Стихотворения, Кудрявцев Александр Алексеевич, Год: 1882

Время на прочтение: 9 минут(ы)

Лcъ

Фантазiя

1

Дремучiй лсъ на склон горъ,
Непроходимый… Здсь топоръ
Еще ни разу не сверкалъ
И тишины не прерывалъ
Ни скрипъ телгъ, ни шумъ людской…
За заповдною межой
Лишь зври рыскали, да птицъ
Несмтный хоръ перелеталъ.
Сюда почти не проникалъ
Ни солнца лучъ, ни блескъ зарницъ,
Ни нжный свтъ ночной луны.
Глубокой тьмой окружены,
Втвями крпкими сплетясь,
И въ сонъ могучiй погрузясь,
Сплошной покрытыя листвой
Стоятъ деревья. А порой,
Когда изъ тучи грозовой
Громъ грянетъ, рдкою чертой
Средь мрака молнiя шмыгнетъ
И втеръ страшный ураганъ
Надъ лсомъ буйно пронесетъ,
Тогда, какъ древнiй великанъ,
Онъ содрогнется до корней
И съ воемъ бшеныхъ зврей
Смшаетъ скрипъ своихъ втвй,
И, словно море подъ грозой,
Своей роскошною листвой
Онъ содрогнется… Тамъ и тутъ,
Въ безсильной злоб проскрипвъ,
Деревья на земь упадутъ,
Ихъ втры въ щебень разнесутъ
И совмстятъ звриный ревъ
Въ свой торжествующiй напвъ.
Зимой, окутанный кругомъ
Снговъ блистательнымъ ковромъ
И крпко скованный въ морозъ,
Онъ отдохнетъ отъ лтнихъ грозъ
И лтнихъ бурь. Въ свои норы
Залягутъ зври. Въ теплый югъ,
Страшася непривычныхъ вьюгъ<,>
Исчезнутъ птицы до поры.
И все затихнетъ. Рядъ стволовъ
Среди сугробовъ и снговъ
Спокойно держитъ свой уборъ
И ни сучкомъ не шевелитъ.
И, какъ задумавшись, стоитъ
Дремучiй лсъ на склон горъ.

2

Отъ шума свта убгая,
Вдали отъ суетныхъ людей,
Отъ крпкихъ дьявольскихъ стей
Святую душу укрывая,
Живетъ здсь старецъ. Изъ листвы
Шалашъ устроилъ онъ убогiй
И, предъ судомъ людской молвы
Не преклоняя головы,
Идетъ блаженною дорогой.
Корнями, ягодой лсной
Онъ жизнь поддерживалъ… О хлб
Онъ не заботился. Душой
Не на земл онъ жилъ, на неб
Витали чистыя мечты,
Сiяньемъ горней красоты
Святое сердце любовалось,
Творила крестъ его рука
И искра Божiя скрывалась
Подъ грубой ризой старика.
Одинъ пришелъ онъ въ лсъ пустынный,
Среди деревьев и берлогъ
Лампаду набожно зажегъ,
Привсилъ образокъ старинный
На перекрест двухъ втвей
И изъ обители своей
Заплъ псалмы. Тогда впервые
Въ лсу молитва раздалась
И рчь людская полилась,
А обитатели степные
Въ отвтъ подняли страшный вой
За свой нарушенный покой.
Медвдь поднялся изъ берлоги,
Барсъ ощетинился, потомъ
Трусливый заяцъ подъ кустомъ
Насторожилъ и слухъ и ноги.
Сверкнувъ глазами, срый волкъ
Завылъ, но старецъ не умолкъ.
Стоялъ онъ свыше вдохновенный
И громко плъ свой стихъ священный.
И звуки псни пронеслись
По соннымъ листьямъ, всколыхали
Лсной покой, умчались въ высь
И въ безпредльности пропали.
И разомъ смолкъ звриный ревъ<,>
И зври, разомъ оробвъ,
Влача хвосты, толпой несмтной
Пришли на взоръ его привтный.
Тсняся по лснымъ тропамъ,
Святаго старца окружали,
За нимъ ходили по пятамъ
И прахъ слдовъ его лизали.
А онъ все плъ псаломъ святой,
Какъ чуденъ былъ онъ подъ грозой,
Когда весь лсъ дрожалъ, стеная<,>
И втеръ дулъ кругомъ, играя
Его роскошной бородой.
Съ крестомъ въ рук, въ благоговньи
Онъ совершалъ свое служенье
И, воспвая Бога силъ,
Онъ взоры къ небу возносилъ.
И шелестъ зелени окрестной
Былъ клиръ его, а сводъ небесный
Надъ нимъ раскинутый шатромъ,
Его великимъ алтаремъ.
Нердко подвиги святые
Онъ прерывалъ, когда порой
Въ часы молитвъ, въ часы ночные
Злой духъ смущалъ его покой.
То невидимою рукой
Его влачилъ онъ въ чащ темной,
То голосъ вкрадчивый и скромный
Стями лести и похвалъ,
Средь тишины ночной воркуя,
Картины гршныя рисуя,
Святаго старца искушалъ.
То въ вид звря скаля зубы<,>
То какъ вiющийся удавъ,
Въ крови и пн замаравъ
Свои надтреснутыя губы,
Онъ старца бднаго сжималъ
Въ когтяхъ мучительныхъ объятiй
И среди стоновъ и проклятiй
— ‘Уйди отсюда’ — восклицалъ.
И глухо крики раздавались
О силу чудную псалмовъ.
Старикъ въ минуту искушенья
Небесной помощи просилъ
И подъ покровомъ этихъ силъ
Иныя вдалъ онъ виднья.
Порой талантъ его лсной
Внезапнымъ свтомъ озарялся,
Передъ смущенною душой
Рядъ яркихъ образовъ смнялся.
Онъ видлъ Дву въ небесахъ
Съ святымъ Младенцемъ на рукахъ,
Онъ видлъ въ облак багровомъ,
На поперечiи креста
За насъ распятаго Христа
Въ хламид и внц терновомъ,
Со взоромъ спущеннымъ къ земл,
Съ кровавымъ потомъ на чел.
Онъ видлъ въ царственномъ сiяньи
Великiй тронъ Творца мiровъ,
Онъ слышалъ хоръ святыхъ отцовъ
И крыльевъ ангельскихъ порханье…
И онъ тотъ часъ благословлялъ,
Въ который съ мiромъ разлучился,
И на колни припадалъ
И плакалъ тихо и молился.

3

— ‘Цыцъ, братцы. Слово вамъ скажу.
Бда всхъ насъ теперь зала,
Такое времячко приспло,
Что… какъ кругомъ-то погляжу
Вдь ни на комъ лица не видно,
Теперь и засмяться стыдно,
Когда везд печаль и плачъ
Идетъ въ запуганномъ народ,
Когда съ мечтою о свобод
У всхъ въ ум стоитъ палачъ.
Когда съ опаской спать ложатся,
Съ опаской рчи говорятъ,
Съ опаской крестъ святой творятъ
И думу думать-то боятся:
За думой слдомъ и слова,
А слово не за что загубитъ…
Не даромъ держится молва:
Нашъ царь Иванъ шутить не любитъ.
А что? давно-ль на площадяхъ
Народъ глядлъ, крестяся въ страх,
На государевыхъ глазахъ,
Какъ гибли головы на плах.
Давно ли вамъ съ своихъ шестовъ
Глаза повшенныхъ мигали,
Пока вс ‘сорокъ сороковъ’
Москву о казни возвщали.
Народъ глядлъ и трепеталъ<,>
И всякiй за себя дрожалъ.
Мы вотъ спокойно здсь гуторимъ,
А тамъ, въ подвальныхъ этажахъ,
Въ холодныхъ тюрьмахъ, на замкахъ,
Цпями скручены и горемъ,
Томятся люди, а потомъ
Своимъ привычнымъ топоромъ
Палачъ имъ головы отрубитъ…
Да, царь Иванъ шутить не любитъ’.
— ‘Эхъ братцы, худо на Москв,
Вся наша жизнь теперь — неволя,
А есть удалой голов
На свт и иная доля.
Простору много по землямъ
Родимой матушки-Россiи
Тамъ рки къ четыремъ морямъ
Текутъ, что ленты росписныя,
Тамъ втеръ ходитъ по лсамъ,
Дубы качая вковые…
Тамъ нтъ ни пытокъ, ни оковъ,
Лишь зври рыщутъ средь лсовъ,
По нимъ, друзья, и мы порыщемъ,
Лазейку мы себ отыщемъ,
Казны награбимъ и потомъ
Въ лса дремучiе махнемъ,
Какъ птицы вольны, какъ гроза
Неукротимы за ножами…’
— ‘А ты потише, егоза,
Держи языкъ-то за зубами’.

4

Царь Иванъ обдню справилъ.
(Нынче веселъ онъ съ лица).
И затмъ въ покой дворца
Онъ стопы свои направилъ.
Онъ идетъ<,>
И народъ
Подъ трезвонъ колоколенъ
Шепчетъ тихо: ‘Царь доволенъ’.
— ‘Какъ? что сказалъ то? повтори’.
— ‘Я, государь, скажу немного,
Я твердо врю, что цари
Надъ нами ставятся отъ Бога,
Что ты надъ нами властелинъ,
Законы намъ — твои велнья,
И что изменникъ лишь одинъ
Въ лукавомъ мрак ослпленья
На нихъ несетъ свои хуленья.
Я врой-правдою служу
Твоимъ доносчикомъ и катомъ,
Своей башкой не дорожу
Предъ окаяннымъ супостатомъ.
Я четверть вка, почитай…’
— ‘Ну знаю, знаю… продолжай’.
‘Царь, не вражда, не клевета,
Не къ пышнымъ почестямъ охота,
Мн — правда-истина свята,
Твое величье — мн забота.
Царь, мн недавно довелось
Быть среди молодцевъ безумныхъ
И много пагубныхъ и шумныхъ
Рчей наслушаться пришлось…
Они въ своей попойк дикой,
Забывши всякiй стыдъ и страхъ,
Въ нестройныхъ псняхъ и рчахъ
Твой санъ порочили великiй.
И сквернословье и вино
Лилось ркою. Я пилъ мало,
И что до уха долтало
Моталъ на усъ. Уже давно
Держалъ я буйныхъ на примт,
За ними всюду я ходилъ
И тайну страшную открылъ
На нечестивомъ ихъ совт.
Они… Царь, я уже привыкъ
Къ тому, чмъ грязный людъ мятется,
Но это рабскiй мой языкъ
Теб сказать не повернется.
Мн страшно, царь, уста дрожатъ…
— ‘Что тамъ еще? опять дурятъ?
А! Знаю, знаю… Довелося
Имъ отъ меня не вкусно, да!
Коню не по сердцу узда,
А обуздать мн ихъ пришлося…
Къ престолу крадутся, какъ тать,
Убить хотятъ… иль ихъ немного
Еще казнилъ я, ихъ начать,
Имъ надо съизнова вперять,
Что наша власть идетъ отъ Бога?
Опять измна, заговоръ…
Такъ я имъ празднество устрою,
Я вышвырну поганый соръ…
Я лсъ изъ вислицъ построю…
Желзнымъ прутомъ окручу…
Смерть, аки адъ пошлю имъ люту…
Я имъ за козни отплачу…
Позвать Скуратова Малюту!

5

Скрипятъ замки, визжатъ засовы
Воротъ. Въ тюрьму колодникъ новый
Идетъ. Скрутили молодца.
Ярмо накинуто на плечи,
Замолкли ухарскiя рчи,
Исчезъ задоръ съ его лица.
Бле воска парень прыткiй.
Опальныхъ доля не легка.
— ‘А ну, какъ въ часъ ужасной пытки
Сорвется слово съ языка,
А ну, какъ въ лапахъ злого ката
Онъ выдастъ врнаго собрата
И душу къ дiаволу пошлетъ
И проклянетъ его народъ,
Когда предъ казнiю печальной
Съ своихъ позорныхъ ступеней
Поклонъ отвситъ онъ прощальный
Передъ лицемъ святыхъ церквей’.
Такъ мысль сердц ему гложетъ,
И отвязаться онъ не можетъ
Отъ этой мысли. Толстый сводъ
Сырой темницы, эти стны
И тишина безъ перемны
Все душу плнника гнететъ.
Мечта о вол, о разгул
Теперь въ прошедшемъ утонули,
Прошли какъ сонъ он. Въ тюрьм
Не лсъ, а пытка на ум.
Дня черезъ три раздался снова
Тяжеловсный громъ засова
И слабый свтъ въ тюрьму проникъ,
И мыслитъ онъ: ‘Настало время,
Я скоро сброшу это бремя
Невинно принятыхъ веригъ.
А чтобъ позорнаго признанья
Во мн не вызвало страданье,
Чтобы предъ праведнымъ Судьей
Предстать мн съ чистою душой,
Пусть лучше я прощусь съ рчами,
Пускай лишусь я языка:
Передъ нмымъ, что предъ шутами
Безсильна царская рука’.
И свой языкъ (прiемъ обычный)
Онъ къ самой глотке завернулъ,
Хотлъ глотнуть, но свтъ блеснулъ,
Открылась дверь, и взоръ привычный
Узналъ товарищей своихъ.
Гурьбой сюда пригнали ихъ
Длить другъ съ другомъ заточенье,
Допросовъ, пытокъ ожидать
И въ мрачныхъ думахъ потрясать
Цпей закаленныя звенья.
Ночь. Часовые мирно спятъ,
Къ стн склонившись головою.
Нигд ни звука. Казематъ
Какъ будто вымеръ, грозовою
Зловщей тьмою окруженъ,
Не вымеръ онъ, и то не сонъ
Слетлъ надъ мрачною громадой
И притаился за оградой
Ея ршетчатыхъ оконъ.
Не спятъ колодники. У нихъ
Подъ кровомъ ночи закипло
Давно задуманное дло.
Пила скрипитъ въ руках лихихъ,
Канаты вьются изъ шинелей,
Ужъ изъ поломанныхъ постелей
Готова лстница… Окно
Уже пилой разнесено.
Уже подъ сумрачные своды
Черезъ оставленный пробой
Завиднъ мсяцъ золотой,
Предвстникъ воли и свободы.
Желанный часъ насталъ, и вотъ
Они летятъ уже впередъ,
Безъ остановки, безъ привала,
Куда мечта ихъ призывала
Еще забитыхъ въ кандалахъ.
Въ разгоряченныхъ головахъ
Роятся думы. Скоро, скоро
Они сторицей отомстятъ
За униженiе позора…
Они всхъ бглыхъ возмутятъ
И всласть потшатся порою<,>
И имъ бояре постучатъ
Своей повинной головою.
И на Москву, какъ грозный громъ<,>
Нежданно сила ихъ нагрянетъ.
Авось не лихомъ, а добромъ
Она колодниковъ вспомянетъ.
Спускались сумерки. Кругомъ
И тише и темне стало,
И накалившаяся днемъ
Земля отъ зноя отдыхала.
Въ лсной глуши еще темнй
Сгустились тни. У корней
Средь тишины еще слышнй
Ручьи забились. И готовый
Сна дорогую благодать
На мирномъ лож воспрiять,
Чтобы съ молитвой встртить новый
На утро солнечный восходъ,
Отшельникъ къ шалашу идетъ
И, тихо преклонивъ колни,
Онъ долго молится, потомъ,
Когда шалашъ его кругомъ
Заволокутъ ночныя тни,
Въ последнiй разъ перекрестясь,
Щекою къ камню преклонясь,
Онъ засыпаетъ. Отъ дороги
Отрядъ бжавшихъ поусталъ
И разложился на привалъ.
До крови сбившiяся ноги
Радъ бглый плнникъ протянуть
И на привал отдохнуть
