Стихотворения, Комаровский Василий Алексеевич, Год: 1913

 
 Василий Комаровский. Стихотворения ---------------------------------------------------------------------------- Антология русской лирики первой четверти XX века М., 'Амирус', 1991 ---------------------------------------------------------------------------- Содержание В немецких горах. I. (Первая пристань. 1913) В Царском Селе ('Аполлон'. 1916. No 8) 'Гляжу в окно вагона-ресторана'. (Первая пристань. 1913) 'И ты предстала мне, Флоренция'. (Там же) 'Как древле - к селам Анатолии'.(Там же). Песнь служанки. (Там же) Рынок. (Там же) Сентябрь. (Там же) 'Со всех сторон морозный и зыбучий'. (Там же) 'Тишиною, умершей зарею'. (Там же) 'Шумящие и ветреные дни'. (Аполлон. 1916. No 8) * * * Тишиною, умершей зарею, Еще полн успокоенный дом. И серебряно-светлой порою Ночь приходит и меркнет кругом. Выхожу и стою у порога. Мае дышать холодно и легко. Снег синеет. Темнеет дорога. И деревья молчат глубоко. Вижу - тают последние тени У сиренево-сизых берез. Дар ненужный - смотрю - на ступени Ветер черные сучья принес. И над садом я вижу небрежно. Поднялась и стоит, как тогда, И глядит, одиноко и нежно, Голубая, живая звезда. 1905. * * * В. М. Дешевову. Со всех сторон, морозный, и зыбучий, Ночной простор со всех сторон хрустит. И в пыль снегов мешая дым колючий Широкие напевы шелестит. И во стезям извилистого следа, Впрягая пса в узорчатый ремень, Пустынен бег кочевий самоеда, Холодных стад безрадостная тень. И к берегам лиловым океана, Где черных волн блуждающий пустырь, Молвою вод, пургою урагана, Несет свой вздох угрюмая Сибирь. И холодней незыблемого снега, Синее льда, и Лены холодней, Молярных стран скучающая нега, Сверкает ночь блистанием кремней. 1910. СЕНТЯБРЬ. Внезапной бурею растрепана рябина И шорохом аллей. Вчерашнего дождя осыпались рубины На изморозь полей. И снова солнечный, холодный, и приятный, И день, и блеск садов. И легкой зелени серебряные пятна В прозрачности прудов. Морского воздуха далекое дыханье Как ранняя весна. Глав позолоченных веселое сверканье. Безлюдье. Тишина. Пусть это только день, и час, или мгновенье. Пусть это день один, И в тонком воздухе я чую дуновенье, И холод первых льдин. Но солнце катится, и сердце благодарно, В короткие часы, За желтый мед листвы, и полдень светозарный, И ясный звон косы. Церера светлая сегодня отдала мне И запахи смолы, Все эти серые и розовые камни, И мокрые стволы. Царское Село. 1912. В НЕМЕЦКИХ ГОРАХ. I. О страннике, одетом в плащ зеленый, Расплакалась апрельская тоска. Грустят снега. И сыростью влюбленной В еловый лес спустились облака. Сквозит туман. И в чермных котловинах Стоит форель в стеклянной глубине. И с каждым днем, все выше, гривой львиной. Взлетает солнце в золотом огне. Ты, Рюбецаль, над горной стороною Раскатистым копытом простучи, И, промелькнувши чолкой вороною, Шальной поток внезапно протопчи! 1910. II. ПЕСНЬ СЛУЖАНКИ. Пускай почтарь трубит с высоких козел, Летит письмо в открытое окно, Но Фихте Вам всю душу заморозил И Вам весна и осень - все равно? Звучат ручьи - бессонны, неустанны, Зеленым светом тлеют светляки. Взойдет луна. Кругом цветут каштаны И девушки - мы собрались в кружки. Всем христианам новое стремленье От глубины души дает весна. В такие дни Ваш холод - преступленье... Но господин барон, как сатана? 1911. РЫНОК. Д. Н. Кардовскому, на заданную им тему. Здесь груды валенок и кипы кошельков, И золото зеленое копчушек. Грибы сушеные, соленье, связки сушек, И постный запах теплых пирожков. Я утром солнечным выслушивать готов Торговый разговор внимательных старушек: В расчеты тонкие копеек и осьмушек Так много хитрости затрачено - и слов. Случайно вызванный на странный поединок, Я рифму праздную на царскосельский рынок, Проказницу, недаром приволок. Тут гомон целый день стоит, широк и гулок. В однообразии тупом моих прогулок, В пустынном городе - веселый уголок. 1911. * * * 'В стране, где гиппогриф веселый льва Крылатого зовет играть в лазури...' Н. Гумилев. Гляжу в окно вагона-ресторана: Сквозь перья шляп и золото погон Горит закат. Спускается фургон, Классической толпой бегут бараны. По виноградникам летит вагон, Вокруг кудрявая цветет Тоскана, Но кофеем плеснуло из стакана, С окурками смешался эстрагон... Доносятся слова: Барджелло, Джотто, Названья улиц, книжные остроты, О форуме беседует педант. Вот Фьезоле. Cuique - свой талант: И я уже заметил профиль тонкий Цветочки предлагающей девченки. 1913. * * * И ты предстала мне, Флоренция, Как многогрешная вдова, Сжимающая индульгенцию, Закутанная в кружева. Его костер как будто курится! Как будто серая зола Все эти своды, эти улицы, Все эти камни обмела. Звеня узорными уздечками По ним спускался и сверкал, Дразня бесстыдными словечками, Неугомонный карнавал. И будто здесь Саванаролою Навеки радость проклята... Над мертвою Прокридой голою Дрожат молитвенно уста! 1913. * * * Как Цезарь жителям Алезии К полям все доступы закрыл, Так дух забот от стран поэзии Всех, в век железный, отградил. Валерий Брюсов. Как древле - к селам Анатолии Слетались предки - казаки, Так и теперь - на Капитолии Шаги кощунственно-тяжки. Там, где итти ногами босыми, Благословляя час и день, Затягиваюсь папиросою И всюду выбираю тень. Бреду ленивою походкою И камешек кладу в карман. Где над редчайшею находкою Счастливый плакал Винкельман! Ногами мучаясь натертыми, Накидки подстилая край. Сажусь - а здесь прошел с когортами Сенат перехитривший Кай... Минуя серые пакгаузы Вздохну всей полнотою фибр. И с мутною водою Яузы Сравню миродержавный Тибр! 1913. В ЦАРСКОМ СЕЛЕ. Я начал, как и все - и с юношеским жаром Любил и буйствовал. Любовь прошла пожаром, Дом на песке стоял - и он не уцелел. Тогда, мечте своей поставивши предел, Я Питер променял, туманный и угарный, На ежедневную прогулку по Бульварной. Здесь в дачах каменных - гостеприимный кров За революцию осиротевших вдов. В беседе дружеской проходит вечер каждый. Свободой насладись - ее не будет дважды! Покоем лечится примерный царскосел, Гуляет медленно, избавленный от зол, В аллеях липовых скептической Минервы. Здесь пристань белая, где Александр Первый, Мечтая странником исчезнуть от людей, Перчатки надевал и кликал лебедей, Им хлеба белого разбрасывая крошки. Иллюминация не зажигает плошки, И в бронзе неказист великий лицеист. Но здесь над Тютчевым кружился 'ржавый' лист, И, может, Лермонтов скакал по той аллее? Зачем же, как и встарь, а может быть и злее, Тебя и здесь гнетет какой-то тайный зуд? - Минуты, и часы, и месяцы - ползут. Я знаю: утомясь опять гнездом безбурным, Скучая досугом своим литературным, Со страстью жадною я душу всю отдам И новым странностям, и новым городам. И в пестрой суете, раскаяньем томимый, Ведь будет жаль годов, когда я, нелюдимый, Упорного труда постигнув благодать, Записывал стихи в забытую тетрадь... 1912. * * * Шумящие и ветреные дни! Как этот воздух пахнет медом! Насыщенное теплым медом, О, лето позднее и ветреные дни! В недоуменьи первых встреч Какая нежная суровость... Жечь эту мудрую суровость В перегорании преображенных встреч? Среди прохладно-синих трав Восторг и грустные улыбки! Восторг и белые улыбки В прикосновении прохладных, синих трав? Хочу над бледным этим лбом Волос таинственную пышность, Твою таинственную пышность Хочу поцеловать над бледным этим лбом! 1913. Комаровский Василий Алексеевич. - 1880(?)-1914.