Стихотворения, Цетлин Михаил Осипович, Год: 1939

 
 Амари Стихотворения --------------------------------------------------------------------------- 'Мы жили тогда на планете другой...': Антология поэзии русского зарубежья. 1920-1990: В 4 кн. Кн. 1 М., 'Московский рабочий', 1995. --------------------------------------------------------------------------- Кровь на снегу (Стихи о декабристах) Николай I В Государственном Совете Бунт Бегство Прогулка Николая I Возвращенье Дополнения Чехову Из цикла 'Возвращение' 'Не все ли равно мне, где жить и томиться...' 'И вот опять, и вот опять мы здесь, в Москве, с тобой...' 'Как странно полиняли...' КРОВЬ НА СНЕГУ (Стихи о декабристах) НИКОЛАЙ I Как медленно течет по жилам кровь, Как холодно-неторопливо. Не высекала искр в душе твоей любовь: Ты как кремень, и нет огнива! Как вяло тянутся холодной прозой дни: Ни слов, ни мук, ни слез, ни страсти. Душа полна одним, знакомым искони, Холодным сладострастьем власти. Повсюду в зеркалах красивое лицо И стан величественно стройный. Упругой воли узкое кольцо Смиряет нервов трепет беспокойный. Но все ж порою сон медлительный души Прорежет их внезапный скрежет, Как будто мышь грызет, скребет в ночной тиши Иль кто-то по стеклу визгливо режет. В ГОСУДАРСТВЕННОМ СОВЕТЕ На кафедре высокий молодой человек Громко, не подымая тяжелых век, Читает. На бумагу падает бледный свет, И вокруг Государственный Совет Благоговейно внимает Всей своей верной легавой душой, Как хозяину преданный пес большой, В слуховые трубки И в трубочки рук Впитывая, как губки, Каждый звук. Устами, глазами Пьют слова. Лысыми и блестящими лбами, От краски зелеными волосами, Порами явных и тайных морщин Внемлют, слышат, Дышат едва, И громкий голос, Благодатный ветр высочайших слов, Еле колышет Перезрелый колос Старческих отяжелевших голов. Слились все: Лопухин в своей пышной красе, Великолепный вельможа, И мумия юноши, вставшая с ложа, - Оленин с мальчишеским древним лицом, Граф Литта с мальтийским крестом, Наивный и седокудрый Карамзин, и Сперанский мудрый, Князь Куракин и Кочубей, И маленький буффа - Голицын. Не разберешь, хоть убей, Где виги, где тори - Все лица Слились в одно. И оно С блаженством во взоре В некое светоносное море Погружено. 'Ангелом я покойным дышу, Пусть он мне предводительствует, Но можем ли мы рисковать Положением государства, Этого обожаемого отечества? Я исполняю свой долг. Присягну, как первый верноподданный Брату и моему Государю'. В ответ На слов превыспренних ворох С блаженной тоскою во взорах Шептали ему верноподданно - слабое 'нет!'. БУНТ Буйность воскликновений, Звоны копыт о лед, Гуды и гул борений, Камней разгульный лет. Это свободы Гений Толпы мутит, мятет. Всюду водовороты, Лопнул упругий кран. В весе полен - полеты, В грузе бревна - таран. Богом был царь. Но что-то Сдвинулось. Он - тиран! Зверь, отхлебнувший крови, И захлебнется в ней. Гончую ль остановишь Свору ночных страстей? Вихорь безумья, внове Веяньем вольным вей! Миг - и в щепах плотина, Вал все препоны снес. Вот ниспадет лавина, Вот запоет хаос. Миг... Вдруг хлыст господина! Зверь заскулил, как пес. Тщетно борись с волнами, Дно нащупывай, шарь... Ничего под ногами, - Тонешь ты, русский царь! Вдруг барабан и знамя Твердо идут, как встарь. Преображенский, первый Близится батальон. Царские крепнут нервы, Выпрямляется трон. О, воистину первый В мире всём батальон! Словно Урала скалы Или Невы гранит, Синяя сталь сверкала. Что за волшебный вид! Щурится зверь, оскалы Морды, визжит, бежит. Громче 'ура', солдаты, Слуги, друзья, рабы! Самодержавье свято И тяжелей судьбы. Дружно 'ура', ребята, Шире крестите лбы. Вам же года неволи Ваши несут штыки. Бунту безумной голи Окрик, прицел, клыки! В буйном ты, Русь, камзоле Цепи тоски влеки. Вашим же детям цепи И подневольный труд. Эх, широки вы, степи, Буйных разгулов гуд! Против себя же крепи Выстрой, о русский люд! БЕГСТВО Бежали... Дул сырой морской Ветер с такой тоской... Стреляли. Неслась картечь, Как порывы сырого ветра, И пушек извергали черные недра Смерти смерч. Чрез полыньи и крови лужи Вел по Неве свой нестройный взвод Бестужев. Ядра ломали лед. Рылеев, В серой толпе затерявшись, бежал, Звал, рукой безнадежно махал: 'Смелее!..' И Кюхельбекер, бедная Кюхля, Рыхлая рохля, шлепал по снегу Ногами, обутыми в слишком широкие туфли, И еще верил в победу. Юный Одоевский Тоже кричал и тоже бежал. Боже, не праздник, не светлый бал... Где скроешься?! На перекрестке Булатов Думал: 'Не с ними ли светлая смерть, Близкое небо, ясная твердь, Твердая смерть солдата?..' И слыша, как бухают пушки, Князь Трубецкой С смертной тоской Зарылся лицом в подушки. И ежась от боли И нервно смеясь, Бедный Князь, Вождь поневоле, Как будто попавши во фраке в грязь, Морщился, корчился, весь виясь, Брезгливо, бессильно и думал: 'Доколе, доколе, доколе?..' И серые, сирые, Пошедшие вслед командирам, Вслед офицерам, С слепою верой Солдаты Бежали, как стадо, Ибо не знали, Что делать им надо, За что умирать. Они, прогнавшие Наполеона, Бежали с воем, визгом и стоном, Русской свободы бессильная рать. 'Эй, Фадеич, Дай тебе подсоблю, У тебя колено в крови!' Нет, не избегнуть смерти иль плена... Кто там, - враги иль свои?.. ПРОГУЛКА НИКОЛАЯ I Пристегнувши шнурками полость, Запахнувши крепче шинель, Он летит - и в душе веселость, Веет ветер, крепкий, как хмель. Иногда от быстрого бега, Из-под легких конских копыт, Мягко белыми комьями снега На мгновенье глаза слепит. Мчатся сани стрелой прямою, А вкруг них снежинок игра, Опушающих белой каймою Темно-серый город Петра. Николай, изящный, высокий, Неподвижно прямой сидит, И любовно царское око Созерцает знакомый вид: Дали ровны, улицы прямы, И мундиры застегнуты все, Дальней крепости панорама В величавой стынет красе. Дали ровны, улицы прямы... Что страшней, прекрасней, скучней. Чем создание воли упрямой Напряженных петровских дней? Дали ровны, улицы прямы, Снег блестит, простор серебря. О какая прекрасная рама К величавой фигуре царя! ВОЗВРАЩЕНЬЕ Басаргин возвращался из далекой Сибири, Басаргин возвращался и прощался, И мыслию к тем, кого в этом мире Не увидит уж больше, - обращался: 'Там в Иркутске лежит Трубецкая Каташа (Этим ласковым именем звать я Смею Вас, утешенье и радость наша, Мы ведь были Вам близки, как братья!), Сколько милой, улыбчивой, ласковой силы, Простоты, обаяния, воли... Бог ей не дал спокойно дойти до могилы И взыскал испытанием боли. Кюхельбекер, увы, не дождался славы, А желал ее с страстной тоскою. Снег зимою, а летом высокие травы... Не прочтешь, кто лежит под доскою! И читатель тебя никогда не узнает, Бедный рыцарь словесности русской. Только друг с улыбкой порой вспоминает Этот профиль нелепый и узкий. И на том же кладбище, где спит Кюхельбекер, Тоже немец и тоже - божий, Фердинанд Богданович Вольф, штаб-лекарь, Бедный прах твой покоится тоже. А Ивашевы, близкие сердцу, родные, Те в Туринске спят непробудно. Оба милые, оба простые, земные, Обреченные жизни трудной. После родов в горячке скончалась Камилла, И день в день через год мой Вася. С ними все ушло, что мне было мило, Холостяцкую жизнь мою крася'. Над могилами долгие, долгие ночи, Над могилами белые зимы, Над могилами летние зори короче, Чем огнистые зимние дымы. И, как птица, душа и реет, и вьется Над гнездом, единственным в мире. И быстрее, чем тройка на запад несется, Мчится сердце к кладбищам Сибири. АМАРИ (наст. имя и фамилия Михаил Осипович Цетлин, 1882-1945). С 1906 г. длительное время жил вне России. Временно вернулся на родину в 1918 г., во время гражданской войны оказался в Одессе, в 1919 г. эмигрировал. Поселившись в Париже, принимал деятельное участие в издании журнала 'Современные записки', вел в нем отдел поэзии. Дом Амари литераторы парижской эмиграции называли 'штабом 'Современных записок'. Во время второй мировой войны (в 1940 г.) Цетлину удалось уехать в США, где он основал 'Новый журнал', явившийся как бы продолжением 'Современных записок'. Амари-Цетлин и другой основатель журнала - М. А. Алданов были его первыми редакторами. По свидетельству Р. Гуля, 'в 1945 году смерть прервала работу М. О. Цетлина над 11-й книгой журнала. До последней минуты, уже тяжело больной, в постели, Цетлин все еще редактировал рукописи, читал корректуру. И один из ближайших его друзей говорил: 'Если бы М. О. отказался от этой своей работы, он, вероятно, умер бы раньше, только эта работа его и поддерживала'. Амари принадлежат две книги прозы: 'Декабристы' и 'Пятеро и другие' (монография о композиторах 'могучей кучки'). Стихи Амари напечатаны в антологиях 'Якорь' и 'На Западе'. В нашем издании Амари представлен стихами из последней книги. БИБЛИОГРАФИЯ: 'Лирика' (Париж, 1912), 'Глухие слова' (Париж, 1916), 'Призрачные тени' (Париж - Москва, 1920, два издания), 'Кровь на снегу' (Париж, 'Дом книги', 1939). В Государственном Совете. Оленин Алексей Николаевич (1763-1843) - писатель, археолог, художник. С 1811 г. директор Публичной библиотеки, с 1817-го президент Академии художеств. Однако не исключено, что речь идет о его сыне Алексее, члене 'Союза Благоденствия'. Граф Литта Юлий Помпеевич (1763-1839) - посол Мальтийского ордена при русском императорском дворе, позднее обер-камергер, член Государственного совета. Князь Куракин Александр Борисович (1752-1818) - русский дипломат, в 1796-1802 гг. вице-канцлер, президент Коллегии иностранных дел. Голицын Александр Николаевич, князь (1773-1844) - русский государственный деятель, с 1803 г. обер-прокурор Синода, в 1817-1824 гг. - министр народного просвещения и духовных дел. --------------------------------------------------------------------------- Первопрестольная: далекая и близкая: Москва и москвичи в поэзии рус. эмиграции М., 'Русскiи Мiръ', 2005. (Большая Московская Библиотека) --------------------------------------------------------------------------- Амари Чехову 1 Как исследил сердца людские, Ты нежный, тихий человек, Всепроникавшим взором Вия, Не поднимая кротких век? 2 Я хотел бы вернуться, о Боже мой! Я хотел бы еще вернуться домой. И увидеть Московский Монастырь, Где схоронен он... И поля... И ширь... ИЗ ЦИКЛА 'ВОЗВРАЩЕНИЕ' 1 Не все ли равно мне, где жить и томиться Любовью земной и печалью земной, Откуда к безвестному страстно стремиться? Ах, все равно! всюду я буду молиться, Любить красоту и дышать тишиной. Россия далекая, образ твой помню, Но вижу в мечтах столь прекрасной тебя, Что, может быть, дома я был бы бездомней!.. Не все ли равно мне, не все ли равно мне, Где верить в тебя мне, где помнить, любя? Здесь так же вдыхаю я полною грудью И пряный и сладостный воздух весны. Здесь так же иные мне дороги люди, И так же молюсь я о радостном чуде И вижу тревожные странные сны. Весною и здесь благоуханные ночи Полны до краев темнотой, тишиной, Когда лишь приблизившись милые очи Влюбленные видят, а речи короче И словно насыщены тьмою ночной. И здесь буду жить я, может быть, долго, И здесь я умру, если так суждено. Что ж кажется жизнь мне здесь бременем долга, И снится мне север, Москва моя, Волга... И плачу во сне я... О, не все ли равно! 2 И вот опять, и вот опять мы здесь, в Москве, с тобой. И эту радость испытать нам суждено судьбой! С тобой прийти к истокам вспять, о друг любимый мой. Здесь можно меньше тосковать, забыть, что близко дно, Здесь можно жить да поживать, а как, не все ль равно! И горе легче избывать, коль горе суждено. Быть может, будет жизнь легка и милосердна к нам, И рока поведет рукой по мирным нас тропам. Здесь можно жить легко, пока не оскудеть годам. И жизни так не замечать, как воздуха кругом, Словно рассеянно читать романа милый том, Не ждать, не думать, не гадать о том, что ждет потом. И в рое будничных забот, забав, затей, труда Здесь можно будет кончить счет, когда придет чреда, Чтоб скрыться с глаз за поворот пути, идя куда?.. <1920> * * * Как странно полиняли Закаты и восходы. Иначе мне сияли Они в былые годы. Как были нежно клейки, Как были странно ярки Трава у той скамейки, Листва в Петровском Парке, Москва весной в апреле, Где мы с тобой сидели, Где мы с тобой смотрели, Как в небе краски рдели! <1942> Примечания Условные сокращения Б - Берлин НЖ - Новый журнал НИ - Нью-Йорк П - Париж ПН - газ. Последние новости РМ - ж. Русская мысль Амари Амари - наст. фам. Цетлин Михаил Осипович (1882-1945) - поэт, прозаик, критик, родился в Москве, с 1907 по 1917 г. жил в Париже, в 1920 г. вновь эмигрировал, вернувшись в Париж, с 1941 г. жил в Нью-Йорке. Чехову. - Первое четверостишие впервые: Амари. Глухие слова. М., 1916, полностью - Амари (М. Цетлин). Малый Дар. М.,