Отъ передрягъ и утомленья.
Вс пережитыя мученья
Забыть во сн они спшатъ.
Костеръ потухъ. Они храпятъ.
Промчалась ночь. Покинувъ ложе,
Монахъ, какъ божiй часовой
Идетъ изученной тропой
Зарю псалмомъ встрчать, и что же?
На томъ холму, гд прежде онъ
Душей и волей неизмнный
Творилъ обрядъ благословенный,
Гд образъ былъ имъ утвержденъ,
Гд съ Богомъ велъ онъ разговоры,
Межъ тмъ какъ возерцали взоры
Небесъ безоблачный покровъ, —
Онъ видитъ таборъ бглецовъ.
И чмъ-то близкимъ, но забытымъ
Отъ нихъ повяло ему,
Его замкнутому уму
Предсталъ внезапно мiръ открытый,
Что онъ оставилъ для веригъ.
Весь жизни кругъ съ его пустою
И безконечной суетою,
Съ его грховностiю злою
Онъ разомъ вспомнилъ въ этотъ мигъ.
Людскую вспомнилъ онъ гордыню,
И безмятежную пустыню
Монахъ опять благословилъ.
Восходъ бжавшихъ разбудилъ.
Они встаютъ и въ изумленьи
Монаха видятъ межъ деревъ,
И къ непонятному виднью
Шагнуть не смя, оробвъ,
Глядятъ на старца, какъ на чудо.
— ‘Ты кто?’ — ‘А вы пришли откуда
Нарушить миръ лсной глуши?
Здсь мсто тихое, святое,
Я здсь нашелъ прiютъ покоя
Грхамъ измученной души,
Я здсь спасаюсь одинокiй.
Что привело васъ въ лсъ далекiй,
Зачмъ оружiе при васъ?’
— ‘И мы бжали отъ истомы.
Когда желаешь, слушай кто мы’.
И длинный тянется разсказъ,
И въ немъ кипитъ живая сила,
И безграничная вражда,
Что долго душу тяготила.
Старикъ спокоенъ, какъ всегда,
Слова ихъ слушаетъ уныло,
Когда-жъ разсказчикъ замолчалъ,
Въ отвтъ свое онъ молвилъ слово.
— ‘Васъ духъ вражды сюда пригналъ
Затмъ, чтобъ посл бросить снова
Подъ омутъ жизненныхъ суетъ.
Я знаю вашъ мятежный свтъ,
Я самъ, какъ вы, извдалъ брани,
Самъ строилъ козни, убивалъ,
И въ яму ближняго толкалъ
Среди злорадныхъ поруганiй.
И мною правилъ въ оны дни
Законъ страстей, и гнвъ, и злоба,
Не разъ бывало къ краю гроба
Толкали гршника они.
Богъ спасъ меня. Внезапный случай
Мн пропасть бездны показалъ,
Я въ страшномъ ужас бжалъ
Отъ жизни гршной и кипучей.
Бжалъ я вдаль. Въ лсу глухомъ,
Гд люди доступа не знали,
Куда еще не долтали
Слова пропитанныя зломъ,
Я успокоился немного.
Впервые здсь позналъ я Бога,
А съ нимъ и счастье и покой.
И мн открылся мiръ иной,
Я тутъ постигъ красу природы,
Въ ней разлитую благодать
Я научился познавать,
И неба голубые своды
Уже иною красотой
Теперь сiяли предо мной.
Въ часы молитвъ впивался жадно
Я въ глубь лазурную небесъ
И въ силу Божескихъ чудесъ
Поврилъ врою отрадной.
Мн каждый листъ теперь шепталъ
О блеск Божескаго трона,
И святость вчнаго закона
Въ своихъ я псняхъ воспвалъ.
Вы мира лишены святаго,
Сегодня пиръ, а завтра стонъ,
А я отъ замысла людскаго
Моей пустынью огражденъ.
Вы съ ближнимъ бьетесь, какъ съ врагомъ,
А я съ медвдемъ и со львомъ
Веду покойныя бесды.
И тнь деревьевъ вковыхъ
Насъ вмст манитъ издалека…’
Кружокъ колодниковъ притихъ
И тихо слушаетъ пророка.
— ‘Васъ жажда мщенiя томитъ,
Вы разсказали мн, какъ нын
Внчанный царь людей казнитъ,
И, врны суетной гордыне,
Хотите брани, но не та
Дорога будетъ ко спасенью,
Смиритесь, вруя въ Христа,
И вы найдете утшенье…’
Старикъ умолкъ, и долго вс
Слдили молча, лишь густыя
Шумли втви вковыя
Въ своей нетронутой крас.

6

Кипитъ работа. Визгъ пилы
И суетня, и шумъ, и гамъ,
И грудью падаютъ стволы,
Своимъ сдаваясь палачамъ.
Ихъ загрублая кора
Подъ мткимъ стукомъ топора
Щепами въ воздух летитъ.
Толпа народная шумитъ.
Одинъ стругаетъ, тотъ пилитъ,
И низкихъ келiй длинный рядъ
Усялъ скоро лугъ лсной.
Изъ-за травы его густой
То тамъ, то здсь теперь глядятъ
Простыя кровли. По утрамъ,
Когда свой нжный ароматъ
Цвты изъ чашечки струятъ
И втеръ тихо по листамъ
Перебгаетъ, по тропамъ
Рядами иноки идутъ
Къ дверямъ завтнымъ шалаша
И въ строгомъ чин, не спша,
Стихиры древнiя поютъ.
25 января 1884
[НИОР РГБ. Ф. 566, к. 2, ед. хр. 4. Л. 1-8]
Публикуется впервые

Пасхальные мотивы

I

Когда въ генеральскомъ я чин служилъ,
Звзду Станислава я страстно любилъ.
Я видлъ ее постоянно во сн,
Надежда всегда улыбалася мн.
До Пасхи бы только кой какъ дотянуть,
Я думалъ, и ею украсимъ мы грудь.
Надежда и вра бодрили меня,
Но скоро я дожилъ до чернаго дня.
Вотъ праздникъ великiй для всхъ наступилъ,
Я денегъ досталъ и газету купилъ.
Читаю газету и руки дрожатъ,
Читаю я длинные списки наградъ.
Вотъ чтенье мое ужъ подходитъ къ концу,
Моей-же фамилiи нтъ — по лицу
Закапали слезы, я весь задрожалъ
И злобно газету въ куски изорвалъ!
Съ тхъ поръ какъ пасхальные дни подойдутъ,
На умъ слова эти всегда мн придутъ:
Когда въ генеральском я чин служилъ,
Звзду Станислава я страстно любилъ.

II

Въ страшныхъ заботахъ все человечество —
Праздникъ великiй пришелъ.
Чмокая ртомъ, окружаетъ купечество
Яствами убранный столъ.
Вихремъ летятъ визитанты бонтонные,
Все говорят, говорят,
И колокольчики неугомонные
Безъ передышки звонятъ.
Апрель 1882
[НИОР РГБ. Ф. 566, к. 3, ед. хр. 2. Л. 12]

ЛИТЕРАТУРА:

Зильберштейн 1974 — Зильберштейн И.С. Переписка Островского с А.А. Кудрявцевым // Литературное наследство. Т. 88. Кн. 1. М.: Наука, 1974.
Масанов 1960 — Масанов И.Ф. Словарь псевдонимов русских писателей, ученых и общественных деятелей. М.: Изд-во Всероссийской Книжной Палаты, 1960. Т. 4. С. 259.
Певзнер 1893 — Певзнер С. Памяти незабвенного наставника Александра Алексеевича Кудрявцева. М.: Типо-Литография М.А. Мальцова, 1 мая 1893.
Тимковский 1893 — Тимковский Н. О литературной деятельности и литературных стремлениях А.А.Кудрявцева // Памяти Александра Алексеевича Кудрявцева. М.: Печатня С.П.Яковлева, 1893. С. 41-58.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека