Перейти к контенту
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Амуръ
Инокъ
‘Надъ десяткомъ старыхъ писемъ…’
Дачный сплинъ
Дождливая весна
Встрча весны
Сплинъ весенняго вечера
Майская ночь
Амуръ
Я знаю: для другихъ амуръ —
Младенецъ рзвый и пригожiй,
Съ кудрями свтлыми и кожей
Румяной, даже черезчуръ.
Но богъ любви, что сердце мн
Пронзилъ, какъ водится, стрлою,
Совсмъ не тотъ и, я не скрою,
Я плачу по его вин.
Высокiй, стройный и прямой,
Онъ смуглъ, темноволосъ и тонокъ,
Онъ — юноша, а не ребенокъ —
Страшитъ недоброй красотой.
Я прежде думалъ: въ свтлый рай
Ведетъ меня любви дорога.
Но, тетиву спустивши, строго
Суровый богъ сказалъ: ‘страдай!’
[КЧ, с. 79]
Инокъ
Мелькающихъ снжинокъ
Виситъ вуаль, виситъ…
Я — богомольный инокъ,
Въ глуши затерянъ скитъ.
Порой зоветъ на волю
Волнующая ширь —
Кляну лихую долю:
Далекiй монастырь.
Порой, ломая руки,
Настанетъ только ночь,
Отъ ненавистной скуки
Хочу бжать я прочь.
Но такъ привычны цпи —
Молитвы, да посты,
Не скрыть раздолью степи
Знакомые кресты!
И я, смирясь, порою
Люблю покой оградъ,
Склоняюсь къ аналою
И благовесту радъ.
И жить бы въ мирной сни
Лампадъ и образовъ,
Когда бъ въ дали весенней
Не раздавался зовъ,
Когда бъ все чаще, чаще
Не жалила тоска
И на работ въ чащ
Сосноваго лска,
И на молитв въ храм,
И въ кель, и везд!
Когда бы взоръ, ночами,
Не улеталъ къ звзд…
Ужели избавленья
Отъ этой тяготы
Не принесутъ моленья
И Библiи листы?
Ужель тогда лишь сбросить
Сумю гнетъ тоски,
Когда напудритъ просдь
Кудрявые виски?
[Арапов 1814, с. 3-6]
* * *
Надъ десяткомъ старыхъ писемъ
Я былымъ овянъ Маемъ.
Отъ чего мы вс зависимъ,
Мы гадаемъ, но не знаемъ.
Наше счастье, наше горе
Неожиданны, крылаты…
Укротитъ ли волны моря
Кормщикъ самый тароватый?
Мы безсильны, мало значимъ,
А судьбы удары мтки,
Съ нашимъ смхомъ, нашимъ плачемъ,
Право, мы — марiонетки!
Простираемъ руки къ далямъ,
Настоящаго не цнимъ,
Но не знаемъ, гд причалимъ,
По какимъ пройдемъ ступенямъ.
Слишкомъ, слишкомъ часты пики
Въ картахъ сумрачной гадалки,
Счастья прошлаго улики
Восхитительны и жалки.
Мы стоимъ на почв зыбкой,
Мы отъ случая зависимъ.
О, какъ тронутъ я улыбкой
Этихъ старыхъ, желтыхъ писемъ!
[КЧ, с. 82-83]
Дачный сплинъ
Звуки скуки — шарманки хрипы,
Вопли разносчиковъ, лай собакъ,
Свистъ паровоза, печальныя липы,
За краснымъ заборомъ на грядкахъ макъ,
Надъ срой дорогой облако пыли,
На станцiи письма, фрукты, квасъ.
Если васъ не любили, забыли,
Ступайте, ступайте, полюбятъ васъ.
Сколько глазъ улыбнутся мило,
Только: ‘позвольте…’ стоитъ сказать.
О, неужели васъ не манила
Прелесть прогулокъ, ночей благодать,
Въ грязной рчк катанье въ лодк,
Визгъ двичiй, брызги, плескъ?
Дискъ луны, какъ лицо кокотки,
Щедро даритъ заемный блескъ.
Дни, вечера, все то же, то же!
Быть какъ другiе — бороться съ собой.
Быть одинокимъ… О, Праведный Боже,
Жребiй тяжелый, <ужели> онъ мой?
Виснетъ и душитъ полдень тяжкiй,
Ночью — комаръ визжитъ у виска.
Что жъ? Обрывай цвты ромашки:
‘Любитъ, не любитъ’… Тоска, тоска!
[КЧ, с. 84-85]
Дождливая весна
Стучитъ дождливая весна
Въ окно навязчиво и вяло.
Была лазурь тепла, ясна,
Но, нерасцвтшая, завяла.
Бормочетъ срый мелкiй дождь,
Усердно лакируя крыши,
Гд котъ плетется хмуръ и тощъ
И облака бредутъ чуть выше.
На отрывныхъ календаряхъ
Свидтельство, что мы въ апреле,
Но у противныхъ, срыхъ пряхъ
Неистощимъ запасъ кудели.
И, право, вры больше нтъ,
Что вязкая просохнетъ слякоть,
Что небо сброситъ срый цвтъ
И перестанетъ нудно плакать.
Гляди и злись на дождь и слизь.
Прощайте<,> вешнiя прогулки,
Бульваръ, гд фонари зажглись,
Заманчивые переулки!
Ахъ, не блеснетъ лучей янтарь,
Навки небо стало сро.
Скудетъ вра въ календарь
И всякая скудетъ вра!
[КЧ, с. 86-87]
Встрча весны
Весна не возвратится, нтъ!
Придетъ весна, но не такая,
Какъ прошлая, какъ прежнихъ лтъ:
Придетъ другая, небылая.
Пусть каждый разъ (что нужды въ томъ?)
На полотн природы т-же
Berliner blau и желтый хромъ
И лакъ поверхъ картинки свжей!
Что нужды? Время — врный ядъ,
Я — что ни годъ — блднй и старше,
Уже меня не молодятъ
Весны бравурнйшiе марши.
Я сталъ не тотъ и ты не та.
Весна грядущая, другая!
Моя усталая мечта
Тебя не встртитъ, величая.
Слова любви скажу не т,
Быть можетъ вовсе не скажу ихъ,
Пускай ликуетъ въ высот
Богъ золотой и въ звонкихъ струяхъ.
Весна не та и я не тотъ,
Все медленнй бiенье крови…
О, мы старемъ каждый годъ —
И я, и ты, ‘пора любови’.
[МП1, <с. 22>]
Сплинъ весенняго вечера
Лихой смычекъ тоски. Подъ нимъ, какъ струны, нервы
И одиночество подноситъ канифоль,
Чтобъ легче виртуозъ преодоллъ трiоль,
Играя вальсъ ‘Весна’ — свой opus двадцать первый.
О, вечера мои! Сколь тягостный примръ вы,
Къ чему пришла душа чрезъ горести и боль!
Вотъ пестрыхъ картъ узоръ. Вотъ я — бубенъ король,
Съ любовью дама трефъ, привтливые червы.
Гаданье лжетъ! И вновь, склонившись на диванъ,
Смотрю, какъ комнату, дымя неутомимо,
Курилыцикъ-полумракъ наполнилъ сизью дыма.
Предметы тонуть въ ней. Молчанье, какъ дурманъ…
О, вечера мои! Гашишъ нелпыхъ будней,
Въ бреду не кажущiй сiяющихъ полудней.