Стихотворения, Гёте Иоганн Вольфганг Фон, Год: 1870

Время на прочтение: 7 минут(ы)

ПОЛНОЕ СОБРАНІЕ СТИХОТВОРЕНІЙ
НИКОЛАЯ ГЕРБЕЛЯ

ТОМЪ ВТОРОЙ

САНКТПЕТЕРБУРГЪ.
1882.

ГЕТЕ.

Чудная ночь
Посщеніе
Блуждающій колоколъ
Амуръ
Царская молитва
Купидонъ
Псня Клары
Лид
Десять римскихъ элегій
ЧУДНАЯ НОЧЬ.
Я съ тоскою покидаю
Милый сердцу тихій кровъ
И иду — зачмъ?— не знаю —
Въ глубь таинственныхъ лсовъ.
Втеръ бгъ свой укрощаетъ,
Мсяцъ свтитъ сквозь листву
И зефиръ съ берёзъ свваетъ
иміамъ на мураву.
Какъ я радостно и жадно
Эту нгу ночи пью —
И какъ нга та отрадно
Въ грудь вливается мою!
Но я тысячи чудесныхъ
Не возьму такихъ ночей
За одну съ моей прелестной,
Съ ненаглядною моей!
1877.
ПОСЩЕНІЕ.
Подхожу къ дверямъ моей я милой —
И ихъ крпко запертыми вижу,
Но что въ этомъ: ключъ въ моёмъ карман —
И я тихо двери отворяю.
Но, вошедши, не нашолъ я милой
Ни въ знакомой зал, ни въ гостиной,
И, лишь въ третью комнату вступивши,
Нераздтой я её увидлъ
Тихимъ сномъ уснувшей на диван.
Въ молодыхъ рукахъ ея вязанье
Мирно, вмст съ спицами, лежало.
Я прислъ къ ней — и будить ли, нтъ ли
Началъ думать сномъ ея любуясь.
Я глядлъ на свтлый обликъ милой
И не могъ довольно наглядться:
На устахъ ея царила врность,
На щекахъ — любовь къ родному крову.
А невинность сердца молодого
Въ глубин груди ея таилась.
Умащёнъ божественнымъ бальзамомъ,
Каждый членъ лежалъ непринуждённо,
А рука, источникъ ласкъ волшебныхъ,
Опустясь, покоилась невинно
На колняхъ съ начатой работой.
‘О, мой другъ!’ подумалъ я: ‘что, если
Отъ меня скрываемую тайну
Обнаружишь вздохомъ ты иль словомъ
И себ, забывшися, измнишь?’
Взоръ смежонъ твой — не горитъ онъ бол,
Нтъ огня, сжигавшаго мн сердце,
И лишь губки тихо шевелятся,
Вспоминая сладость поцалуевъ,
Нтъ движенья въ сомкнутыхъ объятьяхъ,
Горячо меня такъ обнимавшихъ,
И рука, сопутница-шалунья
Чудныхъ ласкъ, покоится невинно.
Такъ глядлъ я на неё — и сердцемъ
Ликовалъ, въ груди моей стучавшимъ,
Но она такъ нравилась мн спящей,
Что её будить я не ршился.
Положивъ два сплыхъ померанца
О дв розы пышныя на столикъ,
Я изъ дому тихо удалился.
И проснётся милая и взглянетъ —
И увидитъ пёстрый мой подарокъ,
И, дивяся, спроситъ, какъ попалъ онъ
Къ ней на столъ сквозь запертыя двери?
Но съ зарёй мы съ ней сойдёмся снова —
И она вознаградитъ сторицей
Горечь жертвы, мною принесённой.
1879.
БЛУЖДАЮЩІЙ КОЛОКОЛЪ.
Ребёнокъ въ церковь не любилъ
Ходить по воскресеньямъ
И время службы проводилъ
Въ прогулкахъ за селеньемъ.
‘Къ молитв колоколъ зовётъ’,
Мать шепчетъ — рчь сурова:
‘Онъ за тобою самъ придётъ.
Когда промедлишь снова.’
А мальчикъ думаетъ: ‘виситъ
Высоко онъ на башн’ —
И, хохоча, уже бжитъ
Къ рк, лугамъ и пашн.
И что же — колоколъ молчитъ!
Свершилось предсказанье:
Онъ снялся съ петель и летитъ,
Какъ Божье наказанье.
Ребёнокъ видитъ и дрожитъ,
Отъ страха сердце ноетъ,
И что-то сердцу говоритъ:
Вотъ колоколъ покроетъ!
Но мигъ — и мальчикъ побжалъ
Съ такою быстротою,
Что чрезъ минуту ужь стоялъ
Предъ церковью святою.
И съ той поры, забывъ про лугъ,
Онъ въ праздникъ, въ воскресенье,
Заслыша звона первый звукъ,
Ужь шолъ къ богослуженью.
1856.
АМУРЪ.
Амуръ, легкомысленный, дерзкій, упрямый и хитрый мальчишка!
На нсколько только часовъ попросилъ у меня ты пріюта,
А вотъ остаёшься со мною и ночи, и дни неразлучно —
И сталъ господиномъ моимъ и суровымъ хозяиномъ въ дом.
Я изгнанъ тобой съ своего одиноко-просторнаго лога:
Сижу на холодной земл — и въ мученіяхъ ночи проходятъ,
Твои своенравныя шутки въ камин огонь раздуваютъ,
Мой зимній запасъ истощаютъ и гонятъ меня изъ-подъ кровли.
Ты утварь мою перебилъ и привёлъ всё вокругъ въ безпорядокъ —
Ищу и сыскать не умю: ну, точно ослпъ, обезумлъ.
Ты такъ необузданно шутишь, что страшно — душа унесётся,
Чтобъ скрыться навкъ отъ тебя и оставить избушку пустою.
1879.
ЦАРСКАЯ МОЛИТВА.
Я царь земли — меня боготворятъ
Честнйшіе, которые мн служатъ!
Я царь земли — я подданныхъ моихъ
Люблю, во прахъ склонённыхъ предо мною!
Не попусти жь, Всевышній, мн моимъ
Могуществомъ и счастьемъ возгордиться!
1878.
КУПИДОНЪ.
Съ колчаномъ и лукомъ
Летитъ Купидонъ:
Ихъ видомъ и звукомъ
Любуется онъ.
И факелъ пылаетъ
Въ рук у него —
И вкругъ освщаетъ
Владнья его.
Подъ гнётомъ усилья
Оружье звенитъ,
Колеблятся крылья,
Взоръ гнвомъ горитъ.
Вс сердцемъ встрчаютъ
Ловца своего —
И страстно ласкаютъ
И нжатъ его.
А онъ имъ стрлами
Своими грозитъ,
Но мигъ — и, мольбами
Колеблемый, спитъ.
1878.
ПСНЯ КЛАРЫ.
Гремятъ барабаны
И флейта свиститъ.
Надть мой желанный
Свой панцырь спшитъ.
Высоко вздымаетъ
Копьё своё онъ —
И ратныхъ ровняетъ
Подъ снью знамёнъ.
Духъ рвётся изъ тла,
А въ сердц — эдемъ.
Когда бъ я имла
Рейтузы и шлемъ —
Я бъ смло ступала
За милымъ моимъ
И вражьи топтала
Я земли бы съ нимъ.
Враги ужь средь поля —
И битва кипитъ…
Завидная доля
Мужчиною быть!
1878.
ЛИД.
Лида, кого полюбить одного лишь могло твоё сердце,
Хочешь присвоить себ ты вполн и по праву!
Но онъ и такъ твой вполн, нераздльно и свято!
Милая, знай: мн вдали отъ тебя всё движенье
Шумное быстро-стремительной жизни
Кажется лёгкой тафтой, сквозь которую я
Вижу твой ликъ непрестанно — и свтитъ
Мн онъ, привтливо-врный, какъ вчныя звзды,
Ярко горящія радужнымъ блескомъ изъ мрака.
1877.

ИЗЪ ‘РИМСКИХЪ ЭЛЕГІЙ’.

1.
Милая, въ томъ ты не кайся, что мн отдалась такъ поспшно!
Врь, не съ презрньемъ въ душ думаю я о теб!
Стрлы Эрота бываютъ не равнаго свойства: иныя
Въ грудь попадаютъ и ядъ въ ней оставляютъ навкъ,
Есть и другія — крылатыя, съ тонко-заостреннымъ жаломъ:
Эти вонзаются въ мозгъ, кровь источаютъ и жгутъ.
Въ вкъ героическій міра, когда ещё боги любили,
Взглядъ вызывалъ въ сердце страсть, страсть вызывала восторгъ.
Думаешь, милая, долго богиня Любви размышляла,
Встртивъ Анхиза въ лсу? Если бы только луна
Въ рощ успла сонливца своимъ наградить поцалуемъ,
Тотчасъ Аврора его сжала бъ въ объятьяхъ своихъ.
Въ полдень встртилась Геро съ Леандромъ, а въ полночь ужь мчался
Онъ по волнамъ — и подъ нимъ грозно шумлъ Геллеспонтъ.
Сильвія Рея, владычица Тибра, пришла лишь напиться
На берегъ тихій — и Марсъ страстью её оковалъ.
Такъ родились сыновья у него! Близнецовъ тхъ вскормила
Грудью волчица — и Римъ міра владыкою сталъ.
2.
Другъ мой, когда говоришь, что ты въ дтств не нравилась людямъ,
Что ненавидла мать бдную крошку тебя,
Что ты росла безъ призору, сама развилась и окрпла —
Врю и радуюсь что ты не похожа на всхъ.
Нтъ ни цвта, ни вида въ убогомъ цвтк виноградномъ,
Плодъ же впиваютъ его боги и люди съ хвалой.
3.
Весело осенью пламя въ камин укромномъ пылаетъ,
Блещетъ и громко трещитъ, мчась съ завываньемъ въ трубу.
Нынче мн весело: прежде чмъ эта вязанка подъ пепломъ
Тихо истлетъ, придётъ двушка-радость ко мн.
Разомъ тогда и сосна, и берёза, и ель запылаютъ
И пробуждённую ночь въ праздникъ любви превратятъ.
Завтра же утромъ она озабоченно ложе покинетъ
И, отыскавши въ зол искру, свтильникъ зажжотъ.
Далъ ей, плутовк, Эротъ безцнную въ мір способность —
Радость въ душ возбуждать, словно ту искру въ зол.
4.
И Александръ, и Цезарь, и Генрихъ, и Фридрихъ Великій
Отдали бъ славы своей мн половину сейчасъ,
Если бъ на ночь лишь одну я имъ могъ уступить своё ложе,
Но подъ сырою землёй держитъ ихъ Орка рука.
Радуйся жь каждый живущій и ней наслажденія чашу,
Грозная Лета пока ногъ не смочила твоихъ!
5.
Граціи, здсь на алтарь вашъ священный поэтъ возлагаетъ
Нсколько бдныхъ листковъ съ горстью распуколокъ-розъ —
И возлагаетъ съ надеждой. Радостно смотритъ художникъ
На мастерскую свою, если она — Пантеонъ.
Зевсъ-громовержецъ склоняетъ долу чело, а Юнона
Къ небу вздымаетъ его, Фебъ лучезарный идётъ —
Кудри сбгаютъ до плечь, непривтливо смотритъ Минерва,
Гермеса взглядъ воровской бродитъ лукаво вокругъ.
Что же до Бахуса, то на нёмъ мягко-сонливомъ Цитера
Взоры покоитъ свои, полные влаги съ огнёмъ
Въ мрамор самомъ, и точно — сгорая — желаетъ промолвить:
‘Разв не долженъ нашъ сынъ здсь между нами стоять? *
6.
— ‘Мальчикъ, огня поскоре!’ —‘Ещё не стемнло. Вы только
Масло напрасно и воскъ тратить хотите. Взгляните —
Ставни закрыты повсюду и солнышко только-что скрылось
Не за горой — за стной. Надо ещё подождать.’
— ‘Дерзкій, иди и исполни’: я двушку жду — не дождуся!
Ты жь меня, лампа, утшь, ночи товарищъ и другъ!’
7.
— ‘Милый, чего поутру не пришолъ ты ко мн въ виноградникъ?
Какъ общала, вверху я поджидала тебя.’
— ‘Милая, я приходилъ, да подъ горкою встртился съ ддомъ:
Что-то работалъ онъ тамъ. Я посмотрлъ и ушолъ.’
— ‘Какъ ты жестоко ошибся — ты чучелу принялъ за дда.
Мы смастерили её изъ лоскутковъ и втвей.
Стало-быть ддушк я на свою же бду помогала!’
Что жь, старику удалось — цли своей онъ достигъ:
Самую хищную птицу спугнулъ онъ — не то бъ обокрала
Разомъ сегодня она садикъ и внучку его.
8.
Есть непріятные звуки, по мн изъ нихъ всхъ непріятнй
Лай и ворчаніе пса: ухо дерутъ они мн.
Только одинъ есть во всёмъ около дв, чей лай и рычанье
Нравятся мн по ночамъ. Пёсъ тотъ въ сосдств живётъ.
Разъ онъ навстрчу моей ненаглядной залаялъ въ то время,
Какъ она шла — и едва тайну не выдалъ мою.
Лишь его лай я услышу — ‘идётъ’ говорю я невольно,
Или хоть вспомню про то. какъ поджидалъ я её
9.
Мн непріятно одно, а другое — противно и гадко,
Такъ-что при мысли одной кровь начинаетъ кипть.
Да, хоть и тяжко, а надо сознаться, что какъ ни досадно
Ложа съ подругой своей въ мрак ночномъ не длить,
Всё жь непріятнй ещё на чудномъ пути наслажденья
Змй только видть и ядъ чувствовать въ запах розъ —
Видть въ то время, когда наслажденію съ ней предаёшься,
Думу на миломъ чел, грустно склонённомъ въ груди.
Вотъ почему Фаустина счастливитъ меня: она длитъ
Ложе охотно со мной, честь соблюдая мою.
Юность торопится — любитъ поспшность, я жь наслаждаться
Благомъ низпосланнымъ мн долго и мирно люблю.
Такъ наслаждаемся мы подъ покровомъ таинственной ночи —
Грудью прижавшись къ груди, внемлемъ гроз и дождю,
Такъ застаётъ насъ заря — и часы наслажденья приносятъ
Тысячи новыхъ цвтовъ, гордость наставшаго дня.
Будьте же мн благодарны, квириты — и Богъ да надлитъ
Всхъ, какъ счастливца меня, лучшимъ изъ благъ неземныхъ!
10.
Ежели твёрдость и сила достойны почёта въ мужчин,
То въ сокровенныхъ длахъ скромность не мен важна.
Міра владычица, милая сердцу богиня Молчанья,
Спутница жизни моей, что это сталось со мной?
Ты отвернулась, а Муза-шалунья съ лукавымъ Амуромъ
Мн разршили уста, полныя звуковъ любви.
Трудно хранить нерушимо въ груди своей царскія тайны!
Какъ ни скрывалъ царь Мидасъ длинныя уши свои,
Всё же ихъ кто-то подмтилъ и, мучимый страшною тайной,
Долго не зналъ какъ ему съ ней подлиться и съ кмъ.
Вотъ онъ къ земл припадаетъ и тайну свою ей ввряетъ,
Но мать сырая земля тайнъ не уметъ хранить:
Мигъ — и тростникъ выростаетъ и шепчетъ, и втеръ разноситъ:
‘Ахъ, у Мидаса-царя длинныя уши на лбу!’
То же теперь и со мной: тяжело мн прекрасную тайну
Въ сердц горячемъ хранить, воли устамъ не давать.
Страшно открыться подругамъ — разсердятся, станутъ браниться,
Страшно повдать друзьямъ — могутъ друзья измнить,
А для того, чтобъ лсамъ свои мысли въ тиши поврять мн,
Я не достаточно юнъ: опытъ мечтать отъучилъ.
Вамъ я, гекзаметръ съ пентаметромъ, чувства свои повряю —
Всё, что счастливитъ меня ночью, а днёмъ веселитъ.
Вы, кого ищутъ мужчины, бгите стей, что открыто
Ставитъ наглецъ, а хитрецъ тайно подъ ноги кладётъ!
Мудро межь ними проходитъ она и дорогу находитъ
Ту, гд возлюбленный ждётъ съ пламенемъ въ сердц её.
Мсяцъ, затьмись — то она! Втерокъ, пронесись надъ бесдкой,
Чтобъ не подслушалъ никто шелеста милыхъ шаговъ!
Псни любви благодатной, ростите, цвтите — и втеръ
Пусть васъ баюкаетъ вкругъ лёгкимъ дыханьемъ своимъ!
Вы же откройте квиритамъ, подобно болтливымъ тростинкамъ
Злого Мидаса-царя, тайну счастливой четы.
1870.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека