Статьи Байрона, вызванныя нападками на 'Дон-Жуана', Байрон Джордж Гордон, Год: 1820 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 40 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

СТАТЬИ БАЙРОНА,
вызванныя нападками на ‘Донъ-Жуана’.

Переводъ З. Журавской.

Байронъ. Библіотека великихъ писателей подъ ред. С. А. Венгерова. Т. 3, 1905.

I. Нсколько замчаній по поводу одной статьи въ ‘Блэквудовомъ Обозрніи’ No XXIX, Августъ, 1819 г.

‘Что это значитъ? Ты гнвна, Геката?’
Макбетъ.

ДЖ. Д. ИЗРАЭЛИ, ЭСКВ.

Любезному и талантливому автору ‘Авторскихъ злоключеній и распрь’ сію добавочную прю и злоключеніе посвящаетъ одинъ изъ потерпвшихъ.

Paвeннa, Марта 15-го 1820.

‘Земная жизнь писателя, сказалъ, если не ошибаюсь, Попъ, должна быть войной’. Мой личный опытъ, поскольку онъ у меня имется, не позволяетъ мн ничего возразить противъ этого предложенія, и, подобно всмъ, однажды впавшимъ въ это воинствующее состояніе, я вынужденъ, хотя и противъ воли, пребывать въ немъ. Въ одномъ періодическомъ изданіи появилась статья, озаглавленная: ‘Замтки о Донъ-Жуан’, авторъ которой столь преисполненъ этимъ воинственнымъ духомъ, что я, съ своей стороны, принужденъ сдлать нсколько замчаній.

‘Прежде всего, мн непонятно, по какому праву авторъ приписываетъ мн это анонимное произведеніе. Онъ скажетъ, что это явствуетъ изъ самой книги, т. е. что въ ней есть мста, написанныя какъ будто отъ моего имени, или въ моей манер писать. Но разв этого не могъ умышленно сдлать другой? Онъ скажетъ: въ такомъ случа почему не отречься отъ этой книги? На это я могъ-бы отвтить, что отъ всхъ сочиненій, приписанныхъ мн за послднія пять лтъ — разныхъ Паломничествъ въ Іерусалимъ, Смертей на Буланыхъ Лошадяхъ, Одъ къ Стран Галловъ, Прощаніи съ Англіей, Псней въ честь г-жи Ла Валеттъ, Одъ къ Св. Елен, Вампировъ и мало ли еще какихъ, которыхъ я, видитъ Богъ, не сочинилъ и изъ которыхъ не прочелъ ни единаго слога, кром ихъ заглавій въ объявленіяхъ — я не считалъ нужнымъ даже и отрекаться, я сдлалъ исключеніе только для одного, гд подробно ‘описывалось мое пребываніе на остров Митилены’ я тамъ никогда не жилъ — и гд лица, полагавшія, что мое имя можетъ имъ пригодиться, зашли въ своей забав слишкомъ далеко.

‘Ужъ если я не давалъ себ труда отречься отъ этихъ сочиненій, изданныхъ подъ моимъ именемъ, но не моихъ, чего ради я сталъ бы особенно отрекаться отъ анонимнаго произведенія,— это могли бы счесть за избытокъ усердія. Что касается Донъ-Жуана, я не отрекаюсь отъ него и не признаю его своимъ, пусть каждый думаетъ, какъ хочетъ, но т, кто теперь или впослдствіи — если поэма эта будетъ продолжаться — почувствуютъ себя настолько обиженными, что потребуютъ боле яснаго отвта, частнымъ образомъ и лично, получатъ его.

‘Я никогда не уклонялся отъ отвтственности за написанное мною и не разъ терплъ отъ злыхъ языковъ за то, что забывалъ отречься отъ произведеній, неосновательно приписываемыхъ моему перу.

‘Однако большая часть ‘Зам 123,токъ о Донъ-Жуан’ мало относится къ самому произведенію, которое авторъ чрезвычайно расхваливаетъ. За вычетомъ нсколькихъ цитатъ и немногихъ вводныхъ замчаній, вся остальная часть статьи представляетъ ни больше, ни меньше, какъ личныя нападки на предполагаемаго автора. И это уже не въ первый разъ въ этомъ изданіи, помню, не такъ давно я читалъ подобныя же замтки о Беппо (какъ говорятъ, написанномъ знаменитымъ свернымъ проповдникомъ) съ тмъ выводомъ, что ‘Чайльдъ Гарольдъ, Байронъ и графъ въ ‘Беппо’ — одно и то же лицо, такимъ образомъ, выходило что во мн, говоря словами м-ссъ Малалропъ {Комическое лицо изъ ‘Соперниковъ’ Шеридана, говоритъ все не кстати (mal а propos) и перевирая.}, какъ въ Цербер 123,, сидятъ три человка заразъ’. Статья эта была подписана Presbyter Anglicanus, что, по моему, въ перевод должно означать — шотландскій пресвитеріанецъ. Я долженъ замтить здсь, что вообще смшно и досадно быть вынужденнымъ постоянно повторять одно и то же, мн же какъ автору, особенно досадно, что меня постоянно путаютъ съ моимъ протагонистомъ. Это несправедливо и отзывается личностями. Я никогда не слыхалъ, чтобы моего друга Мура считали огнепоклонникомъ изъ-за того, что у него выведенъ гебръ, чтобы Скотта отождествляли съ Фредерикомъ Дью или Бальфуромъ де Бурлей. Соути никто никогда не считалъ мудрецомъ {Игра словъ: conjurer магъ, волшебникъ, чародй, he is no conjurer — онъ пороху не выдумаетъ.}, даромъ, что онъ ввелъ столько кудесниковъ въ своей ‘Thalaba’, а мн не такъ то легко было выпутаться даже изъ Манфреда, который, какъ м-ръ Соути лукаво замчаетъ въ одной изъ своихъ статей въ ‘Quarterly’, ‘поставилъ дьявола на вершин Юнгфрау и надулъ его’. Скажу только м-ру Соути, который въ своей поэтической жизни, повидимому, не имлъ такого успха въ борьб съ великимъ врагомъ, что въ этомъ Манфредъ только слдовалъ священному завту: ‘Борись съ дьяволомъ, и онъ убжитъ отъ тебя’. Мы еще поговоримъ объ этомъ господин — не о дьявол, а объ его смиренномъ слуг, м-р Соути,— но теперь я долженъ вернуться къ стать въ ‘Эдинбургскомъ Обозрніи*.

‘Въ этой стать, наряду съ нсколькими другими изумительными замчаніями, находимъ слдующія слова: ‘Короче говоря, этотъ жалкій человкъ, исчерпавъ вс виды чувственнаго удовлетворенія, осушивши чашу грха вплоть до его горчайшаго осадка, повидимому, ршилъ показать намъ, что теперь онъ уже не человкъ, остающійся человкомъ даже и въ своихъ слабостяхъ, а холодный, равнодушный врагъ, съ отвратительнымъ злорадствомъ осмивающій все дурное и хорошее, изъ чего слагается человческая жизнь’. Въ другомъ мст говорятся о вертеп, который служитъ убжищемъ ‘его эгоистическому и оскверненному изгнанію’. ‘Поистин, обидныя слова’.— Что касается первой сентенціи, я ограничусь замчаніемъ, что она, повидимому, сочинена по адресу Сарданапала, Тиверія, регента герцога Орлеанскаго, или же Людовика XV и я списывалъ ее такъ-же спокойно, какъ выдержку изъ Светонія или чьихъ нибудь мемуаровъ изъ эпохи регентства, полагая что она въ достаточной степени опровергается уже тми выраженіями, въ которыхъ она составлена, и къ частному лицу совершенно непримнима. Но на словахъ ‘вертепъ’ — ‘эгоистическое и оскверненное изгнаніе’ я вынужденъ остановиться. Насколько резиденція правительства, которое пережило превратности тринадцати вковъ и, быть можетъ, существовало бы и понын, еслибъ во вроломство Буонапарте или беззаконія его подражателей,— насколько городъ, который былъ складомъ товаровъ для всей Европы въ то время, когда Лондонъ и Эдинбургъ были еще пріютами варваровъ — можетъ быть названъ ‘вертепомъ’, объ этомъ я предоставляю судить тмъ, кто видлъ Венецію или знаетъ ее ‘по наслышк’. Насколько мое изгнаніе было осквернено мною, о томъ не мн судить, ибо слово это иметъ много значеній и въ извстномъ смысл можетъ набросить тнь на поступки большинства людей, но что оно было ‘эгоистическимъ’ — это я отрицаю. Если помогать по мр средствъ и силъ и освдомленности объ ихъ бдствіяхъ многимъ людямъ, впавшимъ въ нищету вслдствіе упадка ихъ родного города, лишившаго ихъ средствъ къ существованію, никогда не отказывать въ просьб, повидимому вытекающей изъ дйствительной нужды, тратить на это и здсь, и вообще суммы, гораздо большія, чмъ то позволяетъ мое состояніе, если длать все это значитъ быть эгоистомъ, я эгоистъ. Я вовсе не ставлю себ въ заслугу, что я длалъ все это, но право же, обидно приводить такія вещи въ защиту свою отъ такихъ обвиненій, какія предъявляются во мн, словно арестантъ на суд, вызывающій свидтелей, которые могутъ показать въ его пользу, или же солдатъ, напоминающій о своихъ заслугахъ, чтобы получить отпускную. Если лицу, обвиняющему меня въ эгоизм, угодно получить боле подробныя свднія по этому предмету, онъ можетъ узнать — не то, что ему желательно, но то, что наврное пристыдятъ его и заставитъ прикусить языкъ, обратившись къ нашему генеральному консулу, который постоянно тамъ живетъ и можетъ подтвердить или опровергнуть справедливость моихъ словъ’

‘Я не претендую и никогда не претендовалъ на святость или безукоризненное поведеніе, но никогда я не тратилъ и не буду тратить того, что имю, главнымъ образомъ на себя, ни теперь, ни въ будущемъ, ни въ Англіи, ни вн ея. И стоитъ мн сказать слово,— еслибъ только я счелъ пристойнымъ или нужнымъ сказать такое слово,— чтобы въ той-же Англіи явились добровольные свидтели — и свидтели, и доказательства — тому, что есть люди, получавшіе отъ меня не только временное облегченіе скудной подачки, но такія средства, которыя сразу упрочили ихъ счастье и создали для нихъ независимое положеніе, именно благодаря отсутствію во мн того эгоизма, въ которомъ меня такъ грубо и несправедливо укоряютъ.

‘Будь я эгоистомъ, будь я алчнымъ, будь я даже просто осторожнымъ человкомъ въ томъ смысл, какъ это слово понимается въ общежитіи, я не былъ-бы тамъ, гд я теперь, я не сдлалъ бы того, что было первымъ шагомъ на пути къ полному разрыву между мною и моими близкими… Ну, да насчетъ этого истина когда-нибудь всплыветъ наружу, а пока, какъ говоритъ Дюрандартъ въ пещер Монтезиноса: ‘Терпніе, и тасуйте карты!’

‘Я до боли чувствую всю хвастливость такихъ завреній, я чувствую, какъ унизительно быть вынужденнымъ длать ихъ, но я чувствую и правду ихъ, и чувствовалъ бы то же самое на смертномъ одр, если бы рокъ судилъ мн умереть здсь. Я чувствую и то, что говорю все только о себ, но, увы! Кто же заставляетъ меня такъ распространяться въ защиту свою, если не они, т, кто, злобно упорствуя въ сливаніи вымысла съ правдой и поэзіи съ жизнью, видятъ въ вымышленныхъ характерахъ живыхъ людей и длаютъ меня лично отвтственнымъ чуть ли не за каждый поэтическій образъ, созданный моей фантазіей и особеннымъ складомъ моего ума.

‘Авторъ продолжаетъ:— ‘Т кому извстны — а кому он не извстны? главныя черты изъ частной жизни лорда Б.’ etc. Кому нибудь, быть можетъ, и извстны эти главныя черты, но автору ‘Замтокъ о Донъ-Жуан’ он, очевидно, неизвстны, иначе онъ заговорилъ бы совсмъ другимъ языкомъ. То, на что онъ, какъ мн думается, намекаетъ, какъ на ‘главную черту’, въ дйствительности было отнюдь не главной, а лишь естественнымъ, почти неизбжнымъ слдствіемъ событіе и обстоятельствъ, задолго предшествовавшихъ тому періоду, когда это случилось. Это было послдней каплей, переполнившей чашу, а моя и безъ того была уже полна. Но возвращаюсь къ обвиненію. Человкъ этотъ обвиняетъ лорда Б. въ томъ, что онъ ‘написалъ пространную сатиру на характеръ и нравъ своей жены’. Изъ какой части Донъ-Жуана критикъ вывелъ такое заключеніе, это лучше всего извстно ему самому. Насколько я припоминаю женскіе характеры въ этомъ произведеніи, тамъ только одинъ обрисованъ въ забавныхъ тонахъ, или можетъ быть принятъ за сатиру на кого-бы то ни было. Здсь опять-таки на мн взыскиваются мои политическіе грхи, предполагая, что поэма моя. Изображаю ли я корсара, мизантропа, развратника, язычника, или вождя инсургентовъ — въ немъ видятъ изображеніе самого автора, появляется поэма, о которой отнюдь не доказано, что она писана мною, въ ней выведенъ непріятный, казуистическій, отнюдь не почтенный типъ педанта въ юбк — его принимаютъ за портретъ моей жены. Да въ чекъ же сходство? Я его не вижу. Его создали т, кто о немъ говоритъ. Въ моихъ произведеніяхъ я рдко вывожу характеры подъ вымышленными именами, за тми, кого я выводилъ, я оставлялъ ихъ собственныя имена,— но рдко сами по себ являющіяся боле дкой сатирой, чмъ вс, какія можно было бы сочинить на нихъ. Реальными фактами я, дйствительно, пользовался широко — для поэзіи они то же, что ландшафты для художника, но мои фигуры не портреты. Возможно даже, что я воспользовался и нкоторыми событіями, разыгравшимися у меня на глазахъ, или въ моей семь, какъ нарисовалъ бы видъ изъ своего окна, если бы онъ гармонировалъ съ моей картиной, но я никогда не вывелъ бы портрета живого члена моей семьи иначе, какъ въ свта выгодномъ не только для общаго эффекта, но и для него самого,— что въ вышеуказанномъ случа было бы чрезвычайно трудно.

‘Мой ученый собратъ говоритъ дале: ‘Напрасно пытался-бы лордъ Б. оправдать свое собственное поведеніе въ этомъ дл, и теперь, когда онъ такъ открыто я дерзко призываетъ разслдованіе и укоры, мы не видимъ основаній, почему бы ему и не сказать этого прямо устами его соотечественниковъ’. Насколько ‘открытый’ вызовъ, брошенный анонимной поэмой, и ‘дерзость’ вымышленнаго характера, въ которомъ критику угодно видть лэди Б., могли навлечь на меня столь тягостное обвиненіе изъ такихъ прелестныхъ устъ’, этого я не знаю и знать не хочу. Но съ тмъ, что я никоимъ образомъ не могу ‘оправдать своего собственнаго поведенія въ этомъ дл’ — съ этимъ я согласенъ, ибо ни одинъ человкъ не можетъ ‘оправдать себя’ пока онъ не знаетъ въ чемъ его обвиняютъ, противная же сторона никогда не предъявляла мн какихъ-либо специфическихъ осязательныхъ обвиненій,— Богу извстно, какъ искренно я добивался ихъ! ни лично, ни черезъ посредниковъ, если только не считать таковыми жестокихъ сплетенъ въ обществ и загадочнаго молчанія юридическихъ совтниковъ лэди. Неужто критику мало всего, что уже было сказано и сдлано? Разв общій голосъ его соотечественниковъ не произнесъ уже давно надъ сказаннымъ субъектомъ приговора безъ суда и осужденія безъ обвиненій? Разв я не былъ изгнанъ при посредств остракизма, съ той разницей, что на раковинахъ для проскрипціи не было именъ? Если критику неизвстно, какъ думало и какъ вело себя общество въ данномъ случа, то мн это хорошо извстно, общество скоро забудетъ и то и другое, но я буду долго помнить.

‘У человка, изгнаннаго партіей, есть утшеніе — считать себя мученикомъ, его поддерживаютъ надежда и величіе его длъ — истинное, или воображаемое, бжавшій отъ долговъ утшаетъ себя мыслью, что время и благоразуміе дадутъ ему возможность поправить своя обстоятельства, у осужденнаго закономъ есть предльный срокъ изгнанію или по крайней мр мечта о сокращеніи срока, есть увренность или хотя бы вра, что законъ несправедливъ вообще, или же былъ несправедливо примненъ къ нему лично, тотъ, кто выброшенъ за бортъ общественнымъ мнніемъ, помимо его политическихъ враговъ, незаконнаго суда, или стсненныхъ обстоятельствъ, будь онъ виноватъ или невиненъ,— онъ обреченъ нести всю горечь изгнанія, безъ надежды, безъ гордости, безъ облегченія. Именно такъ было со мной. На чемъ основывалось мнніе общества, я не знаю, но приговоръ былъ общій и ршающій. Обо мн и моей семь было извстно немногое, кром того, что я пишу такъ называемыя поэтическія произведенія, что я дворянинъ, женатъ, недавно сталъ отцомъ и что у меня идетъ разладъ съ моей женой и ея родней, изъ-за чего,— никто не звалъ, ибо жалующіяся на меня лица отказывались объяснять въ чемъ ихъ обиды. Высшій свтъ раздлялся на партіи, на моей сторон оказалось незначительное меньшинство, люди благоразумные, конечно, перешли на сторону сильнаго — въ данномъ случа дамы, что было учтиво и вполн естественно. Печать проявила большую энергію и непристойности и публика вошла въ такой фазисъ, что изъ несчастнаго выпуска двухъ тетрадей стиховъ, скорй хвалебныхъ для насъ обоихъ, сдлала какое-то преступленіе, чуть не предательство. Злые языки и личная вражда приписывали мн всевозможные чудовищные пороки, имя мое, слывшее рыцарскимъ я благороднымъ съ тхъ поръ, какъ предки мои помогали Вильгельму Нормандскому завоевывать королевство, было запятнано. Я чувствовалъ, что если правда все, о чемъ шепчутся, бормочутъ я болтаютъ,— я не достоинъ Англіи, если ложь — Англія недостойна меня. И я ухалъ, но этого оказалось недостаточно. И въ другихъ странахъ, въ Швейцаріи, въ тни Альпъ, у синей глуби озеръ, меня преслдовала та же вражда, на меня вяло той же отравой, я перевалилъ черезъ горы — все то же, тогда я похалъ дальше къ берегамъ Адріатики, какъ загнанный олень, который бжитъ къ вод.

‘Если судить по разсказамъ немногихъ друзей, оставшихся со мной, негодованіе общества противъ меня въ тотъ періодъ, о которомъ я говорю, не имло себ прецедента, даже въ тхъ случаяхъ, гд политическіе мотивы обостряли злословіе и удваивали вражду, мы не видимъ ничего подобнаго. Мн напримръ, совтовали не ходить въ театры и на службу въ парламентъ, чтобы меня не освистали или не оскорбили по пути. Даже въ день моего отъзда мой лучшій другъ, какъ онъ потомъ мн разсказывалъ, боялся, какъ бы народъ не собрался у кареты и не учинилъ надо мною насилія. Однако, эти совты не мшали мн смотрть Кина въ его лучшихъ роляхъ и вотировать согласно моимъ убжденіямъ, что же касается третьяго и послдняго опасенія моихъ друзей, я не могъ раздлить его, ибо узналъ о немъ лишь много времени спустя посл того, какъ я переплылъ каналъ. Да и помимо этого, я отъ природы не таковъ, чтобы слишкомъ принимать къ сердцу людскую злобу, хоть иногда меня и задваетъ, когда отъ меня отворачиваются. Отъ всякаго личнаго оскорбленія я могу защитить себя или поквитаться съ обидчикомъ, да и при нападеніи толпы я, по всей вроятности, съумлъ бы защитить себя съ помощью другихъ, какъ это и бывало въ подобныхъ случаяхъ.

‘Видя себя предметомъ злыхъ толковъ и пересудовъ въ обществ, я ршилъ покинуть родину. Я не воображалъ, какъ Жанъ-Жакъ Руссо, что все человчество въ заговор противъ меня, хотя имлъ, быть можетъ, не меньше его основаній для такой химеры. Но я замтилъ, что эта общая вражда въ значительной степени относятся къ моей личности, что я самъ по себ ненавистенъ англичанамъ, быть можетъ, по собственной вин, но фактъ неоспоримъ. Врядъ ли публика такъ ополчилась бы на боле популярнаго человка, не имя въ рукахъ хотя бы одно о сколько-нибудь опредленно формулированнаго или доказаннаго обвиненія. Я не могу себ представить, чтобы такая простая и обыкновенная вещь, какъ разрывъ между мужемъ и женой, сама по себ могла вызвать такое броженіе. Не стану повторять обычныхъ жалобъ на то, что ко мн ‘отнеслись съ предубжденіемъ’, ‘осудили, не выслушавъ’, на ‘недобросовстность’, ‘пристрастіе’ и т. д.— обычной псни тхъ. кто былъ судимъ, или ждетъ суда. Но все же я былъ нсколько удивлевъ, увидавъ, что меня осудили, не представивъ мн даже обвинительнаго акта, что, за отсутствіемъ опредленнаго обвиненія или обвиненій, на меня валили вс возможныя и невозможныя преступленія и принимали ихъ на вру. Подобныя вещи бываютъ только съ людьми, которыхъ очень не любятъ, и помочь этому горю я не могу, ибо уже истощилъ вс рессурсы, съ помощью которыхъ я могъ нравиться въ обществ. Въ свт у меня не было сторонниковъ, впрочемъ я потомъ узналъ, что были, но не я ихъ вербовалъ и тогда я даже не звалъ объ ихъ существованіи, въ литературныхъ кружкахъ ни одного, въ политик я вотировалъ вмст съ ними, и голосъ мой имлъ только то значеніе, какое можетъ имть голосъ вига въ дни, когда власть принадлежитъ тори, съ лидерами обихъ палатъ я былъ лично знакомъ постольку, поскольку это позволялъ тотъ кругъ, къ которому я принадлежу, но не вправ былъ разсчитывать и не ждалъ дружескаго отношенія ни отъ кого изъ нихъ, за исключеніемъ нсколькихъ молодыхъ людей моего возраста и положенія и еще нсколькихъ, постарше годами, которымъ мн въ послднее время посчастливилось оказать услугу въ трудныхъ обстоятельствахъ. Фактически это было равносильно полному одиночеству, и можно, нсколько времени спустя, г-жа Сталь говорила мн въ Швейцаріи: ‘Вамъ не слдовало объявлять войну свту, это не годится: съ нимъ не подъ силу бороться одному человку, я сама пыталась вести такую борьбу въ дни моей юности, но этого не слдуетъ длать’. Я признаю справедливость замчанія, но войну объявлялъ не я, это свтъ сдлалъ мн честь объявитъ мн войну, и ужъ конечно, если мира съ нимъ можно добиться только раболпствомъ и лестью, мн не видать его расположенія, ибо на это я не гожусь.— Я подумалъ, словами Кэмпбелля:

‘Тогда возьми въ удлъ себ изгнанье,

И если въ свт не былъ ты любимъ,

Нести его отсутствіе не трудно’ *).

*) Then wed thee to an exiled lot,

And if the world hath loved thee not,

Its absence may be borne.

‘Помню, однако, что, будучи сильно обиженъ поведеніемъ Ромильи (получивъ съ меня задатокъ на веденіе дла, онъ началъ давать совты противной сторон, а когда ему напомнили о задатк, сослался на забывчивость, говоря: ‘у моего конторщика столько ихъ!’), я замтилъ, что тмъ, кто теперь такъ усердно приставляетъ скиру въ корню моего дерева, быть можетъ суждено увидть свое подрубленнымъ и на себ отчасти испытать то горе, которое они причинили.— Его дерево упало и раздавило его.

‘Я слыхалъ и врю, что есть люди, отъ природы нечувствительные къ оскорбленіямъ, во полагаю, что лучшій способъ избжать мести — это уйти отъ искушенія. Надюсь, что мн никогда не представится случая отомстить, ибо я не увренъ, что удержался-бы отъ искушенія, такъ какъ отъ матери я унаслдовалъ нкоторую долю ‘perfervidum ingenium Scotorum’. Я не искалъ и не стану искать обидчика, я, быть можетъ, онъ никогда не попадется мн на пути. Говоря это, я имю въ виду не другую сторону, которая можетъ быть права или неправа, но тхъ многихъ, которые, подъ предлогомъ ея защиты, изливали собственную злобу. Въ ея чувствахъ я, наврное, давно уже отомщенъ, ибо, каковы бы ни были причины, руководившія ею (она никогда не приводила ихъ, по крайней мр, мн), она, по всей вроятности, не предвидла до чего, по ея милости, будетъ доведенъ отецъ ея дтей, избранный ею супругъ.

‘Это по адресу моихъ ‘соотечественниковъ’ вообще, теперь поговоримъ о нкоторыхъ въ отдльности,

‘Въ начал 1817-го года въ ‘Quarterly Rewiew’ появилась статья, писанная, если не ошибаюсь, Вальтеръ Скоттомъ, длающая большую честь ему и не безчестье мн, хотя и въ поэтическомъ, и въ личномъ отношенія боле чмъ благопріятная какъ для произведенія, такъ и для автора, о которомъ въ ней говорилось. Она была написана въ то время, когда себялюбивый человкъ не захотлъ бы, а робкій не ршился бы сказать добраго слова ни о томъ, ни о другомъ, написана человкомъ, по отношенію къ которому общественное мнніе временно возвело меня въ рангъ соперника — высокое и незаслуженное отличіе,— что, однако, не помшало мн питать къ нему дружескія чувства и ему платить мн тмъ же. Сказанная статья относятся къ третьей псн Чайльдъ-Гарольда и посл многихъ замчаній, которыя мн не годится ни повторять, ни забывать, въ заключеніе выражаетъ надежду, что я, можетъ быть, еще вернусь въ Англію. Не знаю, какъ это было принято въ Англіи, но въ Рим десять-двадцать тысячъ проживающихъ тамъ почтенныхъ англичанъ-туристовъ жестоко обидлись. Въ Римъ я пріхалъ лишь нкоторое время спустя, такъ что самъ не могъ этого видть, но мн потомъ говорили, что больше всего негодовала англійская колонія, заключавшая въ себ въ томъ году — помимо изряднаго количества закваски съ Вельбекстритъ и Девонширъ-плэсъ, раскиданной по свту въ путешествіяхъ — нсколько дйствительно знатныхъ и хорошо воспитанныхъ семействъ, тмъ не мене, однако, раздлявшихъ общее настроеніе. ‘Зачмъ ему возвращаться въ Англію?’ — говорили вс въ одинъ голосъ. И я говорю: зачмъ? Мн не разъ случалось задавать себ этотъ вопросъ, и я до сихъ поръ не нашелъ для него удовлетворительнаго отвта. Въ то время мн и въ голову не приходила мысль о возвращеніи, да и теперь, если я иногда и думаю объ этомъ, то лишь о дловой поздк, а не съ цлью развлеченія. Среди разбитыхъ въ куски узъ еще остались цльныя звенья, хотя самая цпъ и порвана. Есть обязанности, родственныя связи, которыя могутъ потребовать моего присутствія,— вдь я отецъ. У меня еще осталось нсколько друзей,— а можетъ-быть и врагъ,— съ которыми я хотлъ бы встртиться. Все это и разныя мелочи касательно имущества и длъ, всегда накопляющіяся за время отсутствія, могутъ призвать, и по всей вроятности, призовутъ меня въ Англію. И я вернусь туда такимъ же, какъ ухалъ, съ неизмннымъ уваженіемъ къ Англіи, но съ измнившимися чувствами по отношенію къ отдльнымъ лицамъ, ибо теперь я боле или мене освдомленъ объ ихъ поведенія посл моего отъзда, къ сожалнію, подлинные факты и все то, что они говорили и длали, стало мн извстно лишь много времени спустя. Мои друзья, какъ водится съ друзьями, миролюбія ради скрыли ихъ меня многое, что они могли-бы, и кое-что такое, что они обязаны были мн сообщить. Ну да, что отложено, то еще не потеряно, но не моя въ томъ вина, что оно было отложено.

‘Говорю о томъ, что произошло въ Рим, только для того, чтобъ показать, что изображенныя мною чувства испытывали не одни только англичане въ Англіи, это часть моего отвта на брошенный мн упрекъ въ такъ называемомъ ‘себялюбивомъ’ и ‘добровольномъ’ изгнаніи. ‘Добровольнымъ’ оно, конечно, было, ибо кто захочетъ жить среди людей, относящихся къ нему крайне враждебно? Насколько оно было ‘себялюбивымъ’, это я уже объяснилъ.

‘Я дошелъ до мста, гд меня обвиняютъ въ томъ, что я ‘вымещалъ свой сплинъ на людяхъ возвышеннаго образа мыслей и добродтельныхъ’, съ которыми немногіе могутъ сравниться ‘въ добродтеляхъ’. Это, до моему скромному сужденію, означаетъ славный тріумвиратъ, извстный подъ именемъ ‘Озерныхъ поэтовъ’, когда берутъ всю школу въ совокупности и Соути, Вордсворта и Кольриджа, когда ихъ берутъ порознь. Мн хотлось бы сказать нсколько словъ о добродтеляхъ общественныхъ я личныхъ одного изъ этихъ господъ, по причинамъ, которыя скоро выяснятся.

Покинувъ Англію въ апрл 1816 г., больной духомъ и тломъ и попавшій въ скверную исторію, я поселился въ Колиньи, на берегу Женевскаго озера. Единственнымъ моимъ спутникомъ былъ молодой врачъ {Д-ръ Джонъ Полидори.}, еще не успвшій сдлать карьеру, онъ такъ мало зналъ и видлъ свтъ, что питалъ естественное и похвальное желаніе больше вращаться въ обществ, чмъ то было удобно для меня при моихъ теперешнихъ привычкахъ и опыт прошлаго. Поэтому я познакомилъ его съ тми женщинами, къ которымъ у меня были рекомендательныя письма, и, видя, что теперь онъ можетъ обойтись безъ меня, самъ совершенно пересталъ бывать въ обществ, за исключеніемъ одной англійской семьи, жившей на разстояніи четверти миля отъ Діодати, да еще случайныхъ встрчъ въ Коппе, съ г-жой де-Сталь. Англійское семйство, о которомъ я говорю, состояло изъ двухъ лэди, джентльмэна и его сына, годовалаго мальчика {Шелли, м-ссъ Шелли, ихъ сынъ и Дженъ Клермонтъ.}.

‘Одинъ изъ упомянутыхъ уже ‘людей возвышеннаго образа мыслей и высокой добродтели’, какъ выражается ‘Edinburgh Magazine’, въ это время или невдолг посл того путешествовалъ по Швейцаріи. Вернувшись въ Англію, онъ распустилъ слухъ,— насколько мн извстно, выдуманный имъ самимъ,— будто вышеупомянутый джентльмэнъ и я состоимъ въ близкихъ сношеніяхъ съ двумя сестрами, образовавъ кровосмсительныя союзъ’ (привожу слова, какъ они были переданы мн), я позволялъ себ естественные комментаріи во поводу такой связи. А комментаріи эти публично, и весьма охотно, повторялъ другой членъ того-же поэтическаго братства, о которомъ скажу только, что еслибъ даже сплетни были правдой, ему не слдовало повторять ихъ, по крайней мр то, что относилось ко мн, иначе, какъ съ глубокимъ прискорбіемъ. Сама по себ, сплетня не требуетъ большихъ опроверженій: вышеупомянутыя лэди не были сестрами и ни въ какомъ родств не состояли, если не считать второго брака ихъ родителей, вдовца со вдовой, об он были отъ первыхъ браковъ, въ 1816 г. обимъ не было и по девятнадцати лтъ. ‘Близкія сношенія’ врядъ ли могли-бы возбудить негодованіе великаго поборника пантизократіи (м-ръ Соути не припомнитъ этого проекта?), но никакой близости не было.

‘Насколько этотъ человкъ, въ качеств автора ‘Wat Tyler’, обвиненный лордомъ-канцлеромъ въ составленіи злонамреннаго и кощунственнаго пасквиля и обличаемый въ палат общинъ честнымъ и талантливымъ депутатомъ отъ Норвича, называвшимъ его ‘мстительнымъ ренегатомъ’,— насколько такой человкъ вправ судить другихъ, объ этомъ пусть судятъ другіе. Онъ сказалъ, что за эти слова ‘онъ клеймитъ Уильяма Смита именемъ клеветника’ и что ‘это клеймо переживетъ его эпитафію’. Но знаю, долго ли будетъ жить эпитафія Уильяма Смита и въ какихъ выраженіяхъ она будетъ составлена, но слова Уильяма Смита лучшая эпитафія для Роберта Соути. Онъ написалъ ‘Wat Tyler’ и принялъ званіе поэта-лауреата, въ ‘Жизни Генри Киркъ Уайта’ онъ называетъ рецензентство ‘неблагороднымъ ремесломъ’ — и самъ сдлался рецензентомъ, онъ былъ однимъ изъ авторовъ системы, именуемой ‘пантизократіей’, требовавшей, чтобы все, включая и женщинъ, было общимъ (вопросы вс женщины или только ‘простыя’) — и выступаетъ въ роли моралиста, онъ возвышался битвой подъ Бленгеймомъ и восхвалялъ сраженіе при Ватерлоо, онъ любилъ Мэри Уольстонкрафтъ — и пытался опозорить имя кя дочери (одной изъ молодыхъ женщинъ, о которыхъ шла рчь выше), онъ писалъ вещи, за которыя его называли измнникомъ и служитъ теперь королю, онъ былъ мишенью яростныхъ нападокъ Анти-Якобинца — а теперь онъ опора ‘Quarterly Rewiew’, онъ лижетъ руку, которая его ударила, и стъ хлбъ своихъ враговъ, внутренно корчась отъ презрнья къ самому себ, подъ анонимнымъ самохвальствомъ и тщетными стараніями добиться уваженія другихъ, навсегда утративъ самоуваженіе, онъ пытается скрыть разъдающее сознаніе собственнаго паденія. Напрасно! Чему ‘завидовать’ въ такомъ человк? Кто когда-либо завидовалъ завистнику? Чему я могъ ‘завидовать’ — его имени, происхожденію, добродтелямъ, слав? Я принадлежу къ аристократіи, ненавистной ему, по матери я потомокъ королей, которые царили раньше тхъ, кого онъ нанялся воспвать. Слдовательно, его происхожденію я не могъ завидовать. Какъ поэту, мн за послднія восемь лтъ нечего было бояться соперничества, а будущее — ‘въ грядущее вдь врятъ вс поэты’ — онъ открыто для всхъ. Напомню только м-ру Соути словами одного критика, который, будь онъ теперь въ живыхъ, стеръ бы съ лица земли Соути, какъ литератора, ибо онъ былъ заклятымъ врагомъ всхъ шарлатановъ и обманщиковъ, отъ Макферсона и ниже,— что потомъ же мечтали нкогда Сеттль и Оджильби’, и, съ своей стороны, могу его уврить, что потомство будетъ помнить его и его секту, я буду гордиться тмъ, что я ‘забытъ’. Что онъ недоволенъ своимъ успхомъ, какъ поэтъ, этому легко можно поврить, вдь журналы играли имъ въ кегли: ‘Edinburgh Rewiew’ валилъ его, а ‘Quarterly’ подымалъ на ноги, правительство нашло, что онъ полезенъ въ періодической печати я настойчиво рекомендуетъ его книги, такъ что его теперь иной разъ и покупаютъ (я хочу сказать: его книги, но только автора), и его можно встртить на полк, если не на стол, у большинства джентльмэновъ, служащихъ въ разныхъ казенныхъ учрежденіяхъ. Добродтелей его, какъ частнаго человка, я не знаю, о его принципахъ слыхалъ достаточно. Самъ я всми силами старался быть добрымъ и полезнымъ другимъ и въ этомъ смысл не боюсь сравненій, что же касается заблужденій страстей, всегда-ли м-ръ Соути былъ такъ спокоенъ и безупреченъ? Разв онъ никогда не желалъ жены ближняго? Никогда не клеветалъ на дочь жены своего ближняго — той самой женщины, обладанія которою онъ добивался? Но довольно объ апостол пантизократіи.

О ‘благородномъ, добродтельномъ’ Вордсворт достаточно привести одинъ анекдотъ, чтобы судить объ его искренности. Въ разговор съ м-ромъ NN онъ закончилъ свою рчь словами: ‘Въ сущности, я не далъ бы и пяти шиллинговъ за все, что когда-либо было написано Соути’. Быть можетъ, этотъ разсчетъ скоре доказываетъ, что онъ дрожитъ надъ пятью шиллингами, чмъ то, что онъ низко цнитъ д-ра Соути, но, принимая во вниманіе, что, когда онъ бывалъ въ стсненныхъ обстоятельствахъ, а у Соути оказывался шиллингъ, Вордсворту, по слухамъ, обыкновенно доставалась половина, такая оцнка звучитъ какъ-то непріятно. Этотъ анекдотъ разсказавъ мн людьми, которые, еслибы я назвалъ ихъ по имени съумли бы доказать, что его происхожденіе столь-же поэтично, какъ я правдиво. За это я ручаюсь равно какъ и за то, что вышеупомянутую ложь распространялъ м-ръ Соути.

‘О Кольридж я ничего не скажу — почему, пусть онъ самъ догадается.

‘Я сказалъ объ этихъ людяхъ больше чмъ намревался, будучи до извстной степени задтъ замчаніями, вынудившими меня начать этотъ разговоръ. Ничего я не вижу въ этихъ господахъ, какъ поэтахъ и личностяхъ, ни въ талантахъ ихъ, ни тмъ мене въ ихъ характерахъ,— что могло бы помшать порядочному человку выразить имъ свое глубокое презрніе, въ проз или стихахъ, какъ случится. М-ръ Соути можетъ возразить мн въ ‘Quarterly’, а м-ръ Вордсвортъ въ постскриптумахъ къ своимъ ‘Лирическимъ Балладамъ’, гд онъ, приводя примры возвышеннаго, цитируетъ самого себя и Мильтона. ‘И нжный воркованья звукъ голубк грезы навваетъ’ {‘Over her own sweet voice the stock dove broods’.}, иными словами, горлиц пріятно слушать самое себя — тоже и м-ру Вордсворту, Когда онъ выступаетъ публично. ‘Какое божество хранитъ этихъ господъ, чтобы мы были обязаны чтить ихъ? Аполлонъ-ли? не изъ тхъ-ли они, кто называлъ ‘пьяной псней’ Оду Драйдена? кто открывалъ что Элегія Грэя полна ошибокъ, (см. Жизнь Кольриджа, т. I. Примчаніе, благодарность Вордстворту за то, что онъ указалъ ему на это, и въ худшей проз, какую когда-либо позволялось писать и печатать, доказывали, что Попъ не былъ поэтомъ, а Уильямъ Вордсвортъ — поэтъ.

‘Достойны ли они уваженія въ другихъ отношеніяхъ, уважаютъ-ли ихъ? На чемъ основаны ихъ притязанія? — на открытомъ признаніи въ своемъ отступничеств, на протекціи правительства? Найдите мн человка, который питалъ бы уваженіе къ этимъ отцеубійцамъ собственныхъ принциповъ. Въ сущности, они и сами отлично знаютъ, что наградой за отступничество имъ былъ ужъ никакъ не почетъ. Время не убило уваженія къ стойкости политическихъ убжденій и, само измнчивое, воздаетъ честь тмъ, кто не мняется. Посмотрите на Мура, Соути долго придется ждать такой торжественной встрчи въ Лондон, какую Муру устроили въ Дублин, даже если правительство возьметъ устройство на себя и не пожалетъ денегъ для агентовъ. Горячія сердцемъ ирландцы принесли эту славную дань не только поэту, но и человку, стойкому въ испытаніяхъ патріоту, не богатому, но неподкупному товарищу-гражданину. М-ръ Соути можетъ самохвальствовать на людяхъ, но въ душ онъ искренно презираетъ себя. И его ярость, когда онъ съ пной у рта накидывается на всхъ, кто остался въ вроломно покинутой имъ фаланг, не что иное, какъ, выражаясь словами Уильяма Смита, ‘злоба ренегата’, брань проститутки, стоящей на углу и накидывающейся на своемъ грязномъ жаргон на всхъ проходящихъ, кром тхъ, кто можетъ дать ей ‘заработать’.

‘Отсюда и его литературно-политическія изліянія разъ въ три мсяца, имъ же самимъ окрещенныя ‘неблагороднымъ ремесломъ’, отсюда и его ненависть въ Ли Гёнту, несмотря на то, что Гёнтъ сдлалъ для его поэтической репутаціи (какова она есть) больше, чмъ могли сдлать вс ‘озерные’, вотъ ужъ четверть вка упражняющіеся въ обмн взаимныхъ похвалъ.

‘Теперь мн хотлось бы сказать нсколько словъ о теперешнемъ состояніи англійской поэзіи. Что мы переживаемъ вкъ упадка англійской поэзіи, въ этомъ усомнятся не многіе изъ тхъ, кто серьезно задумывался надъ этимъ вопросомъ. Что въ числ теперешнихъ поэтовъ есть геніальные люди, это не измняетъ факта, ибо не даромъ говорится: ‘посл того, кто формируетъ вкусъ своей страны, величайшій геній тотъ, кто его портитъ’. Никто не отказываетъ въ геніальности Мариво, который въ теченіе почти столтія портилъ вкусъ не только Италіи, но и всей Европы. Одной изъ важнйшихъ причинъ этого плачевнаго состоянія англійской поэзіи является нелпое и систематическое приниженіе Попа, въ чемъ за послдніе годы наблюдается какая-то эпидемическая конкурренція. Люди самыхъ противоположныхъ имній сходятся въ этомъ вопрос. Начало положили Уортонъ и Черчилль, вроятно, по внушенію героевъ Дунціады, внутренно убжденные, что имъ не составить себ сколько-нибудь приличной репутаціи, пока они не сведутъ къ должными, какъ имъ казалось, размрамъ совершеннйшаго и гармоничнйшаго изъ поэтовъ, которому они, не находя къ чему придраться, ставили въ укоръ его умъ. Но и они не посмли поставить его ниже Драйдена. И Гольдсмитъ и Роджерсъ, и Кэмпбелль, его даровитйшіе ученики, и Гэйли, поэтъ слабый, но все же оставившій посл себя одну поэму, которой не хотлось-бы дать умереть (Triumphs of Temper), поддерживали репутацію этого чистаго, прекраснаго стиля, Краббъ, первый изъ живущихъ нын поэтовъ, почти сравнялся съ учителемъ. Затмъ явился Дарвинъ, низвергнутый одной поэмой въ Антиякобинц {The Loves of the Triangles. Любовь трехугольниковъ.}, и крусканцы, отъ Мерри до Джернингэма, уничтоженные (если ничто можетъ быть уничтожено) Джиффордомъ, послднимъ изъ настоящихъ сатириковъ.

‘Въ то-же время Гоути подарилъ васъ Wat Tyler’омъ и Іоанной д’Аркъ во славу Драмы и Эпоса. Впрочемъ, виноватъ, Вашъ Тэйлеръ тогда былъ еще въ рукописи, вмст съ Петеромъ Биллемъ {Гольдсмитъ предвосхитилъ опредленіе ‘озерной’ поэзіи, поскольку такая вещь можетъ быть формулирована: ‘джентльмэны, предлагаемая пьеса не изъ обыкновенныхъ вашихъ эпическихъ поэмъ, выходящихъ изъ печати, какъ бумажные зми лтомъ, въ ней вы не найдете вашихъ Турнусовъ и Дидонъ, это историческое описаніе природы. Я прошу васъ только попытаться настроить ваши души въ унисонъ съ моей и слушать съ тмъ же энтузіазмомъ, съ какимъ я писалъ’. Разв это не подходящее введеніе къ ‘Экскурсіи’. Оно вполн годилось бы для этой цли, не будь оно, къ несчастью, написано на хорошемъ англійскомъ язык.}. Великая революціонная трагедія предстала предъ публикой и предъ судомъ поздне. Вордсвортъ кропалъ свои лирическія баллады и высиживалъ предисловіе, за которымъ долженъ въ свое время былъ слдовать постскриптумъ, то и другое въ проз, которая должна была доставлять особенное удовольствіе любителямъ предисловій Попа и Драйдена, пожалуй не мене прославившихся красотою сисей прозы, чмъ прелестью стиха. Вордсвортъ — полная противоположность мольеровскому герою, который всю свою жизнь говорилъ прозой, самъ того не зная, онъ думаетъ, что онъ всю жизнь писалъ стихами и прозой, а между тмъ и стихи его, и прозу по совсти нельзя назвать ни прозой, ни стихами. М-ръ Кольриджъ, будущій vates, поэтъ и провидецъ изъ ‘Morning Posy’ (честь, которой добивался м-ръ Фицжеральдъ изъ Почтоваго ящика), впослдствіи предсказавшій паденіе Буонапарте, чему онъ самъ немало способствовалъ, давъ ему прозвище корсиканца, м-ръ Кольриджъ въ то время занимался проповдью осужденія Питта и опустошенія Англіи, въ двухъ томикахъ стиховъ, лучшихъ изъ всхъ, какіе онъ когда-либо написалъ, а именно: адской эклог ‘Огонь, Голодъ и Рзня’ и Од къ уходящему году.

‘Эта троица — Соути, Вордсвортъ и Кольриджъ, питала весьма понятную антипатію къ Попу, и я уважаю въ ней это, какъ единственное самобытное чувство, или принцамъ, который она ухитрилась сохранить. Но въ этомъ съ ней сошлись я т, кто ни въ чемъ другомъ съ ней не сходился: и сотрудники ‘Эдинбургскаго Обозрнія’, и вся разношерстная масса здравствующихъ англійскихъ поэтовъ, за исключеніемъ Краббе, Роджерса, Джиффорда и Кэмпбелля, которые и въ теоріи, и на практик доказали свою врность, и даже я, постыдно уклонявшійся на практик отъ указаннаго имъ пути, хотя я всей душой люблю и чту поэта Пока я, надюсь, такъ будетъ до конца моей жизни. Пусть лучше все написанное мною пойдетъ на подбивку того самаго чемодана, раскрывъ который я уже разъ, это было въ 1811 г. на Мальт, прочиталъ одиннадцатую книгу одной современной эпической поэмы, (я раскрылъ его въ отсутствіе слуги, чтобы перемнитъ блье посл пароксизма лихорадки, и на бумаг, которой онъ подбитъ, прочелъ имя мастера — Эйръ, Кокснуръ-стритъ, и тутъ же рядомъ вышеупомянутую эпическую поэму), чмъ я пожертвую поэзіей Попа, по моему твердому убжденію, имющей такое же значеніе, какъ христіанство, въ англійской поэзіи.

‘Но эдинбургскіе обозрватели и Озерные, и Гёнтъ съ его школой, и вс прочіе со своими школами, и Муръ безъ школы, и пожилые джентльмэны, которые переводятъ и подражаютъ, и юныя лэди, которыя слушаютъ и повторяютъ, баронеты, рисующіе ничего не говорящіе заглавные листки къ сочиненіямъ плохихъ поэтовъ, и благородные господа, приглашающіе ихъ на обдъ въ свои помстья, небольшая группа умныхъ людей и огромная толпа невждъ,— вс въ послднее время объединялись въ умаленіи великаго поэта, за которое краснли-бы ихъ отцы точно такъ же, какъ будутъ краснть ихъ дти. Что-же мы получили взамнъ? ‘Озерную’ школу, начавшую съ эпической поэмы, написанной въ ‘шесть недль’ (Іоанна д’Аркъ, по увренію самого автора), и закончившую балладой Питеръ Беллъ,которую авторъ сочинялъ въ теченіе двадцати лтъ, какъ онъ предупредительно докладываетъ тмъ немногимъ, кого это можетъ интересовать. Что намъ дано взамнъ? Груда пошлыхъ и неинтересныхъ романовъ, подражаніе Скотту и мн, съумвшимъ наилучшимъ образомъ использовать вашъ скверный матерьялъ и ошибочную систему. Что намъ дано взамнъ? Мадокъ — ни то, ни сё, не эпосъ и не что-либо другое, Талаба-Кегама, Гебиръ и тому подобная тарабарщина, написанная во всхъ размрахъ я невдомо на какомъ язык. Гёнтъ, достаточно даровитый, чтобы сдлать Исторію Римини такимъ-же совершенствомъ, какъ сказки Драйдена, счелъ нужнымъ пожертвовать своимъ талантомъ и вкусомъ какимъ-то непонятнымъ внушеніямъ Вордсворта, которыхъ, я увренъ, онъ самъ не съумлъ-бы растолковать. Муръ — но къ чему продолжать? — вс они, за исключеніемъ Крабба, Роджерса и Кэмабелля, которые, такъ сказать, уже дошли до мста, съ Божьей помощью, переживутъ свою славу, — для этого имъ не нужно особенной долговчности. Само собой, нужно еще сдлать исключеніе для тхъ, кому нечего терять, такъ какъ они и не стяжали славы, кром какъ въ провинціи и въ собственной семь,— и еще для Мура, этого ирландскаго Бернса, который уже не можетъ утратить своей славы.

‘Большинство перечисленныхъ мною поэтовъ съумли, однако, найти себ послдователей. Въ одной стать въ ‘Connoisseur’ говорится: ‘По наблюденіямъ французовъ, въ Англіи достаточно кота, старухи и священника для того, чтобы составить религіозную секту’. И для образованія поэтической достаточно такого-же количества животныхъ, лишь нсколько много рода. Если взять сэръ Джорджа Бьюмонта вмсто священника и м-ра Вордсворта вмсто старухи, мы будемъ имть почти полностью требуемое, боюсь только, что Соути неважно исполнитъ роль кота, онъ слишкомъ наглядно доказалъ свою принадлежность къ пород, съ которой это благородное животное особенно враждуетъ.

‘Тмъ не мене я не захожу такъ далеко, какъ Вордсвортъ въ своемъ послсловіи, утверждающій, будто ни одинъ великій поэтъ не добивался славы при жизни, въ перевод это означаетъ, что Уильяма Вордсворта современники читаютъ не такъ усердно, какъ бы ему хотлось. Утвержденіе это столь-же ложно, какъ и нелпо. Извстность Гомера обусловливается его популярностью при жизни: онъ читалъ свои стихи,— еслибъ они сразу не производили сильнаго впечатлнія на окружающихъ, кто сталъ-бы учить наизусть ‘Иліаду’ и передавать ее по преданію? Эвній Теренцій, Плантъ, Лукрецій, Горацій, Виргилій, Софоклъ, Эврипидъ, Сафо, Анакреонъ, Теокритъ, — вс великіе поэты древности приводили въ восторгъ своихъ современниковъ. Самое существованіе поэта до изобртенія печатнаго станка зависло отъ степени его популярности — и разв она вредила его будущей слав? Едва-ли. Исторія гласитъ, что лучшіе дошли до насъ. Причина ясна: чмъ популярнй былъ поэтъ, тмъ больше находилось охотниковъ списывать его рукописи, а что у его современниковъ былъ испорченъ вкусъ, эти новйшіе авторы врядъ-ли ршатся утверждать, ибо лучшіе изъ нихъ только съумли приблизиться къ древнимъ. Данте, Петрарка, Аріостъ и Тассо,— вс они были любимцами своихъ современниковъ. Поэма Данте получила широкую извстность задолго до его смерти, а посл его смерти государства спорили между собой изъ-за его останковъ и уголка земли, на которой была написана ‘Божественная Комедія’. Петрарка былъ внчанъ лаврами въ Капитоліи. Аріостъ былъ отпущенъ безъ выкупа разбойникомъ, читавшимъ его ‘Неистоваго Роланда’. Я не совтовалъ-бы м-ру Вордсворту попробовать продлать тотъ-же опытъ съ его ‘Контрабандистами’. Тассъ, несмотря на критику и нападки крускантинцовъ, еслибъ не умеръ, тоже былъ-бы внчанъ въ Капитоліи.

‘Не трудно доказать, что у единственнаго изъ современныхъ народовъ Европы, владющаго поэтической рчью, популярность не заставила себя долго ждать. Да и у насъ Шекспиръ, Спенсеръ, Джонсэнъ, Уоллеръ, Драйденъ, Конгривъ, Попъ, Юнгъ, Шенстонъ, Томсонъ, Гольдсмитъ, Грэй пользовались такой же популярностью при жизни, какъ и посл смерти. Элейя Грэя понравилась сразу и навсегда. Его Оды и теперь, какъ тогда, нравятся меньше Элегіи. Мильтону не давала прославиться его страсть къ политик. Но Эпиграмма Драйдена {Подпись подъ портретомъ Мильтона: ‘Три поэта, рожденные въ три отдльные вка’ и пр.} и успхъ его книги въ продаж, принимая во вниманіе, что въ то время читали гораздо меньше теперешняго, показываютъ, что современники умли чтить его. Я даже осмливаюсь утверждать, что ‘Потерянный рай’ въ первые четыре года посл своего выхода въ свтъ расходился въ большемъ количеств экземпляровъ, чмъ ‘Прогулка’ за такое же время, съ той разницей, что между моментами появленія этихъ книгъ прошло около полутораста лтъ, а за это время прибавилось иного тысячъ читателей. Тмъ не мене, такъ какъ м-ръ Вордсвортъ приводить въ примръ Мильтона, какъ поэта, который при жизни не добился славы, съ цлью доказать, что наши внуки будутъ читать его (Вордсворта), я ему совтую сначала опросить нашихъ бабушекъ. Но пусть онъ не огорчается: быть можетъ, онъ еще доживетъ до заката славы своихъ соперниковъ, которые будутъ забыты, какъ забыты Дарвинъ и Сьюардъ, и Гуль, и Голь, и Гойль, но паденіе ихъ не будетъ его возвышеніемъ, онъ бездарный писатель до существу и вс недостатки другихъ не могутъ выдвинуть его достоинствъ. У него можетъ быть секта, но никогда не будетъ публики, и его аудиторія всегда будетъ ‘немногочисленной’, не будучи ‘избранной’ если не подразумвать подъ этимъ кандидатуру въ Бедламъ.

‘Меня могутъ спроситъ, почему-же будучи такого дурнаго мннія о настоящемъ положенія поэзія въ Англіи, и уже съ давнихъ поръ, какъ это хорошо извстно моимъ друзьямъ, самъ владя перомъ и зная, что публика прислушивается, или по крайней мр прислушивалась къ моему голосу,— почему я самъ въ своихъ сочиненіяхъ не держался иного плана и не пытался исправить вкусъ современниковъ вмсто того, чтобы потворствовать ему. На это я отвчу, что легче замтить ошибку, чмъ итти врнымъ путемъ, я что я никогда не рассчитывалъ ‘занять (какъ Питеръ Беллъ, см. предисловіе) прочное положеніе въ литератур своей страны’. Это знаютъ вс, кто мн близокъ, и знаютъ также, какъ я былъ удивленъ временнымъ успхомъ моихъ произведеній, въ виду того, что я не льстилъ ни лицамъ, ни партіямъ и высказывалъ мннія, нераздляемыя большинствомъ читателей. Еслибъ я могъ предвидть, съ какимъ вниманіемъ отнесется во мн публика, ужъ конечно я бы усердне старался заслужить его. Но я жилъ въ дальнихъ краяхъ, за границей, или-же дома среди волненій, не благопріятствующихъ работ и размышленію, такъ что почти все написанное мною мн диктовала страсть — та или другая, но всегда страсть, ибо во мн (если только не будетъ ирландизмомъ выразиться такимъ образомъ) даже мое равнодушіе является своего рода страстью, результатомъ опыта, а не природной философіей. Писательство входитъ въ привычку, какъ кокетство у женщинъ: есть женщины, у которыхъ въ жизни не было ни единой интриги, но не иного такихъ, у которыхъ была только одна, точно такъ же есть милліоны людей, не написавшихъ ни одной книги, но не много такихъ, которые удовольствовались одной. Такъ и я, написавъ одну книгу, продолжалъ писать, безъ сомннія, ободренный успхомъ даннаго момента, но вовсе не предвидя, что этотъ успхъ будетъ прочнымъ, и даже, смю васъ уврить, врядъ ли этого желая. Но, помимо сочинительства, я въ это время длалъ и кое что другое, отнюдь не способствовавшее ни усовершенствованію моихъ произведеній, ни моему благополучію.

‘Итакъ, я публично высказалъ о поэзіи нашихъ дней свое давнишнее мнніе, которое высказывалъ всмъ, кто интересовался имъ, и еще кой-кому, кто, быть можетъ, предпочелъ-бы не слыхать его, такъ, напримръ, я недавно говорилъ Муру, что Смы вс неправы, кром Роджерса, Крабба и Кэмпбелля’. Я не старъ годами, но много пережилъ и не чувствую въ себ достаточно бодрости духа для того, чтобы попытаться создать произведеніе, которое показало-бы, что я считаю истинной поэзіей, приходится удовольствоваться изобличеніемъ недостатковъ существующей. Но я врю, что въ Англіи явятся боле молодые умы, которые, избжавъ заразы, изгнавшей всякую поэзію изъ нашей литературы, вернуть ее нашей родин такой, какой она была и еще можетъ быть.

‘А пока, лучшій способъ искупить свой грхъ это покаяніе и новыя, частыя изданія Попа и Драйдена.

‘Въ поэм ‘О человк’ (Essay on Man) вы найдете такую-же утшительную метафизику и въ десять разъ больше поэзіи, чмъ въ ‘Прогулк’. Если вы ищете страсти, гд-же вы найдете больше пылкой страсти, чмъ въ посланіи Абеляра къ Элоиз или въ ‘Паламон и Арсит’? Вамъ нуженъ вымыселъ, воображеніе. возвышенность, характеры — ищите ихъ въ ‘Краж со взломомъ’, въ Басняхъ Драйдена, въ ‘Од на день св. Цециліи’, въ ‘Авессалом и Ахитофел’. У этихъ двухъ поэтовъ вы найдете все, ради чего пришлось бы поглотить неизмрямое количество стиховъ и Богъ всть сколько современныхъ писакъ, не найдя у нихъ хотя бы заглавія одинаковаго качества съ тми, и, вдобавокъ, умъ, который у ныншнихъ писателей отсутствуетъ. Я не забылъ ни Томаса Броуна младшаго, ни Семейства Фудокь, ни Уистлькрафта, но это не умъ, это — юморъ. Не говорю уже о гармоніи стиха Попа и Драйдена въ сравненіи съ ныншними, но сейчасъ нтъ ни одного поэта (кром Роджерса, Джиффорда, Кэмпбелля и Крабба), который былъ-бы способенъ написать героическую поэму. Дло въ томъ, что красота и прелесть его стиховъ отвлекали вниманіе публики отъ ихъ другихъ достоинствъ, точно такъ же, какъ обыкновенный наблюдатель, любуясь красотой мундира, не думаетъ о качеств войскъ. Именно свойственная Попу гармонія стиха вооружила противъ него пошлость и жеманство, оттого, что у него безукоризненный стихъ, увряли, что у него только стихъ и хорошъ, оттого, что высказываемыя имъ истины такъ ясны, говорили, что у него нтъ выдумки, оттого, что онъ всегда понятенъ, принято думать, что онъ не талантливъ. Намъ съ насмшкой говорятъ, что онъ ‘поэтъ разсудка’, какъ будто съ разсудкомъ нельзя быть поэтомъ. Перелистывая страницу за страницей, я берусь найти у Попа больше строкъ, свидтельствующихъ о богатств его фантазіи чмъ у любыхъ двухъ изъ нын здравствующихъ поэтовъ. Возьмемъ наудачу примръ изъ области, не особенно благопріятствующей развитію воображенія — Сатиры, возьмемъ описаніе характера Спора со всей чудесной игрой фантазіи, которой оно изукрашено, и попробуемъ сопоставить съ нимъ такое же количество стиховъ изъ двухъ современныхъ поэтовъ, равной силы и разнообразія — гд вы ихъ найдете?

‘Приведу лишь одинъ примръ изъ многихъ въ отвтъ на несправедливое отношеніе къ памяти того, кто внесъ гармонію въ нашу поэтическую рчь. Разные клерки и другіе геніи-самородки находили боле легкимъ кривляться, подражая новымъ образцамъ, чмъ добиваться симметричности того, вкъ восхищались ихъ отцы, къ тому-же имъ общали, что новая школа возродитъ языкъ крекенъ королевы Елизаветы, настоящій англійскій языкъ, ибо-де въ царствованіе королевы Анны вс писали отвратительно.

‘Прежде блыми стихами, кром Мильтона, не писалъ никто, способный подбирать римы — разв что въ драм, теперь вс пишутъ блые стихи или такіе римованные, которые хуже блыхъ. Я знаю, что Джонсонъ, посл нкотораго колебанія, заявилъ, что онъ ‘не можетъ заставить себя пожелать, чтобы Мильтонъ писалъ римованными стихами’. Я очень цню этого истинно великаго человка, котораго нынче тоже въ мод порицать, и отношусь къ его мнніямъ съ тмъ почтеніемъ, какое современемъ и вс снова будутъ ей оказывать, но, при всей моей скромности, я не увренъ, что ‘Потерянный Рай’ не выигралъ-бы въ благородств формы, будь онъ написанъ ну, можетъ быть, не александрійскимъ стихомъ,— хотя и онъ, при умломъ употребленіи, годился бы для этой темы, но стансами Спенсера или Тасса, или же терцинами Данте, которыя такой могучій талантъ, какъ Мильтонъ, легко съумлъ бы привить къ нашему языку. ‘Времена года’ Томсона тоже были-бы красиве въ римованныхъ стихахъ, хотя все таки хуже его ‘Замка Лни’, да и ‘Іоанна д’Аркъ’ м-ра Соути не проиграла-бы отъ римъ, хотя, можетъ быть, ему пришлось бы писать ее шесть мсяцевъ вмсто шести недль. Совтую также всмъ любителямъ лирики сопоставить Оды ныншняго поэта-лаурета съ Драйденовской ‘Одой на день Цециліи’, но только пусть онъ сначала прочтетъ стихи м-ра Соути.

‘Витающимъ въ облакахъ геніямъ и вдохновеннымъ новымъ нотаріусамъ или учителямъ чистописанія нашихъ дней многое изъ сказаннаго мною покажется парадоксомъ, но двадцать лтъ тому назадъ это было труизмомъ, а еще черезъ десять будетъ снова признанной истиной. А я пока приведу въ заключеніе дв цитаты въ утху тмъ изъ старыхъ друзей-классиковъ, въ комъ сидитъ еще достаточно кэмбриджской закваски для того, чтобы считать за честь для себя, что Джонъ Драйденъ когда-то учился въ одномъ съ ними колледж, и помнитъ, что первыя въ ихъ жизни поэтическія наслажденія были имъ доставлены Твикенгэмскимъ ‘соловушкой’. Первая цитата взята изъ примчаній къ поэм: ‘Друзья’ {Друзья, поэма. Въ четырехъ книгахъ. Фрэнсиса Годжсона (1818).}.

‘Лишь въ теченіе послднихъ двадцати-тридцати лтъ были сдланы замчательныя открытія въ области критики, научившія нашихъ современныхъ версификаторовъ умалять достоинство этого сильнаго, мелодическаго и нравственнаго поэта. Послдствія такого недостаточно уважительнаго отношенія къ писателю, котораго здравый смыслъ нашихъ предковъ вознесъ на подобающую ему высоту, были многообразны и въ достаточной степени унизительны.

‘Вторая цитата взята изъ книги юноши, который учится писать стихи и начинаетъ съ того, что учитъ этому искусству другихъ. Послушайте-ка его {Въ рукописномъ примчаніи къ этому мсту статья, помченномъ 12 Ноября 1821 г., Байронъ пишетъ слдующее: ‘Около года спустя посл того, какъ это было написано, м-ръ Китсъ умеръ въ Римъ отъ разрыва кровеноснаго сосуда, послдовавшаго при чтеніи имъ статьи объ его ‘Эндиміон’ въ ‘Quarterly Review’. Я читалъ эту статью и до того, и посл и, хотя она горька, я не думаю, чтобы человку слдовало позволить ей убить себя. Но юноша не думаетъ о томъ, что неизбжно ждетъ его въ жизни, разъ онъ добивается извстности. Мое негодованіе на Китса за низкую оцнку Попа мшало мн отдать должное его собственному таланту, который, при всей фантастической франтоватости его стиля, безспорно, многое общалъ. Его отрывокъ изъ ‘Гиперіона какъ будто внушенъ титанами и такъ же великолпенъ, какъ Эсхиловскій. Смерть его — большая потеря для нашей литературы, тмъ боле, что онъ самъ передъ смертью, говорятъ, убдился, что онъ пошолъ не по врному пути, и преобразовывалъ свой стиль по наиболе классическимъ образцамъ нашего языка.}.

‘Но вы были мертвы для вещей, которыхъ вы не знали, были прикованы къ заплеснвшимъ законамъ, управлялись испорченнымъ рулемъ и неправильнымъ компасомъ, и вы учили школу {Это, по крайней мр, была ‘классическая’ школа.} болвановъ прилаживать, подбирать, обтесывать и приноравливать до тхъ поръ, пока стихи ихъ не оказывались годными. Задача была легка: подъ маской поэзіи укрывалась тысяча ремесленниковъ. Злополучная, нечестивая раса, кощунственно поносившая въ глаза великаго лирика, сама того не зная,— она несла жалкое, обветшалое знамя съ самыми пошлыми девизами и съ начертаннымъ на немъ во всю ширь именемъ нкоего Буало .

‘Нсколько ране онъ такъ характеризуетъ манеру Попа:

Ересь, вскормленная щеголеватостью и варварствомъ, заставила великаго Аполлона покраснть за эту его страну {Въ противовсъ этимъ строкамъ и всему направленію новой школы приведу наудачу нсколько выдержекъ изъ самыхъ раннихъ произведеній Попа:

‘Envy her own snakes shall feell, и т.д.

(Слдуютъ цитаты).

Я могъ бы привести тысячу подобныхъ отрывковъ, все написанныхъ Попомъ до двадцати двухъ лтъ, а между тмъ насъ увряютъ, что онъ не поэтъ и увряютъ въ такихъ строкахъ, которыя я очень прошу читателя сравнить съ этими юношескими произведеніями ‘не поэта’. Повторять-ли вопросъ Джонсона: ‘Если Попъ не поэтъ, гд-же искать поэта?’ Даже въ описательной поэзіи, низшемъ род искусства, какъ вы убдитесь при добросовстномъ изслдованіи, ему нтъ равнаго между живыми писателями.}.

‘Я полагалъ бы, что щеголеватость — результатъ утонченности но n’importe.

‘Сказаннаго достаточно, чтобы показать, какъ судятъ новйшіе пвцы англійской лиры о томъ, въ чьихъ рукахъ она звучала всего полне и звонче,и какія великія усовершенствованія они внесли своими собственными варіаціями’,

‘Написавшій это — головастикъ изъ Озеръ, юный послдователь шести или семи новыхъ школъ, гд онъ научился писать такіе стихи и выражать такія чувства. Онъ говоритъ: ‘Попу не трудно подражать’, мысленно, какъ мн кажется, добавляя: ‘да и сравняться съ нимъ тоже’. Совтую ему попробовать, прежде чмъ утверждать такъ положительно, и затмъ сравнить то, что онъ напишетъ и что уже было имъ написано раньше, съ первыми и самыми скромными произведеніями Попа, созданными имъ, когда онъ былъ еще моложе Китса, въ моментъ сочиненія этимъ послднимъ его новаго ‘Опыта о критицизм’, озаглавленнаго ‘Сонъ и Поэзія’ (зловщее названіе), откуда взяты вышеприведенныя правила. Попъ писалъ своя стихи девятнадцати лтъ, а издалъ ихъ двадцати двухъ.

‘Таковы тріумфы новыхъ школъ и таковы ихъ профессора. Учениками Попа были: Джонсонъ, Гольдсмитъ, Роджерсъ, Кэмпбелль, Крабба-Джиффордъ, Матьясъ, Гэйли и авторъ ‘Рая кокетокь’, къ которымъ можно присоединить еще Ричардса, Гебера, Рангема, Блода, Годгсона, Мериваля и другихъ, которые и добились той славы, какой заслуживали, ибо ‘призъ на бгахъ не всегда беретъ тотъ, кто бгаетъ быстро, и битву не всегда выигрываетъ сильный, и въ слав бываетъ удача и неудача, какъ во всемъ остальномъ. Теперь возьмемъ вс новыя школы, я говорю: вс, какъ ‘Легіонъ’, потому что ихъ много, назовите мн хоть одного писателя, котораго бы могъ не стыдиться его учитель, если не считать Созби, который подражалъ всмъ и порою превосходилъ своихъ учителей. Скоттъ особенно плнялъ прекрасный полъ и среди него находилъ себ много подражательницъ: и миссъ Гольфордъ, и миссъ Митфордъ, и миссъ Фрэнсисъ, но, при всемъ уваженіи къ нимъ, надо признать, что никто изъ его учениковъ и ученицъ не сдлалъ особой чести учителю, кром Гогга, пока не появились ‘Трайерменская свадьба’ и ‘Гарольдъ Безупречный’, по мннію иныхъ, обнаружившія талантъ, равный таланту Скотта, если не превосходившій его. И что же? Три-четыре года спустя оказалось, что это произведеніе самого учителя. Разв у Соути, Кольриджа или третьяго ихъ товарища были послдователи, добившіеся извстности? Уильсонъ не писалъ ничего путнаго, пока не нашелъ самого себя въ ‘Город чумы’. Былъ ли у Мура или какого-нибудь другого извстнаго писателя хоть одинъ сносный подражатель — врне ученикъ?Теперь обратите вниманіе на то, что вс почтя перечисленные мною послдователи Попа создали прекрасныя и классическія произведенія, слав его повредило въ конц концовъ не количество подражателей, но отчаянная трудность подражанія и удобство не подражать. Это именно и еще та причина, которая побудила аинянина подать голосъ за изгнаніе Аристида, ‘потому что ему надоло слышать, какъ его вс зовутъ справедливымъ’, вызвали временное изгнаніе Попа изъ литературнаго міра. Но этому изгнанію настанетъ конецъ, и чмъ скоре, тмъ лучше не для него, а дли тхъ, кто изгналъ его, и для ихъ дтей, которыя будутъ ‘краснть за своихъ отцовъ, поступавшихъ съ нимъ, какъ враги’.

‘Возвращаюсь къ автору статьи, вызвавшей вс эти возраженія, я искренно убжденъ, что это Джонъ Уильсонъ, человкъ большихъ дарованій, хорошо извстный публик, какъ авторъ Города Чумы, Острова Пальмъ и другихъ произведеній. Позволяю себ назвать его изъ той-же особаго рода любезности, которая побудила его указать на меня, какъ на автора Донъ Жуана. Что касается ‘поэтовъ Озера’, быть можетъ, онъ припомнить, что я только высказываю мнніе о нихъ, которое составилъ себ ужо давно и выразилъ въ письм къ м-ру Джемсу Гоггу, при чемъ письмо это сказанный Джемсъ Гоггъ, нсколько вопреки правиламъ литературной этики, въ 1814 году показалъ м-ру Джону Уильсону, о чемъ самъ же и сообщилъ мн въ своемъ отвтномъ письм, извиняясь тмъ, что ‘чортъ побери, я не могъ не показать’… И въ данный моментъ я не чувствую въ себ ни тни ‘зависти или ‘раздраженія’, которыя могли-бы повліять на мое хорошее, или дурное мнніе о Соути, Вордсворт, или Кольридж, какъ поэтахъ, хотя съ тхъ поръ я и узнали два-три факта, которые усилили мое презрніе къ нимъ, какъ къ людямъ. Въ отвть на брань м-ра Уильсона я предложу ему только одинъ вопросъ: разв самъ онъ никогда не сочинялъ пародіи или пародій на Псалмы Давида (какого рода — о томъ свидтель умалчиваетъ) и не плъ, не декламировалъ ихъ на веселыхъ сборищахъ эдинбургской молодежи? Это не значитъ, чтобъ я считалъ за преступленіе такого рода сочинительство — по моему, здсь все зависятъ отъ намренія. Если авторъ задумалъ выставить въ смшномъ вид святыя слова,— это грхъ, если онъ просто хотлъ написать смхотворную шутку на мірской сюжетъ, или облечь въ забавную форму нравственную истину,— грха въ томъ нтъ. Въ противномъ случа и Вра неврующихъ и многія политическія пародіи на разныя мста Св. Писанія и литургіи, въ особенности, знаменитая пародія на Молитву Господню и Франклинова великолпная парабола въ защиту терпимости, которую такъ часто принимаютъ за подлинную выдержку изъ книги Бытія,— все это было бы непростительнымъ грхомъ. Я только хотлъ-бы знать, писалъ-ли м-ръ Уильсонъ такія пародіи и, если писалъ, почему его такъ возмущаютъ подобныя же мста въ Донъ-Жуан? Ужъ будто ни одной нечестивой пародіи не появлялось въ первыхъ номерахъ Blackwood’s Magazine’а?

Заканчивая этотъ пространный отвтъ на краткую замтку, я каюсь, что сказалъ такъ много въ защиту себя лично и такъ мало о поэзіи нашихъ дней. Посл этого трудно ожидать отъ меня, чтобы я сталъ защищать Донъ-Жуана или какое нибудь другое ‘жизненное’ поэтическое произведеніе. Не стану и пытаться. И, хотя я не нахожу, чтобы м-ръ Уильсонъ въ данномъ случа отнесся ко мн съ терпимостью и уваженіемъ, надюсь, что тонъ, которымъ я говорилъ о немъ лично, покажетъ ему, что я никакой злобы противъ него не питаю, точно такъ же, какъ и онъ въ глубин души ничего противъ меня не иметъ, я въ томъ увренъ. Но долгъ редактора, все равно, что сборщика податей, выше всего и не терпитъ возраженій. Я кончилъ’.

II. **Редактору ‘British Review’ *).**

*) Въ первой, появившейся анонимно псн ‘Донъ-Жуана’ Байронъ очень оскорбительно отнесся къ редактору ‘British Review’, обвиняя его въ подкупности (стр. 232, строфы ССІХ—CCX). Издатель Робертсъ написалъ сердитое возраженіе, сущность котораго видна изъ нижеслдующаго юмористическаго отвта Байрона, напеч. подъ псевдонимомъ Клэтербэка.

‘Милйшій Робертсъ,— какъ убжденный сторонникъ англиканской церкви, не говоря уже о государств, я иногда почитывалъ ваше Обозрніе и весьма восхищался имъ, хоть и не состоялъ его подписчикомъ, такъ какъ оно немножко дорого. Но я не припомню, чтобы какой-либо изъ отдловъ особенно удивлялъ меня своимъ содержаніемъ до тхъ поръ, пока не появилось одиннадцатой статьи въ No 27 вашего журнала. Въ этой стать вы мужественно опровергаете возведенное на васъ клеветническое обвиненіе въ подкуп и продажности, которое, еслибъ ему поврила публика, могло бы не только повредить вашей репутаціи, какъ духовнаго лица и редактора, во, что еще хуже, повредить подписк на вашъ журналъ, а онъ и безъ того, какъ я съ прискорбіемъ узналъ, расходится не настолько хорошо, какъ можно было бы ожидать, при чистот (по вашему справедливому замчанію) его’ и т. д. и т д. и его стараніяхъ соблюдать благопристойность. Само по себ обвиненіе очень серьезное и высказано хотя и въ стихахъ, но съ такими удручающими подробностями, что ему вришь, пожалуй, не меньше, чмъ обыкновенно врятъ тридцати девяти статьямъ, которыя подписываютъ при производств въ первый чинъ. Это обвиненіе въ высшей степени возмутительное для сердца мужчины, ибо оно высказывается нердко, для ума государственнаго дятеля — ибо порой оно бываетъ справедливо, и для души редактора — въ силу его нравственной невозможности. Итакъ, васъ обвиняютъ, въ послдней строчк одной октавы и въ цлыхъ восьми строкахъ слдующей октавы (209-й и 210-й) первой псни ‘вредной’ поэмы, именуемой Донъ-Жуаномъ, въ томъ, что вы взяли и, что еще глупе, признались въ томъ, что взяли нкоторую сумму на восхваленіе невдомаго автора, судя по этому разсказу, извстнаго намъ, если не кому другому. Такого рода обвиненіе, притомъ же высказанное въ такой серьезной форм, можно опровергнуть только однимъ способомъ, и я твердо убжденъ, что, взяли вы или не взяли эти деньги (я лично убжденъ, что вы ихъ не брали), не худо бы ему точне обозначить: сколько, вы совершенно правы, отговариваясь полнымъ невдніемъ. Если и впредь будутъ предъявляться столь гнусныя обвиненія, притомъ освященныя торжественностью обстановки и гарантированныя правдивостью стиха ‘какъ выразился-бы членъ совта Филипсъ), что же станется съ читателемъ, донын безпредльно врившимъ не мене правдивой проз вашихъ критическихъ журналовъ? Что станется съ журналами? А если погибнутъ журналы, что станется съ редакторами? Это дло общее и вы хорошо сдлали, что начали трубить тревогу. Я самъ, въ своей скромной сфер, буду однимъ изъ вашихъ подголосковъ. Выражаясь словами трагика Листона, ‘я люблю шумъ’) а вы, повидимому, имли полное основаніе поднять бури’.

‘Возможно только возможно, хотя само собой невроятно,— что авторъ пошутилъ, но это только увеличиваетъ его преступленіе. ‘Шутка’, говоритъ пословица, ‘костей не ломитъ’, но она можетъ сломить книготорговца, а бываетъ и такъ, что изъ за шутки ломаютъ ребра. Эта шутка въ лучшемъ случа скверная шутка для автора и могла бы кончиться еще боле скверно для васъ, если бы вы въ своемъ пространномъ опроверженіи не удостоврили передъ всми, кому это вдать надлежитъ, вашей негодующей невинности и непорочной чистоты British Review. Я врю вашему слову, любезный Робертсъ, но не могу не пожелать, чтобы, въ виду жизненной важности этого случая, оно не облеклось въ боле существенную форму показанія подъ присягой, данною въ присутствіи лорда-мэра, Аткинса, который охотно принимаетъ всякаго рода показанія и, безъ сомннія, постарался бы какъ-нибудь выдвинуть это, какъ свидтельство о замыслахъ реформаторовъ поджечь Лондонъ, въ то время какъ самъ онъ замышляетъ оказать ту же услугу рк Темз.

Я увренъ, дружище, что вы не примете въ дурную сторону этихъ моихъ замчаній, высказанныхъ по дружб, столь же чистой, какъ и ваше редакторское безкорыстіе. Я всегда восхищался вами и, не зная иной формы, въ которой восхищеніе и дружба могли бы выразиться боле пріятно и полезно, чмъ въ форм добраго совта, продолжаю свои упражненія, пересыпая ихъ время отъ времени наставительными намеками на то, какъ, по моему, вамъ слдуетъ вести себя, если къ вамъ еще когда-нибудь пристанутъ съ предложеніемъ денегъ или обвинятъ васъ въ томъ, что вы взяли ихъ. Кстати, вы ничего почти не говорите о поэм, крох того, что она ‘гнусная’. Это жаль — вамъ бы слдовало хорошенько раскритиковать ее, ибо, правду сказать, не длая этого, вы до извстной степени какъ бы подтверждаете т выводы, которые недоброжелательнымъ людямъ можетъ заблагоразсудиться сдлать изъ анонимнаго завренія, такъ сильно разгнвавшаго васъ’

Вы говорите, что ни одинъ книготорговецъ не хотлъ издавать этой книги, хотя многіе опозорили себя продажей ея. Видите ли, милый другъ, хотя всмъ намъ извстно, что эти люди изъ-за денегъ способны на все, мн думается, безчестье въ данномъ случа скоре на сторон покупателей, а таковые имются, ибо книга не можетъ особенно ходко идти (какъ вы это видите по Британскому Обозрнію), если ея не покупаютъ. Затмъ вы прибавляете: ‘Что можетъ сказать о ней критикъ?’ Вотъ ужъ этого я не знаю, пока онъ во всякомъ случа говоритъ мало, и то не особенно кстати. И дале: ‘многія мста заслуживаютъ похвалы, поскольку рчь идетъ объ ихъ поэтическомъ достоинств, съ точки же зрнія нравственности, вс достойны осужденія’. Милый, добрый мой Робертсъ, мн душевно жаль васъ и вашей репутаціи, сердце мое обливается кровью, я васъ спрашиваю: разв такія слова не подходятъ подъ описаніе ‘соумышленническаго восхваленія’? — см. фарсъ Шеридана Критикъ (кстати сказать, боле забавный, чмъ вашъ собственный водевиль подъ тмъ-же заглавіемъ), дйствіе 1-е, конецъ 2-го явленія.

Поэма эта, какъ кажется, продается за сочиненіе лорда Байрона, но вы ‘считаете себя вправ предполагать, что она написана не лордомъ Байрономъ’. На какомъ же основаніи вы когда-либо предполагали обратное? Я одобряю ваше негодованіе, сочувствую ему, сержусь не меньше васъ, но, быть можетъ, это негодованіе наводятъ васъ слишкомъ далеко, когда вы утверждаете, что ‘никакое преступленіе, ни даже выпускъ въ свтъ циничныхъ и богохульныхъ поэмъ, плодовъ сознательнаго распутства и выработаннаго нечестія, не представляется ему такимъ гнуснымъ, какъ поступокъ редактора, который беретъ взятку съ автора за то, чтобы хвалить его’. Чортъ побери! Подумайте же немножко. Это ужъ слишкомъ критическое отношеніе. Съ точки зрнія и языческаго, и христіанскаго милосердія, несомннно, мене преступно хвалить ближняго за деньги, чмъ обижать его даромъ. Что же касается сравнительной невинности богохульства и цинизма въ сопоставленіи съ ‘принятіемъ дара’ редакторомъ, я только скажу, что въ устахъ редактора это звучитъ очень хорошо, но, какъ христіанину и церковнослужителю, я бы не совтовалъ вамъ вставлять такія сентенціи въ свои проповди.

Вы говорите: ‘жалкій человкъ (ибо онъ, поистин, жалокъ, имя душу, отъ которой онъ не можетъ освободиться)’. Здсь я опять таки долженъ просить васъ объяснить мн значеніе скобокъ. Мы слыхали о людяхъ ‘съ мелкой душой’, или ‘бездушныхъ’, но я никогда еще не слыхалъ о несчастіи ‘имть душу и не мочь отъ нея освободиться’. Возможно, что вы и не страдаете особенно отъ этого несчастья, ибо, повидимому, съумли избавиться отъ частицы собственной души, когда сочинили этотъ хорошенькій образчикъ краснорчія.

Но будемъ продолжать. Вы взываете къ лорду Байрону, все время предполагая въ немъ не автора, и требуете, чтобы онъ ‘со всею подобающей джентльмэну поспшностью’ опровергъ и т. д. Я слышалъ, что лордъ Байронъ въ чужихъ краяхъ, за нсколько тысячъ миль отсюда, такъ что ему трудненько будетъ поспшить исполнить ваше желаніе. Тмъ временемъ сами вы подали примръ больше торопливости, чмъ благородства, но ‘поспшишь — людей насмшишь’.

Разсмотримъ теперь, любезный Робертсъ, самое обвиненіе, мн кажется, что оно не совсмъ ясно формулировано:

Журналу ‘British’, бабушки моей

Я взятку далъ.

Помню, вскор посл выхода въ свтъ поэмы, насчетъ этого былъ разговоръ за чаемъ у поэта, м-ра С., который, помню, очень удивлялся, почему вы такъ и не дали критическаго отзыва ни объ его эпической поэм Саулъ, ни хотя бы объ одной изъ его шести трагедій, которыя не удалось поставить на сцен — въ одномъ случа, изъ-за дурного вкуса зрителей партера, а въ остальныхъ по причин жестокаго къ нимъ отвращенія главныхъ исполнителей. Жена и дочери хозяина сидли въ уголк, правя корректуру стихотвореній м-ра О., написанныхъ въ Италіи, или объ Италіи, какъ онъ выражается, и мужская часть conversazione имла возможность обмняться нсколькими замчаніями о вышеупомянутой поэм и выдержк изъ вся. Мннія раздлились. Нкоторые полагали, что намекъ относится къ Британскому Критику, другіе находили, что слова ‘журналъ моей бабушки’ надо понимать въ томъ смысл, что ‘моя бабушка’ не читала этотъ журналъ, а сама писала его, намекая тхъ, что вы, дорогой Робертсъ, старая баба, ибо, какъ говорятъ нердко: ‘Джиффордовъ Журналъ’, или ‘Обозрніе Джеффри’, вмсто Edinburgh Review и Quarterly Review, такъ и ‘Журналъ моей бабушки’ и Робертсово ‘Обозрніе’ можно понимать, какъ синонимы. Но хотя бы вашъ костюмъ {Въ подлинник игра словъ: gown — женское платье и gown — ряса, мантія.} и преклонный возрастъ, вашъ стилъ вообще и различныя выдержки изъ вашихъ писаній и придавали нкоторое правдоподобіе этой инсинуаціи, я все-таки берусь снять съ васъ всякія такого рода подозрнія и утверждаю, не призывая въ свидтели м-ссъ Робертсъ, что если васъ выберутъ когда нибудь папой, вы съ честью выдержите вс предварительныя церемонія не хуже другихъ первосвященниковъ, избиравшихся посл разршенія отъ бремени Іоанны. Это очень недобросовстно — судить о пол по сочиненіямъ, въ особенности по тому, что печатается въ British Review. Человку свойственно ошибаться неоспоримый фактъ, что многія изъ лучшихъ статей въ вашемъ журнал, приписываемыя какой-нибудь почтенной старушк, были въ дйствительности написаны вами, однако же и до сего дня есть люди, которые не замчаютъ разницы. Но вернемся къ боле неотложному.

Я согласенъ съ вами, что лордъ Байронъ не могъ быть авторомъ этой поэмы. Невозможно было бы ему прибгать къ такимъ шутливымъ вымысламъ, и не только потому, что онъ британскій поэтъ и британскій пэръ, но еще и по другой причин, о которой вы забыли упомянуть. Прежде всего у его сіятельства нтъ бабушки. Авторъ же прямо говоритъ, и въ этомъ мы можемъ ему поврить, что British — журналъ его бабушки. Если это, какъ я, надюсь, ясно доказалъ. не было просто образнымъ намекомъ на вашъ предполагаемый духовный полъ и возрастъ, дорогой мой другъ, слдовательно, вы ли это, или нтъ, почтенная лэди существуетъ. И мн тмъ легче этому поврить, что у меня у самого есть шестидесятилтняя старуха-тетка, которая всегда читала васъ, пока съ горя не заснула надъ передовой статьей послдняго номера ‘Обозрнія’, при чемъ ея очки, врой и правдой служившіе ей пятнадцать лтъ, упали и разбились о каменную ршетку, и она теперь не можетъ подобрать другихъ по глазамъ, такъ что я принужденъ былъ читать ей вслухъ. Такимъ-то манерамъ я и ознакомился съ предметомъ моего настоящаго письма и ршилъ войти съ вами въ гласную переписку.

Лорду Байрону, повидимому, сужденъ одинъ удлъ съ древнихъ Геркулесомъ, которому приписывали вс невдомо кмъ совершенныя чудеса. Такъ и лорда Байрона считали авторомъ Вампира, Паломничества въ Іерусалимъ, Къ Мертвому Морю, Смерти не буланой лошади, одъ ко Лавалетт, къ Св. Елен, къ Стран Галловъ и къ сосущему младенцу. А теперь оказывается, что онъ ничего этого я не думалъ писать. Кстати, вы говорите, что онъ знаетъ, въ какомъ дух и т. д. вы критикуете… Уврены-ли вы, что онъ все это знаетъ? Что онъ читалъ васъ, подобно моей бдной тет? Мн разсказывали, что онъ большой чудакъ, и на вашемъ мст я не ршился бы съ увренностью утверждать, что онъ прочелъ и что онъ написалъ. Стиль его я находилъ серьезнымъ и жестокимъ. Что касается присылки вамъ денегъ, я впервые слышу, что онъ такъ расплачивается со своими рецензентами, судя по нкоторымъ изъ боле раннихъ его произведеній, я бы скоре думалъ, что онъ платитъ имъ ихъ-же монетой. Притомъ-же, хотя онъ, кажется. и не особенно любятъ швырять деньгами, я бы полагалъ, что счетъ его рецензента все-таки будетъ покороче счета его портного.

Хотите, я дамъ вамъ, по моему, благоразумный совтъ? Я не собираюсь что-либо внушать вамъ, Боже избави! Но если бы, паче чаянія, завязалась такого рода переписка между вами и неизвстнымъ авторомъ, кто бы онъ ни былъ, отошлите ему назадъ его деньги, смю васъ уврить, что онъ будетъ радъ получить ихъ обратно, это не можетъ быть большая сумма, принимая во вниманіе цнность статьи и распространенность журнала, а вы слишкомъ скромны, чтобъ оцнить свою похвалу выше ея дйствительной стоимости. Не сердитесь — да я увренъ, вы и не разсердитесь на такую оцнку вашихъ способностей къ восхваленію, зато, съ другой стороны, будьте уврены, дружище, что ваше порицаніе цнится на всъ золота, причемъ на всы нужно класть не порицаніе — что жъ, это перышко! — а васъ самихъ. А потому не скупитесь, если онъ этого добивался, будьте щедры и врьте, что вы оказываете ему дружескую услугу.

Я, впрочемъ, говорю это только такъ, на всякій случай, ибо, какъ уже было сказано, я не могу поврить, чтобы вы взяли деньги за прославленіе кого бы то ни было, и еще мене вроятнымъ представляется мн, чтобы кто нибудь въ такой мр интересовался вашими похвалами, чтобы подкупитъ васъ. Вы — добрая душа, мой хилый Робертсъ, и неглупый малый, не то я заподозрилъ-бы, что вы попались въ сти, разставленныя вамъ невдомымъ проказникомъ, который, конечно, былъ бы очень счастливъ, еслибъ вы избавили его отъ труда сдлать васъ смшнымъ. Дло въ томъ, что торжественная серьезность вашей одиннадцатой статьи выставляетъ васъ еще чуточку боле нелпымъ человкомъ, чмъ вы до сихъ поръ казались, и въ то же время не приноситъ пользы, ибо если кто способенъ врить октавамъ, онъ и впредь будетъ врить, и вамъ будетъ такъ же трудно доказать свою невинность, какъ ученому Партриджу доказать, что онъ не умеръ, къ полному удовольствію читателей альманаховъ.

Какія у автора могли быть побудительныя причины ‘утверждать’ (какъ вы великолпно переводите его издвательство надъ вами), ‘со всей обстоятельностью, приличествующей наложенію фактовъ, обманно то, что представляетъ собой лишенный всякаго основанія вымыселъ’ (пожалуйста, милйшій Робертсъ, не старайтесь вы такъ говорить въ стил ‘Царя Камбиза’), этого я не знаю и сказать не могу, можетъ быть, онъ хотлъ посмяться надъ вами, но это еще не резонъ, чтобы вы благосклонно согласились насмшить и цлый свтъ. Я понимаю вашъ гнвъ,— говорю вамъ, я и самъ сердятъ, но вамъ не слдовало проявлять его такъ неистово. Ваше торжественное: ‘если кто-либо представляющій собою редактора… etc. etc. получилъ отъ лорда Б. или кого либо другого…’ напоминаетъ мн обычное вступленіе Чарли Инкльдона, когда публика приходятъ въ кабачекъ послушать его пніе и пытается уйти, не заплативъ по счету: —‘Если кто нибудь, если кто изъ васъ, если хоть одинъ человкъ…’ и т. д. и т. д.— ваше краснорчіе столь-же велерчиво. Но откуда вы взяли, что кто-либо захочетъ ‘представлять’ васъ? Кто читалъ ваши сочиненія, тому и въ голову не придетъ такая штука, да и многимъ, слышавшихъ вашу бесду, то же. Но я заразился отъ васъ многословіемъ. Все дло въ томъ, милйшій Робертсъ, что кому-то вздумалось одурачить васъ, и чего онъ не усплъ сдлать, то вы сами додлали за него.

О какой поэм и автор, котораго я не могъ разыскать (а вы?, мн сказать нечего, я имлъ дло только съ вами. Я убжденъ, что вы, подумавъ, почувствуете искреннюю признательность ко мн за это письмо, хотя я не съумлъ, какъ должно, выразить въ немъ чувства искренняго доброжелательства, восхищенія и глубокаго уваженія, съ которыми я, дорогой мой Робертсъ остаюсь искренно вамъ преданный

Уортли Клэтербэкъ.

4 Сент. 1919.

Малый Подлингтонъ.

P. S. Письмо мое слишкомъ длинно, чтобы перечесть его, а почта отходитъ. Не помню, спросилъ-ли я васъ о значеніи послднихъ вашихъ словъ: ‘подлогъ ни на чемъ неоснованнаго вымысла’. Вдь всякій подлогъ есть вымыселъ, и всякій вымыселъ — родъ подлога, не находите-ли вы, что это тавтологія? Гораздо сильне было-бы закончить просто словомъ ‘подлогь’, правда, это звучало бы очень уже грозно, какъ обвинительный актъ, не говоря уже о томъ, что это отняло бы у васъ нсколько словъ и придало-бы особое значеніе остальнымъ. Но это уже придирки къ словамъ. Прощайте-еще разъ вашъ У. К.

P. P. S. Правда-ли, что Святые возмщаютъ убытки по изданію журнала? Какъ это мило съ ихъ стороны быть такими щедрыми!.. Извините, пожалуйста, что я отнялъ у васъ столько времени, отвлекая васъ отъ стойки и отъ вашихъ кліентовъ. которыхъ, я слышалъ, столько же, сколько и читателей вашего журнала. Еще разъ вашъ У. Кл.

I.

Нсколько замчаній по поводу одной статьи въ ‘Блэквудовомъ Обозрніи’ No XXIX, Августъ, 1819 г.

ДЖ. Д. ИЗРАЭЛИ, ЭСКВ.

II.

Редактору ‘British Review’ *).

Читайте также:

**Редактору ‘British Review’ *).**