Стихотворения, Озеров Владислав Александрович, Год: 1816

Время на прочтение: 7 минут(ы)

СОЧИНЕНІЯ ОЗЕРОВА.

Изданіе Александра Смирдина.

САНКТПЕТЕРБУРГЪ.

Въ Типографіи Втораго Отдленія Собственной
Его Императорскаго Величества
Канцеляріи.
1846.

СТИХОТВОРЕНІЯ.

I.
ГИМНЪ БОГУ ЛЮБВИ.
О, богъ любви, душа вселенной!
Ты огнь во льдахъ, ты мрак свтъ,
Тобою смертный оживлённой
Течетъ въ свой путь чрезъ волны бдъ.
Вотще, какъ брегу яры воды,
Такъ разрушенье намъ грозитъ,
Отъ истощенія природы
Благій законъ твой міръ хранитъ.
Вотще духъ алчности и злобы
Стремится въ наши времена
Преобратить вс царства въ гробы
И поглотить вс племена:
По бороздамъ опустошенья,
Гд духъ вражды лилъ страхъ и кровь’
Ты разливаешь наслажденья
И населяешь землю вновь.
Вотще воитель ставитъ твердый
И пышный столбъ своихъ побдъ,
Рукою Кронъ немилосердый
Сотретъ столба послдній слдъ.
Вотще и ты свои злодйства
Мечтаешь втайн скрыть, тиранъ!
Кронъ мракъ сорветъ и съ тайнъ семейства,
Какъ втры рвутъ съ морей туманъ.
Безъ длъ премудрыхъ, благородныхъ
Честь наша насъ не преживетъ,
И лишь, въ проклятіяхъ народныхъ,
Тирановъ имя перейдетъ.
Не скроетъ имя и гробница,
Нероновъ прахъ клянетъ весь свтъ:
Ты матери своей убійца,
Теб и днесь покоя нтъ!
Блаженъ владыка, кто не страхомъ,.
Любовью, правитъ свой народъ,
Благословеніе надъ прахомъ
Ему возшлетъ вреднйшій родъ.
О, богъ любви, душа вселенной!
Ты огнь во льдахъ, ты въ мрак свтъ,
Тобою смертный: оживленной
Течетъ въ свой путь чрезъ волны бдъ.
II.
РАЗСЧЕТЛИВАЯ ПАСТУШКА.
На знавшая любви ни власти, ни закона,
Не знавшая овецъ исправно перечесть,
Филлида нкогда отъ страстнаго Дамона
За поцлуй одинъ взяла овечекъ шестъ.
Назавтра, ставъ милй Филлидину сердечку,
Счастливе Дамонъ въ своемъ промн былъ,
Пастушк далъ одну сиротинку овечку,
И поцлуевъ шесть съ Филлиды получилъ.
Назавтра къ пастуху пастушка понжне,
Совсмъ другой расчетъ съ Дамономъ повела:
Чтобъ привязать его къ себ еще сильне,
За каждый поцлуй ему овцу дала.
Назавтра же, увы, Филлида бы охотно
Свой посохъ отдала, собаку и овецъ
За поцлуй одинъ, которыми безсчетно
Лизету сталъ дарить неврный ей бглецъ!
III.
ОТРЫВОКЪ ИЗЪ ЭСИРИ, РАСИНА.
Я нечестивца зрлъ землей боготвореннымъ.
Какъ крпкій, горный кедръ, челомъ онъ дерзновеннымъ
Надменность возносилъ до высоты небесъ,
Онъ громы похищалъ безбожною рукою,
И подавлялъ враговъ широкою пятою.
Протекъ я мимо: онъ исчезъ.-
IV.
ОТРЫВОКЪ ИЗЪ ГОФОЛІИ, РАСИНА
Гора Синайская, позднйшимъ временамъ
Предай Израилемъ день празднуемый нын,
Когда Господь явился Самъ
На огненной твоей вершин,
Когда Его небесной славы лучъ
Предъ взоромъ смертнаго блеснулъ изъ мрачныхъ тучъ.
Повдай намъ, почто сей огнь и молній блески,
Столбъ дымный, звуки трубъ ужасный гласъ громовъ,
И воздухъ разскавши трески?
Въ сей день низшелъ ли Саваоъ
Стихіи стройныя въ хаосъ опять низринуть,
Или вселенную со древній оси сдвинуть?
Ахъ, нтъ: Онъ низходилъ, чтобъ смертныхъ озарить
Закона мудраго святйшимъ и вчнымъ свтомъ,
Постановить единственнымъ завтомъ,
Чтобъ искренной душой намъ ввкъ Его любить.
V.
ГРАФУ НИКОЛАЮ МИХАЙЛОВИЧУ КАМЕНСКОМУ (*).
Счастливый Русскихъ вождь, достойный сынъ героя,
Который указалъ теб къ безсмертью путь!
Прійми сей даръ въ часы, когда ты посл боя
На свжи лавры вновь возсядешь отдохнуть.
Я плъ Ахилловъ гробъ и почести отъ Грековъ,
Какъ браней божеству, возданныя ему,
Но пснь внимать въ хвалу безстрашныхъ человковъ
Кому пріятне, какъ духу твоему?
Не ты ль принесъ орловъ Россійскія державы
Въ непроходиму дебрь, покрыту вчнымъ льдомъ,
Гд надъ пространствомъ тундръ лишь гулъ звучалъ ихъ славы,
Куда не ширили полета и съ Петромъ,
Гд нын ожилъ Финъ въ тни ихъ крылъ могучихъ?
Не ты ль еще предъ симъ, когда Европы врагъ
На Пруссовъ громъ навелъ, не ты ль въ пескахъ сыпучихъ
Остановлялъ его почти чрезъ каждый шагъ:
И тамъ, и здсь, везд ему встрчался,
И Галловъ изумлялъ твой быстрый всюду ходъ?
Въ наук ратовать ты имъ волхвомъ казался,
Заставилъ гордость ихъ чтить Русскихъ воеводъ.
Мужайся, простирай свой бгъ къ побдамъ новымъ,
И будь страшилищемъ отечества враговъ!
Россія наградитъ тебя внцомъ лавровымъ,
И честь твою вкамъ предастъ языкъ боговъ.
(*) Сіи стихи писаны въ конц 1809 года. Авторъ Поликсены намренъ былъ сію трагедію посвятить герою Сафвара и Батина, но не усплъ за его преждевременной кончиной.
V.
А. И. ХРАПОВИЦКОМУ,
О разности словъ честь и честность (*).
Ты, Храповицкій, самъ разсялъ неизвстность
И доказалъ давно въ длахъ,
Что нын написалъ въ стихахъ,
Какъ съ честью ложною ты различаешь честность!
Въ отвтъ къ теб въ стихахъ неравныхъ мръ
Еще тебя возьму въ примръ:
Когда на четверн, не такъ какъ Фебъ нарядомъ,
Коней не запрягая рядомъ,
Но парно, городскихъ, и въ Русскихъ хомутахъ,
Въ емидинъ храмъ лтишь, вздымая улицъ прахъ,
И во подъздъ рзво взъзжаешь,
Курьеровъ у крыльца Сенатскаго встрчаешь,
Они, тебя принявъ, подъ мышцы подопрутъ,
И запыхавшися на лстницу взведутъ:
Тогда, при вид звздъ и ленты твоей алой,
Въ ботфортахъ прокуроръ, и секретарь въ очкахъ,
Писецъ нечесаный въ замаранныхъ чулкахъ,
Отвшиваетъ всякъ теб поклонъ немалой.
Такимъ порядкомъ чести долгъ
Весь отдаетъ приказныхъ полкъ.
Но блескъ сей временной, непрочный!
Льстить можетъ слабому уму,
Когда сіять имъ можетъ и порочный,
Такъ сердцу будетъ ли пріятенъ твоему!
Такая честь подобна метеору,
Возникшему, какъ новый солнца кругъ,
Котораго простолюдимыхъ взору
Не различить отъ солнца вдругъ:
Не любомудрый мужъ, Ураніей взращенный,
Тмъ блескомъ не прельщенный,
Свтъ ложный познаетъ отъ истинныхъ лучей,
Съ досадой говоритъ: что въ красот твоей,
Обманчивой, прелестной,
Когда ты, хладный метеоръ,
Не можешь льдовъ съ вершины горъ
Въ источникъ претворить полезный?
И нивы жаждущи водою напаять?
Не съ сею ли мечтой наружну честь сравнять?
Но ты, слдами шедъ Фортуны колесницы,
Ты, взысканецъ булавнаго паши,
Наперсникъ визиревъ и драгоманъ Фелицы,
На честь промнялъ, ты честности души!
Хранилъ ее, и тамъ, гд разною монетой
Ее старается проситель закупить,
И тамъ, вельможа гд, интригою одтой,
Ее въ сть хитрую желаетъ уловить,
Хранилъ, и нын сохраняешь
Въ палат бариномъ гд думнымъ засдаешь,
И гд невинному являешь свой покровъ.
Но полно говорить о разности сихъ словъ!
Трепещетъ смерти честь, но, Храповицкій, честность
Съ Платономъ на бюро спокойно видитъ вность.
(*) Отвть на слдующія стихи Храповицкаго:
Рши мн, Озеровъ, досадну неизвстность,
И точно докажи, что честь и что есть честность?
Твоя ль честь связана на шпаг темлякомъ,
Мундиромъ, шпорами и шляпою съ перомъ?
Иль честь и честность есть одно и то же слово,
И такъ ли мой вопросъ ршеніе готово?
Но дешь иль идешь въ мундир ты своемъ,
Очнется часовой и честь отдастъ ружьемъ:
Честь ту же отдаетъ онъ лент со звздою,
И машутъ въ тотъ же часъ поспшною рукою,
Чтобъ вс прохожіе снимали шляпы съ лбовъ,
И честь бы отдали киваніемъ головъ…
Скажи теперь, скажи, что низкіе поклоны
Родятъ честныхъ людей несчетны милліоны:
И будетъ честенъ плутъ, и карлъ, и великанъ,
Когда имъ честь даетъ ружье и барабанъ!
Иль мн ршить вопросъ, любя свою безпечность:
У насъ снаружи честь, но въ сердц нашемъ честность
VII.
В. В. КАПНИСТУ. (*)
Благодарю тебя, любимецъ двъ Парнасскихъ,
За т стихи, меня которыми почтилъ.
Задолго предо мной уже тебя поилъ
Источникъ свтлый водъ живительныхъ Кастальскихъ,
И златовласый Фебъ давно
Благопріятный взоръ склонялъ къ теб равно,
Коль пріймешь лиру ты, или возьмешь свирлку,
Надежду ли поешь, или поешь бездлку.
Но въ присланныхъ стихахъ я узнаю тотъ духъ,
Съ которымъ нкогда въ унылыхъ звукахъ лиры
Предъ алтаремъ простымъ, печальный другъ,
Ты призывалъ съ небесъ тнь нжныя Плниры,
Изъ василечковъ голубыхъ,
Изъ незабудокъ полевыхъ
Ты ей соплелъ внокъ, хоть скромный, но безсмертный,
И слезы искренни, на ихъ листахъ примтны,
Свтле бисера украсили внокъ,
Который дружба въ даръ Плнир приносила.
Очаровательна чувствительности сила!
И счастливъ я стократъ, что возбудить возмогъ
Твою чувствительность, поэтъ пріятный, нжный!
Теперь, хотябъ Эдипъ за скорбной слпотой
Не могъ меня вести къ безсмертью въ путь надежный,
Стиховъ твоихъ согласьемъ, красотой,
Стиховъ, перу Капнистову приличныхъ,
Къ безсмертью я дойду въ досаду злоязычныхъ.
(*) Отвть на слдующіе стихи Капниста:
Едипа видлъ я… и чувство состраданья
Поднесь въ растроганной душ моей хранитъ
Гонимаго слпца прискорбный, томный видъ.
Еще ма слышатся несчастнаго стенанья,
И жалобы его, и грозный клятвы гласъ,
Что ужасомъ мой духъ встревоженный потрясъ.
Еще въ ушахъ моихъ печальной Антигоны
Унылый длится вопль и раздаются стоны.
Трикраты солнца лучъ скрывала мрачна ночь,
А я все живо зрю, какъ нжну, скорбну дочь
Дрожащею рукой отецъ благословляетъ,
И небо, кажется, надъ нею преклоняетъ.
Благодарю тебя, чувствительный пвецъ!
Въ душ твоей сыскавъ волшебный ключъ сердецъ,
И жалость возбудя къ чет, гонимой рокомъ,
Ты далъ почувствовать отраднымъ слезъ потокомъ,
Который изъ очей всхъ зрителей извлекъ,
Что къ сердцу близокъ намъ несчастный человкъ.
О, какъ искусно ты умть страстей движенья
Въ изгибахъ душъ открыть и взору показать:
Тутъ скорбнаго отца въ невольномъ преступленьи,
Тамъ сына злобнаго раскаяньемъ терзать,
Велику душу здсь, тамъ мщенья духъ кичливый,
Отъ гнва къ жалости стремительны порывы,
Нжнйшей дочери уныніе явить,
И въ души наши вс ихъ страсти перелить.,
Теки жъ, любимецъ музъ! Во храм Мельпомены,
Къ которому взошелъ по скользкой ты гор,
Неувядаемый, рукой ея сплетенный,
Лавровый ждетъ тебя внокъ на алтар,
Теки, и, презря ядъ Зоиловъ злоязычнымъ.
Въ опасномъ поприщ ты бгъ свой простирай,
Внемли плесканью рукъ, и ввкъ не забывай,
Что зависть спутница однихъ даровъ отличныхъ,
Что яркимъ одаренъ сіяніемъ предметъ
Уродливу на долъ и мрачну тнь кладетъ!
Озеровъ Эдипомъ своимъ возбудилъ всеобщее удивленіе. Державинъ на посвященіе его отвчалъ слдующею одою:
Витія, кому Мельпомена,
Надвъ котурнъ, дала кинжалъ,
А сверъ, какъ лавромъ, изъ клена
Внцемъ зеленымъ увнчалъ
Блестяще чело,
О ты, что собою представилъ
Софокла съ Оссіаномъ вдругъ,
Въ Эдип намъ, въ бардахъ прославилъ
Расиновъ, Кребильеновъ духъ,
Двъ слезъ ремесло,
Коль жалость и ужасъ вдыхаешь
И жжешь ты хладныя сердца,
Съ глазъ токи, съ душъ вздохи сзываешь,
Напрасно чтишь во мн пвца:
Но демственникъ ты.
Ты музъ алтарей тхъ служитель,
Которыхъ чудотворный гласъ,
Народной толпы просвтитель
Скорй театромъ, чмъ Парнасъ:
Ты огнь съ высоты,
Огонь, что, изъ мрака сверкая,
Зміями ржетъ сквозь эиръ,
Но Лель, съ струнъ Тіискихъ порхая,
Мой, чуть звеня, какъ въ зной зефиръ,
На вжды сонъ льетъ.
Иль могъ коль съ Пиндаромъ геройство,
Съ Гораціемъ я сладость лить,
То можетъ во гроб потомство
И блескъ вельможъ мн удлить:
Тамъ лавръ мой взрастетъ.
Подобными образомъ Батюшковъ, только еще выступившій на поприще поэзіи, спшилъ изъявитъ уваженіе свое Озерову, посвятивъ ему басню Пастухъ и Соловей:
Любимецъ строгой Мельпомены,,
Прости усердный стихъ безвстному пвцу!
Не лавры твоему внцу,
Рукою дерзкою сплетенны,
Я въ даръ теб принесъ: къ чему мой иміамъ
Творцу Димитрія, кому безсмертны музы,
Сложивъ признательности узы,
Открыла славы храмъ?
А храмъ сей затворенъ для всхъ Зоиловъ строгихъ.
Богатыхъ завистью, талантами убогихъ.
Ахъ, если и теперь они своей рукой,
Посмютъ къ твоему творенью прикасаться,
А ты, нашъ Эврипидъ, чтобъ позабытъ ихъ рой,
Захочешь съ. музами разстаться,
И бол не писать,
Тогда прощу тебя разсказъ мой прочитать!
Пастухъ, задумавшись въ ночи безмолвной мая,
Съ высокаго холма вокругъ себя смотрлъ,
Какъ мсяцъ въ тишин великолпно шелъ,
Лучемъ серебренымъ долины освщая,
Какъ въ рощахъ липовыхъ чуть легкимъ втеркомъ
Листы, колеблемы шептали,
И свтлые ручьи, почивъ съ природой сномъ,
Едва межъ береговъ струей своей мелькали.
Изъ рощи соловей
Долины оглашалъ гармоніей своей,
И эхо пснь его холмамъ передавало.
Все душу пастуха задумчиво плняло,
Какъ вдругъ пвецъ любви на втвяхъ замолчалъ.
Напрасно вашъ пастухъ просилъ о псняхъ новыхъ,
Печальный соловей вздохнувъ ему сказалъ:
‘Недолго въ рощахъ сихъ дубовыхъ
Я радость воспвалъ,
Пройдетъ и пть охота,
Когда съ сосдняго болота
Лягушки кваканьемъ какъ бы на зло глушатъ:
Пусть эта тварь поетъ, а соловьи молчатъ!’ —
‘Пой, нжный соловей, пастухъ сказалъ Орфею:
Для нихъ ушей я не имю.
Ты имъ молчаньемъ пть охоту придаешь:
Кто будетъ слушать ихъ, когда ты запоешь?’
Жуковскій, въ посланіи своемъ къ Вяземскому и Пушкину, говоритъ объ Озеров съ трогательнымъ участіемъ:
Поэзія есть добродтель:
Нашъ геній лучшій намъ свидтель.
Здсь славы чистой не найдемъ:
Начто жъ искать? Перенесемъ
Свои надежды въ міръ потомства!
Увы, Димитрія творецъ
Не отличилъ простыхъ сердецъ
Отъ хитрыхъ, полныхъ вроломства!
Зачмъ онъ свой сплетать внецъ
Давалъ завистникамъ съ друзьями?
Пусть дружба нжными перстами
Изъ лавровъ сей внецъ свила,
Въ нихъ зависть тернія вплела…
И торжествуетъ. Растерзали
Ихъ иглы cлавное чело.
Простому сердцу страшно зло:
Пвецъ угаснулъ отъ печали.
Ахъ, еслибъ могъ достигнуть гласъ
Участія и удивленья
Къ душ, не снесшей оскорбленья,
И усладить ее на часъ!
Чувствительность его сразила,—
Чувствительность, которой сала
Моины душу создала,
Пвцу погибелью была…
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека