ВЛАДИСЛАВЪ СЫРОКОМЛЯ.
ВЛАДИСЛАВЪ СЫРОКОМЛЯ.
Рано.
Рано.
Патріотка.
Патріотка.
‘Русская Мысль’, кн.II, 1893
Стихотворения, Сырокомля Владислав, Год: 1893
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Ясно утро апрля и дышетъ весной,
Заводь Нмана скована, ледъ подъ ногой,
А ужь псенка жавронка льется,
Встрепенулся онъ съ первымъ весеннимъ лучемъ,
Взвился къ Господу въ раннемъ полет своемъ
И съ его благовстьемъ несется.
Смолкни, псни не лей! Обнаженныхъ полей
Еще солнца лучи не согрли,
Бдный пахарь не можетъ на нив пахать…
Для кого же и пть и кого ободрять?
Рано, жавронки, рано запли!
Рано пть и теб, вдохновенный поэтъ,
Воскресенье изъ мертвыхъ и вешній разцвтъ!…
Гробъ Христа еще облитъ слезами,
И весна крпко скована льдами…
Такъ оставь же ты псни для будущихъ дней,
Что отверзнутъ, согрютъ сердца у людей,
А луга увнчаютъ цвтами…
Нын-жь псню прерви… Искры чистой любви
Душъ холодныхъ пока не согрли…
Рано! Нкому псни торжественной внять…
Для кого же и пть и кого ободрять?
Рано началъ ты звучныя трели!…
И пвучая пташка, и вщій!поэтъ,
Лишь почуяли первый весенній разцвтъ,
Оба предались чарамъ созвучій,
И, счастливы въ предчувствіи дней золотыхъ,
Позабывъ, что зима, что не слушаютъ ихъ,
Заливаются трелью пвучей:
‘Въ сердц радость цвтетъ! Прочь, холодный разсчетъ!
Замолчать намъ и силъ бы не стало!…’
Кто-жь, пвцы, въ свой чередъ, кто намъ май воспоетъ?
Рано ваша хвала зазвучала!…
‘Нтъ, хвалебная пснь не безслдно звучитъ,
Но предвстіемъ праздника душу живитъ,
Мы ужь плугъ на меж примчаемъ,
Издалёка его мы встрчаемъ,
Мы хоронимъ зиму, а людскія сердца
Воскресимъ, оживимъ, и по вол Творца
Свтлый праздникъ весны возглашаемъ…
А не станетъ зимы — кончимъ подвигъ и мы:
Т, что раннія псни вамъ пли,
Только красное лто придетъ за весной,
Сами отдыха вкусятъ отрадный покой…
Соловьи, продолжайте ихъ трели!
Я же малая пташка и въ мір земномъ
Вс желанія въ псню излилъ я,
Объ одномъ я пою и молюсь объ одномъ,
Чтобъ колосья пышнй были въ пол родномъ,
Гд подъ камушкомъ домикъ сложилъ я…
Я молюся о теплыхъ весеннихъ дождяхъ:
Если травы и колосъ не густы въ поляхъ,—
Сыщетъ ястребъ мой домикъ, о Боже!
Пусть оратай на ниву выходитъ скорй:
Знаетъ онъ, что прошу я въ молитв моей,
И со мною помолится тоже!…’
Такъ глашатай весны отъ души распвалъ,
Полный грёзъ и надежды счастливой.
Хищный ястребъ, кружась, тотъ напвъ услыхалъ
И, какъ молнія, грянулъ надъ нивой.
Перья пташки летятъ, капли крови блестятъ…
Вотъ и жизнь будто сонъ миновала…
Вотъ и пахаря плугъ, но безмолвно вокругъ…
Рано жавронка, рано не стало!…
‘Тяжело на яву, сладко въ области сновъ,
Что же сердце такъ нжитъ и гретъ?
Это псня предчувствія, псня безъ словъ,
Что, возникнувъ въ душ, какъ таинственный зовъ,
Выраженья найти не уметъ…
Сердце чуетъ отрадно, что близко весна,
Но зима холодна и сурова,
Псня въ стонущемъ втр, увы, не слышна
И въ душ замыкается снова…
Но поэтъ я, и съ пснью, дрожащей въ устахъ,
Словомъ огненнымъ ледъ растоплю я…
Я молитву спою,— и повсюду, въ лугахъ,
И въ жилищахъ людскихъ, и въ дремучихъ лсахъ
И цвты, и сердца воскрешу я!
О, какъ сладко и самъ отдохну я въ тиши!
Оживу, какъ младенецъ, я снова,
Поплыву въ челнок и въ дремучей глуши
Встрчу вешній разцвтъ, и отъ полной души
Брошу пахарю доброе слово…
Тамъ пастушья свирль… Въ пол жавронка трель…
Оживу я для сладкихъ видній,
А свобода и лсъ щедро звуки небесъ
Мн дадутъ для моихъ пснопній…’
Такъ пвецъ о весн благодатной мечталъ.
Дальній вихорь же, слышавшій это,
Снгомъ пылкую голову злобно объялъ
Издыханьемъ своимъ ледянымъ оковалъ
Пламя жизни въ груди у поэта.
Вотъ за гробомъ толпа, слышенъ голосъ попа,
И, подъ мрачнымъ покровомъ тумана,
Вс бросаютъ кругомъ горсти снга съ пескомъ
На поэта, запвшаго рано…
Когда-то жила встарину молодая
Прелестная два, сердца побждая,
Какъ звздочка въ неб мила.
Что страннаго, если и въ юномъ, и въ старомъ
Любовь загоралась какъ будто пожаромъ
И сердце томительно жгла?
Поэты и люди степенные часто,
Сановники Попеля, можетъ быть, Пяста,
Придворныхъ и витязей рой,
Какъ къ сладкому меду льнутъ мухи порою,
Прелестной нигд не давали покою,
Прельщаясь ея красотой,
И хоромъ кричали: ‘О, чудная два!
Взгляни ты направо, взгляни ты налво:
Рабы мы подъ царствомъ твоимъ!
За ласку твою, изъ-за милаго взгляда
Готовы мы въ воду и въ полымя ада!…
Порадуй хоть словомъ однимъ!
А если же ты (хоть и вс мы пылаемъ)
Любви упоительной двственнымъ раемъ
Кого-нибудь взыщешь изъ насъ,—
Блаженство счастливцу, что избранъ тобою,
Другіе-жь несчастной, покорной толпою
Утопятся въ Висл сейчасъ!…’
Точь-въ-точь сумасшедшіе: плачутъ, вздыхаютъ
У двы возлюбленной жизнь отравляютъ,
И вотъ, вн себя, смущена,
Кляня всю безумную эту дружину,
Отцу со слезами взмолилась и Сыну,
И Духу Святому она.
Послала ей помощь молитва святая,
На блдномъ лиц, красотою блистая,
Зардлось дыханье огня.
Позвавши поклонниковъ ручкою блой,
Она къ нимъ возвысила голосъ несмлый:
‘Прошу васъ послушать меня!
Какъ мн не любить васъ? Подумайте сами!
Вы молите вс о любви со слезами…
Ужель отказать вамъ? О, нтъ!
Вы такъ благородны, пригожи и статны,
Такъ добры и нжны, учтивы, пріятны…
Вы рыцарства гордость и цвтъ…
Но какъ же любить васъ, паны дорогіе?
Теперь, вамъ извстно, татары лихіе
Въ отчизну съ огнемъ и мечомъ
Врываются дикой, ужасной ордою,
И кровь неповинная льется ркою…
Рзня и пожары кругомъ…
А вы, въ эти дни злополучной годины,
Защитники края роднаго, мужчины,
Заботитесь лишь о пирахъ…
Не мучаясь вовсе народнымъ бездольемъ,
Въ роскошномъ атлас и мх собольемъ,
Валяетесь въ женскихъ ногахъ…
Любви вамъ? Но кто же любить васъ ршится?
Бездушная женщина только прельститься
Способна такимъ женихомъ…
Дать руку и сердце? Что-жь будетъ съ женою?
Вдругъ на домъ татары нахлынутъ толпою,
А мужъ не владетъ мечомъ!…
Кто любитъ меня и отвта желаетъ,
Пусть мантію сброситъ, коня осдлаетъ
И въ битву помчится стрлой!
Моихъ жениховъ для побды достанетъ,
Пусть на пол бранномъ ихъ полчище грянетъ
И доблестно ринется въ бой!
Чмъ больше зазубринъ на шлем героя,
Кто въ шрамахъ глубокихъ воротится съ боя,
Хотя изувчатъ всего,—
Побду бы только стяжалъ надъ врагами,—
Я Богомъ клянусь и клянусь небесами
Любить до могилы его!…’
Хорошенькой ножкою топнула панна.
Восторженнымъ пламенемъ ярко, нежданно
Заискрились очи у ней.
То пламя у всхъ отразилось во взорахъ,
Сердца обожателей, вспыхнувъ какъ порохъ,
Забились быстрй и быстрй.
Ихъ клики раздались и вправо, и влво:
‘И честь, и хвала теб, чудная два!
Завтъ да исполнится твой!’
Вс мигомъ ретивыхъ коней осдлали,
Накинули брони, оружіе взяли
И въ битву помчались стрлой.
Хоть меньше въ нихъ было и силы, и мочи,
Все-жь храбрые бились три дня и три ночи
И тридцать избили полковъ.
Но дорого слава досталась героямъ:
Отъ нихъ на земл, окровавленной боемъ,
Остался лишь рядъ мертвецовъ.
Одинъ изо всхъ уцллъ отъ сраженья,
За павшихъ товарищей, въ ярости мщенья,
Онъ много враговъ поразилъ.
Ихъ полчища трупами въ пол упали,
Несмтныя рати въ пустыню бжали,
А многихъ онъ въ плнъ захватилъ,
И плнниковъ замокъ построить заставилъ,
Трофеями бранными залу уставилъ,
Которые въ битв забралъ.
Когда же былъ замокъ украшенъ по-пански,
Вина закупилъ два боченка онъ въ Гданск
И меду дв бочки досталъ.
Приводитъ онъ сватовъ къ красавиц милой:
‘Давай же награду! Отвагой и силой
Враговъ истребилъ я дотла!…’
Красавица радостью вся просіяла
И руку героя съ любовью пожала,
А вскор и свадьба была.
Тьма-тьмущая тамъ пировала народа.
И я былъ,— попробовалъ сладкаго меда,
Но мн неудача подчасъ:
И медъ, и вино, что играли въ бокал,
Текли по усамъ, только въ ротъ не попали…
На томъ я и кончу разсказъ.
Л. Пальминъ.