Стихотворения, Тан-Богораз Владимир Германович, Год: 1900

 
 Тан (В. Г. Богорaз) Стихотворения ---------------------------------------------------------------------------- Поэты-демократы 1870-1880-х годов. Библиотека поэта. Большая серия. Второе издание. Л., 'Советский писатель', 1968 Биографические справки, подготовка текста и примечания В.Г. Базанова, Б.Л. Бессонова и А.М. Бихтера Дополнение: Русские песни и романсы. Классики и современники. М., 'Художественная литература', 1989 ---------------------------------------------------------------------------- СОДЕРЖАНИЕ Биографическая справка 209. На смерть Судейкина 210. Призыв 211. На коронацию 212. На переломе 213. Отрывок из неоконченной поэмы 'Софья Перовская'. Письмо к матери 214. Борцу поэту 215. Сон в летнюю ночь. (Баллада-шутка) 216. Современному поколению 217. Песня ссыльных 218. 'Нет, я не плакал здесь!.. Сухи мои глаза...' 219. 'Во мраке я пою, средь непробудной ночи...' 220. 'Не скорбным, бессильным, остывшим бойцам...' 221. Памяти Гете 222. Максиму Горькому 223. Непримиримый 224. Красное знамя (Перевод с польского) 225. 'Как жизнь мелка, в каких цепях унылых...' 226. Буря 227. Пора! 228. Царские гости Дополнение Цусима Песня (Вся наша жизнь есть труд кровавый...) Предсмертная песня Красное знамя (песенный вариант стихотворения) Владимир Германович Богораз родился в глуши волынского полесья, в местечке Овруч, в 1865 году. Однако в его метрическом свидетельстве значится: '1862, Мариуполь'. Этот документ отец достал после переезда семьи в Таганрог, чтобы до установленного возраста устроить сына в местную гимназию. Отец Богораза торговал углем и пшеницей, служил в синагоге, кое-что писал и печатал (по древне- и новоеврейски), но все эти занятия не принесли ему материального достатка: с десяти лет Богоразу пришлось зарабатывать частными уроками. К концу 1870-х годов в таганрогскую гимназию прибыло несколько молодых учителей из высланных студентов, возник кружок. Старшая сестра Богораза привезла из Петербурга сборник революционных стихов, вдохновивших ее брата на самостоятельное творчество в этом роде. В 1880 году пятнадцатилетний Богораз стал студентом естественного отделения физико-математического факультета Петербургского университета. Со второго курса он перешел на юридический факультет, где было особенно много студентов-социалистов. Богораз вошел в кружок 'Народной воли', которым руководил А. И. Желябов. Тогда же через публициста С. Н. Кривенко он связался с редакцией 'Отечественных записок', для которых перевел несколько произведений Золя и Мопассана. Осенью 1882 года за участие в студенческой демонстрации Богораз был выслан на родину. В Таганроге он немедля приступил к революционной пропаганде на недавно открывшемся Металлическом заводе. Дело шло к организации забастовки, но начинающего пропагандиста настигла волна Массовых арестов и его присудили к одиннадцатимесячному заключению в таганрогском остроге. По выходе из тюрьмы Богораз принял православие. Этот поступок, как он утверждал, был совершен 'для целей революционных'. {Автобиография. - Энциклопедический словарь Гранат, 7-е изд., т. 40, с. 442. После принятия православия Натан Менделевич Богораз стал именоваться Владимиром Германовичем. Псевдоним 'Тан' образован от имени 'Натан' (Н. А. Тан).} Центральный кружок союза 'Народной воли' поручил Богоразу и его товарищам изготовление бомб и организацию типографий. И то и другое было исполнено, но не принесло ожидаемых результатов из-за быстрого вмешательства полиции. Богораз чудом спасся от ареста. Его стихи, уже направленные в печать, не увидели света. Богораз переезжал из города в город, налаживая разрушенные революционные связи, пытаясь восстановить разгромленные и создать новые подпольные типографии. Он был одним из организаторов екатеринославского съезда 'Народной воли' и редактировал последний номер ее газеты. В конце 1886 года Богораз был арестован. После трех лет заключения в Петропавловской крепости он был отправлен с группой ссыльных в Среднеколымск, на Чукотку. До места назначения (12 000 верст) партия добиралась около года - сначала в трюмах арестантской баржи по Каме и Оби, потом пешком по Владимирке от Томска до Иркутска, затем, когда наступила зима, - на жандармских тройках до Якутска и, наконец, разными способами - на лошадях и на оленях - до Среднеколымска. Бывшие студенты превратились в охотников и рыболовов, заготавливали в тайге дрова и умудрились даже развести огороды, о которых в этом краю не имели понятия. Среднеколымск был населен потомками казаков-землепроходцев, осевших в этих краях с XVI-XVII веков. Богораз стал записывать их песий, былины и баллады, потом отправился в тундру к чукчам и другим северным народностям. Пожалуй, никому из его предшественников не приходилось заниматься этнографией в таких условиях - питаться сырой олениной и падалью, жить в задымленных чумах и вести карандашные записи на пятидесятиградусном морозе, а дома - за отсутствием чернил - переписывать их оленьей кровью. Записи, а также стихи и рассказы собственного сочинения Богораз отправлял в Петербург, Москву, в местные сибирские газеты и с нетерпением ждал обратной почты, которая приходила три раза в год. Почта 1895 года вместе с очередной грудой книг и журналов принесла первую весть о научном признании трудов Богораза: от Восточносибирского отделения Географического общества ему было сделано приглашение участвовать в так называемой Сибиряковской экспедиции. Богораз вновь пустился по знакомым маршрутам - на этот раз уже с более широкой и систематической программой. Среди чукчей он стяжал такую популярность, что был призван местными жителями стать 'чукотским королем'. Тем временем в Петербурге специальная академическая комиссия изучила присланные материалы, нашла их очень ценными и постановила ходатайствовать перед министерством внутренних дел о возвращении ссыльного. В 1898 году ходатайство было послано, а 7 мая 1899 года Богораз уже делал в Петербургском Географическом обществе доклад о русских жителях Колымского края. В том же году вышла его первая книга - 'Чукотские рассказы', а год, спустя - первый сборник 'Стихотворения'. {Книга Тана 'Стихотворения' имела четыре издания: 1900, 1905, 1906 и 1910 гг. (все - СПб.).} Это ввело Богораза в круг литераторов. Возобновилось личное знакомство с Чеховым, бывшим соучеником по таганрогской гимназии. Богораз вошел в редакцию марксистских журналов 'Начало' и 'Жизнь'. Вскоре власти приняли решение о его высылке из Петербурга, ибо Богораз открыто высказывал свои революционные убеждения и вообще вел себя по отношению к властям дерзко и вызывающе. Тогда же Академия наук предложила ему принять участие в новой экспедиции, предпринятой совместно с американским Музеем естественных наук. Через Берлин, Париж, Лондон и Нью-Йорк Богораз прибыл на побережье Тихого океана и после годичного путешествия по Камчатке, Анадырю и Чукотке вернулся через Японию и Владивосток в Петербург. Полиция снова предложила ему покинуть столицу. Богораз уехал в Америку. Два года он прожил в Нью-Йорке, обрабатывая и публикуя собранные материалы, постоянно напоминая о себе русским читателям корреспонденциями и беллетристикой. Вернувшись на родину в разгар русско-японской войны, Богораз объездил Поволжье и Сибирь, чтобы непосредственно наблюдать совершавшиеся перемены. Во время революции его можно было видеть повсюду - среди гапоновских рабочих и в руководстве Крестьянского союза, в Московском центральном забастовочном комитете и на митингах народно-социалистической партии, в ряды которой он вступил в это время. Между тем его этнографические труды выходили в России и за границей и в конце концов создали ему солидную ученую репутацию. После Октябрьской революции Богораз продолжал заниматься литературной деятельностью, написал несколько повестей и романов, переводил пьесы Рабиндраната Тагора, стихотворения негритянских поэтов, выпустил четырехтомное собрание своих сочинении (первое - десятитомное - собрание вышло еще в 1910 году). Но основное время он уделял преподаванию этнографии в Ленинградском университете и в педагогическом институте им. А. И. Герцена, а также в Академии наук. Он был первым директором Института народов Севера, возглавил Музей истории религии, организовал этнографическое изучение современного советского быта, а главное, трудился над созданием письменности северных народов, очень много сделав в этой области. Смерть застала его 10 мая 1936 года в поезде, следовавшем из Ленинграда в Ростов-на-Дону. 209. НА СМЕРТЬ СУДЕЙКИНА На травле яростной усердствуя безмерно, Народному врагу ищейкой ты служил! Безумным палачам во всем помощник верный, В крови по пояс ты бродил! Всегда на всякое готовый преступленье, С свободой, с истиной ты вел упорный бой, Ты женщин и детей душил без сожаленья Своей кровавою рукой! Могучий наглостью, коварством, ложью гнусной, Ты силу и обман пускал с успехом в ход... В бесславном поприще выказывал искусно Ты лисий хвост и волчий рот. И души слабые ты обольщал лукаво, Отторгнув силой их от дружеской среды... Ты воздух наполнял невидимой отравой Измены, злобы и вражды. И строил с ревностью, достойной лучшей доли, Подмостки новые и трону и себе Из жертв, загубленных на плахе и в неволе, Погибших в роковой борьбе... Но грозный приговор народной правой мести Над головой твоей внезапно прозвучал И поразил тебя, как молния, на месте... Холодным трупом ты упал. И над безжизненным, покрытым кровью прахом В оцепенении твой властелин стоит. Мрачна душа его, терзаемая страхом, И злобно взгляд его горит. Иди же в глубь земли, опричник злобный, лютый, Позорный палача позорного холоп! И пусть напутствуют в последнюю минуту Тебя проклятья в мрачный гроб! Одно является невольно сожаленье: Ошиблась здесь судьба десницей роковой - Ты предназначен был веревкой, без сомненья, Закончить путь бесславный свой! И только потому петля тебя лишилась И свел последний счет с тобой тяжелый лом, Что смертью праведных веревка освятилась, Как освятился крест Христом. А вы, убитого сотрудники живые! Пускай покинут вас спокойствие и сон! Рука могучая разит уж не впервые, И не последним будет он. Пусть гибель вашего достойного собрата Предупреждением послужит и для вас, Что если для него сегодня час расплаты, То завтра ваш настанет час! <1885> 210. ПРИЗЫВ Кровавые реки, веревка и плаха, Проклятье, отчаянья стон. Как много вас в битве погибло без страха, О, братьев святой легион!.. Но призраки братьев, погибших печально, Далеко от кровли родной, Без слез, без привета, без ласки прощальной, Бессменно стоят предо мной. Ужасен их саван, запачканный кровью, Сверкает их пламенный взор, И жадное сердце читает с любовью В нем мужества полный укор. 'Боец из дружины, стяжавший геройством Бессмертную славу себе, Зачем ты считаешь с таким беспокойством Ряды уцелевших в борьбе? Зачем ты смущен, если счастье в сраженье На миг улыбнется врагам? Ты знаешь, судьбы неизменно решенье: Победа достанется нам. Смотри: на подмогу бойцам утомленным Воителей племя встает Над полем, кровавой рекой обагренным, Где черный стоит эшафот. Готовы к ударам их крепкие руки, Их лица отвагой горят, И вновь раздаются призывные звуки, Свободы немолчный набат...' Вы правы, великие славные тени!.. В тревоге минутной тоски Боец маловерный склоняет колени У вашей гробовой доски. От вашего зова, от вашего слова Надежда воскресла в груди, И сердце пылает отвагою снова, И солнце горит впереди. Скорее, товарищи, сомкнутым строем Стремительно кинемся в бой! Мы грудью опасное место закроем, Мы брешь загородим собой. Со славой вернемся мы с бранного поля Иль ляжем со славою там! За нами судьбы неизменная воля, Победа достанется нам. <1885>, <1906> 211. НА КОРОНАЦИЮ Гудят, гремят все сорок сороков, Пестреют флаги в небе голубом, И с гулом радостных колоколов Сливается могучий пушек звон. На улицах толпа кишмя кишит, И стоголосый рев над ней стоит. Шумнее он, чем ропот волн морских, Когда прилив на берег гонит их. Сегодня празднует рабочий люд, 10 И прекращен обычный тяжкий труд. Сюда с утра собрался весь народ, Стоит шумя, нетерпеливо ждет. Чего ж он ждет? Иль в небе занялась Народной воли наконец заря? Нет, это Русь, ликуя, собралась Венчать на царство нового царя. Как зверь в норе, он в Гатчине сидел, Два года носа высунуть не смел, И, из берлоги выйдя наконец, 20 Идет надеть отцовский свой венец. Но вот умолк народный шум и гам, Штыков живой раздвинулся забор, И каждый вдаль направил жадный взор: Блестящий поезд показался там. И вот толпа увидела царя. И грянуло из края в край 'ура', И долго-долго бурною волной Могучий клич катился над толпой. Толпа безумная! Она глядит 30 На внешность лишь. Ей блеск глаза слепит. Хотя пред ней сверкает мишура, Она кричит бессмысленно 'ура'. Когда ж пора желанная придет, Как различать научится народ Своих врагов и им рукоплескать Не станет он и в грязь друзей топтать? Но царский поезд уж взошел в собор, Молиться стал митрополитов ряд, Святую песнь запел уж певчих хор, 40 И начался торжественный обряд. Но отчего же, русский царь, ты бледен? Могучий деспот, отчего дрожишь ты? Твоя рука сжимает конвульсивно Тот роковой венец, что смерть отца Тебе в лицо насмешливо швырнула. Испуганно твой взор кругом блуждает. Что ищет он в толпе необозримой? Взгляни - кругом стоят твои клевреты, Ищейки верные, они готовы, 50 Лишь укажи - и ринутся по следу, И выследят, и горло перервут! Вон войско храброе стоит стеною! Играет солнце на штыках бессчетных... Махни рукой - и русскими костями Они устелят горы Гималая, Песок сыпучий знойного Турана Иль запрудят рядами тел Дунай! Лишь бровью двинь - и в битве с целым миром, В борьбе кровавой с силами чужими 60 Они положат головы свои... А вот толпа! Смотри - людское море: Могучей волн морских людские волны, И громче бури грозный рев толпы. Чудовище, которое пожрало Кумиров столько, им же вознесенных, Она в глаза глядит тебе покорно, С благоговеньем каждый звук твой ловит... Лишь прикажи - и вмиг с остервепеньем Пред ясными царевыми очами 70 Она врага на части разорвет. Что ж медлишь ты? Дай знак им!.. Нет, безумец! Ни сила войск, ни гнев толпы свирепой, Ни верные, усердные холопы Спасти тебя от гибели не могут, Твоих врагов не в силах одолеть. С могучей силой мысли необъятной, С блестящим светом веры благодатной, С огнем любви неугасимо ярким Затеял ты безумную борьбу! 80 Вздымает горы пламенная вера, За облака проникла мысль людская, Во всех сердцах, к добру и к правде чутких, Зажгла любовь неугасимо пламя. Так твоему расшатанному трону Где ж устоять в борьбе против стихий? Они глубоко в землю проникают, Они собою воздух наполняют, С собою их разносит летний ветер, В своем дыханьи ты вдыхаешь их. 90 Они везде - в тревожных сновиденьях, В воспоминаньях совести преступной, В улыбке нежной сыновей твоих. Но близится к концу обряд священный, И радостно, с глубоким облегченьем, Как осужденный, коему внезапно Дана пред самой плахою отсрочка, Так ты спешишь отсюда под защиту Надежных стен твоей берлоги мрачной. Иди! Тебя от гибели жестокой 100 На этот раз избавила судьба. Но знай, злодей, придет твой час последний! Неумолимый, неизбежный, скоро Он у тебя потребует отчета Во всех делах, тобою совершенных! И выступят из недр земли глубоких Потоки слез горючих, реки крови, Тобой пролитые, и захлебнешься Ты в жгучих волнах их, палач жестокий! Кипящего народного вулкана 110 Зияющее жерло над тобою Разверзнется и поглотит тебя! <1886> 212. НА ПЕРЕЛОМЕ Над спокойно спящею землею Тяжело нависла тишина. Отчего мертвящею тоскою Грудь моя усталая полна? Что тебя, душа моя, тревожит? Что тебя терзает и грызет? Словно червь, неутомимо гложет, Как змея, без устали сосет? Ах, в тебе чуть видно искра тлелась Под холодным пеплом с давних пор, А теперь внезапно разгорелась Б роковой отчаянья костер... Я б желал, чтоб в том костре сгорели Все следы проклятые дотла Жизни долгой, не имевшей цели, Не узнавшей ни добра, ни зла. Беспредельной страсти упоенья Я б желал почувствовать хоть раз, Жизни, полной бурного волненья, Пережить желал бы я хоть час. Но не той бессмысленной и шумной, Где разврата вечный пир идет, Где в разгаре оргии безумной В грязь вино пролитое течет. Я б желал на площади огромной, Где кругом стоит плечом в плечо Мой народ страдающий и темный, Говорить о братстве горячо. Чтоб слова, исполненные силы, Полились свободно, как волна, Чтоб они навеки вкоренили В душах всех благие семена! Я желал бы в бой ожесточенный Направлять нетерпеливый шаг Впереди товарищей колонны Со священным знаменем в руках, И упасть, из рук не выпуская Знамя то, всё так же впереди, Громкий крик победы испуская Из смертельно раненной груди! <1886> 103. ОТРЫВОК ИЗ НЕОКОНЧЕННОЙ ПОЭМЫ 'СОФЬЯ ПЕРОВСКАЯ' ПИСЬМО К МАТЕРИ ...Прощай, прощай, но не вини Меня за муки в час прощальный И с лаской на меня взгляни Перед разлукою печальной... Так суждено было судьбой: Упорной, яростной борьбой Объята я была всецело, Был труден путь мой, но свернуть На путь, на пошлый путь, Я не могла и не хотела. И вот теперь недалеко От искупленья рокового. Я не жалею, я готова, Мне так спокойно и легко! Заутра суд, но я туда Пойду уверенной стопою И в день позорного суда Сама явлюсь судей судьею! Всю меру лжи их я наглядно Перед пародом покажу. И, как бичом, их беспощадно Горячим словом поражу. . . . . . . . . . . . . . . . Но память о тебе всегда Меня терзает. Иногда Твой образ плачущий как будто Живой я вижу, и в минуту, Когда суровая петля Внезапно мне прервет дыханье И из-под ног уйдет земля, Последней искрою сознанья В немой отчаянной борьбе Я буду помнить о тебе... Прощай, прощай! Воспоминаньем Себя чрез меру не круши, Не позволяй немым рыданьям Свивать гнездо на дне души. И только изредка грусти - Спокойно, тихо и без страсти, И тень мою тогда почти Слезами тихого участья... Теперь во имя нашей нежной Всепримиряющей любви Меня на подвиг неизбежный В последний раз благослови. <1886> 214. БОРЦУ ПОЭТУ Не для корысти и богатства, Не за награду и венец - За торжество любви и братства Всю жизнь свою борись, боец! Но не бросай в разгар сраженья Туда, где бой кипит сильней, Слова святого примиренья, Залог грядущих светлых дней. Смягчать горячею любовью Сердца врагов - напрасный труд, Твои слова твоей же кровью Они с насмешкою зальют. Бери ж скорее, грозный мститель, Свой добрый меч и в бой спеши И, словно ангел-разрушитель, Чудовищ тьмы в куски кроши! Рази без устали и страха, Губи врагов своей земли. Руби с плеча, руби с размаха, Дави конем, копьем коли! Тебе, быть может, злую долю Сулит неравный смертный бой, И ты падешь на бранном поле В крови, с разбитой головой! Но возрастут бойцы из праха И по твоим стопам пойдут, И вновь без устали и страха Борьбу к победе поведут. Тогда тебя помянут славой, Поняв, как много ты любил, Поняв, что ты в борьбе кровавой Основы мира заложил... <1886> 215. СОН В ЛЕТНЮЮ НОЧЬ (Баллада-шутка) Проснулся властитель, опухший от пьянства, Из уст его вырвался крик. Он дико обводит глазами пространство, Как в бойню приведенный бык. 'Сюда, царедворцы, солдаты, лакеи! Эй, кто там! Несите огня! Кто верует в бога, на помощь скорее! Спасите, спасите меня!' Лакеи на крики сбежалися дружно 10 И стали пред ложем толпой. 'Мы здесь, повелитель! Чего тебе нужно? Поведай, что сталось с тобой!' От ламп, от свечей в полутемном чертоге Разлился блистающий свет, И царь, отдохнув от недавней тревоги, Лакеям промолвил в ответ: 'Ужасное нечто случилось со мною В глубокий полуночи час: Но я перед вами того не открою, 20 Холопы, то тайна для вас! Пошлите скорей вы курьера лихого, Чтоб был он, как молния, быстр. Пускай призовет мне министра Толстого, - То верный и честный министр. Ему я ужасную тайну открою И сделаю верный рассказ Того, что случилось недавно со мною В глубокий полуночи час'. Был послан курьер расторопный и верный, 30 Еще не блеснула заря, А был уж разыскан любимец примерный И введен в чертоги царя. 'Послушай, мой друг, мой любимец примерный, Мой столб, подпирающий трон! Недавно привиделся сон мне прескверный, Зловещий пророчески сон. Мне снилось, что будто сижу я на троне В роскошном московском дворце, В порфире, в регалиях, в царской короне, 40 С улыбкой на гордом лице. Стоят перед троном толпой адъютанты, Министры, сановников ряд, За окнами громко гремят музыканты И взапуски пушки гремят.. Как вдруг предо мною средь пышной палаты Явилась, как пламя горя, Рука, что уж раз напугала когда-то Страны вавилонской царя. И палец огромный поднялся мгновенно, 50 Сверкая, пылая огнем, И слово 'пентюх' написал дерзновенно На лбу неподвижном моем. Те страшные буквы пылающим жаром До самого мозга прожгли Мой лоб, и наполнили душу угаром, И в мысли смятенье внесли. Я слышал, как темени кости ломались, Как лопались черепа швы, Я с ужасом чувствовал, как уменьшались 60 Размеры моей головы. В широкий дурацкий колпак обратился Мой царский венец золотой, И низко, на самые уши спустился, И очи закрыл мне собой. Я снова почувствовал... кровь леденеет, Чуть вспомню об этом... Увы! - Мой зад вырастает, мой зад тяжелеет, Толстея на счет головы! Гнетет, напирает мясная громада, 70 Трещит и шатается трон... И вот под давленьем огромного зада Рассыпался вдребезги он!' Толстой не на шутку смутился рассказом, Но молвил, 'Подобные сны, Пока еще жив я и светел мой разум, Тебе, государь, не страшны!' - 'Спасибо, Димитрий, спасибо, мой милый Но слышу я голос в груди, Он шепчет без звуков, но с странною силой: 80 Беда предстоит впереди. Мы в тронную залу отправимся вместе. Единственным спутником мне Ты будешь. Стоит на возвышенном месте Там трон, что я видел во сне. Я жадно желаю на деле измерить И трон тот, и собственный зад, И там я узнаю, не верить иль верить Той правде, что сны говорят'. Толстой побледнел: 'Повелитель, без стражи 90 Нам в тронную залу вдвоем Не только что темною ночью, но даже Опасно отправиться днем. Быть может, злодейским исполненный ядом Нас ждет там неведомый враг С огромным ножом, с динамитным снарядом Иль с ломом тяжелым в руках'. - 'Нет, нет, мой Димитрий, нам стражи с тобою' Никак не приходится брать: Такую ужасную тайну конвою 100 Нельзя ни за что открывать. Быть может, действительно, мяса и жира Прибавилось в заде моем, - Так трои переделать прикажем пошире Мы тайно - и дело с концом'. Толстой покорился. Рукою дрожащей Он лампу тяжелую взял. Пошли и приходят в чертог тот блестящий, Где трон драгоценный стоял. Луч лампы в чертоге обширном и темном 110 Рассеялся. Грозно углы Чернели. Лишь трон с балдахином огромным Блистал, выступая из мглы. 'Я, право, не знаю, на что и решиться! Мне голос пророчит в груди, Что скоро несчастье со мною случится, Беда предстоит впереди'. И вот он решился. И к трону без страха Поспешной стопой подошел И, разом завесу откинув, с размаха 120 Воссел на отцовский престол. Престол зашатался от грузного веса, Устои, треща, подались, И, с крюка сорвавшись, внезапно завеса Без шума спустилася вниз. И царь закричал богатырскою пастью: 'О горе! Пришел мне капут! Сбылось надо мной предсказанье несчастья! Придется погибнуть мне тут! В тиски я попался! Как больно, как худо! 130 Ни вверх, ни вперед, ни назад Нельзя шевельнуться, ни вылезть отсюда. Раздавлен несчастный мой зад. Но что со мной сделалось? Страшные звуки, Как ропот ревущих валов, Из чрева несутся. Я чувствую муки, Как мать накануне родов. Неведомый дух посетил мое тело. Безумно свирепствует он. Он выхода ищет, он рвется к пределу, И скоро уж вырвется вон!' И лампу на пол уронивши со звоном, Толстой закричал: 'Караул!' И сам повалился с подавленным стоном, И уши руками заткнул. Какой-то удар с оглушительным треском Послышался в комнате вдруг, И сернистым газом удушливо-резким Запахло в пространстве вокруг. <1886> 216. СОВРЕМЕННОМУ ПОКОЛЕНИЮ Пора недавняя, сияющая славой, Великой доблести исполненные дни, Волненье жаркое и пыл борьбы кровавой, - Безвременно ушли в прошедшее они. Какие подвиги! Не хочет верить разум Тому, о чем с трудом передает язык, И замирает дух, взволнованный рассказом, И с уст срывается восторга страстный крик. Бойцы бесстрашные, титаны, а не люди, России лучший цвет, как будто на подбор, Сомкнувшись в тесный строй, выдерживали грудью Врагов бесчисленных озлобленный напор. И все они легли в разгаре страшной битвы На грудь широкую вскормившей их земли, Их не спасли страны измученной молитвы И наши слезы не спасли. А мы, дававшие священные обеты Вчера над свежими могилами бойцов, Мы предали врагу великие заветы, Наследье славное погибших мертвецов! Герои жалкие, приниженные братья, Сердца холодные, бессильные умы, Пигмеи слабые, не страстного проклятья - Плевка заслуживаем мы. Создавши полосу короткого покоя Меж двух периодов отчаянной борьбы, Мы жизнь свою влачим с холодною тоскою, В пыли лежащие рабы. Великой мыслию мы землю не осветим, На дело славное у нас не хватит сил, Наследство скудное мы завещаем детям За дверью близкою зияющих могил. И с негодующим язвительным укором, Над нашим именем ругаясь и смеясь, Нас заклеймят они заслуженным позором И нашу память втопчут в грязь. И наше пошлое, пустое поколенье, Совсем забытое, исчезнет без следа, И вновь появятся великие стремленья, И старая любовь, и старая вражда.., <1886> 217. ПЕСНЯ ССЫЛЬНЫХ Нет, не сломит нас страданье, Нам не ново испытанье, Наша грудь еще крепка, Не пугает нас изгнанья Многолетняя тоска. Нас уводит враг жестокий Из неволи одинокой, Из печальных стен тюрьмы В край холодный, в край далекий, В царство северной зимы. Но, как братьев, нас сдружила Наша юность, наша сила, Общий гнет тяжелых уз, И страданье освятило Наш незыблемый союз. Пусть же в северной пустыне Станет он тесней, чем ныне, И сплотится навсегда, И окрепнет, как твердыня Нерастаявшего льда. Пусть дружней, чем в битве прежней, Там, в степях Сибири снежной, Встанет грудью наша рать Неустанный, неизбежный Бой с врагами продолжать. 1888 Бутырская тюрьма 218 Нет, я не плакал здесь!.. Сух_и_ мои глаза, Как степь безводная под солнца вечным жаром, Как будто никогда роса души, слеза, Не облегчала их своим целебным даром. Я много пережил убийственных часов, Не раз подавленный тоскою безысходной, Я тупо застывал без мыслей и без слов, Подобно статуе, недвижимо холодной. На смену тем часам являлись иногда Минуты дикого, слепого озлобленья. Как зверь подстреленный, метался я тогда Меж этих мертвых стен в бессильном исступленьи. И с пеною у рта, беснуясь, посылал Невидимым врагам бессвязные угрозы, И вопли хриплые с проклятьями мешал, Зато я схоронил в груди глубоко слезы. Но с ропотом они упали в глубину И, оставаясь там, иссякнуть не хотели, И, медленно скопись в строптивую волну, Искали выхода и тяжело кипели. Не находя его, они давили грудь И зноем собственным всё больше согревались, Пока прожгли себе другой, ужасный путь, До сердца путь прожгли и внутрь его ворвались. Тогда, не выдержав, отверзлась грудь моя, Но не слезам уже она исход открыла: Из сердца хлынула кровавая струя И ложе жесткое обильно обагрила. Как больно! На уста невольно рвется крик, Несутся взрывами глухого кашля звуки. Когда начнется он, мне кажется в тот миг, Что сердце сжали мне костлявой смерти руки. Вы, посещавшие уж столько раз меня, Святые призраки погибших без привета, Бойцов, исполненных отваги и огня, Жрецов-хранителей божественного света, Слетайтесь и теперь! Я жду вас уж давно, Спешите все сюда поближе к изголовью, Ни разу слез моих не видело оно, Зато залито жаркой кровью. Так пусть же эта кровь, скрепляя наш союз, Вам скажет лучше слов, что на краю могилы Я не склонил чела под игом скорбных уз И нес свой тяжкий крест, пока хватало силы. Что, твердый до конца, я встречу смерть свою Как истинный боец, бестрепетно спокоен, Что в вашу гордую геройскую семью Войти собратом я достоин!.. 1888 219 Во мраке я пою, средь непробудной ночи... Кто слышит голос мой, кто есть вблизи живой? Напрасно я во тьму вперил пытливо очи, Бессильный гаснет взор пред черной пеленой. Я поднял высоко протянутые руки... Кто видит облик мой? Откликнись в этот час! Кто видит в темноте мои слепые муки, Будь недруг то иль друг, откликнись мне хоть раз!.. Пусть вздох ко мне дойдет, далекий, бесприютный, Как эхо, даст ответ в зловещей тишине. Пусть призрак мне мелькнет таинственный и смутный Иль молния сверкнет в угрюмой вышине... Во мраке я пою, тревожно, одиноко... Кто слышит песнь мою? Я славлю яркий свет, Я славлю луч зари, владычицы востока, Настойчиво зову сияющий рассвет. Я солнцу гимн пою, торжественный и стройный, И льется песнь моя без устали над мглой. Я славлю блеск утра, я славлю полдень знойный, И голос мой звучит молитвенной хвалой. Я песней той живу. С надеждой чудотворной Мой голос льется вдаль, мой голос рвется ввысь. Молитвой я дышу сквозь мрак темницы черной... Кто слышит песнь мою во мраке, отзовись! Как долго ждать утра? Как долго мне молиться?.. Мой голос изнемог. Во мраке а пою. Мне тяжело дышать. Безбрежная темница, Как тесная броня, сдавила грудь мою. Усталый взор поник в уныньи боязливом, Уж голос мой дрожит болезненно, как стон. Звени же, песнь моя, отчаянным призывом, Буди холодной тьмы оцепенелый сон! Взойди, заря, взойди приветно и широко! Святая дочь утра, развей немую ночь!.. Пусть радостного дня божественное око Блеснет тебе вослед и тьму прогонит прочь! Развей мою тоску и ужас малодушный, Мой голос укрепи в слабеющей груди... Развей немую ночь, могилы сумрак душный! Владычица небес, взойди, заря, взойди! 1896 Колымск 220 Не скорбным, бессильным, остывшим бойцам, Усталым от долгих потерь, Хочу я отважным и юным сердцам Пропеть свою песню теперь! Пусть мертвые мертвым приносят любовь И плачут у старых могил! Мы живы: кипит наша алая кровь Огнем неистраченных сил. Священную память погибших в бою Без слез мы сумеем хранить, Мы жаждем всю силу, всю душу свою На тот же алтарь возложить! Несись, моя песня, как радости клик, На дальний безвестный предел! Да здравствует юность, кипучий родник Великих стремлений и дел! Несись, моя песня! Взлети до небес, Как сокол, свободный от пут! Да здравствует гений всемирных чудес, Могучий и творческий труд! Несись, моя песня, опять и опять! Греми над землей, как труба! Да здравствует жизни всесильная мать, Владычица мира - борьба! От края до края родимой страны Друг другу несем мы привет... Мы ласточки свежей зеленой весны, Идущей за нами вослед. Пусть скована стужей немая земля И каждый шумливый поток, И умерли листья, и снег на поля Серебряным саваном лег. Уже прокатился громовый удар С неведомых горних высот, И дрогнула сила безжизненных чар, Тяжелый колеблется гнет. Да скроется сумрак, да здравствует свет! Мы вестники новых времен! Весна молодая идет нам вослед Под сенью несчетных знамен. <1899> 221. ПАМЯТИ ГЕТЕ Не бойся вечности, не уступай судьбе! Будь смел! будь дерзок и бесстрашен! Огромный этот мир принадлежит тебе, Лишь для тебя так пышно он украшен. Дыханье уст твоих дает ему венец, Твой взор ведет его над бездной. Без них он был бы пуст, как нежилой дворец, Как склеп немой и бесполезный. Владей же им, как бог! живи в его черте, Как гордый и счастливый гений! Умей отыскивать в мгновенной красоте Источник вечных наслаждений!.. Дерзай господствовать! Лазури глубину Великой покори победой! Сорви с ее чудес немую пелену И людям тайны их поведай! Колен своих во прах не преклоняй вовек, Но злых небес не бойся мести, И верь в свою звезду, и имя человек Носи, как символ высшей чести! Когда придет пора раздумья и тоски, Не прячь под спуд свое страданье! Как Фауст, свой упрек словами облеки И брось загадке мирозданья! Явись ее судьей, на роковой вопрос Потребуй ясного ответа! Пытливый разум твой в запутанный хаос Пускай прольет хоть проблеск света! И если над тобой не поредеет мгла, Туман сгустится безотрадный - Насмешку брось ему острее, чем игла, Как Мефистофель беспощадный. Как новый Прометей, найди в себе самом Свою защиту и опору, Презреньем обессиль жестокий Зевса гром И вечно будь готов к отпору! От камня твердого огонь себе добудь Или зажги его от молний, Ослушный небесам, земле владыкой будь И целый мир собой наполни! 1899 222. МАКСИМУ ГОРЬКОМУ Там, где торг ведут доходный И Россия и Сибирь, Над рекою судоходной Поселился богатырь. Не _Добрыня_ то боярин, Не заморский чванный _дюк_, Не касимовский татарин - То _Ильи_ последний внук. Он ходил золоторотцем И удалый вышел хват, Даже с _Васькой_-новгородцем Он крестовый был бы брат. Да его _Микула_-вотчим Из деревни выжил вон, И тогда судорабочим Угодил на Волгу он. С той поры по волжским плесам Он гулял две сотни лет, По пескам и по утесам Он везде оставил след. Щеголял в цветной одежде, Щеголял в мороз босым, Назывался Стенькой прежде, А теперь зовут Максим. Он веселым был бродягой, Без сапог и без забот, - Так пускай живет с отвагой, Никому челом не бьет. Чт_о_ пред ним любой чиновник, Либеральный крохобор, Добродетельный сановник И педант, несущий вздор? Чт_о_ пред ним любой алтынник, Живодер и дерзкий плут, Самозванный именинник Наших бед и вечных смут? И повытчик, и лабазник Одинаковы в цене. Верь, Максим, настанет праздник И на нашей стороне!.. Пусть они разводят копоть, Пусть плодят везде разврат, Не удастся всё им слопать... И по темени отхлопать Постарайся их, мой брат! 1899 223. НЕПРИМИРИМЫЙ 'Смирись! - мне говорят старинные враги. - Строптивый вызов твой уж никому не нужен, И путь твой загражден, и связаны шаги, И ты давно обезоружен!..' 'Смирись! - мне говорят старинные друзья. - Наш идеал померк, и наша рать разбита. А мы - последыши, и нам роптать нельзя, И лучше жить тепло и сыто!.. Погибли храбрые... Мир праху их в гробу!.. А ты зачем так беспокоен? Уйми свой дерзкий нрав, не искушай судьбу, Ты отставной, бессильный воин!..' А юношей толпа, отчизны лучший цвет, Стоит и слушает, и спор ее тревожит. Кому уверовать, за кем идти вослед, Никто из них решить не может. Тернистые стези уводят в темный лес, А торные дороги грязны... Немая пустота предательских небес Угрозы сеет и соблазны. 'Смирись!' - в награду мне сулите вы успех!.. Пускай же вас одних грязнит ваш поздний опыт! Мой гнев непримирим. Раздастся громче всех Мой беспокойный страстный ропот. Меняться поздно мне. Мириться не хочу, Рабом под старость я не стану. Не буду рук лизать слепому палачу И в землю кланяться тирану. Воинственной мечте я жизнь свою обрек, Но я обета не нарушу. Могучей ярости стремительный поток Живым огнем мне влился в душу. Пускай для подвигов действительность мелка, Пусть нет арены для геройства, - Меня томит еще давнишняя тоска, Всесильный демон беспокойства. Из ваших светлых зал меня он гонит вон И не дает мне пить из вашей чаши пьяной. В ушах моих звучит, как похоронный звон, Ваш гимн назойливый и рьяный. И я бегу, спешу, не знаю сам - куда, Скитаюсь смолоду поныне Сквозь бурные моря, большие города И бесконечные пустыни. Не нужно места мне меж вами на пиру, Противны ваши мне пороги, Бродягою живу, бродягою умру В степи, на рытвине дороги. 30 июня 1900 Берег Камчатки 224. КРАСНОЕ ЗНАМЯ (Перевод с польского) Слезами залит мир безбрежный, Вся наша жизнь - тяжелый труд, Но день настанет неизбежный, Неумолимо грозный суд. Лейся вдаль, наш напев! Мчись кругом! Над миром знамя наше веет И несет клич борьбы, мести гром, Семя грядущего сеет. Оно горит и ярко рдеет. 10 То наша кровь горит огнем, То кровь работников на нем! Пусть слуги тьмы хотят насильно Связать разорванную сеть, Слепое зло падет бессильно, Добро не может умереть! Лейся вдаль, наш напев! Мчись кругом! Над миром знамя наше веет И несет клич борьбы, мести гром, Семя грядущего сеет, 20 Оно горит и ярко рдеет. То наша кровь горит огнем, То кровь работников на нем! Отживший рушится порядок, В его паденьи - наш успех. Нам будет труд совместный сладок, И будет плод его для всех. Лейся вдаль, наш напев! Мчись кругом! Над миром знамя наше веет И несет клич борьбы, мести гром, 30 Семя грядущего сеет. Оно горит и ярко рдеет. То наша кровь горит огнем, То кровь работников на нем! Скорей, друзья! Идем все вместе, Рука с рукой и мысль одна! Кто скажет буре: стой на месте! Чья власть на свете так сильна? Лейся вдаль, наш напев! Мчись кругом! Над миром знамя наше веет 40 И несет клич борьбы, мести гром. Семя грядущего сеет. Оно горит и ярко рдеет. То наша кровь горит огнем, То кровь работников на нем! Долой тиранов! Прочь оковы! Не нужно старых рабских пут! Мы путь земле укажем новый, Владыкой мира будет труд! Лейся вдаль, наш напев! Мчись кругом! 50 Над миром знамя наше веет И несет клич борьбы, мести гром, Семя грядущего сеет. Оно горит и ярко рдеет. То наша кровь горит огнем, То кровь работников на нем! <1900> 225 Как жизнь мелка, в каких цепях унылых Проходят дни! Наш плен так рабски груб... Куда бежать от этих фраз постылых, От суеты безжизненной, как труп? Я вышел вон из городской неволи, Закованной в железо и гранит. Передо мной угрюмо дремлет поле И тишину глубокую хранит. Безмолвием, как саваном, повита, 10 Равнина спит. Ее узнал я вдруг. Здесь смерть царит, здесь наша кровь пролита, Здесь лег костьми последний братский круг. Еще трава истоптана повсюду. Вот наш окоп, вот низкий вал земли, Здесь сотни тел, наваленные в груду, В могилу общую легли. Вдали дрожит неуловимым эхом Предсмертный стон расстрелянных бойцов, И клик врагов, ликующий успехом, 20 Еще звенит на поле мертвецов. Я удержал напрасные проклятья, Но злой вопрос сорвался сам собой: 'Зачем же вам, поверженные братья, Преемников не послано судьбой? Так жить темно. В неволе беспросветной Надежды нет, как жадно ни ищи', Но с поля вдруг раздался крик ответный: 'Не клевещи!' Я вновь сказал с укором злой печали: 30 'Не верю я. Нам жизнь тесна, как склеп'. Но мертвецы мне хором отвечали: 'Молчи, ты слеп!' И я сказал: 'Но где ж бойцы на смену? Пускай идут. Я их не вижу тут!' Но громкий крик всю огласил арену: 'Они растут!' И я сказал: 'С воинственным заветом Какая рать придет опять сюда?' И поле вновь мне грянуло ответом: 40 'То рать труда!' И я сказал: 'Опять ли безоружно Она падет, врагом побеждена?' Но мертвецы ответили мне дружно: 'Она сильна!' И я сказал: 'В борьбе жестокой, новой Кому судьба победу даст теперь?' И с поля вновь раздался клич громовый: 'Молчи и верь!' И я сказал: 'Когда же ждать начала, 50 Когда заря рассеет этот мрак?' Я долго ждал, но поле замолчало. Лишь в небесах зарница промерцала, Как доброй вести тайный знак. <1900> 226. БУРЯ Кончается царство постылой зимы, Запахло зеленой весной. Заря загорелась под пологом тьмы, Над русской великой страной. Она расцветает багровым лучом, Вздымает огнистый венец. То ангел свободы кровавым мечом Нам бурю сулит наконец. Привет тебе, буря, скорее лети, Покрепче тряхни головой, Высокие башни разрушь на пути И лес размечи вековой. Безбрежное море до дна всколыхни, До самого сердца взволнуй, И факелов наших живые огни Огромным пожаром раздуй!.. Тебе мы готовим достойный привет. Ударь, пролетая, в набат. Мы песню свободы затянем в ответ И грома заглушим раскат. Развей свои кудри, как веющий стяг. Мы выйдем навстречу тебе, И красное знамя поднимем, - как знак К великой стихийной борьбе. На нем мы напишем: 'Долой произвол, Не нужно позорных оков!' Наш клик поколеблет порока престол В ограде железных шлыков. Нам вырастет помощь на каждом шагу. Разроем дорожный гранит, И каменным градом ответим врагу, И крепость воздвигнем из плит. Напрасно грозит нам враждебный тиран Дождем рокового свинца! Идем мы почетных отыскивать ран, На битву идем до конца. <1905> 227. ПОРА! Нет, дольше ждать нельзя! Довольно мы молчали. Терпенью есть предел. Разрушим этот ад. Мы задыхаемся от гнева и печали, Нам душу стыд изъел и отравил, как яд. Уж камни вопиют на улицах. И грозно На нивах и полях рождается ответ. Спешите на призыв, пока не слишком поздно, Возвысьте голос свой, сходитесь на совет. Без памяти, в бреду, под грубою охраной, Россия вся горит от боли и огня, И на груди ее двойной зияют раной Кровавый Порт-Артур, манчжурская резня... Земля колеблется от трепета и гула, И небеса гремят раскатами вражды. В ком искра чести есть, в ком совесть не заснула, Пусть выйдет он вперед и станет к нам в ряды! Что нужно нам сказать? Перед лицом народа Девиз провозглашен. Он рвется на простор. Долой бесправие! Да здравствует свобода! И учредительный да здравствует собор! Что нужно делать нам? На смутную тревогу Не будем тратить сил. Приблизилась пора, Построимся тесней. Судьба найдет дорогу И разрешит вопрос, быть может, до утра. Не праздною игрой, не прихотью небрежной - Готовы мы рискнуть на ставку головой, Не будем прятаться от встречи неизбежной И грудью до конца поддержим вызов свой. 'Дерзайте!' - клич гремит широко, неотступно. За нами Рубикон, а впереди успех. Победу взять в бою лишь смелому доступно, И путь прямой короче всех. <1905> 228. ЦАРСКИЕ ГОСТИ Трупы блуждают в морской тишине, Волны их моют зеленые. Связаны руки локтями к спине, Лица покрыты мешками смолеными. Черною кровью запачкан мундир, - Это матросы кронштадтские. Сердце пробили им пули солдатские, В море их бросить велел командир. В сером тумане стена берегов Ровной каймою рисуется. Там над водою спокойно красуется Царский дворец - Петергоф. 'Где же ты, царь? Покажись, выходи К нам из-под крепкой охраны! Видишь, какие глубокие раны В каждой зияют груди. Полно, не бойся! Ведь ты наш отец, Мы - твои верные дети. Хлеба просили - ты дал нам свинец, Ржавые цепи и грубые плети. Пусть мы расстреляны, в море мы брошены, - Будем присягу хранить до конца. Снова на службу пришли мы не прошены, Стражу пришли мы сменить у дворца. Поступью мерной взойдем на крыльцо, В пышную спальню войдем мы дозором, Будем глядеть тебе молча в лицо Мертвым невидящим взором. Будем к постели твоей простирать Мокрые, длинные, синие руки. Будем рассказывать смертные муки, Слушай прилежно, учись умирать! Целую ночь не уйдем мы с поста. Близко мы станем, лицом к изголовью... Нашей застывшею черною кровью Знак мы наложим тебе на уста. Будем к тебе приходить каждый день, Те же вести неотвязные речи. Мы тебе саван накинем на плечи, - Ты сверх порфиры наш саван надень'. Трупы плывут через Финский залив, Серым туманом повитый. 'Царь Николай! Выходи на призыв С мертвой беседовать свитой!' <1907> Дополнение ЦУСИМА У дальней восточной границы, В морях азиатской земли, Там дремлют стальные гробницы. Там русские есть корабли. В пучине немой и холодной, В угрюмой, седой глубине, Эскадрою стали подводной, Без якоря встали на дне. Упали высокие трубы. Угасли навеки огни, И ядра, как острые зубы, Изгрызли защиту брони. У каждого мертвого судна В рассыпанном, вольном строю, Там спят моряки непробудно, Окончили вахту свою. Их тысячи, сильных и юных, Отборная русская рать... На грудах обломков чугунных Они улеглись отдыхать. Седые лежат адмиралы, И дремлют матросы вокруг, У них прорастают кораллы Сквозь пальцы раскинутых рук. Их гложут голодные крабы, И ловит уродливый спрут, И черные рыбы, как жабы, По голому телу ползут. Но в бурю ночного прилива, На первом ущербе луны, Встают мертвецы молчаливо Сквозь белые брызги волны. Их лица неясны, как тени. Им плечи одела роса. И листья подводных растений Плющом заплели волоса. Летят мертвецов вереницы На запад, на сушу, домой. Несутся быстрее, чем птицы. Но путь им заказан прямой. Хребтов вековые отроги, Изгибы морских берегов И рельсы железной дороги Уж стали добычей врагов. И только остался окружный, Далекий, нерадостный путь. На тропик летят они южный, Спешат материк обогнуть. Мелькают мысы за мысами, Вдогонку несется луна. Они не опомнятся сами, Пред ними - родная страна. Но что же их стиснулись руки И гневом блеснули глаза? На родине смертные муки, Бушует слепая гроза. Унылое, серое поле, Неровная, низкая рожь... Народ изнывает в неволе, Позорная царствует ложь. Торговые, людные села, Больших городов суета... Повсюду ярмо произвола, Не знает границ нищета. От Камы до желтого Прута, Как буйного моря волна, Растет беспощадная смута, Кипит роковая война. И плачут голодные дети, И катится ярости крик, И свищут казацкие плети, Сверкает отточенный штык... Снаряды взрываются с гулом, И льется кровавый поток. Объяты багровым разгулом И запад и дальний восток. И падает также рядами Подкошенный юности цвет В широкие общие ямы, В могилы, где имени нет. <1905> ПЕСНЯ (Перевод с польского) Вся наша жизнь есть труд кровавый, Наш горький век - черней тюрьмы, Но близок час расплаты правой, Тогда судьями будем мы. Лейся вдаль, наш напев, Грянь кругом. Над миром веет наше знамя И несет долгий гнев, Мести гром, Творческим веет добром. Его изгиб горит, как пламя, - То кровь работников на нем. Пусть слуги тьмы хотят насильно Связать разорванную сеть, - Слепое зло падет бессильно, Добро не может умереть. Отживший рушится порядок, В его паденье - наш успех. Нам будет труд совместный сладок, И будет плод его для всех. Скорее, братья! Станем вместе, Рука с рукой и мысль одна. Кто скажет буре: стой на месте! Чья власть на свете так сильна? Долой тиранов, прочь оковы! Пусть гибнет старый, злобный мир! Мы обновим его основы, И будет жизнь как братский пир. Лейся вдаль, наш напев, Грянь кругом. Над миром веет наше знамя И несет долгий гнев, Мести гром, Творческим веет добром. Его изгиб горит, как пламя, - То кровь работников на нем. 1898-1899 ПРЕДСМЕРТНАЯ ПЕСНЯ Мы сами копали могилу свою, Готова глубокая яма, Пред нею мы встали на самом краю: 'Стреляйте же верно и прямо! Пусть в сердце вонзится жестокий свинец, Горячею кровью напьется, И сердце не дрогнет, но примет конец, - Оно лишь для родины бьется'. В ответ усмехнулся палач-генерал: 'Спасибо на вашей работе, Земли вы хотели - я землю вам дал, А волю на небе найдете...' - 'Не смейся, коварный, жестокий старик, Нам выпала страшная доля, Но выстрелам вашим ответит наш крик: 'Земля и народная воля!' Мы начали рано, мы шли умирать, Но скоро по нашему следу Проложит дорогу товарищей рать - Они у вас вырвут победу. Как мы, они будут в мундире рабов, Но сердцем возлюбят свободу, И мы им закажем у наших гробов: 'Служите родному народу!' Старик кровожадный! Ты носишь в груди Не сердце, а камень холодный, Вы долго вели нас, слепые вожди, Толпою немой и голодной. Теперь вы безумный затеяли бой В защиту уродливой власти, Как хищные волки, свирепой гурьбой, Вы родину рвете на части. А вы, что пред нами сомкнули штыки, К убийству готовые братья! Пускай мы погибнем от вашей руки, Но вам мы не бросим проклятья! Стреляйте вернее, готовься, не трусь, Кончается наша неволя, Прощайте, ребята! Да здравствует Русь, Земля и народная воля!' 1906 ПЕСЕННЫЙ ВАРИАНТ СТИХОТВОРЕНИЯ В. Г. ТАНА (БОГОРАЗА) КРАСНОЕ ЗНАМЯ (Польская рабочая песня 'Czerwony sztandar') Слезами залит мир безбрежный, Вся наша жизнь - тяжелый труд, Но день настанет неизбежный, Неумолимо грозный суд! Лейся вдаль, наш напев! Мчись кругом! Над миром наше знамя веет И несет клич борьбы, мести гром, Семя грядущего сеет. Оно горит и ярко рдеет, То наша кровь горит на нем, То кровь работников на нем. Пусть слуги тьмы хотят насильно Связать разорванную сеть, Слепое зло падет бессильно, Добро не может умереть! Лейся вдаль, наш напев! Мчись кругом! и т. д. Бездушный гнет, тупой, холодный, Готов погибнуть наконец, Нам будет счастьем труд свободный, И братство даст ему венец. Лейся вдаль, наш напев! Мчись кругом! и т. д. Скорей, друзья! Идем все вместе, Рука с рукой, и мысль одна! Кто скажет буре: стой на месте? Чья власть на свете так сильна? Лейся вдаль, наш напев! Мчись кругом! и т. д. Долой тиранов! Прочь оковы, Не нужно старых, рабских пут! Мы путь земле укажем новый, Владыкой мира будет труд! Лейся вдаль, наш напев! Мчись кругом! Над миром знамя наше веет И несет клич борьбы, мести гром, Семя грядущего сеет. Оно горит и ярко рдеет, То наша кровь горит огнем, То кровь работников на нем. <1900> ПРИМЕЧАНИЯ Настоящее издание ставит своей целью познакомить читателя с творчеством малоизвестных представителей демократической поэзии 1870-1880-х годов. В книгу не вошли произведения А. М. Жемчужникова, Л. Н. Трефолева и П. Ф. Якубовича, поскольку их стихотворному наследию посвящены отдельные сборники Большой серии, а также стихи тех поэтов, которые составили соответствующие разделы в коллективных сборниках 'Поэты 'Искры'' (тт. 1-2, Л., 1955) и 'И. З. Суриков и поэты-суриковцы' (М.-Л., 1966). В потоке демократической поэзии 70-80-х годов видное место принадлежало популярным в свое время произведениям, авторы которых либо неизвестны, либо не были демократами, хотя создавали подчас стихотворения, объективно созвучные революционным и просветительским идеалам. Весь этот обширный материал, в значительной своей части охваченный специальным сборником Большой серии- 'Вольная русская поэзия второй половины XIX века' (Л., 1959), остался за пределами настоящего издания, так как задача его - представить демократическую поэзию в разнообразии ее творческих индивидуальностей. Ввиду этого в данном сборнике отсутствуют произведения, авторство которых не подкреплено достаточно убедительными данными (например, 'Новая тюрьма' и 'Сон', соответственно приписывавшиеся П. Л. Лаврову {Поэтическое наследие Лаврова выявлено и опубликовано не полностью. В бумагах поэта хранились две юношеские тетради стихов (см.: Е. А. Штакеншнейдер, Дневник и записки, М.-Л., 1934, с. 541, прим. Ф. И. Витязева), из них пока известно только одно стихотворение, напечатанное самим автором в 1841 г. В автобиографии Лавров указывал, что некоторые его стихотворения были анонимно и с искажениями без его ведома напечатаны в разных заграничных сборниках (П. Л. Лавров, Философия и социология. Избр. произведения, т. 2, М., 1965, с. 618). Полным и точным списком этих Стихотворений мы не располагаем. О стихотворениях периода эмиграции Лавров сообщал: 'Из позднейших стихотворений два, без подписи, были напечатаны в газете 'Вперед'' (там же). В настоящее время Лавров считается автором четырех стихотворений из этой газеты, хотя одно ('Новая тюрьма') атрибутируется без веских оснований.} и В. Г. Тану-Богоразу). По этой же причине в книгу не вошли стихи видных народовольцев Б. Д. Оржиха и Д. А. Клеменца, так как вопрос о принадлежности большинства приписываемых им стихотворений остается спорным. - Профиль настоящего издания определил и метод отбора текстов. С наибольшей полнотой в нем представлены, естественно, стихи самых неплодовитых поэтов (Г. А. Лопатин, Г. А. Мачтет), тогда как принцип избранности распространен в основном на поэтов с обширным стихотворным наследием (С. С. Синегуб, П. В. Шумахер, А. Н. Яхонтов, В. И. Немирович-Данченко и др.). Сборник состоит из двух частей. В первой помещены произведения поэтов, непосредственно участвовавших в революционном движении, как правило связанных с ним организационно и практически. Вторая объединяет поэтов, зарекомендовавших себя в качестве профессиональных литераторов демократического направления. Расположение материала примерно воспроизводит этапы историко-литературного развития 70-80-х годов, т. е. поэты старшего поколения предшествуют поэтам молодого поколения, завершающего эпоху, и т. д. Внутри разделов, посвященных отдельным поэтам, материал расположен в хронологической последовательности. При отсутствии данных для точной датировки под текстом произведения в угловых скобках указывается год, не позднее которого оно написано (в большинстве случаев это даты первых прижизненных публикаций). Все авторские даты, если они почерпнуты из указываемых в примечаниях сборников, газет, журналов, не имеют ссылок на источник. Оговариваются только ошибочные даты либо две несовпадающие авторские датировки. Тексты печатаются по последним прижизненным редакциям. Исключение сделано лишь для Н. А. Морозова, который, готовя в 1920 году первое бесцензурное собрание своих стихотворений, написанных в годы тюремного заключения, пересматривал и переделывал их. В результате такой правки, проведенной в совершенно иных исторических условиях, по-новому начинали звучать произведения, обязанные своим происхождением другой эпохе. Ввиду этого стихи Морозова в настоящем сборнике печатаются в их первоначальных редакциях с учетом той небольшой правки, которая была осуществлена автором в легальных изданиях 1906-1910 годов. Специальных текстологических решений требует также публикация стихотворений С. С. Синегуба. При жизни поэта произведения его в основном были напечатаны в коллективном сборнике 'Из-за решетки' (Женева, 1877) и в авторском сборнике 'Стихотворения. 1905 год' (Ростов-на-Дону, 1906). Целый ряд новонайденных произведений Синегуба был недавно обнародован в статьях В. Г. Базанова: 'Неизвестные стихотворения Сергея Синегуба', 'К истории тюремной поэзии революционных народников 70-х годов', 'Еще об одной тетради стихотворений Сергея Синегуба' ('Русская литература', 1963, No 4, с. 160-167, 1966, No 4, с. 164-174, 1967, No 1, с. 170-176). Источником публикации послужили беловые автографы двух тетрадей, сохранившихся в частном архиве (у внука поэта, С. В. Синегуба) и переданных публикатору. В одной тетради находятся двадцать семь стихотворений. За исключением шести, все они известны по сборнику 'Из-за решетки', но многие из них даны в других редакциях или с существенными разночтениями. Помета рукой Синегуба на первой странице тетради No 1: '1873-1879' свидетельствует, что тексты ее более позднего происхождения, {Отсюда можно заключить, что в тетрадь вошли стихотворения эпохи 'хождения в народ' и тяжелых лет пребывания в Доме предварительного заключения и в Петропавловской крепости. Это подтверждается и содержанием последних восемнадцати стихотворений, созданных после 1873 г. Грань между стихотворениями, написанными до ареста Синегуба, и стихотворениями, сложенными в тюрьме, легко устанавливается с помощью второй пометы. На обороте 10-й страницы тетради No 1 рукой Синегуба обозначен заголовок нового раздела: 'Тюремные стихотворения'. Заголовок этот перечеркнут, вероятно, потому, что в первый раздел попало стихотворение 'Терн', которое частично или целиком было написано в заточении (оно имеет типично тюремную концовку). Однако раздел 'Тюремные стихотворения' в тетради No 1 начинается стихотворением 'Думы мои, думы...', которым открывается в сборнике 'Стихотворения. 1905 год' цикл 'Тюремные стихи. (Из старых тетрадок)'. Стало быть, десять стихотворений, предшествующих в тетради No I тюремным стихотворениям, мы вправе относить к написанным на свободе, т. е. до конца 1873 г. Показательно также, что первый раздел стихотворений в этой тетради открывается известной 'Думой ткача', которая датируется началом 1873 г.} чем в сборнике 'Из-за решетки' (1877). Это подтверждается их анализом: Синегуб устранял длинноты в стихах, вносил в них стилистические исправления. Тетрадь No 2 содержит тексты, не публиковавшиеся при жизни автора и относящиеся, по всей вероятности, к двум последним годам тюремного заключения поэта (два стихотворения помечены здесь 1877 и 1878 гг.). Учитывая соотношение печатных и рукописных источников, произведения Синегуба в данном издании приводятся по тетради No 1, если она дает последнюю редакцию стихов, ранее напечатанных в сборнике 'Из-за решетки'. Произведения, не обнародованные при жизни поэта, воспроизводятся по журналу 'Русская литература', прочие стихотворения - по прижизненным публикациям. Исчерпывающие библиографические данные об авторских сборниках содержатся в биографических справках. Примечания имеют следующую структуру, после порядкового номера указывается первая публикация стихотворения, затем все последующие источники, содержащие какие-либо текстуальные изменения - вплоть до публикации, в которой текст установился окончательно. Последняя выделяется формулой 'Печ. по...'. Указанная формула не применяется, если после первой публикации текст произведения не менялся или если эта публикация была единственной. Далее приводятся сведения о наличии и местонахождении автогра- фов, данные о творческой истории, поясняются малопонятные намеки и реалии, лица, упоминаемые в стихотворении, и т. п. В примечаниях оговариваются анонимные публикации, а также криптонимы и псевдонимы, если они не являлись обычной подписью поэта (например, псевдоним В. Г. Богораза - 'Тан'). Так как творчество многих поэтов представлено в этой книге с достаточно строгим отбором, факт включения стихотворений в авторские сборники отмечается в единственном случае - когда необходимо подтвердить атрибуцию текста. Разделы, посвященные Н. А. Морозову, В. Н. Фигнер, Омулевскому (И. В. Федорову), А. Л. Боровиковскому, А. А. Ольхину, Н. В. Симборскому, Д. Н. Садовникову, А. П. Барыковой (составление, биографические справки и примечания), подготовлены к печати А. М. Бихтером, раздел стихотворений С. С. Синегуба - В. Г. Базановым, остальные разделы - Б. Л. Бессоновым. Условные сокращения, принятые в примечаниях Буд. - 'Будильник'. BE - 'Вестник Европы'. ВО - 'Восточное обозрение'. ВРП - 'Вольная русская поэзия второй половины XIX века'. Вступ. статья С. А. Рейсера. Подготовка текста и примечания С. А. Рейсера и А. А. Шилова, 'Б-ка поэта', Б. с, Л., 1959. ГИМ - Отдел письменных источников Государственного исторического музея (Москва). Д - 'Дело'. Драгоманов - М. П. Драгоманов, Детоубийство, совершаемое русским правительством, Женева, 1877. ЖО - 'Живописное обозрение'. 'Звездные песни' I - Н. Морозов, Звездные песни, М., 1910. 'Звездные песни' II - Н. Морозов, Звездные песни. Первое полное издание всех стихотворений до 1919 г., кн. 1-2, М., 1920-1921. ИР - 'Из-за решетки. Сборник стихотворений русских заключенников по политическим причинам в период 1873-1877 гг., осужденных и ожидающих 'суда'', Женева, 1877. 'Из стен неволи' - Н. А. Морозов, Из стен неволи. Шлиссельбургские и другие стихотворения, Ростов-на-Дону - СПб., 1906. КС - А. В. Круглое, Стихотворения, М., 1903. ЛН - 'Литературное наследство'. МС -Н. Морозов, Стихотворения. 1875-1880, Женева, 1880. Наб. - 'Наблюдатель'. НСРПиС - 'Новый сборник революционных песен и стихотворений', Париж, 1898. ОД - 'Общее дело. Газета политическая и литературная', Женева, 1877-1890. 03 - 'Отечественные записки'. ПБ - 'Песни борьбы. Сборник революционных стихотворений и песен', Женева, 1892. ПД - Рукописный отдел Института русской литературы (Пушкинского дома) АН СССР. 'Песни жизни' - Омулевский, Песни жизни, СПб., 1883. ПЛ - 'Петербургский листок'. РБ - 'Русское богатство'. РЛ - 'Русская литература'. РМ - 'Русская мысль'. СиП - П. Шумахер, Стихи и песни, М., 1902. СП - Ф. Волховской, Случайные песни, М., 1907. СС -'Собрание стихотворений', СПб., 1879. Ст. - Стих, стихи. '1905 год' - С. Синегуб, Стихотворения. 1905 год, Ростов-на-Дону, 1906. Т, С - Тан, Стихотворения, СПб., 1910. ФПСС - Вера Фигнер, Полное собрание сочинений, т. 4 (стихотворения), М., 1932. ФС - Вера Фигнер, Стихотворения, СПб., 1906. 'Цветы и змеи' - Л. И. Пальмин, Цветы и змеи, СПб., 1883. ЦГАЛИ - Центральный государственный архив литературы и искусства (Москва). ЦГАОР - Центральный государственный архив Октябрьской революции (Москва). ЦГВИА - Центральный государственный Военно-исторический архив (Москва). ЦГИА - Центральный государственный исторический архив (Ленинград). ШСС - П. Шумахер, Стихотворения и сатиры. Вступ. статья, редакция и примечания Н. Ф. Бельчикова, 'Б-ка поэта', Б. с, 1-е изд., (Л.), 1937. ЯС - 'Стихотворения Александра Яхонтова', СПб., 1884. 209. 'Народная воля', 1885, No 11-12, с. 43, без подписи. О стихах, включенных в этот номер газеты, Тан писал: '...кажется, все это были мои сочинения' (Архив АН СССР). Авторство подтверждается сообщением Тана А. А. Шилову (ВРП, с. 812). Судейкин Георгий Порфирьевич (ум. 1883) - жандармский подполковник, инспектор С.-Петербургской секретной полиции, организатор шпионажа и провокаций в революционном движении начала 1880-х годов. Преследуя цель стать всероссийским диктатором, он вступил в сговор с членом Исполнительного комитета 'Народной воли' С. П. Дегаевым, что привело к массовым арестам среди революционеров в 1883 г. Изобличенный в предательстве, Дегаев ценой спасения жизни обязался убить Судейкина, что и сделал под контролем Г. А. Лопатина (см. О нем биограф, справку, с. 218) и при помощи Н. П. Стародворского, добившего Судейкина ломом. 210. 'Народная воля', 1885, No 11-12, с. 2 (др. ред.), без подписи. Печ. по 'Стихотворениям', СПб., 1906, с. 85 (в этом изд. ошибочная дата '1886'). 211. 'Отголоски революции', Таганрог, 1886, с. 35, без подписи (об истории этого несостоявшегося издания см.: ВРП, с. 821). Авторство устанавливается сообщением Тана А. А. Шилову (ВРП, с. 823). Как зверь в норе, он в Гатчине сидел. Опасаясь покушения на свою жизнь, Александр III 1881-1883 гг. провел главным образом в гатчинском дворце под усиленной охраной. Коронация состоялась в Москве 15 мая 1883 г. Смерть отца. Александр II был убит 1 марта 1881 г. по приговору народовольцев. 212. 'Стихи и песни', СПб. (фактически - Москва), 1886, с. 62 (в разделе 'Стихотворения из ненапечатанного сборника 'Отголоски революции''), без подписи (об истории этого несостоявшегося издания см. ВРП, с. 828-829). Авторство этого и след. трех стихотворений устанавливается сообщением Тана А. А. Шилову (ВРП, с. 827-830). 213. 'Стихи и песни', (М.), 1886, с. 71 (в разделе 'Стихотворения из ненапечатанного сборника 'Отголоски революции''), подпись: N. См. прим. 212. Тан изложил стихами письмо, посланное С. Перовской матери 22 марта 1881 г. из тюрьмы. 214. 'Стихи и песни', (М), 1886, с. 69 (в разделе 'Стихотворения из ненапечатанного сборника 'Отголоски революции''), без подписи. См. прим. 212. 215. 'Сон в летнюю ночь. (Баллада-шутка)' - листовка, отпечатанная в 1886 г. в Таганроге, без подписи. Экземпляр - ЦГИА. См. прим. 212. Толстой Д. А. (1823-1889) - министр внутренних дел (с 1882 г.). Рука, что уж раз напугала и т. д. По Библии, во время пиршества вавилонского царя Валтасара (ум. 538 г. до н. э.) на стене зала огненной рукой были начертаны халдейские слова: 'мани, факел, фарес', означающие, по толкованию пророка Даниила, предсказание гибели Валтасара и разрушение Вавилона персами и мидянами. 216. 'Современному поколению' - листовка, отпечатанная в 1886 г. в Москве. Экземпляр - ЦГАОР. Обнаружено Е. Бушканцем (РЛ, 1962, No 1, с. 233-235). 217. 'Стихотворения', СПб., (1905), с. 126, под загл. 'Песня'. Печ. по 'Стихотворениям', СПб., (1906), с. 89. Автограф этого и всех последующих стихотворений, за исключением NoNo 225 и 227, - Архив АН СССР (Ленинград). 742 218. 'Стихотворения', СПб., (1906), с. 87, под загл. 'В Петропавловской крепости'. Печ. по ТС, с. 218. В автографе загл. 'Из Джусти'. Джусти Д. (1809-1850)-итальянский поэт-песенник. 219. 'Начало', 1899, No 4, с. 147, 'Северный курьер', 1899, 12 ноября, под загл. 'Песни о заре. I', в составе 72 стихов. Печ. по 'Стихотворениям', СПб., (1905), с. 106. 220. 'Начало', 1899, No 3, с. 209, без строф 4-5, под загл. 'Из Уота Уитмана. Перевод с английского'. Печ. по ТС, с. 14. По свидетельству Тана, ссылка на Уитмена является фиктивной (Архив АН СССР). Неоднократно перепечатывалось в революционных изданиях. 221. 'Северный курьер', 1899, 1 ноября, без загл. Печ. по ТС, с. 110. Написано к 150-летней годовщине со дня рождения Гете. 222. 'С.-Петербургские ведомости', 1899, 10 декабря, в составе анонимной статьи 'Новые люди'. По свидетельству автора статьи, стихотворение было написано Таном на экземпляре его книги 'Чукотские рассказы' (СПб., 1900), подаренном Горькому. Вошло в ТС. Там, где торг ведут доходный и т. д. Подразумевается Нижний Новгород. Дюк Степанович, Васька Буслаев, Микула Селянинович - былинные богатыри, ко второму из них Горький испытывал особые симпатии. Повытчик - чиновник (столоначальник). Лабазник - владелец мучной лавки. 223. 'Мир божий', 1900, No 11, с. 142, с подзаг. 'Из Джусти. Перевод с итальянского'. Печ. по ТС, с. 140. Джусти - см. прим. 218. 224. 'Рабочая мысль', 1900, No 8, приложение, с. 1, без загл. и без подписи. Печ. по 'Стихотворениям', СПб., (1906), с. 8. Вольный перевод стихотворения польского поэта Болеслава Червенского (1851-1888) 'Czerwony Sztandar' (1881). Популярный революционный гимн. О нем см.: В. Е. Гусев, Кто же был автором 'Красного знамени'?- 'Вопросы литературы', 1967, No 5, с. 247-251, см. также дискуссию в РЛ за 1968 г. по поводу этого стихотворения. 225. 'Стихотворения', СПб., (1905), с. 54. 226. 'Стихотворения', СПб., (1905), с. 158. 227. 'Стихотворения', СПб., (1905), с. 12. Печ. по 'Стихотворениям', СПб., (1906), с. 11. Кровавый Порт-Артур, манчжурская резня. Имеются в виду события русско-японской войны 1904-1905 гг. За нами Рубикон. В 49 г. до н. э. Юлий Цезарь вопреки запрещению Сената перешел со своими войсками реку Рубикон и начал таким образом гражданскую войну, в результате которой он овладел Римом. В переносном смысле 'перейти Рубикон' - значит сделать решительный и бесповоротный шаг. 228. 'Казарма', 1907, 25 января, без подписи. Отклик на расстрел девятнадцати матросов-революционеров 21 сентября 1906 г. в Кронштадте. Трупы матросов были уложены в мешки и брошены в море. Перепечатывалось во многих революционных изданиях. Тан Стихотворения ---------------------------------------------------------------------------- Русская поэзия XX века. Антология русской лирики первой четверти века. OCR Бычков М. Н. mailto:bmn@lib.ru ---------------------------------------------------------------------------- Содержание Гроза и дуб. (Там же) На пашне. (Там же) Перед смертью. (В. Львов-Рогачевский. Революционные мотивы в русской литературе. Тула 1919) 'Ты хочешь знать заветной тайны слово'. (Стихотворения. 1901) НА ПАШНЕ. Пусть в нескончаемом круге Этих безбрежных полей Наши блестящие плуги Взрезали мало колеи. Труд поспевает на диво, С нами весна за одно, Дождь распахал наши нивы, Ветер посеял зерно... Нас не страшат неудачи, Засуха, холод и град. Все наши шире задачи. Сколько ни ставь им преград. Осенены небесами, Свежей напившись росой, Всходы являются сами, Новой блистают красой. Зелени яркие волны Все застилают поля, Юною свежестью полны, Буйную жатву судя. Тонкие стебли проворно Тянутся к свету из мглы, А под землею упорно Корни сплетают узлы. Вьются, как гибкие змеи, Сетью бесчисленных уз, С каждой минутой теснее Тайный сплетают союз, И прогоняя насильно Стужи злопамятный гнев, Лето готово обильно Благословить наш посев. ГРОЗА И ДУБ. Гроза пролетела над чащей лесной Пря громе бесчисленных труб И вдруг поразила громовой стрелой Столетний, развесистый дуб. И молча, склоняя вершину свою, Зеленый упал великан, Как воин, сраженный в кровавом бою И павший под тяжестью ран. Но жизни остаток, покинувши ствол, Упрямо в корнях уцелел И, скрывшись в холодную землю, нашел Защиту от вражеских стрел. И скоро согрет поцелуями дня, Упившись росою небес, Побег, зеленея, поднялся из пня, Поверженный ратник воскрес. Но отпрыск зеленый хирел я не рос, Остался и тонок, и слаб, И гнулся пред каждою прихотью гроз, Как робкий, трепещущий раб. ПЕРЕД СМЕРТЬЮ. Они сами стали копать себе могилу. Генерал подошел к ним, усмехнулся и сказал: 'Копайте, ребята? Копайте, копайте! Вы хотели земли, так вот вам земля, а за волей идите на небеса'. 'Мы сами могилу копали свою, Готова глубокая яма, Пред нею мы все в ряд стоим на краю - Стреляйте же верно и прямо! Пусть в сердце ворвется жестокий свинец И жаркою кровью напьется. И сердце не дрогнувши примет конец, Оно лишь для родины бьется'. В ответ усмехнулся старик-генерал: 'Спасибо на вашей работе! Земли вы хотели - я землю вам дал. А волю на небе найдете!' Не смейся, жестокий, коварный старик! Нам выпала страшная доля, Но выстрелам вашим ответит наш крик: 'Земля и народная воля!' Мы качали рано, мы шли умирать, Но скоро, по нашему следу, Проложит дорогу товарищей рать, У вас они вырвут победу. Как мы, они будут в мундире рабов, Но сердцем возлюбят свободу, И мы им закажем из наших гробов: 'Служите родному народу!' Старик кровожадный ты носишь в груди Не сердце, а камень холодный! Вы долго вели нас, слепые вожди, Толпою немой и голодной. Теперь вы безумный затеяли бой, В защиту уродливой власти, Как хищные волка свирепой гурьбой, Вы родину рвете на части. А вы, что пред вами сомкнули штыки, К убийству готовые братья! Пускай мы погибнем от вашей руки, Но вам мы не бросим проклятья. Стреляйте вернее, готовься, не трусь! Кончается наша неволя! Прощайте, ребята! Да здравствует Русь! 'Земля и народная воля!'. * * * Ты хочешь знать заветной тайны слово, И жизни цель, и смысл ее задач, Поднять хоть край туманного покрова? Плачь, скорбно плачь, в тиши безмолвно плачь! Быть может, слез источники живые Еще кипят на дне твоей души, Оставь свои вопросы роковые... Плачь, скорбно плачь, безмолвно плачь в тиши! Что мир тебе? - огромная темница. Твой сторож - страх, судьба - слепой палач. Настанет час, и жребий твой свершится... Оплачь его, в тиши один оплачь! Что жизнь твоя? Раздумья миг бесплодный Меж двух немых зияющих пучин, Вокруг нее клубится мрак холодный... Свою судьбу оплачь в тиши один! Но не ищи, не требуй жадно света, Загадку мглы изведать не спеши! Настанет час, дождешься ты ответа.. Плачь, скорбно плачь, безмолвно плачь в тиши!. Тан. - Владимир Германович Богораз - род. в 1864 г. в г. Таганроге в семье учителя еврейской школы. Поступил в Спб. университет на юридический факультет. В 1882' г. за участие в беспорядках был удален. Десять лет (1889-99 г.) провел в ссылке в Колымском округе Якутской обл, где изучал быт и нравы туземных инородцев, гл. образом чукчей. Результаты изучения дали ему богатый мате- риал, который сделал его имя известным в этнографической науке и который он использовал в своих рассказах из жизни инородцев. (Труды его, помещенные в изданиях Академии Наук: 'Образцы материалов по изучению чукотского языка и фольклора' и 'Материалы по изучению чукотского языка и фольклора, собранные в Колымском округе'. - Спб. 1900, а также 'Чукотские рассказы' и др.). В 1899 г. по рекомендации Академии Наук был приглашен Нью-Йоркским естественно-историческим музеем к участию в научной экспедиции для изучения северных берегов Тихого океана. В 1905 г. был одним из организаторов 'Крестьянского Союза'. В 1906 г. был арестован. В 1910 г. был приговорен к заключению в крепости, где пробыл несколько месяцев, а затем освобожден по болезни. Печататься начал с начала 80-х годов. Отдельные издании: 1) Собрание сочинений. 10 томов. Изд. 'Просвещение'. СПБ. 1911-1912. 2) Стихотворения. Изд. Дороватовского и Чарушникова. Спб. 1900. 3) То же. Изд. 3-е Спб. 1906. Тан (Владимир Германович Богораз). - 5.4.1865-10.5.1936. Известен как этнограф, исследователь народов Севера, автор романов из жизни первобытного человечества. Основатель Института истории религии АН СССР. Сборников стихотворений больше не выпускал. В. Г. Богораз Стихотворения ---------------------------------------------------------------------------- Вольная русская поэзия XVIII-XIX веков. Подготовка текста, составление и примечания С. А. Рейсера. М., 'Художественная литература', 1975. OCR Бычков М. Н. mailto:bmn@lib.ru ---------------------------------------------------------------------------- Содержание 'Кровавые реки, веревка и плаха...' 'Не божий здесь алтарь и не роскошный трон...' Проклятое кладбище * * * Кровавые реки, веревка и плаха, Проклятье, отчаянья стон... Как много в бою вас погибло без страха, О братьев святой легион! Душил без пощады вас враг разъяренный На каторге, в ссылке, в тюрьме, Губили вас муки души, утомленной Бороться с неправдой во тьме. И призраки братьев, погибших печально, Далеко от кровли родной, Без слез, без объятий, без ласки прощальной, Бессменно стоят предо мной. Ужасен их саван, запачканный кровью, Сверкает их огненный взор, И жадное сердце читает с любовью В нем мужества полный укор. 'Боец из дружины, стяжавшей геройством Бессмертную славу себе, Зачем ты считаешь с таким беспокойством Ряды уцелевших в борьбе? Зачем ты смущен, если счастье в сраженьи На миг улыбнется врагам? Ты знаешь, судьбы неизменно решенье: Победа достанется нам! Смотри, как палач перепуган глубоко! Дрожит в загрубевших руках Зловещий топор, занесенный высоко Над братом, поверженным в прах. Смотри: на подлогу бойцам-утомленным Воителей племя растет На поле, кровавым дождем обагренном, Где мрачный стоит эшафот. Тела их могучи, прекрасны их лица, Их груди отвагой кипят, И грозно сверкает в поднятой деснице Карающий острый булат. И только что лезвия отблеск холодный Достигнет до недруга глаз, Бежит он, почуяв свободы народной, Народного мщения час!' Вы правы, великие, славные тени! В сознаньи ошибок моих Пред вами смиренно склоняю колени, Простите мне слабости миг! Кровавую злобу, и гнев, и волненье Устав без конца выносить, Душа захотела минуту забвенья, Минуту покоя вкусить... Но силу былую я чувствую снова, И веру, и мужества жар, И руки по-прежнему сыпать готовы Врагам за ударом удар. Скорее, товарищи! Сомкнутым строем Стремительно кинемся в бой! Мы грудью опасное место закроем, Мы брешь загородим собой. Со славой вернемся мы с бранного поля Иль ляжем со славою там! За нами судьбы неизменная воля, - Победа достанется нам! <1885> * * * Не божий здесь алтарь и не роскошный трон Всесильного царя - народного кумира!.. Нет! Это эшафот громадный водружен На горе для Руси и на позор для мира! Внизу навалена большая груда тел - То не из мрамора изваянные группы, Хоть лица все бледны, действительно, как мел... Нет! Это страшные, истерзанные трупы! И тусклый блеск очей, погасших уж давно, И эти черные зияющие раны - Все пахнет кровью здесь, все смертью здесь полно Без театрального искусного обмана. Вот сгибшие в бою от грозного меча, Вот трупы бедняков, задавленных нуждою. Вот павший от руки кровавой палача, А это медленно замученный тюрьмою! Над ними карликов безжалостных и злых Толпа безумная, трепещущая... В страхе Они цепляются к краям перил гнилых, К ступеням и столбам, и даже к самой плахе. А там, на высоте, позорный стул стоит, Блестящий мишурой, насмешливо красивый, Преступнейший из всех в нем наглухо забит, Злодей бесчувственный, жестокий и трусливый. Не надо надписи к позорному столбу, Но знак, оттиснутый самой судьбы печатью, Сияет на его широко-медном лбу... Позор ему, позор и вечное проклятье! <1885> ПРОКЛЯТОЕ КЛАДБИЩЕ У края столицы широкой, За шумной чертой городской, Кладбище стоит одиноко, Вдали от тревоги людской. В стенах его мрачно-унылых Не видно ни плит, ни крестов, И только стоят на могилах Ряды захиревших кустов. Оплакивать милые кости Родные не ходят сюда, И к другу уснувшему в гостя Друзья не зайдут никогда. Лишь ветер осенний вздымает Поблекшие листья горой Да шумно метель завывает Холодною зимней порой. И только что полночь настанет, Торжественный час мертвецов, Ужасные призраки встанут Из темных, холодных гробов. На шее худой и бессильной Обрывок веревки висит, И черной землею могильной Их саван истлевший покрыт. Не сгладился с лиц исхудалых Предсмертной агонии след, И только во взорах их впалых Сияет таинственный свет. И, мрачные кинув жилища, Свой тесный посмертный приют, Они на средину кладбища Размеренным шагом идут. И там, на прогалине, тесно Усевшись замкнутым кружком, Заводят печальную песню В угрюмом безмолвьи ночном: 'Всю жизнь за народное дело Борьбу мы без страха вели, И пали спокойно и смело За благо родимой земли. Не знали мы радостей жизни, Не знали объятий любви, И отдали в жертву отчизне Мы лучшие годы свои. И даже наш недруг свирепый, Пылающий злобой слепой, Преследует местью нелепой Наш смертный, последний покой. Мы шлем вам обет нерушимый, О братьев живущая рать, Как прежде, за край наш родимый Бесстрашно борьбу продолжать. Как прежде, рукою могучей Врагов кровожадных разить И гибелью злой, неминучей С лихвою за нас заплатить!' И звуки той песни согласной Несутся сквозь сумрак ночной Торжественно, звонко и ясно Над спящей спокойно землей. <1886> Богораз Владимир Германович (1865-1936) - этнограф, беллетрист и поэт (под псевдонимом Тан), участник революционного движения 1880-х гг.