Стихотворения, Гуро Елена, Год: 1913

 
 Елена Гуро Стихотворения ---------------------------------------------------------------------------- Поэзия русского футуризма / Cост. и подгот. текста В. Н. Альфонсова и С. Р. Красицкого, персональные справки-портреты и примеч. С. Р. Красицкого - СПб., Академический проект, 1999. Дополнения по: Русская поэзия XX века. Антология русской лирики первой четверти века. М., 'Амирус', 1991 ---------------------------------------------------------------------------- СОДЕРЖАНИЕ 130. Город ('Пахнет кровью и позором с бойни...') 131. 'Вот и лег утихший, хороший...' 132. 'Но в утро осеннее, час покорно-бледный...' 133. Вдруг весеннее ('Земля дышала ивами в близкое небо...') 134. Звенят кузнечики ('Звени, звени, моя осень...') 135. На еловом повороте ('Крепите снасти!..') 136. Этого нельзя же показать каждому? ('Прости, что я пою о тебе береговая сторона...') 137. 'Ветрогон, сумасброд, листатель...' 138. 'Поклянитесь однажды, здесь мечтатели...' 139. 'Ты веришь в меня?..' 140. 'Гордо иду я в пути...' 141. Финляндия ('Это ли? Нет ли?..') 142. Моему брату ('Помолись за меня - ты...') 143. Выздоровление ('Апетит выздоровлянский...') 144. Лень ('И лень...') 145. Слова любви и тепла ('У кота от лени и тепла разошлись ушки...') 146. Июнь ('Глубока, глубока синева...') 147. 'Струнной арфой...' 148. 'Возлюбив боль поругания...' 149. Вечернее ('Покачнулося море...') 150. 'Он доверчив...' Дополнения Детская шарманочка. (Шарманка. 1914) 'Дождики, дождики'. (Небесные верблюжата. 1914) Едкое. (Шарманка. 1914) 'Звездочка'. (Небесные верблюжата. 1914) Июнь - вечер. (Там же) 'Пролегала дорога в стороне'. (Там же). Как и многие кубофутуристы, Елена (Элеонора) Генриховна Гуро совмещала занятия живописью и литературой. Но в отличие от громких соратников, она не привлекла внимания массовой аудитории. И причина этого не в болезни (белокровие) и ранней смерти, а в своеобразии ее поэзии, прозы и живописи, предполагавшем пристальное, доверительное, сочувственное отношение читателей и зрителей. В. Шершеневич, называя Гуро самой одаренной из современных русских поэтесс, писал: 'Елена Гуро ласковая, нежная. У нее и слова-то какие-то особенные, свои. У всякого другого эти слова пропали бы, измельчали, но у стихов Гуро есть особая притягательная сила. Ласковость Гуро сильна, ласковость Гуро - это обратная сила ее дерзости, смелости. <...> Она чувствует себя матерью всех вещей, всех живых существ: и куклы, и Дон-Кихота, и кота. Все ее дети изранены, и она тянет к ним свою смелую душу. <...> Елена Гуро - первая поэтесса мать' {1}. Пафос материнства пронизывает не только творчество Гуро, но всю ее жизнь. Ею был создан миф о якобы умершем сыне, которого она назвала Вильгельм Нотенберг. Его портреты она помещала в своих книгах. В реальность сына Гуро верили даже близкие знакомые, что отразилось в их мемуарах {2}. Многие критики не видели в творчестве Гуро ничего футуристического и считали ее случайной в шумной компании будетлян. Так, К. Чуковский писал: 'Ее тема: светлая боль, радость увядания, умирания и нежность до восторженной муки. Ее стихи на смерть единственного сына, такие простые и страшные, невозможно читать без участия <...>. Ясно, здесь г. Крученых ни при чем. Здесь нечего делать г. Василиску Гнедову. Озябшая душа искала крова, и рада была приютиться среди чужих, посторонних. <...> Гуро вся - осанна, молитва, - где же ей шиши и пощечины?' {3} Дочь крупного военачальника, Елена Гуро в тринадцать лет поступила в школу Общества поощрения художеств в Санкт-Петербурге, а в 1905 году дебютировала в печати в качестве писательницы и художницы. Ее первую книгу 'Шарманка' (СПб., 1909) Д. Бурлюк впоследствии назовет первым литературным выступлением 'старших футуристов, вышедших на борьбу за Русскую Литературу' {4}. Гуро публиковалась в обоих 'Садках судей', в третьем выпуске журнала 'Союз молодежи' (март 1913), как художница участвовала в нескольких выставках. Дом Гуро и ее мужа М. Матюшина (Песочная, 10) стал своеобразной штаб-квартирой 'будетлян', здесь зародились многие их проекты. Вторая выпущенная ею книга - 'Осенний сон' (СПб., 1912). Высоко оценивший эту книгу Вяч. Иванов писал о ней: 'Тех, кому очень больно жить в наши дни, она, быть может, утешит. Если их внутреннему взгляду удастся уловить на этих почти разрозненных страничках легкую, светлую тень, - она их утешит' {5}. Задуманный еще при жизни Гуро альманах 'Трое' (СПб., 1913), включавший произведения Е. Гуро, А. Крученых и В. Хлебникова и иллюстрированный К. Малевичем, был выпущен посмертно. В предисловии М. Матюшин писал о Гуро: 'Душа ее была слишком нежна, чтобы ломать, слишком велика и благостна, чтобы враждовать даже с прошлым, и так прозрачна, что с легкостью проходила через самые уплотненные явления мира, самые грубые наросты установленного со своей тихой свечечкой большого грядущего света. Ее саму, может быть, мало стесняли старые формы, но в молодом напоре 'новых' она сразу узнала свое - и не ошиблась. <...> Вся она, как личность, как художник, как писатель, со своими особыми потусторонними путями и в жизни и в искусстве - необычайное, почти непонятное в условиях современности, явление. Вся она, может быть, знак. Знак, что приблизилось время' {6}. Сборник 'Небесные верблюжата' (СПб., 1914) как бы подытожил творческий путь Гуро, хотя и не вместил в себя многое созданное ею. В. Брюсов в статье 'Год русской поэзии: Апрель 1913 - апрель 1914 г.' отметил, что в книге есть 'действительно художественные и проникнутые чувством страницы' {7}. В письме к М. Матюшину Хлебников отзывался о 'Небесных верблюжатах': 'Эти страницы с суровым сильным слогом, с их Гафизовским признанием жизни особенно хороши дыханием возвышенной мысли и печатью духа''. Писательский талант Гуро высоко ценили В. Маяковский, А. Блок, А. Ремизов, Л. Шестов. После смерти Гуро в печати неоднократно высказывалось мнение, что ее имя скоро станет известно широким читательским кругам. Однако эти предположения не оправдались. Не случайно через много лет Р. Якобсон, называя Гуро 'выдающейся поэтессой с ценнейшим литературным наследием', сетовал, что это наследие - 'доселе неизученное и лишь отчасти изданное' {9}. 1. Шершеневич В. Поэтессы // Современная женщина. 1914. No 4. С. 74-75. 2. См. например: Лившиц Б. Полутораглазый стрелец: Стихотворения. Переводы. Воспоминания. Л., 1989. С. 406-407, Каменский В. Путь энтузиаста // Каменский В. Танго с коровами, Степан Разин, Звучаль Веснеянки, Путь энтузиаста. М., 1990. С. 447. 3. Чуковский К. Образцы футуристической литературы // Литературно-художественные альмахи издательства 'Шиповник'. СПб., 1914. Кн. 22. С. 145-146, 150. 4. Бурлюк Д. Фрагменты из воспоминаний футуриста. Письма. Стихотворения. СПб., 1994. С. 62. 5. Иванов Вяч. Marginalia // Труды и дни. 1912. No 4/5. С. 45. 6. От издателей // Хлебников В., Крученых А., Гуро Е. Трое. СПб., 1913. С. 4. 7. Брюсов В. Год русской поэзии. Апрель 1913 - апрель 1914 г. // Брюсов В. Среди стихов: 1894-1924: Манифесты, статьи, рецензии. М., 1990. С. 437. 8. Хлебников В. Неизданные произведения. М., 1940. С. 365. 9. Якобсон Р. Вместо послесловия // Харджиев Н., Малевич К., Матюшин М. К истории русского авангарда. Stockholm, 1976. С. 188. 130. ГОРОД Пахнет кровью и позором с бойни. Собака бесхвостая прижала осмеянный зад к столбу Тюрьмы правильны и спокойны. Шляпки дамские с цветами в кружевном дымку. Взоры со струпьями, взоры безнадежные Умоляют камни, умоляют палача... Сутолка, трамваи, автомобили Не дают заглянуть в плачущие глаза Проходят, проходят серослучайные Не меняя никогда картонный взор. И сказало грозное и сказало тайное: 'Чей-то час приблизился и позор' Красота, красота в вечном трепетании, Творится любовию и творит из мечты. Передает в каждом дыхании Образ поруганной высоты. Так встречайте каждого поэта глумлением! Ударьте его бичом! Чтобы он принял песнь свою, как жертвоприношение, В царстве вашей власти шел с окровавленным лицом! Чтобы в час, когда перед лающей улицей Со щеки его заструилась кровь, Он понял, что в мир мясников и автоматов Он пришел исповедовать - любовь! Чтоб любовь свою, любовь вечную Продавал, как блудница, под насмешки и плевки, - А кругом бы хохотали, хохотали в упоении Облеченные правом убийства добряки! Чтоб когда, все свершив, уже изнемогая, Он падал всем на смех на каменья вполпьяна, - В глазах, под шляпой модной смеющихся не моргая, Отразилась все та же картонная пустота! Март 1910 131 Памяти моего незабвенного единственного сына В. В. Нотенберг. Вот и лег утихший, хороший - Это ничего - Нежный, смешной, верный, преданный - Это ничего. Сосны, сосны над тихой дюной Чистые, гордые, как его мечта. Облака да сосны, мечта, облако... Он немного говорил. Войдет, прислонится. Не умел сказать, как любил. Дитя мое, дитя хорошее, Неумелое, верное дитя! Я жизни так не любила, Как любила тебя. И за ним жизнь, жизнь уходит - Это ничего. Он лежит такой хороший - Это ничего. Он о чем-то далеком измаялся... Сосны, сосны! Сосны над тихой и кроткой дюной Ждут его.. Не ждите, не надо: он лежит спокойно - Это ничего. <1912> 132 Но в утро осеннее, час покорно-бледный, Пусть узнают, жизнь кому, Как жил на свете рыцарь бедный И ясным утром отошел ко сну. Убаюкался в час осенний, Спит с хорошим, чистым лбом Немного смешной, теперь стройный - И не надо жалеть о нем. <1912> 133. ВДРУГ ВЕСЕННЕЕ Земля дышала ивами в близкое небо, под застенчивый шум капель оттаивала она. Было, что над ней возвысились, может быть и обидели ее, - а она верила в чудеса. Верила в свое высокое окошко: маленькое небо меж темных ветвей, никогда не обманула, - ни в чем не виновна, и вот она спит и дышит... и тепло. <1912> 134. ЗВЕНЯТ КУЗНЕЧИКИ В тонком завершении и прозрачности полевых метелок - небо. Звени, звени, моя осень, Звени, мое солнце. Знаю я отчего сердце кончалося - А кончина его не страшна - Отчего печаль перегрустнулась и отошла И печаль не печаль, - а синий цветок. Все прощу я и так, не просите! Приготовьте мне крест - я пойду. Да нечего мне и прощать вам: Все, что болит, мое родное, Все, что болит, на земле, - мое благословенное, Я приютил в моем сердце все земное, И ответить хочу за все один. Звени, звени, моя осень, Звени, мое солнце. И взяли журавлиного, Длинноногого чудака, И связав, повели, смеясь: Ты сам теперь приюти себя! Я ответить хочу один за все. Звени, звени, моя осень, Звени, звени, моя осень, Звени, мое солнце. <1912> 135. НА ЕЛОВОМ ПОВОРОТЕ Крепите снасти! Норд-Вест! Смельчаком унеслась в небо вершина И стала недоступно И строго на краю, От ее присутствия - небо - выше. <1913> 136. ЭТОГО НЕЛЬЗЯ ЖЕ ПОКАЗАТЬ КАЖДОМУ? Прости, что я пою о тебе береговая сторона Ты такая гордая. Прости что страдаю за тебя - Когда люди, не замечающие твоей красоты, Надругаются над тобою и рубят твой лес. Ты такая далекая И недоступная. Твоя душа исчезает как блеск - Твоего залива Когда видишь его близко у своих ног. Прости, что я пришел и нарушил - Чистоту, твоего одиночества Ты царственная. <1913> 137 Ветрогон, сумасброд, летатель, создаватель весенних бурь, мыслей взбудараженных ваятель, гонящий лазурь! Слушай, ты, безумный искатель, мчись, несись, проносись нескованный опьянитель бурь. <1913> 138 Поклянитесь однажды, здесь мечтатели, глядя на взлет, глядя на взлет высоких елей, на полет полет далеких кораблей, глядя как хотят в небе островерхие, никому не вверяя гордой чистоты, поклянитесь мечте и вечной верности гордое рыцарство безумия, и быть верными своей юности и обету высоты. <1913> 139 Ты веришь в меня? - Я верю в тебя. - А если они все будут против меня? Ну да, какой же ты, я верю в тебя. Если все мои поступки будут позорно против меня? Я же верю в тебя! В небо улетает, улетает ласточка - кружится от счастья. На дюне пасмурно, серо и тихо. Куличок льнет к песку. <1913> 140 Гордо иду я в пути. Ты веришь в меня? Мчатся мои корабли Ты веришь в меня? Дай Бог для тебя ветер попутный, Бурей разбиты они - Ты веришь в меня? Тонут мои корабли! Ты веришь в меня! Дай Бог для тебя ветер попутный! <1913> 141. ФИНЛЯНДИЯ Это ли? Нет ли? Хвои шуят, - шуят Анна - Мария, Лиза, - нет? Это ли? - Озеро ли? Лулла, лолла, лалла-лу, Лиза, лолла, лулла-ли. Хвои шуят, шуят, ти-и-и,ти-и-у-у. Лес ли, - озеро ли? Это ли? Эх, Анна, Мария, Лиза, Хей-тара! Тере-дере-дере.. .Ху! Холе-кулэ-нэээ. Озеро ли?-Лес ли? Тио-и ви-и... у. <1913> 142. МОЕМУ БРАТУ Помолись за меня - ты Тебе открыто небо. Ты любил маленьких птичек И умер замученный людьми. Помолись обо мне тебе позволено чтоб-б меня простили. Ты в своей жизни не виновен в том - в чем виновна я. Ты можешь спасти меня. помолись обо мне . . . . . . . . . . . . . . . . . . Как рано мне приходится не спать, оттого, что я печалюсь. Также я думаю о тех, кто на свете в чудаках, кто за это в обиде у людей, позасунуты в уголках - озябшие без ласки, плетут неумелую жизнь, будто бредут длинной дорогой без тепла. Загляделись в чужие цветники, где насажены розовенькие и лиловенькие цветы для своих, для домашних. А все же их хоть дорога ведет - идут, куда глаза глядят, я - же и этого не смогла. Я смертной чертой окружена. И не знаю, кто меня обвел. Я только слабею и зябну здесь. Как рано мне приходится не спать, оттого, что я печалюсь. <1913> 143. ВЫЗДОРОВЛЕНИЕ Апетит выздоровлянский Сон, - колодцев бездонных ряд, и осязать молчание буфета и печки час за часом. Знаю, отозвали от распада те, кто любят... Вялые ноги, размягченные локти, Сумерки длинные, как томление. Тяжело лежит и плоско тело, и желание слышать вслух две-три лишних строчки, - чтоб фантазию зажгли таким безумным, звучным светом... Тело вялое в постели непослушно, Жизни блеск полупонятен мозгу. И бессменный и зловещий в том же месте опять стал отблеск фонаря...... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Опять в путанице бесконечных сумерек... Бредовые сумерки, я боюсь вас. <1913> 144. ЛЕНЬ И лень. К полдню стала теплень. На пруду сверкающая шевелится Шевелень. Бриллиантовые скачут искры. Чуть звенится. Жужжит слепень. Над водой Ростинкам лень. <1913> 145. СЛОВА ЛЮБВИ И ТЕПЛА У кота от лени и тепла разошлись ушки. Разъехались бархатные ушки. А кот раски - ис... На болоте качались беловатики. Жил был Б_о_т_и_к - ж_и_в_о_т_и_к: Воркотик Дуратик Котик - пушатик. Пушончик, Беловатик, Кошуратик - П_о_т_а_с_и_к... <1913> 146. ИЮНЬ Глубока, глубока синева. Лес полон тепла. И хвоя повисла упоенная И чуть звенит от сна. Глубока глубока хвоя. Полна тепла, И счастья, И упоения, И восторга. <1913> 147 Струнной арфой - Качались сосны, где свалился полисадник. у забытых берегов и светлого столика рай неизвестный, кем-то одушевленный. У сосновых стволов тропинка вела, населенная тайной, к ласковой скамеечке, виденной кем-то во сне. Пусть к ней придет вдумчивый, сосредоточенный, кто умеет любить, не зная кого, ждать, - не зная чего, а заснет, душа его улетает к светлым источникам и в серебряной ряби веселится она. <1913> 148 Возлюбив боль поругания, Встань к позорному столбу. Пусть не сорвутся рыдания! - Ты подлежишь суду! Ты не сумел принять мир без содрогания В свои беспомощные глаза, Ты не понял, что достоин изгнания, Ты не сумел ненавидеть палача! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Но чрез ночь приди в запутанных улицах Со звездой горящей в груди... Ты забудь постыдные муки! Мы все тебя ждем в ночи! Мы все тебя ждем во тьме томительной, Ждем тепла твоей любви... Когда смолкнет день нам бойцов не надо, - Нам нужен костер в ночи! А на утро растопчем угли Догоревшей твоей любви И тебе с озлобленьем свяжем руки... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Но жди вечерней зари! <1913> 149. ВЕЧЕРНЕЕ Покачнулося море - Баю-бай. Лодочка поплыла. Встрепенулися птички... Баю-бай, Правь к берегу! Море, море засыпай, Засыпайте куличики, В лодку девушка легла Косы длинней, длинней Морской травы. . . . . . . . . . . . . . . Нет, не заснет мой дурачок! Я не буду петь о любви. Как ты баюкала своего? Старая Озе, научи. Ветви дремлют... Баю-бай, Таратайка не греми, Сердце верное - знай - Ждать длинней морской травы. Ждать длинней, длинней морской травы, А верить легко... Не гляди же, баю-бай, Сквозь оконное стекло! Что окошко может знать? И дорога рассказать? Пусть говорят - мечты-мечты, Сердце верное может знать То, что длинней морской косы. Спи спокойно, Баю-бай, В море канули часы, В море лодка уплыла У сонули рыбака, Прошумела нам сосна, Облака тебе легли, Строются дворцы вдали, вдали!.. <1913> 150 Он доверчив, - Не буди. Башни его далеко. Башни его высоки. Озера его кротки. Лоб его чистый - На нем весна. Сорвалась с ветви птичка - И пусть несется, Моли, моли, - Вознеслась и - лети! Были высоки и упали уступчиво Башни! И не жаль печали, - покорна небесная. Приласкай, приласкай покорную Овечку печали - ивушку, Маленькую зарю над черноводьем. Ты тянешь его прямую любовь, Его простодушную любовь, как ниточку, А что уходит в глубину? Верность И его башни уходят в глубину озер. Не так ли? Полюби же его. <1913> ПРИМЕЧАНИЯ Настоящее издание впервые представляет под одной обложкой произведения практически всех поэтов, входивших в футуристические группы, а также некоторых поэтов, работавших в русле футуризма. Большинство текстов, опубликованных в малотиражных и труднодоступных изданиях, впервые вводится в научный обиход. Естественно, при составлении и подготовке текстов возник ряд сложных проблем, обусловленных характером материала. Русский литературный футуризм - явление чрезвычайно разнородное в идейно-эстетическом плане. Кроме наличия в футуризме нескольких групп, весьма существенно отличавшихся друг от друга, внутри самих этих групп в большинстве случаев не наблюдалось единства, а совместная деятельность поэтов часто носила случайный характер. В книгу включены произведения, опубликованные в 1910-1922 годах, - именно этими датами можно определить период существования русского литературного футуризма (в 1910 году вышли первые футуристические альманахи 'Студия импрессионистов' и 'Садок судей', 1922-й - год смерти В. Хлебникова, прекращения существования последней футуристической группы 'Центрифуга' и рождения Лефа). Исключением являются некоторые стихотворения И. Северяниным, поэта, первым из футуристов вошедшего в большую литературу, первым употребившего в русской литературной практике термин 'футуризм' и чье раннее творчество уже обладает ярко выраженными чертами футуризма северянинского типа, а также несколько произведений В. Хлебникова и И. Зданевича, датированных 1922 годом, но опубликованных в 1923 году. Главный вопрос, который пришлось решать при подготовке текстов к публикации, - вопрос текстологический. Составители сборника руководствовались стремлением представить русскую футуристическую поэзию в первозданном виде, такой, какой ее знали читатели-современники. Произведения даются по первой публикации, без позднейшей правки (для большинства произведений, ввиду отсутствия переизданий, первая публикация и является каноническим текстом). Однако, учитывая специфику многих футуристических изданий, приходится признать, что в полной мере задача воспроизвести 'живой' футуризм невыполнима и ряд существенных потерь неизбежен. Так, литографические книги, где тексты давались в рукописном виде и поэзия сочеталась с живописью, адекватному переводу на типографский шрифт, естественно, не поддаются. Поэтому пришлось отказаться от включения в настоящий том некоторых произведений или в некоторых, исключительных, случаях, давать вторые публикации (большинство стихотворений Божидара, отдельные произведения Н. Асеева). Орфография текстов приближена к современным нормам (учтены реформы алфавита и грамматики), но разрешить проблему орфографии в полной мере не предоставляется возможным. Кубофутуристы и поэты группы '41?' декларировали нарушение грамматических норм как один из творческих принципов. Случалось, что они приветствовали и типографские опечатки. В произведениях 'крайних' (А. Крученых, И. Терентьев) отказ от правил имеет такой очевидный и демонстративный характер, что любая редакторская правка оборачивается нарушением авторского текста. Но и во многих других случаях (В. Хлебников, Д. Бурлюк и др.) практически невозможно дифференцировать намеренные и случайные ошибки, уверенно исправить опечатки. Поэтому за исключением правки, обусловленной реформами последующего времени, орфография в произведениях кубофутуристов и поэтов группы '41'' сохраняется в авторском (издательском) варианте. Очевидные орфографические ошибки и опечатки исправляются, за отдельными исключениями, в текстах поэтов других групп, не выдвигавших принципа 'разрушения грамматики'. Что касается пунктуации, то она во всех случаях сохраняется без правок, соответствует принятым в настоящем издании принципам воспроизведения текстов. 'Ночь в Галиции' В. Хлебникова, 'Владимир Маяковский' В. Маяковского, 'Пропевень о проросля мировой' П. Филонова и произведения Н. Чернявского ввиду особой важности изобразительной стороны их издания или практической невозможности привести их в соответствие с современными грамматическими нормами воспроизведения даются в настоящем томе репринтным способом. Настоящее издание состоит из следующих разделов: вступительная статья, 'Кубофутуристы', 'Эгофутуристы', 'Мезонин поэзии', ''Центрифуга' и 'Лирень'', 'Творчество', '41'', 'Вне групп', 'Приложение', 'Примечания'. Порядок расположения шести разделов, представляющих творчество футуристических групп, обусловлен хронологической последовательностью образования групп и их выступления в печати. При расположении авторов внутри этих разделов неизбежна некоторая субъективность: учитывались место, занимаемое поэтом в группе, его вклад в футуристическое движение, организаторская деятельность. В случае, если поэт участвовал в деятельности нескольких групп (А. Крученых, Н. Асеев, С. Третьяков, К. Большаков и др.), его произведения включены в раздел группы, где состоялся его футуристический дебют. Исключение сделано для С. Боброва, В. Шершеневича и Р. Ивнева, опубликовавших свои произведения в эгофутуристическом издательстве 'Петербургский Глашатай', но сыгравших определяющую роль в 'Центрифуге' (Бобров) и 'Мезонине поэзии' (Шершеневич). Произведения каждого автора расположены в хронологическом порядке по авторскому указанию даты. При отсутствии авторской датировки дата указывается по первой публикации - в этом случае она дается в угловых скобках, обозначающих, что произведение написано не позже указанного срока. Подборке произведений каждого автора предпослана справка-портрет, целью которой является не столько изложение биографических сведений, сколько освещение участия данного поэта в футуристическом движении. Тем более не входит в задачи издания изложение жизненного пути авторов, чье поэтическое творчество либо имело эпизодический характер (В. Шкловский, Р. Якобсон и др.), либо в главных своих чертах определилось вне футуризма (Б. Пастернак, Г. Шенгели и др.). В раздел 'Вне групп' включены произведения авторов, не примыкавших к конкретным футуристическим группам, но считавших себя футуристами, либо поэтов, чье творчество близко поэтике футуризма. Раздел не исчерпывает списка авторов, которых можно в него включить. В раздел 'Приложение' вошли основные манифесты и декларации футуристических групп. Порядок расположения текстов соответствует поэтическому разделу. Примечаниям к текстам предшествует список условных сокращений названий индивидуальных и коллективных футуристических сборников и других изданий, в которых принимали участие футуристы, а также критических работ и мемуарных книг, выдержки из которых приводятся в примечаниях. Примечание к отдельному произведению начинается со сведений о его первой публикации, затем, после тире, указаны последующие издания, отразившие эволюцию текста, указание лишь одного источника означает, что в дальнейшем текст не публиковался или не подвергался изменениям. В случае, если текст печатается не по первой публикации, указание на источник публикации предваряется пометой: 'Печ. по'. В историко-литературном комментарии даются сведения о творческой истории произведения, приводятся отзывы критиков и мемуаристов. Завершает примечание реальный комментарий, раскрывающий значение отдельных понятий и слов, а также имен собственных, встречающихся в тексте. В примечаниях учтены и частично использованы комментарии к разным изданиям поэтов-футуристов, выполненные Р. Вальбе, В. Григорьевым, Т. Грицем, Р. Дугановым, Е. Ковтуном, В. Марковым, М. Марцадури, П. Нерлером, Т. Никольской, А. Парнисом, Е. Пастернаком, К. Поливановым, С. Сигеем, Н. Степановым, А. Урбаном, Н. Харджиевым, Б. Янгфельдтом. Список условных сокращений, принятых в примечаниях НВ - Гуро Е. Небесные верблюжата. [СПб.]: Журавль, 1914 ОСон - Гуро Е. Осенний сон: Пьеса в четырех картинах. СПб., 1912 РП - Рыкающий Парнас. СПб.: Журавль, 1914 СС-2 - Садок судей П. СПб.: Журавль, 1913 Трое - Хлебников В., Крученых А., Гуро Е. Трое. СПб.: Журавль, 1913 Елена Гуро 130. РП. 131. ОСон. В. В. Нотенберг - см. биографическую заметку о Е. Гуро. 132. ОСон. Жил на счете рыцарь бедный - начальная строка стния А. С. Пушкина. Ср. название неоконченной повести Гуро 'Бедный рыцарь' (опубликована в книге: Guro E. Selected Prose and Poetry. Stockholm, 1988). 133. ОСон. 134. ОСон. В письме к Е. Гуро от 12 января 1913 г. В. Хлебников отмечал: 'В 'Кузнечиках' звучит легкая насмешка над другой мелькающей жизнью, но тут же дается ключ к пониманию ее и прощение ошибок и упрямства' (Хлебников НП. С. 364). 135. СС-2. 136. СС-2. 137. СС-2. 138. СС-2. 139. СС-2. 140. СС-2. 141. Трое. В. Шкловский интерпретировал это ст-ние как заумное и, сопоставляя его со ст-нием А. Крученых 'Дыр бул щыл...', писал: 'Эти стихи и вся теория заумного языка произвели большое впечатление и даже были очередным литературным скандалом. Публика, которая считает себя обязанной следить за тем, чтобы искусство не потерпело какого-нибудь ущерба от руки художников, встретила эти стихи проклятиями, а критика, рассмотрев их с точки зрения науки и демократии, отвергла, скорбя о той дыре, о том Nihil, к которому пришла русская словесность. Говорили много и о шарлатанстве' (Шкловский В. О поэзии и заумном языке // Сборники по теории поэтического языка. Пг., 1916. Вып. 1. С. 2). В СКТ А. Крученых и В. Хлебников писали: '(именно шуят! лиственные деревья шумят, а хвойные шуят)' (СКТ. С. 5). П. Флоренский так отзывался об этом ст-нии: 'Это убедительно. Ну, конечно, хвои 'шуят', а не делают при ветре что-либо другое, звук их непрерывен, а шуметь может только прерывистый, прерывающийся колебаниями звук листьев: _м_ в слове 'шум' - есть задержка и разрыв звука. В словах, даже поверхостно разбираемых, часто находится сторона звукоподражательная, тут же она усиливается или дифференцируется' (Флоренский. С. 181). 142. Трое. 143. Трое. 144. Трое. 145. Трое. 146. Трое. 147. Трое. 148. РП. 149. НВ. 150. НВ. Дополнения ЕДКОЕ. Пригласили! Наконец-то пригласили. Липы зонтами, - дачка... Оправляла ситцевую юбочку. . . . . . . . . . . . . . . . . . Уже белые платьица мелькали, Уж косые лучи хотели счастья. Аристончик играл для танцев. Между лип, Словно крашеный, лужок был зеленый! Пригласили: можно веселиться. Танцовать она не умела И боялась быть смешной, - оступиться. Можно присесть бы с краешка, - Где сидели добрые старушки. Ведь и это было бы веселье: Просмотреть бы целый вечер, - чудный вечер На таких веселых подруг! 'Сонечка!' Так просто друг друга 'Маша!' 'Оля!'. Меж собой о чем-то зашептались- И все вместе убежали куда-то! . . . . . . . . . . . . . . . . . Не сумела просто веселиться: Слишком долго была одна. Стало больно, больно некстати... Милые платьица, недоступные.,. Пришлось отвернуться и заплакать. А старушки оказались недобрые: И неловко, - пришлось совсем уйти. ДЕТСКАЯ ШАРМАНОЧКА. С ледяных сосулек искорки, И снежинок пыль... А шарманочка играет Веселенькую кадриль. Ах, ее ободочки Обтерлись немножко! Соберемся все под елочкой: Краток ночи срок, Коломбина, Арлекин и обезьянка Прыгают через шнурок. Высоко блестят звезды Золотой бумаги И дерутся два паяца, Скрестив шпаги. Арлекин поет песенку: - Далеко, далеко за морем Круглым и голубым Рдеют апельсины Под месяцем золотым. Грецкие орехи Серебряные висят, Совушки фонарики На ветвях сидят. И танцует кадриль котенок В дырявом чулке, А пушистая обезьянка Качается в гамаке. И глядят синие звезды На счастливые мандарины И смеются блесткам золотым Под бряцанье мандолины. * * * Звездочка Высока. Она блестит, она глядит, она манит, Над грозным лесом Она взошла. Черный грозный лес, Лес стоит. Говорит: - в мой темный знак, Мой темный знак не вступай! От меня возврата нет - Знай! За звездой гнался чудак Гнался... Где нагнать ее Не отгадал... Не нагнал - И счастлив был, - За нее, За нее пропал! * * * Дождики, дождики, Прошумят, прошумят. Дождики - дождики, ветер - ветер Заговорят, заговорят, заговорят - Журчат. ИЮНЬ-ВЕЧЕР. Как высоко крестили дальние полосы, вершины - Вы царственные. Расскажи, о чем ты так измаялся Вечер, вечер ясный! Улетели в верх черные вершины - Измолились высоты в мечтах, Изошли небеса, небеса... О чем ты, ты изомлел-измаялся Вечер - вечер ясный? * * * Пролегала дорога в стороне, Не было в ней пути. Нет! А была она за то очень красива! Да, именно за то... Приласкалась к земле эта дорога, Так прильнула, что душу взяла. Полюбили мы эту дорогу На ней поросла трава. Доля, доля, доляночка! Доля ты тихая, тихая моя. Что мне в тебе, что тебе во мне? А ты меня замучила! Гуро Елена, - Елена Нотенберг - умерла в апреле 1913 г. Отдельные издания, 1) Шарманка. Изд. 'Журавль' Пб. 1914. 2) Небесные верблюжата. Изд. 'Журавль'. 1914. 3) Осенний сон. Изд. 'Журавль'. Пб. 1914.