Стихотворения, Олин Валериан Николаевич, Год: 1828
Время на прочтение: 15 минут(ы)
—————————————————————————
Поэты 1820-1830-х годов. Том первый. Библиотека поэта. Большая серия.
Л. Советский писатель 1972 г.
————————————————————————-
Каитбат и Морна
Перевод горациевой оды
Аркадская ночь
Стансы
Стансы к Элизе
Романс Медоры
Романс Лоры
Смерть Эвираллины
Слезы
В. Н. ОЛИН
Валерьян Николаевич Олин (ок. 1788 {Д. И. Хвостов засвидетельствовал,
что в 1811 году Олину было 19 лет (‘Литературный архив’, т. 1, М.-Л., 1938,
с. 371), в послужном списке 1817 года указано, что ему 27 лет (ЦГИА, ф. 733,
оп. 18, No 356).} — 1840-е годы) ни по рождению, ни по воспитанию не
принадлежал к наследственной дворянской интеллигенции. Сын тобольского
вице-губернатора, он получил первоначальное образование, скорее всего, у
учителей местного народного училища или семинарии. Начав службу
канцеляристом в 1802 году, он до конца не сумел выбиться из числа мелких
чиновников. Литературная деятельность Олина началась в кругу писателей
Беседы любителей русского слова. Первым его печатным произведением был
‘Панегирик Державину’ (СПб., 1809). Позднее он был принят в члены-сотрудники
‘Беседы’. В это время он неудачно пробует силы в драматургии, сочинив под
руководством И. А. Дмитревского трагедию в стихах ‘Изяслав и Владимир’.
Ближе всего был Олин к участникам ‘Беседы’, затронутым преромантическими
веяниями, — Державину, Н. И. Гнедичу, В. В. Капнисту, которому он помогал в
переводах из древних, И. М. Муравьеву-Апостолу, поборнику изучения
античности. В 1813 году вышел его вольный перевод поэмы ‘Сражение при Лоре’
Оссиана, за которым последовали более самостоятельные обработки отдельных
фрагментов оссианического цикла. Наряду с этим в 1814-1819 годах Олин
публикует ряд антологических стихотворений, переводы Горация, Овидия
(прозой), римских историков и ораторов.
С 1814 года Олин сотрудничал в ‘Сыне отечества’. В 1818 году он
организует ‘Журнал древней и новой словесности’ (1818-1819), одной из задач
которого была пропаганда античной литературы. Однако тематика оказалась
случайной, и издание успеха не имело. Большинство материалов принадлежало
Олину и Я. Толмачеву. Кроме того в журнале приняли участие — видимо, при
посредстве В. В. Капниста — Ф. Глинка, Н. Кутузов, Я. Н. Толстой, П.
Колошин.
В 1820 году Олин окончательно порывает с ‘Беседой’, публикуя рецензию
на ‘Освобожденный Иерусалим’ Тассо в переводе А. С. Шишкова и речь при
вступлении в Вольное общество любителей российской словесности, вызвавшую
одобрение П. А. Вяземского. В лагере романтиков он занял место среди
сторонников Жуковского. Однако предпринятая им литературно-критическая
газета ‘Рецензент’ (1821) не сыграла никакой роли в литературной борьбе,
хотя здесь и появился положительный отклик на ‘Руслана и Людмилу’, разбор
стихов Батюшкова и горацианских од Капниста.
В 1824 году Олин принял участие в полемике о ‘Бахчисарайском фонтане’.
Выдвинутое им общее определение романтизма как поэзии страстей и характеров,
а романтической поэмы как романа в стихах свидетельствовало, что он принял в
новом направлении лишь изменение тематики и мелодраматизацию сюжета. Позднее
он определил южные поэмы Пушкина как лишенные плана подражания Байрону.
‘Полтава’ и ‘Борис Годунов’ явились для него знамением заката поэтической
звезды Пушкина.
Для самого Олина основным признаком романтической поэзии является
эмоциональная приподнятость. Он переводит из Шиллера, Мура, Вальтера Скотта,
Ламартина, Виланда, Гете. Поэмы Олина ‘Оскар и Альтос’ (1823) и ‘Кальфон’
(1824), благожелательно встреченные критикой, развивали старую оссианическую
тематику. Не без влияния Байрона была задумана поэма ‘Манфред’, об Италии
рыцарских времен. Сюжет ‘Корсара’ Олин перерабатывает в прозаическую
трагедию ‘Корсер’ (1826) по образцу французских книжных драм. В 1827 году он
выпустил перевод ‘Баязета’ Расина, сделанный в таком же высоком ключе. Из
лирических стихотворений наиболее значительными были проникнутые глубоким
личным чувством элегии, по настроению близкие к ‘Медитациям’ Ламартина.
Мелкие стихотворения печатались в альманахах, ‘Литературных листках’,
‘Московском телеграфе’ и в изданиях А. Ф. Воейкова, постоянным сотрудником
которого Олин сделался после ссоры с Н. Полевым и Ф. Булгариным из-за резких
нападок на ‘Корсера’.
В 1829-1831 годах Олин издавал полупериодический альманах ‘Карманная
книжка для любителей русской старины и словесности’ и вместе с В. Я.
Никоновым литературную газету ‘Колокольчик’ — малопредставительные по
составу авторов и, подобно прежним изданиям, прекратившиеся за недостатком
подписчиков.
Последнее его сочинение, повесть ‘Странный бал’, часть задуманного
романа ‘Рассказы на станции’ в стиле Гофмана и Ирвинга, появилась в 1838
году. К ней были приложены восемь последних стихотворений Олина. Далее имя
его теряется.
В историю литературы благонамереннейший литератор Олин вошел как
жертва цензуры. В 1818 году была уничтожена брошюра-оттиск ‘Письма о
сохранении и размножении русского народа’ Ломоносова, ‘Рецензенту’ были
запрещены переводы из иностранных изданий, за запрещением ‘Стансов к Элизе’
последовал полицейский выговор Олину за выраженное автором недовольство
цензурным постановлением. В 1832 году был запрещен роман Олина ‘Эшафот, или
Утро вечера мудренее’ из эпохи Анны Иоанновны {‘Русская старина’, 1903, No
2, с. 316.}. Даже ‘Картина восьмисотлетия России’ (СПб., 1833) за излишние
похвалы Николаю I удостоилась личного неодобрения императора. Один из
немногих писателей, пытавшихся жить литературным трудом, Олин прожил и
кончил жизнь в крайней нищете.
Отдельно стихотворения Олина никогда не выходили, хотя еще в 1817 году
он пытался предпринять такое издание {Сведения об этом имеются в материалах
ЦГИА, ф. 733, оп. 18, No 356.}.
64. КАИТБАТ И МОРНА
(Из Оссиана)
Близ берегов синего моря, в Эрине,
В давние годы двое вождей обитали:
Крепких рушитель щитов Каитбат и Альтос копьеносец.
Оба любили они прелестную Морну,
Но не были оба в сердце у девы.
Морна любила младого Альтоса, был он прекрасен:
Вдоль по плечам его кудри златые вилися,
Ясного неба денница в ланитах играла,
Многие девы по нем воздыхали.
Тайно в дубраве однажды узрел Каитбат мрачноокий,
Как белогрудая Морна, в объятьях Альтоса,
Страстно главу уклоняла герою на перси,
Томно вздыхала, пила в поцелуях восторги,
Нежные руки вкруг выи его обвивала.
И страшная ревность зажглась в Каитбате!
И меч Каитбата, на Кромле высокой,
Бледной луны в облаках при свете туманном,
Кровью Альтоса упился.
И труп его бросил в реку убийца-изменник,
И радостен, быстро помчался, обрызганный кровью,
В турску пещеру, где Морна Альтоса к себе ожидала.
‘Нежна дщерь Кормака! радость Каитбата!
О, зачем же, Морна, ты уединенна?
Мрачная пещера не твое жилище,
Гор крутых в ущельях ветер наглый свищет,
И из черной тучи ливнем дождь стремится,
И меж ветвий дуба вран кричит обмокший.
Скоро грянет буря! Небо омрачилось.
Ты же, дщерь Кормака, Морна дорогая!
Ты белее снега гордого Арвена.
Кудри твои, Морна, — легкие туманы
Над камнями Кромлы, при вечернем солнце!
Ясны, ясны звезды, но луна яснее,
Много есть пригожих дев младых в Эрине,
Ты же, моя радость, сердцу всех милее!’
‘Грозный воин! ты откуда в полночь мрачную притек?
Сын угрюмый Турлатона! вечно Морну ты следишь!
Иль мечтаешь, что насильно можно сердцу милым быть?
Удались, коварный воин!.. что я вижу? где ты был?
Каплет кровь с твоих доспехов, взор твой молнией блестит!
Иль Сваран, сей Царь Локлина, в нашу родину вступил?
Что о лютом сопостате возвестишь ты, Каитбат?’
‘Милая дщерь Кормака!
Морна! о Морна! с холма я крутого спустился!
Верный мой лук напрягал я трикраты,
И столько же раз с тетивы спускал я пернатые стрелы,
Стрелы не лгали —
И каждая серну, свистя, на бегу улучала.
Три быстроногие лани — псов моих чутких добыча.
Милая дщерь Кормака!
Ты мне одна в пределах Эрина любезна!
В дар тебе, Морна! сразил я на Кромле еленя:
Был он красив и высок и статен,
На ветви кудрявы делились рога его горды,
Быстро скакал он с камней по камням чрез бездны кипящи,
Легкостью ног упреждал он и ветры и стрелы…’
‘Тщетно всё, тебя, жестокий, не люблю я, Каитбат!
Мрачный взор твой мне ужасен, камень сердце у тебя.
Ты же, милый сын Ардана, мой возлюбленный Альтос!
Ты один мне всё на свете, счастье, радость и любовь!
Ты очам моим прелестней солнца красного лучей,
В бурю черную блестящих вдоль зеленого холма!
Юный витязь сей прекрасный, милый друг души моей,
На холме пужливых ланей он не встретился ль с тобой?
Здесь любезного Альтоса ожидаю я к себе’.
‘Долго, о, долго ты ждать его будешь!
Утром заря рассыплет по небу багряные блески,
Звонко рогами ловцов огласятся дубравы и холмы,
Но витязь прелестный с зарей не восстанет,
Солнце взойдет, а прекрасный ловец на ловитве не будет:
Острый мой меч усыпил его сном непробудным.
Праведна месть! Злодей похищал мою радость!
Я воздвигну ему на бреге заутра гробницу,
Ты ж полюби Каитбата, о Морна!
Славен в боях, и десница его ужасна, как буря’.
‘Так уж нет тебя, мой милый! сын Арданов, нет тебя!
Рок свирепый!.. Морна! Морна!.. О любезный мой Альтос!
Рано, рано, друг сердечный, ты востек на облака!
Как прелестный цвет весенний, так у нас ты расцветал,
Черна буря заревела… Где ты? где ты, нежный цвет?’
Так рекла, — и горьки слезы из мерцающих очей
Засверкали, покатились в два ручья на белу грудь.
‘Всё свершилось! Где ты, радость?.. Жизнь моя не расцветет!
Сын жестокий Турлатона! как ты мрачен и свиреп!
Кровью милого Альтоса острый меч твой обагрен.
Дай его несчастной Морне: пусть хотя в последний раз —
Жить не долго мне на свете! — к сердцу кровь его прижму!’
И сын Турлатона, смягченный впервые слезами,
Шумный изъемлет свой меч и деве вручает.
Морна железо берет и в сердце вонзает злодею:
Как снежная глыба, отторгнута бурей от холма,
Пал он и к ней простирает кровавые руки:
‘Грозна дщерь Кормака! мстительная дева!
Мраками могилы ты меня покрыла.
Сердце леденеет… Морна! заклинаю,
Не лиши героя чести погребенья
И отдай Моине тело Каитбата.
О! меня любила тихая Моина,
Я один являлся в сонных ей мечтаньях.
Мне она воздвигнет в шепотной дубраве
Мирную гробницу, и ловец усталый,
В полдень отдыхая на могильных камнях,
Скажет: ‘Мир герою! чаду грозной брани!’
И почтит хвалами память ратоборца.
Барды мне отверзут песнею надгробной
Из туманов Лина путь на легки ветры.
Но приближься, Морна! Сжалься над страдальцем!
Извлеки железо из глубокой раны!
Мука нестерпима… Морна! умираю…
Дай, о дщерь Кормака, умереть спокойно!’
И дева, бледна и потоками слез заливаясь,
Робкой стопою едва подошла к Каитбату,-
Вдруг отходящий боец ухватил ее враз за ометы,
И, с стоном исторгнув железо из трепетных персей…
…………………………………………….
Легки туманы, спуститесь, покройте несчастную деву!
Нощи царица! луна! прими на лучи ее душу!
Морна, прости!.. Как цвет посеченный, прекрасная пала!
Стелются кудри ее по земле, обагренные кровью,
Стонет, трепещет она, сотрясаема хладною смертью.
Турский холм повторил последний вздох злополучной,
И тень понеслась ее тихо в облачны сени.
Предки простерли к ней длани, уклоншись на сизые тучи,
Ярко по дымным, узорным краям луной посребренны,
И трепетным светом, меж тем как неслась она в горни чертоги,
Сквозь ее тонкие ризы воздушны звезды сверкали.
<1817>
65. ПЕРЕВОД ГОРАЦИЕВОЙ ОДЫ {*}
{* Перевод сей был напечатан за несколько пред сим лет в сем же самом
журнале, потом напечатан он был вторично, с некоторыми поправками, 1819
года, в 6 книжке Журнала Древней и Новой Словесности. Ныне, исправив вновь
сию переведенную мною Горациеву Оду, принимаю смелость подвергнуть оную