Стихотворения, Ренье Анри Де, Год: 1905

 
 АНРИ ДЕ РЕНЬЕ (1864-1936) * * *  Снилось мне, что боги говорили со мною: Один, украшенный водорослями и струящейся влагой, Другой с тяжелыми гроздьями и колосьями пшеницы, Другой крылатый, Недоступный и прекрасный В своей наготе, И другой с закрытым лицом, И еще другой, Который с песней срывает омег И Анютины глазки И свой золотой тирс оплетает Двумя змеями, И еще другие... Я сказал тогда: вот флейты и корзины - Вкусите от моих плодов, Слушайте пенье пчел И смиренный шорох Ивовых прутьев и тростников. И я сказал еще: Прислушайся, Прислушайся, Есть кто-то, кто говорит устами эхо, Кто один стоит среди мировой жизни, Кто держит двойной лук и двойной факел, Тот, кто божественно есть Мы сами... Лик невидимый! Я чеканил тебя в медалях Из серебра нежного, как бледные зори, Из золота знойного, как солнце, Из меди суровой, как ночь, Из всех металлов, которые звучат ясно, как радость, Которые звучат глухо, - как слава, Как любовь, как смерть, Но самые лучшие сделал из глины Сухой и хрупкой. С улыбкой вы будете считать их Одну за другой. И скажете: они искусно сделаны, И с улыбкой пройдете мимо. Значит, никто из вас не видел, Что мои руки дрожали от нежности, Что весь великий сон земли Жил во мне, чтобы ожить в них? Что из благочестивых металлов чеканил я Моих богов, И что они были живым ликом Того, что мы чувствуем в розах, В воде, в ветре, В лесу, в море, Во всех явлениях И в нашем теле, И что они, божественно, - мы сами... * * *  Нет у меня ничего, Кроме трех золотых листьев и посоха Из ясеня, Да немного земли на подошвах ног, Да немного вечера в моих волосах, Да бликов моря в зрачках... Потому что я долго шел по дорогам Лесным и прибрежным, И срезал ветвь ясеня, И у спящей осени взял мимоходом Три золотых листа... Прими их. Они желты и нежны И пронизаны Алыми жилками. В них запах славы и смерти. Они трепетали под темным ветром судьбы. Подержи их немного в своих нежных руках: Они так легки, и помяни Того, кто постучался в твою дверь вечером, Того, кто сидел молча, Того, кто уходя унес Свой черный посох И оставил тебе эти золотые листья Цвета смерти и солнца... Разожми руку, прикрой за собою дверь, И пусть ветер подхватит их И унесет... МАРСИЙ ГОВОРИТ Пусть так! Он сам хотел. Я - победитель бога. Привет тебе, земля, так долго и так много Меня питавшая! Леса мои! Родник Текучих вод, где срезал я тростник, В котором трепетно смеется и рыдает Мое дыхание - растет и ропщет, тает, То всхлипами ручья, то шумами листвы. Лица, над водами склонившегося, вы Уж не увидите. Мне не следить глазами В небесной синеве за стройными ветвями! Накажет грозный бог сатира. Взрежет нож Мой мягкий бурый мех, сдерет покровы кож, Кровавя шерсть мою. Умру я. Но напрасно Завистник царственный, соперник мой опасный, Рукой неопытной наладивши свирель, Мой голос отыскать захочет... А теперь Вы тело Марсия, дрожащее от боли, Из кожи вынете, заре не все равно ли, Что я уйду с земли: мой голос не умрет, Покамест ветр морской в стволе сосны поет! СМ.: http://www.mify.org/poems/poems20/regnier.shtml#1 * * * Приляг на отмели. Обеими руками Горсть русого песку, зажженного лучами, Возьми и дай ему меж пальцев тихо течь. А сам закрой глаза и долго слушай речь Журчащих волн морских да ветра трепет пленный, И ты почувствуешь, как тает постепенно Песок в твоих руках. И вот они пусты. Тогда, не раскрывая глаз, подумай, что и ты Лишь горсть песка, что жизнь порывы волн мятежных Смешает, как пески на отмелях прибрежных. МЕДАЛИ Смотри: из серебра, из янтаря, из бронзы, Из золота, смотря по городам и странам, Запечатлен на них незыблемый чекан - Символ - божественный или гражданский знак. Сии сокровища, что весишь ты в ладони, - Пускай их оттиск груб иль безупречен стиль, Монеты Греции, Сицилии и Рима, Обол, и драхма, и статер - всё суета. Эгина, Кос, Халкис, Кизик и Сиракузы, Тарент! Не примут их сейчас в меняльной лавке, Им жизнь оставила одну лишь красоту. Но их металл так чист, как ритмы оды. Тем с большей радостью они несут теперь И розу Родоса, и колос Метапонта. ЧЕЛОВЕК И БОГИ Земля еще горит следами былых богов. Еще все боги живы в человеке, как хмель в вине - Он тлеет, ждет, трепещет, грезит, бродит раньше, Чем встать и выпрямиться в человеке, Который чувствует, как в нем единым взмахом - От горла до сознанья прянет быстрый огонь и яростное пламя. Боги живы в человеке, и плоть его - их прах. Их грозное молчанье слышно умеющему слушать В ветре их вещие уста. Жив человек - и боги будут живы! Поэтому иди, гляди, следи и слушай: Умей увидеть факел в руке, покрытой тенью. Смотри на воду текучую иль дремлющую, На реку или ключ, фонтан или ручей, Покамест в ней не станет видима наяда или нимфа, Смотри так долго на дуб, сосну иль ясень, Покамест ствол раскроется, кора не разомкнется Над голою дриадой, смеющейся от радости свободы. Если душа твоя дика, полна высоких шумов, Ты будешь видеть в закатах солнца, В крови дымящейся и в пурпуре горящем Всегда пылающий костер Геракла, Покамест в нас - мечтой расплавленной - трепещет Справедливость, окрылявшая его могучую десницу. И так во всём - в огне, в воде, в деревьях, в ветре, Что дует с гор иль веет с моря, - Ты уловишь эхо былых богов: Так глина сохраняет вкус вина. И ухо твое еще хранит в себе И песнь Сирен, и ржание кентавра. Иди и, пьяный от древних таинств, Которыми украшено прошедшее земли, Смотри перед собой на всё, что остается От них в мерцаньях зорь и в сумраке ночей. И знай: ты можешь по воле своего безумья Вновь воссоздать сатира из козла, А этот конь в ярме, что пашет поле, может, Если захочешь ты, ударив золотым копытом, Пегасом стать крылатым и летучим. Ты - человек, а глазу человека Дана живая власть творить земле богов! ДИОНИСИИ Я землю пробегал, ища былых богов... Она одета всё тем же туманом сказочным, Откуда родились божественные лики. На прогибах холмов еще приносит осень Гроздь вескую - серпу и хмельную - точилу. Но виноградари, бредущие устало, Склонивши головы однообразным кругом, Ступая тяжело по плантажу, по грязи, Нерадостно ведут, согбенные под ношей, От виноградника к точилу колесницу Сбора - безмолвную и вялую. Амфора в их руках безрадостна, как урна. Напрасно стонет жом, напрасно брызжут грозди Под голою пятой: никто не славит в танце Ни пыла радости, ни смеха своей любви. И я не вижу больше красной и сильной руки, Поднявшей в исступленьи, как в древней оргии, Корзину алую и обагренный серп, Ни бога, ведущего смеющуюся ярость Торсов обнявшихся и влажных потом грудий, Который - вечно стройный юношеским телом - Высоким тирсом правит воскресшим празднеством. И, гроздь держа у губ, у плющ у бедр, кидает Шишки сосновые и клики призывные В разнузданные толпы и мешает В смятеньи радостном, ликующем и звонком Хмельных Силенов с окровавленными Менадами. Как гулкий тамбурин из жесткой кожи с медью, Еще рокочет ветр в глубоких чащах леса. Он бродит, подвывает и потягивается, И кажется, когда прислушаешься к звукам Таинственным, глухим, и вкрадчивым, и диким Средь рыжего великолепья осенних рощ, Которые он рвет то зубом, то когтями, - Что слышишь тигров, влекущих колесницу Неистового бога, чей сон насыщен духом Великолепных бедр, вздувавшихся под ним, И он, вытягиваясь, чувствовал дыханье Горячее простершегося зверя Среди пахучих трав, где до утра Покоился их сон - и божий, и звериный.