Ф. Н. ГЛИНКА
Стихотворения
26. В. А. ЖУКОВСКОМУ
27. ПРИГЛАШЕНИЕ НА ПРИЕЗД
В. А. ЖУКОВСКОГО В МОСКВУ
28. РЕЙН И МОСКВА
Ф. H. ГЛИНКА
——
——
Мальчик в лаптях и нагольном тулупе.
Мальчик в лаптях и нагольном тулупе.
Стихотворения, Глинка Федор Николаевич, Год: 1841
Время на прочтение: 6 минут(ы)
В. А. Жуковский в воспоминаниях современников.
М.: Наука, Школа ‘Языки русской культуры’, 1999.
С прелестною душой, Поэт у нас известный!
Ты в храм бессмертия поставил целый ряд
Красами чудными блистающих баллад:Т
Твои стихи легки и полновесны!
<1825>
Собирайтеся, поэты!
Стройте лиры и сердца,
Сыпьте розы и куплеты
На любимого Певца:
На Певца, что в шуме битвы
Год великий наш воспел,
Год страданий, год молитвы,
Год заветных русских дел.
Наш Певец был в грозных драках,
Был бойцом в войне святой
И коптился на биваках
С лирой звонко-золотой.
И усатые гусары,
И железный кирасир,
И посадские, и бэры,
Весь крещеный русский мир,
Гимн Певца в устах носили
И читали и твердили
Барда Руси звонкий стих!..
Одинокий, в дворском шуме
Тихой он звездой сиял
И чего-то в тайной думе,
В думе сердца пожелал…
Нет блаженства в наших славах,
В буревой игре страстей,
В раззолоченных забавах,
Под полудою честей!
У широкой, у далекой
Европейския реки
Ты найдешь, Певец высокой,
То пожатие руки
И ту прелесть поцелуя,
От которого, тоскуя,
Загораются сердца!
Собирайтесь же, поэты!
Сыпьте розы и куплеты
На любимого Певца!..
1841
Я унесен прекрасною мечтой,
И в воздухе душисто-тиховейном,
В стране, где грозд янтарно-золотой,
Я узнаю себя над Рейном.
В его стекле так тихи небеса!
Его брега — расписанные рамки.
Бегут по нем рядами паруса,
Глядят в него береговые замки,
И эхо гор разносит голоса!
Старинные мне слышатся напевы,
У пристаней кипит народ,
По виноградникам порхает хоровод,
И слышу я, поют про старый Рейн девы.
‘Наш Рейн, наш Рейн красив и богат!
Над Рейном блестят города!
И с башнями замки, и много палат,
И сладкая в Рейне вода!..
И пурпуром блещут на Рейне брега:
То наш дорогой виноград,
И шелком одеты при Рейне луга:
Наш рейнский берег — Германии сад!
И славится дева на Рейне красой,
И юноша смотрит бодрей!
О, мчись же, наш Рейн, серебрясь полосой,
До синих, до синих морей!..’
Но чье чело средь праздничного шума,
Когда та песня пронеслась,
Подернула пролетной тенью дума
И в ком тоска по родине зажглась?..
Он счастлив, он блажен с невестой молодою,
Он празднует прекрасный в жизни миг,
Но вспомнил что-то он над рейнской водою…
‘Прекрасен Рейн твой и тих
(Невесте говорит жених),
Прекрасен он — и счастлив я тобою,
Когда в моей дрожит твоя рука,
Но от тебя, мой юный друг, не скрою,
Что мне, на севере, милей одна река:
Там родина моя, там жил я, бывши молод,
Над бедной той рекой стоит богатый город,
По нем подчас во мне тоска!
В том городе есть башни-исполины!
Как я люблю его картины,
В которых с роскошью ковров
Одеты склоны всех семи холмов —
Садами, замками и лесом из домов!..
Таков он, город наш стохрамый, стопалатный!
Чего там нет, в Москве, для взора необъятной?..
Базары, площади и целые поля
Пестреются кругом высокого Кремля!
А этот Кремль, весь золотом одетый,
Весь звук, когда его поют колокола,
Поэтом для тебя не чуждым Кремль воспетый
Есть колыбель Орла
Из царственной семьи великой!
Не верь, что говорит в чужих устах молва,
Что будто север наш такой пустынный, дикой!..
Увидишь, какова Москва,
Москва — святой Руси и сердце и глава! —
И не покинешь ты ее из доброй воли:
Там и в мороз тебя пригреют, угостят,
И ты полюбишь наш старинный русский град,
Откушав русской хлеба-соли!..’
1841
26. Новости литературы. 1825. Кн. 14. С. 186.
27. Совр. 1841. Т. 23. С. 161—163. О пребывании Жуковского в Москве и оказанном ему приеме см. воспоминания М. А. Дмитриева в наст. изд.
28. Москв. 1841. No 7. С. 7—9, с пометой: ’23 февраля’. Поводом к написанию стихотворения явился отъезд Жуковского в Германию в связи с предстоящей женитьбой на Е. Рейтерн.
Чувство Русского, при наступлении 1826 года
Прошёл для Россов тяжкий год,
От Волги до Двины — тоска, плачевны клики:
Почил наш Александр, в царях земных великий!
Ещё не отстонал по Нём Его народ,
И к мёртвому живой любовию пылая…
Но Бог возвёл младого Николая
На древний трон его Отцев!
И прояснил он наших душ унылость:
Привет в Его устах, в Его душе — любовь,
И на челе, как день, светлеет Милость!..
Мы кинемся, обнимем Твой алтарь,
О Русский Бог! Ты слышишь глас смиренных:
Да будут от Твоих щедрот благословенны
И Новый год и Новый Царь!
‘Северная Пчела’, No 152, 1825
Слова Адоная (Господа) к мечу.
Исайя. Гл. 34, 65 — 66.
Сверкай, Мой меч! Играй, Мой меч!
Лети, губи, как змей крылатый,
Пируй, гуляй в раздолье сеч!
Щиты их в прах! В осколки латы!
Ступай, Моя нетленна сталь!
Дроби их грудь, сердца их жаль:
Они пред Богом виноваты,
Спеши и жадно пожирай
Их сёла, храмы и палаты:
Грози, рази, пронзай, карай,
Из жадных уст лей огнь и горе!
Обезобразь лицо земли,
Они к волнам — кидайся в море,
Хватай и бей их корабли!
Забыли Божии глаголы,
Бегут за прелестью мечты,
И океаном суеты,
Несутся от Меня далёко…
Но зорко молнийное око
За ними следует Моё:
Им страшно, душно… Их тревожит,
Гнетёт их, угрызает, гложет,
Моё незримое копьё!
Нечестия, разврата дети!
Горят за вами города!
Как коршун, гонит вас беда,
И гонит вас — в Мои же сети!..
Я здесь, как был Я прежде там!
Гляжу Я прямо в очи вам:
В них страх, тоска, заботы, муки —
Вы от Меня? Ко Мне же в руки!
Неверный, непокорный род!
Строптивый, жадный и лукавый
Весь мир на суд тебя зовёт:
Презрел ты вечные уставы
Природы верной и Творца,
Ты запустил свои сердца,
Как тернием густые нивы:
Всё бури мыслей горделивых,
Всё он, ретивый, буйный дух,
В сердцах внедрившийся весёлых,
Волнует грады, губит сёла…
И вот уже устал Мой слух
Внимать нескладный лепет жалоб:
И двух вселенных было мало б
Для ненасытных сих детей,
Поклонников слепого рока,
Сих сотрапезников страстей,
Греха и смерти, и порока…
Играй, Мой меч! Блистай, Мой меч,
Своею сущностью трёхгранной,
Гонись за ними в бурю сеч
И в тишину, и в вихрь бранный.
1832 г.
* * *
Дружно артель рыбаков боролась средь Белого моря,
В море, где зимнего льда неслись ещё горы. Весна,
Щурясь, глядела чуть-чуть сквозь тальник и низёхонький ельник.
Кое-где мурава появлялась на тундрах. Олени
Лесом бегучим, рогатым носились по ним всё…
Ловит артель рыбаков и моржей, и тюленей, дивуясь,
Как из ноздрей своих кит мечет высоко, на воздух,
Башнями влагу. Ночь звёзды, горящие жаром,
В море холодном купает. При этом на мшистом пригорке
Мальчик в лаптях и нагольном тулупе думает думу:
‘Как это, Господи Боже? Откуда явилось всё это?
Солнце идёт и заходит! Зори в свой час зажигают
Алые свечи свои! В море всё льдины трещат
И громадами к берегу бьются.
Кто это всё так устроил? Как бы хотел я узнать
О порядках земных и небесных!
Господи Боже! Недаром вложил ты мне в детское сердце
Жажду ведать и знать, выследить и разумно,
Опытным глазом, глядеть на людей и на чудный твой мир поднебесный’!
Мальчик в лаптях и в нагольном тулупе так думал у моря
И про себя говорил: ‘На Москве есть колодезь, сказали,
Чудной какой-то воды… Выпьешь, и вдруг пред тобою
Вскроется всё! Небеса тайны поведают, книги
Прошлых веков распахнутся, — а ведь всё от воды той предивной.
Воду же дедушка ( дьячок, научивший Мишу грамоте, а не его родной дед) ту называл мне наукой.
Что ж? Была не была! Побегу я туда за обозом’!..
* * *
Был доклад, на Москве, отцу ректору в академии:
‘ Мальчик в лаптях и в нагольном тулупе явился и просит,
Просит и молит слёзно принять его в классы учащих.
Нищий не просит так хлеба, как он просит науки и знанья’.
Принят! Вошёл он туда, — мальчик в лаптях и в тулупе, —
Вышел оттуда уж муж в сапогах и в почётном кафтане!
* * *