Стихотворения, Соколов Николай Матвеевич, Год: 1885

Время на прочтение: 7 минут(ы)
Струны дрожью рыданій звучали,
Былъ задумчивъ пвецъ молодой —
И какъ вздохъ затаенной печали
Первый звукъ прозвенлъ надъ ркой.
Счастье встрчи, восторги свиданья
И тревога влюбленныхъ рчей,
И нмое томленье прощанья,
И тоска одинокихъ ночей,—
Все проснулось для жизви тревожной
Въ псн, полной тоски молодой,
Полной жажды любви невозможной,
Полной муки и страсти былой.
Что-то сердце, змей ядовитой
Обвивая, ласкало и жгло,
Съ новой болью любви пережитой
Отравленное чувство жило.
И глубоко въ груди закипали
Слезы горькой и жгучей струей…
Звуки, дрогнувъ, вдали замирали,
Былъ безмолвенъ пвецъ мелодой…
Н. Соколовъ

‘Русская мысль’, No 12, 1884

Затишье.
Господи, сжалься! Мн душно, мн больно,
Сердце больное томится тоской.
Грудь мн сжимаютъ рыданья невольно,
Злоба и грусть овладли душой.
Боже! безсиленъ я, слабъ и ничтоженъ,—
Мн ли лнивыхъ отъ сна поднимать?
Мн ли тотъ подвигъ завидный возможенъ —
Честныхъ подъ стягъ для борьбы призывать?
Что-жь вы молчите, вожди и пророки?
Всюду — неправда надмнно царитъ,
Всюду — предательство, рабства пороки…
Что же вашъ гнвъ вдохновенный молчитъ?
Больно мн. Я не могу, не умю
Съ тьмой торжествующей мысль примирять.
Въ смерть идеаловъ я врить не смю…
Боже, какъ страшно любя проклинать!
Счастливъ невидящій, кто безъ сомнній
Къ битв неравной съ неправдой готовъ,
Кто не боится тревогъ и лишеній
И, какъ дитя, не считаетъ враговъ.
Вры незнанья въ груди не имя,
Жертвой ненужной я быть не могу.
Свтъ чуть замтенъ. Неправда сильне.
Наши порывы не страшны врагу.
Господи, сжалься! Пусть призраки ночи
Сердце больное не мучатъ тоской.
Или закрой мои зрячія очи,—
Пусть я безъ пользы паду подъ грозой…
Н. Соколовъ.

‘Русская Мысль’, No 11, 1882

Памяти . М. Достоевскаго.
Волковъ ли то воетъ голодная стая?
Шумитъ ли то моря прибой?
То встала пурга и отъ края до края
На степь полегла пеленой…
Рыдаетъ и стонетъ гнетущее горе
Въ порывахъ бурана степей,
И стонъ вковой по проклятой недол,
И гнвъ на неправду людей…
Но, чу!… Грозный говоръ пурги заглушая,
Желза доносится звукъ,
Все сердце безсильной тоской надрывая,
Какъ отзвукъ страданья и мукъ.
То въ цпи звно о звно ударяетъ,
При каждомъ движеньи бренча,—
То волю колодникъ съ тоской вспоминаетъ,
Стальную змю волоча…
Не эти-ль, страдалецъ, унылые звуки
Носились звеня, надъ тобой,
И ихъ не забылъ ты въ минуту разлуки,
И къ намъ ихъ принесъ ты съ собой?…
Звукъ цпи въ глаголы любви безконечной
Ты, сильный душой, перелилъ,
Покорный велніямъ Истины Вчной,
Клеймо и желза простилъ.
Ты умеръ — и сверный втеръ съ тоскою
Шумитъ надъ могилой твоей
И мчится, суровый, надъ Русской землею
Въ окраин южныхъ морей,
Гд волны рокочутъ, гд небо сине,
Гд лавръ зеленя растетъ,
Гд, грёзы волшебныя въ сердц леля,
Поэтъ о блаженств поетъ.
Н. Соколовъ.
28-го января
1882 года.

‘Русская Мысль’, No 3, 1882

Непогода.
Злобно буря реветъ надъ притихшей землей,
Ломитъ дубы съ корней вковые,
Вьется молнія въ тучахъ лукавой змей,
Съ неба полосы льетъ огневыя.
Тучи бурно ведутъ межъ собой разговоръ…
Грозны эти громовыя рчи!…
И подъ вихремъ со стономъ склоняется боръ,
Уступая неласковой встрч.
Любъ мн говоръ могучій борьбы удалой,
Гд земля съ непогодою въ спор…
Чувство силы отважной въ груди молодой
Разгулялось, какъ волны на мор…
Упоенный грозой, я зову васъ на бой,
Вы — несчастья мои и невзгоды!
Слейтесь въ голосъ одинъ, слейтесь въ сил одной,
Выходите подъ громъ непогоды.
Силы чудной приливъ въ смломъ сердц кипитъ,
Духъ отважный къ опасности рвется,
Страстной жаждой борьбы ретивое горитъ,
Надъ порывами бури смется.
Если мн суждено въ битв пасть роковой,
Въ грудь безмолвно удары приму я,—
И силенъ, и могучъ, словно дубъ вковой,
Я паду, на судьбу негодуя.
Лучше пасть подъ грозой, чмъ подъ мелкой бдой
Изнемочь въ утомительномъ спор…
Никого не боясь, я свой челнъ удалой
Правлю прямо въ сердитое море.
Но, быть-можетъ, побда судьбой суждена
Въ исполинской борьб удалому?…
О, тогда прогремитъ въ псн звонкой она,
Вторя эхомъ весеннему грому.
Н. Соколовъ.

‘Русская Мысль’, No 6, 1882

* * *
Зачмъ ты снова предо мной
Явился, геній благодатный,
Съ своею лаской молодой,
Съ своею властью непонятной?…
Въ добро я вровать отвыкъ…
Подъ гнетомъ горя и лишеній,
Сковалъ я смлый мой языкъ,
Глашатай свтлыхъ вдохновеній…
Неволи я не замчалъ,
Гремя желзными цпями…
Зачмъ ты, геній, вновь предсталъ
Съ своими чудными рчами?…
Огонь божественныхъ очей
Блеснулъ въ стнахъ моей темницы
И вспыхнулъ заревомъ зарницы,
Ударясь въ сталь моихъ цпей.
И онъ божественной рукой
Моей тюрьмы раздвинулъ своды,
И вдаль смотрлъ я и съ тоской
Внималъ вщаніямъ свободы.
Мой гордый нравъ минувшихъ дней
Съ былою мощью пробудился…
О, какъ въ тотъ мигъ я устыдился
За мракъ тюрьмы, за звонъ цпей!…
Но мн оковъ не разрубить,
Не разломать тюрьмы до вка…
О, какъ жестоко разбудить
Въ раб безсильномъ человка!…
Н. Соколовъ.

‘Русская Мысль’, No 1, 1883

* * *
Весь объвянъ дыханіемъ ночи
И встревоженъ нежданной мечтой,
Какъ безумный, въ влюбленныя очи
Я смотрлъ съ непонятной тоской.
Въ нихъ, какъ сонъ, новый міръ открывался,
Чуждый горя, заботъ и тревогъ,
И я счастью поврить боялся,
И не врить я счастью не могъ.
И въ туман любви обаянья
Вдругъ зажглась предъ ожившей душой
Ядовитая горечь страданья,
Отравившаго умъ молодой.
Слезъ, на сердц застывшихъ мученье,
Боль язвительныхъ, злобныхъ обидъ,
Неисходную муку сомннья,
И безсилья мучительный стыдъ,—
Все я вспомнилъ… А ночь опьяняла,
Псни чудныя плъ соловей,
И, чаруя, мн въ грудь западала
Нга вырванныхъ страстью рчей…
Новыхъ чаръ непонятная сила
Весь тотъ ледъ, что мн сердце сковалъ,
Словно вешній потокъ, уносила…
Какъ ребенокъ, я вдругъ зарыдалъ…
Сердце всмъ пережитымъ рыдало…
А кругомъ, въ свтлой риз луны
Ночь роскошная страстно дышала,
Наввая душистые сны…
Н. Соколовъ.

‘Русская Мысль’, No 1, 1885

* * *
Царица-мысль! Внокъ душистыхъ розъ,
Стыдливо на чел зардвшись блоснжномъ,
Чуть оттнилъ твой взоръ, безсмертныхъ полный грезъ,
Глубокій, ласковый и нжный…
Посланница небесъ, ты шла въ толп людской,
Вся вдохновенная, чарующе-простая,
И всхъ тоскующихъ звала ты за собой
На пиръ, царица молодая!
И подневольный рабъ, измученный борьбой,
Шелъ за тобой, какъ гордый царь вселенной,
Слагая гимнъ невст молодой,
Взволнованъ страстью вдохновенной.
Ты въ міръ несла надзвздной жизни сны,
Въ яремъ земли цвты небесъ вплетая…
И тни блдныя забытой старины,
Свои могилы оставляя,
Живымъ шептали вновь мечты погибшихъ дней…
Въ прозрачномъ сумрак грядущее свтилось…
И сердце сонное измученныхъ людей
Вновь жизнью радостною билось.
Такою въ первый разъ тебя я увидалъ,
Царица свтлая и вчно молодая!
До той поры, безпечный, я внчалъ
Свое чело, тебя не зная,
Наивной радости и жизни молодой
Недолговчными, но яркими цвтами
И убаюканный минутною мечтой,
Я спалъ съ открытыми глазами.
Я увидалъ тебя, царица мощныхъ думъ!…
И сердце дрогнуло невдомой тоскою,
И проклялъ я безпечный жизни шумъ,
И зарыдалъ передъ тобою…
И за тобой, влюбленный, я бжалъ,
Я звалъ тебя на пиръ любви счастливой,
Придти ко мн тебя я заклиналъ
И вновь рыдалъ, нетерпливый…
Я бросилъ все, чмъ прежде счастливъ былъ
Безсонныхъ думъ волненіемъ тревожнымъ
Измученный, всмъ сердцемъ полюбилъ
Я сонъ о cчастьи невозможномъ.
Горлъ мой мозгъ невдомымъ огнемъ.
Больная грудь порывисто вздымалась.
Молчала ночь… И тихо подъ окномъ
Ко мн царица постучалась…
Она пришла… И скорбный, блдный ликъ
Слезами жгучаго страданія облитый,
Я увидалъ — и головой поникъ
Подъ пыткой грусти ядовитой…
Безсильная, упавъ передо мной,
Она въ отчаяньи порывисто, рыдала,
И руки блдныя съ какою-то мольбой,
Въ какомъ-то ужас ломала…
Я цловалъ черты ея лица,
Чтобы согрть холодное страданье,
Но все лились рыданья безъ конца,
Непобдимыя рыданья!…
И съ той поры въ мой скорбный домъ она
Приходитъ часто, полная тоскою,
Задумчива, безмолвна и блдна,
Сидитъ всю ночь передо мною…
И вспыхнетъ смхъ въ чертахъ ея порой,
Зловщій смхъ, всесильный и холодный,
И встанетъ, мощная, она передо мной
Съ улыбкой скорби неисходной…
И, непонятная, божественнымъ огнемъ
Нмыхъ міровъ освятитъ вереницы,
Въ движеніи застывшихъ вковомъ,
Счастливыхъ грезъ моихъ гробницы…
И въ нихъ ничтожнаго, въ ярм тупой нужды,
Раба голоднаго покажетъ человка,
Его безплодные и жалкіе труды,
И рабство вольное отъ вка…
И открывается въ видніи судьба,
Обвившая, какъ жертву змй голодный,
Цпями ржавыми безсильнаго раба,
Нмаго въ мук неисходной…
Любовь царицы сердце мн сожгла,
Ея лобзанья мозгъ мой прожигаютъ
И борозды средь блднаго чела,
Какъ плугъ желзный, пролагаютъ.
Какъ смерть, ея мучительна любовь!…
Она придетъ и, скорбная, тоскуетъ,
Рыдая сердце мн цлуетъ
И пьетъ изъ сердца кровь…
Но я зову царицу вновь и вновь.
Я вренъ ей, одной моей подруг.
Я ей одной отдамъ досуги,
Пока во мн струится кровь…
Кто полюбилъ ее, тотъ не измнитъ ей.
Тотъ рабъ ея, кто разъ ее полюбитъ.
И ласками мучительныхъ ночей
Она любовника погубитъ.
Н. Соколовъ.

‘Русская Мысль’, кн. III, 1885

Н. М. Соколовъ.

НЕДОБРЫЯ ОНИ.

Солнце, зной — и эти очи
Съ ихъ лучами, съ ихъ огнемъ!
Цлый день, съ утра до ночи.
Съ нею были мы вдвоемъ…
Сколько молній, сколько власти
Каждый взоръ ея таитъ!
До сихъ поръ въ истом страсти
Сердце ноетъ и горитъ…
Ночь, прохлада, надъ ркою
Соловей ноетъ въ саду…
Вновь съ тревогой и тоскою
Я ее въ алле жду,—
Я ловлю въ огн желанья
Каждый шорохъ въ тишин…
И встаетъ одно преданье
Предо мною въ смутномъ сн…

I.

Какъ-то въ Польш, въ дни былые,
Появился страшный панъ,—
Длинный чубъ, усы сдые,
Шитый золотомъ жупанъ,
Рукоятка ятагана,
Поясъ, шпоры — серебро,
У алмазнаго султана
Соколиное перо…
Страшный панъ!.. Нездшней силы
Слдъ храпитъ его чело,—
Словно тлніе могилы
На щекахъ его легло,
Словно онъ боится встрчи
По дорог и въ сел,
Словно тяжесть давитъ плечи
И гнететъ его къ земл…
Скажутъ: ‘здравствуй’ — онъ ни слова,
Только вздрогнетъ и вздохнетъ,
Да, нахмуривъ бровь сурово,
Стиснетъ зубы и уйдетъ…
Раздастся надъ полями
Страшный хохотъ въ тишпп…
Панъ съ недобрыми очами
Появился въ той стран!

II.

Слухи шли, что только взглянетъ
Папъ на лугъ зеленый,— вдругъ
На лугу трава завянетъ,
Листья сыплются вокругъ,—
Только, страшный и могучій,
Панъ на небо поглядитъ,
Стонетъ втеръ, таютъ тучи,
Дождь на землю не летитъ,—
Подъ недобрыми очами
Гнется ива у рки
И надъ желтыми песками
Засыхаютъ тростники…
Въ пол парень за сохою
Прежней псни не поетъ,
Въ темной рощ надъ ркою
Красной двицы не ждетъ,—
Смотритъ двица уныло
И не вьетъ себ внка,
Словно сердце въ ней сдавила
Чья-то мертвая рука,—
Если въ пол ненарокомъ,
Сквозь покровъ бровей сдыхъ,
Страшный панъ недобрымъ окомъ
Вскинетъ медленно на нихъ…

III.

Жилъ у мельника въ то лто
Юный хлопецъ въ батракахъ.
Слышалъ онъ, что бродитъ гд-то
Страшный панъ у нихъ въ поляхъ,—
Слухъ прошелъ, его видали
Пастухи во ржи густой…
Разъ онъ спитъ на сновал,
Слышитъ, кто-то надъ ркой
У запруды тихо ходитъ,
Слышитъ чей-то тихій стопъ…
То не ихъ-ли панъ обходитъ?
Не его-ли ищетъ онъ?
Смотритъ хлопецъ боязливо,—
Надъ ркой ползетъ туманъ…
Вотъ онъ — вотъ — подъ старой ивой
У запруды страшный панъ!
Съ неба ясными лучами
Сыплетъ мсяцъ молодой, —
Панъ чернетъ за кустами,
Словно камень гробовой…
Вдругъ… далеко… прозвучали
Чьи-то стопы по рк…
Кто-то плачетъ въ злой печали…
Кто-то вопитъ въ злой тоск…
Сто папъ… То онъ рыдаетъ…
Крики, стоны, хохотъ злой
Гулко роща повторяетъ
Въ лунномъ блеск за ркой.
Словно бсы въ гнв дикомъ
Тамъ ведутъ свою игру.
Словно лшій пьянымъ крикомъ
Гонитъ путника въ бору…
Смотритъ хлопецъ боязливо,—
Палъ на землю панъ сдой.
Стонетъ, корчится подъ ивой,
Бьется въ камень головой,—
Словно зврь голодный, воетъ,
Къ мн съ хохотомъ ползетъ,
Ятаганомъ яму роетъ,
Гложетъ землю, корни рветъ…
Этой ямы, этой ночи
Бдный хлопецъ не забылъ:
Панъ руками вырвалъ очи
И подъ ивой ихъ зарылъ,—
И уползъ, пропалъ въ туман,
Въ ночь понесъ тоску свою…
Съ той поры о страшномъ пан
Не слыхали въ томъ краю.

IV.

Панъ пропалъ… Но съ этой ночи
Бдный хлопецъ самъ не свой:
Помнитъ онъ, гд злыя очи
Въ землю пряталъ панъ сдой…
Лунной ночью спать не можетъ.
За работой ночи ждетъ:
Той тоски, что сердце гложетъ,
Самъ, бдняга, не пойметъ…
Ночь. Луна. Вода, сверкая
Въ лунномъ блеск, тихо спитъ…
Къ старой мн изъ сарая
Съ ломомъ хлопъ, какъ воръ, спшитъ..
Ближе… вотъ… какъ сердце бьется!..
Въ голов стоитъ туманъ…
Не надъ нимъ ли то смется
Изъ-за ветелъ страшный панъ!
Здсь… за дло!.. Здсь могила
Панскихъ глазъ: земля рыхла,—
Здсь навкъ ихъ вражья сила
Въ мертвой немочи легла!..
Вдругъ… какъ молніей изъ тучи,
Въ блеск, въ пламени лучей,
Брызнулъ къ небу, снова жгучій,
Знойный взоръ лихихъ очей!..
Докопался хлопецъ бдный!
Опаленный злымъ огнемъ,
У запруды, страшный, блдный,
Онъ заснулъ послднимъ сномъ…

——

Глупый хлопъ!.. А я — умне?
Мало солнца, мало дня,—
При лун я жду въ алле,
Прежнихъ молній и огня!..
Или въ легкой дымк ночи
Прежней силы нтъ въ огн?
Или гаснутъ эти очи
На свидань при лун?
Вотъ она… Какъ сердце бьется!..
Жду, дыханье затаивъ…
А она… она смется!..
Охъ,— и мн смшно: я живъ!..
Спб.
30-го янв. 1899 г.

Пушкинскій сборникъ. (Въ память столтія дня рожденія поэта) С.-Петербургъ, 1899

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека