Стихотворения, Глинка Федор Николаевич, Год: 1828

Время на прочтение: 20 минут(ы)

Альбомъ Сверныхъ Музъ.

Альманахъ на 1828 годъ.
Изданный A. И.

Санктпетербургъ.
Въ Типографіи Александра Смирдина.

Утреннее чувство
Искра
Канарейка
Брачный пиръ Товія
Златоустъ
Bpа
Надежда
Любовь

УТРЕННЕЕ ЧУВСТВО.

Я рано по утру вставалъ,
Когда еще алло небо,
И душу гладную питалъ
Молитвы кроткой сладкимъ хлбомъ.
И въ тепломъ воздух потомъ,
Когда лучей и дня разливы
Златили лсъ, скалы и нивы,
Я, въ восхищеніи святомъ,
Безъ бурь, безъ помысловъ, — свободный —
Въ какомъ-то счастьи утопалъ
И, мнилось, съ воздухомъ вдыхалъ
Порывъ къ святому благородный —
И быть земнымъ переставалъ! —
Но суетливость пробуждалась,
И шумъ касался до меня. …
И вдругъ душа моя сжималась
Какъ втьвь травы — не тронь меня!
. Глинка.

ИСКРА.
(Басня.)

Идетъ прохожій — искра тлетъ.
Разсудокъ говоритъ: ‘на искру плюнь!’
А неразсудокъ шепчетъ: ‘дунь!’ —
Бда, кто слушаться разсудка не иметъ!
Онъ дунулъ — и пошло: пожаръ, тревога, сборъ,
Все охало и все шумло,
И ужь прохожему досталось! — да и дло,
Не раздувать бы вздоръ.
. Глинка.

КАНАРЕЙКА.
(Басня.)

Канарочку Олёнушка купила,
Какъ няня, нянчилась съ пташуркой, берегла,
И блымъ сахаромъ изъ алыхъ устъ кормила
Любимицу…. и вотъ ужь птичка такъ смла
И такъ мила:
Лишь стукнутъ чашками, она какъ тутъ была,
И каждый день поутру, у стола,
Кружитъ, проказитъ, — и безъ спроса,
Хозяикой чайнаго подноса,
То сахаръ, то бисквитъ клюётъ,
А между тмъ, поётъ, поётъ….
И страхъ какъ пташечку Оленушка любила,
И очень ею дорожила.
Но двушекъ любовь — послушать старика —
Полегче перушка, потоньше волоска!
Сдружилась Ленушка съ котомъ мурлыкой:
Настанетъ день — отъ тутъ: сидитъ угрюмой, дикой,
А птичк это не подъ стать.
И вотъ ужь псенокъ рзвушки не слыхать,
Манятъ — нейдетъ! а барышня сердиться,
И въ слезы, и шумть… А няня ей совтъ:
‘Олена Ниловна, мой свтъ!
‘Ужь ты на возраст — пора бы вразумиться:
‘Загадка, матушка, вдь очень-то проста:
‘Ну, хочешь съ птичкой быть, такъ выгони кота!’
. Глинка.
БРАЧНЫЙ ПИРЪ ТОВІЯ (*)
Семь дней веселый пиръ шумлъ,
Въ дому у Товія младаго,
И сладко Божій день свтллъ
Очамъ отаца его сдаго.
Воспли Вышнему хвалы,
А тамъ — за пышные столы,
И, по обычаю Востока,
Садятся на скамьяхъ широко,
И каждому своя дана:
Тутъ Сарра юная, — она
Какъ перла Царскія короны,
Какъ цвтъ душистыя Сароны….
И звопокъ былъ ихъ мрный стихъ:
‘О, веселисъ младой женихъ!
‘И ты, прекрасная невста!
‘Проходитъ наша жизнь какъ мигъ:
‘У смертныхъ вчному нтъ мста!
‘Создатель любитъ молодыхъ
‘Онъ изъ сокровищницъ Своих
‘Далъ мужу силу, власть и крпость,
‘Краса — въ приданое женамъ.
‘Онъ усмирилъ врага свирпость,
‘И отдалъ васъ на радость намъ,
‘И гости изъ чужаго мста,
‘Вы гости — сердца у родныхъ.
‘О, веселись младой женихъ
‘И ты, прекрасная невста!’…
И пиръ свтллъ, и веселлъ:
Вс утшались, пили, ли
И псни Палестины пли.
Одинъ лишь, молча, гость сидлъ
Какъ неживой съ живыми. Младость
Цвла въ немъ съ дивной красотой
Но онъ, казалось, нашу радость
Считалъ какою-то мечтой.
Сидли старцы, двы, жены,,
Съ поязкой пестрой на главахъ,
Въ златыхъ запястьяхъ и въ цвтахъ.
Великъ былъ пиръ и сндей горы:
И финики и мандрагоры,
И сладкій синій виноградъ,
И смугловидный плодъ гранатъ.
Простыя снди предковъ нашихъ,
Въ серебряныхъ кудрявыхъ чашахъ
Млеко и медъ. И все полно:
Въ узорахъ мисы и покалы,
И длинновыйные фіалы.
Таятъ завтное вино,
И на столпахь, въ навсахъ алыхъ,
Курились сладостно алой,
Стиракса, ладаны и мрра.
Въ кадилахь злата и порфира,.
И всякій гость на радость званъ.
Хоръ юныхъ Товію былъ сверстникъ:
И вотъ гармонія и псни!
Звучатъ и гусли и тмпанъ,
И, подъ Сіонскія свирли,
Пвцы Салима сладко пли,
И онъ трапезы не вкушаетъ,
Ни винъ, ни сотовъ, ни питья….
‘Ужель мой сынъ не примчаетъ
‘Того, что въ гост вижу я?’
Такъ старый Товій шепчетъ сыну:
‘То нашъ Азарія!… Причину
‘Желалъ бы знать: о чемь грустинтъ?
‘Не стъ, не пьетъ и все молчитъ!
‘Какой тоски, какой утраты
‘Онъ полонъ думой? Мало-ль платы?
‘Утроить, сынъ! усемерить:
‘Неблагодарнымъ страшно быть!’
Простясь съ гостьми, ужъ посл пира,
Онъ друга-гостя пригласилъ
На слово — дружбы. Полный мира,
Почтенный юнаго спросилъ:
‘Ты хлба-ласки не вкусилъ,
‘И винъ огнистыхъ не отвдалъ?…
— ‘Я ждалъ сего, вопросъ твой вдалъ:
Я знаю все, что, за столомъ,
Ты обо мн доврилъ сыну!
Пора узнать всего причину:
Мое питанье — не въ земномъ,
Къ красамъ не здшняго жилища
Меня манитъ иная пиша,
Тамъ ждетъ иное питіе
Тамъ нтъ земнаго пресыщенья
И замогильнаго истлнья —
Тамъ безпредльно бытіе! —
‘Но гд жь на наше не похожій
‘Твой край?… Кто ты?… —‘Я, Агелъ Божій!…’
И свтлъ сталъ внцомъ златымъ!
И старецъ Товій палъ предъ нимъ,
‘Возстань! земное поклоненье
Единаго есть Бога дань,
Молись Творцу и знай — творенье
Ведетъ Его Святая длань
Съ тхъ поръ, какъ Творчсская сила
Безсчетность воззвала міровъ
И въ неб звздность засвтила,
Его всезрящая любовь
Крилами одвала землю:
Онъ Самъ …. но я призванью внемлю:
Прости! я къ высшему свту:
Прости, земной! Ужь я дышу
Небеснымъ въ радостномъ эфир!
Другъ нищаго и сироты,
Прости! будь здравъ! …. твои и ты
Живите долго въ сладкомъ мир!’ …
. Глинка.
*) Въ книг Товита, въ глав II-й сказано: ‘И бысть радость всмъ сущимъ въ Ниневіи братіямъ его. И прииде Ахіархъ и Насвасъ, сынъ брата его, и быстъ бракъ Товіи съ ееселіемъ дней седмь.’ — На семъ основано описаніе свадебнаго пиршества въ дому Товита, хотя бракъ Товія былъ совершенъ еще въ дом Рагуила.
ЗЛАТОУСТЪ.
Великій мужъ, Святыни храмъ живой,
Во Храм Божіемъ, возвысивъ голосъ свой,
Вщалъ: о гибеди Адамова паденья,
О сиротств земномъ святой любви дтей,
О мор житія, о пагуб стей,
И наконецъ, о тайн искупленья…
Онъ открывалъ, какъ бренный человкъ,
Во внутреннйшее вмстивъ живое слово,
И, Гностикъ (*) и мудрецъ, облекшись въ образъ новый,
*) Еретикъ.
Внимющимъ вщатъ ты можешь небесамъ
И Ангеламъ Святымъ… Но, ахъ! они напрасны
Простымъ и неученымъ намъ!
Таинственность темна… Ея страшна дорога:
Будь благъ, и покажи ты намъ ясне Бога!
Чтобъ нелукавыя и дтскія сердца
Могли смлй летть къ святой любви Отца!
Не поражай ты вдругъ очей, привыкшихь къ нощ:
Святитель! говори съ дтьми своими проще!
Чтобъ я твои слова, постигнувъ ихъ сама,
Могла, какъ даръ, снести къ знакомымъ на дома!
И ими воскормить дтей моихъ, какъ пищей …
И — дивный мужъ, по духу нищій,
Который по любви о таинствахъ училъ,
Постигнувъ истину, смиреніемъ смирился—
И Богу духъ, главу народу преклонилъ.
И разумъ словъ его съ тхъ поръ перемнился:
Младенчествомъ вродится въ новый вкь…
Какъ онъ, крещеніе пріявъ огнемъ и духомъ,
Благую всть услышишь чистымъ слухомъ,
И узрятъ Божія незримы чудеса
Слпо-рожденнаго простыя очеса…
Онъ говоридъ о шой судьб высокой,
Которая ведетъ строевіе міровъ,
И какъ, съ жалніемъ, на насъ вперяетъ око,
Всезрящая, но намъ незримая — любовь
Онъ говорилъ, какъ обуявшей соли
Потребно низвлещи, неизкаженный духъ,
Какъ выродится намъ должно изъ древней воли.
Онъ говорилъ—и былъ окованъ слухъ?
Святыя молніи въ златыхъ устахъ горли:
Сердца въ таинственномъ благоговньи млли….
Но люди бдные, въ беззлобной простот,
Рожденные въ земной врожденной слпот,
Высокихъ словъ его не разумли….
И, плача, нкая жена
Рекла: ‘о Златоустъ! твои слова прекрасны!
Онъ мудрость сладостью и свтомъ растворилъ.
И сладостно ему внимали человки,
И сладость словъ ево течеть и въ наши вки….
. Глинка.
BPА.
Когда кипятъ морей раскаты,
И, подъ грозой, сгараютъ нбеса,
И вихри съ кораблей сдираютъ паруса,
И треснули могучіе канаты:
Ты въ челнок будь Врой твердъ!
И Богъ, увидя безъ сомннья,
Тебя чрезъ грозное волненье
На тонкой нитк проведетъ….
. Глинка.
НАДЕЖДА
Подъ черною ночью, на бломъ кон,
Скакалъ палладинъ по буграмъ, чрезъ овраги,
И нтъ ужъ въ немъ силы и нтъ ужъ отваги,
Но вдругъ заяснлъ огонёкъ въ сторон:
И радостно поднялъ усталыя вжды,
И скачетъ бодрй Крестоносецъ-здокъ:
Ахъ, какъ не узнать?.. то Надежды,
Надежды златой огонёкъ….
. Глинка.
ЛЮБОВЬ
Ha степи раскаленной, широкой,
Гд не слышно, не видно отрадныхъ ручьевъ,
Изчезалъ, безъ воды, человкъ одинокой,
Вдругъ послышалъ онъ тихій и ласковый зовъ:
‘Оглянись, человкъ, и напейся,
‘И напейся студеной воды!
‘Уповай и люби и надйся —
‘И, какъ жажда, изчезнутъ бды!’
Онъ взглянулъ — и прекрасная, съ чашей,
Передъ нимъ, какъ видніе сновъ :
Ничего онъ не видывалъ краше,
И душа въ ней узнала — Любовъ.
. Глинка.

ЛИТЕРАТУРНЫЙ МУЗЕУМЪ

на 1827 годъ,

ВЛАДИМІРА ИЗМАЙЛОВА.

Издaніе Александрa Ширяева.

МОСКВА.

Въ Типографіи С. Селивановскаго.

1827.

Гласъ.
Вздохъ.
ГЛАСЪ.
Слуху моему даси радость и веселіе.’
Псал. 50.
Чей шопотъ въ душу проникаетъ?
Кто говоритъ мн: ‘веселись!
‘Година счастья наступаетъ,
Ужь годы скорби пронеслись.
Уже грховъ истерлись цпи,
И разклепались кандалы:
Однутся дубровой степи
И жатвы взыдутъ на скалы.
Настанетъ новыхъ думъ порядокъ,
Свершится рядъ завтныхъ числъ,
И тайны вковыхъ загадокъ
И прорицаній темныхъ смыслъ
Постигнутъ люди,— и мгновенно
Возпрянетъ всякъ какъ пробужденной
Отъ тяжкихъ, воспаленныхъ сновъ:
Пройдешъ піявсиво шумной злобы
И въ пяти-чувственные гробы
Войдетъ вторая жизнь — любовь!
Поветъ сладкое прощенье
Надъ осужденною землей,
И потечетъ благословенье
На широту земныхъ полей.
И люди встртятся какъ братья,
И — дти предъ лицемъ Отца —
Другъ къ другу кинутся въ объятья
И сложатъ въ длань его сердца.’
. Глинка,
ВЗДОХЪ.
Брега пустынные темнются какъ коймы,
Онега зеркаломъ лежитъ,
И паруса сложили Сойлы…..(1)
Ничто не движется, безлюдный берегъ спитъ
И волны тихія смшались съ небесами,
Чуть слышенъ гуль грозы— и молнія горитъ
Надъ Повнецкими лсами…. (2)
Торчатъ какъ призраки огромныя скалы,
Природы древніе обломки. (3)
За чмъ уснули вы, кипящіе валы!
Гд ты, порывный втръ? — гд вихри въ свистахъ звонкихъ?
Вы, древніе жильцы въ сихъ горныхъ тснотахъ,
Мой вздохъ къ моимъ друзьямъ промчите въ высотахъ!
Васъ проситъ грустеый преселенецъ,
Скажите имъ, что онъ, въ пустынныхъ сихъ мстахъ,
О нихъ тоскуетъ какъ младенецъ.
. Глинка.
(1) Особаго рода крытыя лодки.
(2) Городъ Повнець (уздной Олонец. Губ.) окруженъ древними, дремучими лсами, въ стран дикой и почти безлюдной.
(3) Здшнія скалы, по свойству своему, почти вс принадлежатъ къ обнаженной Горно-каменной пород, называемой Брекчія. Полагаютъ, что это обломки первосозданныхъ горъ, разрушенныхъ движеніемъ великихъ водъ, которыхъ слды везд запечатлны на почв здшнихъ полей, загруженныхъ каменьями, пескомъ и раковинами.

СВЕРНЫЕ

цвты

на 1826 годъ,

СОБРАННЫЕ

Барономъ Дельвигомъ.

ИЗДАНЫ

Иваномъ Слёнинымъ.

ВЪ САНКТПЕТЕРБУРГ,

у книгопродавца Ивана Слёнина.

Черты осени
Степная жизнь. Воспоминанія. Походъ
ЧЕРТЫ ОСЕНИ.
Ужь втеръ валъ на валъ катитъ по жатв зрлой,
Черника лоснится, малина отошла,
Въ саду зардлся яблокъ сплой,
Ужь блка зимовье себ свила,
И ладится медвдь въ берлог,
Желтетъ листъ, змя въ нор,
Мстами мерзнетъ на зар,
Копытъ и колесо звонче на дорог…
Везд какая-то мелькаетъ пестрота,
Въ водахъ и на неб сдетъ перламутромъ,
Про осень говоритъ народъ у церкви утромъ
Въ день Воздвиженія пречестнаго Креста.
. Глинка.
СТЕПНАЯ ЖИЗНЬ. ВОСПОМИНАНІЯ. ПОХОДЪ.
Пространны здсь сухія степи,
Они синютъ въ далек,
Кургановь закругленныхъ цпи
Мстами тянутся къ рк…
Здсь широки разливы Буга,
Сюда далекая подруга,
Рка степей, кь нему спшитъ
И, съ нимь обнявшися, кипитъ
Въ одникъ брегахъ его пологихъ….
Сюда сбжались три дороги,
Здсь трехъ границъ была черта,
Здсь Турки свой табакъ курили,
И противъ гордой Польской мили
Торчала Руская верста,
Теперь все тишь и пустота,
И нтъ уже границь здсь больше,
Какъ мн не помнишь милой Польши!
Давно ль, полуродимый край,
Мы у тебя, какъ дома, жили,
Младыхль двицъ твоихъ хвалили
И пили старый твой покой!…
Любовь играла съ нами въ жмурки,
Мн памятны твои мазурки
И пляска Краковитскихъ горъ
И двъ твоихъ Сарматскихъ очи,
Ихъ легкой станъ, ихъ свтлой взоръ….
Меня и сновиднья ночи
Манятъ твоею красотой,
Я долго ею упиваюсь
И неохотно пробуждаюсь,
Гонясь за сладкою мечтой.
О время, время дорогое!…
Но тутъ въ глазахъ совсмъ другое!…
Плыветъ пустынная рка…..
На знойной выси поднебесной
И на долин бездревесной
Все тихо…. только свистъ сурка,
Тоскливый откликъ кулика,
Иль крикъ немазанной тлеги
Тревожитъ мой заснувшій слухъ,
Привыкшій къ звукамь сладкой нги….
Но онъ красивъ, широкій Бугъ,
Когда играетъ въ немъ денница,
Или огнистая зарница
Бжитъ по дремлющимъ волнамъ….
Тутъ миловидно по ночамъ
Огни у пастырей пылаютъ,
И вдругъ, на крикъ сторожевой,
Станицы псовъ степныхъ залаютъ…
Чу… слышенъ оизывъ боевой,
И прочь тоска и сердца раны….
Гремятъ знакомымъ барабаны,
Свтлютъ въ линіи штыки….
То наши Рускіе полки
Идутъ путемъ на Дубосары.
Походъ… Несутъ грозу и кары
На Турка задунайскихъ странь,
Чтобь запалить тамь битвы пламя
И Русское святое знамя
Поставить смло на Балканъ.
. Глинка.
НЕТЛННЫЕ ГЛАЗА.
Восточный Апологъ.
(Изъ Хафиса).
Восточныйцарь, который славенъ былъ,
Когда его послдній часъ ударилъ,
За блага жизни сей Творца благаго славилъ
И такъ въ молитв говорилъ,
‘Везд — все — любящій! (*) Меня любилъ ты много,
Далъ царство славное и царствовалъ я долго,
И я любилъ народь и былъ враговъ гроза…
Теперь все кончилось, иду я къ разрушенью,
Всемощный, сдлай такъ: отдай всего истлнью,
Оставь нетлнными одни мои глаза:
Я жажду и молю еще увидть, Боже,
Останется ль по мн въ народ счастье тоже,
Пойдетъ ли вce своей уставленой чредой,
И будетъ ли мой сынъ, наслдникъ молодой,
И благъ и справедливъ, a больше милосерденъ,
Доступенъ нищему и сирот
И къ алтарямъ Твоимъ усерденъ!..’
Умоокъ, его мольба свершилась въ полнот,
Онъ весь истллъ, одни глаза его глядли,
И подданныхъ сердца къ нему благоговли!
. Глинка.
(*) Везд — все— любящій есть одно изъ именъ Божіхъ по еогоніи Зороастра.

‘Сверные цвты на 1827 годъ’

НЕПОНЯТНАЯ ВЕЩЬ.
Странная вещь!
Непонятная вещь!
Отъ чего человкъ такъ мятеженъ?
Отъ чего онъ грустятъ,
И душею болитъ,
Отъ чего такъ унылъ, безнадеженъ?
Странная вещь!
Непонятная вещь!
И въ тиши шалаша,
Суетятся душа,
И въ пустын онъ часто разстроенъ,
И богачъ, во властяхъ,
Въ тхъ же гибнетъ страстяхъ
И въ палашахъ, въ пирахъ неспокоенъ.
Странная вещь!
Непонятная вещь!
Зноя и холодъ въ крови,
Онъ алкаетъ любви,
И, въ мечтахъ, онъ, несытый, летаетъ
И желаетъ, желаетъ, желаетъ
Получилъ, что желалъ —
И задумчивымъ сталъ
И о чемъ-то еще воздыхаешь!..
Странная вещь!
Непонятная вещь!
едоръ Глинка.

Севрные цвты на 1831 год. СПб, 1830

ПОЭЗІЯ СЛАВЯНЪ

СБОРНИКЪ
ЛУЧШИХЪ ПОЭТИЧЕСКИХЪ ПРОИЗВЕДЕНІЙ
СЛАВЯНСКИХЪ НАРОДОВЪ

ВЪ ПЕРЕВОДАХЪ РУССКИХЪ ПИСАТЕЛЕЙ

ИЗДАВШІЙ ПОДЪ РЕДАКЦІЕЮ
НИК. ВАС. ГЕРБЕЛЯ

САНКТПЕТЕРБУРГЪ

1871

ПОДЪ ОКОШКОМЪ.
Ночь придетъ — знакомой мн
Обойдя дорожкой,
Запою я, въ тишин,
Подъ твоимъ окошкомъ:
‘Спи, мой ангелъ! Добрый сонъ!
Пусть тебя лелетъ онъ!
‘Будь онъ сладокъ, какъ твоя
Золотая младость!
Кто жь приснится? Если я —
Улыбнись, какъ радость!
Спи, мой ангелъ! Добрый сонъ!
Пусть тебя лелетъ онъ!’
. Глинка.
КЪ СИНЕМУ НЕБУ.
Синее небо! синее небо!
Алмазныя зазды!
Залягьте, утоньте,
Въ разкрытую душу,
Какъ тонете вы величаво
Въ хрустальномъ, глубокомъ поток!..
Ахъ! какъ бы я веселъ, ахъ! какъ бы я счастливъ
И радостенъ былъ,
Когда бъ я могъ слышать, когда бъ я могъ врить,
Что небо въ душ я ношу!
едоръ Глинка.

Севрные цвты на 1831 год. СПб, 1830

ПРИМТЫ.
Шумитъ! Напоръ воды у брега Волги силенъ:
Стрляетъ звонкій громъ! всю ночь кипитъ гроза!
Вчера былъ вой волковъ, свтились ихъ глаза,
Сегодня и вчера пугалъ насъ вщій филинъ,
Въ конюшн вздрогнулъ конь, протяжно выли псы…
Какъ долго тянутся безсонные часы!
Что значатъ эт вс недобрыя примты?
Он мучительны осиротлой мн!
Начну я постъ держать… и дамъ церквамъ обты:
Ахъ! живъ ли-то мой другъ за Рейномъ на войн?..
едоръ Глинка.

Севрные цвты на 1831 год. СПб, 1830

Собачка бднаго слпца (*).
(Романсъ).
Прохожій дай слпому ты!
Онъ въ нашемъ мір одинокой…
Не видитъ онъ, но съ высоты
Твои даръ увидитъ чье-то око.
Сироткой я къ нему пришла,
Меня вскормилъ убогій нищій:
И я, бдняжка, весела
Когда ему достану пищи!..
Ахъ! пожалйте старика!
Онъ часто день за ночь считаетъ…
Одна собачка бдняка
И къ людямъ водитъ и ласкаетъ!
Такъ пожалйте жъ вы его!
За друга я прошу, какъ знаю,
А я довольна: отъ него
Сыта крохами я бываю…
едоръ Глинка.
(*) На одномъ изъ Парижскихъ булеваровъ видали бднаго слпца, у котораго проводникомъ была — собачка. Кто-то добрый человкъ сочинилъ Романсъ (Le chien de l’Aveugle) и напечатавъ нсколько сотъ экземпляромъ онаго, подарилъ ихъ слпому. Проходящіе покупали листки, и это служило подаяніемъ бдному слпцу.

‘Сверная Пчела’, No 106, 1825

Пища души.
Душа конечно не желудокь:
Она не требуетъ котлетъ!
Ей ядъ — порокъ и предразсудокъ,
Ее питанье — правды свтъ!
Уборка комнаты.
Душа ость комната, а Нравственность — метла!
А наши Чувства суть окошки,
Дурные Помыслы — то комары и мошки!
Трудись чтобъ комната была чиста, свтла,
И прежде вымети — Лукавство,
Сломи упрямый нравъ: пустое выкинь — Чванство,
Для Суемудрія захлопни крпко дверь!—
Чуть станетъ въ комнат свтле,
Смотри, какъ станешь веселе,
Но помни все одно: любы и врь!
Плнъ и размнъ.
Я побужденъ — признаюся…
Ну что жъ? скорй ведите въ плнъ!
Я только одного боюся,
Чтобъ плннымъ не насталъ — размнъ!
Гордость.
Я гордыхъ страхъ какъ ненавижу!
Надутыхъ чванствомъ — ихъ не тронь:
Я признаюсь — прекрасенъ гордый конь,
Но въ людяхъ гордыхъ — я достоинства не вижу.
Моя глупость.
Я глупо дружбу сохраняю
И страхъ какъ глупо я люблю:
Вотъ почему и много я теряю
И много я терплю!
Судьба человка.
Жизнь наша — сонъ, а тло — колыбель,
А гробь — постель.
И въ сердц есть святое увренье,
Что будетъ — пробужденье!…
едоръ Глинка.

‘Сверная Пчела’, No 127, 1825

Къ портретамъ Русскихъ Полководцевъ (*).

(*) Писано въ Іюл сего года. Соч.

Мн случилось увидть собраніе портретовъ, писанныхъ кистію Г-на Дова, по Высочайшему повелнію. Рдкое сходство, сильная, широкая кисть и счастливый выборъ положенія для каждаго лица придаютъ большое достоинство симъ портретамъ, возбуждающимъ живйшее воспоминаніе о подлинникахъ.— Кажется, видишь ихъ въ минуту самыхъ подвиговъ, кажется, узнаешь и ту мстность, гд исполнялись дла, мн обстоятельства, которыя сопровождали исполненіе. Словомъ, при взгляд на портретъ лица, представляется, такъ сказать, и самый портретъ времени, въ которое оно было дйствующихъ.
Я думалъ: почему бы не описать перомъ того, что написано кистію, съ такою жъ, если можно, жизнію, простотою и картинностію, такъ много говорящею воображенію? Но краски для сего должны быть отечественныя, и слогъ, сколько можно боле, народный — но не простонародный: онъ долженъ особенно отличаться воинскимъ нарчіемъ и простодушіемъ, а боле всего быть слогомъ Русскимъ.
Я осмлился сдлать опытъ въ произведеніи піитическихъ портретовъ въ семъ род.— Черты времени, наиболе рзкія, совмстно съ какимъ ни будь особеннымъ подвигомъ и съ извстными качествами лица, составляютъ основаніе сихъ изображеній. Я старался, чтобъ слогъ былъ, такъ сказать, паноромическій, чтобъ описываемая эпоха имла свой народный цвтъ, и чтобъ: вс дйствующія лица двигались и говорили въ естественномъ порядк, но такъ, чтобъ все вводное относилось всегда къ одному главному.— Въ самомъ расказ, старался я сохранишь краски и живость, приличныя обстоятельствамъ, мстности и времени.— Въ числ первыхъ, коихъ лица начертаны искусною кистію Г. Дова, представилъ я изображеніе Генерала Графа Милорадовича, при которомъ началъ служить съ самыхъ молодыхъ лтъ. Впрочемъ въ семъ историческо- описательномъ род у меня заготовлено много разныхъ стихотвореній.
Суворовскій Генералъ.
Италія!.. Суворовъ… и герои…
Горятъ на Требіи кровопролитны бои!
И тамъ, гд Аннибалъ водилъ на Римъ полки
Изъ Африканской Карагены.
Съ нагайкой и съ копьемъ, Донскіе Казаки
И, съ береговъ далекой Лены.
Воюютъ мткіе Сибирскіе стрлки:
Все Павла Перваго солдаты.
Идутъ — и бьютъ французовъ къ гробъ.
Кого поцловалъ Суворовъ къ лобъ?
И говоритъ: ‘ты мой крылатый!’
— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —
Гористо!… ночь темна и не видать ни зги:
Везд бда самдругь съ преградой,
Скользятъ надъ пропастью не врные шаги
И — старыхъ гренадеръ съ отрядомъ,
Кто этотъ воинъ молодой?…
— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —
Свтаетъ!… ясно въ вышин!
И вотъ рка и мостъ въ огн,
И за ркой Францухски рати…
Но онъ, охотникъ нашъ до смлыхъ предпріятій,
Чрезъ мостъ, сквозь пламя, — на кон!
За нимъ и Апшеронцы слдомъ.
Впередъ!… Но врагъ внизу, а тутъ, стной гора!
И на спину весь полкъ! и внизъ летитъ… ура!
И возвращается къ Суворову — съ побдой…
— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —
Валахія … и славныя дла!
Въ монастыряхъ звонятъ въ колокола:
Купцы и Греки и Бояры
Везутъ, въ ущелья горъ, пожитки и товары…
Луна бжитъ на Христіанскій Крестъ!
Не полагаются на городскія стны,
Боятся Турокъ и измны:
Я узнаю тебя, смятенный Бухарестъ!…
Не плачь, прекрасная двица,
Богатаго бояра дочь!
Еще въ Дунай не погрузится ночь,
А ужъ твоя запразднуетъ столица…
И вотъ онъ здсь, самъ вождь передовой!
И Турокъ бсится — и стыдъ скрываетъ свой…
На чьей груди крестамъ нтъ больше мста?
Что жъ датъ ему?— Сказать: ‘спаситель Бухареста!’
— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —
Подъ Краснымъ городомъ краснются поля:
Французской кровію намокнула земля…
Что тамъ чуть видится, какъ дтскія игрушки?…
‘Они!.. Бей сборъ!… вставай!… Мерлинъ гд ваши пушки?
‘Конвой назадъ, впередъ стрлки!
‘Ребята — Павловцы! вонъ видите ль колонну?
‘Я вамъ ее дарю…. Впередь!— въ штыки!’…
Ужъ Ней не доведетъ подкопъ къ Наполеону!
Напрасно по лсамъ послалъ искать дорогъ…
Вс тутъ легли… и тутъ ихъ тлли кости:
Зачмъ вы къ намъ пришли, непрошенные гости?
Лиха у насъ зима! великъ нашъ Русскія Богъ!
Но кто средь натиска и крпкаго удара,
Въ жару войны, не вдалъ мести жара?
Кто и враговъ отъ гибели берегъ,
Кому Французъ далъ прозвище Баяра (*)?..
Се Милорадовичъ, другъ жизни боевой,
Гроза враговъ… и благодтель мой!
. Глинка.
(*) Баяръ получилъ названіе: рыцарь безъ страха и упрека.

‘Сверная Пчела’, No 154, 1825

Портреты Русскихъ Полководцевъ.

(Опытъ народной Русской Поэзіи).

Въ нумер 154 Сверной Пчелы, читатели видли, что портреты Русскихъ Генераловъ, писанные Г. Довомъ, подали мысль Автору къ описанію подвиговъ сихъ знаменитыхъ воиновъ. Авторъ желалъ народнымъ Русскимъ слогомъ представить главныя, рзкія черты изъ жизни и длъ Полководцевъ, прославившихъ отечество. Сій необыкновенные подвиги изображены Авторомъ въ отдльныхъ панорамическихъ картинахъ, отличающихся мстностью. Стихотворенія сіи написаны были въ Іюл прошлаго года, и сообщены намъ для напечатанія въ особенной книжк. По просьб нашей, Авторъ согласился на напечатаніе нкоторыхъ изъ сихъ народныхъ Русскихъ стихотвореній въ Сверной Пчел. Въ предисловіи своемъ Авторъ говоритъ: ‘Первый въ ряду произведеній Г. Дова, есть Тотъ, Кого въ качеств Военачальника, видли мы на чел полковъ нашихъ, и Кто въ высокомъ достоинств Монарха, удостоилъ насъ честью именоваться Его сослуживцами.’

Издатели.

Се Онъ.

I.

Въ Москв отозвалось. Звонитъ Иванъ Великій
И площадь Красная пестретъ и кипитъ,
Шумятъ, по улицамъ, торжественные клики…
Куда мужикъ, купецъ и дворянинъ спшитъ?
Въ старинныхъ теремахъ, въ Кремл для насъ священномъ,
Неколебимъ и твердъ, предсталъ съ смиреньемъ Онъ!
И людямъ Русскимъ ркъ: что, въ буйств дерзновенномъ,
Навелъ орду свою на Русь Наполеонъ….
И люди Русскіе, по Русски запылали
И малъ и старь — на брань!
Дтей и женъ за Волгу отсылали,
Съ двицъ и женъ жемчугъ — отчизн въ дань!
— — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

II.

Парижъ!… кипятъ и движутся Французы!
Везд толпа! везд народъ!
Съ Кавказскихъ Горъ и отъ Камчатскихъ водъ,
Полки невиданныхъ пришли расторгнуть узы,
(Въ которыхъ Францію, тридцатый годъ,
Держали дерзкіе, военные тираны)
И дать дламъ законный ходъ…
Но — Кто принесъ цлебныхъ Русскихъ водъ,
Чтобъ Франціи омыть дымящіяся раны?
За Кмъ пошли народы и Цари?
Кто за-Уральскаго привелъ Башкира,
Въ столицу модъ, въ столицу міра,
Гд онъ съ Француженкой ходилъ по Тюльери?
И Кто позволилъ, посл драки,
Чтобъ Черноморскіе Казаки
Свои коши, свои биваки
На Елиссейскія поставили поля?…
О Комъ разсказами полна земля?
И Кто сей Онъ, бжитъ, тайкомъ, отъ хвалъ и клика?
— — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

III.

Опять Парижъ!… Вотъ площадь Лудовика!
На Тульскихъ фабрикахъ каленые штыки,
Красиво свтятся въ Париж,
И хвалятся конемъ при-Донскіе полки,
И любопытныя Француженки, все ближе,
Кого спокойнаго тснятъ?
Кому цвты, Кому виватъ?
Кому рукоплесканье?
Молчу, пусть назоветъ позднйшее преданье
Пусть вки говорятъ…
— — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

IV.

Дымится ладаномъ кадило!
Славянскій слышится языкъ:
Благоговніе вс души освтило!
Постъ церковное ученыхъ пвчихъ ликъ,
Блестятъ глазетовыя ризы,
И сынъ Италіи, и Галлъ,
Полякъ и Сербъ и Камчадалъ,
Сыны Арминія и Цельтіи и Фризы,
И Парижанъ досужія толпы,
Глядятъ, какъ Русскіе почтенные Попы
Священно-действуютъ на площади народной…
Тамъ нкогда народъ киплъ,
И въ онмніи глядлъ.
Какъ палъ Бурбонъ — сынъ крови благородной
Маратовъ голосъ тамъ гремлъ
И тхъ временъ блистали великаны….
Чу! а теперь какіе барабаны,
Затмъ грмятъ на той же площади?
Прошелъ, какъ сказка, бунтъ, страстей утихла битва,
Приветъ въ устахъ, покой въ груди…
Въ Париж Русская читается молитва!
И Франція зоветъ на царство короля!
О Комъ бесдуетъ Французская земля?
Кто ввелъ насъ въ близкое съ Европою знакомство?
Молчу. Пусть говоритъ подробне потомство….
— — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

V.

Встаетъ…. оправилась изнывшая Москва!
Омыла славой раны…
Еще въ зол ея священная глава!
Но волки русскіе и враны
Въ тиши полей, въ глуши лсовъ,
Терзаютъ и клюютъ тла ея тла ея враговъ!…
Несутъ, везутъ по всмъ дорогамъ,
Желзо, хлбъ и лсъ:
Не вкъ гремитъ въ земл тревогамъ,
Ужъ ясенъ ликъ родныхъ небесъ.
Народъ въ Кремл, народъ въ Собор,
Звонятъ…. и Августинъ съ Крестомъ, въ поющемъ хор,
Средъ тысячи свчей и эмблемныхъ кадилъ,
Подъ вяньемъ святыхъ хоругвій, въ храмъ вступилъ
И — ‘Да воскреснетъ Богъ!’ — вступая возгласилъ….
Верхи церквей и древнихъ башенъ
И, въ селахъ, жатвы Русскихъ пашенъ.
Позолотилися опять:—
Несетъ домой знамена рать,
Бгутъ смотрть порядокъ ратный,
Какъ мрно полкъ и полкъ идетъ…
Кого жъ еще столица ждетъ?
И про Кого она поетъ:
‘Ты возвратился Благодатный!
. Глинка

‘Сверная Пчела’, No 2, 1826

Брату.

(С. П. Г.)

На перездъ его Валдайскихъ горъ.

Валдайскія крутыя горы,
Погодный лтній день,
И облаковъ позолоченныхъ тнь,
Дешевой радостью богато тшатъ взоры…..
Зачмъ же, другъ, роскошные уборы:
Паркетъ и штофъ, и зеркала,
И лакомство страстей и лакомство стола?
Хвала Всевышнему, Зиждителю хвала!
Онъ солнце свтлое для всхъ повсилъ.
На кругломъ купол небесъ,
Для всхъ открылъ луга и выростилъ свой лсъ,
И въ душу всякому Онъ ркъ: ‘будь веселъ!’
Послушемъ…. Исполнимъ сердца долгъ
И тише станутъ наши груди:
Зачмъ намъ то, что выдумали люди?
Будь нашимъ то, что сдлалъ Богъ!
едоръ Глинка.

МОЛИТВА

Мадагаскарскаго Негра.

Будь благъ ко мн, о вчный Боже!
Я здсь минутный гость, — я рабъ!
Ты безконеченъ — я ничтоженъ,
Всесиленъ Ты — я нищъ и слабъ!
Ты жизни Царь — я дань гробниц
Ты весь во свт, — я въ темниц!
Чтобъ щедрить всхъ — Ты благъ на то:
Ты всемогущь, — а я ничто!
едоръ Глинка.

‘Сверная Пчела’, No 14, 1826

Грхъ и стыдно.

Бывало знали мою: грхъ,
И часто говорили: ‘стыдно!’
И я ссылаюся на всхъ,
Что въ томъ бывало — то, что грхъ,
И то, за что бываешь стыдно,
Гораздо рже было видно…
Теперь скажи, хоть въ шутку: ‘грхъ!’
Какъ разъ взорвутъ тебя на смхъ!…
Теперь чувствительно, и колко и обидно, —
Но никому почти ужъ ни гршно, ни стыдно…

Повсть.

Боля недугомъ соблазновъ и тревогъ,
Зачмъ ты говоришь: ‘меня караетъ Богъ!
‘Онъ искушеніе послалъ мн и напасти?’…
Твой Богъ есть Богъ любви! Тебя караютъ страсти:
Ты самъ ихъ воскормилъ! И вотъ сіи зміи,
Сіи питомицы любимыя твои,
Въ гнзд своемъ,— въ груди твоей — пируютъ….
И чувства пылкія, желаньемъ воспалясь,
Противу разума бунтуютъ…
И рушится святая связь
У духа и души, и нмотствуетъ совстъ,
И въ голов твоей ужъ больше не свтло!
И тутъ-то съ хитростью иль нагло входитъ зло…
Вотъ сокращенная паденій нашихъ повсть!

Горе и счастье.

Грызетъ, но укрпляетъ горе!
Не такъ, какъ съ счастьемъ, съ нимъ уладишь какъ нибудь!
Мы можемъ переплыть и бдъ и скорби море,
И — въ ложк счастья утопать!

Правила.

1.

Собой другихъ не заслонять,
Въ длахъ другихъ не поперечить,
Въ словахъ своихъ не пусторчить,
И никого не осуждать….

2.

О слабостяхъ людей молчи!
О добродтеляхъ — кричи!

Что значить этотъ вздохъ?

(А. А. Н.)

Когда я мраченъ былъ, мою примтя муку,
Ты сдлалъ мн добро…. Твою я стиснулъ руку
И сладко воздохнулъ, что значитъ этотъ вздохъ?
Объ этомъ знаетъ Богъ!
. Глинка

‘Сверная Пчела’, No 19, 1826

ТЕПЛО И СТУЖА.

Солнце землю гретъ,
Втеръ земю студитъ:
Солнце — милость Божья,
Втеръ — наши ссоры:
Между двухь мы ходимъ,
Но боле зябнемъ
Отслонясь отъ соінца,
Отдаваясь втру……
Прекрался втеръ,
Всё бы солнце грло,
Все бъ играло сердце,
Все бъ въ душ свтлло!…..
Но мы какъ-то любимъ
Втеръ да ненастье,
И безщадно губимъ
И себя и счастье.
Если бы на солнц
Чаще мы бывали,
Разогртымъ сердцемъ
Рже бы хворали!
Но въ холодномъ вк,
Блещущемъ полудой,
Сердц въ человк
Всё больно простудой!….
. Глинка.

Звздочка, журналъ для дтей старшаго возраста. Выпускъ XXVIII, СПб, 1848

Хозяйка.

Какъ я люблю тебя, хозяйка!
Какъ тонокъ сонъ твой, чутокъ слухъ!
Едва заголосилъ птухъ,
Ты говоришь своимъ: ‘вставай-ка!’
И будишь малыхъ и большихъ.
Ночникъ въ изб, къ Икон свчка,
Пылаетъ радугами печка,
И въ золотымъ рукахъ твоихъ
Все ладится, все такъ клеится!
Все прибрано въ дому давно,
И ужъ вертлявое вертится
Въ твоихъ перстахъ веретено?
Разсвтъ! опять иные сборы.
Вотъ, сквозь морозные узоры,
Глядится солнышко въ стекло:
‘Гляди къ намъ, красное, свтло!
‘Мы люди добрые, простые,
‘Не обижаемъ никого,
‘Не намъ хоромы золотые:
‘Что есть — довольно намъ того!’
Но вотъ протяжно зазвенло:
Обдня!— Колоколъ зоветъ!
И всякой, покидая дло.
Ко Храму Божію идетъ…
Какъ вы свжи, какъ вы румяны,
Жильцы залсныхъ деревень!
Для васъ невдомы романы
И дряхлость чувствъ и сердца лнь.
И пресыщенье ледяное.
Увы! у насъ совсмъ иное
Въ угарныхъ нашихъ городахъ!
Мы, страстнымъ разгораясь зноемъ,
Грустимъ, томимся, сохнемъ, ноемъ:
Мы старцы въ молодыхъ годахъ!…
едоръ Глинка.

‘Сверная Пчела’, No 25, 1826

——

Перемна.

Розалія! я помню васъ,
Когда вы были такъ прелестны!
Когда какой то свтъ небесный
Сіялъ изъ вашихъ синихъ глазъ!
И помню колдовство улыбки
И вашъ возвышенный и гибкій.
Какъ будто окрыленный стань!
И ваши крошечныя ножки,
И локонъ темный, какъ каштанъ,,
Бывало въ рощи нтъ дорожки,
Гдбъ вамъ побыть не удалось,
Вы такъ легки и милы были!
Вкругъ васъ какое то лилось
Очарованье, вы любили
Пріятность псней не земныхъ,
Стихи Жуковскаго читали,
И въ дтскихъ замыслахъ своихъ
Вы замки въ воздух лазурномъ созидали!
Теперь Розалія совсмъ не такова:
Жена откупщика, ты: страхъ разбогатла!
Твои широкіе, по мод, рукава,
И шаль, и полнота упитаннаго тла,
На голов искуственный цвтникъ
И на смиреннаго супруга рзкій крикъ —
Все скажетъ: ты не — ты, съ тхъ поръ какъ съ милліономъ,
Въ теб и на теб, что было все не такъ!
Гд книги? гд мечты? ты вчно за бостономъ,
За взятки ссоришься — и нюхаешь табакъ!…
. Глинка.

‘Дамскій Журналъ’, No 26, 1831

Кто Сей? (*)

(Опытъ народной Русской Поэзіи.)

(*) Въ нумерахъ 154 (1825) и 2-мъ (1826) Сверной Пчелы помщены стихотворенія, къ коимъ мысль подали портреты, писанные Г. Дономъ. Мысль къ стихотворенію: ‘Кто Сей?’ подалъ эстампъ, гравированный съ портрета, писаннаго тмъ же Художникомъ.
Кто Сей?.. На ласковыхъ устахъ
Душа — въ сіяніи улыбки,
И здравый, свтлый умъ покоится въ очахъ,
Осанкой рыцаря Онъ, величественный, гибкій.
Равно послушливы Ему
И Царскій скиптръ и боевая шпага:
Въ лицъ и въ поступи ршимость и отвага,
И видно, что всегда высокому уму
Покорны въ Немъ порывъ и пылкія движенья.
Ему дано, въ судьбахъ высокихъ Провиднья,
Народовъ покорить сердца,
Взять души въ плнъ — благоволеньемъ,
И дивнымъ самоотверженьемъ
Стать выше Царскаго внца…
На чьи могущія, по юныя panes*
Все бремя царственной заботы налегло?
Кого привтствуютъ развитыя знамена
Съ знакомымъ намъ отъ Праддовъ орломъ?
Кто цлый день въ трудахъ и въ доблестной работ,
Готовитъ счастіе родной своей стран?
То въ зной и въ пыль и въ благородномъ пот,
Среди кипящихъ войскъ летаетъ на кон,
То, чуткій къ голосу вдовицы,
Доступный нищему и сирот,
Читаетъ… слушаетъ… и, не смотря на лицы,
Какъ Пращуръ Петръ, дружитъ, по сердцу, правот,
И при звзд и очной томитъ надъ дломъ очи,
И тломъ утомленъ, но сердцемъ бодръ и радъ,
Заботливый отецъ, въ тиши глубокой ночи,
Идетъ благословитъ, во сн, младенцевъ чадъ…

* * *

Москва живетъ, Москва шумитъ,
Весь градъ, какъ брачный домъ, веселіемъ блеститъ,
И поднялъ старецъ Кремль главу свою сдую!…
Кого пвцы желаютъ пть?
Сто-тысячной толпой, кого бгутъ глядть?..
Какъ Божьихъ Ангеловъ, чету младую
Встрчаетъ древній градъ Царицу и Царя,
Какъ сынъ отца, какъ другъ встрчаетъ друга,
Спшитъ къ народу Царь съ Нимъ Матерь и Супруга
Свтла, какъ ранняя надъ Волгою заря:
Вкругъ терній царственной судьбины
Она какъ роза обвилась….
Прекрасны на Москв веселія картины!
И блокаменная вся стеклась,
Какъ добрая семья, на сладкій голосъ отчій —
Вс сорокъ-сороковъ церквей (*)
Звонятъ.— Не видно дня въ густыхъ толпахъ людей,
И отъ безчетности узорчатыхъ огней
Не стало надъ Москвою ночи!…

* * *

Чье имя затвердилъ Остякъ на бг лыжъ?
На гребн страшныхъ скалъ, безтрепетный Чеченецъ,
Едва лепечущій младенецъ,
И дважды видвшій Парижъ
Россійскій гренадеръ, Калмыкъ и витяз Дона?…
Кому Имперіи Корона?
(Горитъ безцнный въ ней алмазъ!)
Кому, въ торжественный помазанія часъ,
Благословеннаго Порфира?…

* * *

Въ Камчатк ворожитъ Шаманъ,
Гадаютъ на степяхъ, Орды Киргизскихъ странъ:
Каковъ сей будетъ Царь — средь битвъ и въ лож мира?
И говоритъ предчувствіе сердецъ:
Онъ будетъ Русскій Царь — и Русскимъ Царь-Отецъ!
Какъ Государь — любимъ народомъ,
Любимъ людьми — какъ человкъ,
Онъ въ храмъ безсмертія пойдетъ надежнымъ ходомъ,
И дастъ Россіи новый вкъ.
Незыбкой правды на граниты
Поставитъ Онъ незыблемый законъ,
Предъ Богомъ я людьми открытый,
Свои дла, Свой судъ вкамъ покажетъ Онъ!
На стражу — зоркій умъ, духъ твердый — намъ въ ограду,
И проведетъ нашъ челнъ сквозь бури и грозу:
Все намъ, Себ жъ возьметъ, за вс труды, въ награду —
Молитву сироты и нищаго слезу!’…
О комъ сіи слова, сей откликъ повторяю?—
Но, на часахъ судьбы, пробилъ священный часъ:
Воскликнулъ старъ и малъ, и дружный Россовъ гласъ
Гремитъ: ‘ура! ура! Монарху Николаю.’
. Глинка.
(*) Такъ считали встарину число Храмовъ Божіихъ въ Москв.

‘Сверная Пчела’, No 146, 1826

Нетлнные глаза.

Восточный Аппологъ.

(Изъ Гафиза).

Восточный Царь, который славенъ былъ,
Когда его послдній часъ ударилъ,
За блага жизни сей, Творца благаго славилъ,
И такъ въ молитв говорилъ:
Везд-вселюбящій *)! меня любилъ Ты много.
Далъ царство славное, и царствовалъ я долго —
И я любилъ народъ, и былъ враговъ гроза…..
Теперь все кончилось, иду я къ разрушенью.
Всемощный! сдлай такъ, отдай всего истлнью,
Оставь нетлнными одни мои глаза:
Я жажду, я молю еще увидть, Боже!
Останется ль по мн въ народ счастье тоже…..
Пойдетъ ли вс своей уставленной чредой,
И будетъ ли мой сынъ, наслдникъ молодой,
И благъ и справедливъ, а паче милосерденъ,
Доступенъ нищему и сирот,
И къ Алтарямъ Твоимъ усерденъ!’
Умолкъ, его мольба свершилась въ полнот:
Онъ весь истллъ, одни глаза его глядли
И подданныхъ сердца къ нему благоговли!…
. Г.
(*) Одно изъ именъ Божіихъ по еогоніи Зороастра.

‘Сверная Пчела’, No 67, 1827

Безмолвное краснорчіе.

(Анекдотъ.)

При мн къ покойнику П—му,
Печальный юноша предсталъ,
И голосомъ страдальца иззяснялъ.
Какъ разныхъ случаевъ по сочетаньью злому,
Онъ счастье юности и радость потерялъ:
‘Меня покинулъ тотъ, я разобиженъ въ этомъ,
‘Я сирота! Я брошенъ цлымъ свтомъ!
‘Къ кому прибгнуть?’ такъ въ слезахъ онъ восклицалъ.
Почтенный старецъ все молчалъ!
Но выслушавъ — рукой на небо указалъ!…..

Наука.

Какъ и шахматы играть, такъ въ свт должно жить:
И чтобъ хожденіе твое къ немъ было прочно.
Смотри, чтобъ съ умысломъ — и даже ненарочно —
На клточку чужую не ступить.
. Г.

‘Сверная Пчела’, No 90, 1827

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека