Стихотворения, Афанасьев Леонид Николаевич, Год: 1900 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 91 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

Стихотворенія Леонида Афанасьева.
(1897—1900).

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
1901.

ОГЛАВЛЕНЕ.

Посвященіе

Пусть прошлое — невозмутимый сонъ

Ты каждый день все просишь новыхъ сказокъ

Тишина, въ саду томно

Колышется серебряный туманъ

Плиты надгробной камень тяжкій

Расцвлъ зеленый садъ, качаетъ втеръ втки

Изъ-за высокихъ вершинъ неподвижнаго стараго лса

Каждой весной расцвтаютъ румяные, пышныя зори

Мн снился чудный сонъ: по дремлющей рк

И здсь, на кладбищ, весна

Какая грусть, навязчивая грусть

Трауромъ небо окутавъ, на землю легла

Въ разбуженной тиши раскачиваетъ втки

1. Счастье такъ близко — и такъ безконечно далеко

2. Кто не умлъ ненавидть — знай: не умлъ и безумно любить

Срываетъ втеръ листья съ втокъ

Въ позд

Мечтая въ юности нашъ умъ въ грядущемъ бродитъ

Не дню, а вечеру я радуюсь всегда

Алое небо и тучъ золотыя волокна

Когда ты взоромъ свтлымъ и лучистымъ

Какъ странно,— ночь безъ сумрака и звздъ

Льдина

Собрано въ копны душистое свжее сно

Осень

Любя, мы счастливы, но Боже

Я уронилъ цвтокъ

Ввряя жизнь свою властительниц ночи

Мы ищемъ истину, а истина все съ нами

Какъ облаковъ серебряную стаю

Осенніе цвты

Вечерняя заря, румяная заря

Надъ нами шатромъ опрокинулась бездна

Безпріютна и гола

Кто колыхающейся тнью

Въ палящій солнцемъ душный жаръ

Какъ грустно въ пустынной алле

Съ каждымъ днемъ все теплй, все нжнй наши тайныя встрчи (Посв. Маріи Поль)

Весенній сонъ

Багряный кленъ

Помнишь ночь? мы съ тобою по саду гуляли …

Барельефъ

Разсвтъ

Красавица

Когда росой увлажены поля

Призракъ

Ропщутъ листвою въ таинственномъ мрак аллеи

Солнца блескъ и кущи зелени

Кузница

Сводъ небесъ, какъ фоліантъ, раскрытъ

Весталка

Отъ скуки вечеръ праздный

Сплинъ

Тьма окутала небо синее

Звзды

Ты — статуя — прекрасный образецъ

О, если бы бжать отъ шума и волненій

Въ неб вечернемъ, остывшемъ отъ зноя

Ночь беззвучная, ночь морозная

Забытый мечъ (Баллада)

Вечеретъ… Надъ сонной землею

Волхвы

О, дитя, дорогое дитя

Свтъ чуть брезжетъ, еще рано

Навтъ

Не обезкрыливай надеждъ

Звзда вечерняя въ лазоревомъ чертог

Грозный бой

Веселаго такъ мало, а грустнаго такъ много

Говори, не страшись этой ночи слпой

Мн снилося, что по ступенямъ склизкимъ

На смерть А. Н. Майкова

Весенніе цвты

Женское сердце

Женская гордость

Заботы

И алыя розы и блыя лиліи

Уединенія покинутый пріютъ

Облака

Съ тобой мы вмст, неразлучно

Какъ тяжко на земл влачить существованье

Осенній день, рожденный изъ тумана

Я спросилъ сдую бурю

Сердце напрасно волнуется сладко

Изъ-за тускло-мерцающихъ стеколъ

Осенній садъ

Межъ бдніемъ и сномъ есть краткій промежутокъ

Безъ чувствъ и безъ мыслей душа на земл прозябала-бъ

Такъ даль ясна, такъ день еще блестящъ

И люди мечтаютъ, и звзды мечтаютъ

Осенній дождь, какъ движущейся сткой

Чего стыдливое признанье

Беззвздная полночь стоитъ на двор

Чмъ разнороднй кругъ волненій

О, сны о минувшемъ, прекрасные сны

Спроси: зачмъ, томясь, душа поэта

Въ мрак полночи морозной

Ландышъ (Посв. О. В. Поль)

Сонетъ

Страхъ

Забота (Изъ Гейне)

Изъ Шекспира

Изъ Асныка (Сонетъ)

Ни новыхъ звуковъ, ни новыхъ псенъ

Кубокъ счастья золотого

Съ каждымъ днемъ все солнце выше

Желаніе

Не гаситъ ночь зари мерцанье

Запуганнымъ зврькомъ казалась ты всегда

Прощаніе съ молодостью

Какая ненависть кипитъ во мн ко всмъ

Ракета

Не на радость

Мн жаль, что этотъ день мелькнетъ, какъ призракъ блдный

Едва пахнетъ осенняя прохлада

Новый годъ I. Изъ міра горняго, гд свтъ рождаетъ свтъ

II. Минута страшная! И сладостно жутко

Морозъ вздыхаетъ: я погибъ

Въ мерцаньи ночи блднолунной (Посв. отцу)

Когда въ нависшей тьм мятутся втры споря

Сквозь разорванный пологъ румянцемъ окрашенныхъ тучъ

Подъ куполомъ неба вечерней лампадой

Гроза

Въ янтарномъ золот багрянаго заката

Среди природы

Вьютъ кузнечики въ поляхъ

Ласточка

Къ отлету!

Въ небесахъ зари румяной

Два міра

Зори румяныя, ясныя зори

Падшія

Наканун весны

Троицынъ день

Въ открытомъ мор

На распутьи

У огня

Въ сосновой рощ

Сумракъ серебряной ночи вливается въ окна открытыя

Расцвтаетъ весна. Пышутъ въ неб румяныя зори

Въ саду

Я отходилъ ко сну взывая о поко

Уравновшенные люди

Костры

Гасятъ тревоги вс лучшія сердца стремленья

Поспшно гаснущее лто

Жизнь грустна и тьмой одта

Женскую хитрость и женскую ложь

Свтлое счастіе пташкой кочующей

Гремло торжество на праздник природы

Май

Передъ раскрывшейся могилой

Порабощенный гнвнымъ зломъ

Волна голубая шептала волн

Хрустальный день

Поборникамъ правды

Я самъ не свой. Боюсь, чего-то трушу

Все свтлое такъ рано гибнетъ въ мір

Чтобы мыслить свободно и духомъ парить

Истина

Монологъ

Оставь, морозъ, свои угрозы

Обожженъ горячимъ зноемъ

Зубчатой молніи зигзагъ

Какъ уста въ поцлу, сливаются съ зорями зори

Мелодія

Кукушка

Закатъ

Какими намъ

Осень

Узникъ

Ужь день лучистъ и жизненосенъ

Нтъ, не русалка она и не дріада лсная

Потухъ румяный блескъ зари

У Плащаницы

Ночь на Ивана Купала

Новый путь

Зачмъ любовь съ мученьемъ связана

Изъ дневника:

I. Все, что люблю я, чмъ живу

II. Сомнній много, вры мало

III. Я ненавижу и люблю

Съ лазури небесной заря улыбается кротко

Завели соловьи перекличку

Эти чувства — не бредъ

Близость осени

Все въ этомъ мір подкупно и ложно

Мерцаетъ тускло свтъ лампадки

Зарницы

Призывъ

Какъ саваномъ блымъ, одты,

Журавли

Послдній гулъ сдыхъ мятелей

Памяти А. С. Пушкина

Еще въ томленіи безсильномъ

Осенніе листья

Волны

Дума

Въ старомъ дом

I. Одинъ шагъ

II. Идя по острымъ игламъ терна

III. Нтъ бурь безъ жертвъ, нтъ общихъ благъ

День — для тревогъ и суетныхъ волненій

Утшеніе

О, какъ весна скупа на ласки

Выборъ

Передъ грозой

Все лучезарнй дни, все ярче въ неб зори

Памяти Я. П. Полонскаго

Съ веселой улыбкой, съ сіяющимъ взглядомъ

Истина — Богъ мой!— другого я бога не вдаю

Все ей къ лицу: и этотъ грустный видъ …

Вечеръ (Посв. П. Е. Накрохину)

Изъ А. Шенье

Изъ Гейне

Поздно, свтъ погашенъ

Довольно и вспышки минутной для насъ

Пилигримъ

Вечерняя звзда

Что я могу сказать въ отвтъ на твой вопросъ

Зоветъ меня, но кто — не знаю

Посл грозы

Сонетъ

Помнишь, какъ, сойдясь вначал

Грозовыхъ облаковъ караваны

Синія волны, кудрявясь серебряной пной

Еще румянитъ вечеръ алый

‘Близится осень’ — шептали кусты, осыпая

Зимній день

Еще лсовъ и дремлющихъ полей

Не врь весн

Блая ночь

Бродитъ въ пол втерокъ

Сонетъ

Въ море людной толпы, веселящейся шумно

Когда-нибудь и эти дни тревогъ

Встрчая мракъ и тишину

Отрывокъ

Пусть правда, терніемъ повита

У гроба

Ахъ, зачмъ я поврилъ твоимъ лицемрнымъ рчамъ

Гуди, мятель, стучи въ окошко ставней

Все, что юность намъ нашепчетъ

Сказка (Посв. А. К. Шеллеру)

Рождество

Легенда (Посв. В. В. Комарову)

уда

Передъ судомъ Пилата

ПОСВЯЩАЕТСЯ ЖЕН МОЕЙ

МАРИ ВЛАДИМРОВН.

Оттого, что рвется къ свту

Мысль подъ гнетомъ тьмы я золъ —

Вдохновенному поэту

Здшній путь вдвойн тяжелъ.

Оттого, что небо снятся,

Увлекая въ міръ мной,—

Тяжело поэту слиться

Съ равнодушною толпой

* * *

Пусть прошлое — невозмутимый сонъ!

Но я имъ жилъ, я имъ дышалъ когда-то…

Такъ день исчезъ, но дальній небосклонъ

Еще горитъ сіяніемъ заката

Пусть сны любви померкли навсегда,

Но я ихъ зналъ восторгъ и обаянье,

И не забыть мн въ жизни никогда

Ихъ теплоты и нжнаго дыханья.

Есть образы, есть чувства и мечты:

Они съ былымъ незыблемыя звенья,

Такъ средь крестовъ могильные цвты

Минувшее спасаютъ отъ забвенья!

* * *

Ты каждый день все просишь новыхъ сказокъ,

А прежнія теб уже скучны…

Но гд ихъ взять на просьбы милыхъ глазокъ?

Изъ дтскихъ книгъ иль давней старины?

Вдь многія теб уже знакомы,

Ты отъ меня ихъ слышала не разъ:

Цареричи, царевны, феи, гномы…

Въ иныхъ словахъ о томъ-же пересказъ.

О, есть еще!— тамъ нтъ того туману,

Он не бредъ для сердца и ума!

Но сказокъ тхъ разсказывать не стану,

Придетъ пора — узнаешь ихъ сама!

1900 г.

* * *

Тишина, въ саду темно,

Ночь слпая тусклымъ взоромъ

Смотритъ въ блдное окно.

Все покоится давно.

Въ мирный сонъ погружено,

Лишь, шурша крыломъ безперымъ,

Промелькнула въ вышин

Мышь летучая надъ садомъ,

Скрывшись въ темной глубин.

И, придвинувшись ко мн,

Ты со мной пугливымъ взглядомъ

Обмнялась въ тишин.

Робко смотришь ты во тьму,

Робко сердце бьетъ тревогу,

Но зачмъ и почему —

Не постигну, не пойму.

Въ двери къ нашему порогу

Не проникнуть никому.

Не страшись, не жмурь свой взоръ,—

Крпко дверь на ключъ закрыта:

Не пролзетъ чрезъ заборъ

Въ темный садъ къ намъ дерзкій воръ,

Вору жутко — песъ сердито

Огласитъ рычаньемъ дворъ.

Отчего-жь твой страхъ ростетъ?

Отчего-же въ сумракъ ночи

Такъ пугливо смотрятъ очи

И тревогу сердце бьетъ?

* * *

Колышется серебряный туманъ,

Плывя надъ степью неоглядной,

Лазурь небесъ, какъ синій океанъ,

Томитъ тоскою безотрадной.

Усталый взоръ безмолвно устремленъ

Всю ночь въ таинственныя дали,

И будитъ мгла, тснясь со всхъ сторонъ,

Въ душ забытыя печали.

И стукъ копытъ, и псня ямщика,

И звонъ бубенчика унылый

Мн говорятъ: дорога далека

Къ роднымъ мстамъ отчизны милой!

* * *

Плиты надгробной камень тяжкій

Ослъ подъ бременемъ годовъ,

И. время стерло буквы словъ,

Лишь одуванчикъ съ пестрой кашкой

Съ годами густо разрослись,

Гд надпись взору говорила

О томъ, кто жилъ, кого могила,

И чьи здсь кости улеглись.

О, дальше, путникъ! Тщетно око

Здсь будетъ надписи искать!

Покой того, кто спитъ глубоко,

Зачмъ напрасно нарушать?

Забвенью смерти сердце радо

Въ тиши на кладбищ глухомъ!…

Есть и въ забвеніи земномъ

Неизъяснимая отрада…

* * *

Расцвлъ зеленый садъ, качаетъ втеръ втки,

Въ трепещущей листв играетъ солнца лучъ,

И воздухъ молодой прозраченъ и пахучъ,

И ласточка звенитъ надъ крышею бесдки.

Жужжаніе пчелы надъ старымъ цвтникомъ,

Гд мягкій шелестъ травъ и втра переливы,

И блыхъ облаковъ жемчужные извивы,

И тающій дымокъ надъ дремлющимъ селомъ,—

Какую радость все мн снова въ сердце вноситъ!

Какъ тянетъ жизнь къ себ, какъ жаждетъ ласки грудь!

И хочется опять все прошлое вернуть,

Куда мечта меня задумчиво уноситъ…

* * *

Изъ-за высокихъ вершинъ неподвижнаго стараго лса

Солнце, какъ щитъ золотой, подымаетъ свой огненный шаръ,

Скрытую даль прояснивъ, раздвигается мрака завса,

Въ воздухъ съ луговъ и озеръ отлетаетъ серебряный паръ…

Робко въ втвистыхъ кустахъ просыпаются сонныя птицы,

Падаетъ бисеръ росы, какъ алмазы, съ душистыхъ цвтовъ,

Блыя тучки летятъ озаренныя блескомъ денницы,

Втрамъ попутнымъ раскинувъ мохнатую ткань парусовъ.

Сердце трепещетъ въ груди, какъ прозрачная озера влага,

Грезъ молодыхъ паруса расправляетъ воспрянувшій умъ,

Вспыхнула солнцемъ въ груди пробужденная мощь и отвага,

Жажда желаній земныхъ и волненье воскреснувшихъ думъ!

* * *

Каждой весной расцвтаютъ румяныя, пышныя зори,

Неба лазурный шатеръ заливая огнемъ золотымъ,

Каждой весной, оживая, красуются въ новомъ убор

Темные своды лсовъ, одваясь листомъ молодымъ.

Каждой весной даже пни — безобразные лса пигмеи,—

Скрывъ наготу отъ очей, покрываются зеленью мховъ,

Каждой весной прилетаютъ подъ своды душистой аллеи

Съ теплаго юга на сверъ толпы молодыхъ соловьевъ.

Только въ разбитой душ, опечаленной горемъ тяжелымъ,

Не расцвтаютъ, мой другъ, ни надежды, ни ясные сны

Даже въ волшебные дни при побдно и звучно веселомъ

Гимн ликующихъ птицъ торжествующей яркой весны!

* * *

Мн снился чудный сонъ: по дремлющей рк

Безшумно мчался я на легкомъ челнок.

Кругомъ таинственно ложился сумракъ синій,

И мсяцъ золотой надъ тихою пустыней

Какъ сонный лебедь плылъ межъ блыхъ облаковъ,

Раскинувшихъ во тьм прозрачный свой покровъ.

Куда — не знаю самъ — я мчался въ челнок.

Сгущался мракъ ночной. Въ туманномъ далек

Лпились облака и громоздились въ горы,

Волшебной красотой приковывая взоры.

И мчался я одинъ — невдомо куда —

По дремлющей рк безъ шума и слда.

* * *

И здсь, на кладбищ, весна.

И здсь лучи, и жизни трепетъ,

И листьевъ шумъ, и птицы лепетъ —

Подъ снью изъ, въ затишьи сна!

И здсь — хоть мертвыхъ сонъ унылъ —

Цвтетъ сирень, склонясь кистями

Надъ полусгнившими крестами

Давно покинутыхъ могилъ.

И даже камень мертвыхъ плитъ

Покрылся зеленью и мохомъ!

И здсь — съ ироніей и вздохомъ —

Весна о жизни говоритъ!

* * *

Какая грусть, навязчивая грусть!

Брожу… томлюсь… душою рвусь куда-то…

Сажусь… встаю, читаю наизусть

Поэта стихъ, затверженный когда-то…

Гляжу въ окно, кого-то тайно жду,—

Но отъ волненья сердце не избавишь…

Разсянно къ рояли подойду,

Слегка коснусь желтющихся клавишъ…

Задумаюсь… и мысли унесутъ

Меня, какъ волны — челнъ, своимъ теченьемъ…

Но мигъ пройдетъ, и нсколько минутъ

Борюся я… Хочу заняться чтеньемъ,

Иду, сажусь, хватаю со стола

Несмятую и свжую газету,—

Но день дожливъ, читать мшаетъ мгла.

Столбцы пестрятъ… Сажусь я ближе къ свту…

И вдругъ — звонокъ! Кого-бы можно ждать?

Кому-бъ зайти пришло на умъ желанье?

Ужь не письмо-ль? О, какъ не угадать!

Письмо, письмо! Но отъ кого-жь познанье?..

Знакомая и милая рука!,

Стремительный и нервный бисеръ строчекъ!

Долой конвертъ,— и резедой съ листка

Повяло, какъ отъ зеленыхъ почекъ,

Когда весной откроешь окна въ садъ.

Волненіемъ и трепетомъ объятъ,

Читаю строкъ неровные узоры…

Все тотъ-же тонъ,— и милые укоры,

И тхъ-же ласкъ разлитое тепло!

О, нжное, сердечное посланье,

Я ждалъ тебя — и ты ко мн пришло!

О, молодость, твое благоуханье

Пахнуло вновь мн въ душу, какъ весна,

И я воскресъ, тобою озаренный,

И вновь брожу, брожу, какъ въ чарахъ сна,

Мечтательный, безумный и влюбленный!

* * *

Трауромъ небо окутавъ, на землю легла

Пологомъ душнымъ іюльская знойная мгла.

Грозно надъ лсомъ раскинулись цпью холмовъ

Стаи косматыхъ, какъ волны, сдыхъ облаковъ.

Сномъ безпокойнымъ во тьм опочили вокругъ

Зноемъ полдневнымъ спаленные нива и лугъ.

Сталью сверкая, какъ въ пол забытый булатъ,

Озера воды въ недвижномъ молчаньи лежатъ.

Въ неб гроза, собираясь, ползетъ какъ змя,

Вихрей и молній скопившійся гнвъ затая.

Кажется вчностью тяжесть тревожныхъ минутъ,

Сердце томится, и думы, какъ тучи, плывутъ,

И въ безпокойной и злобно грозящей тиши

Нтъ ни забвенья, ни сладостныхъ сновъ для души!

* * *

Въ разбуженной тиши раскачиваетъ втки

Холодный втра шумъ, уныло тни бродятъ

Въ глуши аллей пустыхъ, къ покинутой бесдк

Тропинка заросла, въ нее никто не входитъ,

Да и входить теперь во мракъ ея кому-жь?—

Не манитъ никого безжизненная глушь!

Осенняя пора, осеннее ненастье!

Заброшенъ и забытъ пріютъ забавъ и нги,

Лишь втры по ночамъ здсь длаютъ набги,

Шумя и стуя на сумракъ и безвластье,

Да ночь беззвздная, раскинувшись кругомъ,

Дрожитъ испуганно озябнувшимъ крыломъ…

Счастье такъ близко — и такъ безконечно далеко.

Жизни такъ много — но сердцу для счастья такъ мало…

Правда съ неправдой царятъ безъ конца и начала,

Сердце такъ любитъ — и такъ ненавидитъ глубоко!

II.

Кто не умлъ ненавидть — знай: не умлъ и безумно любить!

Кто мятежнаго зла не позналъ — не постигъ и святого добра!

Кто не страдалъ, не томился у безнадежнаго смерти одра,—

Жизнью — блаженствомъ земнымъ бытія — не умлъ и не могъ дорожить!

* * *

Срываетъ втеръ листья съ втокъ,

Тумана зыблется покровъ…

Струится дождь изъ срыхъ стокъ

Толпой нависшихъ облаковъ.

Умчались въ дальнее кочевье

Къ теплу на югъ дружины птицъ,

Шумятъ сердитыя деревья,

Склонясь надъ камнями гробницъ.

Плотне дверь, мой другъ, притворимъ

И, при пылающемъ огн,

Давай грустить по свтлымъ зорямъ,

По пнью птицъ и по весн.

Давай, припомнимъ все, что было

И что безслдно утекло…

Вокругъ темно и дождь уныло

Стучитъ въ холодное стекло.

А мы — къ весл, цвтамъ и злою

Стремяся въ холод ночномъ —

Былое жаркою слезою

И нжнымъ вздохомъ помянемъ!

ВЪ ПОЗД.

День близится къ концу, сіяя лаской кроткой,

А поздъ все летитъ, въ движеньи не уставъ,

И стью проволокъ, какъ зыбкою ршоткой,

Трепещетъ на столбахъ повисшій телеграфъ.

Прозрачнымъ кружевомъ узорчатыя тни

Упали на траву отъ придорожныхъ лозъ…

Едва колышутся, объяты нгой лни,

Блющая рожь и рдющій овесъ.

Овраги и кусты бгутъ, мелькая, мимо,

И тянутся поля пестрющимъ ковромъ,

А волны срыя клубящагося дыма,

Цпляясь за кусты, колеблются кругомъ…

Движенью нтъ конца, какъ нтъ конца мельканью,

И шуму тяжкому грохочущихъ колесъ,

И, дремой ласковой туманя лучъ сознанья,

Проносятся въ ум толпы неясныхъ грезъ.

И только мысль одна тревожитъ миръ счастливый

И отравляетъ думъ мечтательный покой:

О, еслибъ жизнь неслась, какъ поздъ торопливый,

Съ такой-же смлой быстротой!

* * *

Мечтая въ юности, нашъ умъ въ грядущемъ бродитъ

И замки создаетъ волшебные, какъ въ снахъ,

Но жизнь мятежная, какъ буря, къ нимъ подходитъ

И хрупкою красу сметаетъ словно прахъ.

Такъ лпятъ облака въ сверкающей лазури

Дворцы и терема волшебной красоты,

Но только налетитъ на нихъ дыханье бури —

Они разсыплются, какъ хрупкія мечты!

* * *

Не дню, а вечеру я радуюсь всегда,

Его беззвучному и мирному — приходу,

Когда на небесахъ затеплится звзда

И мсяцъ золотой лучи уронитъ въ воду.

Какъ искрится ихъ блескъ надъ зеркаломъ рки!

Какъ шепчетъ втерокъ въ разбуженной осок!

Какъ мысли въ этотъ мигъ волненій далеки!

Какъ плавны свтлыхъ чувствъ бгущіе потоки!

Все, что томило днемъ — исчезнетъ безъ слда,

Изъ сердца улетвъ загадочною тайной!

И какъ плнителенъ, какъ радостенъ тогда

Природы и души покой необычайный!

* * *

Алое небо и тучъ золотыя волокна

Грустно глядятъ съ высоты въ потускнвшія окна…

Срыя тни, сгущаясь, какъ призраки, встали.

Въ сердц, какъ сны, пробудились былыя ппечали…

Думы ростутъ и плывутъ, какъ туманы сдые,

Вспыхнули чувства въ душ, какъ лучи золотые,

И улетли, умчались стремительно снова

Грезы души къ свтозарному счастью былого…

Алое-жь небо и тучъ золотыя волокна

Грустно глядятъ съ высоты въ потускнвшія окна…

* * *

Когда ты взоромъ свтлымъ и лучистымъ

Свой кинешь взглядъ,— мн думается: такъ

Порой звзда, блестя въ эфир чистомъ,

Мигнетъ лучемъ — и сыплетъ искры въ мракъ…

Когда-жъ твой голосъ нжный я услышу,—

Мн кажется, ужь не пришла-ль весна

И ласточка, гнздясь ко мн подъ крышу,

Щебечетъ вновь, веселія полна?

* * *

Какъ странно,— ночь безъ сумрака и звздъ!

Деревья спятъ въ саду, какъ привиднья…

И сонъ и тишь… и лишь залетный дроздъ

Порой свиститъ, да слышно дуновенье

Притихшаго межъ втокъ втерка.

Какъ странно! Въ сердц ни любви, ни муки!

-Утихла скорбь и замерла тоска,

Какъ втерка замолкнувшіе звуки.

А помыслы такъ ясны и свтлы

И не томитъ ни съ кмъ меня разлука,

Какъ не томитъ и эта ночь безъ мглы,

И эта тишь безъ трепета и звука!

ЛЬДИНА.

Она медлительно, отъ берега отплывъ,

Теченіемъ рки и втрами гонима,

Съ шуршаньемъ поднялась и понеслася мимо

Лсовъ безлиственныхъ, луговъ, полей и нивъ…

Предъ ней раскинулся синющій просторъ,

Гд мечутся валы, поднявъ сдые гребни,

Смывая съ береговъ наносъ песку и щебня

И съ шумомъ падая къ подножью мрачныхъ горъ.

И льдина, подъ огнемъ сверкающихъ лучей,

Съ валами борется, слабя въ жаркомъ спор…

А море шумное, бушующее море,

Ей гибелью грозитъ средь пнистыхъ зыбей.

* * *

Собрано въ копны душистое свжее сно.

Клонится быстро къ закату сіяющій день…

Въ неб дрожатъ облака, какъ жемчужная пна,

Въ пол, мерцая, легла золотистая тнь.

Ласточекъ стаи проносятся съ радостнымъ крикомъ,

Въ сонныхъ ракитахъ притихъ и уснулъ втерокъ…

Солнце за лсъ опускается рдющимъ ликомъ,

Мсяцъ туманный всплываетъ на блдный востокъ.

Мысли, мняясь, какъ въ неб вечернія краски,

Быстро летятъ, умирая и снова родясь,

Дтства картины мелькаютъ какъ образы въ сказк,

Память съ былымъ оживляетъ разбитую связь,

Чувства забытыя въ сердце врываются снова

Радость слетаетъ въ объятую трепетомъ грудь,

И открывается къ скрытому счастью былого

Блескомъ лучей и цвтами усыпанный путь.

ОСЕНЬ.

Она пришла въ внк багряномъ

Поблекшихъ листьевъ и цвтовъ,

Пришла, повитая туманомъ

Похолодвшихъ вечеровъ.

Въ ея кудряхъ сверкаетъ иней,

Въ очахъ роса застывшихъ слезъ,

Въ тяжелыхъ складкахъ ризы синей

Легъ серебромъ сдой морозъ.

Она пришла, злой стужей вя,

И отъ дыханья блдныхъ устъ

Желтетъ темная аллея

И, осыпаясь, вянетъ кустъ.

И дикихъ вьюгъ набгъ почуя,

Рой птицъ, покинувъ лсъ и лугъ,

Уже летитъ, летитъ, кочуя,

За море синее на югъ.

* * *

Любя, мы счастливы, но, Боже,

Но, правый Боже, отчего

На все глядимъ мы какъ-то строже,

Не вря въ счастья торжество?

Зачмъ себя сурово судимъ

За каждый взглядъ, за каждый шагъ?

Зачмъ боимся врить людямъ

И видимъ въ жизни только мракъ?

Зачмъ скрываемъ боязливо

Огонь любви и чувства пылъ,

Страшась нежданнаго порыва

При тхъ, кто дорогъ намъ и милъ?

Зачмъ съ людьми при первой встрч

Остерегаясь злой молвы,

Ведемъ натянутыя рчи —

И переходимъ съ ‘ты’ на ‘вы’?

Ужель любовь не отстояла

И не взяла свои права?

И всхъ-ли любящихъ пугала

Толпы безумная молва?

* * *

Я уронилъ цвтокъ

Въ сдой бушующій потокъ,

Въ потокъ тревожный, безпріютный,

Волною пнистой и мутной,

Бгущій съ горной крутизны

Навстрчу темной глубины.

Я уронилъ цвтокъ —

И быстро-скачущій потокъ

Его унесъ своимъ теченьемъ…

Унесъ… и, съ трепетнымъ смятеньемъ,

Внималъ я, мраченъ и угрюмъ,

Его мятежный ревъ и шумъ.

Взлеля и взростя,

Я уронилъ свое дитя

Въ потокъ мятежный жизни шумной,

Кипящій дикостью безумной,

И, подхвативъ, какъ тотъ цвтокъ,

Его мгновенно онъ увлекъ .

Къ борьб, въ толпу людей,

Въ водоворотъ слпыхъ страстей

Его унесъ своимъ теченьемъ.,

А я… я съ трепетнымъ смятеньемъ

Исполненъ горечи и думъ,

Его внимаю ревъ и шумъ..

* * *

Ввряя жизнь свою властительниц ночи

И призраки тревогъ отъ сердца отгоня,

Я отхожу ко сну и закрываю очи

До проблеска зари лазореваго дня.

Но передъ сладкимъ сномъ, предъ тмъ, когда невзгодамъ

Ужь время подойдетъ уснуть въ моей груди,

Я говорю: ‘О, ночь, передъ своимъ уходомъ

Меня для жизни вновь подъ утро разбуди!’

* * *

Мы ищемъ истину, а истина все съ нами

И намъ сопуствуютъ, какъ тнь.

Свободы жаждемъ мы, и путь къ свобод сами

Мы преграждаемъ каждый день.

Стремясь къ любви святой, живемъ земной любовью,

Своимъ мечтамъ наперекоръ,

И, предавая честь намъ близкихъ суесловью,

Мы возвышаемъ свой позоръ!

* * *

Какъ облаковъ серебряную стаю

Въ своихъ струяхъ ласкаетъ гладь рки,

Такъ много лтъ — исполненный тоски —

Въ своихъ мечтахъ я образъ твой ласкаю.

Не знаешь ты, какъ давитъ грудь тоска!

Какъ рвусь къ теб я, муками палимый!

Какъ сердцу милъ и близокъ ликъ любимый

И отъ меня сама ты далека!

ОСЕННЕ ЦВТЫ.

И въ этихъ дняхъ, печальныхъ и унылыхъ,

И въ этой мгл осеннихъ вечеровъ,.

Еще цвтетъ такъ много сердцу милыхъ

Полуживыхъ, поблекнувшихъ цвтовъ.

Но что-то есть въ ихъ слабомъ аромат

И въ ихъ больной предсмертной красот,

Что говоритъ при гаснущемъ закат

Съ такой тоской о жизненной тщет!

* * *

Вечерняя заря, румяная заря

Въ лазурныхъ небесахъ затеплила свой свтъ,

Сіяетъ въ облакахъ игрою янтаря,

На землю съ высоты шлетъ ласковый привтъ.

Румяная заря, вечерняя заря,

Безтрепетенъ и тихъ прощальный твой закатъ!

О, пусть твои мечты, мой. духъ миротворя,

Зажгутъ въ немъ кроткій свтъ и сны озолотятъ!

* * *

Надъ нами шатромъ опрокинулась бездна

Лазурныхъ небесъ,

Куда мы стремимся всю жизнь безполезно

И жаждемъ чудесъ.

Въ той бездн небесъ, безграничной какъ море,

Въ мерцаньи игры,

Дорогой предвчной плывутъ на простор

Толпами міры.

Безцленъ-ли путь ихъ иль полонъ значенья

Въ степяхъ міровыхъ,

Но все неизмнно и стройно теченье

Свершается ихъ.

И сердце невольно стремится за ними,

Загадкой томясь,

И ищетъ въ пространств межъ нами и ими

Незримую связь…

* * *

Безпріютна и гола,

Въ синемъ мор, какъ въ пустын,

Дремлетъ въ плсени и тин

Одинокая скала.

Передъ ней морская даль,

Гд порой корабль мелькаетъ,

И къ нему скала взываетъ:

‘О, причаль ко мн, причаль!’

Но, боясь суровыхъ скалъ,

Онъ исчезнетъ торопливо…

И покроетъ стонъ призыва,

Набжавъ, кипучій валъ!

* * *

Кто колыхающейся тнію

Стоитъ у ложа моего,

Когда, объятый томной лнью,

Я жду забвенья одного?

Кто гостемъ, страннымъ и случайнымъ

Со мной бесдуетъ въ тиши

И рчь ведетъ о чемъ-то тайномъ

И непонятномъ для души?

Кому съ волненіемъ внимаю?

Кого пугаюсь и страшусь,—

И отъ земли къ иному краю

Благоговйно уношусь?

Кто недоступный поститель?

Зачмъ онъ здсь въ полночной мгл?

И гд искать его обитель —

На небесахъ иль на земл?.’

* * *

Въ палящій солнцемъ душный жаръ,

Когда безсильемъ все объято,

Какъ освжителенъ ударъ

Молніеноснаго раската!

Какую мощь и силъ подъемъ

Онъ дастъ измученному люду!

Омоетъ лсъ и лугъ дождемъ

И брызнетъ радостью повсюду!

Но, можетъ быть, его ударъ

Въ иныхъ разбудитъ страхъ и трепетъ,

Разрушитъ домъ, зажжетъ пожаръ,

Могучій дубъ въ лсу расщепитъ?

Такъ на земл, въ степяхъ мірскихъ,

Не достигается-ль отъ вка

Путемъ несчастій роковыхъ

И счастье,— счастье человка!

* * *

Какъ грустно въ пустынной алле!

Какъ тихо въ уныломъ саду!

Спятъ статуи, въ мрак бля,

И стынутъ въ ночномъ холоду.

И стынутъ деревья нагія,

Листву на песокъ уронивъ,

И мсяцъ на тучи сдыя

Глядитъ, какъ мертвецъ, молчаливъ.

И чувства въ душ цпенютъ,

И мысли, какъ ночь, холодны,

И сердце, какъ звзды, не грютъ

Забытыя грезы и сны!

* * *

Маріи Поль.

Съ каждымъ днемъ все теплй, все нжне наши тайныя встрчи,

Съ каждымъ днемъ посл ласкъ мы другъ другу все ближе, роднй…

Больше въ чувствахъ огня, пышутъ знойною страстію рчи,

Больше тайныхъ тревогъ и томительно-грустныхъ ночей.

То душа расцвтетъ и надежды, какъ птицы воспрянутъ,

То охватитъ тоска и безжалостно сердце сожметъ,

То мечты въ насъ кипятъ, то цвтами безпомощно вянутъ,

Подъ дыханьемъ невзгодъ и тревогой докучныхъ заботъ.

Видишь въ людяхъ враговъ, видишь съ го речью ядъ ихъ улыбокъ,

Слышишь съ мукой въ душ ихъ злорадно-безсмысленный судъ,

И слдишь за собой, и боишься невольныхъ ошибокъ,

И нигд для души не находишь въ разлук пріютъ.

Но тепле, мой другъ, но нжнй наши тайныя встрчи,

И обильне ласкъ и признаній стремительный градъ,

И полне о счасть, о радостномъ будущемъ рчи,

Насъ чаруя съ тобой, быстротечнымъ потокомъ звучатъ.

ВЕСЕННЙ СОНЪ.

Снилось мн: въ пустынномъ парк

Ты стоишь, обращена

Въ мраморъ статуи холодной,

Неподвижна и блдна.

На тебя, сквозь втки кленовъ,

Съ выси неба голубой

Устремивъ свой взоръ унылый,

Смотритъ мсяцъ золотой.

Я-же — втеръ, втеръ шумный,

Твой поклонникъ и твой рабъ,

Въ гнв ревности безумной

Обезсиллъ и ослабъ.

Съ тяжкимъ вздохомъ, полный дрожью,

Проношусь я въ тьм аллей,

Осыпая, словно жемчугъ.

На тебя росу съ втвей.

А роса — не слезы-ль это,

Въ грусти пролитыя мной?

Но ко мн ты равнодушна

И въ груди твоей покой.

Отчего-жь томлюсь я тяжко

И вздыхаю я о чемъ?

Оттого, что мсяцъ ясный

Освтилъ тебя лучомъ.

И, таинственно бля

Сквозь мерцающую тьму,

Ты беззвучными устами

Улыбаешься ему.

БАГРЯНЫЙ КЛЕНЪ.

‘Тушите, я въ пламени весь, я горю!’ —

Кленъ стонетъ, одтый багряной листвою,

Встрчая сентябрьскаго утра зарю,

Блеснувшую въ неб лучистой игрою.

‘Тушите!.. Вс листья пылаютъ на мн!—

Залейте скорй огненосное пламя!..’

А солнце встаетъ въ голубой вышин

И блый туманъ подымаетъ, какъ знамя.

По лсу проносится шорохъ и хрустъ:

То втки надломанной слышно паденье,

То листъ осыпаетъ поблекнувшій кустъ,

То блки пугливой по сучьямъ движенье.

Холодное солнце смняетъ зарю,

Чуждаясь тепла, какъ скупецъ — безкорыстья’

А кленъ все лепечетъ: ‘Спасите, горю!’

И сыплетъ, какъ пламя, багряные листья…

* * *

Помнишь ночь? мы съ тобою по саду гуляли,

Было душно въ таинственномъ мрак аллей,

Въ дымк тучъ тускло мсяцъ свтилъ безъ лучей,

Словно зми, зарницы вдали трепетали…

И, дыханьемъ цвтовъ напоенная мгла,

Какъ полуденный зной, насъ томила и жгла.

Помнишь? шли мы въ какомъ-то невдомомъ страх,

Страсть прихлынувъ, тревожно кружила мечты

И, казалося намъ,— раздвигая кусты,

Тни въ черныхъ плащахъ, какъ сдые монахи,

Строгимъ взглядомъ безмолвно пытующихъ глазъ

То съ тоской, то съ укоромъ глядли на насъ.

Чувство сердца просилося вылиться въ слово

И въ безсильи нмло на блдныхъ устахъ…

Но не ночь, но не мракъ пробуждали въ насъ страхъ,

А все то, что для насъ было чуждо и ново,

Что предчувствіемъ ласкъ восходящей любви

Первый трепетъ огнемъ зажигаетъ въ крови.

БАРЕЛЬЕФЪ.

Сдая вчность, взоръ вперивши въ даль,

Склонясь, сидитъ на выступ скалы,

У ногъ ея — разбитая скрижаль

Съ событьями, встающими изъ мглы

Скрижаль въ пыли, читаются съ трудомъ

Былыхъ временъ былыя письмена.

Несутся дни, и прорастаетъ мхомъ

На сромъ камн трещинъ глубина.

Несутся дни. какъ волны, чередой,

Сплетался въ недли и года,

И письмена поспшною рукой

Стираетъ жизнь безъ шума и слда.

Жизнь, какъ потокъ, измнчивой волной

Стремясь впередъ, кипитъ со всхъ сторонъ*

А вчность спитъ, и взоръ ея слпой

Въ нмую даль недвижно устремленъ.

РАЗСВТЪ.

Свтающаго дня пурпурные лучи,

Мгновенно разорвавъ угрюмой тьмы завсу,

Затрепетали золотомъ парчи

По лугу и но лсу.

Скатился съ цвтовъ, какъ съ шелковыхъ рсницъ,

Жемчужины росы на бархатъ травъ душистыхъ,

И весело проснулись стаи птицъ

Въ втвяхъ садовъ тнистыхъ.

Весенній втерокъ прохладною волной,

Развявъ грезы сна, пахнулъ благоуханьемъ,

Наполнивъ грудь мн радостью живой

И сладостнымъ желаньемъ.

Воспрянулъ гордый умъ, воспрянули мечты…

И, подъ улыбкою лучистаго разсвта,

Въ душ сверкнуло въ блеск красоты

Благоухающее лто.

Какъ будто въ золото и пурпуръ облеклась

Померкнувшая даль, грозившая мн тьмою,

И съ свтлымъ прошлымъ порванная связь

Блеснула нитью золотою!

КРАСАВИЦА.

Гордая поступь и стройная плавность движеній,

Двственно-чистый овалъ молодого лица,

Взоръ свтозарный, не знающій искры сомнній,

Тла пластичность, достойная взмаха рзца.

Въ образ строгомъ — величіе властной царицы,

Мрамора холодъ въ спокойно-прекрасныхъ чертахъ,—

Все въ ней слпитъ, опуская намъ долу рсницы.

Все къ поклоненью влечетъ, повергая во прахъ!

* * *

Когда росой увлажены поля

И дымкой мглы повиты лсъ и нивы,

Люблю я скрипъ во ржи коростеля

И тихіе свирли переливы.

Люблю, какъ звонъ, затерянный въ глуши,

Какъ огонекъ, мигающій изъ дали,

Въ нихъ плачетъ грусть встревоженной души.

Въ нихъ слышенъ вздохъ непонятой печали.

Въ нмыхъ поляхъ рождаетъ вечеръ ихъ,

Они звучатъ, боясь дневнаго шума,

И съ нимъ умрутъ, какъ чары грезъ ночныхъ,

Какъ сладкимъ сномъ навянная дума…

ПРИЗРАКЪ.

Безжизненный, блдный, какъ тнь, безтлесный,

Обвянный холодомъ мертвыхъ могилъ,

Вошелъ ко мн призракъ, какъ гость неизвстный,

Я всталъ у постели, какъ мсяцъ, унылъ.

Я чувствовалъ трепетъ и страхъ суеврный,

Боялся смотрть на него — и смотрлъ,

А онъ, колыхался тнью неврной,

Покойникомъ страшнымъ во мрак бллъ.

Я въ голос съ дрожью спросилъ его: ‘кто — ты?

Откуда пришелъ ты сюда и зачмъ?’

Но онъ въ тишин полуночной дремоты

Стоялъ у постели, беззвученъ и нмъ.

Пытался вскочить я, но — тщетно — не въ силахъ!

Я крикнуть хотлъ, но не вырвался крикъ!

А кровь леденла отъ ужаса въ жилахъ,

И умъ омраченъ былъ и скованъ языкъ.

А призракъ стоялъ колыхавшейся тнью

И вялъ дыханьемъ тлетворныхъ могилъ.

И мни лося мн, что — ступень за ступенью —

Я въ склепъ, бездыханный, для смерти сходилъ.

* * *

Ропщутъ листвою въ таинственномъ мрак аллеи.

Срыя тни, какъ призраки, бродятъ по саду…

Въ неб трепещутъ зарницъ золотистыя зми,

Втеръ приноситъ въ открытыя окна прохладу..

Мсяцъ печальный исчезнулъ за темною тучей,.

Даль голубая закуталась мантіей черной,

Въ воздух влажномъ вставая волною плывучей,

Сизый туманъ задымился надъ гладью озерной.

Молча взобравшись на кручи прибрежнаго ската,

Темныя ели стоятъ, какъ сдые монахи…

Сердце трепещетъ, предчувствіемъ бури объято,

Мечутся чайки надъ сумрачнымъ озеромъ въ страх.

Темное-ль небо пугаетъ, грозя непогодой?

Зми-ль зарницъ пробуждаютъ тревогу смятенья?

Призракъ-ли страшный нависшей грозы надъ природой

Давитъ мн сердце тяжелымъ кошмаромъ виднья?

* * *

Солнца блескъ и кущи зелени,

Щебетъ птицъ и плескъ ручья…

— Для чего жъ въ глухой разслин

Пробудилася змя?

Въ сердц трепетъ вдохновенія

Грезъ и псенъ перезвонъ…

— Для чего же червь сомннія

Отравляетъ счастья сонъ?..

КУЗНИЦА.

Копоть и дымъ, и удары тяжелаго молота,

Сыплются искры подъ мощной рукою, какъ золото,

Капаетъ потъ, упадающій градомъ съ лица,

Длится работа весь день и всю ночь безъ конца.

Міръ нашъ — не та же ли кузница знойная,

Гд безконечно работа идетъ безпокойная,

Гд выбивается силой безчисленныхъ рукъ

Тотъ же дробящій, какъ тягостнымъ молотомъ, звукъ?

Вс мы томимся, боряся съ нуждою злодйкою,

Вс мы стремимся толпой за насущной копйкою,

Вс мы охвачены вчной тяжелой борьбой,

Въ вчномъ труд обливаясь, какъ потомъ, слезой!

* * *

Оводъ небесъ, какъ фоліантъ, раскрытъ

И въ его нмомъ, глубокомъ мрак

Звзды — буквъ начертанные знаки,

Но отъ насъ ихъ тайный смыслъ сокрытъ*

Этихъ буквъ слпыя письмена

Не стереть, не смыть дождямъ и бур!

Ихъ штрихи въ синющей лазури

Мракъ хранитъ, какъ бездны глубина.

Много жертвъ, ликуя, смерть возьметъ,

Бремя — стнъ и зданій расколышитъ,

Много жизнь, свершая свой полетъ,

На скрижаль событій міра впишетъ.

Мудрость умъ людской обогатитъ,

Озаритъ мысль свточемъ познаній*

И наукъ расцвтъ осуществитъ

Сны надеждъ и пламенныхъ желаній.

Протекутъ, какъ дни, вка толпой:

Возрастутъ тысячелтій числа,

Но письменъ небесныхъ родъ людской

Не пойметъ таинственнаго смысла!

ВЕСТАЛКА.

Скромна, какъ нжная фіалка,

Чиста, какъ снгъ, и непорочна,

Она,— изваянная точно

Изъ глыбы мрамора — весталка.

Въ ней не кипятъ любви желанья

И огнедышащія страсти,

Надъ нею грхъ, съ тоской страданья,

Не проявляетъ силы власти.

Въ душ ея надеждъ сіянье

Не гаситъ мрачная тревога,

Ея мечты и упованья

Устремлены къ престолу Бога.

Ея глаза глядятъ безстрастно,

Въ нихъ не горитъ мятежный пламень,

Она къ земному безучастна

И холодна, какъ мертвый камень.

Влечетъ небесное одно лишь

Ея мечты и упованья!

И ты, о Боже, не позволишь

Смутить души ея сіянье!

Она, какъ нжная фіалка,

Какъ снгъ чиста и непорочна,

Она,— изваянная точно

Изъ глыбы мрака — весталка!

* * *

Отъ скуки вечеръ праздный

Изъ тучъ въ румяной мгл

Воздвигъ скалу въ лазури

И замокъ на скал,

Вкругъ замка, садъ раскинулъ

Высокою стной,

И въ узкихъ окнахъ башенъ

Зажегъ огни зарей,

Но грустно и уныло

Мерцаетъ въ окнахъ свтъ

И дымкою туманной

Зеленый садъ одтъ.

И, глядя празднымъ взоромъ

Скучающихъ очей

На блдное созданье

Фантазіи своей,

Вздыхаетъ вечеръ алый,

Сгущая въ неб мглу,

И быстро въ ней скрываетъ.

И замокъ, и скалу.

Такъ блдное созданье,

Въ стремленьи къ красот,

Взыскательный художникъ

Стираетъ на холст.

СПЛИНЪ.

И за окномъ зима, и въ сердц у меня,

И грустны сумерки мерцающаго дня.

Ничмъ не занятъ взоръ, и умъ скучаетъ праздно,

И мысли въ голов проносятся безсвязно.

Фантазія молчитъ, смнилъ ея игру

Унынья блдный сонъ. Не просится къ перу

Послушная рука. И нтъ къ труду позыва,

И время не бжитъ, а тянется тоскливо…

Забыться-бы теперь, забыться хоть на мигъ

Отъ этой тишины, какъ отъ докучныхъ книгъ

Съ ихъ блднымъ вымысломъ, съ ихъ мудростью ненужной

Для сердца и души, и этотъ сплинъ недужный,

Какъ мутный сумракъ дня, поспшно отогнать

И юности весну, и счастье съ ней призвать,

И сердце отогрть въ тепл любви и ласки

Подъ шопотъ милыхъ устъ, какъ говоръ старой сказки!

* * *

Тьма окутала небо синее,

Не мерцаетъ въ немъ ни одной звзды…

У томясь, бреду, какъ въ пустын, я

Въ мір горестей и слпой вражды.

Бды черныя, словно вороны,

Налетвъ толпой, затрудняютъ шагъ…

Я мечусь отъ нихъ во вс стороны

И спастись отъ нихъ не могу никакъ.

Смотритъ прошлое привидніемъ,

А грядущее — заволокъ туманъ.

И тревогою и волненіемъ

Жизнь томитъ меня, какъ слпой обманъ.

Гд-жъ искать отъ бдъ мн спасеніе?

Гд мн истину какъ маякъ, найти,

Чтобъ безъ трепета, безъ смятенія,

Терны мукъ встрчать на земномъ пути?

ЗВЗДЫ

Звзды небесныя,

Чистыя, ясныя,—

Тайны чудесныя,

Думы прекрасныя.

Въ безднахъ, гд хорами

Трепетно рете,

Свтите взорами,

Только не грете.

Въ мгл очарованной

Свтъ вашъ — стремленіе,

Взглядъ, къ вамъ прикованный*

Ждетъ откровенія.

Искрясь, мигаете

Въ ночи безбурныя

Путь разверзаете

Въ дали лазурныя.

Неуязвимыя,

Въ мір нетлнныя,

Непостижимы я

И неизмнныя,

Свтомъ рожденныя,

Къ свту влекущія

Души смятенныя

Въ царство грядущее.

* * *

Ты — статуя — прекрасный образецъ

Прекраснаго и чистаго искусства,

Я — рабъ страстей, я — пламенный пвецъ

Въ людскихъ сердцахъ мятущагося чувства.

Ты — творчество ваятеля, въ теб

Его мечты живое воплощенье,

Я — жизнію обязанный судьб

Двухъ нжныхъ душъ взаимнаго влеченья.

Ты — красота въ стремлень къ красот,

Ты — чистый свтъ, рождаемый отъ свта,

Я — метеоръ, блеснувшій въ темнот,

Я — дерзновенная комета.

* * *

О, если бы бжать отъ шума и волненій,

Отъ пошлости людской, злорадства и суда

Туда, мой другъ, туда,

Гд тишина царитъ съ блаженствомъ сновидній!

О, если-бы все зло, обиды и мученья

Простивъ своимъ врагамъ, забвенію предать

И сладко отдыхать,

Какъ море посл бурь въ истом усыпленья?

О, если-бъ все, чмъ жизнь въ дни юности румяной,

Въ дни радужныхъ надеждъ когда-то такъ была

Прекрасна и свтла,

Мечтою воскресить, какъ сонъ благоуханный?

О, если-бы любить, но такъ, съ такою страстью,

Съ такимъ подъемомъ силъ, какъ любятъ не всегда!

Поврь, мой другъ, тогда…

Тогда завидовать нельзя чужому счастью!..

* * *

Въ неб вечернемъ, остывшемъ отъ зноя,

Таетъ улыбкой румяный закатъ…

Сердце мятежное жаждетъ покоя,

Умъ истомленный забвенію радъ.

Грезы нмыя на крыльяхъ незримыхъ

Легкой толпою, какъ волны, текутъ…

Ночь успокоитъ всхъ горемъ томимыхъ,

Всмъ безпріютнымъ дастъ миръ и пріютъ.

Скорбь-ли терзаетъ — притупитъ страданья,

Злоба-ль пылаетъ — волненье смиритъ,

Страсть-ли мятется порывомъ желанья,—

Муки погасить и страсть усыпитъ.

Въ неб лазурномъ, остывшемъ отъ зноя,.

Ночь, надвигаясь, плыветъ надъ землей…

Сердце томится и жаждетъ покоя,—

Въ жизни мятежной такъ нуженъ покой!

* * *

Ночь беззвучная, ночь морозная,

Стелетъ саванъ свой пуховымъ ковромъ…

Небо темное, многозвздное

Опрокинулось надъ землей шатромъ.

Въ серебро-парчу, въ иглы инея,

Разукрасился, нарядился лсъ,

Развернулися дали синія,

Сбросивъ весело тьму сдыхъ завсъ.

Въ чуткомъ воздух, стужей скованномъ

Слышенъ явственно звонкій скрипъ саней

Сномъ объятые заколдованнымъ,

Стынутъ блые пустыри полей.

Помертвлые, бездыханные,

Подъ серебряной гробовой парчей,

Гд колышутся тни странныя,

Словно призраки, налетвъ толпой.

И въ душ моей изъ забвенія,

Изъ холодной тьмы погребенныхъ дней,

Подымаются, какъ виднія,

Въ лицахъ образы дорогихъ тней.

Съ кмъ вся молодость тайно связана,

Съ кмъ вс радости, вс мечты въ быломъ,

Но любовь души недосказана,

Промелькнувшая быстролетнымъ сномъ!..

ЗАБЫТЫЙ МЕЧЪ.

(Баллада).

Многіе годы безъ дла вислъ онъ въ старинныхъ покояхъ

Древняго замка, забытый средь рыцарскихъ пыльныхъ доспховъ,

Думой томясь о кровавыхъ бояхъ и отважныхъ герояхъ,

Выдержавъ въ схваткахъ съ врагами не мало счастливыхъ успховъ.

Время текло… Паутина на яркихъ цвтныхъ гобеленахъ

Срымъ узоромъ ползла, и годъ отъ году ткань все ветшала…

Въ мрачныхъ пустынныхъ покояхъ отъ сырости дкой на стнахъ

Ржавчина сыпью багровой на стали клинка выступала…

Замокъ, прекрасный когда-то, какъ ткань, приходилъ въ разрушенье,

Всми забытый давно и лишенный заботъ и призора.

Рыцарь-владлецъ угасъ, и по смерти его во владнье

Замокъ съ убранствомъ стариннымъ достался наслдникамъ скоро.

Но равнодушье не чтитъ образцовъ старины драгоцнной!

Время не много прошло, и изъ замка, какъ роскоши храма,

Рыцаря доблестный мечъ, его спутникъ въ боихъ неизмнный,

Скупщику ветоши проданъ съ ненужною рухлядью хлама.

Ржавчины сыпь сведена и клинокъ притупленный отточенъ,

Блещутъ ножны новизной, и въ лавчонк еврея убогой

Мечъ себ мсто нашелъ, на невзрачной стн приколоченъ,

Рзко бросаясь въ глаза среди рухляди, ветоши многой.

И армяниномъ однажды, красой его рдкой плненнымъ,

Купленъ для схватокъ въ бояхъ, и для нихъ, какъ и встарь, на готов,

Вынутый вдругъ изъ ноженъ и трепеща клинкомъ заостреннымъ,

Такъ засверкалъ, словно крикнуть пытался: ‘возмездія! крови!’

* * *

Вечеретъ… Надъ сонной землею

Срый сумракъ уныло нависъ,

Въ пол снгъ подъ холодною мглою

Блещетъ тканью серебряныхъ ризъ.

По втвямъ и кустамъ помертвлымъ,

Оголеннымъ суровой зимой,

Словно пухомъ разсыпался блымъ

Серебрящійся иней сдой.

Хоронясь за сугробами снга,

Дремлютъ кровли убогія хатъ,

Рзвыхъ санокъ поспшнаго бга

На мороз слышне раскатъ.

Черной сткой къ угрюмому лсу

Стаи галокъ летятъ на ночлегъ,

Звзды искрами неба завсу

Осыпаютъ, сверкая, какъ снгъ.

Какъ холодной пустыней, иду я

Блымъ полемъ, окутаннымъ тьмой,

Рютъ грезы, мн сердце волнуя,

И плывутъ неотступно за мной…

И стряхнуть я съ себя не во власти

Ихъ слпыхъ, обольстительныхъ чаръ,

Какъ подчасъ опьяняющей страсти

Золотой, но тяжелый угаръ.

ВОЛХВЫ.

дутъ они неоглядною степью

На поклоненье къ Младенцу-Христу,

Звзды надъ ними алмазною цпью

Ярко горятъ, озаривъ темноту.

Молча ступаетъ верблюдъ за верблюдомъ,

Въ сонной тиши колокольцы гремятъ,

Изумлены совершившимся чудомъ,

Тихо волхвы въ темнот говорятъ.

Пальмъ неподвижныхъ гигантскія тни,

Переплетаясь, легли на песокъ,

Путь указуетъ съ лазоревой сни

Старцамъ угрюмымъ звзда на Востокъ,

Гд возсіяло нежданное чудо,

Гд совершилось Христа Рождество,

Люди, погрязшіе въ мрак, откуда

Чаютъ спасенья для міра всего.

Въ бдности жалкой — сокровищъ источникъ,

Свтомъ пролившій любви благодать,

Въ мрак блеснувшій, какъ мсяцъ-полночникъ,

Давшій о свт и жизни понять…

Въ хрупкомъ созданьи — могучая сила,

Всеисцляющій жизненный лучъ,

Робость мильоны людей покорила,

Слабость открыла могущества ключъ.

дутъ волхвы неоглядною степью,

Путь ихъ короче и сумракъ блднй…

Вотъ ужь холмы развернулися цпью

Въ срой дали, извиваясь, какъ змй.

Вотъ ужь видны очертанья селеній,

Тонущихъ въ дымк таинственной мглы,

Вотъ ужь встаютъ, какъ гигантскія тни,

Горъ кременистыхъ крутые узлы.

Идутъ верблюды пустынной дорогой,

Дремлющій сумракъ недвижимъ и нмъ,

Скоро предъ ними и городъ убогій,

Бдности городъ — святой Вилеемъ.

Скоро и кровли завтнаго хлва,

И, средь убожества, въ бдныхъ стнахъ,

Матерь святая — пречистая Два,

Съ свточемъ міра — Младенцемъ въ рукахъ.

Съ Тмъ, Кто принесъ своимъ тайнымъ рожденьемъ

Съ неба на землю спасенье и свтъ,

Съ Тмъ, Кто любовью и дивнымъ ученьемъ

Міру оставилъ великій завтъ!

1896 г.

* * *

О, дитя* дорогое дитя,

Отъ тебя я волненья не скрою,

Я не скрою, какъ, часто грустя,

Я не вдалъ ни сна, ни покою.

Я не скрою, какъ много постигъ

Отъ людей я и зла, и тревоги,

Почему я сталъ сердцемъ старикъ

И забылъ о любви и о Бог.

Я не скрою, дитя, почему

Сталъ я любящимъ сердцемъ жесточе,

Почему веселй одному

Мн въ затишьи безтрепетной ночи.

Почему не плняетъ меня

Красотой красота неземная,

Почему въ темнот безъ огня

Я блуждаю, томясь и страдая!

О, дитя, дорогое дитя,

Отъ тебя ничего я не скрою,

Но боюсь, чтобъ и ты, загрустя,

Не лишилась земного покою!

* * *

Свтъ чуть брезжетъ, еще рано,

Нтъ ни звука на сел,

Даль и поле въ тусклой мгл

Бловатаго тумана…

Но на проск дубровы

Зерна желтаго овса,

Свжій слдъ отъ колеса

И неровный слдъ подковы.

ЗАВТЪ.

Какъ орелъ — могучъ и смлъ —

За завты братства тснаго

Стой на страж честныхъ длъ,

Стой на страж слова честнаго!

Какъ боецъ, оберегай

Честь и правду неподкупную!

Ополчась, грозой вставай

На враговъ за ложь преступную!

Не давай имъ посягать

На завщанное предками!

Надо силу отражать

И вражду стрлами мткими!

* * *

Не обезкрыливай надеждъ

И свтозарныхъ упованій!

Не омрачай счастливыхъ вждъ

Слезами горькими страданій!

Дай жить! Дай сердцемъ пламенть!

Дай вру въ лучшихъ дней начало!

Мн было-бъ страшно умереть,

Съ тхъ поръ, какъ ты близка мн стала!

Воскреснувъ пламенной душой,

Я жажду жизни, жажду свта,

И въ сердц ветъ теплотой

Благоухающее лто.

* * *

Звзда вечерняя въ лазоревомъ чертог

Надъ міромъ сумрачнымъ зажгла свтильникъ свой,

Навявъ мн мечты о неб и о Бог

И сердце погрузивъ въ безтрепетный покой.

Струи ея лучей — нмыхъ и безмятежныхъ —

Влилися въ грудь мою волною голубой,

И принесли мн миръ, и сладость вздоховъ нжныхъ,

И сонмы свтлыхъ думъ о жизни неземной.

И новый, чудный міръ открылся предо мною*

Затмивъ своей красой міръ суетныхъ тревогъ,.

Гд ропщущая жизнь съ тревожною борьбою

Мятется безъ конца, какъ плещущій потокъ!

ГРОЗНЫЙ БОЙ.

Сошлись дв тучи грозовыя,

Молніеносный громъ тая,

У каждой латы боевыя

И щитъ — защита отъ копья.

На лица спущены забрала,

Но гнвомъ взоры зажжены,

И об дерзки, и ни мало

Своей враждой не смущены!

Ихъ космы вьются въ безпорядк,

Затмивъ лазоревую твердь.

Готовы тучи въ жаркой схватк

Съ отвагой смлой встртить смерть.

Он воинственны и смлы,

Кипитъ ихъ гнвъ подъ сталью бронь.

Одинъ лишь шагъ — и молній стрлы

Откроютъ яростный огонь!

* * *

Веселаго такъ мало, а грустнаго такъ много,

Томятъ насъ тяжкимъ гнетомъ сомннья и тревога,

Томятъ и давятъ душу, и горечью отравы

Туманятъ дни утхи, веселья и забавы.

Веселаго такъ мало, а грустнаго такъ много…

На все мы смотримъ въ жизни безпечно или строго,

И прочь бжимъ отъ правды, скрывая ложь искусно,

Зато и въ дни веселья намъ тягостно и грустно!

* * *

Говори, не страшись этой ночи слпой,

Эта хмурая ночь не подслушаетъ насъ…

Не дрожи передъ ней съ боязливой тоской,

Не клони передъ ней отуманенныхъ глазъ!

Говори, не страшись, не скрывай ничего!

Жду я правды одной, безъ обмана и лжи!

Все, что сердце томитъ, все, что мучитъ его,

Говори обо всемъ, обо всемъ разскажи!

Не скрывай отъ меня, что таишь отъ другихъ,

Изъ боязни суда, изъ-за страха клеветъ!

Осужденья изъ устъ ты не встртишь моихъ

На признанье свое роковое въ отвтъ!

Эта хмурая ночь и глуха, и слпа,

Не страшись же ее, не дрожи передъ ней!

Говори обо всемъ, и ни ночь, ни толпа

Не узнаютъ, мой другъ, сердца тайны твоей!

* * *

Мн снилося, что по ступенямъ склизкимъ

Спускаюся я внизъ,

Въ подземный мракъ, нависшій сводомъ низкимъ, —

Притонъ мокрицъ и крысъ,

Гд сырости ползетъ сдая плсень

По камнямъ срыхъ стнъ,

Гд узниковъ безъ похоронныхъ псенъ

Ждетъ смерти прахъ и тлнъ.

Спускаюсь внизъ спасти изъ заточенья

Ршетчатыхъ дверей

Тебя, мое дитя, какъ жертву озлобленья

Жестокихъ палачей.

Стучусь къ теб и рву цпей затворы,

Какъ разъяренный зврь,

И — чудо — торжествуя, видятъ взоры,

Какъ поддается дверь.

Слпой судьбы иль случая капризомъ

Встрчаю, глядя въ мглу,

Какъ горленку подъ каменнымъ карнизомъ,

Тебя въ сыромъ углу.

Дрожащая, ты молишь о пощад

Въ смятень и слезахъ,

И свтятся въ твоемъ уныломъ взгляд

Отчаянье и страхъ.

Твой стонъ, твой плачъ терзаютъ грудь мученьемъ

И давятъ, какъ укоръ,

И я, схвативъ, несу тебя съ волненьемъ

На волю, на просторъ.

Нтъ, не настичь насъ дерзкому злодю!

Не ввергнуть въ мракъ могилъ!

И я бгу, но чувствую — слабю,

И падаю безъ силъ…

Исчезъ кошмаръ, исчезло сновиднье,

Какъ память тяжкихъ лтъ!

О, какъ душ отрадно пробужденье!

Какъ утра милъ разсвтъ!

Какимъ полны нмымъ очарованьемъ

И этотъ лучъ дневной,

И эта тишь какъ горестнымъ страданьемъ

Оправданный покой!

НА СМЕРТЬ А. Н. МАЙКОВА.

Скончался онъ ранней весенней порой,—

Когда ‘выставляется первая рама’,

И въ окна врывается гулкой волной

‘И говоръ народа, и благовстъ храма’.

Убилъ его грубо безжалостный рокъ

Въ т дни, когда въ пол, при звукахъ невнятныхъ,

‘Голубенькій, чистый подснжникъ-цвтокъ’

Напоминалъ о близости дней благодатныхъ.

Въ могилу сошелъ онъ,— творецъ ‘Двухъ міровъ’,

Воспвшій красоты Эллады и Рима,

Рядившій намъ въ жемчугъ чарующихъ строфъ

Преданья и сны пролетвшихъ годовъ,

Какъ сказки о дальней стран пилигрима.

Онъ вызвалъ античный исчезнувшій міръ

Изъ мрака забвенья намъ силою слова,

И золото, мраморъ и пышный порфиръ

Открылъ изъ-подъ пепла развалинъ былого.

При звукахъ волшебныхъ кристальныхъ стиховъ

Витали мечтой мы средь образовъ грацій

Въ чертогахъ царей и во храмахъ боговъ,—

Подъ небомъ, гд жили Гомеръ и Горацій…

И вотъ этихъ звуковъ угасъ властелинъ!

Изъ міра похищенъ онъ смертью лукавой,

Покрытый внцомъ благородныхъ сдинъ

И въ царств безсмертья увнчанный славой!

10 марта 1897 г.

ВЕСЕННЕ ЦВТЫ.

Я васъ люблю, питомцы мая,

Благоуханные цвты!

Вы нжной прелестью сіяя,

Мн навваете мечты.

Въ полночный часъ росой медвяной

Васъ напояла темнота,

Чтобъ знойный лучъ зари румяной

Не сжегъ вамъ свжія уста.

Васъ соловей баюкалъ псней,

Вамъ нашептали звзды сны,

Чтобъ, пробудясь, еще прелестнй

Вы красовались въ дни весны!

Вы мн милы, питомцы мая,

Какъ небу — алая заря_,

Какъ звздамъ — полночь голубая,

Какъ волнамъ — шумныя моря!

Люблю-ль за то, что вы прекрасны,

Какъ непорочныя мечты?

Что вы, какъ небо, не подвластны

Земнымъ волненьямъ суеты?

Или за то, что въ васъ, сіяя

Тепломъ живительныхъ лучей

Разлита свжесть молодая

Погибшей юности моей?

ЖЕНСКОЕ СЕРДЦЕ.

Женское сердце кипитъ и волнуется сладко,

Полное жажды и зноя любви безконечной,

Чувство въ немъ часто, смняясь волной быстротечной,

Мучаетъ тайно, какъ темная жизни загадка.

Страсть-ли родится — родится, какъ буря, тревожно.

Ненависть вспыхнетъ — все сердце, какъ пламя, охватитъ.

Если полюбитъ — вс силы и чувства растратитъ,

Если измнитъ — измнитъ хитро и безбожно!

Жгучія страсти врываются въ сердце случайно,

Вс въ немъ движенья, какъ силы стихій, непокорны.

Чувства въ немъ много, но часто т чувства притворны…

Женское сердце для всхъ непонятная тайна.

ЖЕНСКАЯ ГОРДОСТЬ.

Есть въ женской гордости, умомъ непостижимой,

Незыблемая мощь и сила красоты.

Подъ ней хоронятся, таясь неуловимо,

Стыдливость робкая и пламень чистоты.

И если смлый взоръ улыбкой дерзновенной

Нежданно оскорбитъ весталки чистоту,

Какой грозой въ очахъ проснется гнвъ мгновенно,

Какія молніи зажгутъ ихъ темноту!

Какъ нервно задрожатъ шелковыя рсницы!

Какой метнется взглядъ на дерзкаго врага!

Такъ вспыхиваютъ въ тьм зловщія зарницы,

Такъ брызги гордыхъ волнъ летятъ на берега…

ЗАБОТЫ.

Чу! Въ дверь мою стучится кто-то,

Гляжу — и вижу изъ окна:

Стоитъ — уныла и блдна —

Сдая странница — Забота.

‘Впусти!’ — лепечетъ мн старуха.

‘Озябла… сжалься… отопри…

Дай кровъ до утренней зари,—

Пугаетъ полночь, въ пол глухо!’

Гремитъ засовъ со стономъ гула,

Въ дверяхъ поспшно щелкнулъ ключъ,

И ночь въ плащ косматыхъ тучъ

Холодной сыростью пахнула.

Крехтя, при свт тусклой свчки,

Вступила гостья на порогъ

И молча, робко, въ уголокъ

Пробралась грться возл печки.

Сидимъ, взирая другъ на друга,

И коротаетъ вмст ночь,

И гостья сонъ мой гонитъ прочь,

Какъ тишь нмую — крикъ испуга.

Но странно: чуть въ окно привтно

Сквозь тусклый мракъ забрезжилъ свтъ

Смотрю — уже старухи нтъ,

Она исчезла незамтно.

Такъ каждый день привыкъ давно я

Дарить Забот свой досугъ

И, обращая жизнь въ недугъ,

Не знать забвенья и покоя.

Сегодня странницей убогой

Придетъ одна во тьм ночной,

На завтра — жду уже другой,

Томясь мучительной тревогой.

И вс он въ часы вздыханій

Слезой туманятъ свтъ очей,

И вс суровостью своей

Несутъ мн пытки испытаній!

1900 г., 1 февраля.

* * *

И алыя розы и блыя лиліи

Отъ жгучаго зноя склонились въ безсиліи…

И, дремой объята, раскинулась, мля,

Вся въ солнечныхъ пятнахъ сквозная аллея.

Одни мы съ тобою подъ снью узорною.

Страсть, къ сердцу прихлынувъ волной непокорною,

Въ томленьи тяжеломъ, какъ въ зно природа,

Безъ слезъ изнываетъ и проситъ исхода.

Хотимъ — и не можемъ мы рчью смятенною

Открыть торопливо любовь затаенную,

И жутко и страшно теперь намъ обоимъ,

И давитъ затишье недвижнымъ покоемъ.

Но близость насъ клонитъ другъ къ другу въ безсиліи,

Какъ алыя розы и блыя лиліи,

И, кажется, страсть, вс преграды минуя,

Сольетъ безъ признанья уста въ поцлу…

1900 г., май.

* * *

Уединенія покинутый пріютъ —

Заглохшій старый садъ, бесдка съ паутиной,

Подъ снью блдныхъ изъ недвижный мертвый прудъ,

Затянутый кругомъ весь плсенью и тиной.

Аллея темная, листвы густой наметъ,

Не пропускающій веселыхъ пятенъ свта,

Проросшая травой дорожка, что ведетъ

Туда маня во глубь и тамъ теряясь гд-то…

Все дорого душ, какъ память давнихъ лтъ!

Все, сердце радуя, такъ близко и знакомо,

Хотя неряшества и запустнья слдъ

Лежитъ на всемъ вокругъ пустющаго дома.

Бгутъ, бгутъ года, и съ каждымъ годомъ садъ

Все гуще, и сырй въ немъ сумракъ золотистый…

И алыхъ розъ кусты на цвтникахъ глушатъ

Крапива и лопухъ широколистый…

Войсковицы.

ОБЛАКА.

Безстрастныя, холодныя,

Нмыя облака,

Какъ лебеди крылатые,

Плывутъ издалека,

Плывутъ они свободныя,

Кочуя въ небесахъ,

Въ бояхъ грозой не смятыя,

На легкихъ парусахъ.

Не блещущими латами

Отъ натиска и ранъ

У нихъ у всхъ закованы

И грудь и мощный станъ,

Но бурками косматыми

Блютъ, словно снгъ,

И звзды, очарованы,

Слдятъ ихъ рзвый бгъ.

Летятъ они дружинами,

Кочуютъ и въ разбродъ,

Безъ роду и безъ племени,

Безъ горя и заботъ.

То кроются сдинами,

То въ роскоши убранствъ,

Летятъ, не зная времени,

Надъ безднами пространствъ.

* * *

Съ тобой мы вмст, неразлучно!

Что смерть намъ? взмахъ ея косы?

Въ блаженств быстро и беззвучно

Летятъ минуты и часы!

Приливы радостныхъ волненій

Смняетъ рой лазурныхъ думъ.

Къ счастливымъ — жизненныхъ — смятеній

Не долетаетъ дерзкій шумъ.

Любовь святая оснила

Крыломъ счастливый нашъ очагъ,

И сердце горе позабыло

И позабыло жизни мракъ.

Намъ свтитъ солнце упованій

И въ свтлый путь влекутъ мечты,

Гд нтъ ни горечи страданій,

Ни шума гнвной суеты.

Мы жаждемъ жизни, вря въ счастье,

И гонимъ прочь сомнній тьму.

А если ждутъ насъ дни ненастья,

То вспоминать о нихъ,— къ чему?

* * *

Какъ тяжко на земл влачить существованье,

Ни счастья не познавъ, ни радостей любви,

Какъ больно охлаждать кипучія желанья

И съ ними подавлять волненіе въ крови!

Какъ горько приходить къ печальному сознанью

Что молодость летитъ и старость впереди,

Что счастья не достичь безсильному желанью

И жизни не зажечь въ безтрепетной груди!

А жизнь кругомъ кипитъ, кипитъ, полна волненій,

Мятущихся тревогъ и тягостной борьбы,

И заглушаетъ вопль терзающихъ мученій

И рвущіяся съ устъ проклятья и мольбы!

* * *

Осенній день, рожденный изъ тумана,

Идетъ къ концу, беззвученъ и унылъ.

Вдали закатъ забагрянлъ, какъ рана,

И облака какъ кровью обагрилъ.

Они зажглись на мигъ огнемъ холоднымъ

И заревомъ блеснули въ небесахъ,

Въ желаніи безсильномъ и безплодномъ

Жизнь пробудить въ безжизненныхъ поляхъ.

Гд ветъ стужъ дыханіемъ суровымъ,

Гд травъ коверъ поблекъ и побурлъ,

И грудь земли блющимъ покровомъ

Сдой туманъ, какъ саваномъ, одлъ.

Не такъ ли мы въ стремленіи напрасномъ

Пытаемся подчасъ въ душ своей,

Объятой тьмой и холодомъ безстрастнымъ,

Зажечь огонь угаснувшихъ страстей?

* * *

Я спросилъ сдую бурю,

Бурю ропщущую въ тьм,

Съ тайнымъ ужасомъ и страхомъ

Въ робкомъ сердц и ум:

‘Для чего, людей пугая,

Ты ревешь подъ шумъ дождя?’

Й отвтила мн буря,

Подъ окномъ моимъ гудя:

‘Чтобъ напомнить, чтобъ повдать

Шумомъ вихря моего

Людямъ злымъ о Божьемъ гнв

И могуществ Его!’

Видя молніи зубчатой

Огнеметную стрлу,

Я спросилъ, впиваясь взоромъ

Въ разступившуюся мглу:

‘Для чего въ косматыхъ тучахъ

Ты сверкаешь надъ землей?’

И она мн просвистла,

Извиваяся змей:

‘Чтобъ грозить вамъ Божьей карой,

Родъ людской, объятый зломъ!

— Васъ огнемъ испепелю я

Какъ Гоморру и Содомъ!’

Но, когда промчалась буря,

Унося съ собою мракъ,

И огонь сверкавшихъ молній

Въ тучахъ тающихъ изсякъ,—

Видя радуги гирлянду

Въ засинвшихъ небесахъ,

Я спросилъ ее: ‘Зачмъ ты

Блещешь въ краскахъ и лучахъ?’

И отвтила она мн,

Зыбля красками эфиръ:

‘Я свожу съ небесъ на землю

Благодать, любовь и миръ!’

* * *

Сердце напрасно волнуется сладко

Бурей надеждъ средь тревогъ суеты.

Все на земл мимолетно и кратко:

Счастье, любовь, красота и мечты.

Наши надежды рождаютъ сомннья!

Яркое пламя ихъ — призрачный свтъ!

Счастіе людямъ дано на мгновенье,

Прочнаго-жъ, долгаго счастія нтъ!

Гретъ любовь насъ лишь въ юные годы,

Хрупче стекла золотыя мечты,

И красоты торопливые всходы

Блекнутъ и вянутъ, какъ въ пол цвты.

Жизнь на земл въ проявленіяхъ тлнна!

Все, что рождается, гибнетъ тотчасъ!

Вчное только одно неизмнно,

Непостижимое въ жизни для насъ!

* * *

Изъ-за тускло-мерцающихъ стеколъ,

Заслоненныхъ ршеткой желзной,

Рвется узникъ на волку, какъ соколъ,

Глядя въ небо съ тоской безполезной.

Но ничтожны желаній усилья

Подъ замками глухого затвора,

Какъ безсильны у сокола крылья

Въ тсной клтк, лишенной простора.

Такъ у мысли свободолюбивой,

Какъ цпями, неволей запрета,

Часто отнятъ розмахъ горделивый

Въ смлыхъ поискахъ правды и свта!

ОСЕННЙ САДЪ.

Втромъ спутанныя втки подъ окномъ моимъ шумятъ.

Съ каждымъ днемъ все больше, больше облетаетъ пышный садъ.

Ужь не слышно въ немъ жужжанья на куртинахъ звонкихъ пчелъ,

Гд пестрли гіацинты и весной шиповникъ цвлъ.

Втромъ спутанныя втки подъ окномъ моимъ шумятъ,

Листья желтые каскадамъ, шелестя, съ деревъ летятъ…

Осень скучная уныло бродитъ призракомъ въ саду,—

Гд я псенъ не услышу, и отрады не найду.

Втромъ спутанныя втки подъ окномъ моимъ шумятъ,

И тревожно съ грустнымъ вздохомъ мн о прошломъ говорятъ.

И подъ скучный шелестъ втокъ и унылый втра шумъ,

Безотрадной вереницей пролетаетъ много думъ!

* * *

Межъ бдніемъ и сномъ есть краткій промежутокъ,

Когда еще не спишь, и умъ тревожный чутокъ,

Но дрема крадется, скользя надъ головой,

И мысли путаетъ таинственною мглой.

Дйствительность ушла и гд-то затерялась…

И все, что тшило, и все, что улыбалось,

Или томило умъ — исчезло, разлетясь,

Какъ въ неб облака, теряющія связь.

Открылась глубина предъ спящими очами…

Волшебныя мечты слились съ ночными снами…

Фантазіи полетъ кружитъ усталый умъ,

И рой обманчивыхъ и запоздалыхъ думъ,

Обрывками дрожа, какъ нити паутины,

Приводитъ къ ложу сна минувшаго картины.

* * *

Безъ чувствъ и безъ мыслей душа на земл прозябала бъ,

Какъ солнца и свта лишенный въ теплиц цвтокъ.

О, сколько бъ звучало повсюду томительныхъ жалобъ!

Какъ тягостна бъ жизнь намъ казалась средь бурь и тревогъ!

Но мысли и чувства въ насъ будятъ приливы желаній,

Волненіе въ сердц, волненіе въ знойной крови,

И жажду стремленій, и свтлые сны упованій,

И пламя восторговъ, и сладостный трепетъ любви!

А жизнь безъ любви и стремленій — не степь ли,

Палимая зноемъ, гд въ мор зыбучихъ песковъ

Лишь царствуетъ гибель, тая разрушенье, какъ въ пепл,

Подъ грудой развалинъ на почв безъ прочныхъ основъ?

* * *

Такъ даль ясна, такъ день еще блестящъ,

Такъ гретъ лучъ небеснаго свтила,

Что, углублясь въ густую зелень чащъ,

Не врится, что осень наступила!

Но утренникъ дыханьемъ мертвыхъ устъ,

Хладя рки трепещущее лоно,

Уже обжогъ боярышника кустъ

И обагрилъ рзные листья клена.

Уже встаютъ въ поляхъ по вечерамъ,

Какъ блый дымъ, болотные туманы

И стаи птицъ, поднявшись къ небесамъ,

Летятъ на югъ въ невдомыя страны.

Наскучило-ль на свер глухомъ

Имъ, странникамъ, унылое кочевье,

Гд будятъ грусть въ багрянц золотомъ

Дремотою повитыя деревья?

Иль, чувствуя, что скоро лта пиръ,

Какъ юности броженіе, затихнетъ,

Он летятъ въ иной цвтущій міръ,

Гд нтъ ни зимъ, ни савановъ сдыхъ нтъ?

Гд съ далью слитъ лазурный небосклонъ,

Гд гребни горъ стремятся къ алымъ зорямъ

И въ блеск дня спитъ воздухъ, освженъ

У береговъ плескающимся моремъ,

Куда, забывъ про холодъ и туманъ,

Подъ небо странъ, природою богатыхъ,

Летятъ мечты печальныхъ сверянъ,

Спша вослдъ за стаями пернатыхъ.

* * *

И люди мечтаютъ, и звзды мечтаютъ,

И т, и другія мятутся во мгл…

Но люди мечты къ небесамъ устремляютъ,

А звзды — къ печальной земл.

Влеченія жажда имъ сны окрылила,

И свтъ лучезарный затеплила въ нихъ.

— Зачмъ же однихъ ожидаетъ могила,

И вчность безсмертья — другихъ?..

* * *

Осенній дождь, какъ движущейся сткой,

Завсилъ даль,

Въ глухомъ саду, съ покинутой бесдкой,

Царитъ печаль.

По небесамъ клубятся тучи дымомъ,

Затмивъ лазурь,

Гудятъ весь день надъ нолемъ нелюдимымъ

Порывы бурь.

Свинцовой мглой, какъ саваномъ, одта —

Шумитъ рка,

Туманитъ взоръ, таясь глубоко гд-то

Въ груди, тоска.

Мечты любви, мечты воспоминаній,

Плывутъ, какъ сны,

Неся тепло и вздохъ благоуханій

Былой весны.

И ловитъ взоръ забытыя виднья

Забытыхъ дней,

Какъ чары сновъ, въ минуту пробужденья,

Во тьм ночей…

* * *

Чего стыдливое признанье

Не досказало мн въ рчахъ,

Доскажетъ знойное сіянье

Въ твоихъ потупленныхъ очахъ.

Твоей души нмая тайна

Мн въ нихъ откроется яснй

Чмъ, если-бъ вылилась случайно

Въ смятенномъ лепет рчей.

* * *

Беззвздная полночь стоитъ. на двор,

Какъ пухъ легковйный, снжинки мятутся…

Блютъ уныло поля въ серебр

И втви деревьевъ отъ холода жмутся.

Суровая стужа, суровый морозъ!

Снгъ вьется во тьм средь ночного беззвучья

И кутаютъ хлопья вершины березъ

И вихрями бурь обнаженные сучья.

Одтая въ саванъ, зима за окномъ

Покойницей блдной, какъ призракъ, блетъ:

И страшно, и жутко, и въ сердц моемъ,

Согртомъ любовью, вновь холодомъ ветъ.

Кипучихъ желаній потухшій огонь

Подернулся пепломъ зловщихъ сомнній

И мчатъ меня думы, какъ всадника конь,

Въ хаосъ налетвшій тревогъ и волненій.

Разсыпался грезъ золотой караванъ!

Разсялся бредъ опьяняющей страсти!

И снова заботъ непроглядный туманъ

Меня охватилъ темнотой своей власти.

Какъ мутное небо безъ блещущихъ звздъ,

Грядущее смотритъ слпыми очами…

Изъ сердца надежды, какъ птицы изъ гнздъ

Поспшно умчались съ веселыми днями..

Одтая въ саванъ, зима за окномъ

Покойницей блдной, какъ призракъ, блетъ,

И снгъ перелетный во мрак ночномъ

Пушинками вьется и звздами ретъ.

Почіетъ земля въ неподвижной тни

И долго, томясь, почивать еще будетъ.

Но землю разбудятъ весенніе дни,

А сердце… кто сердце разбудитъ?!.

* * *

Чмъ разнороднй кругъ волненій

Средь повседневной суеты,

Тмъ больше яркихъ вдохновеній,

Тмъ лучезарне мечты!

И чмъ волненья жизни проще

Въ однообразномъ шум дня,

Тмъ меньше силъ, тмъ меньше мощи,

И вдохновеній, и огня!

* * *

О, сны о минувшемъ, прекрасные сны,

Зачмъ вы воскресли съ разсвтомъ весны

И, тихою ночью склонясь къ изголовью,

Волнуете сердце забытой любовью?

Зачмъ вы вступили ко мн на крыльцо

И дышете страстью и зноемъ въ лицо,

И будите чувства и къ счастью стремленья,

Погасшія въ сердц подъ пепломъ забвенья?

Къ чему мн поете о томъ, что прошло,

О томъ, что судьба безпощадно и зло

Жестокой руки преднамреннымъ взмахомъ

Разбила, глумясь, и развяла прахомъ?

Того, что погибло, того, что мертво,

Во мн не разбудитъ весны торжество!

И жизни и псенъ проснувшійся лепетъ

Не вызоветъ въ сердц ликующій трепетъ.

О, сны о минувшемъ, прекрасные сны,

Къ чему-жъ вы воскресли съ разсвтомъ весны,

Какъ травъ и цвтовъ молодые побги

На кочкахъ могилъ, на послднемъ ночлег,

Послднемъ пріют почившихъ костей,

Внчая ихъ прахъ подъ улыбкой лучей,

Подъ сводомъ небесъ какъ шатромъ бирюзовымъ,

Пестрющимъ, яркимъ, душистымъ покровомъ?

* * *

Спроси: зачмъ, томясь, душа поэта,

Несбыточнымъ желаніемъ полна,

Разсвта ждетъ, желаннаго разсвта,

Средь косности объемлющаго сна?

Спроси: зачмъ, медлительные годы

Въ стнахъ тюрьмы мучительно влача,

Ждутъ узники съ надеждою свободы

Какъ свтлаго весенняго луча?

Спроси: зачмъ, не внемля злымъ угрозамъ,

Наперекоръ желаніямъ зимы,

Шумитъ ручей, окованный морозомъ,

И вырваться пытается изъ тьмы?

И ты поймешь во всхъ одно стремленье,

Во всхъ одинъ мучительный порывъ

Къ свободы днямъ изъ мрака заточенья,

Чей давитъ гнетъ, весь міръ поработивъ!

* * *

Въ мрак полночи морозной

Дремлютъ блые лса,

Въ риз синей, въ риз звздной,

Смотрятъ бездной небеса.

Изъ таинственной ихъ дали,

Изъ бездонной глубины,

Словно выкованъ изъ стали,

Блещетъ тонкій серпъ луны.

Поле кажется пустыней,

Снгъ — холоднымъ серебромъ,

Звздной пылью вьется иней,

Искрясь въ воздух ночномъ.

И влечетъ отъ золъ мытарства

Этой ночи тишина

Въ заколдованное царство

Заколдованнаго сна!

ЛАНДЫШЪ.

О. В. Поль

Весной румяной въ рощ темной

Вдыхая влажное тепло,

Бокаломъ блымъ въ грусти томной

Склонилъ ты блдное чело.

Завороживъ, ласкаютъ грезы

Твой на зар безгршный сонъ…

И дремлешь ты, роняя слезы,

Благоуханьемъ напоенъ.

Гляжу, боясь нарушить взоромъ

Твое блаженство, твой покой,

Какъ гршникъ, мучимый укоромъ,

Смущенъ святыни чистотой.

Но ты въ невдньи прекрасномъ

Слпыхъ страстей и золъ грха

Подъ листьевъ кровомъ безопаснымъ

Таишься, прячась въ зелень мха.

Ты — чистой скромности эмблема

И не причастенъ тьм земной,

Какъ недоступна дверь эдема

Слпымъ соблазнамъ воли злой.

СОНЕТЪ.

Иду я чащею древесной,

Колеблетъ робость шагъ неровный,

И сосенъ строй дружиной тсной

Со мной идетъ во тьм безмолвной.

Кусты, цпляясь за одежды,

Глушатъ и путаютъ дорогу,

И гаситъ страхъ въ душ надежды

И въ смутномъ сердц бьетъ тревогу.

Найду ли выходъ я, однако,

Изъ запустнія и мрака,

Томимый тяжкой жаждой свта?

И онъ блеснетъ ли предо мною,

Какъ путь, намченный судьбою,

Влекущій къ истин поэта?

СТРАХЪ.

Былъ вечеръ осенній и хмуръ, и унылъ,

Серпъ мсяца блдный за облакомъ плылъ….

Вершины деревьевъ въ тревожной печали

О чемъ-то таинственномъ глухо шептали.

Я шолъ торопливо по травамъ и мхамъ,

И страхъ шолъ за мною, какъ тнь, по стопамъ.

Онъ шагъ замедлялъ мой неврнымъ движеньемъ

И то выступалъ и скользилъ привидньемъ,

И очи пугалъ средь ночной темноты,

То прятался робко, какъ тать, за кусты,

То вновь выросталъ изъ-за нихъ великаномъ,

Колеблясь безформеннымъ блымъ туманомъ,,

То внизъ пригибался, какъ сказочный гномъ,

И корчилъ гримасы безкровнымъ лицомъ.

То вдругъ, какъ стной, преграждалъ мн дорогу

И въ сердц будилъ роковую тревогу,

То филина стономъ по лсу стоналъ,

То смхомъ русалки какъ сычъ, хохоталъ,

И ужасъ, объявъ меня, билъ лихорадкой,

И шолъ, какъ больной, я походкою шаткой,

И грезилось мн, что, не вдая самъ,

Бреду я въ глуши по заклятымъ мстамъ.

ЗАБОТА.

(Изъ Гейне).

Какъ въ солнечномъ блеск весенней норы,

Танцуя, носились толпой комары,

Такъ нкогда счастливъ и веселъ былъ я,

Меня окружали любовью друзья

И братски длили, вступая въ бесды,

Со мною червонцы мои и обды.

Но лишь обднлъ расточительный крезъ,

Друзей легіонъ торопливо исчезъ.

Съ уходомъ веселыхъ и красныхъ деньковъ,

Какъ дымъ, разлетается рой комаровъ.

Друзья-комары съ ихъ поддльнымъ участьемъ

Отъ насъ исчезаютъ съ исчезнувшимъ счастьемъ.

Теперь неотлучно полночной порой

Забота сидлкой сидитъ надо мной,

Одтая въ кофту и черный колпакъ,

И нюхаетъ горькій и дкій табакъ,

И скрипъ табакерки терзаетъ мн ухо,

И часто такъ страшно киваетъ старуха.

Порою мн грезится въ мрак ночей,

Что счастье вернулось съ толпою друзей,

И сердце такъ сладко забьется въ груди…

Вдругъ скрипъ табакерки — Господь пощади!—

И грезы, какъ мыльный пузырь, разлетятся,—

Старуха моя начинаетъ сморкаться…

ИЗЪ ШЕКСПИРА.

Родившись, плакалъ ты безпомощно вначал.

Вс жь улыбалися при громкомъ дтскомъ плач.

Дай Богъ, чтобъ въ смертный часъ случилось все иначе:

Твой улыбался бъ ликъ, вс-жь плакали бъ въ печали.

ИЗЪ АСНЫКА.

Сонетъ.

Зачмъ волнуютъ грудь безумныя желанья,

Когда ихъ жгучій зной нельзя залить ничмъ?

Зачмъ кипитъ борьбой душа, полна страданья,

Отвергнувъ тишины плнительный эдемъ?

Зачмъ съ предвчныхъ тайнъ хочу сорвать покровы

И безконечность въявь объять слпымъ умомъ,

Когда, едва открывъ родникъ познанья новый,

Я, жаждущій, безъ силъ склонюсь надъ родникомъ?

О, тщетныя мечты! Безумныя желанья!

Обманчивый миражъ! Кто съ горечью сознанья

Безсилья своего не слалъ проклятій вамъ?

И кто не гнался вночь все съ тмъ же ослпленьемъ

За призраковъ толпой влекущихъ обольщеньемъ,

О бдствіяхъ забывъ, въ стремленьи къ новымъ снамъ?

* * *

Ни новыхъ звуковъ, ни новыхъ псенъ,

Ни зноя страсти, ни сновъ любви!

Путь трудный теменъ, міръ людный тсенъ

И холодъ жизни течетъ въ крови.

Вражды и дружбы отравой козней

Разбито сердце, истерзанъ умъ,

И не разбудитъ лучъ счастья поздній

Ни новыхъ псенъ, ни новыхъ думъ.

* * *

Кубокъ счастья золотого

Выпитъ алчными устами,

И томлюсь, томлюсь я снова

Порываясь къ днямъ былого

Окрыленными мечтами.

Жажду вновь, горю желаньемъ

Испытать былую страсть я,

Жажду съ тайнымъ трепетаньемъ

Вновь припасть предъ угасаньемъ

Къ кубку сладостнаго счастья.

* * *

Съ каждымъ днемъ все солнце выше,

Небо глубже, даль яснй,

Таетъ снгъ и каплетъ съ крыши,

И звучитъ въ тепл лучей

Томный говоръ на карнизахъ

Голубей и горлицъ сизыхъ.

Оползаетъ на припек

Снгъ со скатовъ и холмовъ,

Просыпаются потоки,

Расторгая плнъ оковъ,

И разбуженныя волны

Вешней музыкою полны.

На плетни и на заборы

Налетвъ, какъ пчелъ рои,

Нескончаемыя споры

Подымаютъ воробьи,

Перепархивая шумно

То на риги, то на гумна.

Вешній день, звеня и плача,

Блещетъ въ капляхъ и лучахъ,

Въ тайникахъ сердечныхъ пряча

Передъ личнымъ горемъ страхъ,

И заплаканныя вжды

Озаряетъ лучъ надежды.

Чмъ-то свтлымъ, обновленнымъ,

Чмъ-то нжнымъ, какъ весна,

Ветъ въ сердц, пробужденномъ

Отъ томительнаго сна,

И опять любви желанья

Будятъ грезъ очарованье.

ЖЕЛАНЕ.

Когда румянится заря,

Востокъ улыбкой озаря,

Встаетъ, какъ облачный покровъ,

Туманъ съ проснувшихся луговъ,

Стремясь въ лазурь, какъ океанъ,

Лучами солнца осіянъ,

И вьется, воздухомъ гонимъ,

И расплывается, какъ дымъ,

Подъ пнье птицъ, подъ шумъ дубравъ,

Подъ плескъ ручья и лепетъ травъ,

Покрытыхъ щедро въ часъ ночной

Благоуханною росой.

Такъ отъ тревогъ и жизни бурь,

Стремясь въ небесную лазурь,

Гд яркимъ пламенемъ горя,

Въ тепл румянится заря,

Подъ пнье птицъ, подъ шумъ дубравъ,

Подъ звонъ ручья и лепетъ травъ

Въ душ съ мечтой о свтлыхъ дняхъ,

Не помышляя о врагахъ,

Какъ тихо тающій туманъ,

Лучами солнца осіянъ,

И я растаять-бы хотлъ,

Благословляя свой удлъ.

* * *

Не гаситъ ночь зари мерцанье

Въ лазурномъ неб, какъ шатр,

Какъ сны, воздушны очертанья

И даль въ багряномъ янтар.

Плывутъ, скользя неуловимо,

Какъ звуки, тни надъ землей

И, зыблясь, таютъ легче дыма

Въ лучахъ, затепленныхъ зарей.

И, снова внемля жизни бреду,

Воскресшій умъ объятъ мечтой:

Не свтъ-ли празднуетъ побду

Надъ обезсиленною тьмой?..

* * *

Запуганнымъ зврькомъ казалась ты всегда

Въ кругу родной семьи, веселой постоянно,

И радости живой лучистаго слда

На личик твоемъ не видть было странно.

Но дтскіе года поспшно протекли

И птичкой изъ гнзда ты выпорхнула скоро…

Въ груди пылала страсть, волненья сердце жгли,

Но счастье не пришло, не прояснило взора.

И, чуждая для всхъ, ты скоро умерла,

Ища не на земл забвенья и пріюта…

Спокоенъ мраморъ былъ холоднаго чела,

Но блдный, кроткій ликъ улыбку слалъ кому-то…

ПРОЩАНЕ СЪ МОЛОДОСТЬЮ.

О, молодость моя, куда умчалась ты?

Гд птицей рзвою отъ взоровъ схоронилась?

Я вспомнилъ о теб, и вспыхнули мечты

И сердце, пробудясь, такъ сладостно забилось.

Куда умчалась ты? Кто скажетъ мн о томъ?

Кто свтлый образъ твой вернетъ мн изъ былого?

Ужь старость хмурая съ дряхлющимъ челомъ

На путь вступаетъ мой печально и сурово.

Явись, и отгони ее, старуху, прочь!

Я слышу, какъ вдали костыль ея грохочетъ?

Она несетъ съ собой безрадостную ночь —

Сомнній и тоски — и въ грудь проникнуть хочетъ.

Явись же на пути, какъ лучезарный богъ,

И свтомъ отгони мракъ старости унылой.

Я жить еще хочу средь сладостныхъ тревогъ,

А старость, какъ недугъ, страшитъ меня могилой!

* * *

Какая ненависть кипитъ во мн ко всмъ,

Кто ложью истину безстыдно прикрываетъ,

Кто въ лжи своей погрязъ, не совстясь ничмъ,

Чье сердце грубое ничто не уязвляетъ!

Что рзкій смхъ для нихъ и безпощадный судъ?

Они не вызовутъ въ нихъ краски и смущенья?

Въ чьемъ сердц совсть спитъ — укоровъ не поймутъ.

Ихъ даже не смутитъ и голосъ обличенья!

1896 г., 27 сентября.

РАКЕТА.

Какъ мысль свободная поэта,

Взвилась воздушная ракета,

Звздой взлетвъ подъ небеса,

И, какъ алмазная роса,

Зажглась огнистыми цвтами,

И, споря яркостью съ звздами,

Въ нависшемъ сумрак ночномъ,

Сверкнувъ, разсыпалась дождемъ…

Она, минутно тша взгляды,

Пропала въ мрак… а лампады

Небесныхъ звздъ горли въ тьм,

Какъ мысли свтлыя въ ум.

Он не гаснутъ вкъ отъ вка,

Она-жь — созданье человка,

Его ума и слабыхъ рукъ,—

Едва блеснетъ и гаснетъ вдругъ.

НЕ НА РАДОСТЬ.

Обручили насъ майскія зори,

Повнчали сдые морозы,

Но — увы — не на радость, а горе

И одн безутшныя слезы.

Истомились съ тобою мы оба,

Истерзались, сердцами боля.

Сталъ я жолченъ и мраченъ, какъ злоба,

Ты — блдна и хрупка, какъ лилея.

Наши дни безотрадно-унылы,

Тяжелы и мучительны ночи,—

Оттого, что надорваны силы,

Оттого, что запуганы очи.

Не для счастья и воли свободной,

Не для дружбы съ безпечной толпою,—

А для пытокъ борьбы безъисходной,

И для жертвъ мы сошлися съ тобою!

Труденъ путь нашъ, терниста дорога,

Тучи бдъ пролетли ужь въ жизни,

Много вынести, выстрадать много

Намъ пришлось отъ людской укоризны…

Для чего-жь, на страданье и горе,

И одн безутшныя слезы.

Обручили насъ майскія зори

И внцомъ придавили морозы?

* * *

Мн жаль, что этотъ день мелькнетъ, какъ призракъ блдный,

Что чувства, вызванныя имъ,

Блеснувъ на мигъ огнемъ, какъ метеоръ безслдный,

Въ душ разсются, какъ дымъ!

Мн жаль, что этотъ день на жизненномъ закат

Пролившій въ сердце мн любовь

И давшій столько ласкъ и столько благодати,

Не повторится больше вновь!

Мн жаль, что этотъ день и кроткій, и лучистый,

Рожденный свтомъ и тепломъ,

Уже идетъ къ концу,— и скоро въ дымк мглистой

Померкнетъ пламеннымъ огнемъ.

Мн жаль его до слезъ, какъ любящаго друга^

Мн прошептавшаго ‘прости’,—

Кого изъ злыхъ когтей смертельнаго недуга

Нельзя ни вырвать, ни спасти!

* * *

Едва пахнетъ осенняя прохлада,

Уже дарятъ намъ щедрые сады

И золотые гроздья винограда,

И алые и сочные плоды.

Они стоятъ, полны благоуханьемъ,

Подъ ношею повиснувшихъ плодовъ,

И ждетъ тогда садовникъ съ упованьемъ

Обильный сборъ и отдыхъ отъ трудовъ.

Не отъ зерна-ль, таящагося въ мрак

И зрющаго въ бороздахъ гряды,

Произрастаютъ зелени и злаки,

И сочные душистые плоды?

Не отъ добра-ль, посяннаго нами

Въ сердцахъ людей съ любовью иногда,

Встрчаемъ мы, ужь ставши стариками,

Ихъ доблести чрезъ многіе года?

Такъ каждое посянное смя,

Найдя уходъ отеческихъ заботъ,

Произрастетъ въ назначенное время

И всходы дастъ, а съ ними добрый плодъ!

НОВЫЙ ГОДЪ.

Изъ міра горняго, гд свтъ рождаетъ свтъ

Широко распахнувъ трепещущія крылья,

Несетъ небесный духъ, блюдя вковъ завтъ,

Младенца Новый-Годъ въ міръ гнва и насилья.

Роящихся свтилъ безсмертные огни,

Сверкая въ небесахъ ночными маяками,

Имъ освщаютъ путь въ таинственной сни,

Разлитой надъ землей туманными волнами…

Пришельца новаго ждетъ гршная земля,

Не спитъ тревожный людъ, охваченный волненьемъ,

И, съ прошлымъ счетъ сведя и счастія моля,

Надется опять и мучится сомнньемъ.

Даетъ обтъ любить, даетъ обтъ прощать,

Отъ горя и обидъ беречь ‘меньшого брата’

Услыша зовъ нужды на помощь прибгать,

И, къ истин стремясь, блюсти завты свято.

Но, только небеса разсвтомъ озаривъ,

На землю Новый Годъ слетитъ, какъ свтлый геній,

Забудется людьми минутный ихъ порывъ,

Забудется ихъ пылъ возвышенныхъ стремленій.

Подъ звонъ заздравныхъ чашъ подъ тяжкій хмль вина

Разсются, какъ дымъ, пустыя общанья,

И будетъ вновь толпа безуміемъ полна,

Кипть враждой и зломъ въ слпомъ негодовань.

Такъ смывъ слды румянъ съ поблекшаго лица

И грустною слезой затмивъ сіянье взора,

Клянется гршница предъ образомъ Творца

Вступить на честный путь, сойдя съ пути позора.

Но только свтлый мигъ раскаянья пройдетъ

И слезы освжатъ измученное око,

О клятвахъ позабывъ, она опять пойдетъ

На тотъ-же темный путь разврата и порока.

II.

Минута страшная! И сладостно и жутко!

Ужь полночи приходъ намъ стрлкой возвщенъ,

И, въ мирной тишин прислушиваясь чутко,

Внимаетъ робкій слухъ часовъ безстрастный звонъ.

Какая смсь въ душ надеждъ и упованій!

Какой хаосъ въ ум волнующихся думъ!

А полночи приходъ, средь бури ожиданій,

Величественъ и нмъ, безстрастенъ и угрюмъ.

Такъ просто, какъ и все, въ природ равнодушной

Свершился времени беззвучный переломъ!

— Къ чему — жь умы людей мятутся непослушно,

А сердце зыблетъ страхъ и радости подъемъ?..

1898 г.

* * *

Морозъ вздыхаетъ: ‘я погибъ,—

Близка весна съ дыханьемъ нгъ!’

— Ужъ на втвяхъ березъ и липъ

Подъ солнцемъ таетъ блый снгъ.

Синй и глубже небеса,

Прозрачнй воздухъ, даль яснй,

Киваютъ рощи и лса

Въ румяномъ блеск звучныхъ дней.

Наскучилъ тяжкій плнъ оковъ

Волнамъ потоковъ и озеръ,

Толпы бранчливыхъ воробьевъ

Ведутъ въ садахъ задорный споръ.

Все жаждетъ свта и тепла,

Взывая къ солнцу и весн,

Для всхъ неволя тяжела

Въ цпяхъ оковъ и мертвомъ сн.

О, благодатная весна,

Неси намъ радостную всть,

Что жизнь надеждами полна

И въ этой жизни счастье есть!

* * *

(Посв. отцу).

Въ мерцаньи ночи блднолунной.

Средь легковйной тишины,

Твой голосъ арфой многострунной

Поетъ мн псни старины.

Я, очарованный, имъ внемлю,

Я ихъ стремительно ловлю,

И снова жить хочу, и землю

Съ ея волненьями люблю.

Въ нихъ почерпаетъ сердце силы,

Въ нихъ окрыляются мечты,

Возставъ изъ тьмы, какъ изъ могилы,

Въ лучахъ нетлнной красоты.

Не все утраты и потери

Насъ ожидаютъ на земл!

Живутъ надежды въ чуткой вр

И брежжитъ свтъ въ печальной мгл!

Летятъ года — ветшаетъ тло,

Духъ непокоренъ и живучъ,

И изъ далекаго предла

Опять блеснетъ завтный лучъ!

* * *

Когда въ нависшей тьм мятутся втры споря,—

Шумя, выбрасываетъ валъ

Изъ опненныхъ водъ разгнваннаго моря

Блестящій жемчугъ и кораллъ.

Такъ часто у пвца, въ минуты вспышки гнвной,

Кипя, какъ плещущій потокъ,

Выноситъ перлы чувствъ изъ глубины душевной

Порывъ мятущихся тревогъ!

* * *

Сквозь разорванный пологъ румянцемъ окрашенныхъ тучъ

Брызнулъ золотомъ яркимъ зари угасающій лучъ

И въ промерзнувшей хво опушенныхъ инеемъ иголъ

Безмятежно скользя, миріадами блестокъ запрыгалъ…

Но молчалъ неподвижный, угрюмо нахмуренный лсъ,

Устремившись главою въ безжизненный холодъ небесъ,

И, исполненный тайнъ вковой тяготющей дремы,

Былъ печаленъ въ парч и въ алмазахъ своей діадемы.

Словно въ сердц его, омраченномъ нависшею мглой,

Поселилась вся скорбь и вся горечь тоски міровой,

А въ пустынной глуши, чуждой возгласа звонкаго шума,

Призракъ ночи вставалъ, безтлесный, беззвучный, какъ дума.

* * *

Подъ куполомъ неба вечерней лампадой

Зажглась золотая звзда

И, теплясь въ лазури, облитой прохладой,

Трепещетъ на глади пруда.

И, видя звзды незнакомой явленье

Въ зеркально-спокойныхъ водахъ,

Томится желаньемъ и жаждой стремленья*

Забывъ о родныхъ небесахъ.

И смотритъ, вздыхая уныло и тяжко

И рвется съ тоскою къ пруду,

Свое отраженье ошибкой, бдняжка,

Принявъ за другую звзду.

ГРОЗА.

Недвижный мракъ нависъ покровомъ чернымъ,

Идетъ гроза въ доспхахъ боевыхъ..*

Угрюмый боръ, склонясь челомъ покорнымъ,

Притихъ.

Идетъ гроза, бросая молній стрлы,

Несется громъ, какъ грохотъ колесницъ,

Отряды тучъ — воинственны и смлы —

Быстре птицъ.

Мятется пыль клубами по дорог…

Сильнй звенитъ и плещется ручей,

Трепещетъ листъ испуганный въ тревог,

Въ стяхъ втвей.

Идетъ гроза… Темне хвойныхъ иголъ

Зловщій мракъ, одвшій небосклонъ,

Несется вихрь и блый градъ запрыгалъ

Со всхъ сторонъ.

Колосья ржи лежатъ во прахъ попадавъ,

Листовой шумятъ разбитые дубы…

Устремлены съ тревогой робкихъ взглядовъ

Къ Творцу мольбы.

Уймись гроза, бушующая гнвомъ!

Блесни лазурь потоками лучей

И огласись не плачемъ, а напвомъ

Просторъ полей!

* * *

Въ янтарномъ золот багрянаго заката

Плыветъ и гаснетъ зимній день,

Сгущаясь, крадется, беззвучіемъ объята,

Какъ смерть, безтрепетная тнь.

Заиндевлый лсъ въ молчаньи неподвиженъ,

Стоитъ, склонясь челомъ сдымъ…

Изъ почернлыхъ трубъ въ снгу зарытыхъ хижинъ,

Віясь, летитъ поспшный дымъ.

Сверкаетъ, какъ свча, на отдаленномъ храм

Въ огн заката яркій крестъ,

Плыветъ тягучій звонъ надъ снжными полями

И разливается окрестъ.

Ужь незамтно мракъ туманнымъ покрываломъ

Слетаетъ съ гаснущихъ небесъ

И застилаетъ даль, въ огн и блеск аломъ,

И заволакиваетъ лсъ.

А мсяцъ молодой, подернутый туманомъ,

Встаетъ неясный, какъ мечта,—

И тшатъ взоръ межъ тучъ плнительнымъ обманомъ,

Мняясь, краски и цвта.

Такъ радужной игрой обмачивыя грезы

Насъ часто тшатъ въ дни любви,

Пока бездушный мракъ и ледъ житейской прозы

Не охладятъ огонь въ крови!

СРЕДИ ПРИРОДЫ.

И утромъ золотымъ, и вечеромъ румянымъ.

Когда лазурь небесъ прозрачна и тиха,

И тни зыблятся, ложась узоромъ страннымъ

На землю влажную и мягкій бархатъ мха.

И въ полдень пышущій, какъ страстью, жгучимъ зноемъ,

Когда слпитъ глаза мятущаяся пыль

И праздные шмели гудятъ докучнымъ роемъ,

И мысли мн жужжатъ про жизненную быль,—

Люблю уйти я въ лсъ дремучій, желтостволый,

Гд сосенъ темный рядъ вершина и шумитъ,

И гд не ветъ зной, и солнца лучъ тяжелый

Сверкающимъ огнемъ не жжетъ и не палитъ.

Но дкимъ тлньемъ травъ и сыростью грибною

И запахомъ цвтовъ весь воздухъ напоенъ,

И ландышъ у ручья съ фіалкой голубою

Въ прохладной тишин вкушаютъ сладкій сонъ.

Люблю уйти туда, подъ снь зеленой хвои,

Уйти, забывъ тоску и шумъ житейскихъ дрязгъ,

Въ безмолвіи искать забвенья и покоя

И дремлющихъ цвтовъ — дыханія и ласкъ,

И слышать, какъ въ стволы стучитъ немолчный дятелъ,

И иволга кричитъ, и шепчутся кусты,

И снова силъ запасъ вернуть, что я растратилъ

Въ томительныхъ степяхъ безплодной суеты!

* * *

Бьютъ кузнечики въ поляхъ

Многозвучную тревогу,

Опустила съ неба ночь

Тнь на пыльную дорогу.

Замелькали роемъ пчелъ

Караваны звздъ лучистыхъ.

Слаще нжный ароматъ

Въ глубин садовъ тнистыхъ,

Блыхъ призраковъ толпой

Надъ ркой туманы встали.

Убаюкиваетъ ночь

Въ сердц горе и печали.

Мсяцъ огненнымъ щитомъ

Поднимается за рощей,

Въ пол втеръ проносясь,

Шевелитъ кустарникъ тощій.

Ночь торжественно плыветъ

Въ небесахъ надъ міромъ соннымъ

И съ лазури сыплетъ сны

Всмъ, тревогой утомленнымъ!

ЛАСТОЧКА.

Какъ весело въ тепл при яркомъ блеск дня

Щебечетъ ласточка подъ крышей у меня!

Какъ жизнерадостенъ у каменныхъ карнизовъ

На шумный пиръ весны ея немолчный вызовъ

Туда, гд зыблется лазури переливъ

Надъ бархатомъ полей и колосистыхъ нивъ,

Гд блещутъ, какъ хрусталь, прозрачныя озера

Гд мачтами вдали столпились сосны бора

И точатъ, какъ слезу, ихъ красные стволы

Изъ треснувшей коры янтарный клей смолы.

А въ синихъ небесахъ, гд солнце искры мечетъ,

Паритъ, чертя круги, надъ степью хищный кречетъ…

Туда она зоветъ, туда на пиръ весны,

Стремяся въ океанъ лазурной вышины,

Гд теплый втерокъ баюкаетъ и нжитъ…

И вотъ она взвилась… крылами воздухъ ржетъ…

И ря, и кружась, и звонко щебеча

Привтствуетъ тепло весенняго луча!

1897 г.

КЪ ОТЛЕТУ!

Ужь лсъ одлся въ позолоту

И въ чужеземные края,

Спша, готовится къ отлету

Веселыхъ ласточекъ семья.

Уже ведутъ переговоры

О томъ, когда пускаться въ путь

И какъ летть: чрезъ степь и горы,

Иль къ морю синему свернуть.

Толпясь по каменнымъ карнизамъ,

Щебечутъ ласточки весь день,

Пока зарю туманомъ сизымъ

Не омрачитъ ночная тнь.

Съ тоской внимаю щебетанью

И жаль мн, что наступятъ дни

И ихъ къ другихъ небесъ сіянью

Потянутъ южныхъ зорь огни.

Покинувъ старыхъ гнздъ солому —

Пріютъ родимой стороны,—

Къ чужимъ краямъ, къ чужому дому,

Они умчатся до весны.

И ихъ, весною, обновленной,

Я встрчу-ль снова въ блеск дней,

Судьбой отъ смерти пощаженный,

Подъ мирной кровлею своей?

* * *

Въ небесахъ зари румяной

Огнедышащее пламя

Надъ землей, одтой мглою,

Разввается, какъ знамя.

И въ его янтарномъ блеск,

Громоздясь въ холмы и горы,

Облеклись сдыя тучи

Въ златотканные уборы.

Такъ разбуженная память,

Разгорался мечтами,

Годы юности погибшей

Воскрешаетъ передъ нами.

ДВА МРА.

Два міра есть: одинъ — туманный —

Безъ свта солнечныхъ лучей,

Томитъ темницей бездыханной

И намъ не радуетъ очей,

Другой, сверкающій красою

Неугасаемыхъ свтилъ,

Куда крылатою мечтою

Нашъ духъ безсмертный воспарилъ.

Въ одномъ встрчаютъ насъ страданья,

И въ вихр шумной суеты

Звучатъ безсильныя рыданья

И слышны вопли нищеты.

Въ другомъ — безсмертномъ и прекрасномъ —

Небесныхъ силъ волшебный клиръ

Сливаетъ съ пньемъ сладкогласнымъ

Дрожащій лепетъ арфъ и лиръ.

Но, какъ ни полнъ очарованій

Міръ небожителей святыхъ,

Все-жь ближе сердцу міръ страданій,

Скорбей и горестей земныхъ!

* * *

Зори румяныя, ясныя зори,

Въ дни молодые воскресшей природы,

Въ неб лазурномъ, бездонномъ, какъ море,

Тучки лобзая, ведутъ хороводы.

Зори весеннія, ясныя зори,

Пламенемъ алымъ, какъ розы сверкаютъ…

Въ неб бродя въ злототканомъ убор,

Огненный слдъ за собой оставляютъ.

Мгла-ли нависнетъ на землю сдая,

Тучи-ли ходятъ въ лазурномъ простор,—

Бездны небесъ, какъ мечемъ, разверзая,

Сыплятъ лучи златоперстыя зори.

ПАДШЯ.

Изъ низменной среды общественныхъ отребій,

Впитавъ въ себя развратъ и гибельный порокъ,

Он обречены нести печальный жребій,

Озлобленно кляня преслдующій рокъ.

Обольщены посулъ ласкающимъ соблазномъ,

Принявъ по простот за правду ложь и лесть,

Он забыть позоръ къ утхамъ безобразнымъ

Спшатъ, бросая въ грязь поруганную честь.

Безъ проблеска надеждъ, безъ правя, на долю счастья,

Лишенныя любви, лишенныя семьи,

Отвыкшія отъ ласкъ и нжнаго участья

Влачатъ он, томясь, бездльно дни свои.

Печаленъ ихъ удлъ! Но есть изъ нихъ у многихъ

И благородства пылъ, и чувство теплоты,

И — сами нищія,— ютясь въ углахъ убогихъ,

Он несутъ свой грошъ на помощь нищеты.

И часто мы виной въ ихъ нравственномъ наденьи,

И мы виною въ томъ, что ихъ затрубленъ вкъ,

И все не потому-ль. что въ дикомъ изступленьи

Въ насъ звря побдить не въ силахъ человкъ?

НАКАНУН ВЕСНЫ.

Сдыя сумерки спускаются… Маяча,

Блестящей искрой вспыхнулъ огонекъ въ туман,

Занесена кругомъ пушистымъ снгомъ дача,

Скользя, полозьями визжатъ по снгу сани…

Уныло втеръ злой стучитъ дрожащей ставней,

Въ пушистомъ ине, какъ мертвецы бля,

Глядятъ деревья въ окна, и, какъ сонъ недавній,

Мн грезится весна… Пронизана аллея

Лучами алыми вечерняго заката,

Узоръ тней упалъ на землю яркой сткой…

Кадятъ цвты вокругъ дыханьемъ аромата,

Едва журчитъ ручей, и шепчетъ втка съ вткой.

И мы идемъ съ тобой, мы — близкіе другъ другу,

Одними чувствами и мыслями объяты,

И бьются въ насъ сердца, какъ-будто отъ испугу,—

Въ предчувствіи невзгодъ, разлуки иль утраты.

Смняясь чередой, несутся мысли роемъ,

И въ сердц — гимнъ любви и реквіемъ печальный,

А день, тревожный день, смняется покоемъ,

И мгла туманитъ даль и сводъ небесъ хрустальный.

Но взглядъ твой вспыхнулъ вновь и тихой лаской свтитъ.

И милая рука, мою сжимаетъ руку…

О, кто-же скажетъ мн и кто теперь отвтитъ:

Готовитъ намъ судьба блаженство, или муку?!..

ТРОИЦЫНЪ ДЕНЬ.

Троицынъ день. Съ лучезарнымъ восходомъ

Яркой зари въ голубыхъ небесахъ,

Храмы полны многолюднымъ народомъ,

Стны въ гирляндахъ, иконы въ цвтахъ!

Полъ весь усыпанъ душистой травою,

Зелень березокъ, букеты цвтовъ!

Кажется, храмъ — просвтленной душою,

Кажется, міръ — обаяніемъ сновъ!

Взглянешь — и любо! вс въ свтлыхъ нарядахъ!

Женщины въ тканяхъ весеннихъ одеждъ!

Снова и въ юныхъ, и въ старческихъ взглядахъ

Столько желаній и столько надеждъ!

Такъ хорошо, такъ свтло и безбурно,

Въ окна раскрытыя, солнце глядитъ,

Воздухъ такъ ясенъ и небо лазурно,—

Все такъ тепло о весн говоритъ.

Служба идетъ, многозвучное пнье

Въ храмахъ звучитъ неземнымъ торжествомъ,

Слезы въ очахъ и въ сердцахъ умиленье

Радостно вызваны праздничнымъ днемъ.

Вс образа позолотою блещутъ!

Стны украшены — любо взглянуть!

И отъ прилива восторга трепещутъ

Въ Божіемъ храм и сердце, и грудь!

ВЪ ОТКРЫТОМЪ МОР.

Ни берега, ни пристани… Кругомъ

Глухой просторъ бушующаго моря,

Гд стаи волнъ, съ безумнымъ втромъ споря,

Бснуются во мрак роковомъ.

Трещитъ корма подъ натискомъ валовъ,

Объ мачту бьютъ оборванныя снасти,

Разбитый челнъ грозой стихійной власти

Въ пучину водъ повергнуться готовъ.

Но я веду упорную борьбу

Въ безсвтной тьм съ разгнванной пучиной,

И мрачный взоръ, исполненный кручиной,

Шлетъ небесамъ укоры и мольбу.

Бгутъ валы мятущейся толпой,

Поднявъ, какъ львы, серебряныя гривы,

Напрасны вопль и помощи призывы

Въ пустын волнъ безлюдной и глухой!

Ни паруса, ни синяго дымка!..

Сверкаютъ брызгъ холодные каскады,

Устремлены во мракъ съ тревогой взгляды

И давитъ грудь мятежная тоска.

А тамъ, вдали, за яростной пучиной,

У пристаней нашли отъ бури кровъ

И корабли, и соймы рыбаковъ,

Любуясь волнъ измнчивой картиной.

Достигну-ль я до милыхъ береговъ?

Найду-ли кровъ у пристани желанной?

Иль сгибну въ тьм разгнванныхъ валовъ,

Лишенный благъ страны обтованной?

НА РАСПУТЬИ.

Гаснущій бредъ отлетвшаго дня,

Звуковъ неясныхъ расплывчатый шумъ…

Странныя чувства волнуютъ меня,

Странныя мысли приходятъ на умъ!

То, какъ приливъ, набгаетъ тоска,

То, какъ отливъ, убгаетъ назадъ,

То одвается даль въ облака,

То пламенетъ въ ней алый закатъ,

То встрепенется, проснувшись, душа,

То загруститъ о забытомъ быломъ,

То устремлюсь я къ небу, спша,

То поникаю на землю челомъ.

Благословляю земной свой удлъ

И проклинаю, какъ горе, его,

Жажду огня увлекающихъ длъ

И не хочу, не хочу ничего!..

Странныя чувства волнуютъ меня,

Странныя мысли текутъ имъ во слдъ —

Бредъ-ли он отлетвшаго дня,

Иль моего одиночества бредъ?..

У ОГНЯ.

Струится мракъ изъ тусклыхъ оконъ,

Мерцаетъ блдная свча,

Съ трельяжа свсилась, какъ локонъ,

Листва ползучаго плюща.

Лежу, охваченъ сладкой дремой,

Витаютъ мысли въ царств сновъ —

И жизнь мн кажется поэмой

И сказкой ддовъ и отцовъ.

Чертятъ невдомые знаки

Нмыя тни на полу,

И сладко грезить въ полумрак,

Приблизясь къ свту и теплу.

Пылаетъ печь въ углу, сверкая

Горячей розсыпью огней,

Скользятъ огни, перебгая

Дрожащимъ золотомъ лучей.

Тепло, какъ волны, разливая,

Играютъ яркіе огни,

То мебель робко выдвигая,

То пряча въ сумрачной тни.

Но скоро угли тусклой дымкой

Подернетъ срая зола —

И станетъ пламя невидимкой,

И разольется всюду мгла.

Угаснетъ свтъ, и міръ мечтанья

Померкнетъ въ сумрак тней,

Какъ чудный трепетъ и мерцанье-

Золой подернутыхъ углей!

ВЪ СОСНОВОЙ РОЩ.

Тамъ, въ этой рощ, полной мглы

И полной нжащей прохлады,

Слезяся золотомъ смолы,

Тснятся желтые стволы —

Угрюмыхъ сосенъ колоннады.

Тамъ мягкимъ бархатомъ ковра

Пестрютъ мхи у ихъ подножій,

И брезжитъ — мутна и сра —

Тней измнчивыхъ игра

И не тревожитъ тишь прохожій.

Тамъ ветъ сыростью грибной,

Болотной тиною и тлньемъ

И лшій съ длинной бородой,

Скользя во тьм подъ снью хвой,

Мелькаетъ страшнымъ привидньемъ…

Тамъ шопотъ дремотныхъ вершинъ

Плыветъ въ безмолвіи угрюмомъ

И, разгоняя сердца сплинъ,

Въ міръ чудный сказокъ и былинъ

Уноситъ умъ, подвластный думамъ.

* * *

Сумракъ серебряной ночи вливается въ окна открытыя,

Запахъ сирени миндальной грудь опьяняетъ, какъ нга,

Втки черемухъ цвтущихъ, сладкой дремотой повитыя,

Словно осыпаны густо хлопьями яркаго снга.

Въ сумрак сонной аллеи поютъ соловьи сладкозвучные,

Шорохъ листвы свтлокудрой бродитъ волною по саду,

Срыми змями жмутся, ползая, тни беззвучныя,

Втеръ цвтамъ утомленнымъ съ озера тянетъ прохладу.

Тише все… тише и тише… И падаетъ ночь обезсиленной

Нжному утру въ объятья, смерти мгновенье почуя.

А вдалек за холмами, за тонкой рчною извилиной,

Робко заря заалла, сонную землю цлуя.

* * *

Расцвтаетъ весна. Пышутъ въ неб румяныя зори,

Изъ-за дальнихъ морей учатся стаи кочующихъ птицъ,

Расторгаютъ свой плнъ волны ркъ на широкомъ простор

Безъ конца и границъ.

Одвается лсъ, одваются рощи нагія

Въ легкотканный покровъ молодой изумрудной листвы,

И былинки въ поляхъ подымаютъ стебли молодые

Изъ сухой побурвшей травы.

Мохъ ползетъ по камнямъ, по корнямъ и по пнямъ безобразнымъ

И столтней сосны одваетъ чешуйчатый стволъ,

И жужжитъ на садамъ, подъ сіяніемъ солнца алмазнымъ,

Рой мелькающихъ пчелъ.

Скоро лсъ заблеститъ новизною весенней одежды,

Скоро грома раскатъ прогремитъ, какъ веселый порывъ,

И въ душ молодой расцвтутъ и мечты и надежды,

И къ веселью, и къ жизни призывъ!

ВЪ САДУ.

Ползутъ, надвигаясь, какъ срыя зми,

Беззвучныя тни… ползутъ безъ конца…

Во мрак холодномъ пустынной аллеи

Рисуется профилемъ блдной камеи

Знакомый контуръ дорогого лица.

Гляжу на него, устремляюсь очами

Все ближе къ нему, къ его каждой черт…

И мыслю тревожно, охваченъ мечтами:

О, вспыхнутъ-ли страстью, зажгутся-ль огнями

Безстрастные взоры въ ночной темнот?

* * *

Я отходилъ ко сну, взывая о поко,

Какъ на закат дня свтило золотое,

И, встртивъ робко тнь смежавшихся рсницъ,

Въ ихъ сумрак поплылъ въ міръ грезъ и небылицъ.

И новый свтъ, блеснувъ, открылъ мои глаза,

Другихъ небесъ вокругъ сіяла бирюза,

Другая жизнь цвла и, какъ въ волшебной сказк,

Мнялись предо мной и образы и краски.

УРАВНОВШЕННЫЕ ЛЮДИ.

Есть черствыя сердца, практичные умы,

Въ нихъ не кипятъ огнемъ волненья и порывы,

Ихъ не уносятъ чувствъ изъ холода и тьмы

Къ восторженнымъ мечтамъ тревожные призывы.

Ихъ протекаетъ жизнь безъ радостей любви,

Безъ горечи тоски, безъ трепета желаній.

У нихъ не бьетъ ключемъ вулканъ страстей въ крови

Они не знаютъ грезъ, надеждъ и упованій!

Для нихъ смшонъ порывъ мятущихся тревогъ,

Они не знаютъ чувствъ и подвиговъ геройства,

И сонъ ихъ жизни всей, какъ медленный потокъ,

Течетъ, не омраченъ тревогой безпокойства!

КОСТРЫ.

Мертвящей стужей скованъ воздухъ,

Вокругъ нависла ночи тьма,

Сверкаетъ небо въ яркихъ звздахъ,

Блютъ въ ине дома.

На площадяхъ и перекресткахъ,

Въ глуши полуночной поры,

Колебля воздухъ въ снжныхъ блесткахъ,

Сверкая, вспыхнули костры.

Шумитъ мятущееся пламя,

Бросая искры въ темноту, *

Какъ подъ хранительное знамя

Сбирая голь и нищету.

Весь людъ бездомный и голодный,

Вся обездоленная рвань,

Спшитъ къ кострамъ вэ тьм холодной,

Роняя смхъ и злую брань.

Но среди стужи улицъ темныхъ,

Въ глуши полуночной поры,

Пригрютъ многихъ-ли бездомныхъ

Вокругъ зажженные костры?

* * *

Гасятъ тревоги вс лучшія сердца стремленья.

Жизни заботы восторги и радость глушатъ,

Мучаютъ сердце приливы тоски и волненья,

Въ думахъ и чувствахъ кипитъ угнетающій адъ.

Робко трепещутъ надеждъ опаленныя крылья,

Счастіе жизни разбито измной любви,

Къ небу порывы сковало томленье безсилья.

Мертвенный холодъ струится въ кипучей крови.

Сумракъ сомнній безъ проблеска свтлыхъ желаній,

Ропотъ мятежный въ душ нераскаянныхъ думъ,

Гнвъ непокорный и буря немолчныхъ страданій,—

Все раздражаетъ и мучаетъ сердце и умъ!

* * *

Поспшно гаснущее лто

Къ концу, какъ молодость, идетъ,

Все рже солнце, меньше свта,

Все ближе осень — птицъ отлетъ.

Сложили въ копны золотыя

Колосьевъ тучные снопы,

Клубятся тучи дождевыя

Сдвигаясь въ срыя толпы.

Трепещетъ блой паутины

Въ поляхъ мелькающая нить,

Деревъ зеленыя вершины

Сталъ быстро августъ золотить.

Надъ помутнвшею ркою

Встаютъ туманы по ночамъ,

И листья, падая съ тоскою,

Уныло плачутъ по втвямъ.

Прощай, сверкающее лто!

Прощай, пора любви и грезъ!

Прощай, до новаго расцвта,

До новой зелени березъ,

До новыхъ вспышекъ зорь румяныхъ,

Въ янтарной дымк облаковъ,

И возрожденья на полянахъ

Благоухающихъ цвтовъ,

Когда — исполненное ласки —

Ты, торжествуя, вновь придешь,

И все въ созвучія и краски.

Призвавъ для жизни, облечешь!

* * *

Жизнь грустна и тьмой одта,

Міръ для сердца малъ и тсенъ.

Больше шири, больше свта,

Больше радости и псенъ!

Силы скованы безсильемъ,

Воля попрана неволей.

Мощи падающимъ крыльямъ

Для борьбы съ тяжелой долей!

Жажда свтлаго стремленья

Гаснетъ въ холод безстрастья.

Больше къ ближнему влеченья,

Больше братскаго участья!

Въ рабств міръ у лжи ужасной

Палъ, униженный позоромъ.

Солнца истины прекрасной,

Обращеннымъ къ небу взорамъ!

Жизнь грустна и тьмой одта,

Братства кругъ такъ малъ и тсенъ,.

Больше шири, больше свта,

Больше радости и псенъ!

* * *

Женскую хитрость и женскую ложь.

Скрытыя въ сердц, какъ наши ошибки,

Часто въ чертахъ ты прекрасныхъ прочтешь,

Часто уловишь въ лукавой улыбк.

Часто змятся он на устахъ,

Часто сверкаютъ огнями зарницы,

Переливаясь, какъ блестки, въ очахъ

Изъ-подъ шелковой дрожащей рсницы.

Женская хитрость и женская ложь

Крадутся въ сердце къ намъ съ лаской зминой,

И не замтишь порой, не поймешь,

Какъ ты опутанъ ихъ злой паутиной.

Кто-жъ породилъ ихъ въ невинныхъ сердцахъ?

Демонъ лукавый? Съ неволею-ль теремъ?

Рабство-ль, позоръ, униженье иль страхъ —

Все, что влекло къ неизбжнымъ потерямъ?!

Кто-жъ это знаетъ? Кому это знать,

Что ихъ въ сердцахъ, какъ порокъ породило?!.*

Только дано намъ ихъ силу понять,

Въ нихъ — непомрная, страшная сила!..

* * *

Свтлое счастіе пташкой кочующей

Въ сердце порой залетитъ,

Радостный звонъ ея псни ликующей

Сладость восторговъ даритъ.

Долго-ль, коротко-ль его ликованіе,

Легче сносить намъ потомъ

Тяжкое горе и бремя страданія

Въ нашемъ скитаньи земномъ.

* * *

Гремло торжество на праздник природы,

Неслись дружины птицъ изъ дальняго кочевья…

Все жизни жаждало, все жаждало свободы,

И пышною листвой гордилися деревья.

И было хорошо, когда, тепло вливая,

Въ раскрытое окно струился воздухъ вешній,

И садъ благоухалъ, и, лепестки роняя,

Мой осыпали столъ цвтущія черешни.

Мечталъ-ли я тогда, стремился-ли къ былому

Въ грядущее-ль глядлъ — во мн душа кипла!

Я жилъ, я чувствовалъ и къ счастью золотому

Взывалъ, какъ въ юности, восторженно и смло!

МАЙ.

Румяный май, веселый май,

Блеснулъ лучистымъ взоромъ

И гимнъ ему пернатыхъ стай

Гремитъ веселымъ хоромъ:

Румяный май, весны женихъ,

Привтъ теб съ поклономъ!

Все жаждетъ ласкъ и нгъ твоихъ

Давно въ бору зеленомъ!

Безлиственъ сводъ угрюмыхъ рощъ

И грустенъ ликъ природы!

Роняетъ небо снгъ и дождь

И плачутъ непогоды!

Порывы бурь — куда ни глядь —

Шумятъ, бушуя гнвно,

Томясь тоской, устала ждать

Тебя весна-царевна!

Румяный май, спши скорй

Въ чертогъ къ своей невст:

Неси любовь и ласки ей

И радостныя всти!

Сгони съ чела печали тнь

Лучей тепломъ привтнымъ,

И все вокругъ укрась-однь

Покровомъ пышноцвтнымъ!

ПЕРЕДЪ РАСКРЫВШЕЙСЯ МОГИЛОЙ.

Изъ области фантазіи своей,

Ея долинъ, ея потоковъ блыхъ,

Сдой морозъ принесъ во тьм ночей

На стекла рамъ плнять мой взоръ очей

Такъ много розъ и лилій помертвлыхъ!

А я свяжу хрустальные цвты

Въ живой букетъ и, полный тяжкой муки,

Теб, мой другъ, мой ангелъ чистоты,

Разжавъ, какъ ледъ, холодные персты,

Его вложу въ безтрепетные руки.

Онъ такъ пойдетъ къ безкровному лицу

Своей красой, своимъ волшебнымъ видомъ,

Теб, въ атласъ одтой, какъ къ внцу.

И въ мертвомъ сн причастной лишь Творцу,

Но не земнымъ тревогамъ и обидамъ!

Ты унесешь съ собой подъ низкій сводъ

Могильной тьмы букетъ мой на прощанье.

И, тамъ, гд свтъ тепла лучей не льетъ,

Въ твоихъ рукахъ пышнй онъ расцвтетъ

Отъ мертвыхъ устъ холоднаго дыханья!

1900 г., 6 февраля.

* * *

Порабощенный гнвнымъ зломъ,

Живетъ надеждой темный міръ,

Что свтъ блеснетъ живымъ лучомъ

И разольетъ любовь и миръ.

Падетъ корысти мерзкій богъ,

Померкнетъ капище его,

Соблазнъ безумства и тревогъ

Оставитъ злое торжество.

Затихнетъ распря и вражда,

Замолкнетъ звонъ и лязгъ мечей,

И больше горе никогда

Не омрачитъ слезой очей.

Наступитъ свтлая пора

Довольства съ братствомъ на земл,

И въ царств правды и добра

Спасутся гибнущіе въ зл.

Живетъ надеждой темный міръ,

И та надежда не мечта.

— Да снизойдетъ на землю миръ

И да погибнетъ суета!

* * *

Волна голубая шептала волн:

‘По морю носится наскучило мн.

Давно приглядлись, давно надоли

Прибрежныя скалы, песчаныя мели,

И синяго моря унылый просторъ,

И съ втромъ немолчнымъ томительный споръ!’

‘Устала носиться я взадъ и впередъ!

Тоска меня давитъ и тяжко гнететъ,

Я отдыха жажду, я жажду покоя,—

Несносны мн схватки мятежнаго боя,

И волнъ блогривыхъ воинственный видъ,

И темное море, что бурей грозитъ!’

‘Разбитая грудь моя натискомъ волнъ

Съ трудомъ подымаетъ и двигаетъ челнъ,

Мн трудно, какъ прежде, высоко подняться,

А, если случится,— нтъ силъ отдышаться

И падаю внизъ обезсиленной я,

И жду лишь покоя, и жду забытья!’

‘Хочу умереть я, на берегъ упавъ,

На мягкомъ ковр зеленющихъ травъ

Подъ небомъ сіяющимъ, небомъ безбурнымъ,

Раскинутымъ куполомъ свтло-лазурнымъ,

Гд каждый весною при блеск денницъ

Спваются хоры ликующихъ птицъ.’

ХРУСТАЛЬНЫЙ ДЕНЬ.

Хрустальный день, хрустальная лазурь

Еще сіяютъ солнца зыбкимъ свтомъ.

Природа спитъ, забывъ про близость бурь,

Дыша тепломъ и вя тихимъ лтомъ.

Хрустальный воздухъ блескомъ напоенъ,

Даль синяя чиста, какъ мысль дитяти,

И хоть давно лсъ стужей обожженъ,

Но день лучистъ и полонъ благодати.

Такъ смотритъ взоръ порою старика

И льетъ лучи спокойнаго сіянья,

Еще въ немъ жизнь, но смерть уже близка

Какъ близко стужъ мертвящее дыханье!

ПОБОРНИКАМЪ ПРАВДЫ.

Миръ вамъ, труженики честные,

Въ тишин гробовъ почившіе,

Въ годы дтства, въ годы юные,

Сердце доброму учившіе!

Миръ вамъ, дятели скромные,

Зерна мудрости бросавшіе,

И подъемомъ духа слабаго

Насъ отъ гибели спасавшіе!

Миръ вамъ, добрые учители,

За идеи благородныя:—

Въ насъ взростили много честнаго

Ваши мысли чудотворныя!

Миръ вамъ, свточи прекрасные,—

Звзды свта благовстныя!

Миръ вамъ, истины глашатаи

Неизмнные и честные!

Миръ вамъ, міра просвтители,

Сердцемъ правду возлюбившіе!

Солнцемъ мудрости и знанія,

Въ небеса пути открывшіе!

Мы предъ вами преклоняемся,

Словно дти благодарныя,

Вы сквозь сумракъ лтъ сіяете

Намъ, какъ звзды лучезарныя!

* * *

Я самъ не свой. Боюсь, чего-то трушу,.’

Гляжу въ окно съ тревогой, жду кого-то,

И тяжестью свинцовою на душу

Ложится скорбь, какъ тайная забота.

Я самъ не свой. Больная-ль сердца совсть

Не спитъ во мн? Раскаянье-ль тревожитъ?

Томитъ-л и грустью дней минувшихъ повсть

И горечь думъ и муки сердца множитъ?

Кто знаетъ? Не пойму и самъ того я!

Но почему-жь весь день такъ тяжело мн?

Зачмъ, какъ сонъ, мн грезится былое

И шепчетъ мн все кто-то: ‘вспомни, вспомни!’

И кажется порою, что слова т

Сведутъ съума,— такъ часто я ихъ слышу.

Такъ страхъ въ грозу растетъ въ душ дитяти

Подъ шумъ дождя, звенящаго о крышу!

* * *

Все свтлое такъ рано гибнетъ въ мір,

Вокругъ кипитъ и торжествуетъ зло,

Оборваны вс нити струнъ на лир

И тнью грусть ложится на чело.

Размнены вс лучшія стремленья

На мелкія желанія страстей,

Ничтожество бросаетъ смхъ глумленья

Въ безсмертіе возвышенныхъ идей.

Растетъ развратъ, кичась своимъ позоромъ,

Огонь стыда залитъ хмльнымъ виномъ,

Толпы льстецовъ тснятся шумнымъ хоромъ,

Склоняясь ницъ предъ золотымъ тельцомъ.

Раскаянья ни искры нтъ въ помин!

Разнузданность границы перешла

И затопила все, отдавъ любви Святыни

Въ слпую власть кощунственнаго зла.

И, если бы со словомъ обличенья

Въ толпу пророкъ къ намъ выступить дерзнулъ,

То на него-бъ посыпались каменья

И рчь, какъ громъ, покрылъ проклятій гулъ!

* * *

Чтобы мыслить свободно и духомъ парить

Въ небесахъ, какъ орелъ сизокрылый,

Надо цпи заботъ, какъ оковы, разбить

И бжать отъ тревоги постылой!

Чтобы счастья постичь на земл благодать

И извдать блаженство земное,

Надо вынести скорбь, надо горе познать,

Въ буряхъ жизни съ отвагой героя!

Чтобъ любви обрсти настоящую власть

И понять ея высшую цну,

Надо въ жертву отдать ей безумную страсть

И безропотно встртить измну!

А, чтобъ душу спасти и чтобъ въ царство вступить

Вчной правды и вчнаго свта,

Надо душу свою, какъ зерно, погубить

Для грядущаго жизни расцвта!

ИСТИНА.

За чистоту и неподкупность

Изъ сердца ложью изгнана,

Блуждаетъ истина по свту,

Тоски и горечи полна.

Ее боясь и ненавидя,

Ее брезгливо сторонясь,

Встрчаютъ грубо и сурово,

Кидая вслдъ позоръ и грязь.

Не любитъ правды судъ неправый

И рчи умной — слухъ глупца,

И не выноситъ взоръ лукавый

Чертъ строгихъ честнаго лица.

Но близко время — чуетъ сердце —

Вковъ исполнился завтъ:

Погибнетъ ложь, и ей на смну

Восторжествуетъ правды свтъ!

МОНОЛОГЪ.

Ужели умирать взаправду тяжело?

Ужели легче жить, въ борьб изнемогая,

Гд ненависть кипитъ, томя и угнетая,

И давитъ зло?

Не легче ли порвать, какъ спутанную нить,

Томительную цпь дней блдныхъ и унылыхъ?

О, если есть покой въ безжизненныхъ могилахъ,—

Къ чему же жить?

Нмая смерть и жизнь, несущая борьбу,

Какое между нихъ связующее сходство?

Страданье и борьба — одно лишь донкихотство,

А миръ въ гробу!

* * *

Оставь, морозъ, свои угрозы!

Сбирайся въ путь! Берись за посохъ!

Ужь на холмахъ и на откосахъ

Сползаетъ снгъ и точитъ слезы…

Небесный куполъ блещетъ кубкомъ,

Обрызганъ яркими лучами.

Заводятъ волны споръ съ волнами

Подъ льдомъ рыхлющимъ и хрупкимъ

И, въ торжествующемъ поко

Юны, свжи и жизненосны,

О чемъ-то нжномъ шепчутъ сосны,

Роняя снгъ съ зеленой хвои.

Идетъ весна, неся трофеи

Побды славной надъ зимою.

Уйди, морозъ! Весн-герою

Смшны угрозъ твоихъ зати!

Она — горда и величава —

Идетъ царицей полновластной,

И вслдъ ей псней сладкогласной

Гремитъ ликующая слава!

* * *

Обожженъ горячимъ зноемъ

Плащъ запыленной листвы,

На куртинахъ пчелы роемъ

Вьются въ зелени травы.

Воздухъ давитъ духотою,

Предъ грозой тяжелъ и жгучъ,

За мелющей ркою

Громоздятся горы тучъ.

Все въ безсиліи и лни,

Въ неподвижности и сн…

Псы въ прохлад зыбкой тни

Улеглися въ сторон.

А въ поляхъ необозримыхъ

Дребезжитъ изъ травъ густыхъ

Звонъ кузнечиковъ незримыхъ

Рокотаньемъ струнъ стальныхъ,.’

* * *

Зубчатой молніи зигзагъ,

Сверкнувъ изъ тучъ стрлой воздушной,

Какъ яркій мечъ, прорзалъ мракъ

Нмой, томительный и душный.

Такъ неожиданный порывъ

Души къ добру, къ любви стремленье,

Порою вспыхнетъ, разбудивъ

Нашъ умъ отъ празднаго томленья.

* * *

Какъ уста въ поцлу, сливаются съ зорями зори,

Какъ въ убор внчальномъ, вс яблони въ бломъ цвту,

Соловьи по ночамъ заливаются трелями въ бор,

Славя въ псняхъ любви возрожденной весны красоту.

Жизнь для жизни кипитъ и настойчиво въ сердце стучится,

Мысль не знаетъ границъ, упоенная бредомъ мечты,

Жажда счастья растетъ и въ истом къ блаженству стремится

Для волненій любви съ обаяньемъ живой красоты.

МЕЛОДЯ.

Грезы, какъ волны, плывутъ въ тишин надо мною,

Грезы качаютъ мой умъ, утомленный борьбой,

Силы ослабли, какъ втры надъ гладью морского,

Сердце притихло, какъ шумъ и какъ ропотъ дневной.

Въ грустномъ безмолвьи, какъ въ сонномъ затишьи, повисли

Смлыхъ стремленій и радостныхъ думъ паруса,

Крылья сложили дремотой повитыя мысли,

Образы скрылись, какъ въ бломъ туман лса.

Кто-то безъ псенъ, и сердце, и умъ убаюкавъ,

Молча склонился, какъ мать, въ тишин надо мной

Слухъ погрузился, какъ въ море таинственныхъ звуковъ,

Въ сновъ лепетанье и трепетный шопотъ ночной.

Грезы, какъ волны, несутъ меня мрнымъ теченьемъ,

Какъ безъ руля и безъ веселъ по морю ладью,

Въ міръ безмятежный къ задумчивымъ снамъ и видньямъ,

Къ таинствамъ ночи и жизненныхъ бурь забытью…

КУКУШКА.

Дремлетъ мсяцъ за тучею темной,

Сыплетъ вечеръ на землю росу…

Плачъ унылый кукушки бездомной

Раздается въ безмолвномъ лсу.

Льются медленно мрные звуки

Замирающихъ стоновъ ‘ку-ку’,

Какъ безсильныя слезы разлуки,

Наввая на сердце тоску.

Есть щемящее что-то до боли

Въ кукованьи кукушки лсной,

Въ немъ кручина о тягостной дол

И стенанье печали земной.

Одиночества плачъ сиротливый

Въ тишин золотыхъ вечеровъ

Будитъ въ сердц, какъ втеръ тоскливый,

Много думъ позабытыхъ и сновъ.

Слыша стонъ кукованія мрный

Замирающій въ сонныхъ поляхъ,

Мы кукушку съ тоской суеврной

Вопрошаемъ о жизни годахъ.

И съ тревогой и тайнымъ томленьемъ

Ожидаемъ отвта ея,

И объяты пугливымъ смятеньемъ

За тревожные дни бытія.

Но не долго кукушка пророчитъ,

Сыпля звуками правду и ложь,

Назрваетъ и гибель ей прочитъ

Золотая высокая рожь.

И, когда на широкомъ простор

Въ пол рожь колосится начнетъ,

Въ ней потонетъ кукушка, какъ въ мор,

И отъ колоса гибель найдетъ.

ЗАКАТЪ.

Уходитъ зимній день. Багряною зарей

Лазурный сводъ небесъ, какъ пурпуромъ, окрашенъ…

Вдали раскинулись причудливой толпой

Громады облаковъ, встаютъ передо мной

На срыхъ кручахъ скалъ руины старыхъ башенъ.

Тамъ высятся дворцы, мосты и терема…

Тамъ озеро блеститъ изъ живописныхъ рамокъ

Цвтущихъ береговъ… и надъ водою замокъ

Туманной дымкою одла полутьма…

А тамъ вершины горъ, сіяющія въ злат,

Мерцаютъ издали, какъ огненная цпь…

А здсь раскинулась безжизненная степь

Равниной снжною при гаснущемъ закат.

* * *

Какими намъ

Брести путями?

Какимъ богамъ

Молиться въ храм?

Кого любить

Въ родной отчизн?

Чего просить

У скучной жизни?

Гд встртить всмъ

Живое дло?

И съ кмъ и съ чмъ

Бороться смло?

ОСЕНЬ.

Крутитъ втеръ по дорог

Облетвшіе листы,

Вянутъ,— холодомъ убиты,—

Въ пол травы и цвты.

Дымомъ стелются туманы,

Подымаясь изъ лощинъ,

Золотятся листья кленовъ

И трепещущихъ осинъ.

Холодне въ неб солнца

Лучезарныя струи,

Съ грустнымъ шумомъ, въ даль несутся

Помутнвшіе ручьи,

Вытсняетъ грезы сердца

Набгающая грусть,

Память — дней забытыхъ повсть

Вспоминаетъ наизусть.

Крутитъ втеръ по дорог

Облетвшіе листы…

И на сердц осыпаясь,

Вянутъ позднія мечты!

УЗНИКЪ.

Лазурное небо, широкое поле,

Кружитъ въ вышин сизокрылый орелъ,

А я одиноко томлюся въ невол

Въ холодной темниц по прихоти золъ.

Какъ панцырь тяжелый, тснятъ меня стны!

Какъ годы разлуки, томятъ меня дни!

А слезы текутъ, какъ отрава измны,

И гаснутъ надеждъ золотые огни!

Не вырваться мн въ безграничное поле,

Гд даль голубая, какъ юность свтла!

Сковали оковы холодной неволи

Могучія силы, какъ крылья орла!

О, хоть бы одно утшенія слово!..

Но нтъ его, нтъ! За высокимъ окномъ

Звучатъ лишь уныло шаги часового,

Какъ жалобы сердца, и ночью, и днемъ!

* * *

Ужь день лучистъ и жизненосенъ,

Хоть серебритъ еще морозъ

И хвои траурныя сосенъ,

И втви голыя березъ.

Но, вешнихъ дней расцвтъ почуя,

Къ роднымъ лсамъ изъ дальнихъ странъ,

Степями синими кочуя*

Спшитъ пернатый караванъ.

Какъ волнъ падучихъ, равномрный

Звучитъ въ лазури крыльевъ шумъ,

И страхъ, и ужасъ суеврный

Смняетъ всходомъ свтлыхъ думъ#

Блднетъ память, въ сердц тая,

Тоской оплаканныхъ утратъ,

Горитъ заря, лазурь лобзая,

И просвтляетъ грустный взглядъ.

Надежды, теплясь, сердце грютъ

И общаютъ счастья свтъ,

А робкій умъ мечты лелютъ

И мучитъ думы жизни бредъ.

И не поймешь — что будитъ снова

Въ душ обманчивые сны,

Воспоминанія-ль былого,

Иль дни воскреснувшей весны?

* * *

Нтъ, не русалка она и не дріада лсная,

Но съ ними есть сходство какое-то странное въ ней:

И въ тонкой улыбк, что свтитъ уста озаряя,

И въ блеск безстрастномъ, холодныхъ, какъ волны, очей,

И въ плавной походк, и въ мягкихъ скользящихъ движеньяхъ,

Манящихъ соблазномъ какихъ-то невдомыхъ чаръ,

Что будятъ мечты о грховныхъ земныхъ наслажденьяхъ

И дразнятъ желаньемъ, и кровь распаляютъ, какъ жаръ.

Нтъ не русалка она и не лсная дріада,

Но музыка рчи и смха задорный раскатъ,

И бглыя вспышки, какъ бездна, глубокаго взгляда

Влекутъ къ ней, какъ тайна, и муки блаженства сулятъ.

Отдашься влеченью палящаго зноемъ соблазна —

Постигнешь обманъ и осмянный въ омутъ слетишь,

Бжишь отъ соблазна — прилпится скорбь неотвязно

И высушитъ сердце, какъ солнцемъ спаленный камышъ.

* * *

Потухъ румяный блескъ зари

На неб и земл,

Алмазной цпью фонари

Зажглись въ туманной мгл.

Но т же шумъ и суета

И экипажей стукъ,

И многолюдства пестрота.

Царящіе вокругъ.

Помина нтъ о забыть

Въ волшебномъ мір грезъ,

Все въ непрерывной толче

Мшается въ хаосъ.

Напрасно ищетъ робкій слухъ

Укромной тишины,

Къ желаньямъ сердца городъ глухъ,

Тревожа ночи сны.

И до зари въ его тни

Не молкнетъ шумный гулъ,

И, засвтивъ кругомъ огни,

Кипитъ слпой разгулъ*

У ПЛАЩАНИЦЫ.

Послдній день страстной седьмицы,

Но время тягостно ползетъ

И у Пречистой Плащаницы

Простертъ молящійся народъ.

Вотъ Онъ, Христосъ, принявшій муки

Во имя правды и любви,

Въ терн чело, пробиты руки,

И ноги въ ранахъ и въ крови.

Вотъ Онъ, Страдалецъ терпливый,

Съ печатью смерти на устахъ

Передъ толпою суетливой,

Упавшей съ трепетомъ во прахъ.

На всхъ пришельцевъ ликъ безкровный

Глядитъ безгршнаго Христа,

Но взоръ закрытъ Его любовный

И смертью сомкнуты уста.

НОЧЬ НА ИВАНА КУПАЛА.

Только ляжетъ мгла туманная

Въ эту ночь на влажный лугъ,

Что-то чудное и странное

Совершается вокругъ.

Въ неб свтлою жемчужиной

Колыхается звзда…

Шепчетъ сказки лсъ разбуженный,

По камнямъ журчитъ вода,

Межъ деревьевъ, тьмой окутанныхъ,

Гд покрыты мхомъ пеньки,

Въ влажныхъ травахъ, втромъ спутанныхъ,

Замигаютъ огоньки…

Расплескаются русалками

Воды сонныя озеръ,

Выйдутъ двушки гадалками

За цвтами въ темный боръ.

И тайкомъ искать сокровища

Смльчаки въ лса пойдутъ.

Гд косматыя чудовища

Эти клады стерегутъ…

НОВЫЙ ПУТЬ.

На путь, на новый путь, вступаю я съ тревогой!

Сопутствуютъ, какъ встарь, и радость мн, и грусть,

И въ этой комнатк печальной и убогой

Я повсть прошлыхъ дней читаю наизусть.

Читаю наизусть и сердце замираетъ…

Здсь пережито все, чмъ жизнь моя полна,

И взоръ заплаканный въ послдній разъ встрчаетъ

Угасшія мечты, какъ грезы посл сна!

Что ждетъ меня теперь? Волненья ль жизни новой,

Потери ль новыя и новая борьба?

Внецъ ли счастія, или внецъ терновый —

Страданія и мукъ — готовитъ мн судьба?

Грядущаго прозрть не властенъ я, не въ силахъ:

Его невдома таинственная даль!

О чемъ же я грущу? о прошлаго ль могилахъ?

О прошлыхъ ли мечтахъ? И ихъ ли мн такъ жаль?

Нтъ, прошлаго мечты — мн не дали отрады!

Он солгали мн. исчезнувъ, какъ миражъ.

Найду ли я теперь въ грядущемъ миръ услады?

Что, если ты судьба, мн счастія не дашь!

Что, если и теперь все то, что я лелю,

И то, что я таю отъ пошлой суеты,

Ты дерзко осмешь, какъ дтскую затю,

И также разобьешь, какъ въ юности мечты!?.

* * *

Зачмъ любовь съ мученьемъ связана,

А розы — съ иглами шиповъ?..

Зачмъ въ признаньяхъ столько словъ

И все-же что-то недосказано?

Зачмъ въ приливы чувства знойнаго

Ворвалась холода струя,

И нтъ блаженства забытья

Въ блаженств счастья безпокойнаго?

Зачмъ мечты и упованія

Не расцвтаютъ, какъ цвты,

И гибнутъ въ вихряхъ суеты

Огнемъ блеснувшія желанія?

Зачмъ любовь страшитъ измною

И мысль несетъ въ сдую мглу,

Какъ челнъ, разбитый о скалу,

Покрытый волнъ кипучей пною?..

ИЗЪ ДНЕВНИКА.

Все, что люблю я, чмъ живу,

Все, что мн снится на яву,

Не только словомъ, даже видомъ

Не выдавалъ я и не выдамъ!

Я все таю въ самомъ себ!

Душа — завтныхъ чувствъ кладбище.

И безъ меня, толпа, теб

Для суесловья много пищи!

II.

Сомнній много, вры мало,

Молчитъ сурово мрачный умъ!

Все, что когда-то волновало,

Ужь не волнуетъ прежнихъ думъ

Смялъ грезы сердца дерзкій опытъ,

Развялъ жизни свтлый сонъ,

Напрасенъ злобы гнвный ропотъ,

Безсиленъ сердца грустный стонъ!

III.

Я ненавижу и люблю,

И какъ люблю, такъ ненавижу,

И сокрушаюсь и скорблю,

Что въ жизни радости не вижу!

Томлюсь духовной нищетой,

Жду отъ науки откровеній,

Теряюсь въ сумрак сомнній,

Но, умиляясь красотой,

Ищу я истины повсюду,

Стремлюся къ свту, какъ цвтокъ,

Молюсь Творцу и врю чуду

И гибну въ сумрак тревогъ!

* * *

Съ лазури небесной заря улыбается кротко,

Румяныя тучки плывутъ золотымъ караваномъ…

У соннаго берега тихо колышется лодка,

А взморье и даль одваются сизымъ туманомъ…

Лниво бгутъ, шелестя, блопнныя волны,

На легкихъ крылахъ надъ водою качается чайка…

А дальше — тамъ роща почила въ дремот безмолвной

И въ пламени солнца зеленая блещетъ лужайка.

День гаснетъ и быстро сбгаются блдныя тни…

У берега мошки затяли въ воздух танецъ…

И трепетно пышетъ, и меркнетъ въ лазоревой сни

Надъ сонной землею зари золотистый румянецъ.

Сгущается сумракъ и ветъ прохлады дыханье,

И взморье уснуло, и смолкло прилива волненье…

Лишь робко и тихо вливаются въ сердце желанья

И память выноситъ минувшіе сны изъ забвенья.

* * *

Завели соловьи перекличку

Въ бломъ сумрак майскихъ ночей,

Зазернились росою жемчужной

Низкорослыя травы полей.

Небеса въ золотистомъ румянц

Незакатной зари, какъ въ огн,

Пухомъ зелени юной повиты,

Робко шепчутъ лса въ полусн.

И въ воскресшей природ, и въ сердц

Снова трепетъ и къ жизни призывъ,

И измнчивыхъ грезъ и желаній

Непонятный приливъ и отливъ.

Но зачмъ это все быстротечно.

Мимолетно и кратко, какъ сонъ?

И мечтами, какъ призрачнымъ счастьемъ

Очарованный умъ опьяненъ?

* * *

Эти чувства — не бредъ

Безпокойной души,

Отъ тебя много лтъ

Я скрывалъ ихъ въ тиши.

И погасли-бъ они…

Но нежданный восторгъ

Въ лучезарные дни

Ихъ изъ сердца исторгъ.

И не я въ томъ виной,

Что, какъ пламя огня,

Страсть, нахлынувъ волной,

Взволновала меня.

Какъ не воленъ вулканъ

Въ томъ, что сыплетъ порой

Изъ открывшихся ранъ

Огнедышащій зной.

БЛИЗОСТЬ ОСЕНИ.

Вспыхнули первыя звзды лучистыя

Въ сумрак трепетномъ ночи беззвучной г

Падаютъ съ втокъ листы золотистые,—

Первые встники осени скучной.

Бродять туманы надъ полемъ и нивами,

Ползая жмутся, какъ срыя зми…

Стуя, ропщутъ ночами тоскливыми

Влажные втры, блуждая въ алле .

Падаютъ капли дождя непогоднаго

Съ неба туманнаго сткой дрожащей,

Зори румяныя утра холоднаго

Всходятъ поздне надъ рощею спящей.-

Тучами кроется даль темно-синяя…

Тянутся птицы въ далекія страны…

Въ сердц тревога, тоска и уныніе,

Горечь сомнній и думъ караваны!..

Слышатся всюду тоскливыя жалобы,—

Первыя близкія сердцу утраты!..

Если-бъ не осень, то сердце не знало бы

Есть-ли и счастью, и зорямъ закаты!

* * *

Все въ этомъ мір подкупно и ложно,

Царствуетъ зло надъ преступи:й землей,

Въ мір обмана любовь невозможна,

Съ свтлой надеждой и врой святой!

Попраны дерзко любви идеалы,

Правды завты враждой сожжены,

Въ подвигахъ — вс мы такъ жалки и малы,

Въ пошлости-жъ гнусной — гигантски страшны!

* * *

Мерцаетъ тускло свтъ лампадки…

Лежу больной въ полночной тьм,

Мятутся мысли въ безпорядк

Толпой въ измученномъ ум.

Уста слипаются отъ жара…

Пылаетъ тло, какъ въ огн,

И давятъ тяжестью кошмара

Всю ночь виднья въ тишин.

Лежу въ безсиль, истомленнымъ…

Въ ушахъ то звонъ, то странный шумъ,

И боль въ мозгу разгоряченномъ

Рветъ нить сплетающихся думъ.

Смшалось все въ хаос странномъ:

Виднья сны, земля и твердь!

То машетъ смерть крыломъ туманнымъ,

Иль жизнь оспариваетъ смерть?

ЗАРНИЦЫ.

Какъ крылья знойныя жаръ-птицы,

Трепещутъ яркія зарницы,

И блещетъ въ неб до утра

Ихъ переливная игра.

Дрожитъ огонь ихъ неуемный

Въ затишьи душномъ ночи темной,

И озаряетъ лсъ и степь,

И горъ незыблемую цпь.

Такъ часто въ часъ грозы душевной

Сверкаютъ очи вспышкой гнвной,

И, встртясь съ дерзостнымъ врагомъ,

Грозятъ пылающимъ огнемъ!

ПРИЗЫВЪ.

Приди, пророкъ, пока не поздно,

Покуда время не ушло!

Растетъ порокъ — и давитъ грозно

Всепобждающее зло!

Приди, и истины глаголомъ

Вщай, какъ раньше намъ вщалъ,

Возстань надъ грознымъ произволомъ,

Яви намъ правды идеалъ!

Мы гибнемъ, гибнемъ,— ни откуда

Не видя свта и любви…

Приди, пророкъ, яви намъ чудо,

И сердце правдой обнови!

* * *

Какъ саваномъ блымъ одты,

Почили подъ снгомъ поля,

Вздыхаютъ деревья-скелеты*

У стужи пощады моля.

Затерянный въ пол поселокъ

Охваченъ безмолвіемъ сна,

Сквозь тучъ разорвавшійся пологъ

Мерцаетъ, какъ факелъ, луна.

Рисуются блыя крыши,

И струйкою вьется дымокъ,

Чмъ дальше — тмъ глуше и тише,

А путь безконечно-далекъ.

Впиваешься взорами жадно

Въ пустынную срую даль,

И такъ на душ безотрадно

И въ сердц такая печаль,—

Какъ будто и чувства, и мысли

Сливаются съ небомъ ночнымъ,

Гд мрачныя тучи нависли

Надъ полемъ покровомъ сдымъ..

ЖУРАВЛИ.

Поднявшись съ дремлющаго луга,

Они летятъ, покинувъ мглу,

На поклоненье солнцу юга,

Къ дневному свту и теплу.

Здсь конченъ лта шумный праздникъ!

Мгла кроетъ неба синеву!

И золотитъ морозъ-проказникъ

Деревъ поблекшую листву.

Здсь плачутъ бури, какъ шакалы,

Скитаясь шумно по степямъ,

Да вихрь обвтриваетъ скалы

По обнаженнымъ берегамъ.

А тамъ латаніи и лавры

Трепещутъ въ блеск золото ь

И разсыпаютъ, какъ литавры,

Морскія волны звучный громъ.

Тамъ зорь восходы и закаты

Пурпурнымъ блескомъ манятъ взоръ

И синихъ горъ хребты и скаты

Ласкаетъ зелени уборъ.

Летите-жъ, странники сдые.

Съ глухого свера на югъ

Подъ своды неба голубые

Къ теплу отъ холода и вьюгъ.

Тамъ ждутъ васъ громы ликованья

И жизни радостный подъемъ!

А здсь — лишь немощь увяданья

И тусклый мракъ и смерть кругомъ!

* * *

Послдній гулъ сдыхъ мятелей,

Послдній ропотъ зимнихъ бурь.

Изъ-за вершинъ зеленыхъ елей

Сіяетъ ласковй лазурь.

Морозъ отходитъ въ глушь пустыни^

Сердито палицей стуча,

Рыхлютъ снжныя простыни

Подъ лаской теплаго луча.

Лса стряхаютъ иней блый,

Какъ бахрому, съ втвей нагихъ…

Лишь спитъ потокъ оцпенлый

Еще въ оковахъ ледяныхъ.

Но дни летятъ, летятъ поспшнй,

Румянитъ солнце небосклонъ,

И скоро шумъ и рокотъ вешній

Кругомъ развютъ зимній сонъ,

Прогонятъ мракъ слпыхъ сомнній

И сплинъ съ недужною тоской,

И вновь для сладостныхъ волненій

Примчатъ надеждъ веселый рой!

ПАМЯТИ А. С. ПУШКИНА

Сегодня образъ твой предъ нами

Возсталъ изъ гроба, какъ живой,

Облитый майскими лучами

И неба яркой бирюзой.

Сегодня все живетъ и дышетъ

Однимъ тобой, почуя свтъ,

И, если духъ твой зритъ и слышитъ,—

Ликуй, великій нашъ поэтъ!

Сегодня все, что есть живого

Въ душ у каждаго изъ насъ,

Все перельется въ звукъ и слово,

Все чувствомъ выльется заразъ.

Вс воздадутъ теб по праву,

Какъ лучшій даръ, хвалу и честь,

И чтобъ твою возвысить славу,

И имя славное вознесть!

Творецъ ‘Людмилы и Руслана’,

Родной баянъ родной страны,

Ты вывелъ къ свту изъ тумана

Сказанья милой старины.

Въ нихъ отраженъ твой образъ ясный

И, простотой своей великъ,

Лаская музыкой прекрасной,

Звучитъ твой образный языкъ.

Любя народъ простой и бдный

Съ его невжествомъ и тьмой,

Ты врилъ въ свта лучъ побдный

Надъ угнетенною страной,

Когда ‘свободы просвщенной’

Надъ ней ‘по манію царя’

Толп рабовъ многомильонной

‘Блеснетъ прекрасная заря’.

Любя въ народ все родное,

Ты плъ, внимая мужику,

Его ‘разгулье удалое’,

Его ‘сердечную тоску’.

Все чуткій откликъ находило

И взоръ влекло твой ко всему

Что было дорого и мило

Душ и сердцу твоему:

И ширь полей съ нмымъ просторомъ,

И видъ убогихъ деревень,

И садъ ‘съ обрушеннымъ заборомъ’,

И въ немъ березъ плакучихъ снь,

И пыльный путь дороги скучной,

И грохотъ тряскаго возка,

И ‘колокольчикъ однозвучный’,

Въ глуши подъ ‘псни ямщика’.

‘Духовной жаждою томимый’

Въ мірскихъ степяхъ, какъ твой пророкъ,

Ты плъ и стихъ неотразимый

Огнемъ сердца людскія жегъ,

Но правды голосъ неподкупный —

Судъ безпристрастіемъ своимъ

Для лжи позорной и преступной

Былъ, какъ всегда, невыносимъ.

И ты, враждой ея гонимый,

Одинъ, покинутый въ глуши,

Томился муками язвимый,

Превозмогая скорбь души.

Но и въ изгнаньи, и въ разлук

Съ друзьями юности твоей,

Киплъ твой умъ, и псенъ звуки

Лились свободно, какъ ручей.

Но буря шла… клубились тучи

И надвигалася гроза.

И призракъ смерти неминучей

Теб представъ, взглянулъ въ глаза.

И палъ ты жертвой оскорбленья

Въ расцвт силъ, въ расцвт лтъ,

‘Питомецъ музъ и вдохновенья’,

Нашъ свтлый геній и поэтъ!..

Сегодня образъ твой предъ нами

Возсталъ изъ гроба, какъ живой,

Облитый майскими лучами

И неба яркой бирюзой.

И все вокругъ живетъ и дышетъ

Однимъ тобой, почуя свтъ.

О, если духъ твой зритъ и слышитъ’ —

Ликуй, великій нашъ поэтъ!

1899 г.

* * *

Еще въ томленіи безсильномъ

Лса разсыпавъ листья въ прахъ,

Какъ мертвецы въ дыму кадильномъ,

Стоятъ въ туманныхъ пеленахъ.

Еще закованная льдами

Спитъ неподвижная рка,

Еще въ садахъ надъ цвтниками

Нтъ ни пчелы, ни мотылька.

Но съ выси, солнцемъ озаренной

Едва забрезжившей весны,

Вновь ветъ жизнью пробужденной

И сладкой нгой тишины.

Зима ушла, напрасно спрятавъ

На дн лощинъ снга свои,—

Ужь къ нимъ бгутъ съ холмовъ и актовъ’

Какъ слезы, свтлые ручьи.

Ихъ звонко-струйчатаго бга

Въ глуши стремительный раскатъ,

Размывъ, растопитъ глыбы снга

И путь очистить отъ преградъ.

Спшитъ весна, спшитъ не даромъ

И жизнь и шумъ съ собой несетъ!

И стай пернатыхъ къ гнздамъ старымъ

Идетъ веселый перелетъ.

Ихъ звонкій свистъ и щебетаніе

Встрчаютъ съ трепетомъ лса,

И общаютъ ликованье

Въ янтарномъ блеск небеса.

Очнись-же, сердце, отъ томленья!

Разстанься съ хмурою тоской!

И въ дни весны и возрожденья

Любви и жизни гимны пой!

ОСЕННЕ ЛИСТЬЯ.

Стоятъ, какъ призраки нмые,

Сдыя тни за окномъ,

И втеръ листья золотые

Мятетъ невидимымъ крыломъ.

Шумитъ и ропщетъ листьевъ ворохъ.

Несясь, какъ стая мотыльковъ,

Въ ихъ непонятныхъ разговорахъ

Звучитъ тоска и горечь словъ,

Они летятъ и вьются флагомъ,

Мелькая грустно по полямъ,

Дорогамъ пыльнымъ и оврагамъ,

Стремясь къ холоднымъ небесамъ.

Но небеса глядятъ уныло

И ихъ смятенья имъ не жаль,

И ждетъ ихъ темная могила,

Гд спятъ тревоги и печаль!

ВОЛНЫ.

Я люблю васъ, о волны,— люблю — оттого-ль,

Что въ душ у меня вы смиряете боль,

И рапсодіей чудной и дивной своей

Мой врачуете духъ отъ тревогъ и скорбей?

Иль за то васъ люблю я, что катитесь вы,

Гордый ропотъ поднявъ, какъ тревогу молвы,

И уносите духъ мой вослдъ за собой

Отъ неволи земли и неправды людской?

ДУМА.

Тусклое небо темно и угрюмо.

День свечерло — и мятется безъ шума,

Роемъ несмтнымъ кружащихся мухъ,

Блыхъ снжинокъ серебряный пухъ.

Мутная даль, какъ въ мелькающей стк,

Легкіе хлопья, цпляясь за втки

И за карнизы высокихъ домовъ,

Стелютъ по улицамъ блый покровъ.

Въ зимнемъ убор заборы и крыши,

Въ воздух звуки смягченнй и тише,

Словно прервался надъ городомъ вдругъ

Дерзостный рокотъ, гремвшій вокругъ.

О, еслибъ въ сердц, измученномъ страстью,

Льстивою дружбой и дерзкой напастью,

Также прервались, по вол судьбы,

Вопли и стоны тяжелой борьбы!

ВЪ СТАРОМЪ ДОМ.

Спать не даютъ мн тяжелыя мысли,

Сердце тоской омрача,

Тни въ углахъ паутиной нависли.

Душно — постель горяча.

Кто-то, какъ призракъ, склонясь надо мною,

Дышетъ мн зноемъ въ лицо,

Втеръ гудитъ, осыпая листвою

Дремлющій садъ и крыльцо.

Въ окна стучатъ обнаженныя втки,

Глухо по стекламъ звеня,

Въ рамахъ старинныхъ угрюмые предки

Смотрятъ со стнъ на меня.

Лица ихъ блдны и взоры угрюмы,

Краски мертвы на холст,

Думы о прошломъ, тяжелыя думы,

Рютъ въ ночной темнот.

Сердце, какъ маятникъ, жизнь отбиваетъ,

Время по каплямъ течетъ,

Старость грядущая въ сердце вливаетъ

Горечь тревогъ и заботъ.

Какъ облака, вереницею длинной

Годы плывутъ и плывутъ,

Тло ветшаетъ, какъ замокъ старинный,—

Предковъ забытый пріютъ.

Тянетъ безцвтную дней паутину

Медленно время-паукъ,

Жизнь пролетаетъ, мняя картину,

Больше и больше вокругъ.

Спать не даютъ мн тяжелыя мысли,

Сердце тоской омрача,

Тни въ углахъ паутиной нависли,

Душно — постель горяча!

Одинъ шагъ:

Отъ мечты очарованной къ будничной проз,

Отъ улыбки безоблачной къ скорбному лику_,

Отъ невиннаго ландыша къ пламенной роз

И отъ нжнаго шопота къ дикому крику.

II.

Идя по острымъ игламъ терна,

Сноси страданія покорно

И на удлъ свой не ропщи:

Во мрак свтятся лучи.

Не всмъ по лиліямъ и розамъ

Брести, отдавшись свтлымъ грезамъ,

И въ темномъ мір данъ не всмъ

Земнаго счастія эдемъ.

III.

Нтъ бурь безъ жертвъ, нтъ общихъ благъ

Безъ горя личностей отдльныхъ!

А тотъ, кто держитъ жизни стягъ,

Стоитъ на жертвахъ безпредльныхъ!..

* * *

День — для тревогъ и суетныхъ волненій

Средь утомительныхъ заботъ,

Ночь — для любви и сладкихъ сновидній,

Съ забвеньемъ тягостныхъ невзгодъ.

День — для борьбы и горестныхъ терзаній,

Безъ упованій и надеждъ,

Ночь — для молитвъ и чаръ воспоминаній

Вдали безумцевъ и невждъ.

День — для труда въ цпяхъ порабощенья

Свободы сердца и ума,

И только ночь — пора отдохновенья

Отъ непосильнаго ярма!

УТШЕНЕ.

Не страшенъ мн твой призракъ блдный,

Сдая странница-нужда,

Пока горитъ, какъ лучъ побдный,

Мысль для упорнаго труда.

Пока фантазіи кипучей

Бжитъ и пнится волна

И вьется цпь живыхъ созвучій,

Живой гармоніей полна.

Пока духовнаго союза

Въ мірской степи измнъ и зла

Со мной задумчивая муза,

Какъ нжный другъ, не порвала.

Она — ночей моихъ безсонныхъ

Товарищъ врный, и при ней

Смолкаетъ ропотъ думъ смятенныхъ

Для вры въ счастье лучшихъ дней!

* * *

О, какъ весна скупа на ласки

И какъ печальны и блдны

Ея задумчивыя сказки,

Ея обманчивые сны!

Но и они въ восторгъ приводятъ

И очаровываютъ насъ,

И въ нихъ душа себ находитъ

Отраду свтлую подчасъ.

Увы! немного сердцу надо,

Чтобъ сладкій трепетъ ощутить

И въ мрак жизненнаго чада

На время муки усыпить.

И къ чахлой зелени деревьевъ

И къ тусклой неба синев

Прикованъ взоръ среди кочевьевъ

По мхамъ и стоптанной трав.

И, если сномъ весна мелькаетъ,

То рады мы уже тому,

Что солнце съ неба намъ бросаетъ

Свой свтъ хоть изрдка во тьму’

ВЫБОРЪ.

Иль покорись своей страсти, какъ злу неизбжному,

Умъ обольстившему зноемъ безумной любви,

Или бги къ прозябанія сну безмятежному

И угаси пробужденное пламя въ крови.

Легче теперь отряхнуть съ себя чадъ увлеченія,

Страсти тяжелой развявъ томительный бредъ,

Чмъ, ослпленной, стремиться на путь отступленія,

Но ужь тогда, когда силъ къ отступленію нтъ!

Страсть, какъ потокъ, серебрящійся гребнями блыми

И подавляющій ропотомъ плещущихъ водъ,

Насъ иль подхватитъ и вынесетъ на берегъ цлыми,

Или закрутитъ и мутной волной захлеснетъ…

ПЕРЕДЪ ГРОЗОЙ.

Изжелта-срыя тучи несутся, клубясь надъ землею…

Втеръ порывистый втки деревьевъ сердито теребитъ,

Въ рощ и пол, одтомъ сгустившейся тусклою мглою,

Робко смолкаетъ гремвшій недавно ликующій щебетъ.

Чуется въ воздух душномъ суровой грозы приближенье,

Слухъ обостренный ужь издали ловитъ глухіе раскаты,

Капли дождя застучали въ веселомъ и дружномъ падень,

И полились, полились отовсюду цвтовъ ароматы…

* * *

Все лучезарнй дни, все ярче въ неб зори!

Темне бархатъ травъ и лиственный покровъ,

Кукушка по ночамъ кукуетъ въ темномъ бор,

И плачетъ соловей въ кустарник садовъ.

Но зелень жаждетъ грозъ и теплыхъ лтнихъ ливней,

Какъ сердце ждетъ любви и страсти знойныхъ бурь,

И эта жажда ласкъ все ярче и призывнй,

Какъ пнье соловья, какъ свтлая лазурь.

‘О, если-бы гроза!’ — лепечутъ листья нжно,

‘О, если-бъ теплый дождь!’ — шумитъ зеленый боръ,

‘О, если-бъ сердцу страсть!’ — вздыхаетъ грудь мятежно,

И съ жаждою любви блуждаетъ робко взоръ.

Какъ вспыхнула-бъ лазурь надъ дремлющей землею,

Въ какіе яркіе и чудные цвта

Окрасилась-бы жизнь, расцвтшая съ грозою!

Какимъ огнемъ лучей блеснула-бъ красота!

ПАМЯТИ Я. П. ПОЛОНСКАГО.

‘Пришли и стали тни ночи

На страж у его дверей’.

И онъ смежилъ спокойно очи

Предъ взглядомъ вчности своей.

Тоскуя, мы у гроба плачемъ.

Что умеръ онъ, что нтъ его

Но духъ его ‘очнулся зрячимъ’,

Чтобъ видть правды торжество,

Чтобъ красоту и чары славить,

Приблизясь къ вчной красот,

Куда полета не направить

Не досягающей мечт,

Куда — къ источнику начала

Предвчной правды и любви,—

Ища, какъ солнца, идеала

Принесъ онъ помыслы свои.

Въ обитель мира, въ царство свта,

Онъ отошелъ, покинувъ насъ,

Но образъ нашего поэта

Въ его созданьяхъ не угасъ.

Какъ ‘въ колыбель свой лучъ спокойный

Къ младенцу мсяцъ заронилъ’

Такъ онъ въ сердца намъ лиры стройной

Созвучья чудныя пролилъ.

По я вка сладостные звуки

Будили трепетомъ сердца,

Но пробилъ, пробилъ часъ разлуки

И смерть похитила пвца.

У гроба плачъ, у гроба слезы

Й вздохи горестной тоски,

Живые ландыши и розы

И похоронные внки…

‘Пришли и стали тни ночи’

И, завершивъ тяжелый путь,

Смежилъ онъ старческія очи

Отъ думъ и мыслей отдохнуть.

Да будетъ сладокъ миръ покоя

Тому, кто, не жаля силъ,

‘Въ земномъ предл все земное*

Какъ честный труженикъ ‘свершилъ’

Кому въ слезахъ, съ тоскою жгучей

Въ послдній разъ несемъ поклонъ,

Чей лиры смолкъ аккордъ пвучій

И замеръ струнъ ‘Вечерній звонъ!’

1898 г.

* * *

Съ веселой улыбкой, съ сіяющимъ взглядомъ,

Ты — диво земной красоты —

Подносишь мн кубокъ, наполненный ядомъ,

И ландышей блдныхъ цвты.

‘Пей!— шепчешь ты нжно — пей сладкій напитокъ!

Онъ дастъ обновленіе силъ!

Въ немъ юной отваги кипучій избытокъ

И страсти восторженный пылъ!’

Гляжу я пытливо въ прекрасныя очи

И вижу — смются они,

А тамъ, въ глубин ихъ, какъ въ сумрак ночи,

Зловщіе блещутъ огни…

Зачмъ ты съ такою коварной улыбкой

Мн ядъ выдаешь за вино?

И можно-ль поврить, что влитъ онъ ошибкой,

Коль нтъ въ тебя вры давно?

1890 г.

* * *

Истина — Богъ мой!— другого я бога не вдаю!

Сердце всечасно стремится къ ея лишь обители…

Путь къ ней тернистъ и свершается трудной побдою

Въ мір вражды, гд преслдуютъ люди-гонители.

Истина — Богъ мой, никмъ и ничмъ неподкупная,

Свтомъ любви къ человчеству міра объятая,

Имъ осужденная, какъ за злодйство преступное,

И на Голго по кесаря слову распятая.

Истина — Богъ мой! Къ ней смло влекусь я и падаю

Въ мір вражды обезсиленный силой неравною,

Падаю я, и стремлюся къ ней снова съ отрадою,

Но увнчаю-ль преграды побдою славною?

* * *

Все ей къ лицу: и этотъ грустный видъ

Нмыхъ очей, потупленныхъ въ печали,

И блдный цвтъ заплаканныхъ ланитъ

Сквозь тонкій флеръ опущенной вуали.

Все ей къ лицу: и медленная рчь,

И шопотъ устъ въ молитвенномъ экстаз,—

Во всемъ, чмъ взоръ могла она привлечь,

Съ ея тоской такъ много близкой связи.

И мнилось мн, что даже радость къ ней

Не шла бы такъ, какъ шли печаль и горе..*

Порой не блескъ сверкающихъ лучей,

А тусклый мракъ преображаетъ море!

ВЕЧЕРЪ.

П. Е.Накрохину

Зари неугасшей

Румяное пламя,

Мерцая, трепещетъ

На облак бломъ

Каймой золотистой…

Косыми рядами

Легли, разстилаясь.

Холодныя тни

Стволовъ неподвижныхъ

На пыльную землю.

Свивается сумракъ

Въ туманную дымку

Надъ полемъ пустыннымъ,

Росой осыпая

Зеленыя травы…

Въ безмолвіи чуткомъ

Лишь перепелъ сонный

Уныло и робко

Свиститъ, пролетая

Мелькающей точкой.

И съ шелестомъ тихимъ

Проносится вздохомъ

Сырая прохлада,

Напитана крпкимъ

Лснымъ ароматомъ.

И, кажется, вечеръ,

Воздушный, какъ греза,

Волшебный, какъ сказка,

Уходитъ куда-то

Мгновеньемъ прекраснымъ!

ИЗЪ А. ШЕНЬЕ.

Vieus pr&egrave,s d’elle au matin.

Приходи по утру къ ней, когда богъ покоя во мрак

На подушку ей сыплетъ, какъ пухъ, легковйные маки,

Поглядть, какъ на лож, не залитомъ солнцемъ мятежнымъ,

Неподвижно рука отдыхаетъ въ поко небрежномъ,

Какъ рсницы очей побждаютъ дремоты безсилье

И на розахъ ланитъ сонъ покоитъ усталыя крылья.

ИЗЪ ГЕЙНЕ.

Sie liebten sich Beide…

Другъ друга любили они безнадежно,

Но чувства скрывали свои,

Кипли враждой и глядли мятежно,

Погибнуть стремясь отъ любви.

Разстались,— но все-же порою видали

Другъ друга во сн, а потомъ,

Страдая, въ могилу сошли, но едва-л и.

И сами узнали о томъ.

* * *

Поздно, свтъ погашенъ,

Въ окна — лютъ и страшенъ —

Смотритъ ночи мракъ.

Но все спитъ глубоко,

Только издалека

Слышенъ лай собакъ.

Сердце бьетъ тревогу…

Боязно къ порогу

Подойти теперь.

Мнится — какъ ни странно —

Что вотъ-вотъ нежданно

Шелохнется дверь.

И войдетъ съ смущеньемъ

Блымъ привидньемъ

Чья-то тнь сейчасъ,

И пятномъ неяснымъ

Въ сумрак безгласномъ

Скроется изъ глазъ.

Робкій слухъ на страж…

И въ безмолвьи даже

Чудится ему

Шорохъ и движенье

И, какъ въ заточеньи,

Жутко одному.

Что-же — и не диво!

То порой шумливо

Въ дверь раздастся стукъ,

То со скрипомъ кто-то

Распахнетъ ворота

И захлопнетъ вдругъ.

* * *

Довольно и вспышки минутной для насъ

Короткаго счастья, чтобъ въ сердц не гасъ.

Спустя еще много томительныхъ лтъ,

Его жизнерадостный, ласковый свтъ.

Довольно и искры мгновенной любви,

Чтобъ вспыхнуло пламя пожаромъ въ крови

И долго еще незамтно потомъ

Насъ грло его неугасшимъ тепломъ.

Такъ ночью порою ворвется во мракъ

Метнувшейся молніи яркій зигзагъ

И долго разсыпчатый трепетъ огней

Мерещется взгляду смущенныхъ очей…

ПИЛИГРИМЪ.

Войди ко мн, не отряхая пыль

Съ твоихъ въ пути изношенныхъ сандалій,

И чуждыхъ странъ въ безбрежьи синихъ далей

Повдай мн таинственную быль.

Дай мн взглянуть на выцвтшій твой плащъ,

Въ пескахъ степей спаленный знойнымъ жаромъ,

На хмурый ликъ подъ бронзовымъ загаромъ

И темный взоръ, что, какъ агатъ, блестящъ.

Я радъ теб, мн дорогъ твой приходъ.

Садись скорй, я въ сердц съ трепетаньемъ

Готовъ внимать твоимъ повствованьямъ

И далеко умчать мечты полет.

Предъ взорами раскинулась въ лучахъ

Пустыни ширь равниною безплодной,

Гд, шелестя, Нилъ катитъ многоводный

Волнъ серебро въ песчаныхъ берегахъ.

Гд на ряды безмолвныхъ пирамидъ,

Гранитомъ стнъ склонившихся откосо,

Въ слпыхъ очахъ съ загадкою вопроса

Угрюмый сфинксъ таинственно глядитъ.

Гд поросли травой и желтымъ мхомъ,

Стремясь въ лазурь, нмые обелиски,

И у рки, прекрасной одалиски,

Египетъ спитъ, покоясь сладкимъ сномъ.

Въ немъ бредитъ страсть, въ немъ дышетъ жгучій зной,

Его мечты, какъ сонъ, неодолимы…

Къ нему бредутъ толпами пилигримы,

Привлечены былого красотой.

Они въ плащахъ, въ сандаліяхъ, какъ ты,

Кому внимать я долго не устану,

Какъ сынъ Востока — древнему Корану,

Въ немъ видя свтъ духовной чистоты.

1900 г., 18 октября.

ВЕЧЕРНЯЯ ЗВЗДА.

О, свтлая вечерняя звзда,

Горящая на темномъ небосвод,

Я, чуждъ теб, но ты мн не чужда!

Когда покой и сонъ царятъ въ природ,

Я, позабывъ томленіе труда,

Къ теб стремлюсь, мечтая о свобод.

Свершая путь пустынею небесъ,

Раскинутой въ пространств необъятномъ,

Ты говоришь, снявъ съ тайнъ покровъ завсъ,

На язык не каждому понятномъ

О чарахъ сновъ и прелести чудесъ

И торжеств ихъ въ блеск незакатномъ.

Надъ бездной тьмы таинственно скользя,

Ты, чистая, божественно-прекрасна!

Твоя, какъ сонъ, воздушная стезя

Вдаль за собой влечетъ меня всечастно.

Но до тебя подняться мн нельзя —

Одно безъ силъ желаніе не властно!

О, свтлая вечерняя звзда,

Нмыхъ небесъ сверкающее око,

Сіяй во тьм, и ласково всегда

Свой чистый лучъ бросай мн издалека,

Ихъ тхъ міровъ невдомыхъ, куда

Я рвусь отъ зла и гибели порока.

* * *

Что я могу сказать въ отвтъ на твой вопросъ?

Не надо больше мукъ, не надо больше слезъ,

И къ прошлому — увы — не жажду я возврата.

Все то, что я любилъ, все попрано, все смято,

И въ сердц новымъ снамъ ужь больше не расцвсть!

Но у меня, мой другъ, воспоминанья есть

И ими я богатъ, и въ нихъ моя отрада.

Такъ сумрачной скалы нависшая громада,

Когда-то бывшая вершиною горы

Полна волшебныхъ грезъ промчавшейся поры,

Но врядъ-ли къ небесамъ бываетъ въ ней стремленье!

— Довольно испытать и разъ позоръ паденья!

* * *

Зоветъ меня, но кто — не знаю

Туда, на небо отъ земли,

И — чую — крылья отросли

Летть къ невдомому краю.

О, кто зоветъ и для чего?

Кому я нуженъ, странникъ міра?

Цня побды торжество,

Я оцню-ль блаженство мира?

Влачася въ прах и пыли

И свой кляня удлъ жестокій,

Могу-ль поднятся отъ земли

И долечу-ли въ край далекій?

Что крылья мощныя, что духъ,

Свободы жаждущій, какъ геній,

Когда огонь во мн потухъ —

Источникъ вры и стремленій?

ПОСЛ ГРОЗЫ.

Просыпавъ дождь и громъ изъ тучъ молніеносныхъ,

Надъ лсомъ пронеслась весенняя гроза,

Но гулъ еще плыветъ въ качающихся соснахъ

И на листв дрожитъ алмазная слеза.

Все ожило вокругъ, смятенное угрозой,

Очищена лазурь и воздухъ освженъ,

И пахнетъ тополемъ, сиренью и березой

И втры, шелестя, скользятъ со всхъ сторонъ…

СОНЕТЪ.

Мечты! мечты! мечты!.. Зачмъ вы измнили?

Зачмъ на грустный зовъ страдающей души

Нтъ отклика отъ васъ? Въ безтрепетной тиши

Мн тяжко одному и жутко, какъ въ могил!

Еще недавно такъ, воздушныя, не вы-ли

О радостяхъ былыхъ шептали мн въ глуши?

И къ сердцу я взывалъ тогда: ‘Спши, спши

Туда за ними вслдъ, гд вютъ сказкой были!’

Какъ много свтлыхъ чувствъ будили вы во мн!

Какъ много чудныхъ сновъ открыть мн общали!

И что-жь?— обманутъ я съ другими наравн!

Такъ щедро иногда даритъ судьба вначал,

На жизненномъ пути намъ радости одн,

А тамъ измнитъ вдругъ — и шлетъ одн печали.

* * *

Помнишь, какъ, сойдясь вначал,

Въ годы юности счастливой,

Мы съ тобою коротали

Вечера зимы тоскливой?

Помнишь, какъ при тусклой свчк

‘Въ дурачки’ съ тобой играли?

Какъ, шипя какъ зми, въ печк

На огн дрова трещали?

Помнишь, съ хитростью котенка,

Съ дтской удалью, бывало,

Какъ меня, смяся звонко,

‘Въ дуракахъ’ ты оставляла?

Часто мы встрчались оба,

Я любилъ и ты любила,

Но завистливая злоба

Насъ нещадно разлучила.

И теперь, обвянъ стужей,

Я одинъ въ тиши мечтаю,

И одинъ порой досужей

Грустно время коротаю.

И не ты меня, родная,

— Буря-ль стонетъ, вьюга-ль плачетъ —

А судьба-старуха злая

Съ дерзкимъ хохотомъ дурачитъ!

* * *

Грозовыхъ облаковъ караваны

Громоздятся въ тяжелыя горы,

Какъ стной, заслоняя просторы

Въ голубыя небесныя страны.

Такъ суровыя жизни невзгоды,

Нависая угрюмою мглою,

Заслонили навкъ предо мною

Нжной юности свтлые годы.

* * *

Синія волны, кудрявясь серебряной пной,

Въ сумрак ночи, гонимыя втромъ шумли,

Синія волны дышали холодной измной,

Бисеромъ брызгъ осыпая прибрежныя мели.

Какъ облака въ небесахъ, непричастныя горю,

Мчатся толпой, уплывая за горы и за лсъ,

Синія волны неслись, колыхаясь, по морю,

То расходились, то тсною цпью смыкались.

Синія волны звучали въ тиши, какъ октавы,

Съ ропотомъ дерзкимъ кому-то уныло взывали…

Въ скалы плеснувъ,— шелестли, какъ сонныя травы,

На мель взбжавъ,— умирали со вздохомъ печали…

Новыя волны рождались разбитымъ на смну,

Новыя волны катились, шумя на простор,

То разбиваясь о берегъ въ жемчужную пну,

То убгая толпой въ рокотавшее море.

Такъ и желанья: одни разобьются, какъ волны,

Смотришь,— ужь новыя мчатся на смну разбитымъ,

Тмъ же весельемъ и жизненнымъ трепетомъ полны,

Въ сердц мятежномъ рзвяся, какъ въ мор открытомъ.

* * *

Еще румянитъ вечеръ алый

Въ пустын неба тучъ стада

И лучъ трепещетъ запоздалый

Въ лазурномъ зеркал пруда.

Еще мшаетъ блднымъ звздамъ

Блеснуть разлившійся закатъ,

Но ужь летятъ на отдыхъ къ гнздамъ

Толпы мелькающихъ галчатъ.

Мрача лазурь, какъ сткой черной,

Они мятутся безъ числа

И огласилъ ихъ крикъ задорный

Тишь задремавшаго села,

Гд лучъ въ пыли, какъ въ срыхъ волнахъ,

Хоронитъ грустно солнце дня

И, золотясь, глядитъ подсолнухъ

Изъ-за убогаго плетня.

Глядитъ, склонясь къ избы оконцу,

Гд безмятежный миръ разлитъ,

Самъ уподобясь шапкой солнцу,

Закатомъ пламеннымъ облитъ.

* * *

‘Близится осень’ — шептали кусты, осыпая

На землю листъ, багрянвшій сверкавшимъ червонцемъ,

‘Близится осень’ — цвты повторяли, вздыхая,

‘Осень и мгла, не согртая ласковымъ солнцемъ’.

Близится осень, и неба лазурь все тускне,

Въ рощахъ все рже звучитъ жизнерадостный щебетъ,

Садъ умираетъ, и грустно въ пустынной алле

Втеръ гудитъ и вершины деревьевъ теребитъ.

Дымныя тучки грозятъ непогоднымъ ненастьемъ,

Смотритъ безжизненно дали туманная просинь,

Лту на смну, угасшему радостнымъ счастьемъ,

Близится осень, унылая, скучная осень!

ЗИМНЙ ДЕНЬ.

Безжизненъ какъ мертвецъ, и какъ палачъ суровъ,

Ничмъ неуязвимъ подъ броней леденистой,

Сверкая серебромъ нетающихъ снговъ,

Взошелъ морозный день въ лучахъ зари огнистой.

Не жизнь, а смерть вокругъ онъ вызвалъ на земл,

Онъ не свободу далъ, а цпи и оковы,

И, яркій свтъ разливъ въ колеблющейся мгл,

Одлъ, какъ въ саваны, безмолвныя дубровы.

Онъ все поработилъ и все оцпенилъ,

И мощный, какъ титанъ, онъ все склонилъ къ безсилью,

И холодомъ дыша безжизненныхъ могилъ,

Блеснулъ по воздуху брильянтовою пылью.

Блеснулъ въ нмыхъ поляхъ по блому ковру

И по чалмамъ деревъ раскидисто-втвистыхъ

И разбудилъ на мигъ и трепетъ, и игру,

Сверкая и горя мильономъ искръ лучистыхъ.

И, яркимъ серебромъ снговъ отягощенъ,

Какъ бременемъ веригъ, какъ ношею безплодной,

Погасъ въ огн зари, какъ кровью обагренъ,

Безжизненный, нмой, безстрастный и холодный…

* * *

Еще лсовъ и дремлющихъ полей

Не оглашалъ весенній соловей,

Еще сады безлиственны и голы

Но ужъ гремитъ серебряный ручей,

Уже звенятъ проснувшіяся пчелы

Въ дневномъ тепл сверкающихъ лучей.

Все жаждетъ нгъ — томится и молчитъ..

Увядшій листъ на втк шелеститъ,

Лса полны неясною тревогой.

Все жаждетъ бурь и первыхъ шумныхъ грозъ.

Чтобъ хлынулъ дождь струями теплыхъ слезъ.

И пыль взвилась надъ срою дорогой.

Изъ-за морей, изъ дальней стороны,

Уже летятъ на празднество весны

Веселыхъ птицъ крикливыя станицы…

И будятъ жизнь, и сыплютъ въ сердце сны

Воскресшихъ чувствъ блеснувшія зарницы

Тепломъ и трепетомъ полны.

НЕ ВРЬ ВЕСН…

Не врь весн — она несетъ измну,

Ея лучей обманчива игра!

Шумитъ рка и роютъ волны пну,

Тускнетъ день, и въ тучахъ даль сра!

Не врь весн! она, какъ жизнь обманетъ,

И срой мглой и холодомъ волны

Счастливый взоръ, какъ небо, отуманитъ

И омрачитъ плнительные сны.

Не врь весн — какъ зовъ ея, ни сладокъ,

Не торопись бжать къ ея лучамъ,

Она, свернувъ внцомъ зарницъ и радугъ,

Какъ женщина, измнитъ небесамъ.

БЛАЯ НОЧЬ.

Въ безмолвныхъ небесахъ мерцая блой мглой,

Загадочна, какъ сфинксъ безжизненной пустыни,

Плыветъ слпая ночь уныло надъ землей,

Уснувшей тяжкимъ сномъ измученной рабыни.

Порой продребезжитъ по звонкой мостовой

Гремящій стукъ колесъ, смягченный разстояньемъ,

И снова городъ спитъ, и снова надъ ркой

Объемлетъ городъ ночь томительнымъ молчаньемъ.

Покоятся дома, чертоги и дворцы,

Окутанные мглой, какъ блымъ покрываломъ,

И только, золотясь, блестятъ церквей внцы,

Едва освщены зари сіяньемъ алымъ.

Разсвтъ еще далекъ и смолкшій городъ нмъ,

Но чудится въ тиши еще яснй движенье

И ропотъ суеты, и слезы, и мученья,

Которыхъ, какъ стихій, нельзя смирить ничмъ!

* * *

Бродитъ въ пол втерокъ

Средь колосьевъ ржи высокой,

Гд дрожитъ, склоня цвтокъ,

Какъ болотный огонекъ,

Василекъ голубоокій.

Ветъ солнца жгучій зной

Сладкой нгою истомы,

Давитъ воздухъ духотой,

Собирая надъ землей

Въ неб молніи и громы…

Спитъ недвижная рка

Подъ зеленыхъ изъ навсомъ…

И, косматясь, облака,

Какъ холмы, издалека

Надвигаются надъ лсомъ…

СОНЕТЪ.

Какъ общаетъ день, рождающійся ясно,

Проснувшейся земл и ласку и тепло,

Такъ, улыбаясь жизнь привтно и свтло,

Восходитъ на зар волшебно и прекрасно.

Но часто ложенъ свтъ забрезжившаго дня!

Суля земл тепло и солнца блескъ румяной,

Онъ тучи соберетъ, окутавъ даль въ туманы

И ясную лазурь печально затемня.

Не такъ же ли и жизнь, надеждой обольстивъ,

Какъ восходящій день, блеснетъ мечтамъ ошибкой

И ложно подаритъ насъ нжною улыбкой,

Чтобъ скоро ясный взоръ слезою омрачивъ,

Смнить отравой мукъ въ душ приливъ желаній

И свтлыя мечты, и чары ожиданій?

* * *

Въ море людной толпы, веселящейся шумно,

Не кидайся, мой другъ, какъ дитя, неразумно,

Не прельщайся его показной красотой:

Въ немъ вс бури, вс грозы стихіи слпой!

Посмотри вкругъ себя взглядомъ разума трезвымъ,

Разв есть въ этомъ смх и бшенств рзвомъ,

Въ этой оргіи дикой съ утра до утра

Хоть какой-нибудь смыслъ?— это страсти игра!

Отшатнись отъ нея, отврати свои взоры,

И съ толпой не вступай въ безполезные споры,.

Что цль жизни для насъ не въ довольств тупомъ,

А въ труд и борьб съ угнетающимъ зломъ!

* * *

Когда нибудь и эти дни тревогъ

Съ отрадой мы, какъ счастья дни, помянемъ

И, запершись въ нашъ мирный уголокъ,

О нихъ грустить съ тобою станемъ.

Вдь и они, какъ радостные дни,

Напомнятъ намъ о юности счастливой,

Когда надеждъ горли въ насъ огни

И въ сердц духъ киплъ строптивый.

Не говори, что эти дни темны,

Какъ облаковъ сдыя вереницы,

И въ облакахъ мгновеньями видны

Молніеносныя зарницы.

И, какъ въ мечтахъ о лт золотомъ

Подчасъ душ бываютъ любы грозы,

Такъ эти дни когда нибудь потомъ

Съ отрадой вспомнимъ мы сквозь слезы!

* * *

Встрчая мракъ и тишину

Съ небесъ спускающейся ночи,.

Я закрывалъ спокойно очи

И отходилъ ко сну.

Лазурныхъ грезъ крылатый рой

Уже кружилъ надъ головою…

И въ блеск радугъ надо мною

Являлся міръ иной.

Меня таинственно влекла

Къ нему невдомая сила,

И такъ легко, отрадно была

Вдали отъ бурь и, зла.

Какъ будто, вихрясь, отошли

Куда-то въ сумрачныя дали

Волненья, страсти и печали,—

Весь тяжкій адъ земли.

И сердце ждалъ теперь покой

Того отраднаго забвенья,

Когда надъ нимъ уже давленья

Нтъ власти роковой!

ОТРЫВОКЪ.

И вотъ опять тревожный день прошелъ.

Въ вечерней мгл дрожитъ огонь лампадки,

Бросая свтъ на мой рабочій столъ,

На груды книгъ, газеты и тетрадки,

Лежащія въ небрежномъ безпорядк.

Опять мечты, фантазіи и сны

И новыя, и новыя виднья…

Они плывутъ ко мн средь тишины

И въ тишин рождаютъ вдохновенье,

И въ сердц грусть и слезы умиленья.

Рука дрожитъ и просится къ перу…

Душа полна ласкающихъ созвучій.

Такъ лтнимъ днемъ въ полдневную пору

Птицъ голоса гармоніей пвучей

Звенятъ въ тиши, объемля воздухъ жгучій.

Какихъ-то думъ невдомыхъ приливъ,

Какъ блдный сонъ, туманныхъ и неясныхъ,

Какой-то бредъ и къ творчеству призывъ

Съ томленьемъ грезъ мучительныхъ и страстныхъ,

Но, какъ любовь и молодость, прекрасныхъ.

И новыхъ чувствъ, и новыхъ силъ подъемъ!

Стремится мысль въ невдомыя дали!

Душа кипитъ, и взоръ горитъ огнемъ,

И образы, туманные вначал,

Оформленнй, какъ радость въ дни печали!..

* * *

Пусть правда, терніемъ повита,

Бредетъ въ оковахъ и цпяхъ,

А ложь безстыдно и открыто

У всхъ красуется въ цвтахъ!

Пусть правды голосъ неподкупный

Звучитъ подавленно, какъ стонъ,

А голосъ дерзкій лжи преступной

Гремитъ торжественно, какъ звонъ!..

Все возвеличенное міромъ

И вознесенное хвалой

Падетъ безчувственнымъ кумиромъ

И будетъ попрано пятой!

А все подавленою тьмою

И все униженное зломъ

Передъ грядущею зарею

Востанетъ съ радостнымъ челомъ!

У ГРОБА.

Прилегъ и опочилъ на вки…

Душа съ земнымъ порвавши связь,

Въ загробный міръ перенеслась.

Легла на сомкнутыя вки

Страданій тяжкая печать,

Но пересталъ ужь онъ страдать!

Его душа перелетла

Въ безвстный міръ и тамъ нашла

Покой отъ мукъ и жизни зла.

Одно безтрепетное тло

Одинъ лишь прахъ остался здсь,

Чтобъ видть тлнья ужасъ весь.

Видъ каждой смерти безотраденъ,

Какъ разставанья грустный мигъ!

Нахмуренъ лобъ, печаленъ ликъ,

Глядитъ изъ глазъ глубокихъ впадинъ,

Скрывая скорбную печаль,

Слпая смерть въ нмую даль.

Одна душа надъ прахомъ пыльнымъ,

Забывъ тоску и страхъ земной,

Витаетъ тихо надъ толпой

И, трепеща въ дыму кадильномъ,

Съ безстрастьемъ мыслей неземныхъ

Внимаетъ горести живыхъ.

* * *

Ахъ, зачмъ я поврилъ твоимъ лицемрнымъ рчамъ?

Для чего такъ безумно прельстился ихъ чаръ красотой?

Ты лгала мн, лгала! я открылъ, я узналъ это самъ,

Но ужь поздно, когда безъ борьбы покоренъ былъ тобой!

Охватилъ и обжегъ меня страсти угаръ золотой

И разсялся сномъ, какъ тяжелый, удушливый дымъ…

Ахъ, зачмъ, опьяненный восторгомъ любви молодой,

Я поврилъ рчамъ лицемрнымъ твоимъ?

* * *

Гуди, мятель! стучи въ окошко ставней

И стужею грози — мн нипочемъ!

Еще согртъ я юности недавней

Живительнымъ и пламеннымъ огнемъ!

Пугай другихъ!— твой призракъ мн не страшенъ,

Мятущійся въ блесоватой тьм,

Пока въ очахъ свтъ счастья не погашенъ

И мысль кипитъ въ мечтательномъ ум!

* * *

Все, что юность намъ нашепчетъ,

Свяжетъ первая любовь,

Сладкимъ трепетомъ волнуя

Въ сердц вспыхнувшую кровь.

Все, что молодость для жизни

Въ плоть и краски облечетъ,

Зрлость опытомъ суровымъ

Обезцвтитъ и сомнетъ.

А придетъ сдая старость

На скрипучихъ костыляхъ

И лучи надеждъ послднихъ

Въ насъ погаситъ робкій страхъ!

Сказка

А. К. Шеллеру.

‘Слава въ вышнихъ

Богу, и на земл миръ,

въ человкахъ благоволеніе’.

Поздно вечеромъ, въ сочельникъ,

Мальчуганъ съ своей сестренкой

Идутъ въ боръ, гд дремлетъ ельникъ,

Трепеща вершиной тонкой.

Все покоится глубоко,

И не слышно санокъ бга,

Лишь разносится далеко

Скрипъ шаговъ отъ хруста снга.

Идутъ дти въ лсъ за елкой,

Съ каждымъ шагомъ въ пол глуше…

Злой морозъ, какъ иглы, колкій

Щиплетъ носъ и щиплетъ уши.

Стонетъ вихрь, шумитъ кустами

И въ припадк дикой злобы,

Громоздитъ въ поляхъ холмами

Блоснжные сугробы.

Дремлетъ лсъ въ парчевой тог,

Какъ въ чалмахъ, вершины елокъ,

Втви мерзлыя въ тревог

Осыпаютъ снгъ съ иголокъ.

Плачетъ вьюга, небо мутно,

Въ неб мутномъ мсяцъ блдный

Бродитъ робко, безпріютно,

Какъ въ пустын странникъ бдный.

Утомленные скитаньемъ

Въ бломъ сумрак мятели.

Дти, съ жуткимъ трепетаньемъ,

На бугоръ въ лсу присли.

Распахнулъ свою шубенку

Добрый мальчикъ съ быстротою

И озябшую сестренку

Скрылъ подъ теплою полою.

И она ужь не въ испуг,

А съ улыбкою во взор,

Подъ напвъ гульливой вьюги,

Задремавъ, уснула вскор.

Въ свтлый міръ волшебныхъ сказокъ

Вихри сновъ ее умчали…

Не смыкаетъ братъ лишь глазокъ,

Глядя въ сумракъ мутной дали.

Вьются хлопья блой вьюги,

Гд-то въ пол воютъ волки,

Шепчутъ въ страх и въ испуг,

Перешептываясь, елки.

Смотритъ мальчикъ робкимъ взоромъ

Сердце бьетъ въ груди тревогу,

А луна, идя дозоромъ,

Свтъ бросаетъ на дорогу.

Жутко, страшно! Замирая.

Сердце бьется чаще, чаще…

Вдругъ, огни зажглись, мелькая,

Въ темнот древесной чащи.

Ахнулъ мальчикъ.— ‘Волки, волки!

Сила крестная надъ нами!’ —

А въ кустахъ сдыхъ сквозь елки

Ихъ глаза горятъ огнями.

Смотритъ мальчикъ робкимъ взглядомъ,

И еще онъ видитъ что-то…

Тамъ стоитъ съ волками рядомъ,

Какъ медвдь, мохнатый кто-то.

Ужь не духъ-ли злой съ волками

Тамъ стоитъ, втвями скрытый?

И пугливыми очами

Мальчикъ ищетъ въ тьм защиты.

Въ этотъ мигъ звнула вьюга

Посреди лсныхъ гигантовъ,

И посыпался съ испуга

Рой снжинокъ, какъ брильянтовъ.

Зашептали шумно елки,

Загудли вихри глухо

И дошли, какъ злые толки,

До встревоженнаго слуха.

10.

Мальчикъ въ страх жмуритъ глазки…

Быстрыхъ мыслей вереницы

Пролетаютъ, словно въ сказк,

Какъ чудовищныя птицы.

Вдругъ, онъ видитъ — что такое?

Ужь не сонъ-ли чудный это?

Не виднье-ль голубое

Передъ нимъ, въ сіяньи свта?

11.

То Небесная Царица

Передъ нимъ стоитъ, сіяя,

Какъ весенняя денница,

Какъ душистый ландышъ мая.

А на ней покровъ трепещетъ

Голубой и звздотканный,

И улыбкой нжной блещетъ

Кроткій взоръ во тьм туманной.

12.

И сказала Матерь Божья,

Обращаясь къ духу злому:

‘Что во тьм средь бездорожья

Бродишь по лсу глухому?

Что съ блуждающей тревогой

Ищешь, втренный бездльникъ?

— Ты, смотри, дтей не трогай,—

Наступилъ святой сочельникъ!’

13.

‘Этотъ вечеръ, освященный

На земл такимъ событьемъ

Запретилъ Творецъ вселенной

Осквернять кровопролитьемъ!’

И смутился духъ нечистый

Предъ Царицею Небесной

И, раздвинувъ лсъ втвистый,

Скрылся въ темени древесной.

14.

А за нимъ съ тоскливымъ воемъ

Разбрелись по чащ волки.

Гд, объятые покоемъ,

Неподвижно спали елки.

И, охваченные дрожью,

Видятъ въ тайномъ страх дти

Предъ собою Матерь Божью

Въ серебристомъ лунномъ свт*

15.

Слышатъ дти: ‘Страхъ смирите!

Милость Божія надъ вами!

Въ сумракъ лса не смотрите

Боязливыми очами!

Я несу вамъ свтъ спасенья,

Свтъ Того, къ Кому толпами

Гршный людъ на поклоненье

Собирается во храм’.

16.

‘Чье нежданное явленье

Въ тьм мятущагося міра

Возвстило возрожденье

На земл любви и мира.

Въ этотъ вечеръ въ каждомъ дом

Елки искрятся, сверкая,

Въ бдныхъ ясляхъ на солом

О Христ напоминая’.

17.

‘И для васъ, для васъ сегодня

Здсь въ лсу, въ святой сочельникъ

Ради праздника Господня,

Я зажгла зеленый ельникъ.

Пусть и вамъ, забытымъ всми.

Будетъ праздникъ чистъ и свтелъ!

— Этотъ вечеръ въ Вилеем

Рождество святое встртилъ’!

18.

И взглянули, ахнувъ, дти:

Передъ ними, зыбля воздухъ,

Утопала елка въ свт,

Колыхаясь въ яркихъ звздахъ.

А сквозь вьюги гулъ смятенья

И сквозь ярыхъ бурь тревогу

Раздавалось съ неба пнье:

‘Слава, слава въ вышнихъ Богу!’

Рождество.

По вол Кесаря, въ тотъ годъ

Въ предлахъ тсныхъ удеи

Шла всюду перепись. Народъ,

Властямъ противиться не смя,

Стремился пестрою толпой

Съ мстъ жительствъ дальнимъ переходомъ

На запись въ городъ свой родной,

Откуда былъ съ отцами родомъ.

И — незамтные никмъ —

Въ толп шумящей, какъ стихія,

За тмъ же въ городъ Вилеемъ

Пошли осифъ и Марія.

Повелвающій указъ

Взывалъ слпымъ повиновеньемъ

И даже былъ на этотъ разъ

Небесной воли исполненьемъ.

Хотя убогій Вилеемъ

Считался бднымъ, но оттуда

Евреи ждали, между тмъ,

Вождя Израиля, какъ чуда.

Уже изъ тьмы сдыхъ временъ

Оттуда-жъ былъ отцамъ съ сынами

Приходъ Христа предвозвщенъ

Пророковъ вщими устами.

Такъ незамтно пролита

Народной переписью ясность

Въ происхожденіи Христа,

На царскій родъ и рода властность,

А это было тмъ нужнй,

Что царскій родъ, терпя лишенья,

Вдали отъ родины своей

Встрчалъ позоръ и униженье.

Такъ часто умъ бываетъ слпъ

Въ своихъ поступкахъ, поневол

Являясь дятелемъ воли

Творца — Вершителя судебъ.

II.

Ужь было поздно. Мглу набросивъ,

Спускался вечеръ, глухъ и нмъ,

Когда Марія и осифу

Пришли въ дремавшій Вилеемъ.

Какъ украшающій мезинецъ

Алмазъ кольца, зажглась звзда

Огнемъ сверкающимъ, когда

Средь переполненныхъ гостинницъ

Они, пріюта не сыскавъ,

Въ пещер горъ остановились,

Гд вялъ пряный запахъ травъ

И на ночлегъ стада сходились,

Откуда взорамъ былъ открытъ

Просторъ, какъ море, синей степи

И дальнихъ горъ туманный видъ,

И здсь, въ пастушескомъ вертеп,

Родился Тотъ, предъ Кмъ свой ликъ

Склоняетъ солнце на закат

Кто необъемлемъ и великъ

И полнъ любви и благодати,

Кто и начало, и конецъ

Всего, что днесь живетъ и дышетъ,

Надъ Кмъ безсмертія внецъ

Изъ яркихъ звздъ лазурь колышетъ,

Творецъ безчисленныхъ міровъ,—

Предъ Чьимъ таинственнымъ престоломъ

Толпы крылатые духовъ

Тснятся въ трепет веселомъ,

Кто во владычеств Своемъ

Надъ гршнымъ міромъ и надъ твердью

Не знаетъ къ людямъ, съ вчнымъ зломъ,

Конца любви и милосердью,

Тому, чье сердце къ намъ влеклось,

Чей нын образъ въ каждомъ дом,

Другого мста не нашлось,

Какъ въ бдныхъ ясляхъ на солом.

Кто въ жалкой бдности рожденъ

Отъ міра — міру неизвстныхъ.

Лежалъ въ холст простыхъ пеленъ,

Согртъ дыханьемъ безсловесныхъ.

III.

Царила полночь. По холмамъ

Недалеко отъ Вилеема

Стада пасущимъ пастухамъ

Усталый взоръ смежала дрема.

Надъ ними сумрачнымъ шатромъ

Лазурь синла въ яркихъ звздахъ…

И искры тлющимъ костромъ

Бросались съ трескомъ въ темный воздухъ.

Плылъ срый дымъ, клубясь волной,

Гонимый втра трепетаньемъ,

И оглашалась тишь порой

Овецъ пронзительнымъ блеяньемъ.

Но тихъ былъ отдыхъ пастуховъ

Въ холодномъ мрак звздной ночи,

Для свтлыхъ чаръ волшебныхъ сновъ

Закрывъ измученныя очи.

И въ этотъ мигъ, когда толпой

Надъ ними ряли виднья,

Внезапно сладкій ихъ покой

Прервало ангела явленье.

И молвилъ ангелъ пастухамъ:

‘Не бойтесь!— миръ уста вщаютъ!

Благовствую радость вамъ

И эту радость вс познаютъ!

Внемлите сердцемъ и душой

Желанной всти, жданной всми:

Сегодня полночью глухой

Христосъ родился въ Вилеем.

Въ тщеславномъ мір суеты,

Какое рдкое явленье

Непостижимой простоты,

Непостижимаго смиренья!

о, да исчезнетъ съ суетой

Изъ сердца богъ слпой гордыни^

Затмленный чудной простотой

Всепоклоняемой святыни,

Чей чистый пламень не потухъ

И свтитъ всмъ и безъ различья,

Въ чьемъ хрупкомъ тл — мощный духъ

И въ чьемъ смиреніи — величье!

И вотъ вамъ знаменье: Его

Найдете въ ясляхъ средь пещеры’

И въ простот глубокой вры

Простого сердца своего,

Безъ колебаній и сомннья,

Лишь смолкли ангела уста,

Пошли искать для поклоненья

Новорожденнаго Христа.

Но ни убожество вертепа,

Ни видъ позорной нишеты

Пещеры каменной, какъ склепа,

Подъ кровомъ мрачной темноты,

Ни образъ кроткій и смиренный

Младенца въ блыхъ пеленахъ,

Въ Комъ воплотился Царь вселенной,

Не помшали имъ во прахъ

Предъ нимъ упасть и, какъ Мессіи,

Хвалу изъ сердца принести

И разсказать святой Маріи,

Что побудило ихъ придти

Издалека въ такую пору,

И какъ ихъ ангелъ разбудилъ,

Представъ испуганному взору,

И какъ нашли они дорогу_,

И какъ звучалъ небесный клиръ

Плъ имъ: ‘Слава въ вышнихъ Богу’,

Оснялъ имъ сердце миръ…

IV.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Промчатся многіе вка,

Какъ въ неб въ бурю облака,

Но мы съ вками не забудемъ,

Что намъ въ юдоль тоски и слезъ

Своимъ рожденіемъ Христосъ

Принесъ спасенье гршнымъ людямъ

И солнце истины принесъ.

Легенда.

В. В. Комарову

Въ даль устремивъ задумчивыя очи,

Безмолвствуя, пустыней шли они,

Но пла ночь, но пли звзды ночи

И сыпали алмазные огни…

И плылъ туманъ, и колыхались тни,

Какъ призраки, блуждающей толпой…

И гордыхъ пальмъ развсистыя сни

Манили въ тьм на отдыхъ и покой.

Но не для нихъ, преслдуемыхъ рокомъ,

Гонимыхъ зломъ въ далекіе края,

Подъ тнью пальмъ въ безмолвіи глубокомъ

Ночной покой и сладость забытья!

Кругомъ просторъ унылый и безплодный,

Кругомъ равнинъ нагіе пустыри,

Гд будитъ тишь во тьм шакалъ голодный

И рыщетъ барсъ до утренней зари.

Лютъ дикій зврь въ безлюдіи пустыни!—

Въ немъ мощи власть, въ немъ силы торжество!

Но дивный свтъ небесной благостыни

Имъ былъ щитомъ отъ ярости его.

Вселяла страхъ одна людская злоба,

Искавшая Младенца, какъ Царя,

Надъ жизнью чьей они дрожали оба.

Огнемъ любви, какъ свточемъ, горя.

Хотя — Самъ Богъ — Онъ властью мановенья

Могъ устранить злодевъ и враговъ,

Но въ гршный міръ пришелъ Онъ для спасенья,

А не для зла, для кары и оковъ.

Рожденіемъ отъ двственной Маріи

Взявъ на Себя людское естество,

Онъ поселилъ въ немъ немощи людскія,

Не поселивъ грха лишь одного.

Подверженный позору униженья,

Онъ отложилъ божественную власть,

Давъ скрыть себя отъ бури озлобленья,

Чтобъ средь враговъ ихъ жертвою не пасть.

Злымъ замысломъ для гибели искомый,

И гибели избгшій, какъ грха,

Затерянный въ пустын незнакомой,

Какъ лучъ во тьм, какъ ландышъ въ листьяхъ мха.

Но, миновавъ пустыню, какъ преддверье

Въ одну изъ странъ, гд боле всего

Въ т времена царило суеврье

И идоловъ слпое торжество,—

Онъ положилъ основы новой вры,

Которая предвстіемъ была

Убжища отшельниковъ въ пещеры

Отъ суеты съ мірскимъ соблазномъ зла.

Исчезла ночь волшебнымъ сновидньемъ,

Разсяннымъ забрезжившей зарей,

Блеснулъ разсвтъ, и жизни пробужденьемъ

Родился день въ пустын голубой.

Сдой орелъ — могучій царь пернатыхъ —

Уже парилъ, крыломъ не шевеля,

Но въ пеленахъ тумановъ непомятыхъ

Еще спала и нжилась земля…

Свтило дня, восходъ свой возвщая,

Багрило даль, какъ заревомъ огня,

Шла голубей кружащаяся стая,

Разсыпавъ стонъ и крыльями звеня.

Плылъ гулъ волной, таинственный и странный,

Какъ шумъ глухой невнятныхъ голосовъ,

И вдругъ дрожа, прорвался лучъ румяный

И солнца дискъ сверкнулъ изъ-за холмовъ.

И хлынулъ свтъ широкой полосою

И, какъ живой, затрепеталъ вокругъ…

Бодрящій свтъ! съ измученныхъ борьбою

Стряхающій усталость, какъ недугъ.

И путникамъ, шагающимъ устало,

Отъ холода и сырости ночной

Закутаннымъ въ плащи, какъ покрывала,

Проникъ въ сердца живительной струей.

10.

И силы далъ, и окрылилъ надежды…

И снизошла къ нимъ мира благодать.

О, счастливъ тотъ, кто можетъ къ небу вжды

Съ несокрушимой врою поднять!

Чей кроткій ликъ — хоть давитъ жизнь мученьемъ

И пыткою тяжелаго креста —

И въ дни борьбы сіяетъ умиленьемъ

Безоблачнымъ и яснымъ, какъ мечта.

11.

Торжественно сверкало съ выси синей

Свтило дня, струя горячій зной,

Надъ скованной безжизненной пустыней

Царили вновь томленье и покой,

Огнемъ лучей жегъ воздухъ раскаленный,

Мерцала пыль туманомъ золотымъ,

И, въ облака сплотившись, паръ сгущенный,

Окутавъ даль, вислъ, какъ срый дымъ.

12.

Суровый путь теперь съ минутой каждой —

За шагомъ шагъ — все длался труднй,

И странники, томясь палящей жаждой,

Едва брели подъ пламенемъ лучей.

Ихъ смуглыхъ лицъ черты казались строги,

Взоръ потускнлъ, чело увлажилъ потъ,

Сухимъ пескомъ израненныя ноги

Изъла пыль, разбилъ далекій ходъ.

13.

Но вотъ вдали какое-то селенье

Оазисомъ мелькнуло… Слабость ногъ

Преодолвъ, они спшатъ въ волненьи…

Ихъ цль близка, ихъ отдыхъ недалекъ…

Но душный зной, зной полднемъ раскаленный,

Сломилъ въ конецъ запасъ послднихъ силъ

И, подойдя къ смоковниц зеленой,

Поверглись ницъ — и сонъ ихъ охватилъ.

14.

И дерево, подъ втками рзными,

Давъ странникамъ божественнымъ пріютъ,

Сквознымъ шатромъ раскинуло надъ ними

Густой листвы блестящій изумрудъ.

А у корней — древеснаго подножья —

Открылась глубь разслиной въ земл,

Гд, взоръ смеживъ, съ Младенцемъ Матерь Божья

Нашли покой въ прохладной полумгл.

15.

И новое невиданное диво

Свершилось вдругъ, размывъ песокъ сухой,

Изъ ндръ земли пробился ключъ шумливо

И полился звенящею струей.

И не изсякъ живой родникъ донын,

Во всей стран лишь вдомый одинъ,

И въ честь Христа, въ разслин пустыни*

Свтясь, горятъ лампады Сарацынъ.

16.

Закатъ погасъ, и вечеръ, мглу набросивъ,

Прохладу несъ, свжа лицо и грудь,

Когда опять Марія и осифъ,

Младенца взявъ, пустились въ дальній путь.

По небесамъ шли срыхъ тучъ станицы

И путались въ тяжелые узлы,

Гд змями зловщія зарницы,

Пугая взоръ, свтилися изъ мглы.

17.

Таинственно и глухо въ отдаленьи

Какіе-то шептались голоса…

Спускалась ночь, и въ тягостномъ томленьи

Съ землей въ кольцо смыкались небеса.

Теперь кругомъ казалися дорогой

Пустыннй глушь, пустыннй срый мракъ

И путникамъ, охваченнымъ тревогой,

Страхъ колебалъ замедлившійся шагъ.

18.

Вдругъ шумъ… огни… все ближе, все ясне,

Блестятъ ножи… ни скрыться, ни бжать…

И, подступивъ къ нимъ, дерзкіе злоди

Готовились разить и убивать,—

Но, красотой Младенца пораженный,

Ихъ атаманъ воскликнулъ: ‘Если-бъ Богъ

Сошелъ съ небесъ на землю воплощенный.

Едва-ль и Онъ прекрасне быть могъ!’

19.

И, кинувъ взглядъ, отъ шумнаго движенья

Онъ удержалъ сообщниковъ своихъ,

И слышитъ рчь Пречистой въ изумленьи

И голоса въ ней ангеловъ святыхъ:

‘Благъ человкъ, являющій пощаду,

И беззащитныхъ милуюшій — благъ!

Теб за жизнь великую награду

Младенецъ сей воздастъ на небесахъ’.

20.

‘Простится зло, простятся гнвъ и мщенье

Тому, кто слпъ и гибнетъ оттого,

Но не дерзнулъ и въ тайномъ помышлень

Поднять руки на Бога своего!’

Злодй былъ тотъ, кому съ креста мученья

Отъ бытія стремясь къ небытію —

Христосъ, какъ Богъ, изрекъ свое прощенье

И общалъ спасеніе въ раю.

21.

Летли дни толпой однообразной

И то лучей сверкающимъ огнемъ,

То пылью звздъ, какъ розсыпью алмазной,

Сіяла высь въ пространств голубомъ.

То зной пылалъ надъ выжженной пустыней,

То вихрь крутилъ зыбучіе пески,

То плылъ туманъ душистымъ дымомъ скиній,

И сонъ царилъ унынья и тоски.

22.

Но путь — къ концу. Уже въ дали туманной

Рисуются, приковывая взоръ,

Раскинутыя цпью многогранной,

Какъ кручи скалъ, зубцы Ливійскихъ горъ.

У ногъ ихъ спитъ Египетъ вдохновенный

Страна чудесъ, страна земныхъ красотъ,

Гд бредитъ страсть, гд катитъ Нилъ священный

Въ пескахъ потокъ величественныхъ водъ.

23.

Гд сфинксы, взоръ слпой съ недоумньемъ

Вдаль устремивъ, загадочно глядятъ,

Гд фараонамъ служитъ усыпленьемъ

Рядъ пирамидъ — незыблемыхъ громадъ.

Гд солнце, всплывъ на небо яркимъ дискомъ,

Въ пескахъ пустынь рождаетъ знойный день,

Снопы лучей дробя по обелискамъ

И мрамору сверкающихъ ступень…

24.

И вотъ сюда, въ страну чудесъ великихъ,

Въ страну слпыхъ безчувственныхъ боговъ,

Съ господствомъ зла, съ господствомъ нравовъ дикихъ,

Жестокости, насилья и оковъ,

Вступалъ Христосъ безъ скиптра и порфиры,

Въ грховный мракъ несущій свтъ зари,

И падали къ ногамъ Его кумиры,

И, какъ рабы, склонялися цари!..

1899 г., 22 ноября.

уда.

Ложилася, какъ срый пепелъ, мгла,

Ночь двигалась въ молчаніи суровомъ,

И надъ землей — туманна и кругла —

Луна щитомъ вздымалася багровымъ.

И, устремивъ ликъ грустный къ небесамъ,

Чмъ выше шла — блдне становилась.

Такъ узникъ, жизнь считая по часамъ,

Когда, какъ лучъ, надежда въ немъ затмилась,

Остановивъ безумный взглядъ очей,

Исполненныхъ томительной боязни,

Чмъ ближе мигъ ему грозящей казни,

Отъ ужаса становится блднй.

II.

И вотъ взошла сіяющей и чистой

И разлила свтъ блый, освтивъ

Нмую глушь долины каменистой

И въ ней русла безводнаго извивъ,

И контуры неясныхъ очертаній

Сквозь полумракъ, разлившійся какъ дымъ,

Стнъ городскихъ и стнъ высокихъ зданій,.

Окутанныхъ туманомъ голубымъ,

И въ блесткахъ звздъ полупрозрачной дали

Голгоы холмъ — безлюдія мста,

Гд призраками страшными возстали

Три силуэта — грозныхъ три креста.

III.

Дарила ночь, и все въ природ было

Охвачено безмолвіемъ и сномъ,

Лишь ползъ туманъ и время шло уныло

Съ безстрастія холоднымъ торжествомъ.

Всмъ на земл хотя-бы на мгновенье,

На краткій мигъ въ полночной тишин,

Но есть покой, есть сладкое забвенье

Въ разлитомъ мглой бездйствующемъ сн*

Лишь совсти души богоотступной,

Терзающейся призраками бдъ,

Ни мира нтъ за зло и грхъ преступный,

Ни отдыха подъ кровомъ неба нтъ.

IV.

Въ ту ночь во тьм, скользя какъ при виднье,

Въ глуши полей по кочкамъ и холмамъ

Бжалъ уда въ страх и смятень,

Куда — увы — не вдая и самъ,

Въ поту, въ пыли и съ жуткой дрожью въ тл,

Едва прикрытъ изодраннымъ плащемъ,

Бжалъ, гонимъ, какъ втромъ листъ безъ цли,

Больной души проснувшимся стыдомъ.

Безумца взоръ блуждалъ въ нмой тревог,

Всклокочились и слиплись волоса,

И ноги, въ кровь израненныя ноги,

Увлажила холодная роса.

Въ скитаніяхъ и поискахъ безплодныхъ

Убжища, тревожно день протекъ

И хмурой ночью въ сумеркахъ холодныхъ

Застигнутъ онъ безъ крова, одинокъ.

Ужель затмъ, спша отъ двери къ двери,

Онъ, проклятый, съ отчаяньемъ въ груди,

Взывалъ ко всмъ: къ роднымъ, къ друзьямъ, къ гэтер,

Чтобъ услыхать одинъ отвтъ ‘уйди’?

Молилъ затмъ, истерзанный мученьемъ

И ужасомъ позора и стыда,

Чтобъ всми быть отвергнутымъ съ презрньемъ

И ненависть ихъ чувствовать всегда?

VI.

Одинъ въ глуши, какъ въ мертвенной пустын,

Измученный безцльностью пути.

О, могъ-ли онъ хоть гд нибудь отнын

Убжище и кровъ себ найти?

О, могъ-ли ждать покоя и забвенья,

Весь ужасъ зла принявъ за тяжкій бредъ?

И уповать на милость и прощенье,

Когда ему прощенья въ неб нтъ?

Грхъ такъ великъ, такою мрачной тучей

Надъ нимъ нависъ, пугая и грозя,

Что понялъ онъ, охваченъ скорбью жгучей,

Что искупить ничмъ его нельзя!

VII.

Ничмъ, ничмъ!.. И горькое сознанье

Безсилія предъ тяжестью вины

Давило мозгъ, и вздохи, и стенанья

Рвались съ мольбой изъ сердца глубины.

Теперь бжать онъ былъ уже не въ силахъ

И, прислонясь къ обрушенной стн,

Едва стоялъ и чувствовалъ, какъ въ жилахъ

Стучала кровь, пылавшая въ огн.

А передъ нимъ, какъ страшное виднье,

Высокій крестъ Голгоа вознесла,

Гд, претерпвъ позорныя мученья,

Погибъ Христосъ невинной жертвой зла.

VIII.

Луна плыла и блдными струями

Бросала свтъ, то мсто озаря,

Съ котораго съ разсвтными лучами

Должна блеснуть спасенія заря.

уда — весь терзаніе и мука —

Не смя глазъ на небо устремить,

Ждалъ голоса чьего нибудь иль звука,

Чтобъ совсти укоры заглушить.

Ждалъ встрчи онъ въ тоск непоборимой,

Чтобъ заслонить хоть кмъ нибудь на мигъ,

Какъ призракъ въ тьм ничмъ неотгонимый

Передъ собой Христа печальный ликъ.

Х.

Но было тихо, тихо, какъ въ могил,

Царила ночь, и блой пеленой

Со дна лощинъ, клубясь, туманы плыли,

Озарены серебряной луной.

На нихъ смотря, уда ждалъ порою,

Чтобъ поднялись толпой они съ земли

И, словно дымъ, таинственною мглою

Голгоы холмъ и крестъ заволокли…

И вдругъ предъ нимъ, свиваясь изъ тумана,

Поднялся ликъ измученный Христа.

И самъ, онъ самъ, уда, для обмана

Къ его устамъ приблизившій уста…

Все кончено. Въ одно, въ одно мгновенье

Измрилъ онъ проснувшимся умомъ

Всю бездну зла и весь позоръ паденья,

И ужасъ весь въ предательств своемъ.

И стало вдругъ теперь ему понятно,

На что, слпецъ, онъ дерзко посягнулъ,

На что поднялъ онъ руку святотатно,

Чего достигъ!— и въ ужас вздрогнулъ

Хотлъ бжать, хотлъ искать спасенья,

Уйти отъ думъ, забыть о тяжкомъ зл,

Но за спиной отъ рзкаго движенья

Звонъ серебра раздался въ кошел.

XI.

И не было отчаянью предла

Въ его душ, измученной борьбой…

А мракъ рдлъ и неба даль яснла,

И брезжилъ свтъ надъ дремлющей землей.

Рождался день, день мира и прощенья,

Поправшій смерть и гибельное зло,

И все вокругъ, въ предвидньи спасенья,

И жизни смыслъ, и радость обрло.

Лишь одному предателю уд

Великій день спасенья не принесъ,

И онъ погибъ, не вдая о чуд,

Въ терзаньяхъ мукъ невыплаканныхъ слезъ!

Передъ судомъ Пилата.

…И Онъ предсталъ, предсталъ передъ Пилатомъ.

Пилатъ вздрогнулъ. Предъ нимъ стоялъ Христосъ.

Не яркая пурпуровая тога,

Не пышная блестящая парча

Спускалась внизъ съ покатаго плеча.

Одеждой рваной бдно и убого

Стоялъ одтый Богочеловкъ.

Виднлась скорбь на поблднвшемъ лик.

Изъ-за рсницъ полузакрытыхъ вкъ

Лучился взоръ… Народа смолкли крики.

Народъ притихъ, какъ море предъ грозой.

Христосъ стоялъ недвижно предъ толпой,

Стснившейся въ тревожномъ ожиданьи.

Христосъ молчалъ. Не робость и не страхъ,

А только грусть виднлася въ очахъ,

И признаки живые поруганья

Легли печатью тяжкаго страданья.

Пилатъ глядлъ въ безмолвье погруженъ,

На ликъ Христа задумчиво склоненный,

И вновь вздрогнулъ, и на синедріонъ

Свой бглый взоръ, мгновенно омраченный,

Метнулъ стрлой, какъ гнвомъ пораженъ.

Народъ молчалъ, жестокостью суровой

И злобою притихнувшей объятъ.

И грозно молвилъ сумрачный Пилатъ,

Судить и миловать готовый.

II.

‘Чмъ ненависть и кару заслужилъ

Сей человкъ, на судъ мн приведенный’?

Еще молчалъ синедріонъ смущенный,

Онъ самъ не зналъ, за что Его судилъ,

И, завистью и злобой ослпленный,

Не находилъ, чмъ больше и сильнй

Его вину передъ судьей умножить,

Чмъ гнвъ навлечь. Коль не былъ Онъ злодй,

Къ чему-жъ тебя мы стали-бы тревожить?

Раздался крикъ, раздался и замолкъ.

Такъ въ душный зной, когда несносно паритъ

Вдругъ надъ землей внезапно громъ ударитъ,

И снова тишь. Но вотъ неясный толкъ

Неясный шумъ, какъ втра дуновенье,

Проносится надъ стихнувшей толпой…

Пилатъ молчитъ, исполненъ раздраженья,

Отъ дерзости неслыханной такой.

Такъ говорить возможно лишь съ рабами!

А онъ не рабъ! Онъ Рима знатный сынъ!

И онъ взглянувъ, какъ гордый властелинъ,

Отвтилъ имъ: Судите-жъ Его сами,

Какъ вамъ велитъ предписанный законъ!

И снова крикъ и шумъ со всхъ сторонъ

Проносятся раскатами глухими…

Такъ сонный лсъ, разбуженный грозой,

Подчасъ шумитъ осеннею порой,

Бичуемый струями дождевыми,

И ропщетъ въ тьм вершинами сдыми.

III.

Вдругъ новый взрывъ неистоваго крика.

Толпа шумитъ, толпа реветъ кругомъ,

Реветъ, какъ зврь многоголосый дико:

‘Онъ называлъ при всхъ себя царемъ’!

Пилатъ взглянулъ: народъ, враждой объятый,

Тснясь, толпой, кишилъ вокругъ дворца

Средь ней — любви и истины глашатай —

Стоялъ Христосъ, и съ блднаго лица

Струилося лучистое сіянье…

Пилатъ взглянулъ и встртилъ грустный взоръ,

И въ немъ прочелъ безмолвное страданье,

И скорбь души, и ласку, и укоръ.

Тотъ чудный взоръ привлекъ его вниманье,

И онъ, къ толп, охваченной враждой,

Тая злой пылъ и гнвъ негодованья,

Сказалъ Христу: ‘Иди во слдъ за мной!’

IV.

Вотъ Онъ любви и истины глашатай

Еврейскій царь, отверженный толпой,

Слпой толпой, безуміемъ объятой,

Передъ судьей съ опущенной главой!

Вотъ Онъ толпой завистливой и гнусной

Осмянный учитель и пророкъ,

Въ простомъ плащ, измученный, и грустный,

Поправшій грхъ и радужный порокъ!

Вотъ Онъ, съ тоской и мукою во взгляд,

Толпой рабовъ поруганный Христосъ,

Съ Его чела разсыпалися пряди,

На блдный лобъ сбгающихъ волосъ!

Вотъ Онъ стоитъ, склонясь передъ Пилатомъ,

Средь роскоши невиданной дворца,

Гд ветъ розъ и лилій ароматомъ

Изъ пышныхъ вазъ на мрамор крыльца!

Вотъ Онъ въ пыли, въ сандаліяхъ убогихъ,

Измученный томительнымъ путемъ!

Съ Него Пилатъ очей не сводитъ строгихъ,

Сверкающихъ пытующймъ огнемъ.

‘Тебя винитъ, что Ты народъ смущаешь,

Что ты при всхъ царемъ себя зовешь,

Селишь раздоръ и дерзко развращаешь

Ученьемъ Злымъ!— То правда, или ложь?’

Христосъ молчитъ, склонивъ чело покорно,

И молвитъ вновь разгнванный Пилатъ:

‘Они твердятъ — твое ученье вздорно

И мн судить за ложь тебя велятъ!

Что-жъ ты молчишь? не ищешь оправданья?

Зачмъ челомъ склонился и поникъ,

Коль избжать возможно наказанья?

— Знай! въ милости, какъ въ гнв, я великъ!’

Христосъ молчалъ, молчалъ на вс вопросы,

Тогда Пилатъ, окончивши допросъ,

Сошелъ съ крыльца и вмст съ нимъ Христосъ.

Толпа гудитъ, толпа жужжитъ, какъ осы,

Стснившися въ шумливую семью.

И вотъ передъ ней съ гордыней полновластной

Предсталъ судья и молвилъ громогласно:

‘Я въ Немъ вины ни въ чемъ не признаю!’

И новый взрывъ неистоваго крика.

Народъ реветъ все громче, все сильнй.

Глаза горятъ, глаза сверкаютъ дико,

Какъ у гіенъ, иль зврскихъ палачей,

Вс руки въ злоб яростной подъяты,

Невинной жертвы ищетъ хищный взглядъ*

Дрожатъ уста, безумнымъ гнвомъ сжаты,

И злыя лица местію горятъ*

Пилатъ глядитъ, сурово сдвинувъ брови,

На скопище бушующихъ людей

И жаждущихъ, какъ зври, алчно крови,

Пьянящей гнвъ и торжество страстей

И говоритъ съ порывистымъ дыханьемъ

И злобою пылающей горя,

Коль недовольны вс вы оправданьемъ,

Ищите судъ у вашего царя!

И, кинувъ взглядъ, исполненный презрнья,

Въ толпу людей, исчезъ въ дверяхъ дворца.

И сонмище народа безъ конца

Тянулось прочь въ безумномъ озлобленьи,

Съ проклятьями и криками угрозъ,

Отъ стнъ дворца надменнаго Пилата,

А вечеръ гасъ, и теплый сумракъ несъ

Покой и миръ, и волны аромата

Отъ распускающихся розъ.

VI.

Пилатъ одинъ. Больной, тяжелый сонъ

Смыкаетъ взоръ. Дремотный слухъ рисуетъ

То шумъ толпы, то чей-то вопль и стонъ,

Тяжелый бредъ тревожитъ и волнуетъ.

Предъ нимъ народъ, онъ слышитъ дикій крикъ?

Предъ нимъ людей озлобленныя лица.

А вотъ и Онъ, Его усталый ликъ.

Христосъ глядитъ… и снова вереница

Людей предъ нимъ. И снова, и опять

Предъ нимъ Христосъ. Онъ силится поднятъ

Усталыхъ вкъ сомкнутыя рсницы,

Но нту силъ дремоты отогнать,

Смыкаетъ взоръ тяжелая дремота.

Но вотъ сквозь сонъ онъ чувствуетъ, что кто-то

Стоитъ предъ нимъ, и будитъ и зоветъ,

И робко ждетъ минуты пробужденья.

Пилатъ очнулся въ гнвномъ озлоблень.

Встревоженъ сонъ. Онъ медленно встаетъ,

Идетъ къ окну, глядитъ, чело нахмуря,

А ужь во дворъ озлобленный народъ

Густой Толпой надвинулся, какъ буря.

И снова крикъ и шумъ со всхъ сторонъ,

Пилатъ глядитъ со смутною тревогой.

Глядитъ въ толпу, глядитъ и изумленъ.

Въ толп Христосъ, одтый блой тогой,

Его ведутъ опять къ нему на судъ.

О, какъ хорошъ Онъ въ бломъ облачень!

Въ Его глазахъ любовь и всепрощенье!

Но, какъ Онъ слабъ! какъ блденъ Онъ, какъ худъ!

Пилатъ глядитъ. Какое озлобленье

Въ толп людей! Какой несносный крикъ!

Христосъ Стоитъ, склонивши блдный ликъ,

Въ немъ нтъ вины! Проносятся мгновенья,

Пилатъ молчитъ, глухое раздраженье

Къ толп людей все ширится, растетъ…

Но вотъ онъ видитъ, полный удивленья,

Къ нему поспшно рабъ его идетъ

И робко молвитъ голосомъ испуга:

‘Мн передать велитъ твоя супруга,

Что, какъ кристаллъ, чиста душа того

Кто приведнъ на судъ въ одежд блой,

Не обвиняй и зла ему не длай!

Она всю ночь страдала за Него.

Онъ праведникъ! ей сонъ приснился вщій….’

Пилатъ глядитъ тревожно изученъ.

Сонъ! вщій сонъ!.. А шумъ толпы зловщій

Вокругъ ростетъ, какъ рокотъ громовой…

И, отогнавъ нахлынувшія думы,

Пилатъ поднялся мрачный и угрюмый,

Властительно представъ передъ толпой.

VII.

Шумъ разомъ смолкъ. Пилатъ глядитъ сурово.

Народъ? притихъ. Измученный Христосъ

Едва стоитъ, И громко произнесъ

Судья въ толп: ‘я кончилъ свой допросъ!

Въ Немъ нтъ вины!’… И шумъ и крики снова…

И вновь речетъ взволнованный судья

Слпой толп: желаете ли, я

Вамъ отпущу Исуса Назорея…’

Толпа кричитъ: Распни Его, злодя!

Варраву намъ, Варраву отпусти!

Пилатъ стоялъ* какъ громомъ пораженный,

И, мнилось, голосъ чей-то отдаленный

Ему твердилъ: ‘Прости Его* пройти!..

‘Распни Его!’ гремло перекатомъ.

Толпа шумитъ предъ сумрачнымъ Пилатомъ,

Толпа гудитъ, какъ пчелъ звенящій рой,

И слышенъ снова голосъ громовой.

‘Царя-ль вамъ іудейскаго расину я?’

Толпа кричитъ, безумно негодуя,

Еще сильнй: ‘распни Его! распни’!..

Тогда Пилатъ, укрывшійся въ тни

Крыльца, сошелъ по мрамору ступеней

Къ толп людей* исполненной волненій.

Бжитъ вода серебряной струей,

Звенятъ струи лепечущіе звуки,

И вотъ Пилатъ предъ стихнувшей толпой,

Склонясь стоитъ, и умываетъ руки.

‘Въ отвт вы! Я снялъ съ себя вину!’

Гремятъ слова, нарушивъ тишину.

Христосъ стоитъ опутанный какъ въ стяхъ

Въ толп людей… И въ ярости слпа,

Опять кричитъ безумняя толпа:

‘Пусть кровь Его на насъ и нашихъ дтяхъ!..’

Тогда Пилатъ, войдя на мраморъ плитъ,

Подъ шумъ толпы, угрозы и проклятья,

Сказалъ Христу, принявъ надменный видъ:

‘Ты осужденъ и преданъ на распятье!

Иди на казнь’! И буря голосовъ,

Какъ дикій вой мятущихся втровъ,

Какъ гнвный шумъ громоваго раската,

Покрылъ слова умолкшаго Пилата!

ОГЛАВЛЕНЕ.

Сказка

Рождество.

Легенда.

уда.

Передъ судомъ Пилата.

Читайте также: