Время на прочтение: 10 минут(ы)
Литературная критика 1800—1820-х годов. / Составитель, примеч. и подготовка текста Л. Г. Фризмана. — М.: ‘Художественная литература’, 1980.
Рассмотрение всех рецензий, помещенных в ежемесячном издании ‘Московский журнал’ (В сокращении)
Рассуждение о словесности
РАССМОТРЕНИЕ ВСЕХ РЕЦЕНЗИЙ, ПОМЕЩЕННЫХ В ЕЖЕМЕСЯЧНОМ ИЗДАНИИ ПОД НАЗВАНИЕМ ‘МОСКОВСКИЙ ЖУРНАЛ’, ИЗДАННЫЙ НА 1797 И 1799 ГОД Н. А. КАРАМЗИНЫМ {*}
{* За приятнейший долг почитаем хотя однажды принести искреннюю благодарность г. рассмотрителю рецензий, помещенных в ‘Московском журнале’, столь много и дружески участвующему в издании ‘Северного вестника’. Все рецензии и другие пиесы, замеченные знаком ‘—‘, суть произведения того же любезного сочинителя.— Изд.}
Многие восстают против рецензии, имеют даже худое мнение о тех, которые оную пишут. Они несправедливы. Против рецензии не для чего вооружаться, это все равно, если бы ученики вздумали восстать против своих учителей, наставников или против людей, которые желают их видеть во всем усовершенствованных. Можно вооружиться против злоупотребления рецензии, но не против ее самой. Например: виновен ли в том закон, что есть худые судьи? Можно восстать против таких судей, но не против закона.
Многие говорят, что рецензия отнимает охоту упражняться в сочинении или в переводе, и для того будто бы молодые писатели, боясь рецензии, пренебрегают своими дарованиями или употребляют их на маловажные произведения, не заслуживающие внимания. Напротив, кажется, рецензия еще более поощряет упражняться в словесности. Кроткие и благосклонные ее уроки час от часу более образуют юного писателя, он это сам чувствует, и желание быть совершеннее (ибо видит следы к оному) заставляет его неусыпнее прилежать в сочинении или переводе, и стараться оными выигрывать все внимание общества.
Многие еще говорят, что как наша словесность едва вышла из колыбели, то не лучше ли дать ей время еще развить, так сказать, свои способности. На это можно отвечать, что помощию спасительных советов рецензии словесность наша может скорее и надежнее укрепляться при своем усовершенствовании, рецензия пролагает ей дорогу, по которой она смелыми шагами идет к своей цели. Без рецензии словесность долгое время скиталась бы по излучистым дорогам и едва ли бы дошла до желаемого предмета совершенства. Мармонтель говорит: ‘Критик, подобно мудрому путеводителю, должен остановить путешествующего при наступлении ночи, дабы он не заблудился в темноте’1.
Если бы первый стих, пропетый поэтом, был тотчас замечен, то второй бы стих был лучше первого, третий стих лучше второго, а десятый стих мы с большим бы удовольствием слушали. В противном же случае поэт, видя свое бессилие, принялся бы за другое искусство по своим силам и не обременял бы слух наш вечною разноголосицею, как теперь нередко случается. То же бы самое было с философическими, историческими и прочими книгами.
Хотя до сих пор и нет еще общих правил для рецензии (ибо вкус медленнее идет всякого дарования), однако же непростительно будет, если кто возьмется писать рецензию, как ему угодно. Большие сведения, строгая благопристойность, общий вкус служат вместо правил всякому рецензенту. Итак, тот, кто не уважает сии правила, равно виновен в глазах здравомыслящих людей, как и тот, который, не зная сих правил, дерзает писать рецензии. Некоторые места из сочинений лучших иностранных критиков, могут показать верные общие правила для рецензии. Однако ж и на нашем языке мы можем видеть примеры в рецензии <...>
РАССУЖДЕНИЕ О СЛОВЕСНОСТИ, ЧИТАННОЕ В ВОЛЬНОМ ОБЩЕСТВЕ ЛЮБИТЕЛЕЙ НАУК, СЛОВЕСНОСТИ И ХУДОЖЕСТВ
Словесность есть общее наименование сочинений, писанных стихами и прозою {Словесность, письмена, письменность, литература (littrature]! имеют одно значение.}. В пространном своем значении объемлет она: поэзию, красноречие, историю, философию, нравственность, настоящие же произведения, составляющие, так сказать, сущность словесности, суть поэмы всех родов, также всякого рода прозаические сочинения, кроме особенно касающихся до наук и художеств. Все таковые сочинения подлежат правилам грамматики, риторики, пиитики.
История словесности есть история успехов разума человеческого. Отыскивать ее источник есть все то же, что отыскивать начало чувств и воображения. Первое создание, разумом одаренное, появившееся в мир сей и едва еще познавшее бытие свое, славословило уже непостижимого.
Люди, соединившись в разные общества, прежде всего изыскивали легчайшие средства сообщать свои мысли, помнить происшествия — и поэзия была им лучшим на то пособием, не обременяя памяти, она была сходна с пылкостью их чувств и воображения {Гомет в своей книге ‘О происхождении законов, художеств, наук’, часть 1, стран. 336, говорит, что все древнейшие предания египтян, финикиян, аравитян, китайцев, мексиканцев, перуанцев и прочих народов сохранились языком поэзии1.}.
Древность словесности дошла до нас в одних только отрывках, составляющих Ветхий закон, важность предмета, превосходство мыслей, сила красноречия заключаются в преданиях Моисея и прочих пророков {Моисей жил до Р. X. за 1571 год. В Ветхом завете известны его отрывки под названием: пять книг Моисеевых. Блер в ‘Риторике’ своей говорит, что в книгах Ветхого завета разность слога столь ощутительна, что легко можно различить сих сочинений, которые из них принадлежат к поэзии и к прозе. Например, законы Моисеевы без сомнения были писаны прозою, книга Иова, псалмы Давыда, песнь Соломона, плач Иеремии и большая часть пророческих сказаний есть неоспоримый отпечаток поэзии.}. Но как таковые отрывки принадлежат непосредственно к науке богословия, то древность настоящей словесности имеем мы в Омировой ‘Илиаде’ {Омир жил до Р. X. за тысячу лет2. Он писал свои поэмы стихами, равно как и его современник Исиод. Ферекид Скиросский, учитель Пифагоров, первый начал писать прозою3.}. Предшественники же Омира известны нам по одним только своим именам: Линий, Тамирис и прочие древние некоторые писатели упоминают об их отрывках, но они подлежат невозможным разысканиям.
Словесность переходила из одной страны в другую, подобно переселению народов, наук и художеств. …Однако же все народы имели и имеют свою поэзию, следственно, и свою собственную словесность, более или менее усовершенствованную, по силе воображения и утончения вкуса.
Соображая все древние предания, можно только то сказать, что жители стран восточных просветили живущих в странах западных. Египет был колыбелью словесности {Греки под именем Эрмия (Hermes) разумели египетского писателя Фота или Таута (Thot), который считается первым изобретателем письма (см. мифологию аббата де Трессана)4.}. Греки ходили в сию страну учиться мудрости: их Фалесы, Пифагоры, Платоны превзошли своих учителей. Рим, ревнуя прочной славе Греции, оружием своим поработил ее, однако же гордые римляне не устыдились быть учениками греков, их Виргилии, Горации, Цицероны служат и доныне образцами…
За сею эпохою последовало опустошение Запада дикими народами, которые, разоряя все страны, ими пробегаемые, водворяли всюду невежество… По прошествии нескольких веков — развеялась мгла и Италия в свою уже чреду просветила всю Эвропу. Явились новые гении: Тассо, Мильтоны, Вольтеры, Руссо, подобно ярким светилам на горизонте и — новейшая словесность почти во всем сравнилась с древнею словесностью…
О российской словесности можно сказать то же, что и о словесности всех народов в мире,— что она возымела свое начало при соединении в обществе рассеянных диких людей. История словесности обыкновенно сближается с историею происхождения народов, где часто догадки берутся за неоспоримые истины. Впрочем, доказательство древней нашей словесности состоит в некоторых дошедших до нас народных песнях, в которых упоминаются обряды идолопоклонства, следственно, как кажется, сочинены до введения християнской веры {В летописях (Нестора и прочих) мы видим, что еще в IX веке дунайские славяне приняли крещение от князей своих Ростислава, Святополка и Коцеля и греческий царь Михаил прислал к славянам двух философов Мефодия и Константина для перевода на славянский язык церковных книг.}. К тому же можно безошибочно верить, что наша словесность и даже в самые древние времена имела большие успехи, но частые перевороты столь обширного государства не оставили тому никаких почти доказательств {Кроме небольшой поэмы: ‘Поход Игорев’ и некоторых отрывков народных песен.}. Итак, не имея верных средств к исследованию постепенного шествия нашей слоеесносги, скажем только, что истинное блестящее время ее мы должны считать со времени Ломоносова {Однако же и до времен Ломоносова имели мы сочинения, преисполненные красноречия и превосходства в мыслях и в выражении: — творения С. Димитрия Ростовского, проповеди Феофана, сатиры Кантемира и прочие.}, которого красоты сделались для нас образцами в словесности.
Известно, что во всех искусствах образцы предшествовали правилам и потому самому непременные правила словесности основаны на превосходных творениях, не следовать им — значит лишать себя тех красот, которыми исполнены образцовые творения.
Все, что воображение обнять может, есть область словесности, основанием ее есть нравственность, цель — приятность или удовольствие, образцы ее — красота природы, красноречие и вкус суть ее принадлежности.
Без нравственности никакое произведение словесности не может заслужить общей похвалы, потому что порок никогда не бывает общим. Нравственность одна увековечивает сочинения, потому что польза ее есть польза общая и ее источник есть природа непреложная в началах и красотах своих5.
Если греческий философ Платон высылает из мнимой своей республики всех пиитов6, то сему причиною ненравственность, следственно и бесполезность многих стихотворцев его времени, сочинения же Платона показывают, что он не был врагом поэзии.
Древние мудрецы Греции и Рима старались красноречием украшать философию свою, и потому их нравоучения всякому понятны и полезны, без сей способности весьма трудно писателю быть вместе приятным и полезным.
В состав словесности нередко входят и самые науки и художества. Так, например, древняя поэзия говорит об астрономических наблюдениях, о физических исследованиях, о произведениях природы, о художествах и даже о самих ремеслах {См. ‘Илиаду’, ‘Одиссею’, также Исиодову поэму ‘Работа и дни’.}. Греки, хотя в мифологии своей означили девять муз и распределили им особые отрасли просвещения, однако ж избрали для сего родных сестр и отвели им общее жилище7. Омир, Исиод в поэмах своих призывают всех муз без исключения. Пифагор, нашед равенство квадрата ипотенузы в прямоугольном треугольнике двум квадратам других сторон, в восторге своем принес в жертву сто волов всем девяти музам…8
Излишнее, кажется, приводить для сего еще в пример какую-нибудь иностранную новейшую словесность, скажем о нашей: Ломоносов, постигнувший все красоты словесности, умел в поэзии своей пленительною представить нам и самую химию {См. его письмо в стихах о стекле9.}. Г. Бобров в пиитическом своем творении во многих местах прекрасно описал произведения страны Херсонейской, со всею точностию и подробностию естествоиспытателя {См. его поэму ‘Херсониду’10.}.
Ученые и художники, несведущие в словесности, бывают невразумительны, грубы, ничтожны в произведениях своих. Примерами тому послужат многие сочинения, писанные на разные полезные предметы и пребывающие в вечном забвении, единственно по нелепости своего слога, также многие художественные произведения остаются без всякого внимания по ничтожным своим предметам и по грубой отделке несведущего в словесности художника, следственно и без утонченного вкуса. В биографиях всех ученых и художников видим, что они упражнялись в словесности.
Если ученым и художникам нужно быть сведущими в словесности, то равномерно и тем, которые упражняются в оной, стараться надобно иметь сведения в науках и художествах, чтобы при усовершенствовании своего слога могли они избирать себе предметы не только приятные, но и полезные — они должны поучать или исправлять.
Успехи словесности ускоряют успехи всех постановлений и самих законов, которые помощию словесности всякому быть могут ясны и вразумительны (немалое достоинство постановлений и законов).
Желательно, если бы произведения словесности всегда, служили отголоском того века, в котором они писаны, и ясно бы изражали отличительные свойства народа, среди которого жил писатель. По существу языка весьма удобно судить о способностях и образе мыслей какого-либо народа {Олоф Далин в Шведской истории11, часть 1, гл. 8, 2, замечает, что ежели язык суров и жесток, то и народ по большей части таков же, ежели язык недостаточен в словах для изящных и высоких выражений, то, кажется, что и народ мало размышлял о вещах такого рода, но ежели язык или приятен и мягок, или высокопарен, принужден и выискан, или гибок, чист и естественен: то сие самое заставляет мыслить тоже и о душевном расположении народа.}. Также надобно различать в словесности, собственные произведения писателя от заимствованных, его сочинений или подражаний.
Обязанности писателя не в том только состоят, чтобы писать много и писать обо всем, но надобно стараться произведениями своими посеять какие-либо полезные истины нравственности. Возбудить в нас страсти легче, нежели нас просветить, но и самое возбуждение страстей должно направлять к неминуемой пользе. Итак, тот, кто желает с пользою возбудить страсти в человеке, желает проложить кратчайший путь к добродетели.
Истинные писатели суть те, которые весь свой дар ума употребили в пользу своего отечества и для народной нравственности, правительству остается только ободрять деятельность таковых умов {Вот примеры, как древние, умели ценить дарования ума: в Греции многочисленное собрание людей, среди самих игр Олимпийских, со вниманием и даже с почтением слушало чтение Иродотовой Истории12. Во время Пелопонизской войны, когда афиняне в Сицилии совершенно были побеждены, всех военнопленных осуждали на смерть, исключая тех, которые знали несколько хотя стихов из трагедий Эврипида13.}.
Чтоб увидеть всяких мужей, упражняющихся в словесности, стоит только разогнуть книгу греческой или римской истории. Там, Марк Аврелий, Юлий Кесарь {Марк Аврелий писал рассуждения о своей жизни в 12 книгах14. Из многих сочинений Юлия Кесаря в стихах и в прозе дошли до нас одни только примечания на войну галлов и на междоусобные брани15.}, быв венценосцами, гордились тем, чтоб быть и писателями. Там, Ксенофонт, Фукидид {Ксенофонт служил в войсках Кира и Агезилая, из многих его сочинений примечательнее ‘История о Кире’16 и Греческая История. Фукидид служил во время Пелопонизской войны и писал историю оной.} были воинами и писателями, Димосфен, Цицерон {Димосфен был греческий оратор, он вооружал афинян против Царей македонских и писал речи. Цицерон был римской оратор и Консул, писал: ‘Рассуждение об искусстве оратора’17, речи, филозофские сочинения, письма и эпистолы.} занимались важнейшими государственными делами и были писателями {Здесь приведены в пример только те великие мужи древности, которых сочинения до нас дошли.}. В новейшие времена разогните творения великой Екатерины, Фридерика Второго… {Великая Екатерина написала о законоположении под именем ‘Наказа’, ‘Записки российской истории’ и многие театральные сочинения18. Фридерик Второй, король Прусский, написал много философических и других сочинений в прозе и в стихах19.}
Упадок словесности означает слабость воображения, слабость воображения означает уменьшение способностей ума, с уменьшением способностей ума уменьшаются все способности души и сердца, и человек — пресмыкается!..
Александр Александрович Писарев (1780—1848) — критик и теоретик искусства. В период войн с Наполеоном был на военной службе, отличился во многих сражениях, в том числе при Бородине, в получил чин генерал-майора. Активный участник Вольного общества любителей словесности, наук и художеств и Беседы любителей русского слова, позднее председатель Общества любителей российской словесности при Московском университете, Писарев сотрудничал во многих журналах и альманахах 1800—1820-х годов (‘Северный вестник’, ‘Лицей’, ‘Вестник Европы’, ‘Амфион’, ‘Атеней’ и т. д.). По рекомендации Державина был принят в Российскую академию. В начале XIX века Писарев занимал передовые позиции, выступал за принципиальность и высокий профессиональный уровень критики, за литературу, связанную с национальными истоками и потребностями времени. Со временем в деятельности Писарева-критика все более преобладают реакционные тенденции, В 1825 году он выступает против Грибоедова. В последние годы жизни отходит от литературы, занимает ряд государственных должностей, становится варшавским военным губернатором.
Обе его статьи, включенные в сборник, появились в печати под псевдонимом ‘—‘. На принадлежность статей, подписанных знаком ‘—‘, Писареву указывает И. И. Мартынов (см. наст. изд., с. 51) и тот факт, что под тем же псевдонимом в журнале ‘Лицей’ (1806, ч. 2, No 2) была опубликована статья ‘Историческое обозрение художеств’, несомненно принадлежащая Писареву, так как она вошла затем в его книгу ‘Начертание художеств, или Правила в живописи, скульптуре, гравировании и архитектуре…’ (СПб., 1808).
РАССМОТРЕНИЕ ВСЕХ РЕЦЕНЗИЙ, ПОМЕЩЕННЫХ В ЕЖЕМЕСЯЧНОМ ИЗДАНИИ… ‘МОСКОВСКИЙ ЖУРНАЛ’…
Впервые — ‘Северный вестник’, 1804, ч. III, No 8, с. 141—158. Печатается вступительная часть обзора, освещающая отношение автора к критике.
1 Источник этой цитаты установить не удалось.
РАССУЖДЕНИЕ О СЛОВЕСНОСТИ…
Впервые: ‘Лицей’, 1806, ч. I, кн. 1, с. 26—38.
1 Гомет излагает мысль шотландского писателя, теоретика искусств Блера, высказанную им в книге ‘Опыт риторики’ (СПб, 1771), глава ‘Высокость в писании’.
2 Время жизни Гомера определялось по-разному: между IV и V вв. до н. э.
3 Ферекид из Сироса считается автором первой прозаической книги на греческом языке.
4 Имеется в виду книга французского писателя Л.-Э. де ла Верия графа де Трессана ‘La mythologie compare avec l’histoire’ (1776). (‘Мифология в сравнении с историей’).
5 Эта мысль, по-видимому, воспринята у немецких просветителей (И.-Х. Готшеда и др.). Она устойчиво держалась в русской критике, но с 1820-х гг. стала вызывать решительные возражения, а частности у Пушкина и Баратынского.
6 В идеальном обществе, описанном в ‘Государстве’ Платона, не было места поэтам, даже Гомеру, хотя Платон ставил его выше других поэтов Греции.
7 Музы — в древнегреческой мифологии дочери Зевса и Мнемосины, богини — покровительницы духовной деятельности людей. Имена девяти муз впервые называются в ‘Теогонии’ Гесиода (VII в. до н. э.). Считалось, что музы обитали в Пиэрии у горы Олимп, на горе Геликон у источника Гиппокрены и в Дельфах (у подножия Парнаса).
8 Существуют разные версии этой легенды (см.: Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. М., ‘Мысль’, 1979, с. 335, 456).
9 Имеется в виду ‘Письмо о пользе стекла… камергеру, Московского университета куратору Ивану Ивановичу Шувалову, писанное 1752 году’.
10 Полное название поэмы Боброва — ‘Херсонида, или Картина лучшего летнего дня в X<ерсонесе> Т<аврическом>‘. СПб., 1804.
11 Имеется в виду ‘История Шведского государства’ О. Долина, вышла на русском языке в 1805—1807 гг.
12 Геродот читал свою ‘Историю греко-персидских войн’ огромной толпе. Этот эпизод, пересказанный в новое время в ‘Эмилиевых письмах’ (ок. 1790) M. H. Муравьева, привлекал внимание многих русских писателей (см., в частности, стихи Батюшкова ‘К H. M. Карамзину’, 1818, Баратынского ‘Рифма’, 1840).
13 Еврипид не был достаточно понят и оценен своими современниками. Но в Сицилии интерес к нему был настолько велик, что, как сообщает Плутарх (‘Никий’, 29), некоторым афинским пленникам удалось получить свободу благодаря тому, что они записали по памяти для своих хозяев отрывки из трагедий Еврипида.
14 Речь идет о сочинении Марка Аврелия ‘Наедине с собой’.
15 Имеются в виду следующие два произведения Цезаря (Кесаря): ‘Записки о галльской войне’ (51) и ‘Записки о гражданских войнах’.
16 Имеется в виду сочинение Ксенофонта ‘Киропедия’ (Воспитание Кира) в 8-ми книгах (между 365 и 358 гг. до н. э.),
17 Подразумевается диалог Цицерона ‘Об ораторе’.
18 Екатерина II написала политический трактат ‘Наказ, данный комиссии о сочинении проекта нового Уложения’ (1767), ‘Записки касательно российской истории’, ряд комедий и комических опер.
18 Фридрих II был автором философских и исторических сочинений: ‘Антимакиавелли’ (1740), ‘История моего времени’ (1746), ‘История Семилетней войны’ (1763) и др.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
