Стихотворения, Шаликов Петр Иванович, Год: 1837 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 24 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

П. И. Шаликов

Стихотворения

Библиотека поэта. Второе издание

Поэты 1790-1810-х годов

Вступительная статья и составление Ю. М. Лотмана

Подготовка текста М. Г. Альтшуллера.

Вступительные заметки, биографические справки и примечания М. Г. Альтшуллера и Ю. М. Лотмана

Л., ‘Советский писатель’, 1971

Оригинал здесь — http://www.rvb.ru

СОДЕРЖАНИЕ

Биографическая справка

247. Вечернее чувство

248. Роща

249. К соседу

250. Весна

251. Соседка

252. К моей хижине

253. К В. Л. Пушкину

254. Наши стихотворцы

255. К Ивану Ивановичу Дмитриеву. На новоселье

256. К Александру Сергеевичу Пушкину на его отречение петь женщине

257. ‘Евгений Онегин’. Глава вторая

258. К И. И. Дмитриеву (по случаю стихов, напечатанных в 16-й книжке ‘Московского наблюдателя’ 1837)

Биографическая справка

Петр Иванович Шаликов родился в 1768 году (по другим сведениям, в 1767-м), был сыном небогатого грузинского князя, получил домашнее воспитание, затем служил кавалерийским офицером, участвовал в турецкой и польской войне, в частности во взятии Очакова. Вышел в отставку премьер-майором гусарского полка в 1799 году я поселился в Москве. Первые стихотворения Шаликова появились в 1796 году в журнале ‘Приятное и полезное препровождение времени’ и в ‘Аонидах’. Тогда же, по-видимому, состоялось знакомство его с И. И. Дмитриевым и Н. М. Карамзиным, которых Шаликов почитал всю жизнь как своих учителей. Литературную известность принесли Шаликову два томика изящно изданных книжек ‘Плоды свободных чувствований’ и продолжение их — ‘Цветы граций’, в которых сентиментальные прозаические миниатюры перемежались о чувствительными стихами, — все это было вполне на уровне своего времени, хотя и не обнаруживало в авторе особенного таланта или оригинальности. Насмешки, которым стал подвергаться Шаликов с начала своего творчества и которые сопровождали его потом всю жизнь, только отчасти были связаны непосредственно с его литературными трудами, — гораздо большую роль сыграли здесь личные качества Шаликова и принадлежность его к осмеиваемому направлению (сентиментализму), в котором он, как малоталантливый человек, представлял собой весьма удобную мишень для нападений противников.

Наделенный характерной внешностью (худощавый, с большим носом, черными бакенбардами, в зеленых очках), Шаликов подчеркивал свою оригинальность эксцентричностью одежды, витиеватой речью и неестественной манерой держаться — он все время разыгрывал роль ‘вдохновенного поэта’. Кроме того, он обладал самолюбивым, раздражительным и отнюдь не добрым характером, чем и наживал себе множество врагов, был, по свидетельству П. А. Вяземского, ‘вызываем на поединки’ и навлекал на себя злые эпиграммы. ¹

В творчестве своем — и в прозе, и в стихах — Шаликов старался подражать Карамзину. Карамзин, как известно, всю жизнь покровительствовал Шаликову, находил в нем ‘что-то тепленькое’, называл ‘добрым’ и защищал от насмешек И. И. Дмитриева.² И. И. Дмитриев, хотя и написал известную пародию на Шаликова,³ поддержал в 1806 году его первый журнал ‘Московский зритель’, который просуществовал всего год. В 1808 году Шаликов снова принялся за журнал, назвав его ‘Аглая’ и подчеркнув тем самым преемственность от известного альманаха Карамзина. Кроме самого издателя в нем участвовали Ф. Глинка, А. А. Волков, M. H. Макаров, И. M. Долгоруков, А. Ф. Мерзляков, В. В. Измайлов, В. Л. Пушкин и др. Литературная позиция Шаликова в 1808—1812 годы была достаточно определенной он горячий защитник Карамзина и активный противник ‘старого слога’. О его методах борьбы П. И. Голенищев-Кутузов писал графу А. К. Разумовскому 4 декабря 1811 года: ‘Некто князь Шаликов здесь на нашего Каченовского за критики на слезливцев письменно угрожает Каченовского прибить до полусмерти, почему бедный Каченовский принужден был просить защиты у полиции… Князь Шаликов, как всей публике здесь известно, есть человек буйный, необузданный, без правил и без нравственности’. ⁴

Во время кампании 1812 года Шаликов, как свидетельствуют современники, по недостатку средств не смог выехать из Москвы. Будучи очевидцем событий, он написал и издал в 1813 году брошюру ‘Историческое известие о пребывании в Москве французов’. После окончания войны, по протекции И. И. Дмитриева, он получил место редактора ‘Московских ведомостей’, а в 1823 году начал издание двухнедельного ‘Дамского журнала’. В годы ‘Дамского журнала’ Шаликов сам писал немного. Он продолжал свои ‘Мысли, характеры и портреты’ в прозе, начало которым было положено отдельным изданием еще в 1815 году, и сочинял стихи на разные случаи: от торжественных царских праздников до именин и крестин у своих приятелей. Действительное место Шаликова в истории русской словесности отнюдь не должно определяться лишь тем, что современники сделали его мишенью своих сатирических стрел. Князь П. И. Шаликов был профессиональным литератором и журналистом, и хотя он не обладал большим поэтическим дарованием (что отлично понимал и сам), написанное им читалось, обсуждалось, а в некоторых кругах, несомненно, пользовалось даже успехом. Характерно, что А. С. Пушкин, неоднократно смеявшийся над шаликовской чувствительностью в сатирических стихах и дружеской переписке, иногда отзывался о нем как о поэте совсем не враждебно. Так, в первом издании ‘Разговора книгопродавца с поэтом’ (1825) поэт, отказываясь петь для ‘женских сердец’, отвечает книгопродавцу:

Пускай их Шаликов поет,

Любезный баловень природы.

В письме к Вяземскому Пушкин сам комментировал этот стих как ‘мадригал кн. Шаликову’ и прибавлял при этом: ‘Он милый поэт, человек достойный уважения… и надеюсь, что искренняя и полная похвала с моей стороны не будет ему неприятна’. ⁵

Шаликов относился к Пушкину с неизменным благоговением. В ‘Дамском журнале’ помещено немало стихотворений, обращенных к автору ‘Евгения Онегина’ и ‘Полтавы’. Личное знакомство Пушкина и Шаликова могло произойти в 1827 году в доме В. Л. Пушкина, где Шаликов бывал очень часто. Встречались они, очевидно, в 1829 году в доме Ушаковых. Сохранилось письмо Шаликова к Пушкину от мая 1836 года, где Шаликов благодарит Пушкина за визит⁶ и предлагает свои стихи о Карамзине для ‘Современника’. Эти стихи напечатаны не были, но в шестом томе, вышедшем уже после смерти Пушкина (кн. 2 за 1837 год), появились стихи Шаликова ‘К И. И. Дмитриеву’.

Умер Шаликов в 1852 году в своей маленькой деревеньке Серпуховского уезда, глубоким стариком, едва ли не последним из представителей русского сентиментализма.

¹ П. А. Вяземский, Полн. собр. соч., СПб., 1878—1896, т. 7, с 172.

² М. А. Дмитриев, Мелочи из запаса моей памяти, изд. 2, M., 1869, с. 96—99.

³ См.: И. И. Дмитриев, Полн. собр. стих., ‘Б-ка поэта’ (Б. с.), 1967, с. 347.

⁴ А. А. Васильчиков, Семейство Разумовских, СПб., 1880—1894, т. 2, с. 369.

⁵ А. С. Пушкин, Полн. собр. соч., т. 10, 1958, с. 125.

⁶ См.: ‘Литературное наследство’, кн. 16—18, М., 1934, с. 602.

Основные издания сочинений П. И. Шаликова:

Плод свободных чувствований, чч. 1—3, М., 1798—1799.

Цветы граций, М., 1802.

Послания в стихах князя Шаликова, M., 1816.

Повести князя Шаликова, М., 1819.

Сочинения князя Шаликова, чч. 1—2, М., 1819.

Последняя жертва музам, М., 1822.

247. ВЕЧЕРНЕЕ ЧУВСТВО

В глубокой тишине природа вся дремала,

Когда за горы Феб скрыл луч последний свой,

Луна медлительно вид томный появляла

И будто бы делить хотела грусть со мной!

Прошедшее тогда вдруг мыслям всё предстало,

И чувства сладкие унылость обняла,

Как листья на древах — так сердце трепетало,

Душа растрогана, утомлена была…

Все жизни случаи в уме изобразились,

И каждый чувствие иное порождал,

И капли нежных слез на грудь мою катились,

Приятнейший их ток жар в сердце прохлаждал…

‘Где вы, — воскликнул я, — минуты те счастливы,

Когда я дружества сладчайший не?ктар пил?..

Уж жатва два раза? обогащала нивы,

А рок жестокий вас ко мне не возвратил!

Луна! ты одного теперь меня находишь —

Без друга!.. Одного — лишь с грустию моей!

Ты прежни вечера на мысль мою приводишь

И нудишь слезы течь рекою из очей!..

Без дружбы, без любви — что лестного на свете?

Ужасная в душе и сердце пустота!

Другого для меня нет счастия в предмете:

Любить… любимым быть… а прочее… мечта!!!’

<1796>

248. РОЩА

Опять в твоих прохладных тенях,

О роща милая моя!

На мягких дёрновых постелях

Пришел вкусить спокойство я

И тихо жалобы сердечны

Твоей глубокой тишине

Вверять опять! Ах! слезы вечны

Судьбой назначено лить мне!

Твое печальное, уныло,

О роща! время протекло,

Весны дыханье оживило

Тебя — и в радость облекло.

Уж ты красуешься цветами,

Журчащими меж них ручьями

И зеленью пленяешь взор,

Уже гремит пернатых хор

В кудрявых лип твоих вершинах,

На древних вязах и осинах,

Уж ты зовешь меня к себе…

Ах! я пришел — пришел к тебе,

Но с тою ж грустию, тоскою,

В которой видела меня

Ты прошлою, мой друг, весною,

Своим мне эхом состеня!

Мой рок, увы! не пременился —

Печали те же сердце рвут,

Веселья луч в душе затмился,

И дни во мгле мои текут!..

Стени ж опять, стени со мною,

О роща, мой безмолвный друг!

Растерзанный судьбы рукою,

В тебе лишь успокою дух!

<1797>

249. К СОСЕДУ

Наш Пиндар громкими стихами

Воспел соседа своего

И вместе с пышными пирами,

С богатством, роскошью его

Своей поэзии небесной

Богатство, роскошь съединил!..

О дар божественный, чудесный!

Кто в дань тебе не приносил,

Твоим огнем воспламененный,

Живых восторгов, нежных слез!

Но петь тебя, сосед почтенный!..

Я не Державин, ты — не Крез!

Не Крез!.. Хвала судьбе! и смело

Цевницу скромную мою

Снимаю со стены, — пою.

Ни лесть, сердец порочных дело,

Ни выспренность надутых слов,

Поэтов вывеска холодных,

Не распестрят моих стихов,

Всегда простых, всегда свободных!

Вертепов мраморных, златых,

Шатров персидских дорогих,

Огромных груд китайской глины

И альбионского стекла

Капризная рука судьбины

Тебе, сосед мой, не дала!

Не слышны музыка и хоры,

Когда сидишь ты за столом,

Прелестных дев не видят взоры.

С шампанским, мозельским вином

В укромном домике, опрятном

Ведешь беспечно мирны дни,

И в обществе твоем приятном

Бывают лишь друзья одни.

Ты любишь с ними посмеяться,

Но не сардонским смехом¹, — нет,

Им шумный одержим лишь свет! —

А тем, которым забавляться

Подчас желает и мудрец, —

Аттическим, всегда любезным,

Всегда отрадным и полезным

Для добрых, пламенных сердец.

Ах! часто шуткой остроумной

Как чародействия жезлом,

Наш рок тяжелый, мрачный, скудный

Предстанет с ясным вдруг челом!

Так бочку Диоген катая,

Себя счастливцем почитая,

Быть Александром не хотел —

Затем что ввек шутить умел!

Но шутки в сторону, и музы —

Краса мятежной жизни сей,

С которыми так сладки узы! —

Займут собой твоих друзей.

Бессмертны гениев творенья

Для сердца, разума и зренья,

Под кровом храмины твоей,

Несут отвсюду дань бесценну!..

О музы! счастье и вселенну

Я с вами позабыть готов!..

Потом дойдет и до стихов:

Свои пословицы читаешь,

Посланья, были — легкий плод

Ума, фантазий!.. Ты сбираешь

Его без авторских забот,

А так — резвясь, и метроманом,

Ушей безжалостным тираном,

Ни из чего не можешь быть,

Не можешь… ближнего морить.

Один не можешь за обедом,

Как Мид, над блюдами зевать,

Но рад с гостями и соседом

По-философски пировать.

Час лишний просидеть — для спора

(В который ввек не входит ссора,

Дочь винных, бедственных паров!)

О том, кто лучше пишет оды,

Круглит искусно периоды

И ведает всю тайну слов.

А иногда твои родные,²

Подруги граций, аонид,

В беседе тут же. Их простые

Манеры, ласки, скромный вид

На чувства дани налагают,

Умы, сердца одушевляют,

И каждый в обществе — поэт.

За круглым столиком в боскете,

В твоем ученом кабинете,

Откуда изгнан этикет,

Усевшись, мысли обращаем

К тому, что лучшим для людей

Блаженством в жизни почитаем,

О чем мудрец с клюкой своей,

И царь в блистательной порфире,

И нищий в рубище — все в мире

Мечтают, спорят, говорят,

Чего все смертные желают,

Чем все сердца в груди горят,

Чему подчас цены не знают,

Но с чем и радость и печаль —

Одна гораздо нам сноснее,

Другая во сто раз милее,—

И с чем расстаться очень жаль!..

Любовь!.. любовь, душа вселенной,

Посланница благих небес

В юдоли скорбной, треволненной,

Для осушенья горьких слез!..

О сей богине рассуждаем,

Ее все свойства раздробляем

И признаемся наконец,

Что человек приемлет с кровью

Потребность жить, дышать любовью —

Единым счастием сердец!..

Алина! сколько раз с тобою

Я то же, друг мой, говорил!

Ах! если б и навек судьбою

Я разлучен с Алиной был,

Но, быв любимым страстно ею,

Прельщался б участью моею!..

Мечтам поклон отдавши свой,

Сосед! ты истиной доволен,

Живешь в ладу с самим собой.

Твое богатство — ум, познанья,

Сокровища — любезность, честь.

Безумны обуздав желанья,

Желаешь лишь того, что есть,

И рад свою ты долю славить!

Позволь соседу к ней прибавить

Один усерднейший обет:

Чтоб ты был вечно мне сосед!

<1808>

¹ То есть принужденным.

² Племянницы.

250. ВЕСНА

Еще пою тебе, дочь милая Природы!

И как твоих красот и благости не петь

Тому, кто друг полей, друг тишины, свободы?

Ах! как бы я желал небесный дар иметь

Делилев, Томсонов! Что Креза все стяжанья

С его холодною, бесчувственной душой!

За алчность к золоту всю муку наказанья

Он терпит с Танталом! Проводит в кладовой —

В святилище его постыдного кумира —

И день и ночь — и что ж? Ни дня, ни ночи нет

Счастливых для него! Ему пустыня свет,

Немилы прелести ликующего мира

И люди все враги! Он сам себе позор,

Он всюду сирота!.. Ужасная картина,

Ужасная судьба!.. Я отвращаю взор —

И вижу: там в цветах зеленая долина,

Там пурпур запада верхи рисует гор,

Там Цинтия взошла над синими лесами

И смотрится в кристалл журчащего ручья,

Который у меня течет перед глазами, —

И гимн в душе моей!.. Но пенье соловья

Мой ум и чувства развлекает

И гимн достойнейший Природе воссылает!

Внимаю: трель гремит, вдруг слышен ровный тон,

Переменяется — и страсти все движенья:

Надежда, радости, отчаянье и стон —

Лиют мне в грудь рекой всю сладость восхищенья

И горечь всю тоски, пылает, стынет кровь,—

Вот действие твое, весна! твое, любовь!

Орфей лесов свою ждет к сердцу Эвридику.

Ах! он счастливее фракийского певца:

Природа съединит два страстные сердца,

Любовь не тронула подземного владыку!

Как мирно вкруг меня, и как душа моя

С вечерней роскошью, восседшею на троне —

Который всюду ей, весна, рука твоя

Поставила младой природы в нежном лоне,

Душа моя парит далёко от сует —

Пороков гибельных и ветреного света!

Уже прошли мои мечтательные лета,

И в людях, в обществе мне больше нужды нет!

Но сердцу милые (имею вас!), придите

И счастье тихое со мною разделите!

Бывает хорошо нам в жизни и без вас,

Но с вами лучше во сто раз!

Что чувствую теперь, кому я открываю?..

Слова мои зефир разносит по лугам

И может их принесть к холоднейшим сердцам!

В сей мысли посреди веселья унываю!

Любовь к Природе, будь всегда щитом моим

Противу Рока и Фортуны!

Пусть надо мной гремят перуны, —

Спокоен буду я под ним!

И ежели в груди моей ты не увянешь,

Доколе не увяну сам

И не сойду во гроб, — то в жизни по цветам

Всегда водить меня ты станешь!..

Ах, нет! на жизненном пути

Так много терния, что смертным невозможно

Всегда по нем без ран чувствительных идти:

Нам дань сию платить законам Неба должно!

Я невредим — но друг, но ближний мой

Печальны слезы проливает

Или в час грозный, роковой

Глаза навеки закрывает!..

Могу ли счастлив быть один?

Могу… благоговеть пред тайной Провиденья!

Природы-матери смиренный, нежный сын,

Могу еще взирать с улыбкой наслажденья

На пиршество земли, на красоту небес

И в непостижности здесь видимых чудес

Свой жребий постигать там — жизни за пределом.

Там вечная весна для добрых есть уделом!

<1809>

251. СОСЕДКА

Кого ты арфой тихоструйной

И нежным голосом своим,

Близ окон сидя в вечер лунный, —

Кого очарованьем сим

Привлечь… к ногам своим желаешь?

О ком ты думаешь, мечтаешь?

И кто счастливый смертный сей,

Предмет гармонии твоей?..

Кому он внемлет, с кем проводит

Часы минут волшебных сих,

Где счастье, радости находит,

Почто он не у ног твоих?

Я слышу, кажется, стенанье

И арфы и души твоей —

И струн и сердца трепетанье,

И вижу слезы из очей:

Так быть должно!.. Неблагодарный!

Кого предпочитаешь ей?..

Или жестокий бог, коварный,

Равно коварен и жесток

Для всех… и для соседки милой!..

Ах, нет! со всею властью, силой

Не может он — не может рок

Заставить ангела людские

Мученья, горе испытать!

И доля ангелов иные

Надежды, чувствия питать!

Соседка-ангел! ты мечтаешь —

В желаньях тайных и живых —

О том, кого… еще не знаешь,

Или б он был — у ног твоих!

<1809>

252. К МОЕЙ ХИЖИНЕ

Бесстрашно того житье, хоть и тяжко мнится,

Кто в тихом своем углу молчалив таится.

Кантемир, Сат<ира> первая

Что значат пышные вельмож, царей чертоги,

Где в мрачной гордости, с холодною, душей

Простые смертные скрываются, как боги,

От взора, от любви подобных им людей, —

Что значат, говорю, пред хижиной моею?

Ах! как доволен я и как любуюсь ею!

Могу ль завидовать, Фортуны чада, вам?

Прямые радости не вашим, знать, сердцам

Даны Природою, сей матерью благою

Своих покорных чад! Ведомые рукою

И нежностью ее, они <по> миртам в путь

Ко счастью тихому, но верному вступают,

Не золотом душе веселья покупают:

Веселья купленны не пролиются в грудь!

Природа даром их повсюду расточает,

Где только чистые сердца она встречает, —

Так наш сказал один любезнейший поэт,

Которому знаком довольно белый свет.

Без счастья счастливым, богатым без богатства

Быть предоставлено для Фебова собратства.

И я, по благости созвездья моего,

Или по дерзостной мечте, в числе него!

Богатства, счастия в глаза и я не знаю,

И я, без тысячи неутомимых рук,

На розах, как Лукулл роскошный, отдыхаю.

Покинув сладостны объятия… наук.

Сирены льстивые, волшебницы Армиды,

В объятиях у вас сокрыты Эвмениды!

Не бронза, не фарфор, не мрамор вкруг меня,

Но книги, но портрет, но бюст людей великих.

В немой беседе их не примечаю дня.

А там передо, мной горшок гвоздичек диких —

Символ невинности — с левкоем дорогим,

Бесценным для меня: когда-то Флора им

Или — что всё одно — Эльвира занималась!

На нем, на нем печать души ее осталась:

Он с каждым днем цветет и в новой красоте

Всегда является глазам моим плененным.

Дивлюсь! Судьба ему велела быть нетленным.

Подобно как моей прелестнейшей мечте

О радостях любви остаться ввек — мечтою!

Но более всего я нахожу с тобою

Забавы чистые, друг сердца моего,

Поверенный всех чувств, движений всех его,

Моя смиренная, как сам, — простая лира!

Ты служишь для души источником утех!

И наконец — о день, счастливейший из всех!—

В счастливой хижине моей была Эльвира!

<1810>

253. К В. Л. ПУШКИНУ

Un orgueil tres meprisable, un

lache interet plus meprisable encore,

sont les sources de toutes ces critiques

dont nous sommes inondes.

Voltaire ¹

Защитник истины, таланта и ума,

О витязь бодрственный на поприще искусства

Пленять сердца красой языка, мысли, чувства!

В посланиях твоих² гармония сама —

Гармония стихов — стих каждый составляла

И тщательно свою на каждом оставляла

Блестящую печать, которая для глаз

Варяго-авторов несносней во сто раз,

Чем солнца яркого лучи для птиц Минервы!

Орудием богов, поэзией, ты первый

В словесности раскол ужасный поразил,

И Феб тебе венок с улыбкою вручил.

Враги изящного — враги добра и Феба!

Так дивно ль, что тебя, любимца своего,

Он избрал защищать дары благие Неба

И был ревнителем успеха твоего?

Почтенный витязь мой! история Пифона —

Есть подвигов твоих! Я вижу Аполлона

В творце посланий: ты цевницей золотой

Свершил, что он своей карательной стрелой!

Но стрелы зависти и злобы не престанут

Свистать на воздухе — противно для ушей,

Без всякого вреда! я знаю. Так Борей

Подует — и цветы весенни не увянут,

Лишь только разольют свой дальше аромат.

Я ныне был в стране, где нравы и климат

Поэтам милую страну напоминают

И душу сладкою отрадою питают,

Я был, могу сказать, в Аркадии другой ³

И чувствовал в груди веселье и покой.

Средь мирных жителей, среди долин счастливых,

Далёко от сует, от замыслов кичливых,

От мелких, рабственных, презрительных страстей,

От сих по степени, по титлам великанов,

Но по делам своим пигмеев, не людей,

От сих лжеумников, достоинства тиранов,

В забвеньи горестном о ближнем, о себе

На жизненном пути и чувств и помышлений

Я сердца гимны пел что день моей судьбе,

Что день, мне новые дары мой добрый гений

Из недр таинственных натуры приносил,

В ее святилище водим я оным был.

Младенцем находясь в познаниях глубоких,

Слепцом в делах Творца премудрых и высоких,

Я верил чувствию душевному — оно,

Сей гений мой, меня учило, просвещало:

На что мне бытие разумное дано,

Откуда существа все приняли начало,

Какой иметь должны они и я конец,

Какие для детей там участи готовит

Великий в правоте и милостях Отец,

Почто здесь доброго коварный в сети ловит

И добрый не уйдет коварного сетей…

Суди же, не был ли я истинно, сердечно

Счастливым смертным? Ах! но счастье скоротечно,

Не может вечным быть уделом наших дней!

Я возвращаюся под кров мой безызвестный,

В столицу гордую, и посох мой кладу,

Из области наук вестей приятных жду,

Заране веселюсь… И что же? повсеместный

Я слышу авторов ужаснейший раздор!

Возможно ли? предмет, полезнейший для света,

Для чувства, для ума, предмет есть ныне ссор!

Писатель и поэт — писателя, поэта

Гонитель, жаждущий погибели ему!..

Я лучше предпочту невежд безвредну тьму

Такому ложному Познанью, просвещенью,

Такому мнимому таланту, поученью

Надменнейших умов!.. Сокройтесь от меня,

Словесники! ⁴ Я вас, я ваших слов бумажных,

Враждою дышащих, страшуся как огня

И как направленных на грудь ударов шпажных!

Винюсь, что я готов возненавидеть вас!

Бегите от моих, славяноманы, глаз!..

И торжествуйте: я с словесностью прощаюсь!..

С словесностью. А муз достойные друзья?

Неужели прощусь и с вами также я?

Ах, нет! к вам с прежнею любовью возвращаюсь

И пенью вашему, подобно как весной

Внимают соловьям, внимать с восторгом буду,

Что хоры галок есть, я даже позабуду

При ваших голосах!.. Любезный Пушкин, пой!

<1812>

¹ Презренное высокомерие и еще более презренный низкий расчет являются источниками всех критик, затопляющих нас. Вольтер. (франц.). — Ред.

² К В. А. Жуковскому и к Д. В. Дашкову.

³ В Крыму.

⁴ Так некоторые переводят слово литератор (!!), если не ошибаюсь.

254. НАШИ СТИХОТВОРЦЫ

Ты хочешь, требуешь, мой друг,

Чтоб я тебя привел поэтов наших в круг

Или творений их в картинну галерею.

Изволь — ослушаться не смею.

Итак, войдем. Смотри на этот басен ряд —

Везде их главное достоинство наряд:

Как прост, как чист, с каким невидимым искусством

На первых с головы до ног!

Не кажется ль, что сам трудился вкуса бог

При туалете их: что всё в нем дышит чувством,

Рассудком, скромностью, невинностью, умом?..

Не представляешь ли себе, мой друг, весталок?

А имя автора? — Прочти, и взглянь потом

На басни ж, сих наряд — наряд провинциалок:

С прекрасной шалью, дорогой,

С богатым кружевом, цвет платья иль покрой

Отменно странен, неприятен!

Как будто бы для них закон был непонятен

Того, что знатоки эстетикой зовут!

Кто сочинитель? — Двух увидишь имя тут.

Посмотрим далее: вот басни щеголихи!

Одеты ловко так, так гладко, как франтихи,—

Но что ж?

Костюм их, несмотря на пышность, мил, пригож.

Вот подпись автора! Теперь прошу скорее!

На притчи бросить взгляд.

Скажи, мой друг, каков наряд? —

Ох! неопрятнее, древнее

И безобразнее ничто не может быть!

Не станем же при них и времени губить.

А если имя знать ты их творца желаешь —

В шести строках его титула начитаешь.

Прочел? Пойдем вперед. Вот здесь

На разные предметы оды.

‘Какая, — восклицаешь, — смесь!

Какое множество! и больше всё уроды’.

На лучшие, мой друг, вниманье обрати,

Их мало — но зато какие краски, тени!

Какая кисть и дух! И можно ли найти

Им равные? Писал их гений!

Вот имя — прочитай. Другое же под сим

Названьем — то есть од — названьем громогласным —

Сумбур, галиматья! Поклон отдавши им —

Таланта мнимого творениям несчастным,—

Посмотрим на сие собранье эпиграмм,

Сатир и песен. Всё еще так свежи, новы,

В цветущем образе являются глазам!

Но снимем легкие покровы

И всмотримся красот в блестящие черты:

Конечно, красоты!

Но сколь опасные!.. Под солью, остротою

Напрасно будешь ты искать, мой друг, того,

Что в юной красоте милее нам всего:

Чувствительность души с сердечной добротою,

Которых вовсе нет (как жаль!) в твореньях сих.

Вот имя автора (как жаль!) младого их,

Но вот другой — еще моложе,

И пишет, выключив сатиры, в роде том же,

Но сколь различен их моральный характер!

Он виден в авторе, подобно как в портрете.

И новый этого пред нами здесь пример:

В последнем сем поэте

Нет с первым сходного по нравам ничего,

Хоть по стихам совместник он его.

Еще любезный вот поэт: его посланья

Достойны взора граций, муз!

Ума с шутливостью им нравится союз:

Я вижу в нем печать прямого дарованья!

Прилежно рассмотри его неложный блеск…

Я слышу рук твоих при каждом слове плеск —

И не дивлюсь тому. — Но время удалиться

Из галереи сей ¹ и взять уже покой.

Захочешь — и сюда мы можем возвратиться:

Поэмы, драмы нас займут еще собой,

И всё, что только там ни встретят наши взгляды,—

От мадригала до баллады.

Но мы особенно вниманье посвятим

Стихотворениям прелестным,

Доселе нашему Парнасу неизвестным,

Которые огнем божественным своим

В грудь умиление с восторгом проливают

И слезы нежные из сердца извлекают…

Полюбишь идеал изящного душой,

И скажешь: вот поэт, природы друг — и мой!

<1812>

¹ Надобно знать, что приехавший ко мне из-за моря старинный приятель желал видеть творения нынешних поэтов, а прежде бывших ему довольно известны.

255. К ИВАНУ ИВАНОВИЧУ ДМИТРИЕВУ НА НОВОСЕЛЬЕ

Вхожу в твой новый дом с пустыми я руками,

Но с полным сердцем и душой

Желаний искренних, чтоб твердо небесами

Хранимы были ввек здоровье и покой

Хозяина под кровом мирным,

Чтоб украшался он

Любовью, дружбою, чтоб музы, Аполлон

Вновь поселилися с тобой и звуком лирным

Манили бы со всех сторон

К тебе по-прежнему своих питомцев милых,

Чтоб с ними и с самим собой

Не ведал ты отнюдь дней пасмурных, унылых,

Чтоб, словом, был своей доволен ты судьбой

И наконец свершил столь общее желанье,

Приятное для всех исполнил обещанье,

Которым некогда польстив нам, изменил!..

Но я как гражданин нимало не жалею

И выгодам царя, отечества радею:

Отечеству, царю ты с верностью служил!..

Но время, чтобы наш ты навсегда уж был.

И я к почтенному, желанному соседу

Нередко буду приходить

Для чувства и ума в полезную беседу

И пищу в ней душе и мыслям находить.

Учиться никогда не поздно!

Вся наша жизнь не что, как школа, где судьбы

Взор обращен на нас то с ласкою, то грозно,

И всякий день берем ее уроки мы.

Я буду для себя другие брать уроки

В сообществе твоем. Там верный, тонкий вкус,

Идеи и слова игривы и высоки —

Хотя последние не кончатся на ус, —

Для прозы и стихов мне будут вновь компа?сом,

Который вел меня чрез бездны по волнам

К незримым мной еще странам.

Когда на челноке сближался я с Парнасом,

Когда под веяньем прелестнейших надежд

Стремился ко брегам цветущим Иппокрены,

Не думая о том, что гордых злость невежд

Откроет предо мной прискорбнейшие сцены,

Что вместо критики найду я только брань—

Ума заблудшего корысти низку дань —

И вместо шуток благородных

Пасквили плоские в стихах, певцам несродных!

В твоем кругу таких творений никогда

Я видеть, к счастию, не буду

И, может статься, навсегда

О них, как о ночных фантомах, позабуду,

Но в сфере истинных талантов ощущать

Начну их действие благое,

И дух мой ими насыщать,

И чувствовать свое существованье вдвое,

Тибулл и Лафонтен,

Попеременно дар восторга сообщая,

Мне приведут на мысль век славных тех времен,

Когда пленила свет их лира золотая.

Один приятный день дороже, чем весь год,

И смех — сокровище скучавшим жизни драмой!

Нередко остротой, забавной эпиграммой

Развеселюсь — хотя б на собственный свой счет.

И кто из нас в себе смешного не имеет?

Кто совершенствами со всех сторон владеет?

‘Смеяться, право, не грешно

Над тем, что кажется смешно’,—

Умнейшим сказано поэтом,

Врагом сатиры злой, — и я согласен в этом,

Но в самолюбии нас должны пощадить, —

Для стрел аттических искусным греком быть!

Но наши грубые, без вкуса силлографы

Не следуют тебе, — и всё для них предмет

Насмешек площадных: Гомеры, Стерны, Сафы —

Спасенья никому и в царстве мертвых нет!

В саду твоем с тобой я буду Эпикуром,

По наслаждению роскошному души,

Приду подчас гулять с женою и Амуром…

Все будут для меня минуты хороши

В твоей обители прекрасной!

Но все их описать — труд был бы мой напрасный:

Он выше сил моих!

Другие скажут всё тебе в стихах своих,

И лучше моего: поэта новоселье —

Муз праздник, пиршество, веселье!

<1815>

256. К АЛЕКСАНДРУ СЕРГЕЕВИЧУ ПУШКИНУ

НА ЕГО ОТРЕЧЕНИЕ ПЕТЬ ЖЕНЩИНЕ

Так утомленный сибарит

Весельем, негою, пирами,

На розах лежа, говорит:

‘Нет, полно! расстаюсь я с вами,

Веселье, нега и пиры!

Простой природы вас милее

Простые тихие дары!

Они полезнее, прочнее,

Они…’ Но голос вдруг сирен

На благовонные куренья

Вновь мудреца влекут во плен

Пиров, и неги, и веселья!

И наш любезный сибарит

Талантом, чувством, песнопеньем

Лишь только женщин отбранит ¹

Как вдруг невольно, с восхищеньем,

О ножках² — лучшей красоте

Роскошно-томного Востока,

Своей прелестнейшей мечте —

Воспомянув, в мгновенье ока

У ножек с лирою златой!..

И ножка женщины, конечно,

Не хуже головы мужской,

Набитой спесью, чванством вечно

И тем не менее — пустой!

И тем не менее виновен

Бесценный грациям поэт,

Что против их подруг нескромен,

Несправедлив его обет!..

Тебе одна из них (быть может)

Неверной стала… горький час!

Но скольких же (увы!) из нас

Неукротимо зависть гложет,

Шипящая на гений твой?

И ты не им, а нам отныне

Желаешь лирою златой

(Подобно как средь змей в пустыне!)

И петь, и нравиться?.. Ах, нет!

И пой, и нравься лишь харитам,

Тобой пленяемым, поэт!

И будь подобен сибаритам

Вовеки негою стихов!

И олимпийских будут вечно

Они веселием пиров!

Хор женщин слышу: ‘Будут вечно!’

1825

¹ См.: ‘Евгений Онегин’, стран. XVII—XVIII.

² Там же, стр. 25, 26, 27, 28.

257. ‘ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН’

ГЛАВА ВТОРАЯ

(О романе в стихах должно, по-настоящему,

и говорить не в прозе.

И так мы отваживаемся дать знать

стихами о содержании и достоинстве сей главы)

Мы в первой видели главе

Картину франтов, мод и света —

При пиитической Неве,

Где развился талант поэта,

Как волны раннею весной.

Его нам кисть в главе второй

Совсем иных картину нравов,

Иных характеров и лиц —

От наших вдалеке столиц, —

Иных обычаев, уставов,

С иною жизнию, с иной

Потребностью страстей и счастья,

Рисует верною рукой,

И обе — скажем без пристрастья

И с независимой душой —

Равно прелестны и знакомы,

И уморительны подчас,

И поучительны для нас,

И пусть другой напишет томы

Сих самых же картин: оне,

Смолчав о красках и огне,

Скажу — полней отнюдь не будут.

Двух глав… в два века не забудут

Затем что есть всему предел!

Блажен, кто и для внуков пел!

1826

258. К И. И. ДМИТРИЕВУ

(ПО СЛУЧАЮ СТИХОВ, НАПЕЧАТАННЫХ В 16-й КНИЖКЕ

‘МОСКОВСКОГО НАБЛЮДАТЕЛЯ’ 1837)

Вот слава чистая, как солнце в ясный день,

Вот истинный талант, приманчивый, как радость,

Как взор красавицы, как счастливая младость,

Вот гений-исполин! Певец сокрылся в сень

Спокойства, отдыха на розах неиглистых —

И юноша певец, в движеньях сердца чистых,

Певцу маститому благоговейно дань

Приносит творческих, небесных вдохновений,

Которых яркий свет, как диаманта грань,

Как искры северных ночных воспламенений,

Взыграл на радужном неблекнущем венце!

И современники в тебе, в своем певце,

Утешены, чело подъемля гордо к Фебу,

И с Ермаком тебя благодаря душой,

Вручают снова дни твои благому небу —

Да длит их ток с твоей прекрасною судьбой!

1837

ПРИМЕЧАНИЯ

247. ПиП, 1796, ч. 12, с. 79.

248. ‘Аониды’, 1797, кн. 2, с. 232. Вошло в СКШ, ч. 2, с. 169.

249. ‘Аглая’, 1808, ч. 1, с. 65. Печ. по СКШ, ч. 2, с. 19. Стихотворение использует размер, лексику, отдельные мотивы и даже фразы из ‘Оды к соседу моему господину N’ Державина (позже, в изд. 1808 г., названа ‘К первому соседу’). Вместе с тем Шаликов полемизирует с мировосприятием Державина, противопоставляя роскоши мирный дружеский круг. Возможно, под ‘соседом’ подразумевается И. И. Дмитриев.

250. ‘Аглая’, 1809, ч. 7, с. 29. Печ. по СКШ, ч. 2, с. 219.

Делиль Ж. (1738—1813) — французский поэт и переводчик, автор описательных и буколических поэм ‘Сады’, ‘Воображение’, ‘Сельский житель, или Французские Георгики’ и др.

Томсон Дж. — см. примеч. 21.

251 .‘Аглая’, 1809, ч. 8, с. 73. Вошло в СКШ, ч. 2, с. 143.

252. ‘Аглая’, 1810, ч. 10, с. 62, без подписи. Вошло в СКШ, ч. 2, с. 62.

Любезнейший поэт — возможно, Н. М. Карамзин.

253. ‘Аглая’, 1812, ч. 13, с. 70. Печ. по СКШ, ч. 2, с. 57.

Варяго-авторы, враги изящного, словесники, славяноманы — члены ‘Беседы любителей русского слова’, которых В. Л. Пушкин высмеял в басне ‘Сычи’ (СПВ, 1812, No 3, с. 284). Шаликов использует образы этой басни.

История Пифона и т. д. Шаликов сравнивает В. Л. Пушкина, резко выступавшего против ‘беседчиков’, с Аполлоном, убившим чудовищного змея Пифона, символизирующего собой тьму.

Авторов ужаснейший раздор — обострение полемики после выхода ‘Двух посланий’ В. Л. Пушкина (см. примеч. 264, 265).

254. ‘Аглая’, 1812, ч. 14, с. 70—76:

Смотри на этот басен ряд и т. д. Возможно, имеются в виду басни И. И. Дмитриева.

На притчи бросить взгляд… в шести строках его титула накатаешь. Вероятно, имеется в виду чиновный и титулованный граф Д. И. Хвостов.

На лучшие, мой друг и т. д. Очевидно, оды Г. Р. Державина.

Сумбур, галиматья и т. д. — возможно, оды С. С. Боброва.

Посмотрим на сие собранье эпиграмм и т. д. Имеются в виду произведения’ К. Н. Батюшкова и П. А. Вяземского, в частности ‘Видение на брегах Леты’, где высмеян Шаликов. Батюшков писал Вяземскому 10 мая 1812 г.: ‘Скажи мне, пожалуйста, на кого метил Шаликов в своем новом послании? Иные говорят, что на меня и на тебя. Правда ли это, что я лишен чувствительности, что в моих сатирах не видно доброй души, а про тебя — что твои нравом весьма не чисты, и наконец, что мы друг на друга похожи. Но Пушкин выхвален до небес’ (Батюшков, т. 3, с. 185).

Еще любезный вот поэт — В. Л. Пушкин (см. вышеприведенное письмо Батюшкова).

255. РМ, 1815, No 7, с. 15. Вошло в СКШ, с. 100.

И. И. Дмитриев (см. примеч. 121—131) вышел в отставку в 1814 г. и переселился в Москву.

Приятное для всех исполнил обещанье и т. д. В 1800 г. Дмитриев, выйдя первый раз в отставку, в стихотворении ‘К друзьям моим’ писал, что навсегда останется с друзьями в Москве, но, призванный на службу Александром I, не сдержал своего обещания и прослужил с 1810 по 1814 г. в Петербурге министром юстиции.

Пасквили плоские в стихах. Очевидно, имеются в виду сатиры Вяземского на Шаликова ‘Отъезд Вздыхалова’ и ‘Первый отдых Вздыхалова’, ходившие в списках в 1811—1814 гг. (см.: П. А. Вяземский. Стихотворения, ‘Б-ка поэта’ (Б. с.), 1958, с. 411).

Умнейшим сказано поэтом и т. д. Речь идет о стихотворении H. M. Карамзина ‘Послание к А. А. Плещееву’.

Грубые, без вкуса силлографы. Имеются в виду П. А. Вяземский и К. Н. Батюшков (см. примеч. 254).

256. ДЖ, 1825, ч. 10, No 8, с. 68. Стихотворение является ответом на ‘Разговор книгопродавца с поэтом’, напечатанный в форме предисловия при издании первой главы ‘Евгения Онегина’, где Пушкин, отказываясь петь для женщин, писал: ‘Пускай их Шаликов поет’, имея в виду ‘самолюбивые мечты’ о любви.

257. ДЖ, 1826, ч. 16, No 21, с. 109. Отклик на выход отдельным изданием главы второй романа Пушкина в сентябре 1826

258. С, 1837, No 2, с. 203. В подзаголовке опечатка: стихи, которые имеет в виду Шаликов, напечатаны в 16-й книжке МН за 1836 г.

Юноша певец — поэт С. И. Стромилов, печатавший стихи в ‘Московском наблюдателе’ и в ‘Атенее’ в 30-е годы. В стихотворении, на которое откликается Шаликов, Стромилов прославляет Дмитриева следующими словами: ‘Твой жребий совершен, окончен путь со славой, Отечеству ты правдой отслужил’ (МН, 1836, No 9. с. 457).

Условные сокращения, принятые в примечаниях

Аксаков — С. Т. Аксаков, Собр. соч., тт. 1—4, М., 1955—1956.

Арзамас — ‘Арзамас и арзамасские протоколы’, Л., 1933.

БАН — Библиотека Академии наук.

Батюшков — К. Н. Батюшков, Сочинения, тт. 1—3, СПб., 1885—1887.

БГ — ‘Беседующий гражданин’.

БЛ — Рукописный отдел Государственной библиотеки СССР имени В. И. Ленина.

BE — ‘Вестник Европы’.

ГПБ — Рукописный отдел Государственной Публичной библиотеки имени М. Е. Салтыкова-Щедрина.

ДВ — ‘Драматический вестник’.

Десницкий — В. Десницкий, Избранные статьи по русской литературе XVIII—XIX вв., М.—Л., 1958.

ДЖ — ‘Дамский журнал’.

Досуги — Н. Грамматин, Досуги, кн. 1, СПб., 1811.

ДП — ‘Друг просвещения’.

ДЮ — ‘Друг юношества’.

Жихарев — С. П. Жихарев, Записки современника, М.—Л., 1955.

ЖПЛЗЧ — ‘Журнал приятного, любопытного и забавного чтения’.

ЖРС — ‘Журнал российской словесности’.

ЗС — ‘Зеркало света’.

ИВ — ‘Исторический вестник’.

Иртыш — ‘Иртыш, превращающийся в Иппокрену’.

ЛА — ‘Литературный архив’, т. 1, М.—Л., 1938.

ЛН — ‘Литературное наследство’.

ЛОИИ—Ленинградское отделение Института истории АН СССР.

ЛТХ — ‘Лирические творения графа Хвостова’, СПб., 1810.

МЖ — ‘Московский журнал’.

MH — ‘Московский наблюдатель’.

МТ — ‘Московский телеграф’.

НЕЖ — ‘Новые ежемесячные сочинения’.

НМ — А. Бунина, Неопытная муза, чч. 1, 2, СПб., 1809—1812.

ОА — ‘Остафьевский архив князей Вяземских’, т. 1, СПб., 1899.

ОЗ — ‘Отечественные записки’.

ОЛРС — Общество любителей российской словесности.

Пантеон — ‘Пантеон русской поэзии, издаваемый Павлом Никольским’, СПб., 1814—1815.

ПД — Рукописный отдел Института русской литературы Академии наук СССР (Пушкинский дом).

ПЗ — ‘Полярная звезда’.

ПиП — ‘Приятное и полезное препровождение времени’.

Поэты — ‘Поэты начала XIX века’, ‘Б-ка поэта’ (М с), Л., 1961.

Поэты радищевцы — ‘Поэты радищевцы’, ‘Б-ка поэта’ (Б. с.), Л., 1935.

Поэты сатирики — ‘Поэты-сатирики конца XVIII—начала XIX века’, ‘Б-ка поэта’ (Б. с.), Л., 1959.

Прежние досуги — Н. Ф. Остолопов, Прежние досуги, или Опыты в некоторых родах стихотворства, М., 1816.

ПРП — ‘Пантеон русской поэзии’, чч. 1—6, СПб., 1814—1815.

ПСХ — ‘Послания в стихах графа Дмитрия Хвостова’, СПб., 1814.

ПСЧ — П. И. Шаликов, Плод свободных чувствований, чч. 1—3, М., 1798.

ПТ — ‘Покоящийся трудолюбец’, чч. 1, 2, 1784, чч. 3, 4, 1785.

РА — ‘Русский архив’.

РБ — ‘Русский библиофил’.

PB — ‘Русский вестник’.

РМ — ‘Российский музеум’.

РП — ‘Рассвет полночи, или Созерцание славы, торжества и мудрости порфироносных, браноносных и мирных героев России с последованием дидактических, эротических и других разного рода в стихах и прозе опытов Семена Боброва’, чч. 1—4, СПб., 1804.

PC — ‘Русская старина’.

С — ‘Современник’.

Сатиры — ‘Сатиры, послания и другие мелкие стихотворения Михаила Милонова’, СПб., 1819.

СВ — ‘Северный вестник’.

СГ — ‘Сочинения Сергея Глинки’, ч. 4, M., 1817.

СВЛ — ‘Сочинения В. Пушкина’, СПб., 1822.

СиП — Ф. Ф. Иванов, Сочинения и переводы, ч. 1, М., 1824.

СКШ — ‘Сочинения князя Шаликова’, чч. 1, 2, М., 1819.

СНГ — ‘Стихотворения H. Грамматина’, чч. 1, 2, СПб., 1829.

СНСПС — ‘Собрание некоторых сочинений, подражаний и переводов Па<нкратия> Сум<ароков>а’, чч. 1, 2, М., 1799—1808.

СО — ‘Сын отечества’.

Собеседник — ‘Собеседник любителей российского слова’.

СПВ — ‘Санкт-Петербургский вестник’.

СРС — ‘Собрание русских стихотворений, взятых из сочинении лучших стихотворцев российских и из многих русских журналов, изданное Василием Жуковским’, чч. 1—6, М., 1810—1815.

ССАБ — ‘Собрание стихотворений Анны Буниной’, чч. 1—3, СПб., 1819—1821.

ССлПС — ‘Собрание сочинений и переводов в стихах С. Тучкова’, М., 1797.

ССиПТ — ‘Собрание сочинений и переводов С. Тучкова’, чч. 1—4, СПб., 1816-1817.

ССШ — ‘Собрание сочинений и переводов С. А. Шишкова’, чч. 1—17, СПб., 1818—1839.

ТГУ — Тартуский государственный университет.

ТОЛРС — ‘Труды Общества любителей российской словесности’.

УЗ — ‘Утренняя заря’, труды воспитанников университетского благородного пансиона.

ЦГ — П. И. Шаликов, Цветы граций, М., 1802.

ЦГАЛИ — Центральный государственный архив литературы и искусства.

ЦГИАЛ — Центральный государственный исторический архив (Ленинград).

ЧвБ — ‘Чтения в Беседе любителей русского слова’.

Шишков Записки — А. С. Шишков, Записки, мнения и переписка, тт. 1—2, Берлин — Прага, 1870.

——

На цепочку для часов

На цепочку для часов[1]

Не время, но сердца цепочкой, не цепями,

(Позволь в признательность мне истину сказать!)

Рукою нежною тихонько оковать —

Тебе прекрасный дар вручен навек судьбами.

К. Ш-в.

[1] Которую автор получил в подарок от дамы.

——

[Шаликов П.И.] На цепочку для часов (‘Не время, но сердца цепочкой не цепями…’) / к. Ш-в // Вестн. Европы. — 1803. — Ч.7, N 4. — С.278.

——

Добро

Напрасно будете хвалить

Добро прекрасными словами:

Его нетрудно полюбить

В словах магических — устами.

Устами — только, не душой!

Лишенный слуха не познает,

Сколь сладок нежной арфы строй:

Ему без пользы он внимает!

Вот случай: бедному помочь,

Он в муках сердца предо мною:

Я Ир для бедного — и прочь

Иду с холодною душою!

Но вот утех отверстый храм,

Цирцей в нем зрит мой взор прельщенный:

Я тотчас Крез — и вышлю там

Дары средь неги утонченной.

Ах! Должно сердцем испытать

Добра приятность, наслажденье!

Принудьте руку раз подать —

И радость ждет вас в награжденье,

Не та, которой в путь идет

Угрюма скука с сожаленьем,

Но радость — счастья милой цвет —

С чистейшим сердца упоеньем.

Пролить отраду и покой

В грудь бедной матери с несчастной,

Лишенной крова сиротой,

Пылать к добру любовью страстной,

И тайно слезы отереть

Красавицы, забытой роком,

Готовой лучше умереть,

Чем опятнать себя пороком…

Ах! сердцу в целом мире сем

Ничто не может быть милее!

Другое все лишь призрак в нем!..

Спешите к горестным скорее,

Чтоб счастье райское вкусить,

Их счастье, радость — дело ваше —

Вас будут вечно веселить,

И жизнь покажется вам краше!

К. Ш-в.

——

[Шаликов П.И.] Добро (‘Напрасно будете хвалить…’) / к. Ш-в // Вестн. Европы. — 1803. — Ч.8, N 7. — С.224-226.

В моем наследии

Nul n’est content de sa fortune,

Ni me?content de fon esprit.

Deshoulieres.

(Автор посвящает сию пьесу И* И* Д***.)

Нельзя подчас тебе, Фортуна, не сказать

Тому, кто мачехой тебя обязан звать: —

‘Ты свирепа, слепа!’ и — так и быть — за дело!

Ах! правый слова два себе дозволит смело!

Но ты несчастлива: не баловни ль твои,

Любимые сынки, не Крезы ли сии

Всех более тебя роптаньем оскорбляют?

Неблагодарные всегда тебя пеняют,

Всегда тебя враги — а ты все любишь их,

А ты все милости рекою льешь на них!

Природа счастливей Фортуны несравненно:

Ее дарами всяк доволен совершенно,

И пасынок ея в ней мать нежнейшую чтит,

И за отказ во всем ее благодарит.

Взгляните на него, послушайте сужденья

Его о всех вещах: ни малого сомненья

Ни в чем нет для него: Невтон, Вольтер, Бюффон

Так смело все решить не смогли бы, как он!

Гляжу и слушаю, и только повторяю:

‘Так точно, Дезульер! и я с тобою знаю,

Что не доволен в век никто своей судьбой,

Но никогда никто за ум не ропщет свой!’

Фортуна! меньше всех тебя я укоряю,

И, может быть, чрез то любовь твою теряю,

Винюсь: я холоден душой к дарам твоим,

Спокойствием ее пожертвую ли им?

Тебе, тебе одной, Природа, достается

Нередко от меня, к тебе, увы! несется

Нередко горькой вздох из недр души моей.

При чувстве скудости даров руки твоей,

Скажу ли что-нибудь нескладно, неприятно,

Уму ли моему что темно, непонятно:

Идей ли не свяжу, не изъясню моих,

Или нет тонкости, паренья, силы в них,

Стихи ли напишу без жара, без искусства —

Какие мрачные вольются в душу чувства!

Как мрачен, как уныл тогда мне целый свет!

Однажды мне сказал любезный наш поэт (1) —

(И случая сего вовеки не забуду,

Вовеки вспоминать о нем с печалью буду) —

Чтобы Делилевы стихи я перевел (2)…

Вдруг гений надо мной поэта пролетал,

Восторг в душу моей … желанием пылаю…

Скорее в кабинет … и что же? там читаю

Прекрасный перевод … ах! самых сих стихов (3)!

Нет! Выразить тоски я не имею слов,

Когда был принужден, увы! себе признаться,

Что превзойти его не должно мне ласкаться…

Кто любит прямо муз, кто сам любимец их,

Тот может быть один судьею чувств моих!

Нимало не хочу надменным быть Пансофом (4),

Но ах! хотел бы быть поэтом-философом,

Хотел бы, например, небесный дар иметь

Хераскова: как он, героев славу петь,

С Державиным царей, вельмож и добродетель

(Которую люблю: мне совесть в том свидетель),

С N… N… души и сердца кажду страсть,

С Нелединским любви над нами сладкую власть,

И с Дмитревым пленять рассказом, остротою —

Вот чтоб я звал своей счастливою судьбою!

В смиренной хижине, под низким кровом сим,

Убогим отческим наследием моим,

Не сетуя живу и жизнью наслаждаюсь,

Натурой, книгами, мечтами утешаюсь. —

Любезная весна в стране счастливой сей (5)

Бесчисленность утех дарит душе моей.

Гуляю в рощицах под небом лучезарным,

И в мыслях говорю со вздохом благодарным:

‘Как счастлив человек с чувствительной душой!

Пусть будет он забыт Фортуною, Судьбой:

Он сам забудет их, в груди его хранится

Источник счастия, который истощится

Не может никогда, с которым он и там

Счастливым должен быть, конец где всем вещам!’

К. Ш — в.

(1) И* И* Д***.

(2) О бессмертии (sur l’immortalite?).

(3) В Вестнике Европы Ю* А* Н***.

(4) Всезнающий.

(5) В Малороссии. Стихи сии написаны весной.

——

[Шаликов П.И.] В моем наследии: (Стихи): (Автор посвящает сию пиесу И*И*Д*** [Дмитриеву]) (‘Не льзя подчас тебе, Фортуна, не сказать…’) / к. Ш-в // Вестн. Европы. — 1803. — Ч.10, N 14. — С.105-108.