ изданій, ему пришлось еще разъ покинуть отечество вслдствіе терроризма въ Болгаріи и жить въ Россіи эмигрантомъ. Заслуга Вазова, какъ болгарскаго поэта, состоитъ въ томъ, что онъ первый эвфонировалъ метрико-тоническое стихосложеніе и внесъ въ болгарскую поэзію элементъ чисто народный. До него, исключая произведеній Любена Каравелова и Ботева, вс стихотворенія были не что иное, какъ или плохіе переводы (какъ, напр., у Славейкова — отца), или жалкія компиляціи, словомъ — потуги творческаго безсилія.
Между его твореніями особенно замчательны: ‘Видулъ’, ‘Громада’, ‘Енопея на забравенит’ (эпопея объ умершихъ герояхъ — мученикахъ за свободу), ‘Боръ’, ‘Къ природ’, ‘Итальянскія псни’ и многія другія въ сборникахъ: ‘Прпорецъ’ (знамя), ‘Гусла’ (гусли), ‘Избавленіе’, ‘Сливница’, ‘Поля и гори’ (поля и лса) и др. Въ обихъ революціонныхъ псняхъ, привтствуя славянскаго Даря-Освободителя, поэтъ обращается съ такими стихами къ русскому народу:
‘Русия! Тасъ земля велика
По брой, по ширъ, по сила, тя
Съ небето имя си прилика
И само съ руската душа!’
Изъ прозаическихъ сочиненій Вазова отмтимъ: ‘Наши чичовци’ (наши дяди), ‘Немили недраги’ (немилы — не люби), ‘Единъ кътъ въ Стара Шанина’ (уголокъ въ Старой Шанин), новеллу: ‘Митрофанъ’, въ которой онъ осмиваетъ страсть болгаръ во всемъ подражать русскимъ, хотя это исторически вовсе неврно: болгары боле подражаютъ нмцамъ, а русскимъ только въ дурномъ,— что нами заимствовано отъ нмцевъ-же,— но ни какъ не въ хорошемъ. Отъ этого-то пропадаетъ вся соль упомянутаго разсказа.
Изъ иностранныхъ писателей наибольшее вліяніе оказалъ на Вазова въ особенности, въ періодъ юношества, — Викторъ Гюго, а изъ русскихъ — пушкинъ и Гоголь. Отсюда его стихи, особенно лирическіе, отличаются граціозностью, а проза — тонкимъ юморомъ.
Въ заключеніе, считаю нелишнимъ, въ отвтъ на краткій отзывъ А. Степовича (см. ‘Извстія спб. славянскаго благотворительнаго общества, No 4, апрль 1887 г.’), сказать нсколько словъ въ защиту поэта, по поводу его ‘Сливницы’.
Сборникъ этотъ заключаетъ въ себ собраніе стихотвореній, относящихся къ сербско-болгарской войн. Г. Рецензентъ, очевидно, поверхностно пробжавъ ‘нкоторыя хорошенькія произведенія молодой болгарской музы’, вынесъ чувство тоски и негодованія на ихъ автора. Онъ порицаетъ поэта за то, что тотъ вмсто того, чтобы предать забвенью братоубійственную рзню, подноситъ своему народу ‘кровавый поэтическій внокъ’ и вдобавокъ, какъ болгарскій поэтъ-патріотъ, еще ликуетъ, сопровождая свои ликованья насмшками надъ серіями. Впрочемъ, г. Степовичъ тутъ-же считаетъ долгомъ поправиться: ‘насмшки направлены поэтомъ не столько противъ самого сербскаго народа, сколько противъ его жестокихъ алчныхъ руководителей (Миланъ съ сотоварищами).’ На меня чтеніе ‘Сливницы’ произвело совсмъ другое впечатлніе: здсь въ каждой строчк проглядываетъ не ликованье поэта, а горечь о потерянныхъ братьяхъ и братоубійственной войн. Прочтите хоть эту строфу изъ стихотворенія подъ цифрою XII (No IV переводовъ):
‘Не, не щ се радвамъ кървожадно:
Скъпи намъ c тезъ побдни лаври!
Всяка радость въ мойто срце страдво
Прави ножътъ повечъ да се завре’.
Или этотъ стихъ изъ того-же стихотворенія:
‘Всякой лавръ е триумфъ на гроба’.
Гд тутъ ликованье? Здсь горечь, тоска, а не ликованье! А эта заключительная строфа изъ стихотворенія: ‘Къ орлу’.
‘О, братя срби, плача ази!
Умр великата надежда:
Кървъ, кървъ, сё кървъ! Отъ насъ до вази
Патека кървава отвежда’.
Прелестное стихотвореніе: ‘Въ окопахъ’, которое и г. Степовичъ приводитъ какъ образецъ изящества, также подтверждаетъ, что идея Вазова — не воспть славу болгарскаго оружія и унизить Сербію, а дать понять, какъ больно для истиннаго патріота видть распрю двухъ родственныхъ народовъ. Боле нравственнаго вывода, кажется, не зачмъ и требовать.

I.
ГРОМАДА.

Поэма 1) изъ щопской 2) жизни.

(Посвящ. В. И. Петковичу).

Полюбилъ красавецъ Камэнъ
Молодую Цэну
И стремился постоянно
Къ ней душой своею.
Онъ любилъ не потому, что
Та имла много
Ожерельевъ, платьевъ, шитыхъ
Шолкомъ, и монисто,
Что отецъ ея — знатнйшій
Въ город начальникъ,
Что назначилъ онъ въ наслдство
Денегъ ей безъ мры,—
Нтъ, любилъ ее за то онъ,
Что подобно небу
Очи дивныя имла,
Что имла сердце
И умомъ была смышлена.
Въ молодые годы
Человку все нетрудно,
Все онъ побждаетъ,
Если будетъ онъ работать
Честно, безкорыстно,
То богатымъ станетъ, знатнымъ,
Но любить онъ можетъ
Только разъ, и потому-то
Надо осторожно
Избирать себ невсту,
Чтобы жить съ ней дружно.

* * *

Цэна въ женихи избрала
Камэна младого
И сняла ему цвточекъ
Со своей головки 3)
Вотъ они на вечеринкахъ
Вмст ужь бываютъ
И по праздникамъ танцуютъ
Рядомъ въ хоровод,
А когда она съ восходомъ
Иль съ заходомъ солнца
За водой идетъ студеной,—
Дожидаетъ Камэнъ,
Чтобъ напиться изъ кувшина
Дорогой невсты,
И дрожитъ, прощаясь съ нею,
Отъ любви сгораетъ.
Даже издали по звону
Котликовъ 4), по смху
Или крику, по походк
Онъ ее узнаетъ.

* * *

Кто изъ смертныхъ въ этой жизни
Незнакомъ съ любовью!
Сердце чье въ груди не билось
Отъ мученій страсти!
Горе, радость, все приходитъ
Въ часъ любви желанный.
Въ это время даже шорохъ
Душу намъ смущаетъ,
Втерокъ едва замтный,
Тихій шелестъ листьевъ,
Наскомаго движенье —
Трепетать заставятъ.

* * *

Время шло для нихъ въ забавахъ
И въ любовныхъ вздохахъ.
Утромъ, вечеромъ бывали
Вмст, даже ночью
Видли во сн другъ друга.
Нтъ, они не знали
И не врили тому, что
Есть на свт горе
И что скоро рокъ ужасный
Рушитъ ихъ надежды.

* * *

Да, отецъ у Цэны, Цэко,
И богатъ и знатенъ,
Онъ до трехъ иметъ тысячъ
Штукъ скота, а также
Нтъ ни счета, ни предловъ
Всмъ его усадьбамъ,
Не довольствуясь богатствомъ,
Набираетъ съ бдныхъ
И изъ дани государству
Крадетъ половину,
Говорятъ, что съ Пашаджикомъ
Лютымъ свелъ знакомство
И, когда тотъ прізжаетъ
Въ домъ къ нему, мастикой 5)
Угощаетъ, всхъ нечестныхъ
Покровитель — Цэко.

* * *

У него семья большая
И невстокъ столько-жъ,
Сколько сыновей и внуковъ…
Всми уважаемъ
Онъ за знатный родъ и должность,
И когда проходитъ,
Вс встаютъ съ земнымъ поклономъ,
Что-же за глазами
Говорятъ о немъ,— не знаетъ
Этихъ толковъ Цэко.
Онъ ужасно недоволенъ,
Что влюбился Камэнъ
Въ Цэну, и молва объ этомъ
Раздражаетъ Цэко.

* * *

‘Этотъ песъ мн сердце гложетъ,
Ядомъ обливаетъ.
Право, совстно подумать,
Что онъ любитъ Цэну!
Нтъ, не будетъ онъ мн зятемъ,—
Онъ не мужъ для Цэны!’
Про себя такъ думалъ Цэко,
Громко-же воскликнулъ:
‘Знаешь, глупая двчонка
Что про насъ толкуютъ?..
Нтъ, пора покончить съ этимъ.—
Камэна подальше,
И не смй ни у колодца,
Ни на вечеринкахъ
Говорить съ нимъ! Онъ не пара
Намъ, покуда бденъ,
И пока отецъ твой, Цэко,
Живъ еще,— не будешь
Ты его женою!’
Посл
Этихъ словъ напала
Грусть-тоска на Цэну, радость
Быстро улетла:
Ей нельзя ходить ужъ больше
За водой къ колодцу,
Съ милымъ стать не сметъ рядомъ,
Говорить не сметъ…
Страшно ей отцовской мести:
Онъ сказалъ не даромъ,
Что обоимъ будетъ плохо,
Онъ на то способенъ.

* * *

Между тмъ тоскуетъ Камэнъ,
Сердце замираетъ
У него, смотря на Цэну,
Что она не хочетъ
Говорить съ нимъ и. при встрч,
Избгаетъ взглядовъ.
Если-же на вечеринкахъ *
Разспросить захочетъ,—
Цэна, бросивъ взглядъ печальный,
Молча отвернется.

* * *

Стала жизнь ему несносна,
Даже плачетъ Камэнъ,
Что надъ нимъ смются, дразнятъ,
Попрекаютъ Цэной…
И, въ конц концовъ, старуха
Мать ему сказала:
‘Не тужи, сынокъ родимый,—
Все пройдетъ безслдно.
Цэна — дочка чорбаджіи 6)
И теб не пара…
Полюби-ка лучше нашу.’
— ‘Перестань, родная.
Не томи меня напрасно,—
Не забыть мн Цэны!’
Съ грустнымъ взоромъ ходитъ Камэнъ,
Бродитъ онъ безъ цли,
Силы-жъ,— молодость, здоровье —
Даромъ пропадаютъ.
То гордыня овладетъ,
То придетъ, напротивъ,
Несдержимое желанье
Выдать тайну сердца.
Но кому? Друзьямъ — какъ будто
Стыдно, краевыхъ двокъ
Онъ давно ужъ избгаетъ…

* * *

Вечеромъ однажды
Онъ случайно встртилъ Цэну
И сказалъ въ смущеньи:
‘Отчего ты такъ сердита
И меня забыла?
Отчего меня не любишь?—
Оттого-ль, что бденъ?
Но вдь я на все согласенъ…
Я добуду денегъ…
Или ты мн измнила?!.’
— ‘О, мой милый Камэнъ!
На тебя я не сердита
И врна, какъ прежде,
Денегъ также мн не надо,
Но отецъ мой грозный
Запретилъ съ тобой встрчаться…
Господи, отъ страху
Холодъ въ жилахъ пробгаетъ.’
— ‘Неужели правда?!
Ты меня все также любишь?
Такъ бжимъ отсюда!’
Вскрикнулъ Камэнъ, отъ восторга
Самъ себя не помня.
‘Да, бжимъ!’ сказала Цэна,
Жениха цлуя.
‘Убжимъ далеко въ горы!’
Повторилъ ей Камэнъ:
‘Ты легка, какъ Божья пташка,
Я жъ силенъ и молодъ
И тебя весь путь свободно
Пронести могу я’.
Сговорившись и поклявшись,
Оба удалились
Съ тмъ, чтобъ завтра къ ночи снова
Быть на этомъ мст.

* * *

Но куда направить бгство?
Гд найти спасенье?
Чмъ питаться? Что за горе!
Молодыхъ влюбленныхъ
Эти думы не тревожатъ:
Имъ и то отрадно,
Что другъ друга будутъ видть
И уйдутъ отъ Цэка.

* * *

Вотъ они уже и дома,
Принялись за ужинъ,
И хотя въ большомъ смущеньи,
Но въ восторг оба.
Цэна такъ дрожитъ, боится,
Чтобъ себя не выдать,
Что все время смотритъ въ землю
И не хочетъ хлба.
Посл ужина молитву
Совершивъ, съ поклономъ
Цэна спать пошла. Напрасно!..
Сны ея бжали:
То ей грезился самъ Цэко,
То бгущій Камэнъ.
Съ наступленьемъ утра Цэна
Стала въ путь сбираться.
Съ трепетнымъ біеньемъ сердца
Ожидая ночи,
Смотритъ на поля родныя,
Гд играла прежде,
На источникъ и на горы…
Кажется ей, будто
Все въ послдній разъ ужь видитъ,
Но еще печальнй
Разставаться ей съ родными
И съ отцовскимъ домомъ,
Покидать подругъ, знакомыхъ…

* * *

Въ то-же время Камэнъ
Объявилъ своей старух
О ршеньи. Грозно
Лобъ нахмуривши, со стономъ
Такъ она сказала:
‘Неужели ты намренъ
Это сдлать, сынъ мой!
Разв ты не знаешь Цэка!
Неужели бросить
Ты ршишься мать-старуху!
Кто жъ меня по смерти
Пожалетъ?’ Онъ ни слова
Не сказалъ на это,
Просьбы матери пронзаютъ
Сердце, точно пули,
Слезы чуть изъ глазъ не льются,
Совсть мучить будто.
За великій грхъ… Вдругъ Камэнъ
Вспоминаетъ Цэну…
‘Да, подъ вербами, наврно,
Ждетъ меня! Пожалуй,
Думаетъ, что измнилъ я…
Можетъ быть, смется
Надо мной, что не могу я
Мать оставить…’ Быстро
Чрезъ плечо ружье закинувъ,
Взявъ кинжалъ отцовскій,
Онъ вскричалъ:— ‘Прощай, родная,
Дай свою мн руку!
Ждать нельзя мн дольше… Къ Цэн
Я спшу..’ — и къ мсту,
Гд назначилъ онъ свиданье,
Путь направилъ… ‘Время!’
Съ этимъ словомъ оба молча
Тронулись къ ближайшей
Цпи горъ.
Межъ тмъ, какъ это
Совершилось, праздникъ
Былъ у Цэка, въ этотъ вечеръ
Угощалъ гостей онъ:
Грознаго агу 7)-Халида
Вмст съ Пашаджикомъ.

* * *

Первый, родомъ арнуатинъ 8),
Старый другъ былъ Цэка.
Въ жизни людямъ онъ надлалъ
Всякихъ бдъ не мало
И, пока былъ каръ-сэрдаринъ 9),
Отъ него страдали
Вс деревни. Каждый житель
Долженъ былъ оставить
Для него и куръ, и масла 10)
(Точно подать!). Свита
У него была такая,
Что въ деревн цлой
Не могла никакъ вмститься.
А второй пріятель.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Пашаджикъ, былъ справедливо
Названъ ‘бичъ селеній’.
Десять лтъ онъ былъ бандитомъ
И теперь не лучше.
Все, что онъ возьметъ какъ подать
Иль захватитъ силой,
Отдаетъ паш 11) и посл
Длитъ съ нимъ добычу.
Сколько христіанъ невинныхъ
Отъ него погибло!
Онъ стрлялъ въ грудныхъ младенцевъ,
Рзалъ беззащитныхъ
Поселянъ своею саблей,
Истребилъ пожаромъ
До ста хижинъ и дв церкви,
Гд ни проходилъ онъ,
Всюду пепелъ оставался.
Эти два злодя
Часто Цэка посщали,
Потому что былъ онъ
Знатенъ и имлъ въ свтлиц
Молодую Цэну.

* * *

Въ этотъ вечеръ оба друга
Навстили Цэка…
Вотъ обдъ уже оконченъ,
Убираютъ блюда.
Гости сидя ожидаютъ,
Чтобъ явилась Цэна,
Чтобъ дивинъ-чепризъ 12) стояла
И въ рукахъ держала
Воду въ чашк и салфетку 13),
Сыновья-же Цэка
Чубуки приготовляютъ.
Но напрасно гости
Дожидаютъ Цэну, къ двери
Обращая взоры…
Вдругъ вбгаютъ съ шумомъ слуги
И кричатъ съ испугомъ:
‘Цэны нтъ!.. она бжала!..’
Тутъ нашъ старый Цэко
Сразу понялъ, догадался,
Кто ее похитилъ,
И въ безсильной злоб вскрикнулъ.
Слуги встрепенулись,
Побжали съ крикомъ, съ шумомъ
И изъ всхъ конюшенъ
Лошадей повыводили,—
Самыхъ крпкихъ, быстрыхъ.
Гнвно въ кольца завивая
Длинный усъ, съ угрозой
Процдилъ сквозь зубы Цэко:
‘Другъ Халидъ, рабыней
Завтра дамъ теб я Цэну,
Пашаджикъ, теб-же
Камэна дарю…’ и быстро
Взявъ ружье, а прочимъ
Давъ по палк, въ путь понесся.
Все село отъ стука
Пробудилось, и собаки
Лаемъ залилися.

* * *

Вотъ и утро. Камэнъ съ Цэной,
Подойдя къ Балканамъ,
Отдохнуть расположились
И заснули крпко,
Убаюканные шумомъ
Втерка въ деревьяхъ
Да любовнымъ рокотаньемъ
Псни соловьиной.
Ночь прошла. Проснулась Цэна,
Быстро оглядла
Мстность и съ улыбкой нжной
Жениха спросила:
‘Камэнъ, милый мой, куда-же
Намъ идти?’ На это
Тотъ сказалъ: ‘Я самъ не знаю….
Глазъ намъ путь покажетъ.
Побжимъ чрезъ эти горы
И долины въ землю,
Гд заходитъ солнце, тамъ-то
Не найдетъ насъ Цэко,
Тамъ никто насъ не обидитъ…
Только тамъ, голубка,
Тамъ могу съ тобой спокойно
Выпить чашу счастья’.
— ‘Чу!.. я слышу крики… говоръ…
Конскій топотъ… ржанье…’
Поблднвъ, шептала Цэна.
— ‘Намъ бда — погоня!’
Крикнулъ Камэнъ. Взявъ пожитки,
За руку взявъ Цэну,
Мигомъ дальше онъ пустился.
Точно дикимъ сернамъ,
Имъ пришлось скакать чрезъ ямы,
Камни, рвы. Желанье
Убжать еще скоре
Ихъ торопитъ. Сзади
Слышенъ грозный шумъ и крики…
Цэна же дышетъ
И отъ страху то заплачетъ,
То назадъ посмотритъ.
Камэнъ самъ едва не плачетъ…
Напрягая силы,
Онъ беретъ одной рукою
Узелъ съ одностволкой,
А другой хватаетъ Цэну
И бжитъ все дальше,
Дальше съ ношей драгоцнной.
Потъ ручьями льется
У бдняги… Все сильве
Конскій топотъ слышенъ…
Отъ него земля и стонетъ,
И дрожитъ… Вотъ Цэко
Впереди летитъ. Онъ сильно
Раздраженъ и громко
Кличетъ ихъ: ‘Эй, погодите!’

* * *

Камэнъ сталъ и, нжно
Посмотрвъ на Цэну, тихо
Ей сказалъ — ‘Голубка
Я убью его!’ — ‘Нтъ, Камэнъ,
Вспомни — онъ отецъ мой…’
Но раздался громкій выстрлъ.
‘Ахъ, бги, спасайся,
Убгай, мой милый Камэнъ!
Я-жъ на этомъ мст
Буду смерти дожидаться.’

* * *

— ‘Подожди, колдунья!
Гд твой Камэнъ окаянный?’
Съ сердцемъ крикнулъ Цэко,
Соскочивъ съ коня:— ‘Ну, Цэна,
У меня ни съ мста!
Я съ гостьми сюда пріхалъ
И тебя помолвлю.’
Тутъ, накинувшись на Цэну,
За косы бдняжку
Сталъ таскать, кнутомъ стегая,
Въ злоб ненасытной.
Гд онъ, гд твой возмутитель?
Гэй, въ погоню, слуги!
Ты же, дочь, ступай за мною,
Позжай обратно!
Тамъ обоихъ ждете’ васъ свадьба:
Камэна — веревка,
А тебя — неволя, рабство’.
И, вскочивъ на лошадь,
Гнвно онъ ее ударилъ
И похалъ, Цэну
Предъ собою погоняя
Длинною нагайкой’.
Черезъ день ее отправилъ
Цэко въ домъ Халида
И послалъ письмо съ извстьемъ,
Что въ гайдучьей 14) шайк,
Вроятно, скрылся Камэнъ.
Вотъ какъ лютый Цэко,
Жаждой мести ослпленный,
Осудилъ два сердца
На страданья и на нужду
До конца ихъ жизни!

* * *

Скоро все село узнало
Новость роковую:
Цэна сдлалась турчанкой,
Гайдукомъ сталъ Камэнъ.
Старики и молодые
Сжалились надъ ними,
Красныхъ двокъ-поселянокъ
Какъ огнемъ спалило.
Плачутъ вс о бдной Цэн,
О ея судьбин,
Цэка жъ проклинаютъ. Тужитъ
Камэна дружина,
Тужитъ мать его старуха,—
Стыдно ей и больно
Слушать всюду: ‘Родила ты
Гайдука…’ И скоро
Умерла она, сломался
Старый домъ, и Цэка
Съ этихъ поръ еще сильне
Стали ненавидть.
‘Въ немъ злой духъ. За прегршенья
Этого злодя
Богъ огнемъ насъ покараетъ!’
Вщуны шептали.

* * *

Вотъ проходитъ третій мсяцъ,
Какъ везд засуха.
Всюду слышенъ общій говоръ:
‘Нтъ дождя.’ Напрасно
Литію служили въ пол,
Бгали напрасно
Пэпэруды 15) — ни единой
Тучки, зной ужасный,
Воды, рки пересохли,
Молотьба забыта,
Вс питаются булгуромъ 16)
Говорятъ повсюду:
‘Голодъ будетъ, все нещадно
Вздорожаетъ. Надо,
Чтобъ погода измнилась’.
Въ страх поселяне
И на Цэка съ подозрньемъ
Смотрятъ, попъ-же Михо,
Сотворивши крестъ, тихонько
Говоритъ: ‘Виновенъ
Въ этомъ Цэко: онъ вдь продалъ
Дочь родную чорту,
Онъ съ нечистыми все дружитъ,
Съ ними стъ и пьетъ онъ,
Мы безъ хлба, мы страдаемъ,—
Онъ лишь радъ и счастливъ.
Чрезъ него поумираемъ
Отъ голодной смерти:
Какъ засуха прекратится,—
Градъ, наврно, будетъ’.

* * *

Гд-бы Цэко ни явился,
Вс дрожатъ отъ злобы,
Суеврныя-жъ старухи
Страшные разсказы
Всюду шепчутъ: будто Цэко
Не поститъ, какъ турокъ,
Будто знается онъ съ чортомъ.
Что съ нимъ сдлать? Будь онъ
Въ колдовств иль въ блуд гршенъ..
Всмъ народомъ скоро-бъ
Съ нимъ расправились, но извергъ
И богатъ, и важенъ:
Онъ ограбитъ и замучитъ —
Въ Азію отправитъ.

* * *

На святой недл какъ-то
Посл литургіи
Собрались въ корчм у Жэли
Поселяне — шопы.
Былъ тамъ Тимо, стамболлія 17)
Былъ священникъ Михо,
И столтній старецъ Анто
(Человкъ онъ мудрый,
И къ нему приходитъ каждый
На домъ за совтомъ),
Были тамъ еще другіе:
Староста церковный,
Пвчій (онъ при Дорое 18)
Былъ еще!), учитель
Куздо, былъ Два-Гласа-Ангелъ,
Кузманъ Колинъ, былъ тамъ
Чужестранецъ Видулъ Валахъ,
Гачо-Зэленъ-Горо.

* * *

Гачо — храбрый, сильный парень,
Грудь его покрыта
Волосами, онъ отлично
Въ цль стрлять уметъ
И одной рукою можетъ
Съ четырьмя бороться.
Говорятъ, что на свобод
Жилъ онъ прежде, даже
Знаетъ Минчо — воеводу 19),
Что ему извстны
Горы, что (прошедшимъ годомъ,
Лтомъ это было)
Застрлилъ онъ… Кьоръ Юнуза 20)…
Но забудемъ это!
Вотъ вс эти поселяне
Стали совщаться
И, безъ дальнихъ разсужденій,
Быстро поршили.

* * *

Утромъ до восхода солнца
Вышелъ Михо въ риз
И съ какой-то старой книгой.
Но куда-жъ такъ рано
Онъ идетъ? Къ больному-ль Диму
Иль кто умеръ? Можетъ,
Длая поклоны, воду
Освящать онъ будетъ?
Иль нечистыхъ духовъ надо
Умертвить молитвой?
Нтъ, прошелъ онъ всю деревню.
Не сказавъ ни слова,
И остановился въ пол
На большой дорог.
Ставъ лицомъ къ востоку, вбилъ онъ
Въ землю колъ, накинулъ
Эпитрахиль и, раскрывши
Книгу, глухо началъ
Напвать. Но что-жъ? молитву
Или клятву? Только
Видно было, какъ попъ Михо
Хмурилъ лобъ высокій,
И тряслась его сдая
Борода. Окончивъ
Чтенье, отступилъ онъ, поднялъ
Камень и съ словами:
‘Проклятъ Цэко!’ бросилъ къ мсту,
Гд воткнулъ онъ палку.

* * *

Съ этихъ поръ кто здсь проходить
То-же слово скажетъ,
То-же сдлаетъ: идетъ-ли
Путникъ иль пастушка —
Бросивъ камень въ кучу, молвитъ:
‘Проклинаю Цэка’,
Пахарь-ли идетъ на ниву —
Броситъ камень, скажетъ
И идетъ своей дорогой,
Бгаютъ-ли дти,
Или двушки проходятъ —
Длаютъ все то-же,
Даже издали съ собою
Носятъ нужный камень:
Кто-же Цэка пожалетъ,
Съ тмъ бда случится.
На четвертый день вкругъ палки
Груда поднималась,
Истекла еще недля —
Стала вдвое больше,
Мсяцъ пролетлъ — съ верблюдомъ
Высотой сравнялась,
Столько-же прошло — и гордымъ
Сдлалась курганомъ…
И громада, какъ живая,
Чудно выростаетъ,
И ее замтить можетъ
Путникъ издалека.

* * *

Устрашился нечестивый
Цэко, но не въ силахъ
Помшать ей возвышаться,
И сквозь сонъ глубокій
Стукъ камней онъ слышалъ ночью,
Днемъ громадой бредилъ.
Иногда невольно что-то
Тянетъ Цэка къ мсту,
Гд ужасная громада:
Чудится, какъ будто
Страшный судъ насталъ, и въ страх
Онъ дрожитъ. Онъ видитъ,
Будто камни т съ глазами,
Ртомъ, ушами, будто
Говорятъ ему: ‘Ты проклятъ’
И надъ нимъ смются.
И бжитъ оттуда Цэко.
На дрожащемъ тл
Льется потъ, какъ ледъ, холодный:
Но нигд не можетъ
Убжать отъ той громады.
Наконецъ, лишился
Силъ послднихъ Цэко, блдность
На лиц явилась,
Точно былъ онъ долго боленъ.

* * *

Перестали къ Цэку
Собираться поселяне.
Вс къ нему питаютъ
Отвращенье, не имютъ
Больше съ нимъ сношеній.
Ужь никто ему не скажетъ:
‘Здравствуй!’ Какъ заразы,
Вс его бояться стали.
Если въ церковь входитъ,
Отступаютъ богомольцы.
Сталъ онъ презираемъ
Даже собственной семьею.
Скоро Божья кара
Цэка гршнаго постигла
За его злодйства:
Смерть въ его открылась дом.
Всхъ глотая жадно,
И въ недолгій срокъ три сына
Цэковы скончались,
Истребленъ былъ лсъ пожаромъ,
Солнце хлбъ спалило —
И въ амбарахъ не осталось
Никакихъ запасовъ,
Вс товары утонули,
Скотъ пропалъ, и въ полночь
Цэка домъ объяло пламя,
Превратились въ пепелъ
И имнье, и товары,
И въ мгновенье ока
То крылатое богатство
Птицей улетло.
Сталъ богатый Цэко нищимъ,
Помутился разумъ
У него, исчезла воля,
И ходить онъ началъ
Съ наклоненной головою.
Богъ кого накажетъ —
Сердцемъ не прощаютъ люди,
Кто-жъ претерпитъ много —
Отомстить съ уметъ страшно.

* * *

Долго думалъ Цэко,
Потирая лобъ рукою,
Наконецъ, надумалъ
И, не медля ни минуты,
Удалился въ городъ
Обвинить село въ измн:
Будто въ немъ открылъ онъ
Заговоръ (двицы даже
Съ ружьями выходятъ!)
‘Ну-ка ихъ ко мн ведите,
Мы-же приготовимъ
Этимъ временемъ веревки!’
Закричалъ свирпо
Самъ паша.
Въ одну минуту
Въ шопскую деревню
Понахали заптіи 21),
Чтобы взять въ неволю
Всхъ, кого лишь ни прикажетъ
Грозный мститель, Цэко.
Содрогнулись поселяне,
Плачутъ дти, турки-жъ,
Торжествуя мщенье, съ крикомъ
Хижины ихъ грабятъ,
А потомъ мужчинъ хватаютъ.
Просятъ со слезами
Матери объ ихъ пощад,
Проклинаютъ бабы…
Больше всхъ терплъ попъ Михо:
До ста. палокъ дали
Бдняку и приказали
Съ голыми ногами
Впереди идти отряда,
Не смотря на раны.
И отъ радости смялся
Безсердечный Цэко,
Что, при помощи заптіевъ,
Столько душъ невинныхъ
Онъ на казнь отправилъ.
Ужасъ
Охватилъ деревню.
Время страшное настало…
Кто-же знаетъ, можетъ,
Будутъ большія несчастья,
Такъ какъ за горами
Два могучихъ государства
Межъ собой воюютъ:
Худо, если неудачу
Вдругъ потерпятъ турки,
Худо, если и напротивъ…
Ходятъ всюду слухи,
Поселянъ пугая, будто,
Гд проходятъ турки,
Пепелъ, трупы остаются.
Говорятъ, что скоро
То-же самое постигнетъ
Ихъ село, что лютый
Пашаджикъ туда подходитъ
И ведетъ съ собою
Двсти храбрыхъ арнаутовъ
И черкесовъ быстрыхъ.

* * *

Выйти изъ дому не смютъ
Даже и по длу,
Только Цэко бодръ и веселъ
И горитъ желаньемъ
Встртить друга дорогого,
Пашаджика съ войскомъ.
‘Пусть-ка вс теперь узнаютъ,
Кто таковъ ихъ Цэко!’..
И задумалъ онъ внезапно
Подпалить деревню…
Вдругъ извстье пронеслося:
‘Турки убжали!’..
Вс кричатъ и объявляютъ
Каждому объ этомъ.
‘Турки убжали!’ дтямъ
Матери толкуютъ.
Сынъ къ отцу вбгаетъ съ крикомъ.
‘Братья побдили!’
Говорятъ, что къ ихъ деревн
Казаки несутся.
Все село развеселилось,
Мраченъ только Цэко.
Поднялось везд смятенье,
Въ колоколъ пробили,
И сошлись на дворъ церковный
Юноши и старцы,
Чтобъ держать совтъ, какъ встртить
Дорогихъ собратьевъ.
Но, не зная по душевной
Простот, что длать,
Поршили поселяне
Старика Антона
Пригласить для совщанья:
Онъ хоть старъ, но мудрый,
Не уступитъ Соломону,
Человкъ бывалый.
Много странствовалъ и видлъ
И справляться можетъ
Съ вчными календарями.
Тотчасъ вс привстали,
Только Анто появился,
И изъ уваженья
Къ сдовласому по знаку
Мигомъ замолчали.

* * *

‘Дти!’ началъ мудрый старецъ,
Плача въ умиленьи:
‘Возблагодаримъ-же Бога
За его къ намъ милость!
Становитесь на колни!..
Что мечтою было
Въ продолженье вка, стало
Истиной сегодня.
Ддушка Иванъ 22) отъ турокъ
Насъ мечомъ избавилъ.
Счастливъ я, что мн придется
Снова видть русскихъ! 23)
Мы давно вдь поджидали
Радостной минуты
Избавленья отъ неврныхъ:
Русскіе намъ братья
И одной и той-же вры.
Ну, снимайте шапки
И идемъ скорй ихъ встртить
Съ хлбомъ, съ солью! Двки
Пусть плетутъ внки и ими
Украшаютъ ружья,
Вы жъ во все кричите горло:
‘Здравствуйте, братушки!’ 24)
Такъ мы Дибича встрчали,
Такъ творятъ и люди.
Надо также наготовить
Разныхъ угощеній’.

* * *

Чувствуя свои злодйства,
Малодушный Цэко
Задрожалъ, когда увидлъ
Радостныя лица,
Не посмлъ съ толпой веселой
Ликовать въ восторг.
Страхъ объялъ его. Онъ скрылся
Въ хату, чтобъ не видть
И его чтобъ не видали…
И не знаетъ Цэко,
Что съ нимъ будетъ… Онъ въ сомнньи:
Убжать отсюда
Иль остаться… Долго думалъ…
Страхъ взялъ верхъ, и Цэко,
Что есть силъ, пустился тайно
Изъ своей деревни…
И бжитъ онъ, задыхаясь,
Блдный, съ непокрытой
Головою, какъ гонимый
Страшнымъ сновидньемъ.
Видитъ Цэко — будто тни
Передъ нимъ мелькаютъ.
Выростаетъ на дорог,
Какъ живой, кустарникъ,
Заграждая путь.. Бжитъ онъ
Дальше, въ безсознаньи
Падаетъ, встаетъ, и снова
Передъ нимъ громада…
Видитъ блую палатку —
Часовые ходятъ,
Чтобъ задерживать бгущихъ.
И вернулся Цэко
Изнуренный и усталый,
Но, войдя въ деревню,
Задрожалъ въ нмомъ испуг:
Онъ увидлъ всюду
Тучи пыли, въ ней кружились
Люди въ красныхъ шапкахъ,
Лошади, большія пики…
И пустился Цэко
Убгать отъ русскихъ въ горы,
Тамъ отъ нихъ сокрыться.

* * *

Разнеслась по всей деревн
Всть о бгств Цэка
И о томъ, что не хотлъ онъ
Дать отчета бднымъ.
‘Изловите нечестивца!’
Голоса кричали
За торжественной пирушкой.
Жаждою возмездья
Закипло ретивое…
Стали поселяне
Снаряжать себ дружину.
Кто дубиной машетъ,
Кто беретъ ружье, кто вилы:
Даже старый Анто
Къ молодымъ присталъ съ навоемъ 25).
Вс бгомъ пустились,
Точно за большой добычей…
Спрашиваютъ, смотрятъ
И повсюду ищутъ Цэка,
Тихо и безъ шума
По кустарникамъ проходятъ —
Лишь сердца трепещутъ…
Наконецъ, пройдя довольно
На тропинк ‘козьей’,
Увидали съ обнаженной
Головой, худого,
Еле дышащаго Цэка.
‘Стой, доносчикъ подлый!’
Крикнулъ сдовласый Анто:
‘Вшайте на сосну
Нечестиваго Іуду!’
— ‘Лучше въ яму бросить!’
Молвилъ Гачо-Зэленъ Горо.
‘Нтъ’, замтилъ третій:
‘Напихаемъ шкуру Цэка
Сномъ да соломой!’
— ‘Лучше дегтемъ пообмажемъ,
Чтобы хороводы
Намъ сегодня освщалъ онъ!’
Голоса кричали.
На измнника глядли
Яростныя очи,
Кара всякая казалась
Для него ничтожной…
Вдругъ раздался гулъ… вс смолкли..
Съ шумомъ изъ-за лса
Вышла новая дружина.
‘Стойте!.. подождите!..
Бросьте казнь!.. Узнаешь, Анто,
Мудрый старецъ, кто я?’
Крикнулъ Камэнъ, приближаясь
Съ молодой невстой.
Вс глазамъ своимъ не врятъ.
‘Камэнъ!.. Цэна!.. вы-ли?!.
Изъ какой страны вернулись?’
Плачутъ вс отъ счастья.
Обнимаютъ ихъ, цлуютъ
И снимаютъ съ Цэны
Фэреджу 26) турчанки. Камэнъ
Имъ сказалъ на это:
‘Собрались мы, братья, снова!
Вотъ моя невста.
Мы ее спасли сегодня
Съ этою дружиной,
А Халидъ-агу послалъ я
Въ адъ, но онъ не первый:
Я насытилъ душу местью
И кинжалъ свой — кровью.
Цэка лучше отпустите:
Богъ его осудитъ.
Наше счастіе и радость
Пусть его терзаютъ’.
И отправились дв рати
Съ пснями, съ весельемъ,
Чтобы свадьбу поскоре
Молодымъ устроить.

* * *

Съ той поры проходятъ годы,
И событій новыхъ
Много мы переживаемъ:
А громада тайно,
Незамтно продолжаетъ
Вырастать, и камни
Къ ней летаютъ безпрестанно.
Слезы бдныхъ скоро
Никогда не высыхаютъ,
И воспоминанья
О дурномъ легко не могутъ
Въ душахъ ихъ исчезнуть.
1) По обычаю шоповъ, если кого-нибудь проклинаютъ, выходить за городъ священникъ, вбиваетъ въ землю колъ, произноситъ соотвтствующее заклинаніе и первый бросаетъ камень’, каждый проходящій длаетъ то-же самое и произноситъ: ‘да будетъ проклятъ (имя)!’ Спустя нкоторое время, образуется большая груда камней, которая и называется громадой.
2) Шопы — болгарское племя, живущее въ западной части Болгаріи, въ сверной Македоніи и восточной Сербіи. Языкъ шоповъ, за немногими исключеніями, такой-же, какъ у прочихъ болгаръ.
3) Обычай молодыхъ давать тому, къ кому благоволишь, цвточекъ съ головы.
4) Особый родъ ведеръ.
5) Родъ лучшей водки. Вкусъ ея сладковатый.
6) Чорбиджіями у болгаръ назывались богатые граждане, нердко туркофилы, которые притсняли своихъ подчиненныхъ и жили ихъ трудами.
7) Слово, означающее титулъ низшаго дворянства (для высшаго титулъ — бегъ). Оно соотвтствуетъ нмецкому von и французскому de.
8) Арнауты (албанцы, арбанасы) — народъ, густо-населяющій зап. Часть Балканскаго полуострова, между Черногоріей и Греціей, а также кочующій по всему полуострову. Полуобразованные, кичливые своими доблестями, въ полномъ смысл слова — головорзы, они постоянно враждуютъ между собой и своими сосдями, главный ихъ заработокъ — скотоводство. Языкъ арнаутовъ образовался на основ старо-иллирійской (ракійской, кельтической?) подъ вліяніемъ элементовъ романскихъ, славянскихъ, греческихъ и турецкихъ. Зачатки литературы мы находимъ въ однхъ только духовныхъ книгахъ, да и то внесенныхъ иностранцами.
9) Смотритель надъ полями.
10) Это длается для умилостивленія.
11) По нашему, генералъ, высшій военный и гражданскій чинъ у турокъ.
12) Т. е. вытянувшись, готовою къ исполненію малйшаго приказанія.
13) Для обряда омовенія.
14) Гайдукъ — первоначально разбойникъ. Болгары, длавшіеся гайдуками, имли цлью убіеніе турокъ въ отмщеніе за ихъ несправедливости и, въ особенности, за поруганіе надъ христіанской врой. Панайотъ Хитовъ подъ руководствомъ знаменитаго Ваковскаго, первый создалъ изъ гайдуковъ политическую партію поборниковъ за свободу.
15) Пэпэрудами называются у шоповъ цыганки, которыхъ убираютъ зеленью, обливаютъ водой и заставляютъ плясать. Это длается по народному поврью для того, чтобы вымолить у Бога дождь.
16) Овсяная каша.
17) Стамболлія — опредлительное слово, означающее, что тотъ, къ кому оно относится, былъ въ Константинопол или, по-турецки, въ Стамбул.
18) Бывшій болгарскій епископъ.
19) Одинъ изъ старыхъ славныхъ мстителей за вру (не политическій гайдукъ).
20) Вроятно, какая-нибудь мстная турецкая знаменитость и сила.
21) Турецкіе жандармы.
22) Такимъ образомъ называли болгары русскихъ изъ боязни, чтобы ихъ не услышали турки. Потомъ это названіе осталось у нихъ по привычк.
23) Намекъ на походъ въ Болгарію, бывшій въ царствованіе Николая I (1828-1829).
24) Любимое привтствіе болгаръ при встрч съ русскими войсками.
25) Техническое выраженіе. Навоемъ называется палка въ ткацкомъ станк.
26) Верхняя одежда у турчанокъ, въ род плаща. Она бываетъ различныхъ цвтовъ.

II.
Памяти Ваковскаго.

Мисъль и желзо, лира и труба,—
Всичко ти б вкупомъ за една борба!
И. Вазовъ.

Ваковскій слишкомъ интересное лицо, чтобъ обойти его молчаніемъ, и поэтому я считаю не лишнимъ предпослать о немъ краткій очеркъ. Ваковскій (1818—1867) — одинъ изъ самыхъ дятельныхъ и заслуженныхъ пробудителей болгарскаго возрожденія. Онъ былъ и поэтъ, и историкъ, археологъ, публицистъ и революціонный агитаторъ, и наконецъ, балканскій гайдукъ. Онъ первый своими пснями и изданіемъ историческихъ памятниковъ пробуждалъ въ болгарахъ народное сознаніе, газетами агитировалъ народъ къ поголовному возстанію, собиралъ гайдучьи шайки подъ общее знамя: давалъ имъ единство организаціи, проповдуя о печальномъ состояніи своего отечества. Жизнь его переполнена приключеніями. Онъ бывалъ нсколько разъ въ различныхъ европейскихъ государствахъ, изъ которыхъ зачастую или бжалъ, или бывалъ изгоняемъ. Его средства, понятно, не всегда были согласны съ принятыми началами, но цль всегда была святая, высокая… Цль эта — освобожденіе отчизны. Мало на свт людей, столько перенесшихъ, такъ много пережившихъ и выстрадавшихъ, какъ Ваковскій. Его политическая и литературная дятельность имла громадный успхъ. Онъ, во время своихъ странствій, издавалъ болгарскіе журналы и книги въ слдующихъ городахъ: въ Новомъ Сад, Блград, Бухарест и Одесс, онъ изъздилъ вдоль и поперекъ всю Европу, ища хотя-бы какой-нибудь помощи для угнетенной Болгаріи, былъ нсколько разъ предводителемъ шаекъ, наконецъ, передъ крымской кампаніей, Ваковскій пріхалъ въ Петербургъ, но не имлъ успха въ своемъ предпріятіи и его даже думали посадить въ тюрьму. Онъ хотлъ просить русское правительство о защит болгарскаго народа передъ Турціей и, когда узналъ о неудач, ему удалось черезъ Одессу убжать въ Румынію. Посл этого Ваковскій сталъ врагомъ Россіи, и первый изъ болгаръ началъ писать противъ нея, такъ что, когда она сдлала воззваніе къ болгарамъ объ ихъ дальнйшихъ переселеніяхъ въ южно русскія земли, онъ стойко пропагандировалъ какъ устно, такъ и брошюрами, противъ этого, мотивируя тмъ, что Русь преслдуетъ не гуманныя, а одн только завоевательныя цли. Онъ умеръ въ Бухарест пятидесяти лтъ отъ роду.

* * *

Безумный мечтатель съ душой непонятной,
Сынъ темной годины тревожной и ратной,
Раковскій, почіетъ твой прахъ подъ кустомъ,
Едва осненный подгнившимъ крестомъ.
Спи посл трудовъ! почивай! передъ нами
Ты вихремъ носился, киплъ ты страстями,
Ты точно купался въ стихійномъ огн…
Спи! намъ не мшать ужъ твоей тишин!
Ошиблась природа, тебя не познала,
И генія путь для тебя расчищала,
И мысли твои напоила огнемъ,
Горячимъ восторгомъ въ избытк живомъ,
Но, видно, невдомый демонъ вмшался,—
Изъ крайностей только твой духъ созидался:
И страстью, и желчью, и мощью горя,
Душа твоя — буря, и мракъ, и заря —
А ненависть адская — вотъ твое право!
Любовь до небесъ — вотъ любви твоей слава,—
Любовь безъ сомнній, предловъ и грёзъ,
Какъ крестъ свой тяжелый, ты на сердц несъ!
Девизомъ твоимъ была смерть или воля,
Мечтою — Балканы, святынею — доля
Народа, что, кровью облитый, страдалъ!
Какъ призракъ туманный, ты въ жизни виталъ.
Въ грядущаго мглу ты смотрлъ боязливо,
Но въ тайны былого проникнулъ на диво
И выдвинулъ міру,— какъ символъ побдъ,—
Вка золотые изъ мрака на свтъ,
О славныхъ царяхъ — чудодйцахъ преданья,
Поросшія мхомъ вковыя сказанья!
Повсюду орлиный твой взоръ находилъ
Могилы, гд славу болгаръ схоронилъ.
Глубокую тьму старины, намъ родимой,
Открылъ ты вселенной, о неудержимый!
Ничто для тебя не являлось сверхъ силъ
И вс ты мечтанья свои воплотилъ,
Загадчиковъ хитрыхъ, всегда безотвтныхъ
Смущалъ ты напоромъ вопросовъ завтныхъ,
Ни тьма, ни событій безчисленныхъ рой,—
Ничто не стоитъ на пути предъ тобой.
О духъ безпокойный, ты думалъ, несчастный
Мечтатель, апостолъ, воитель ужасный,
Пятивковые вопросы постичь
Въ минуту?! Мы слышали гордый твой кличъ,
Когда ты на Сав и на Дембовиц
Воскликнулъ: ‘свобода сіяй намъ зарницей!’
И тутъ же, горя вдохновеннымъ огнемъ,
Надежду ты сялъ въ народ своемъ.
Въ громадной толп только ты лишь неспящій,
За всхъ, точно демонъ какой-то всезрящій,
Въ трудахъ ты боролся, страдалъ, шолъ на бой,
То былъ ты мудрецъ, то безумецъ шальной,—
То вождь на Балканахъ, то узникъ въ Стамбул,—
Поэтъ и разбойникъ въ широкомъ разгул…
И мысли съ желзомъ, и съ лирой труба,—
Для нихъ ты былъ созданъ — и весь былъ борьба!

* * *

Исторіи много придется размыслить,
Къ какимъ тебя ликамъ безсмертнымъ причислить..
Ты умеръ. Нма гробовая плита
И скрыта подъ дикою тнью куста.
И прахъ твой гніетъ безъ слезы умиленья…
Но, вдай, открытъ намъ, о сынъ искупленья,
Проломъ тотъ широкій, что въ радостный часъ
Въ туманную даль проломалъ ты для насъ!

III.
Къ орлу.

Орелъ! и ты, и я, безгласный,
Летимъ на поле бранной битвы.
Обоихъ насъ влечетъ ужасный
Проклятый духъ людской ловитвы.
Когда-бъ я былъ орелъ могучій,
Я скрылся бы за облаками:
Здсь кровь, убійство, воздухъ жгучій!
Земля здсь полита слезами!
Останки всюду предо мною
Погибшихъ жизней безъ возврата,
Рыдаютъ тни надъ землею,
Нишава 1) смертью вся объята.
О, братья сербы, я рыдаю!
Надежду здсь мы схоронили!..
Все кровь да кровь! Къ родному краю
Мы слдъ кровавый проложили…
1) Небольшая рчка, отдляющая на незначительномъ протяженіи Болгарію отъ Сербіи.

IV.

Не хочу я злого ликованья,—
Дорогъ намъ достался лавръ! Не стану
Ликовать! Восторгъ зажжетъ страданья,
Какъ ножомъ, внесетъ мн въ сердце рану.
Сколько слезъ мои мн псни стоютъ!..
Каждый кликъ восторга, это — злоба!
Ей одной кумиръ безумно строютъ…
Каждый лавръ — тріумфъ у двери гроба!..
Нтъ, нтъ! прочь отъ радости безумной,—
Кровь, что льютъ, вдь наша, не чужая!
О, зачмъ вы ждете псни шумной:
Горе въ ней живетъ, не изсякая…
Шумъ борьбы въ васъ пробудилъ желанья,
Васъ волнуетъ славы лучъ блестящій,
А могилы, матерей рыданья —
Ихъ сочтетъ одинъ поэтъ всезрящій.

V.
Въ окопахъ.

Конченъ, конченъ бой кровавый!
Ужъ нисходитъ мракъ ночной.
Въ ровъ упалъ болгаръ безсильный,
Рядомъ — сербъ полуживой…
Два случайные убійцы:
Выстрлъ былъ штыку отвтъ!
Духъ слабетъ… скоро оба —
Скоро кинутъ блый свтъ!
‘Брать мой милый’, сербъ промолвилъ,
‘Это — ты?.. мой вренъ глазъ’…
‘Я, братъ Іово 1), доброй встрчи!
Свелъ Господь-то снова насъ’.
‘Жаль мн, жаль тебя, бднягу,—
Ты вдь — съ кучею дтей’…
‘Благодарствуй… Память гаснетъ…
Кто ты? Дай признать скорй!
Гд, когда съ тобой встрчались?’
‘Въ алексинацкомъ бою
Вмст турокъ мы рубили’.
‘Петко 2)?!.. братъ мой?!.. узнаю…
О прости… Тебя я помню:
Безъ тебя-бы смерть пришла.
Мать моя, старуха, свчи
За тебя частенько жгла!’
‘Полно, Іово, что за счеты!..
Квиты, ну и по рукамъ!
Подрались мы, какъ собаки,
Отпусти ты, Боже, намъ!’
‘Братъ мой!..’ ‘Іово, умираю…
Жжётъ… воды мн… я горю..’
‘Вотъ три капли… пей, родимый…
Здсь мн смерть, какъ посмотрю’..
‘Полно, Іово… Ну, прощай-же!
Тутъ костямъ моимъ лежать’.
‘Петко, я иду съ тобою…
Вчно рядомъ будемъ спать’.
Смерклось. Надъ кровавымъ полемъ
Разлилась ночная мгла…
И лежатъ съ спокойнымъ видомъ
Почернвшія тла…
1) Іово (Йово) = Иванъ.
2) Петко — Петръ.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека