Стихотворения, Вашков Иван Андреевич, Год: 1873

Время на прочтение: 19 минут(ы)

КУПЕЦЪ И БЛОХА

БАСНЯ.

(Посвящается купцу Провору и Ко).

Окончивши удачно дло,
Купецъ, желая отдохнуть,
Прилегъ часокъ-другой соснуть,
Какъ на него Блоха вдругъ сла
И начала его кусать,
А мой Купчина ну орать!
Конечно, можно бъ посмяться:
Чего Купцу Блохи бояться?
Онъ видно сдуру закричалъ:
— ‘Ахъ ты негодница, нахалъ!
Вотъ ужь дойму тебя, каналью:
Сотру съ лица земли ракалью!
Я первой гильдіи купецъ!’
Но, не поймавъ Блохи нахала,
Тупоголовый молодецъ
Пошелъ вдругъ съ жалобой къ редактору журнала!
На чемъ лишь свтъ Блоху чернятъ
И всячески ее ругаетъ,
И даже взятку предлагаетъ:
— ‘Лишь отъ Блохи той, говоритъ,
Меня избавьте поскоре,
Не то меня опять злодйка уязвитъ,
А я двухъ-сотъ рублей за то не пожалю’.
Редакторъ, выслушавъ его,
Сказалъ ему на то съ улыбкой:
— ‘Ты, другъ, зашелъ ко мн ошибкой:
Нельзя тутъ сдлать ничего.
Хоть у тебя въ мошн и густо,
Да въ голов-то очень пусто,
И видно самъ ты очень плохъ,
Когда ужь такъ боишься блохъ’.
И. Вашковъ.

‘Развлеченіе’, No 8, 1873

РОЗА И ДУБИНА

Аллегорія.

Разъ въ розу нжную влюбилася дубина,
И хоть сочувствіе трудненько здсь найти,
По роз выпала такая ужь судьбина,
Что объ руку пришлось съ дубиною идти.
Дубина хоть была не гладкаго десятка,
Но, розою плнясь, съумла тонъ задать,
Какъ будто родилась лишь только для порядка,—
Откуда ни взгляни: ну — трость, ни взять, ни дать
Конечно, ужь давно всему извстно свту,
Что мрило въ любви — влюбленнаго лишь глазъ,
И роза все брала за чистую монету
И, вврившись, въ любви дубин отдалась.
Ну, какъ все дло шло, теперь не вспомню право,
Но роза, знаю я, съ дубиною сошлись,
Завидовали имъ цвты, деревья, травы,
И поздравленья къ нимъ со всхъ сторонъ неслись.
Идутъ за днями дни, дубин нтъ ужь силы
Подъ маской тросточки скрывать свой нравъ крутой
Дубиной родилась, дубиной до могилы
Должна она и быть — смыслъ ясный и простой.
Вдругъ, все забывъ, дубина ошалла,
И по лсу пошелъ и трескъ, и стукъ, и громъ,
И роза нжная со страха обомлла,
Весь лсъ дивуется, услыша тотъ содомъ.
Дубина ничьему внушенью не внимаетъ,
Природнымъ склонностямъ пришла своя пора,—
Нещадно все крушитъ, бьетъ, рушитъ и ломаетъ,
Летятъ въ щепы кругомъ и сучья, и кора,
Гудитъ, шумитъ весь лсъ отъ этакой картины,
Деревья старыя быть просятъ посмирнй,
Сторонится тростникъ подальше отъ дубины,
И прячутся цвты въ густой тни втвей.
Дубина, наконецъ уставъ, угомонилась,
На отдыхъ улеглась, затихла кутерьма,
Когда ужь солнышко за дальній лсъ склонилось
И все кругомъ объяла ночи тьма.
На утро жалкія картины представлялись
Проснувшимся: везд увядшіе листы
Съ корой и сучьями бездушными валялись,
Изрыта вся земля и сломаны кусты.
И роза алая засыпана листвою,
Корнями, сучьями, безъ силъ поднять листки,
На стебель сломанный склонившись головою,
Увяла, нжные закрывши лепестки.
Пропала такъ она, сраженная судьбиной,
Дубина-жь какъ была, осталася дубиной.
И. В.

‘Развлеченіе’, No 39, 1873

ГЕНІЙ ТОРГА

(Подражаніе Лермонтову).

Между Волгой и Окою,
Отъ ‘Песковъ’ до пристаней,
Кинувъ щедрою рукою
Полы мантіи своей,
Величаво торга Геній
Принимаетъ пришлецовъ,
И владльцевъ ‘заведеній’,
И съ товарами купцовъ
— ‘Эй, давай, старикъ, дорогу!
Мы прізжіе купцы,
Привезли товаровъ много
И въ торговл молодцы.
Мы до глупостей не падки,
Намъ не надобно утхъ,
Барыши намъ только сладки,
Дай въ торговл намъ успхъ,
Не побрезгай, старецъ, нами,
Дай намъ въ дл путь прямой,
Чтобы съ полными мошнами
Возвратились мы домой’.
Но, склонясь на берегъ зыбкій,
Геній торга лишь вздохнулъ
И съ насмшливой улыбкой
На гостей своихъ взглянулъ.
— ‘Эй, дорогу дай скоре!
Намъ, купеческимъ сынкамъ!
Съ нами торгъ пойдетъ споре
По трактирамъ и шинкамъ,
Вс мы очень тароваты,
Не страшатъ попойки насъ:
Наши батюшки богаты,
Денегъ много про запасъ.
Мы средь пьяныхъ вакханалій
Денегъ много просоримъ,
Разныхъ Бертъ, Лизетъ,
Амалій Разнарядимъ, задаримъ’.
И, покинувъ берегъ зыбкой,
Геній весело взглянулъ
И съ довольною улыбкой
Длинной мантіей тряхнулъ.
— ‘Слушай, дядя, шевелися!
Насъ въ Кунавино пусти,
Съ нами вмст веселися,
Прибыль больше намъ рости!
Мы созданій много милыхъ
Навезли на этотъ разъ,
Нтъ у насъ часовъ унылыхъ,
Нтъ безденежья у насъ.
Цвтъ торговаго мы люда,
Мы коммерціи столпы,
И стекаются отвсюду
Коммерсантовъ къ намъ толпы.
Всякій жадность позабудетъ,
Къ намъ лишь только попадетъ,
И что нажито имъ будетъ,
Въ часъ разгула пропадетъ’.
Всталъ поспшно Геній торга,
Длинной мантіей махнулъ,
И съ улыбкою восторга
На гостей своихъ взглянулъ.
Нтъ ему гостей миле
И дороже кром ихъ,
Нтъ торговли веселе
И вольготнй какъ у нихъ.
На ‘товаръ’ цна ‘не сбита’,
Нтъ запросовъ и торговъ,
Нтъ росписокъ и кредита,
Нтъ убытковъ и долговъ.
Днемъ и поздно, въ часъ полночный,
Какъ кругомъ все тихо спитъ,
Гулъ въ Кунавин немолчный —
И обильный торгъ кипитъ.
Тамъ подъ кровомъ мирныхъ сней,
Гд красотокъ взоръ нашъ зритъ,
Постоянно торга Геній
Съ утра до ночи паритъ.
И. В.

‘Развлеченіе’, No 41, 1873

ПАРОХОДЪ

ФАНТАЗІЯ.

Ужь Редереръ въ бокалы налитъ,
Какъ разъ урочный часъ пробьетъ,
Годъ новый съ пристани отчалитъ,
Въ отставку выйдетъ старый годъ.
Бумаги старымъ годомъ сданы,
Часъ въ часъ явился новый къ намъ,
Грузятъ проэктовъ чемоданы,
Надежды, виды… разный хламъ.
Еще бокала я не выпилъ,
Какъ по команд трапъ былъ снятъ,
Флагъ новый выброшенъ на вымпелъ
И цпи якоря звенятъ.
Команду сдавъ, оставшись сирымъ,
Уныло смотритъ старый годъ,
Какъ пристань съ новымъ командиромъ
Оставилъ жизни пароходъ.
Что впереди?… Сказать заран
Никто не можетъ въ этотъ часъ:
Ревниво скрылася въ туман,
Жизнь неразгаданна для насъ,
А сзади пристань убгала
Въ безбрежный жизни океанъ,
И вотъ прошедшаго не стало
И скрылъ грядущее туманъ.
Нашъ командиръ намъ для привта
Явился, счастіе суля,
Ахъ! подъ ее командой гд то
Мы крикнемъ радостно: ‘земля!’?
Пестретъ палуба народомъ.
Нашъ пароходъ шумитъ, стучитъ
И рупоръ, взятый новымъ годомъ,
Команды строгія звучитъ.
Восходитъ солнце и заходитъ,
Все тотъ же жизни вчный шумъ.
Народъ и входитъ, и выходитъ,
И багажемъ полнетъ трюмъ.
Частенько волны насъ кидали,
Подъ нами цнились, бурля,
И изнуренные мы ждали,
Чтобъ крикнуть радостно: ‘земля!’
Мы быстро шкиперовъ мняли,
Двнадцать ихъ являлось къ намъ
И вс они насъ провожали
По незнакомымъ намъ водамъ.
Январь насъ велъ куда какъ ходко,
Полны надежды были мы,
И съ нимъ спасительная лодка
Безъ длъ висла у кормы.
Февраль былъ истая горячка,
Мы недовольны были имъ,
И втровъ, бури, вьюги, качки
Мы натерплись вдоволь съ нимъ.
Мартъ былъ суровъ для насъ какъ терка,
Но мы его сносили блажь,
За то отъ флюса и насморка
Перестрадалъ весь экипажъ.
Апрль былъ правда парень славный,
Хотя и хмурый иногда,
И какъ служака неисправный
И перемнчивый всегда.
Май увидавъ, мы имъ гордились,
Его хвалить не знали словъ,
Съ нимъ мы и на мель не садились
И шли по множеству узловъ.
Іюнь во все убилъ въ насъ вру
И къ довершенію невзгодъ,
Съ собою оспу и холеру
Занесъ онъ къ намъ на пароходъ.
Іюль горячій былъ служака
И грозенъ былъ куда подъ часъ:
Съ утра и до ночнаго мрака
Онъ пропекалъ жестоко насъ.
Вотъ Августъ былъ сначала милый,
Но вдругъ сталъ золъ,
Богъ всть съ чего,
Едва собралися мы съ силой
И долго дулись на него.
Сентябрь и Августа былъ хуже,—
Былъ золъ и грязенъ, и смшонъ,
Намъ отъ него досталось туже,
По наконецъ смнился онъ.
Октябрь — немытый, грязный, скверный,
Небреженъ крайне къ служб былъ,
И вс мы съ злобой непомрной
Лишь ждали, срокъ чтобъ онъ отбылъ.
Ноябрь къ намъ чистенькимъ явился,
Опрятный съ виду молодецъ,
Потомъ немного распустился,
Но подобрался наконецъ.
Декабрь старикъ куда сварливый,
Ведетъ насъ тихо. Не хуля
Его, скажу: нетерпливо
Ждемъ крикнуть радостно: ‘земля!’
Но вотъ и пристань! баста ходу,
Ужь скоро, скоро подойдемъ
И къ вновь назначенному году
Въ команду снова попадемъ.
А тамъ опять какъ было ран,
Пока не сброситъ въ море валъ,
Иль не утопитъ въ океан
Всхъ съ пароходомъ грозный шквалъ.
Мичманъ Жевакинъ.

‘Развлеченіе’, No 50, 1873

НОЧНОЙ СПЕКТАКЛЬ

Лишь полночь ударить — изъ гроба
Къ смотру барабанщикъ встаетъ.
. Б. Миллеръ
Лишь полночь пробьетъ — капельмейстеръ
Почившій изъ гроба встаетъ,
Беретъ свою старую скрипку
И громко смычкомъ по ней бьетъ.
И, зорко окрестъ озирая,
Сбираетъ артистовъ своихъ,
И гордо стоитъ у пюпитра,
И ждетъ съ нетерпніемъ ихъ.
Удары смычка раздаются
Далеко въ ночной тишин,
Тла музыкантовъ усопшихъ
Являются вдругъ въ вышин.
Уставлены живо пюпитры
На выси ночныхъ облаковъ,
И мертвый оркестръ по сигналу,
Начать увертюру готовъ.
И полонъ оркестръ замогильный
Таинственныхъ чаръ и чудесъ,
Любуются имъ только тучки
Да яркія звзды съ небесъ.
И только лишь полночь ударитъ,
Какъ въ мигъ изъ могилы встаютъ
Умершіе два режиссера
И трупп сигналъ подаютъ.
Несутся тла опочившихъ
Хористовъ, пвцовъ и пвицъ,
И свтлая радость играетъ
Въ чертахъ пожелтвшихъ ихъ лицъ.
Готова въ мигъ вся обстановка,
Готовы и хоръ, и суфлеръ,
И ждутъ музыканты минуты,
Какъ дастъ имъ звонокъ режиссеръ.
Лишь полночь ударитъ — изъ гроба
Маэстро великій встаетъ,
Спокойнымъ и медленнымъ шагомъ
Къ воздушной онъ сцен идетъ.
Вотъ вышла луна изъ-за тучи,
Стихъ втеръ, весь міръ обомллъ,
И, дружно начавъ увертюру,
Оркестръ мертвецовъ загремлъ.
Величье былое справляя,
Полнъ пафоса каждый актеръ,
И чудно кругомъ раздаются
Дуэты и соло, и хоръ.
И молча маэстро внимаетъ,
Какъ, чувствомъ къ искусству горя,
Почившая труппа играетъ
Предъ нимъ его ‘жизнь за, Царя’.
Но кончится лишь исполненье,
Вдали заалетъ заря,
Уходитъ въ могилу маэстро,
Печально себ говоря:
— ‘Теперь уже нтъ исполненья
Такого на сцен живыхъ!
Знать оперы русской успхи
Не видятъ сочувствія въ нихъ’.
Такъ въ полночь маэстро внимаетъ,
Незримый живымъ никому,
Какъ мертвая труппа играетъ
Безсмертную славу ему.
И. В.

‘Развлеченіе’, No 4, 1873

ОНЪ…

Подражаніе Беранже.

Какъ зарево румянъ,
Одтъ весьма степенно,
Онъ выпивши буянъ,
А трезвый строгъ отмнно.
Молва его коритъ:
Мошну набилъ обманомъ,
Но съ полнымъ онъ карманомъ —
Да ну ихъ, говоритъ:
О томъ я не горюю,
Не я одинъ ворую.
Отъ мощныхъ кулаковъ
Жена какъ ошалла
И къ боли синяковъ
Ея привыкло тло.
Москва о томъ галдитъ,
Надъ нимъ подъ часъ глумяся,
А онъ на то, смяся,
Да ну ихъ, говоритъ:
Я толковъ не боюся,
Не я одинъ деруся.
Попавши въ ресторанъ,
Онъ живо тамъ напьется
И съ встрчными, буянъ,
Сейчасъ же подерется.
Потомъ мошной соритъ,
Титовскихъ стнъ страшася,
А самъ, съ грхомъ смяся,
Да ну ихъ, говоритъ:
Себя не обьизъяню,
Не я одинъ буяню.
Любовью распалясь,
‘Метреску’ онъ заводитъ,
Она-жь, надъ нимъ смясь,
Его все за носъ водитъ.
О томъ, какъ онъ дуритъ,
Повсюду гулъ несется,
А онъ-то знай смется:
Да ну ихъ, говоритъ:
Кричатъ да перестанутъ,
Не я одинъ обманутъ.
Но прожитъ весь барышъ,
И кажетъ кредиторамъ
Онъ вмсто денегъ шишъ.
Конца нтъ разговорамъ!
Молва его коритъ,
Что онъ ограбить хочетъ,
А онъ себ хохочетъ:
Да ну ихъ, говоритъ,
О томъ я не горюю,
Не я одинъ ворую.
И. В.

‘Развлеченіе’, No 7, 1873

ПОВСЫ

Мчатся тучи, вьются тучи.
А. Пушкинъ.
Мчатся тройки, мчатся пары,
Отъ вина разгорячась,
Въ паркъ несутся младъ и старый,
Въ ‘Стрльну’ бшено стремясь,
дутъ свищутъ, шумъ и хохотъ,
Крикъ возницъ, полозьевъ визгъ,
Збруй блестящихъ звонъ и грохотъ
И камелій смхъ и пискъ.
— ‘Эй, пошелъ же, дурачина!
Деньги даромъ что-ль даны!’
Ямщику кричитъ купчина,
Закутившій отъ жены.
— ‘Обгоняй!’ На борзой тройк
Мчится мимо сынъ купца,
Утащившій на попойку
Дв сотняги у отца.
Вотъ съ француженкою пьяный
Вихремъ мчится модный франтъ,
Только вышедшій изъ ямы,
Неплательщикъ коммерсантъ.
А за ними, распвая,
Франтъ кутила молодой
Вскачь несется, пронивая
Деньги, данныя казной.
Мчатся тройки, мчатся пары,
Отъ вина разгорячась,
Въ паркъ несутся младъ и старый,
Въ ‘Стрльну’ бшено стремясь.
Манитъ всхъ туда свобода
И цыгане, и кутежъ,
И везутъ туда доходы
Старики и молодежь.
Вс несутся, какъ шальные,
Будто къ длу торопясь,
И частенько остальныя
Деньги тратить не скупясь,
Обгоняя такъ другъ друга,
Мчится въ паркъ ночной порой
Людъ бездлья и досуга
И камелій шумный рой.
Полны дури, полны -чванства,
Дамъ сердецъ своихъ обнявъ,
Скачутъ въ паркъ герои пьянства,
На чистую загулявъ,
Сколько ихъ туда промчалось!
Загуляли почему?
Иль наслдство имъ досталось?
Иль не платятъ никому?
Мчатся пары, мчатся тройки,
Одиночки безъ конца,
Жаждутъ оргій и попойки
Вс отъ дда до юнца.
Вихремъ вс, ища веселья,
Вы промчалися туда,
Но для многихъ вдь похмлье
Будетъ трудно, господа!
И. В.

‘Развлеченіе’, No 9, 1873

ДЕШЕВЫЕ ТОВАРЫ

Видно празднуетъ габара,
Все на дек веселится.
. Б. Миллеръ.

I

Видно дешевы товары,
Что народъ въ ряды стремится
И, смшавшись младъ и старый,
По ‘ножовк’ такъ толпится.
Ахъ, не диво, что вс лавки
Дамами биткомъ набиты,
И завалены прилавки,
И прикащики съ ногъ сбиты:
Распродажа вдь съ уступкой
Разъ въ году лишь и бываетъ,
И за выгодной покупкой
Людъ къ рядамъ такъ прибываетъ.
Вотъ солидно выступаетъ
Дама съ дочкой очень тонкой
И перчатокъ покупаетъ
Дв-три дюжины въ картонк.
Посл толстая мамаша,
Увлекаемая дочкой,
Покупаетъ ей камаши
Чуть не даромъ съ блой строчкой.
На наряды также къ лту
Дама съ дочкою купили
Кисеи да жаконету,
Льстясь, что много уступили.
Удивляясь непритворно,
Что купцы такъ промахнулись,
Дама съ дочкою проворно
Съ купленнымъ домой вернулись.

II

И вотъ дома въ свтломъ зал
Дочка съ толстою мамашей
Вс покупки развязали
Чтобъ представить ихъ папаш.
— ‘Посмотри, папа, купили
Какъ мы дешево перчатки:
Потому и уступили,
Что теперь везд ‘остатки’.
— ‘А камаши-то, камаши!
Жаль, еще такой нтъ пары!
Какъ все выгодно, папаша,
На дешевомъ-то товар!’
— ‘Кисею хоть бы вотъ эту
Разв такъ купить возможно?’
— ‘А аршинъ-то жаконету,
Заплатить вдь вдвое должно!’
Такъ ‘дешевые товары’
Восхваляютъ дочь съ мамашей
И молчкомъ, куря сигару,
Вещи щупаетъ папаша,

III

Онъ доволенъ всмъ остался,
Похвалилъ цвтъ жаковета,
На камаши любовался,
Кисею взялъ противъ свта.
Вотъ, гулять идя, камаши
Обновила нынче дочка
И, придя домой, мамаш
Кажетъ лопнувшую строчку.
— ‘Строчка, вижу, распустилась,
А смотри-ка у камашей
Вся подошва отвалилась’,
Говоритъ въ сердцахъ мамаша.
До перчатокъ тутъ добрались,
Увидали диво-штуку:
Вс перчатки ‘казались
На одну и ту же руку!
Жаконелъ сейчасъ замыли —
Полинялъ въ вод холодной,
Кисею потеребили —
Никуда нашли не годной.
Какъ узналъ про то папаша,
Распалился въ гнв яромъ:
— ‘Чортъ возьми ‘остатки’ ваши
И съ дешевымъ-то товаромъ!
Что вы бродите какъ куры,
Ротъ розиня, въ самомъ дл!
Да еще сметесь съ дуру,
Что купцовъ надуть съумли!’
И. В.

‘Развлеченіе’, No 14, 1873

ДАЧНЫЯ МЕЛОДІИ

I
ВЪ БОГОРОДСКОМЪ.

Крикъ разнощиковъ молчанье
Утра прерываетъ,
Мутной Яузы журчанье
Скуку навваетъ.
Будни. Дломъ занимаясь,
Вс мужья въ отлучк,
Жены, съ жару задыхаясь,
Ждутъ желанной тучки,
И спасенія отъ лни
Дачники не видя,
Жадно ищутъ въ рощ тни
Лежа, ходя, сидя.
Сонно, тихо и лниво
Дачники гуляютъ,
Сонно сосны, ели, ивы
Втвями киваютъ,
Всюду тихая бесда,
Толки, пересуды…
Наступаетъ часъ обда,
Слышенъ звонъ посуды…
Все сопитъ, жуетъ, зваетъ,—
Мертвое молчанье,
Только скуку навваетъ
Яузы журчанье.
Пусто все, лишь по балконамъ
Видны кой-гд люди,
Да разнощикъ униссономъ
Тишь полудня будитъ.
Чай вечерній. Оживили
Шумъ и говоръ дачи
И линейки въ тучахъ пыли
Притащили клячи.
Конченъ трудъ, сіяютъ лица,
Отъ линеекъ цугомъ
Благоврныхъ вереницы
Тащатся къ супругамъ.
Жаръ спадаетъ, вечеръ близко.
Вотъ еще немного,
Тни длинны, солнце низко
И пылитъ дорога.
Отовсюду прибываетъ
Конный людъ и пшій
И сержантъ-де-вилль сгараетъ
Скукою у ‘плши’.
Часъ еще, и на эстрад
Крейнбрингъ водворился,
И въ прохлад, и въ отрад
Людъ зашевелился.
Вьются, льются, тонутъ звуки,
Вихремъ мчатся пары,
Нтъ помину лни, скуки,
Пляшетъ младъ и старый.
Воютъ, ноютъ, стонутъ трубы,
Гулъ отъ разговоровъ,
И несутся пыли клубы
Изъ подъ ногъ танцоровъ.
Смолкли звуки, гаснутъ свчи,
Въ рощ мракъ густетъ,
Замолкаютъ хохотъ, рчи,
Быстро ‘плшь’ пустетъ.
Насладившися, людъ дачный
Шумно валитъ съ бала,
Рады вс, что балъ удачный,
Не было скандала.
Въ темномъ неб блещутъ звзды,
Говоръ по балконамъ,
Шумъ разъзда у подъзда
Ходитъ въ рощ стономъ.
Экипажей вереницы
Мчатъ въ столицу франтовъ,
И внушаетъ страхъ возниц
Длань полиціянтовъ.
Мракъ повсюду понемногу
Обнимаетъ дачи
И линейку на дорогу
Тихо тащатъ клячи.
Стихло, сну все предается,
Лсъ шумитъ листами,
Да чуть слышно раздается
Шопотъ межъ кустами…
Ночь отрадная внушаетъ
Свтлыя мечтанья
И лишь робко нарушаетъ
Тишь рки журчанье.

II
ВЪ СОКОЛЬНИКАХЪ

Друбе, дамы, марсы, франты,
Локоны, шиньоны,
Блонды, ленты, перья, банты,
Шарканья, поклоны,
Чудо рчи, чудо звуки
Льются плавно, стройно,
Тьма народа, бездна скуки,
Все благопристойно,
Чинно все, высокопарно
И полно сноровки,
Все напыщенно, шикарно,
Вс такъ тонки, ловки!
Ходятъ, бродятъ такъ солидно,
Поступью гордятся,
Какъ взглянулъ, сейчасъ и видно:
Дэнди веселятся.
Одному во власть закону
Отданы вс мннья:
Деньгамъ честь, лесть и поклоны
И къ нулю презрнье.
Все напыщенно и вяло
Скукою томимо —
Отъ велика и до мала….
Эхъ, скоре мимо!
И. В.

‘Развлеченіе’, No 22, 1873

III
ВЪ ПЕТРОВСКОМЪ ПАРКЪ.

Солнце свтитъ лихо, знойно,
Паритъ, жаритъ, жжетъ, печетъ,
Молчаливо и спокойно
Жизнь обычная течетъ.
Охъ, для дачниковъ постыла
Полуденная пора,
Всхъ распарила, сломила
Лнь, дремота и жара,
Всюду спущенныя сторы,
Вс желанной тни ждутъ,
И, звая, разговоры
Словно нехотя ведутъ.
Вс какъ будто въ полупьяна
Бродятъ курами, молчатъ,
И лишь кой-гд фортопьяно
Нотки рзкія звучатъ.
Какъ-то странны эти ноты,
Ихъ минорный, жалкій тонъ
Вызываетъ на звоту,
Навваетъ лнь и сонъ.
Да порой съ Ходынокъ глухо,
Какъ вдали грозы раскатъ,
Достигаютъ здсь до слуха
Залпы выстрловъ солдатъ,
И опять все замолкаетъ,
Такъ и хочется звнуть,
И какъ будто кто толкаетъ
Развалиться и заснуть.
Люди старые сонливо
(Имъ до шику нтъ заботъ)
Разваютъ рты лниво
И лниво крестятъ ротъ.
Дачной жизнью наслаждаясь,
Коротаетъ дачникъ день,
То потя, то купаясь,
И одно лишь ищетъ: тнь.
Мухъ докучныхъ отгоняетъ,
Дач, лту, дню не радъ
И надежду возлагаетъ
На вечерній променадъ.
Солнце сядетъ и прохладный
Воздухъ свжесть разольетъ
И прогулкою отрадной
Дачникъ прошлое вернетъ.
Вечеръ близко, жаръ спадаетъ,
Всхъ прохлада веселитъ,
Паркъ Петровскій оживаетъ
И пестретъ, и пылитъ.
Много франтовъ, много черни,
Эскадроны верховыхъ,
Всхъ смшалъ разгулъ вечерній —
11 прізжихъ, и своихъ.
Зашагали, заходили,
Поднялася тучей пыли,
Зашумли, загалдили,
Ураганъ смняетъ штиль.
Пыль густымъ поднявши клубомъ,
Экипажей мчится строй,
И толпится вередъ клубомъ
Пшеходовъ шумный рой.
Такъ гуляютъ вс довольны,
Разсуждая и смясь,
И глотая пыль невольно,
Вс чихаютъ, не сердясь.
Тснота и шумъ, и давка,
Полны публикой сады,
И толпою у прилавка
Ждутъ кто водки, кто воды.
Изъ кофейныхъ говоръ бойкій
Вылетаетъ изъ оконъ,
Гулъ разгула и попойки,
И посуды рзкій звонъ.
Ночь спустилась — меньше свта,
Предвщая тишину,
Ужь послдняя ракета
Понеслася въ вышину.
Больше, больше мракъ густетъ,
Умолкаетъ шумный гулъ,
И Петровскій паркъ пустетъ,
Конченъ вечера разгулъ.
Тнью въ сумрак мелькаетъ
Запоздавшій пшеходъ
И другъ друга окликаетъ
Растерявшійся народъ.
Все стихаетъ понемногу,
Пріуставши день-деньской,
И лишь будится дорога
Звономъ упряжи ямской,
Крикомъ пьяныхъ безобразнымъ,
Рзкимъ свистомъ ямщика,
И опять однообразно
Тишь нма и глубока.
Тихо все, сквозь сумракъ тонкій
Видно, какъ кончая пиръ,
За бгущей незнакомкой
Пьяный гонится жуиръ.
Догоняетъ, предвкушаетъ
Окончанье сладкихъ мукъ…
Вдругъ молчанье нарушаетъ
Двухъ пощечинъ рзкій звукъ,
Женскій зовъ городоваго,
Стукъ пролетки, крикъ ‘пади!’
И молчитъ аллея снова,
И все темно впереди.
Звзды небо озаряютъ,
Дрожь проходитъ по листамъ,
Да сержанты собираютъ
Кой-гд пьяныхъ по кустамъ.
И. В.

‘Развлеченіе’, No 24, 1873

КУПЕЦКАЯ КОЛЫБЕЛЬНАЯ ПСНЯ

ПАРОДІЯ.

Спи, младенецъ мой прекрасный,
Баюшки-баю.
Пусть товаръ въ амбарахъ красный
Мзду роститъ твою,
Пусть родитель, распинаясь,
Спину гнетъ свою,
Спи, покоемъ наслаждаясь,
Баюшки-баю.
По трактирамъ всюду шумно,
Всюду людъ хмленъ,
Закутишь и ты безумно,
Вышедъ изъ пеленъ,
Но родитель твой заправски
Дурь смиритъ твою,
Спи-жь, пока не знаешь таски,
Баюшки-баю.
Самъ узнаешь трудъ съ азами,
Школьную скамью,
Будешь горькими слезами
Жалобить семью,
Я избавлю отъ мученья
Голову твою…
Спи, на что теб ученье?
Баюшки-баю.
Молодецъ ты будешь съ виду,
Будешь нравомъ крутъ,
И не дашь себя въ обиду,
Будешь ловкій плутъ,
Всхъ умнй изъ-за кармана
Прослывешь въ краю,
Спи-жь, пока ты чуждъ обмана,—
Баюшки-баю.
Стану я тоской томиться,
Сонъ прервется мой,
Отъ Макарья коль случится
Ждать тебя домой.
Стану думать, чтобъ ты съ-пьяна
Не сплошалъ въ бою…
Спи, пока скандалить рано,—
Баюшки-баю.
Подростешь, займешься дломъ,
Далеко пойдешь,
Капиталъ коль будетъ цлымъ,
Нтъ — такъ пропадешь.
Набивать учись, смотри же,
Ты мошну свою,
А теперь пока усни же,
Баюшки-баю.
И. В.

‘Развлеченіе’, No 27, 1873

ПРОЭКТЫ

ПАРОДІЯ.

‘Скажи ка, дядя, вдь не даромъ
Вс толковали было съ жаромъ:
Рядамъ приходитъ матъ?
Надлали не мало шуму,
Нашли и нужную вишь сумму,
Проэкты сыпалися въ Думу,
А все ряды стоятъ’.
— Да что, пріятель, въ наше время
Лежитъ проэктовъ въ Дум бремя
Не объ однихъ рядахъ,
О всемъ судили и рядили,
То то, то это находили,
Комиссій пропасть учредили,
А все выходитъ швахъ!
Проэкты грудой поступали,
Нововведеній вс мы ждали
Для матушки Москвы.
Пошли сужденья — тары-бары,
И принялись вотъ за бульвары,
По убдились младъ и старый,
Что слдъ сказать: увы!…
Бульвары вс перекопали,
Да не отдлавши отстали:
Вотъ Чистые пруды
Вс перекопаны, изрыты
И въ безобразьи позабыты,
И кажутъ всмъ теперь открыто
Неряшества слды.
Тутъ о вод вдругъ затужили,
Колодезь вырыть положили,
Воды чтобы добыть.
Надежды нтъ вишь на Мытищи,
Найдемъ воды свжй и чище,
Срубили съ башнею домище,
Да и давай долбить.
Подумалъ я: ну, слава Богу!…
Но вотъ копаютъ лтъ ужь много,
А все нейдетъ вода,
Все ракомъ движутся работы,
Знать нмцамъ нтъ о томъ заботы,
Долбить не отпадетъ охоты
На многіе года.
Проэктъ былъ всмъ куда полезный
Провесть здсь путь конножелзный,
Но толку нтъ досель:
И только къ прошлому лишь лту
Узрли мы дорогу эту,
Да что въ ней намъ?— ея кареты
Кружатъ какъ карусель.
Жаля наши члены, выи,
Хотли сдлать мостовыя
На заграничный ладъ,—
И мостовыхъ мы долго ждали,
И долго думали, гадали,
По киселя знать наподдали
Тому проэкту, братъ.
И толкамъ нтъ конца напраснымъ,
Дать должный видъ воротамъ Краснымъ,
Все-жь толку нтъ какъ нтъ:
До нихъ все руки не доходятъ,
Вопросъ о нихъ молчкомъ обходятъ,
И безобразьемъ грусть наводятъ
Ворота сколько лтъ.
Вишь положили денегъ груду,
Какъ дамбу строили у пруда,
Да что! расходъ пустякъ,
Лишь бы построили въ плотную, —
А дамба вышла въ разсыпную,
Пришлося псню пть иную,—
Попалися въ просакъ.
О бойняхъ тоже толковали,
Привесть въ порядокъ ихъ желали,
Да знать забытъ вопросъ,
И бойни близъ Москвы воняютъ,
Страхъ эпидемій нагоняютъ,
Но дло все не поднимаютъ,
Хоть вс воротятъ носъ.
Проэктовъ сколько подавали,
Чтобъ разршенье въ Дум дали
Толкучку перевесть,
Но до сихъ поръ все валитъ кучей
Людъ темный смло на Толкучій,
Смясь на тотъ проэктъ летучій.
За что-жь Толкучк честь?
И обо всемъ сначала съ жаромъ,
Толкуютъ будто и не даромъ
Хотятъ задать толчокъ,
Писать о новостяхъ зарядятъ,
Толкуютъ, спорятъ, судятъ, рядятъ,
Комиссію какъ слдъ нарядятъ,—
Ну и затмъ молчокъ.
Да, другъ любезный, въ наше время
Проэктовъ цлое беремя
Въ комиссіяхъ лежитъ.
Плохая имъ досталась доля!
Для толковъ хоть велико поле,
Но всякій, часъ досуга холя,
Покоемъ дорожитъ.
И. В.

‘Развлеченіе’, No 28, 1873

КАМЕРЪ-ОБСКУРА НИЖЕГОРОДСКОЙ ЯРМАРКИ

Предъ нами торговецъ почтенный,
Всей братіи нищей отецъ,
Съ натурой купецки отмнной
И съ пузомъ отмннымъ купецъ.
Какъ держитъ себя онъ примрно!
Не любитъ и въ шутку соврать,
Разсчеты свои ведетъ врно…
…. Изъ ярмарки въ ночь чтобъ удрать.
Вотъ франтъ, сынъ купеческій, чудо!
Со вкусомъ какимъ онъ одтъ!
И съ дломъ торговымъ не худо
Онъ свыкнуться могъ съ раннихъ лтъ.
Онъ въ рюмку при всхъ не заглянетъ
И видно сейчасъ по лицу,
Что руку онъ смло протянетъ…
…. Въ шкатулку къ скупому отцу.
По поступи барственной видно,
Что это помщикъ-богачъ,
Тузъ дальнихъ уздовъ солидный,
Не знавшій ни въ чемъ неудачъ.
Громитъ онъ все злое такъ строго,—
Убить за неправду готовъ,
Привезъ онъ на ярмарку много…
….Камелій отличныхъ сортовъ.
Нтъ граціи право миле,
Какъ женщина эта, ей-ей!
Черне нтъ глазъ, и але
Вамъ губъ не найдти, какъ у ней.
Все стройно такъ въ ней и согласно,
Нтъ словъ на ея похвалу,
Танцуетъ она какъ прекрасно…
…. Канканы на пьяномъ балу.
А этотъ вотъ денди — конечно
Салонныхъ хлыщей кововодъ,
Проводитъ все время безпечно,
Роскошно и лихо живетъ.
День цлый безъ отдыху рыщетъ
Безъ дла конечно, ей ей,
И только лишь съ жадностью ищетъ…
… Кого-бъ обыграть поврнй.
Израильтянъ кровный потомокъ,
Въ заботахъ живущій весь вкъ,
Наружно онъ корпусомъ тонокъ
И тонкій, ей-ей, человкъ!
Людскую нужду понимаетъ,
Помочь въ гор ближнему радъ,
И самъ иногда занимаетъ…
…. Чтобъ только отдать подъ закладъ.
Вотъ докторъ, для пользы науки
Готовъ онъ лчить день и ночь,
Не сложитъ въ бездйствіи руки
И тамъ, гд не можетъ помочь,
Онъ знанье на дл докажетъ,
Больнаго спасетъ изъ бды
И скоро и ловко замажетъ…
…. Секретной болзни слды.
И. В.

‘Развлеченіе’, No 30, 1873

НИЖЕГОРОДСКІЯ ПИСЬМА

III

Горитъ Кунавино огнями,
Все оживаетъ здсь и тамъ,
И пыль, поднятая конями,
Клубами всходитъ къ облакамъ,
И всюду крикъ и шумъ и гамъ.
Открыты красныя гардины,
Полны бутылками столы
И въ изобильи льются вина
На платья двъ и на полы.
Сыны любимые скандаловъ,
Открывъ машисто кошельки,
Средь всхъ буяновъ и нахаловъ
Царятъ повсюду гусляки.
И кто перечитъ, тмъ удало
Подносятъ къ рылу кулаки.
И вотъ въ одинъ ‘пріютъ’ явилась
Толпа кутящихъ гусляковъ,
И все въ мгновеніе склонилось
Предъ мощной силой кулаковъ,
Бгутъ изъ зала что есть силы
Таперъ и двы, и кутилы,
И не найдетъ никакъ дверей
Со страха рижскій трусъ еврей.
Но гусляки угомонились,
Своей натшившись игрой,
И скоро вмст веселились
И побжденный, и герой.
Тогда-то вдругъ въ передней тсной
Нежданный шумъ произошелъ,
И въ залу свтлую вошолъ
Всмъ скандалистъ давно извстный.
Извстенъ всмъ его карманъ,
Лтами онъ уже почтенный,
Но вмст пьяница отмнный,
И безобразникъ, и буянъ.
Вошелъ, глядитъ. Его глаза
Налились кровью. Онъ ужасенъ
Какъ воплощенная гроза
И какъ цвтъ маковый онъ красенъ.
Идетъ. Глазами дико водитъ,
Горитъ зловщій въ нихъ огонь,
Онъ пьянъ — его никто не тронь.
И вдругъ къ пирующимъ подходитъ
И грозно: — ‘Вонъ! не то швыркомъ!’
Кричитъ, взмахнувши кулакомъ.
И столъ къ сидящимъ на колни
Летитъ, забытъ уже кутежъ,
Бгутъ трусливо двы въ сни,
И поднялася молодежъ.
Молчитъ музыка удалая,
Жидъ рижскій, въ страх присмирвъ,
Бжитъ во слдъ трусливыхъ двъ,
На пир шапку оставляя.
И страшно, дико той порой
Оралъ спугнувшій всхъ герой.
Но пировавшіе какъ нужно
На пришлеца напали дружно,
И грянулъ бой — купецкій бой!
Трещатъ столы, скамьи, диваны,
Звенятъ бутылки и стаканы,
Гудитъ въ рояли звучный строй
И погибаетъ отъ ударовъ.
Летятъ съ простнковъ зеркала,
И подъ ударами угаровъ
Трещитъ противника скула.
Кровь брызжетъ изъ носу и губы,
Упала сила мощныхъ рукъ,
Изорванъ въ клочья весь сюртукъ
И въ кровь во рту разбиты зубы.
И силенъ натискъ гусляковъ
На ихъ взмутившаго буяна,
Ему ужь удаль не охрана
Отъ ихъ свирпыхъ кулаковъ.
Хозяйка въ страх, двы плачутъ,
На шумный бой казаки скачутъ,
Шумъ драки, ругань, трескъ и стонъ
И тьма смотрящихъ у оконъ.
Но вотъ умаялись гуляки,
Оконченъ ихъ кровавый бой,
Вошли въ переднюю казаки
И подняла хозяйка вой.
Все гусляки расколотили!
Хозяйка горести полна,
Но ей съ избыткомъ заплатили
И успокоилась она.
Сейчасъ кой-какъ прибрали залу,
Бойцы домой уже ушли,
И, рады бывшему скандалу,
Гуляки новые вошли.
Опять пошло все чередою,
Залъ оживленъ и освщенъ
И разразившейся бдою
Никто ни мало не смущенъ.
И вотъ избитый гусляками
Буянъ, прервавшій въ зал пиръ,
Пріютовъ злачныхъ всхъ кумиръ,
Шестью несомый казаками,
Отъ боли корчился, кряхтлъ,
Но рьянымъ духомъ не роблъ.
Бранясь и плюя въ озлобленьи,
Глазами злобно онъ водилъ,
Какъ бы ища врагу отмщенья,
Его, казалось, приводилъ
Желанный бой въ недоумнье.
И. В.

‘Развлеченіе’, No 32, 1873

НИЖЕГОРОДСКІЯ ПИСЬМА

IV

По синимъ волнамъ твоимъ, Волга,
Билетъ взявъ на нужный конецъ,
Отъ долгу, не думая долго,
Изъ Нижняго скрылся купецъ.
Невдомо то кредиторамъ,
Что ихъ погибаетъ доходъ,
И что съ должникомъ ихъ и воромъ
Умчался давно пароходъ.
Не видно его межъ рядами,
Но слухъ пробжалъ ужь о немъ,
Что онъ убжалъ во-свояси,
Не давъ никому ни по чемъ.
На ярмарк есть его лавка,
Но въ ней ужь давно ни шиша,
Толкуютъ грустя кредиторы:
‘Не взять намъ съ него ни гроша!’
Закрыты массивныя двери,
Замкнуты тяжелымъ замкомъ,
Изъ бывшихъ владтелей лавки
Не слышно давно ни о комъ.
И ходятъ кругомъ кредиторы,
Бояся всю правду понять,
Тревожному слуху не вря,
Не вдая, что предпринять.
Изъ сонма тогда ихъ выходитъ
Бывалый одинъ кредиторъ
И рчь свою такъ начинаетъ:
— ‘Насъ, братцы, провелъ этотъ воръ.
‘Намъ старыхъ долговъ онъ не отдалъ,
Товару еще принабралъ,
Провелъ всхъ на нужное время
И ночью отсюда удралъ.
‘Несется онъ къ родин милой,
Гд славный оставилъ онъ домъ,
Оставилъ заводъ богатйшій
И лавку съ товарами онъ’.
И только что рчь свою кончилъ,
Въ кредиторахъ мигомъ во всхъ
Надеждою сердце трепещетъ,—
Надются вс на успхъ.
Въ Управу большими шагами
Вс смло и прямо идутъ,
Бжавшаго ревностно ищутъ,
Депеши повсюду даютъ.
Но розыски вс ихъ напрасны:
Гд бглый — никто не открылъ,
Товары свои онъ и деньги
Удачно изъ ярмарки скрылъ.
И домъ перевелъ на супругу,
И лавку свою, а заводъ
За дочерью будто бы отдалъ
Онъ зятю который ужь годъ.
И съ злостью кредиторы ходятъ
Тоскливо и взадъ, и впередъ,
Нежданная эта потеря
Лежитъ на ихъ сердц какъ гнетъ.
Зовутъ должника они тщетно,
Своей покоряся судьб,
Ему общаютъ уступку,
Семь гривенъ лишь только себ.
Но видно свое знаетъ дло
Должникъ, что отъ нихъ убжалъ,
Безслдно отъ нихъ онъ укрылся
И голосу ихъ онъ не внялъ.
Кредиторы тяжко вздыхаютъ,
О горькой потер грустятъ,
И взять съ должника хоть полтину
Себя ужь надеждою льстятъ.
Потомъ, вс собравшися вмст,
Ршили на мысли одной:
Послать къ должнику адвоката
Скорй въ его городъ родной.
Такія продлки въ торговл
Не рдкость, я вамъ доложу.
Чмъ кончилась эта — не знаю,
А если узнаю, скажу.
И. В.

‘Развлеченіе’, No 33, 1873

КАЛЕНДАРЬ НИЖЕГОРОДСКОЙ ЯРМАРКИ

Хоть я совсмъ не забіяка,
Но, постаравшись, я могу
Двнадцать знаковъ зодіака
Найдти вамъ въ Нижнемъ на торгу.
И такъ проврить не хотите ль
Живыхъ тхъ знаковъ череду,
Тамъ что ни шагъ, то представитель
Любаго мсяца въ году.

I

Окончивъ день тяжелой страды,
Рабочій людъ издалека,
Ища забвенья и отрады,
Толпой идетъ въ дверь кабака,
Кабатчикъ торгъ благословляетъ,
Людскою пользуясь бдой,
И безъ разрнья разбавляетъ
Онъ водку волжскою водой.
Народъ отвсюду прибываетъ
Ночь коротать, гд веселй,
Онъ пьетъ и горе забываетъ,
И торжествуетъ Водолей.

II

Чтобы нажиться поскоре
И съ лихвой свой проздъ покрыть,
Жидъ безъ потери лоттерею
Задумалъ въ ярмарк открыть.
Профессія такого рода
Должно быть очень прибыльна,
Илоттерея тьмой народа
Съ утра до вечера полна.
Жида никто здсь не осудитъ,
И близъ аллегри вс снуютъ:
Въ вод онъ мутной рыбу удитъ,
И Рыбы трутся и клюютъ.

III

Хотя немногому учился
Сей юный матушкинъ сынокъ,
Но только въ Нижнемъ очутился,
Въ разгулъ со всхъ пустился ногъ.
Себя надеждой мать ласкаетъ,
Что сынъ помощникъ ей въ длахъ,
А сынъ товары пропускаетъ
На шумныхъ ярмарки пирахъ,
И вмст съ прочими юнцами.
Забывши все подъ пснь сиренъ,
Стрижется ловкими дльцами
Золоторунный сей Овенъ.!

IV

Аристократіи карманной
Вотъ представительнйшій хватъ,
Онъ на словахъ куда гуманный,
На дл-жь пьяница и фатъ.
Но ресторанамъ и трактирамъ
По суткамъ рыщетъ онъ безъ длъ,
И по трактирамъ слыть кумиромъ
Его цль жизни и удлъ.
Жуиръ, кутила своевольный,
Плохой торговецъ и длецъ,
Продуктъ Москвы онъ хлбосольной,
Онъ нашъ упитанный Телецъ.

V

Понявъ вполн людей натуру,
Вотъ двое, пользу чтобъ извлечь,
Съумли ловко каргу дуру
Въ ярмо тяжелое запречь,
И вотъ, свои разставя сти,
Умя чувства презирать,
Стремятся смло франты эти
Кто попадется обирать.
И то и дло попадаютъ
Въ ихъ лапы старцы и юнцы,
И ни о чемъ не унываютъ,
Живя такъ, братья Близнецы.

VI

Гд можно, заручась кредитомъ,
Купецъ прізжій знаетъ самъ,
Что онъ путемъ идетъ избитымъ,
Но ставитъ крестъ своимъ дламъ.
Извстенъ всмъ купецкій норовъ:
Въ кредитъ побольше захватилъ
И безъ слда отъ кредиторовъ,
Имнье скрывши, укатилъ.
Хоть точатъ зубы кредиторы,
По онъ вдь тоже не дуракъ,
И до луча ‘златой Авроры’
Отъ платежей уползъ какъ Ракъ.

VII

Сей петербуржецъ очень ловкій
Проэкты разные строчитъ,
И громко съ тактомъ и сноровкой
О ихъ доходности кричитъ.
Людей онъ тонко понимаетъ,
Какъ знаетъ Невскій свой проспектъ,
И непремнно ужь поймаетъ
Капиталиста на проэктъ.
Когда-жь проэктъ осуществится,
Акціонеровъ всхъ поддвъ,
Ужь львиной частью поживится
Отъ предпріятія сей Левъ.

VIII

Костюмъ на ней для всхъ завидный
И какъ Венера сложена,
Съ улыбкой крайне миловидной
Везд является она,
Смется бойко и злословитъ,
Вступаетъ смло въ разговоръ
И взоромъ быстрымъ жадно ловитъ
Мужской подчасъ нескромный взоръ.
Глядитъ направо и налво,
Суля всмъ ласку и привтъ…
О, та кунавинская Два
Несчастныхъ много пуститъ въ свтъ.

IX

Вотъ по профессьи конгористы,
По типу — польскіе жиды
И по призванью — афферисты.
Припрятавъ прошлаго слды,
Комиссіонныя конторы
Они открыли здсь и тамъ.
Поврьте мн, что эти воры
Такъ падки къ темненькимъ дламъ.
Придетъ пора, накуролесятъ
Они въ торговл,— бойтесь ихъ:
Всхъ первымъ взглядомъ ловко взвсятъ
Всы т слабостей людскихъ.

X

Вотъ человчества уродство,
Онъ капитальный паразитъ,
Ни отъ кого ему банкротство
Потерей денегъ не грозитъ.
Давно его ужь честь упала,
И вс хоть это сознаютъ,
Но все жь ему за капиталы
Проценты смачные даютъ.
Ему гроши рубли приносятъ,
Ведетъ длишки ловко онъ.
Отвтить можно, если спросятъ:
Онъ жизни нашей Скорпіонъ.

XI

А вотъ шикозный пролетарій,
Воришка мелкій, гд пришлось,
Коль поискать, такъ много тварей
Здсь бы такихъ какъ онъ нашлось.
Безъ длъ по ярмарк онъ рыщетъ,
Шикъ для него мечта и страсть,
И для него онъ только ищетъ —
Занять бы гд, иль гд украсть.
Гд нужно, онъ себя покажетъ,
Въ своихъ длишкахъ онъ длецъ
И про него вдь всякій скажетъ:
Безъ цли ловкій онъ Стрлецъ.

XII

Рядовъ московскихъ обитатель,
Богатый, толстый коммерсантъ,
Поповской водки почитатель
И всмъ извстный фабрикантъ.
Его товары всю Россію
Прошли давно и такъ, и сякъ
И не одну свернулъ ужь выю
Его увсистый кулакъ.
Въ приличьяхъ круглая невжда,
Онъ скандалистъ, хоть нравомъ строгъ,
Онъ всхъ трактирщиковъ надежда,
Пріютовъ злачныхъ Козерогъ.
И. В.

‘Развлеченіе’, No 33, 1873

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека