Стихотворения, Чумаченко Ада Артемьевна, Год: 1913

Время на прочтение: 4 минут(ы)

ВЪ КИНЕМАТОГРАФ.

Подъ низкимъ удушливымъ сводомъ
Старинныя ‘Волны Дуная’
Звенятъ, заглушенныя смхомъ
И бархатомъ красныхъ портьеръ.
На бломъ блестящемъ экран
Смняются, бгло мелькая,
И горы, и люди, и море
И лошади быстрый карьеръ.
Порой, въ полос золотистой
Холоднаго свта, такъ тонко
Идущей откуда-то сзади
На блый экрана квадратъ,
Мелькнетъ на мгновеніе профиль
Плненнаго сказкой ребенка,
Волосъ золотистыя пряди
И нжный задумчивый взглядъ.
Отъ стнъ, замыкающихъ волю,
Отъ трубъ, заграждающихъ небо,
Отъ глазъ разноцвтныхъ трамвая
И блеска ненужныхъ витринъ
Дтей, не видавшихъ ни моря,
Ни степи, ни сплаго хлба,
Уводятъ въ дешевый театрикъ
Къ мелькающей смн картинъ.
Ребенокъ съ кудрявой головкой,.
Ребенокъ со взглядомъ горящимъ,
Ты видишь, вонъ тамъ, на экран,
Блютъ надъ пной валовъ
Свободныя легкія пайки
И крикомъ встрчаютъ звенящимъ
Дыханье соленаго втра
И стройныя мачты судовъ?
Въ горячемъ и страстномъ порыв
Ушелъ ты, охваченъ мечтою,
Навстрчу сверкающимъ крыльямъ
Воздушныхъ и радостныхъ птицъ,
Къ багровому низкому небу,
Пахнувшему близкой грозою,
И къ втру, и къ волнамъ встающимъ
И блеску тревожныхъ зарницъ.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Ахъ! всмъ намъ нужны, какъ ребенку….
И сказки, и смлыя птицы,
И блескъ, и соленыя брызги
И пна вскипвшихъ гребней —
Средь стнъ, заграждающихъ волю
И отблески синей зарницы,
Средь трубъ, закрывающихъ въ неб
Сіяніе звздныхъ огней!..
Ада Чумаченко.

‘Русское Богатство’, No 1, 1911

* * *

Не знаю, есть ли въ мір путь большей красоты,
Чмъ путь, ведущій къ людямъ съ далекой высоты,
Къ долинамъ — съ горъ высокихъ, къ сердцамъ отъ свтлыхъ звздъ,
Съ уступовъ — въ мглу ущелья, къ земл — отъ вольныхъ гнздъ…
Какъ счастливъ тотъ, кто въ горы сумлъ одинъ уйти,
Забыть о всемъ, что звало, все кинуть позади,
Уйти навстрчу втру, къ зубцамъ и высямъ горъ,
Куда уводитъ сердце синющій просторъ.
Но тамъ, надъ бездной темной, межъ срывовъ и стремнинъ,
Высоко надъ туманомъ и сыростью долинъ,
Межъ скалъ, поросшихъ мхами, средь выжженныхъ кустовъ,
Кто путь замтитъ узкій, кто тамъ услышитъ зовъ?
Съ туманомъ къ синимъ высямъ встаетъ съ земли призывъ,.
Какъ въ мор волнъ холодныхъ бушующій приливъ,
И крпнетъ стонъ невнятный, и крпнетъ, и зоветъ,
И въ сердце, точно молотъ, глухимъ ударомъ бьетъ…
Ктожъ эхо горъ свободныхъ и алый блескъ зарницъ,
Призывъ мечты безгранной и клекотъ вольныхъ птицъ,
Отдастъ земл туманной, какъ щедрый, свтлый даръ
Любви, зажегшей въ сердц сжигающій пожаръ…
Услышать все, что властно смогла любовь сказать,
Вернувшись снова къ людямъ, имъ счастье горъ отдать,—
Уйти къ ущельямъ темнымъ отъ солнца, съ высоты,—
Не знаю, есть ли въ мір путь большей красоты!

* * *

Дней безвозвратно-ушедшихъ воздушныя свтлыя тни,
Звуки молитвъ отлетвшихъ и псенъ исчезнувшихъ эхо,—
Бодрыя, смлыя мысли къ далекому счастью ступени,
Сказки, пьянившія сердце и отзвуки дтскаго смха…
Гд вы? Горячіе камни мн жгутъ обнаженныя ноги,
Втеръ, песокъ поднимая, мн сушитъ глаза и дыханье.
Блой, подъ солнцемъ бгущей не вижу конца я дороги, —
Небо не слышитъ ни псенъ, ни слезъ, ни молитвъ, ни стенанья.
Я бы могла умереть, чтобъ не видть пустыни сожженной,
Длинной безкрайной дороги, кустарниковъ чахлыхъ и пыльныхъ,
Чтобъ позабыть на мгновенье о боли души ослпленной,
И объ исканьяхъ безплодныхъ, и о порывахъ безсильныхъ.
Я бы могла умереть,— но я смерти еще не достойна,—
Смерть — не мучительный плнъ, а прекрасный внецъ завершенья
Только тому, кто для жизни все отдалъ свободно, спокойно,
Все безъ сомннья, безъ боли, безъ слезъ, безъ тоски сожалнья…
Только тому золотыми лампадами вспыхнетъ, сверкая,
Блдный мерцающій отсвтъ,огней потускнвшихъ заката…
Смерть для того и внокъ, и цлящая сердце награда,
Кто, опьяненный мечтою, разбился въ порыв, сгорая.
Ада Чумаченко.

‘Русское Богатство’, No 4, 1911

ПЕНУЭЛЬ.

Я видлъ Бога лицомъ къ лицу,
но сохранилась душа моя.
(Книга Бытія).
Горячій свтъ, какъ алое вино,
Разсвтъ разлилъ пылающимъ потокомъ.
Пусть въ глубин долинъ еще темно,—
Спятъ тростники надъ синимъ Іавокомъ,
Цвтовъ рчныхъ закрыты лепестки,
Но день уже позолотилъ деревья,
И покраснли сонные пески,
Храня слды забытаго кочевья.
Всю ночь, всю ночь въ лицо мн втеръ билъ,
Слпилъ глаза, песокъ и пыль вздымая,
Одежду рвалъ, въ ушахъ звенлъ и вылъ,
Изъ-подъ ноги каменья вырывая.
Всю ночь,— земля и неба черный сводъ
Въ беззвздной мгл, въ глубокой тьм тонули,
И стонъ земли, и ревъ вспненныхъ водъ,
И втра свистъ сливались въ жуткомъ гул.
Всю ночь, всю ночь со мной боролся ты,
Мой Господинъ, Чье имя сердцу свято.
Песокъ хранитъ еще твой слдъ. Цвты
Еще дрожатъ, твоей стопой измяты.
Но до утра душа моя была
Сильна, какъ вихрь. И ты сказалъ: ‘Іаковъ,
‘Пусти меня. Уже заря взошла,
‘И ночь ползетъ въ сырую мглу овраговъ.
‘Пусти меня… Заря блеститъ въ горахъ,
‘И новый день зажегся надъ землею’…
И я упалъ въ горячій, пыльный прахъ,
Не побжденъ,— повергнутый тобою.
Безсильна плоть. Но духъ не ослаблъ,
А ты ушелъ по золотымъ дорогамъ.
Благословенъ будь вчно Пенуэлъ,
Я хромоногъ,— но я боролся съ Богомъ.
Ада Чумаченко.

‘Русское Богатство’, No 5, 1912

* * *

Я простая двка на баштан…
Ив. Бунинъ.
Псня моя — это двка съ степного баштана,
Съ южныхъ полей, обступившихъ Азовское море…
Выросла въ мазаной хат — на синемъ простор
У запорожской могилы — сдого кургана.
Псня моя — это двка съ степного баштана.
Днемъ, на припек гудли за низкою хатой
Пчелы надъ блой ромашкой, горячей отъ солнца,
Острымъ лучемъ загораясь на стеклахъ оконца,
Полдень слпилъ, напоенный шалфеемъ и мятой.
Спали лиловыя тни за низкою хатой.
Ночью — туманъ поднимался въ поляхъ серебристыхъ,
Небо дрожало огнями отъ края до края,
Втеръ глаза цловалъ и звенлъ, налетая,
Свтлымъ стариннымъ дукатомъ въ блестящихъ монистахъ.
Двушка пла протяжно въ поляхъ серебристыхъ.
Долго,— по цлымъ часамъ, за плетнемъ у баштана
Звздамъ она улыбалась сквозь слезы весною,—
И напоили ей сердце пьянящей тоскою
Осенью — темные шляхи межъ клочьевъ бурьяна…
Псня моя — это двка съ степного баштана.
Ада Чумаченко.

‘Русское Богатство’, No 5, 1913

Весеннія терцины.

Опять, опять въ молчань переулка
Я слышу зовъ, твой тихій зовъ, весна.
Шаги звучатъ отчетливо и гулко.
Въ разливахъ лужъ дрожитъ, змясь, луна,
И надъ землей, сквозящей изъ-подъ снга,
Тамъ, въ вышин, колдуетъ тишина.
А здсь, въ саду, запутавшись съ разбга,
Гудитъ въ втвяхъ, среди сквозныхъ вершинъ,
Февральскій вечеръ,— странникъ безъ ночлега.
Онъ мн съ полей, съ чернющихъ равнинъ
Принесъ земли весеннее дыханье,
А съ моря шумъ и грохотъ синихъ льдинъ.
Весна моя! Привтствую въ молчань
Я твой приходъ! Твоихъ звенящихъ дней
Мн радостно и сладко ожиданье.
Твой тихій зовъ поетъ въ душ моей,
И таетъ грусть отъ первой вешней ласки,
Какъ таяла отъ блещущихъ лучей
Снгурочка изъ старой дтской сказки.
Ада Чумаченко.

‘Русское Богатство’, No 11, 1912

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека