Стихотворения, Вадимов Евгений, Год: 1936 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 10 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

Евгений Вадимов

ПОЭЗИЯ

‘РУССКАЯ КУЛЬТУРА’ И ДРУГИЕ ИЗБРАННЫЯ СТИХОТВОРЕНИЯ 1932 — 1936. Варшава, 1937

Русская культура (‘Русская культура — это наша детская…’)

Часовой (‘Я — Часовой. Я — в страшный день…’)

Часовой. Гекзаметры (‘Помню, ребенком, со старою няней своею…’)

Улица (‘Со мною улица — подруга дня и ночи…’)

Село Недоля (‘За сосняком, среди пустого поля…’)

Петербург (‘Нет тьмы — и все же ночь… Не ночь — а мертвый день…’)

Сентябрьским именинницам (‘День Веры, Надежды, Любви…’)

Почаев (‘В тот век, когда орда Батыя…’)

Яблочинская обитель (‘Простор и тишина… Извивы Буга…’)

День Ольги (‘Сегодня — день Ольги… Сегодня — за далью…’)

Июль (‘Спелых вишен тихое веселье…’)

Я подарю тебя пленительною сказкой…

Старый Менестрель (‘Я — старый менестрель. Бессменной чередою…’)

России (‘Ты далека от нас, Великая Земля…’)

Вильно (Аккорды)

Русская Культура

Ольге Матвеевне Зметновой

Русская культура — это наша детская

С трепетной лампадой, с мамой дорогой —

Русская культура — это молодецкая

Тройка с колокольчиком, с расписной дугой!..

Русская культура — это сказки нянины —

Песни колыбельные, грустные до слез —

Русская культура — это разрумяненный

В рукавицах-варежках дедушка-мороз…

Русская культура — это дали Невского

В серо-белом сумраке северных ночей —

Это — радость Пушкина, горечь Достоевского

И стихов Жуковского радостный ручей.

Русская культура — это вязь кириллицы

На заздравной чарочке яровских цыган —

Жемчуг на кокошнике у простой кормилицы,

При чеканном поясе — кучерский кафтан…

Русская культура — это кисть Маковского,

Мрамор Антокольского, Лермонтов и Даль —

Терема и церковки, звон Кремля Московскаго,

Музыки Чайковского сладкая печаль.

Русская культура — это то, чем славится

Со времен Владимира наш народ большой:

Это наша женщина, русская красавица —

Это наша девушка с чистою душой!..

Русская культура — это жизнь убогая

С вечными надеждами, с замками во сне —

Русская культура — это очень многое,

Что не обретается ни в одной стране.

Евгений Вадимов. ‘Русская культура’ и другие… Варшава, 1937. С. 3.

Часовой

I.

Я — Часовой. Я — в страшный день,

Когда вокруг огонь и дым,

Стою, как призрачная тень,

Вооружен и недвижим…

Я — Часовой. Струится мгла,

Бушует зло, подходит враг,

Но я видением Орла

Стою на месте. Через мрак

Я вижу даль. Я зрю Восток —

Я вижу Свет. Я жду свой час.

Мой разводящий — вечный Бог,

Тот Бог, что всех своих врагов

Повергнет в прах. Придет черед,

И страшных дьявольских оков

Растают цепи. Кто идет?!

Ты враг иль друг? Из чьих ты мест?

Скажи пароль и пропуск свой!

Ты наш, когда имеешь Крест

И чтишь Христа! Я — Часовой!

* Стихотворение, награжденное 1-ою премией в Париже, на конкурсе, устроенном журналом ‘Часовой’ в 1930 году.

II. (гекзаметры)

Основателям ‘Часового’ — В. В.

Орехову, Е. В. Тарусскому, С. К.

Терещенко.

Помню, ребенком, со старою няней своею

Зимней порой я к Невским ходил берегам…

Помню, январского солнца сияние в полдень —

Золото шапки Исаакия, сфинксов без’оких — и властный

Медного Всадника взлет на гранитной скале…

Помню, однако, что все эти крупные дива —

Детские очи мои красотою своей привлекали —

Наполовину. Приманкою главной и зрелищем милым

Был для меня, той порою, солдатик

У монумента… В шапке медвежьей с кистями —

С длинным ружьем и седой бородою —

Старый солдатик ходил неизменно

Около Медного Всадника… Мне же казалось

Что гренадер этот сделался старым —

Там, на часах, что ни сна ни покоя,

Он не знавал никогда — что удел его жизни

Быть часовым… На уроках французских

Я узнал, что солдата зовут ‘сантинелем’…

‘La sentinelle’! Мне — понравилось слово

Это звенящее — как и то, что тем словом

Обозначалось: Безстрашие. Верность.

Долгу служенье… И помня солдата

У монумента — ему подражая

Часто я дома играл в ‘санитинеля’:

Бабкину муфту соболью на темя

Я водружал вместо шапки — и долго

С детскою саблей, с ружьем деревянным

Мерил паркет в петербургской гостиной

Зорко часы и камин охраняя…

. . . . . . . . . . . . . . . .

Помню я в детстве, но более позднем

Вновь часового… Но в жуткое время

Запечатлелся в глазах моих робких

Он вторократно: — мальчишкой-кадетом

Вслед за другими, во мраке собора

По ступеням, трепеща, восходил я

Вверх… Нас водили прощаться

С мертвым Царем… Средь свечей, на вершине,

Спал Император в гробу. Миротворца —

Чуется — видел я мельком… И спешно

Вниз уходил, уступая другому

Место… Вдруг — внизу, у подножья

Вновь нежданно он вырос — мой старый

Нежно любимый солдат! С меховою

Шапкой большою своей, с бородою

Вдвое отросшею — в дыме кадильном

Камнем стоял у монаршего праха

Мой ‘сантинель’!.. . . . . . . .

. . . . . . . . . Дальше — мчалися годы.

Детские годы сменила румяная юность

Юнкерства время пришло, в авангардный

Лагерь мы вышли, к Военному Полю

У Дудендорфа… Мохнатой горою

Он возвышался над озером… — Там и я —

Стал ‘сантинелем’ и сам настоящим

И на часах, в предразсветное время

Вспомнил с усмешкой о бабкиной муфте!…

. . . . . . . . . . . . . . . .

Многие, многие годы промчались… Над старою Сеной

В Западной части Парижа, январскою ночью

Стражем французским ходил я, урочный

Свой выполняя обход. Было глухо. Безлюден

В этих кварталах чудовищный город

После полуночи. Стража лишь ходит

Там одинокая. Все-ж, прозвучали

Чьи-то шаги. Я взглянул: торопливой походкой

Женщина с мальчиком нервно спешила

В теплый свой угол, домой, но завидев

Черный мой плащ, на мгновение, робко

Остановилась — и мальчик трусливо прижался

К матери… Но — рассмеялася, тотчас, бедняжка

Стража ночного узнав… Pas de mal! я услышал

C est la bonne sentinelle! и изчезла…

От Сены

Веяло холодом… Снова мне вспомнилось детство,

Бабкина муфта, часы на камине, и Невское солнце…

. . . . . . . . . . . . . . . .

Мнится: в неведомых, сумрачных далях —

Где-то — на снежной Уральской вершине

Мнится — невидимый, снегом покрытый

Недостижимый, громадный, безгласный

В шапке медвежьей, с седой бородою

Твердо стоит Часовой! Он — спокойно

Ждет приказа для смены от Вечного Бога

Он безропотно все отстоит Лихолетье —

И — в сияющий час, к обновленным долинам

Он с Урала сойдет, отстояв свою службу!..

Paris. Buttes-Chaumont. 1933. Написано на ночном дежурстве, во время двухлетней службы автора в бригаде парижских ночных сторожей.

Евгений Вадимов. ‘Русская культура’ и другие… Варшава, 1937. С. 4—6.

Улица

Георгию Михайловичу Шульгину

Со мною улица — подруга дня и ночи

Бездомных лет моих. Светла. Темна. Пуста.

Бурлива, как поток. Всегда чужие очи,

Улыбки чуждые и чуждые уста.

Подруга верная! Безмолвием повиты

Кварталы города — и ночь еще темна,

А ты — уже со мной… Со мной асфальт и плиты,

И за окном — окно, и за стеной — стена.

Сверкают и манят зеркальные квадраты

Веселой пестротой: вино, сыры, грибы,

Хрусталь, цветы, ножи, бумажные солдаты,

Гравюры, серебро, пинцеты и… гробы,

Антенны радио, рубины и алмазы,

Колбасы, ордена, спортивные значки,

Надменно пыжатся фарфоровые вазы,

Пестреют галстуки, пижамы и носки.

Там — кто-то ссорится. Смеется чистым смехом

Малютка девочка. Но смех уже умолк.

Провозят чей-то гроб. Покрыта модным мехом

Чахоточная грудь. Отрепья. Снова шелк.

Кафе и столики. Лакей, джаз-банд, конфекты,

Смешенье запахов. Табак, бифштекс, ваниль,

Эстрада, виолончель. Вечерние газеты.

Кармин распутных губ. Гудок. Автомобиль.

Ступени паперти. Счастливая невеста.

Фата и флер-д’оранж, спустившийся на лоб —

Венчанье кончилось — и занял это место

Высокий катафалк и снова чей-то гроб!

И так всегда, всегда!.. Несутся друг за другом

Грех, смерть, слова, обман, любовь и фонари —

Со мною улица, бессменная подруга

Бездомных лет моих, со мною до зари!

‘Русская культура’ и другие… Варшава, 1937. С. 7.

Село Недоля

И. А. Чернову

За сосняком, среди пустого поля —

Где все пути песками замело —

Из века в век — стоит моя ‘Недоля’ —

Землей забытое российское село…

В нем — двадцать хат, всегда стоявших криво —

Печальный ряд, склонившийся от бед —

Дырявый мост, за ним — сухая ива —

Грозой разбитая во тьме минувших лет…

И что ни день — от ивы суковатой

Каких-то лиц бессменный, серый ряд —

И на ногах, претонких и паучьих —

Крадутся сны в заулки вдовьих хат…

И там — встают из мрака и печали —

Неисчислимые… То муж, что был убит —

В глуши Карпатских гор… То сын, кого забрали —

И ‘вывели в расход’ без слов и панихид!

И их — ряды, ряды!.. Терзают душу вдовью

Стеклянноглазые, живые прежних лет —

А ножки пауков — шуршат по изголовью

И до утра кричит упырь на лунный свет!

А утром вновь — печаль и непогода —

И черствый хлеб, и злой печали гнет —

И тот же дух забвения у входа —

Из века в век, из года в новый год…

. . . . . . . . . . . . . . . .

Живет земля!.. А средь пустого поля —

Где все пути песками замело —

Из века в век стоит моя ‘Недоля’ —

Землей забытое российское село!

‘Русская культура’… Варшава, 1937. С. 8.

Аккорды минувших лет

(ИЗ ЦИКЛА ‘ГОРОДА’)

Петербург

Г. А. Мациевскому

…Нет тьмы — и все же ночь… Не ночь — а мертвый день —

Дар северной весны… Час ночи голубиной…

Курантов звон. Светло. Цветет моя сирень,

Что сорвана вчера и брошена в гостиной…

Букет ее поник, в предсмертьи, на столе

Но воздух комнаты живет благоуханьем.

Встаю. Смотрю в окно. Там, дремлет в полумгле

Мой сад Таврический… Нева бежит в молчаньи…

Сирень моя цветет! Цветет в последний раз.

С восходом солнца — смерть!.. Сирень — охватит тленье.

Но я — дышу весной. И странен этот час:

И ночь, и день, и жизнь, и смерть, и вдохновенье!

‘Русская культура’… С. 9.

Сентябрьским именинницам

Надежде Захаровне Доманской

День Веры, Надежды, Любви и Софии —

День девственно-чистый и нежно-простой —

И вновь уношусь я в края золотые

Своею усталой и поздней мечтой…

И милые очи — мне светят как прежде —

И жизнь молодую я чую в крови —

И мыслю, как прежде — о милой Надежде —

С Софией и Верой в тумане Любви…

‘Русская культура’… С. 10.

Почаев

В тот век, когда орда Батые

Дошла до Киевских твердынь —

Ушли подвижники святые —

На отдаленную Волынь…

И там, верны отцовской вере

Вдали от вражеских очей

Зажгли они в глухой пещере

Неугасимый ряд свечей…. чую

И стали теплиться их свечи

Часы, недели и года —

И их молитвенные речи

Не умолкали никогда…

И чудо! Искрясь и блистая —

Над их пещерой, в свете дня

Явилась Дева Пресвятая —

В столбе небесного огня!..

И там — навек запечатленный —

Стопой Заступницы от бед —

Струится стал родник священный

Давая грешным жизнь и свет…

Иди же, путник, с чистой верой

На те места, к тому ключу

Где над Почаевской пещерой —

Сам Бог зажег свою свечу!

Склонись и ты с немой мольбою

Смирись душей, потупя взор —

И верь — блеснет и над тобою

Нерукотворный омофор!..

‘Русская культура’… С. 10.

Яблочинская обитель

Простор и тишина… Извивы Буга —

Невозмутимый небосвод —

И ива, грустная подруга

Широких вод, прозрачных вод…

За Бугом — крест восьмиконечный —

Над зеленеющим бугром —

К Тебе, мой Крест, мой Светоч вечный

Плывет досчатый мой паром…

Отлогий берег — и за чащей,

За тишью дремлющих кустов,

Как встарь, звучит призыв манящий —

Протяжный звон, смиренный звон

Я верю, Боже! Семь столетий

С тех пор промчалось чередой,

Как здесь нашли простые дети

Твой знак над светлою водой…

Искать ли нам, о разум вздорный —

Явленья дивного причин?

И я иду, стопой покорной —

В тот Божий стан, в тот Яблочин,

Где непонятно и случайно,

Среди глухих и диких мест,

Воздвигла в Свете Божья тайна

Восьмиконечный, вечный Крест!

Яблочинский православный Свято-Онуфриевский монастырь находится на берегу реки Буга, верстах в 30 от г. Бреста. В самом разгаре лета, 11 — 25 июня, древняя обитель эта празднует день памяти Св. Онуфрия Великого, привлекая в свои стены тысячи паломников. По преданию Яблочинский монастырь основан более 700 лет тому назад на том самом месте, где была найдена детьми простых рыбаков икона Св. Онуфрия, приплывшая по течению Буга неизвестно из каких стран.

‘Русская культура’… С. 11.

День Ольги

Ольге Ивановне Томашевской

…Сегодня — день Ольги… Сегодня — за далью

По прежнему где-то сверкает река —

И где-то березы, с любовной печалью

Склоняются к водам… Бегут облака…

И где-то — крестя благодатную землю

Уходят дороги в родные концы —

И сосны, и ели смолистые дремлют —

И весело-просто звенят бубенцы…

И где-то за днями, за цепью их длинной

Мне видится милая, чистая даль —

И слышу я чутко, как в старой гостиной

Под чьими-то пальцами стонет рояль…

И звуки надежды, и юности тайна —

И все, что вернуться не может назад, —

И сад при усадьбе, и кто-то, случайно —

Как будто случайно — спустившийся в сад…

. . . . . . . . . . . . . . . .

А в доме с колоннами — пир именинный

И запах клубники, и смех, и хрусталь

И песни Чайковского в старой гостиной

Его ‘баркаролла’, его ‘Пастораль’ —

И так, уходящий, хотел-бы поймать я

Все то, что вернуться не может назад —

День Ольги, и юность, и белое платье

Как будто случайно сходящее в сад…

где-то за днями, за цепью их длинной

‘Русская культура’… Варшава, 1937. С. 13.

Июль

Баронессе Ольге Михайловне Штейнгель

Спелых вишен тихое веселье —

И восторгом полный небосклон…

Чей-то взор далекий… чье-то ожерелье,

Чьи-то косы, легкие, как сон…

Ты придешь, я знаю, в сад наш старый,

Лишь спадет слегка июльский зной —

И откроются красавцы ненюфары

На поверхности серебряной речной…

В легком платье — милом, длинном платье,

Ты на клевер сядешь у ручья —

Будет чистым первое об’ятье,

И бесхитростным, как песня соловья…

Оба — юны… Оба — грезим сладко —

Оба — первая безгрешная любовь —

Быть вдвоем — запретно… Быть вдвоем- загадка…

Быть вдвоем — молчать… Расстаться… Грезить вновь…

. . . . . . . . . . . . . . . .

Жизнь прошла… Но где-то сад наш старый

Задремал, как встарь, в июльский зной —

И открылись, чую, ненюфары —

На поверхности серебряной речной…

Веет юностью… Уходит, негодуя

Прожитого мстительная тень —

И о скучном думать не хочу я

В этот день — июльский светлый день!..

‘Русская культура’… С. 14.

*** * ***

Баронессе Ольге Михайловне Штейнгель

…Я подарю тебя пленительною сказкой

О дальней, искристой, лазоревой стране, —

Где все — нездешнее, — где дивною окраской

Разцвечены поля, смеевшиеся мне…

Я пропою тебе восторженную песню —

О шири сказочной несчитанных дорог,

О густоте лесов, которых нет чудесней —

О полноводьи рек, бегущих на Восток…

Я проведу тебя моим столетним садом, —

Тем садом, что давно заглох и не цветет,

Мы проберемся в высь, к гранитным колоннадам

Причудливых дворцов, восставших из болот…

И в светлом облаке душистого тумана, —

По старой лестнице из белых ступеней, —

Войдем мы в горницу, где пело фортепьяно

Сплетая отзвуки давно ушедших дней…

. . . . . . . . . . . . . . . .

Иди-же, друг, за мной, спокойным, верным следом, —

Я подарю тебя нездешней красотой,

Дорога дальняя, — но путь мне этот ведом —

Он называется всесильною мечтой…

В вечерний тихий час — и в час восхода ранний,

В любой свободный миг, в любой и день и год

Я проведу тебя в страну воспоминаний —

Где все красуется, сверкает и цветет!

‘Русская культура’… С. 14.

Старый Менестрель

Поэтессе Лидии Эразмовне Синицкой

Я — старый менестрель. Бессменной чередою

Бегут года и дни — мелькает седина

В увядшем волосе, но жизнью молодою

Чем дальше, тем сильней звучит моя струна…

Чем дальше, тем стройней звучат мои аккорды —

Я — старый менестрель, но молод мой напев. —

Я песнь бросаю в даль уверенно и гордо, —

Не пропадет зерно и всходы даст посев…

Я — старый менестрель!.. Я знаю, что за гранью —

За гранью здешних дней — есть мир, но мир иной —

И я его пою, колебля слабой дланью

Всегда послушных струн всегда согласный строй…

И тихо падают в сердца мои напевы

В сердца немногие… Бежит чреда недель,

Бегут года и дни — и все-ж — взойдут посевы

И зерна прорастут, что бросил менестрель!..

‘Русская культура’… С. 15.

Евгений Вадимов. ‘Русская культура’ и другие избранные стихотворения 1932 — 1936. Издание Русского Благотворительного О-ва в Польше. Варшава, 1937.

Zakl. Graf. P. Szwede, Warszawa, Warecka, 9, tel. 509 31.

Подготовка текста — Лариса Лавринец, 2002.

Публикация — Русские творческие ресурсы Балтии, 2002.

На щите (Материнская песнь)

Я ждала тебя в спокойные объятья

Много дней у мраморной реки,

И могла безсменно, долго ждать я,

По ночам терзаясь от тоски…

Я — ждала, на Форум выйдя белый

В покрывале скромном и густом,

И шептала я с надеждой: сын мой смелый

Возвратится скоро со щитом…

И сменялись розовые зори,

Крася камень лестниц и колонн,

И смотрела я на дали плоскогорий

Бессловесных спутников времён…

Но бездушными остались эти дали,

Утопавшие в туманной красоте —

Час настал: в своей броне из стали

Возвратился ты, несомый на щите.

И целуя скорбно лик холодный,

Я, как камень, сдерживала стон —

На щите мой воин благородный —

На щите — и всё ж не побеждён.

И с тех пор ношу я снежно-белый

Свой наряд бессменно целый год,

Знаю я, что смертно наше тело —

Но душа бессмертная живёт…

И чуждаясь скорби безотчётной,

Чую я, что вечным будешь ты,

И на щит твой смертный и почётный

Я ношу победные цветы…

&lt,1929&gt,,

Ханриево

Оригинал здесь

Русская Культура

Часовой

I.

II.

(гекзаметры)

Улица

Село Недоля

Аккорды минувших лет

(ИЗ ЦИКЛА ‘ГОРОДА’)

Петербург

Сентябрьским именинницам

Почаев

Яблочинская обитель

День Ольги

Июль

* * *

Старый Менестрель

Читайте также:

*** * ***