СТАРЫЙ И НОВЫЙ ЛАМАРКИЗМЪ.
СТАРЫЙ И НОВЫЙ ЛАМАРКИЗМЪ.
Н. Холодковскй.
‘Сверный Встникъ’, No 6, 1895
Старый и новый ламаркизм, Холодковский Николай Александрович, Год: 1895
Время на прочтение: 33 минут(ы)
Наука объ организмахъ — бологя — переживаетъ въ настоящее время сложный, странный и противорчивый моментъ въ своемъ развити. Усложнившись до крайности, проникнувъ въ такя тонкости организаци, которыхъ за какя нибудь двадцать лтъ тому назадъ не только не знали, но и не могли подозрвать,— она невольно привлекаетъ внимане наблюдателя и мыслителя уже самою своею запутанностью, сложностью, интересомъ самихъ фактовъ, даже помимо ихъ объясненя. ‘Mille hypothè,ses ne valent pas un fait!’ восклицаетъ одинъ изъ даровитйшихъ наблюдателей природы (Фабръ),— и онъ въ значительной степени правъ, такъ какъ гипотезы измнчивы, а врно наблюденный фактъ остается вчнымъ достоянемъ человчества. Но не мене правы и т, которые не хотятъ довольствоваться однимъ накопленемъ фактовъ, а стремятся къ обобщеню ихъ, къ установленю принциповъ, общихъ точекъ зрня, къ построеню философскаго зданя науки. Нельзя не сочувствовать, напримръ, пламеннымъ словамъ Вейсмана: ‘насколько ничтожны теори, не опирающяся на твердую почву, настолько-же малоцнны и безпорядочно нагроможденные факты. Безъ гипотезы и теори — нтъ изслдованя природы. Гипотеза и теоря,— это лотъ, которымъ мы измряемъ глубину океана неизвданныхъ явленй, чтобы но этимъ даннымъ направить дальнйшй курсъ нашего научнаго корабля. Он не даютъ намъ абсолютнаго знаня, но расширяютъ намъ кругозоръ настолько, насколько это возможно въ данный моментъ’.
И дйствительно, фактъ самъ по себ не такъ важенъ и интересенъ, какъ правильное понимане его. Солнце восходитъ съ одной стороны горизонта и заходитъ на другой его сторон,— это фактъ, но не все равно, объяснять-ли этотъ фактъ движенемъ солнца вокругъ земли, или вращенемъ земли вокругъ своей оси, и только съ тхъ поръ, какъ этому факту дано правильное толковане, извлечены изъ него и т цнныя слдствя, къ которымъ нельзя было придти при прежнемъ, неправильномъ взгляд на движене небесныхъ тлъ: Понятно, что и въ наше время пытливый умъ человческй не можетъ удовлетвориться однимъ изслдованемъ фактовъ, а ищетъ объясненя ихъ,— и при томъ объясненя по возможности не фантастическаго, а доступнаго разумню.
Борьба между ревнителями строгаго фактическаго знаня и сторонниками широкихъ философскихъ обобщенй — въ наук собственно никогда не прекращается, служа выраженемъ двухъ разныхъ типовъ научнаго мышленя, одинаково законныхъ, но бываютъ пероды, когда она чрезвычайно обостряется. Такъ, въ начал нашего истекающаго столтя натурфилософя вступила въ ожесточенную борьбу съ строго индуктивными доктринами Кювье и потерпла ршительное поражене, наступилъ долгй перодъ господства чисто-фактическаго знаня, довольствующагося лишь самыми умренными обобщенями. Появлене въ 1859 г. знаменитой книги Дарвина вновь вызвало къ жизни эволюцонную теорю, доставило прочное торжество иде всеобщаго постепеннаго органическаго развитя и повело къ цлому ряду гипотезъ и теорй, боле или мене остроумныхъ и цнныхъ, но и боле или мене рискованныхъ. Въ настоящй моментъ мы вступаемъ, какъ по всему видно, въ новый перодъ развитя научной мысли, перодъ пока еще загадочный, и находимся посреди цлой тучи противорчй. Въ то время, какъ съ одной стороны длаются энергичныя попытки проникнуть въ самыя сокровенныя тайны жизни путемъ механическаго воспроизведеня явленй, аналогичныхъ явленямъ, совершающимся въ живомъ организм,— въ то время какъ Бючли изъ масла и соли длаетъ искусственныхъ амбъ, ползающихъ и сокращающихся, какъ живыя,— въ это же самое время воскресаетъ проповдь витализма, который снова громко заявляетъ объ особой, можетъ быть, навсегда недоступной нашему изслдованю жизненной сил. Въ то время какъ дарвинизмъ — въ смысл теори естественнаго подбора — достигаетъ своего крайняго выраженя въ идеяхъ Вейсмана, считающаго естественный подборъ не только за главнйшй, но почти за исключительный факторъ органическаго развитя,— въ 4то же время все энергичне и энергичне раздаются голоса, сводяще значене естественнаго подбора къ скромнымъ размрамъ и поднимающе выше и выше знамя ламаркизма. При этомъ замчается курьезное явлене, какъ нельзя лучше обрисовывающее слабости вчно увлекающагося человческаго духа: строге фактисты, считающе и теорю естественнаго подбора, и ламарковъ принципъ за пустыя фантази, доходятъ до того, что открыто объявляютъ себя телеологами (Дришъ), а эволюцонисты, стремящеся объяснясь все механически, въ построени своихъ теорй позволяютъ себ такое обиле гипотетическихъ допущенй, что теори ихъ превращаются въ чисто философскя обобщеня. (Вейсманъ).
Главнымъ центромъ споровъ и всеобщаго вниманя является, во всякомъ случа, теоря зародышевой плазмы Вейсмана, или, врне, нкоторые вопросы первостепенной важности, поставленные ею рзко и опредленно. Теоря Вейсмана столько разъ была уже излагаема (въ томъ числ и на страницахъ ‘Свернаго Встника’), что излишне было бы излагать ее здсь еще разъ, достаточно указать лишь вышеупомянутые главные вопросы, возбужденные ею. Это, во-первыхъ, вопросъ о передач по наслдству особенностей, пробртенныхъ организмомъ въ индивидуальной жизни, во-вторыхъ — вопросъ о состав и строени наслдственной матери, которыми обусловливается самый механизмъ индивидуальнаго и племенного развитя.
Первый изъ этихъ вопросовъ поставленъ Вейсманомъ съ первыхъ же шаговъ его теори, которая развивалась и совершенствовалась постепенно съ начала восьмидесятыхъ годовъ и вылилась въ окончательную свою форму лишь въ 1892 году, въ знаменитой книг Вейсмана ‘Зародышевая плазма’. Смло провозгласивъ положене, что особенности, пробртенныя организмомъ въ его индивидуальной жизни, никогда,— разв лишь за самыми рдкими исключенями,— не передаются по наслдству, Вейсманъ сразу привлекъ общее внимане къ своей теори. До тхъ поръ считалось несомнннымъ, что образоване разновидностей и возникновене новыхъ видовъ только и возможно съ унаслдованемъ индивидуальныхъ измненй, которыя, безъ особой критики и безъ всякихъ сомннй, считались именно пробртаемыми каждымъ индивидомъ въ течене его жизни.
Поэтому идеи Вейсмана многими были встрчены съ недовремъ и даже съ раздраженемъ, какъ посягательство на одинъ изъ догматовъ теори измняемости видовъ. Посыпался градъ возражени, наперерывъ приводились въ пользу старыхъ взглядовъ всевозможные факты и доводы. Однако, Вейсманъ и его ученики чрезвычайно умло и убдительно опровергли вс кажущяся доказательства въ пользу унаслдованя пробртенныхъ особенностей. Вмст съ тмъ Вейсманъ сумлъ выяснить, что его теоря ничуть не противорчитъ иде измняемости видовъ и что она вовсе не отвергаетъ существованя многочисленныхъ, чисто индивидуально проявляющихся особенностей организмовъ: дло только въ томъ, что особенности эти лишь кажутся пробртенными даннымъ индивидомъ, въ дйствительности же он прирождены и представляютъ лишь результатъ варацй самой наслдственной матери, заключающейся въ ядр яйцевой клтки матери и въ головк живчика отцовскаго организма. Когда стали относиться къ доказательствамъ боле критически, то оказалось, что чрезвычайно трудно найти хотя-бы одинъ случай, гд индивидуальныя особенности, способныя къ передач по наслдству, были бы дйствительно и несомннно пробртенными, а не прирожденными. Вс опыты надъ искусственнымъ произведенемъ уродствъ, раненй и проч., сдланные съ цлью выяснить, не передаются ли эти, уже несомннно пробртенныя, измненя но наслдству, дали отрицательный результатъ. Недавно вышла брошюра д-ра Роде, спецально посвященная анализу литературы этого вопроса,— и въ этой брошюр авторъ приходитъ къ выводу, что мыслимо разв лишь допускать возможность наслдственной передачи напр. пробртенныхъ психическихъ заболванй, но доказать этого нельзя и скоре вроятенъ противоположный выводъ.
Важность ршеня этого вопроса очевидна. Если Вейсманъ правъ, если дйствительно индивидуально-пробртенныя свойства не передаются по наслдству,— то наши представленя о механизм измненя расъ и видовъ должны потерпть существенное измнене. Въ особенности эта перемна во взглядахъ болога должна повлять на репутацю принципа Ламарка, который, хотя неохотно, допускался все-таки, въ извстной степени, Дарвиномъ, и который многими новйшими эволюцонистами примняется весьма широко. Ламаркъ, какъ извстно, придавалъ весьма важное значене въ дл измненя видовъ условямъ жизни организмовъ и въ особенности упражненю или не упражненю органовъ. Если, соотвтственно условямъ жизни, данный органъ постоянно упражняется въ извстномъ направлени, то онъ усиливается, ростетъ, развивается именно въ этомъ направлени и, по Ламарку, такое усиленное развите органа передается по наслдству. Если, напротивъ, органъ мало или вовсе не функцонируетъ, то онъ слабетъ, уменьшается,— это ослаблене также передается по наслдству и ведетъ къ вырожденю и исчезновеню органа. Если же, согласно теори Вейсмана, индивидуальныя пробртеня не передаются потомству, то очевидно значене принципа Ламарка сводится къ нулю. Понятно теперь, почему новйше ламаркисты съ особеннымъ ожесточенемъ нападаютъ на теорю Вейсмана.
Второй изъ выдвинутыхъ Вейсманомъ вопросовъ,— вопросъ о строени наслдственной субстанци и о механизм наслдственности,— еще сложне и еще глубже затрогиваетъ установившяся теоретическя воззрня на развите организмовъ. Зародышевая плазма, заключающаяся въ ядр яйца и живчика, представляетъ собою, по Вейсману, вещество стойкое и чрезвычайно сложнаго строеня. Она состоитъ изъ невидимо мелкихъ частицъ — бофоръ (носителей жизни), которыя соединяются въ группы, образуя боле сложныя частицы — детерминанты (опредлители извстныхъ свойствъ организаци). Детерминанты, въ свою очередь, соединяются по нскольку, образуя иды, видимые уже въ микроскопъ (зерна хроматина), а иды соединяются въ иданты (отдльныя нити хроматиннаго ядернаго вещества). Одна только эта зародышевая плазма, содержащаяся преимущественно или исключительно въ половыхъ клткахъ, передаетъ свои свойства (и, въ томъ числ, свои измненя) по наслдству, вс остальныя клтки тла (соматическя клтки), какъ лишенныя зародышевой плазмы, могутъ измняться сколько угодно подъ влянемъ какихъ угодно условй,— измненя ихъ по наслдству не передадутся, такъ какъ клтки эти къ потомству не переходятъ и своихъ измненй ему, слдовательно, передать не могутъ. Всякое, даже самое мельчайшее свойство готоваго организма (напр. родимое пятно на извстномъ мст) опирается на извстную группировку детерминантъ, все развите состоитъ въ томъ, что детерминанты, группа за группой, выдляются изъ зародышевой плазмы развивающагося организма и обусловливаютъ появлене той или другой черты организаци. Если, напримръ, человкъ наклоненъ къ раннему облысню, то въ его зародышевой плазм есть особыя ‘детерминанты плшивости’ (я нарочно привожу рзкй примръ, чтобы тмъ наглядне показать, до какихъ мелочей доходитъ Вейсманъ въ объяснени наслдственности и какъ смлы бываютъ его предположеня). Такимъ образомъ все развите заране -предопредлено устройствомъ зародышевой плазмы даннаго индивида и вншня условя не могутъ оказать на это развите никакого вляня, за исключнемъ разв грубыхъ нарушенй нормы, ведущихъ къ уродствамъ. Такое воззрне на механизмъ зародышеваго развитя возвращаетъ насъ къ теори предобразованя (преформаци), которая, казалось, была окончательно уничтожена работами знаменитаго Каспара Фридриха Вольфа, появившимися еще въ конц XVIII столтя и положившими прочное основане теори эпигенеза. Теоря предобразованя господствовала нкогда почти безраздльно и находила себ ревностныхъ защитниковъ въ такихъ властителяхъ умовъ, какъ Галлеръ, одинъ изъ величайшихъ физологовъ. Эта теоря, конечно въ гораздо боле грубомъ вид, чмъ Вейсманова теоря зародышевой плазмы, предполагаетъ въ сущности тоже самое, что и послдняя, т. е. что зародышъ съ самаго начала предсуществуетъ совершенно готовый во всхъ частяхъ, которыя постепенно вырисовываются въ процесс развитя. Какъ слдстве отсюда допускалось, что въ данномъ зародыш заложены (или, врне, вложены) и зародыши всхъ будущихъ поколнй, серьезно возбуждался даже вопросъ, сколько именно зародышей было вложено въ яичники праматери рода человческаго Евы, причемъ число это опредлялось въ 200,000 миллоновъ. По Галлеру, при процесс развитя ‘ничего не появляется вновь (es giebt kein Werden): ни одна часть животнаго тла не создается прежде другой и вс он даны одновременно’. Вейсманъ, конечно, не смотритъ на дло такъ грубо-наивно, онъ не утверждаетъ, что вс части будущаго организма находятся въ яйц въ томъ же вид и взаимномъ положени, какъ во взросломъ организм, и не видны лишь потому, что он слишкомъ малы и прозрачны, какъ думали эволюцонисты школы Галлера. По теори зародышевой плазмы, напротивъ, предполагается, что бофоры и детерминанты въ яйц совершенно перетасованы и группы этихъ частицъ отнюдь не имютъ форменнаго сходства съ будущими частями организма, а только способны къ воспроизведеню изъ себя этихъ частей, тмъ не мене, вс эти бофоры и детерминанты даны съ самаго начала и, такъ-же какъ вложенные зародыши по старой преформацонной теори, заключаютъ въ себ наслде длиннаго ряда поколнй. Смло признавая сходство своей теори съ воззрнями преформистовъ, Вейсманъ, не колеблясь, утверждаетъ, что идея эпигенеза ошибочна. Здсь противъ него вооружаются уже не только ламаркисты, но и вс вообще сторонники теори эпигенеза, со-: гласно которой зародышъ не предобразованъ, а представляетъ собою вначал весьма простую и сравнительно однородную по всему его протяженю организацю, которая усложняется и разнообразится въ своихъ частяхъ весьма постепенно. Въ развити эта теоря усматриваетъ не только рядъ морфологическихъ явленй, но главнымъ образомъ сложный физологическй процессъ, разныя фазы котораго ведутъ къ проявленю тхъ или другихъ морфологическихъ особенностей въ извстномъ порядк. Короче сказать, теоря предобразованя — по существу морфологическая теоря, а теоря эпигенеза — по преимуществу физологическая.
Изъ всего изложеннаго видно, что теоря Вейсмана, сдлавшаяся уже весьма популярною и пробрвшая себ много сторонниковъ, въ значительной степени исключаетъ прямое воздйстве окружающихъ условй на строене и развите организма. Въ этомъ отношени она стоитъ въ наиболе рзкомъ противорчи именно съ воззрнями ламаркистовъ и въ настоящее время между обими школами идетъ борьба не на жизнь, а на смерть. Борьба эта должна ршить, иметъ-ли ламаркизмъ право на существоване, и вотъ почему ламаркисты длаютъ отчаянныя усиля, чтобы отстоять принципъ Ламарка, усовершенствовавъ его теорю и поставивъ ее такъ, чтобы она могла удовлетворять современнымъ требованямъ. Въ виду этого, выяснене принциповъ Ламарка и его послдователей пробртаетъ въ настоящее время особенный интересъ и послужитъ темою предлагаемаго очерка, въ которомъ я разсмотрю, въ связи съ общею исторею развитя эволюцонной теори, учене главнйшихъ сторонниковъ этихъ принциповъ,— Ламарка, Эймера и Гааке, оставивъ въ сторон сочиненя боле второстепенныхъ послдователей ламаркизма (Копъ и друге).
Жанъ-Батистъ де-Ламаркъ представляетъ, во всякомъ случа, одну изъ крупнйшихъ фигуръ въ истори эволюцоннаго ученя. Это былъ человкъ необыкновенно богатый знанями и весьма самостоятельный въ сужденяхъ, притомъ обладавшй сильною фантазею. Въ ботаник онъ былъ столь-же свдущъ, какъ и въ зоологи, и его сочинене Flore Francaise до сихъ поръ составляетъ одинъ изъ весьма важныхъ источниковъ для изученя французской флоры. Когда въ Парнас, при музе естественной истори, оказалась вакантная каедра зоологи, спецально по низшимъ животнымъ, то Ламаркъ, до того времени мало занимавшйся зоологею, быстро овладлъ этимъ предметомъ и уже черезъ годъ открылъ замчательный курсъ лекцй, въ которыхъ онъ впервые подраздлилъ животное царство на позвоночныхъ и безпозвоночныхъ и установилъ весьма хорошую для того времени систему животныхъ. Кром ботаники и зоологи, онъ занимался также, но гораздо мене удачно, химею и физикою. Въ бологи онъ выказалъ себя не только прекраснымъ наблюдателемъ и систематикомъ, но и весьма глубокимъ мыслителемъ. Такъ, между прочимъ, онъ былъ глубоко проникнутъ мыслью о могущественномъ совокупномъ дйстви малыхъ причинъ въ течене большихъ промежутковъ времени,— мыслью, которая впослдстви легла въ основу идей Ляйэлля, переродившихъ геологю, а также и въ основу теори естествейнаго подбора. ‘Для природы, говоритъ Ламаркъ, время есть ничто и не представляетъ никакихъ затрудненй, оно находится всегда въ распоряжени природы и является неограниченнымъ средствомъ къ достиженю какъ мельчайшихъ, такъ и крупнйшихъ результатовъ’. Въ настоящее время идея эта пользуется всеобщимъ признанемъ и не кажется ни странною, ни маловроятною, но во времена Ламарка, когда царила теоря громадныхъ всемрныхъ катастрофъ, перодически уничтожавшихъ все живое и быстро измнявшихъ лицо земли, въ т времена эта идея являлась необыкновенно смлою и оригинальною. Эта мысль была приложена Ламаркомъ и къ объясненю развитя органическаго мра. Въ противоположность большинству своихъ современниковъ, онъ допускалъ неограниченную, постепенную измняемость видовъ въ взаимодйстви съ измняющимися вншними условями и первый построилъ генеалогическя схемы развитя мра животныхъ не въ вид лстницы, какъ нмецке натурфилософы, а въ вид родословнаго дерева. Свои взгляды на развите органическаго мра онъ изложилъ въ замчательной книг ‘Зоологическая философя’ (Philosophie Zoologique), которая вышла въ свтъ въ 1809 году и которая является краеугольнымъ камнемъ такъ называемаго ламаркизма,
‘Зоологическая философя’ Ламарка состоитъ изъ двухъ частей. Въ первой изъ нихъ онъ разсматриваетъ общую естественную исторю животныхъ, поняте о вид, значене систематическихъ подраздленй животнаго царства, постепенное усовершенствоване организмовъ отъ низшихъ формъ къ высшимъ, вляне условй существованя на дятельность и привычки животныхъ и, въ результат этого, измнене организаци и ея частей,— наконецъ устанавливаетъ естественную классификацю животнаго царства. Вторая часть книги посвящена общимъ разсужденямъ о причинахъ жизни, о ея происхождени, о сущности организаци (о такъ называемомъ оргазм, который поддерживаетъ жизнь въ организм), о произвольномъ зарождени низшихъ организмовъ и о силахъ, дйствующихъ въ организм, также о вол, разум и его происхождени и проч.
Эта вторая часть мстами туманна, фантастична и въ настоящее время совершенно устарла, для насъ она представляетъ очень мало интереса. Первая часть, напротивъ, и до сихъ поръ сохраняетъ свое значене и всего интересне въ ней седьмая глаза, гд Ламаркъ собственно и излагаетъ т взгляды, которые легли, главнымъ образомъ, въ основу ‘ламаркизма’.
‘Мы будемъ здсь говорить не о какомъ-либо вывод разума, но о твердо установленномъ факт, который иметъ боле всеобщее значене, чмъ обыкновенно думаютъ и на который до сихъ поръ не обращали достаточнаго вниманя, безъ сомння потому, что этотъ фактъ трудно уловить. Онъ заключается въ томъ вляни, которое оказываютъ условя среды на организмъ, подвергающйся имъ. Правда, довольно давно уже было замчено вляне разныхъ состоянй нашей организаци на нашъ характеръ, наши наклонности, дйствя и даже на наши понятя, но, кажется, до сихъ поръ никто еще не усмотрлъ вляня нашихъ, дйствй и привычекъ на самую нашу организацю. Но такъ какъ эти дйствя и привычки совершенно зависятъ отъ условй, въ которыхъ мы ежедневно находимся, то я постараюсь показать, какъ велико то вляне, которое эти условя оказываютъ на общй видъ, состояне частей и даже строене организмовъ. Слдовательно, въ этой глав будетъ рчь именно объ этомъ въ высшей степени положительномъ факт’.
Такими словами начинаетъ Ламаркъ вышеупомянутую седьмую главу. Дале онъ развиваетъ эту мысль подробне. Онъ указываетъ, прежде всего, на тотъ общеизвстный фактъ, что, съ одной стороны, въ животномъ царств ясно можно усмотрть развите отъ простого къ сложному, а съ другой стороны — въ этомъ развити нтъ полной постепенности и замчается много неправильностей. Это объясняется, по мнню Ламарка, именно тмъ, что ‘состояне, въ которомъ мы встрчаемъ животныхъ, представляетъ собою съ одной стороны результатъ наростающей выработки организаци, стремящейся къ установленю правильной постепенности, а съ другой стороны это состояне есть слдстве влянй множества разнородныхъ отношенй, которыя постоянно стремились нарушить правильность въ постепенности этой выработки’. Уже одна эта мысль, по своей глубин и генальности, могла-бы сдлать теорю Ламарка безсмертною, мы увидимъ ниже, что мысль эта вошла во вс послдующя теори развитя и въ основ своей безусловно врна.
Но Ламаркъ предостерегаетъ отъ слишкомъ буквальнаго пониманя догмата, что вншня условя дйствуютъ измняющимъ образомъ на организацю животныхъ, по его мнню, условя эти вызываютъ лишь новыя потребности и привычки, а эти привычки и потребности вызываютъ уже измнене старыхъ органовъ и появлене новыхъ. Такимъ образомъ, вншня условя вляютъ не прямо, а косвенно. ‘Не органы, т. е. природа и форма частей тла животнаго, вызываютъ его привычки и присущя ему способности, а наоборотъ — его привычки, его образъ жизни и условя, въ которыхъ находились его предки, въ течене времени опредляютъ число и состояне его органовъ и его способности’. У растенй, которыя не проявляютъ активной дятельности и потому не имютъ настоящихъ привычекъ, дло происходитъ проще и пряме черезъ измненя въ питани, дыхани и вообще въ физологическихъ процессахъ.
Идею свою Ламаркъ формулируетъ въ двухъ слдующихъ законахъ:
Законъ первый. ‘Въ каждомъ животномъ, которое еще не переступило цли своего развитя, частое и постоянное упражнене даннаго органа постепенно усиливаетъ его, развиваетъ, увеличиваетъ и даетъ ему силу, соотвтствующую продолжительности упражненя, напротивъ, постоянное неупотреблене органа ослабляетъ и ухудшаетъ его, постепенно уменьшаетъ его способности и въ конц-концовъ приводитъ его къ исчезновеню’.
Законъ второй. ‘Все, что животныя пробртаютъ или утрачиваютъ вслдстве вляня условй, которымъ они подвергаются долгое время, а потому и вслдстве усиленнаго упражненя или постояннаго неупотребленя органа,— передается при размножени по наслдству потомкамъ, предполагая, что пробртенныя измненя были свойственны обоимъ поламъ, т. е. тмъ, которые произвели это потомство’.
Для подтвержденя этихъ законовъ Ламаркъ приводитъ многочисленные примры. Такъ, для доказательства уничтожающаго вляня неупотребленя органовъ онъ указываетъ на кита и муравьеда, у которыхъ, какъ у млекопитающихъ животныхъ, зубы принадлежатъ къ общему плану организаци и у кита даже существуютъ въ зародыш, но не прорзываются, очевидно, говоритъ Ламаркъ, что зубы здсь были, но исчезли ‘вслдстве привычки не жевать пищу’. Точно также у разныхъ животныхъ, живущихъ въ темнот, уменьшились или почти уничтожились глаза, напримръ, у протея (амфибя, живущая въ озерахъ подземныхъ пещеръ), у крота и проч. Блестящимъ подтвержденемъ правильности этого вывода Ламаркъ считаетъ то обстоятельство, что органъ слуха не представляетъ нигд подобнаго обратнаго развитя: онъ сохраняется всюду, гд присутстве этого органа входитъ въ планъ организаци, сохраняется потому, что звукъ проникаетъ во всякую среду и, слдовательно, о неупотреблени органа слуха не можетъ быть рчи. Какъ дальнйше примры неупотребленя органовъ, Ламаркъ приводитъ отсутстве ногъ у змй. По его мнню, эти животныя утратили свои ноги (принадлежащя къ основному плану организаци ихъ, какъ позвоночныхъ животныхъ), потому что они приняли обыкновене ползать по земл, скрываться между травами и постоянно стремились удлинять свое тло, пролзая сквозь тсныя пространства, при чемъ ноги были ненужный безполезны. Подобныя-же условя повели и въ исчезновеню крыльевъ у нкоторыхъ наскомыхъ и т. д. Что касается развивающаго вляня постояннаго упражненя органовъ въ извстномъ направлени, то Ламаркъ указываетъ на водяныхъ птицъ, которыя получили плавательную перепонку вслдстве постоянныхъ усилй растопыривать пальцы при плавани, при чемъ сильно растягивалась соединяющая пальцы кожа. Точно также и голенастыя птицы получили длинныя ноги вслдстве постоянныхъ усилй вытягивать ихъ, чтобы тло не погружалось въ воду, когда птица бродитъ по мелководнымъ мстамъ, а длинношейныя водяныя птицы (гуси, лебеди) пробрли длинную шею благодаря старанямъ удлинять ее, чтобы тмъ успшне ловить свою добычу, состоящую главнымъ образомъ изъ водныхъ животныхъ. Въ силу аналогичныхъ причинъ, у скатовъ и нкоторыхъ другихъ рыбъ, часто лежащихъ на дн, глаза сдвинуты на верхнюю сторону головы. Упражненемъ въ переваривани большихъ количествъ грубой пищи развился объемистый и сложный желудокъ жвачныхъ животныхъ и т. д.
Приведенные примры Ламаркъ считаетъ настолько доказательными, что, по его мнню, оспаривать истинность установленныхъ имъ законовъ могутъ только т, которые никогда сами не наблюдали природы въ ея проявленяхъ или люди, имюще совершенно ложную точку зрня на природу. Однако взгляды его имли у современниковъ весьма мало успха и были даже предметомъ насмшекъ, и не безъ основаня, такъ-какъ примры, процитированные нами, собственно служатъ только для иллюстраци его идеи, но не доказываютъ еще ея истинности, къ тому-же нкоторые изъ этихъ примровъ весьма грубы и не совсмъ удачны (напримръ объяснене происхожденя змй). Одинъ изъ новйшихъ излагателей ученя Ламарка справедливо говоритъ: ‘на нкоторыхъ изъ критиковъ этого ученя приведенные примры производили такое впечатлне, какъ будто-бы авторъ хотлъ сказать, что животныя пробртали т или друге органы просто по своему желаню. Его здравая философя зоологи страдала также отъ его прежнихъ, совершенно неудачныхъ химическихъ и иныхъ умозрнй. Другой важный недостатокъ Ламарка состоитъ въ томъ, что онъ совершенно увлекся мыслью, что его теоря о передач пробртенныхъ особенностей можетъ объяснить вс явленя органической природы. Онъ не видлъ, какъ его современники Эразмъ Дарвинъ и Гете, что извстныя проблемы о происхождени приспособленй остались совершенно не затронутыми и не разршенными. Будучи увренъ, что онъ открылъ великй факторъ развитя и прилагая этотъ факторъ къ органической природ, онъ былъ слпъ къ его недостаткамъ и ко всякому другому фактору, считая свой принципъ достаточнымъ для объясненя всхъ измненй въ животномъ мр. Его доказательства большею частю не индуктивны, а дедуктивны и часто онъ изыскиваетъ ихъ не для того, чтобы подкрпить свой законъ, а чтобы выставить его обязательнымъ (Осборнъ)’.
Несмотря на неудачную и мстами поверхностную мотивировку, на грубую произвольность нкоторыхъ примровъ, избранныхъ для доказательствъ, нельзя все таки не признать, что основная идея Ламарка — измняемость организма путемъ приспособленя къ измняющимся условямъ жизни — была врна. Поставивъ этотъ принципъ, онъ проложилъ дорогу къ другимъ, боле совершеннымъ теорямъ измняемости видовъ.
Не мене важна и другая идея, заключающаяся въ его теори,— идея двойственности органическаго развитя: съ одной стороны организмъ развивается правильно, подъ влянемъ присущихъ ему внутреннихъ силъ,— а съ другой стороны онъ постоянно взаимодйствуетъ съ вншними условями, нарушающими правильную постепенность развитя. Эта сторона Ламаркова ученя обыкновенно мало оцнивается или совершенно упускается изъ виду, а между тмъ она-то и есть наиболе жизненная часть его теори, и, по всмъ вроятямъ, удержится надолго, въ то время, какъ догматъ о значени упражненя или неупражненя органовъ дискредитируется все боле и боле.
Когда появилась теоря естественнаго подбора Дарвина и Уоллеса, воззрня Ламарка отошли совершенно на заднй планъ. Дарвинъ въ первыхъ изданяхъ своей книги ‘О происхождени видовъ’ хотя и при-знавалъ за принципомъ употребленя и неупотребленя органовъ нкоторое значене, но небольшое и какъ-бы неохотно, съ извстными’ скептицизмомъ. Принципъ естественнаго подбора такъ хорошо и просто объяснялъ почти вс особенности организмовъ и соотвтстве ихъ съ окружающею средою, что другя объясненя являлись побочными и почти излишними. Быстрый успхъ теори естественнаго подбора представляетъ собою явлене тмъ боле яркое, что въ промежутк между временемъ Ламарка и временемъ Дарвина теоря измняемости видовъ далеко не пользовалась популярностью и высказываться въ смысл трансформизма значило до извстной степени рисковать своимъ научнымъ кредитомъ. Ляйэлль, который своими реформами въ геологи положилъ конецъ господству Кювьеровской теори катастрофъ,— теори, боле всего мшавшей признаню непрерывности и постепенности органическаго развитя,— былъ, однако, вовсе не сторонникомъ десцендентной теори. Признавая для мра неорганическаго великую важность продолжительнаго дйствя малыхъ причинъ и суммированя мелкихъ измненй въ крупные эффекты (принципы, провозглашенные, какъ мы видли, уже Ламаркомъ), онъ не хотлъ прилагать этихъ принциповъ къ объясненю органическаго развитя, допуская для этого послдняго каке-то особые, таинственные законы. Онъ полагалъ, что ‘въ то время, какъ извстныя формы животныхъ и растенй исчезали по причинамъ, для насъ совершенно непонятнымъ, на мсто ихъ являлись другя подъ влянемъ причинъ, стоящихъ совершенно вн границъ нашего постиженя’. Самъ Дарвинъ долгое время не ршался открыто выступить съ своими эволюцонными идеями и частнымъ образомъ собиралъ мння выдающихся ученыхъ объ измняемости видовъ. Только тогда, когда Гксли, наконецъ, высказался въ благопрятномъ смысл для десцендентной теори, Дарвинъ счелъ себя въ нкоторой безопасности и писалъ: ‘теперь, какъ добрый католикъ, принявшй собороване, я могу воскликнуть: нын отпущаеши!’ Такая непопулярность эволюцонныхъ идей была, безъ сомння, слдствемъ блистательной побды, одержанной Кювье надъ натурфилософами, а также и надъ тми крайними, абсурдными увлеченями, до которыхъ доходила натурфилософя начала девятнадцатаго вка. И вотъ, съ появленемъ книги Дарвина, все быстро и радикально измнилось: преемственность видовъ, сдлалась такимъ-же догматомъ, какимъ прежде была полная обособленность видовъ. Господствующимъ факторомъ развитя признанъ былъ естественный подборъ, который, какъ сказано выше, оттснилъ на заднй планъ друге факторы эволюци. Однако, разъ десцендентная теоря вновь была возстановлена въ своихъ правахъ и пробита была широкая брешь въ несокрушимой, казалось, стн противоположныхъ воззрнй,— получили нкоторое право гражданства и взгляды Жоффруа Сентъ-Илера и Ламарка, которые считались было окончательно сданными въ архивъ.. Многе изъ послдователей Дарвина и рьяныхъ поклонниковъ теори естественнаго подбора были, въ то-же время, и ламаркистами въ гораздо большей степени, чмъ Дарвинъ. Такъ, знаменитый Геккель,— генальный популяризаторъ дарвинизма, способствовавшй его распространеню чуть-ли не боле, чмъ самъ Дарвинъ,— въ своей ‘Естественной истори твореня’ широко допускаетъ наслдственное вляне упражненя или неупражненя органовъ. Такъ, Граберъ,— одинъ изъ талантливйшихъ, популяризаторовъ энтомологи,— прямо выражается, что наскомыя ‘наползали себ ноги, накусали себ челюсти’,— т.-е., происходя отъ червеобразныхъ предковъ, пробрли новые органы путемъ усилй и упражненй въ извстномъ направлени,— и конечно, самъ Ламаркъ не могъ-бы высказать этого съ большею опредленностью, даже, такъ сказать, грубостью. Да и Дарвинъ съ теченемъ времени сталъ все боле и боле признавать значене другихъ факторовъ развитя. Такимъ образомъ принципъ Ламарка ожилъ и снова сталъ заявлять о себ.
Въ то-же время, несмотря на безпримрный успхъ теори естественнаго подбора, теоря эта нашла себ и ршительныхъ противниковъ. Здсь мы имемъ въ виду не тхъ немногихъ натуралистовъ, которые заявили себя противниками трансформизма вообще (ихъ возраженя не имли и не могли имть никакого успха),— но тхъ естествоиспытателей, которые, признавая десцендентную теорю вообще, отказываются лишь признать за естественнымъ подборомъ то значене, на которомъ настаиваютъ дарвинисты. Наиболе видными изъ такихъ оппонентовъ Дарвиновой теори явились знаменитый гистологъ и эмбрологъ Клликеръ и генальный ботаникъ и физологъ Негели. Первый изъ нихъ далъ свою теорю развитя, которую мы здсь излагать не станемъ, скажемъ только, что, по мнню Клликера, организмы развиваются, главнымъ образомъ, въ силу внутреннихъ причинъ, подъ влянемъ ‘общаго закона развитя’. Въ чемъ состоитъ этотъ общй законъ, Клликеръ не говоритъ, и вообще вся его теоря крайне неопредленна и потому не имла никакого успха. Значене естественнаго подбора онъ отрицаетъ совершенно, утверждая, что принципъ полезности не долженъ быть прилагаемъ къ объясненю бологическихъ явленй. Цнно въ теори Клликера одно: признане непрерывности органическаго развитя въ силу какихъ-то законовъ, управляющихъ живою матерею,— идея, которую высказывалъ, какъ мы видли, уже и Ламаркъ, и даже проще, ясне и опредленне, чмъ Клликеръ. Несравненно совершенне теоря идоплазмы Негели, которая такъ же, какъ и теоря Клликера, принимаетъ за главный факторъ развитя внутрення причины измненй организма, но (подобно теори Жоффруа Сентъ-Илера) допускаетъ и значительное вляне прямого воздйствя вншнихъ условй, чего всячески избгалъ Клликеръ, признававшй за вншними условями лишь самое второстепенное значене. Вполн признавая измняемость видовъ, Негеди, однако, возстаетъ противъ неопредленной, по всмъ направленямъ проявляющейся измнчивости организмовъ, каковая должна существовать по теори естественнаго подбора. ‘Если-бы измненя индивидовъ обусловливались вншними причинами, говоритъ Негели, то они могли-бы быть произвольны или безъ опредленнаго направленя. Ибо, такъ какъ эти причины не имютъ никакой связи съ большею или меньшею сложностью организаци, то он и должны производить поступательное дйстве то въ положительномъ, то въ отрицательномъ смысл. Если причины измненя не вншня, а внутрення, лежащя въ самыхъ свойствахъ вещества, то дло получаетъ другой видъ. Опредленная организаця вещества должна имть опредляющее вляне на измненя его, и это вляне можетъ выразиться лишь въ томъ, что развите идетъ все выше и выше, такъ какъ начинается оно съ самыхъ низшихъ ступеней. Это я называлъ прежде принципомъ совершенствованя, понимая подъ совершенствованемъ усложнене организаци. Этотъ принципъ механическаго свойства и есть ничто иное, какъ законъ инерци въ области органическаго развитя. Разъ эволюцонное движене началось, оно уже не можетъ остановиться и должно сохранять свое направлене. Дарвинъ, имя въ виду лишь приспособленя организмовъ, считалъ боле совершеннымъ то, что оказывается боле пригоднымъ въ борьб за существоване. Но это, очевидно, не единственный критерй, примнимый при сравнени организмовъ, въ дарвиновой односторонности не содержится вся сущность вещей, а скоре оставлена безъ вниманя лучшая половина. Есть дв категори совершенства, которыя слдуетъ, строго различать: во-первыхъ, совершенство организаци, состоящее въ сложности строеня и раздленя физологическаго труда, а во-вторыхъ — совершенство приспособленя, повторяющееся на всхъ ступеняхъ организаци и состоящее въ наиболе выгодномъ, по вншнимъ условямъ, устройств организма, соотвтственно его строеню и раздленю функцй’.
Читатель, вроятно, замтилъ, какъ явственно повторяется въ этихъ, полныхъ глубокаго значеня, словахъ Негели та самая идея двойственности органическаго развитя, которую мы отмтили въ учени Ламарка. Но у Ламарка идея эта, хотя и вполн ясно и опредленно высказана, не развита съ достаточною подробностью, Негеди же, какъ мы увидимъ, развилъ ее до тончайшихъ деталей и тмъ придалъ этой, по существу не новой, иде — силу и жизненность.
Придавая такое важное значене въ развити организмовъ внутреннимъ ихъ силамъ, Негели отводитъ естественному подбору второстепенную роль, хотя вовсе не отрицаетъ существованя этого процесса. Естественный подборъ, по мнню Негели, собственно не есть настоящй факторъ развитя, если понимать послднее въ положительномъ смысл, онъ не производитъ новыхъ формъ, а только устраняетъ т изъ старыхъ, которыя оказываются неприспособленными къ даннымъ условямъ. Такимъ образомъ значене естественнаго подбора, по Негели, только отрицательное: это контрольный процессъ, устраняющй негодное, но самъ по себ не ведущй къ боле совершенному.
Что касается причины, обусловливающей прогрессивность органическаго развитя, то для объясненя этой причины Негели строитъ теорю идоплазмы. Идоплазма — это чрезвычайно сложное по своему молекулярному строеню вещество, содержащееся во всхъ клткахъ организма и главнымъ образомъ въ клточныхъ ядрахъ. Всякй организмъ, даже всякй индивидъ иметъ свою оригинальную идоплазму, которая особенностями своего строеня опредляетъ вс особенности даннаго организма, Такъ, хотя бы напр. яйцо, изъ котораго развивается организмъ извстнаго вида (напр. собака) было совершенно сходно по вншнимъ признакамъ съ яйцомъ другого вида (напр. кошки), но въ сущности эти оба яйца настолько же различны одно отъ другого (вслдстве строеня идоплазмы), насколько оба данные вида различаются другъ отъ друга во взросломъ состояни. Идоплазма состоитъ изъ мельчайшихъ частицъ, мицеллъ (родъ органическихъ кристалловъ), которыя въ свою очередь состоятъ изъ группъ молекулъ. Вслдстве питаня и другихъ вншнихъ условй, идоплазма можетъ боле или мене измняться, но не можетъ упрощаться въ своемъ строени, а лишь усложняется вдвиганемъ новыхъ мицеллъ (образовавшихся черезъ ассимиляцю) между старыми или перемною взаимнаго расположеня мицеллъ. Измненя идоплазмы, въ какомъ бы мст тла они ни произошли, отражаются на всемъ организм (на идоплазм всхъ его клтокъ) и передаются (черезъ идоплазму половыхъ клтокъ) по наслдству.
Такова, въ самыхъ общихъ чертахъ, теоря развитя Негели, являющаяся, вмст съ тмъ, и его теорею наслдственности.
Въ ней, конечно, много гипотетичнаго и въ подробностяхъ ея не мало натянутыхъ допущенй, порою даже противорчащихъ дйствительности, но основная идея этой теори, идея основного наслдственнаго вещества — идоплазмы — настолько глубока и врна, что учене Негели представляетъ собою необходимый и весьма важный этапъ въ развити эволюцонной теори.
Подробное изложене своихъ эволюцонныхъ идей Негели далъ въ книг ‘Mechanisch-physiologische Theorie der Abstammungslehre’, вышедшей въ свтъ въ 1884 году, т. е. какъ разъ въ то время, когда создавалась и теоря Вейсмана. Читатель, вроятно, замтилъ, что между ученями Вейсмана и Негели существуетъ сходство въ томъ отношени, что об теори допускаютъ особое сложное наслдственное вещество, которое Негели называетъ идоплазмою, а Вейсманъ — зародышевою плазмою. Вейсманъ, собственно, заимствовалъ у Негели мысль объ идоплазм, но нсколько измнилъ это поняте, ограничивъ его.
Именно, идоплазма Негели свойственна всмъ клткамъ организма, а зародышевая плазма Вейсмана — только половымъ клткамъ, черезъ что Вейсманъ создаетъ рзкую противоположность между потенцально безсмертными половыми клтками и смертными (т. е. живущими только въ предлахъ индивида) соматическими клтками. Ограничене это ставитъ теорю Вейсмана въ не малое затруднене при объяснени явленй безполаго размноженя и регенераци, когда изъ соматическихъ клтокъ, безъ всякаго участя половыхъ, возрождаются новые организмы или воспроизводятся утраченныя части тла. Для объясненя этихъ явленй Вейсманъ долженъ былъ изобрсти цлый рядъ вспомогательныхъ гипотезъ, правда, чрезвычайно искусно связанныхъ съ его основною теорею, но, тмъ не мене, нагромождающихъ массу произвольныхъ допущенй. Другое важное слдстве введеннаго Вейсманомъ ограниченя понятя объ идоплазм,— это поведшй къ столькимъ спорамъ догматъ о непередаваемости индивидуально пробртенныхъ особенностей и, въ силу этого, отрицане всей той части ученя Ламарка, которая выдвигаетъ важность упражненя или неупражненя органовъ въ процесс развитя органическихъ формъ. Кром того, теоря Вейсмана рзко отличается отъ ученя Негели тмъ, что первая считаетъ естественный подборъ за главнйшй факторъ развитя, тогда какъ Негели, какъ мы видли, придаетъ ему лишь второстепенное значене. Учене Вейсмана представляетъ собою именно теорю естественнаго подбора, доведенную до крайнихъ предловъ, и вотъ почему Уоллесъ, одинъ изъ двухъ основателей теори подбора, оставшйся въ живыхъ, поступилъ вполн послдовательно, ставъ всецло на сторону Вейсмана. Уоллесъ и Вейсманъ — боле дарвинисты, чмъ самъ Дарвинъ.
Одна изъ отличительныхъ чертъ теори естественнаго подбора состоитъ въ томъ, что эта теоря не признаетъ никакой правильности въ возникновени варацй, которымъ подвержены организмы и которыя ведутъ къ возникновеню новыхъ видовъ. Откуда берутся самыя вараци, этого вопроса Дарвинъ не затрогивалъ, онъ имлъ въ виду лишь работу подбора съ готовыми варацями, какъ-бы он ни возникли. Вейсманъ объясняетъ возникновене варацй измненями зародышевой плазмы, главнымъ образомъ черезъ смшиване плазмъ при половомъ размножени. Но откуда-бы ни взялись вараци, он, по теори естественнаго подбора, возникаютъ неправильно, по всмъ направленямъ и только дале можетъ быть внесена нкоторая правильность дйствемъ подбора, накопляющаго измненя въ полезномъ для даннаго вида направлени. Это-то допущене полной неправильности возникновеня варацй и было главнымъ образомъ источникомъ обвиненй теори подбора въ томъ, что она смотритъ на всю исторю развитя организмовъ, какъ на рядъ случайностей. Случайности-ли это или нтъ,— мы здсь разбирать не станемъ, такъ-какъ самое поняте о случа и случайности весьма неопредленно, но. какъ -бы то ни было, упрекъ оппонентовъ дарвинизма здсь до извстной степени справедливъ. Не нужно быть противникомъ эволюцоннаго ученя и даже, въ частности, дарвинизма, чтобы признать, что теоря подбора не объясняетъ правильности и общей (не частной, не утилитарной) прогрессивности, наблюдаемой въ развити органическаго мра. Если допустить (а иначе мы и сдлать не можемъ), что первоначально существовали только организмы весьма простые и однообразные, то трудно себ представить, чтобы, безъ особыхъ внутреннихъ причинъ, усложнившихъ строене органической субстанци,— изъ небольшого числа почти однородныхъ формъ возникло, только черезъ борьбу за существоване, все обиле растительныхъ и животныхъ организмовъ, какое мы наблюдаемъ въ настоящее время. Еще трудне представить себ, чтобы при этомъ развите формъ происходило, несмотря на полное отсутстве правильности въ направлени варацй, въ такомъ стройномъ порядк, что формы эти образовали правильные ряды, выраженемъ которыхъ являются наши системы животныхъ и растени. Поэтому, какъ высоко мы ни цнили-бы значене естественнаго подбора, этого единственнаго принципа, при свт котораго намъ длается понятна цлесообразность въ устройств животныхъ и растенй,— мы не можемъ не признать, что теоря подбора недостаточна въ смысл единственнаго, исключительнаго принципа для объясненя органическаго развитя: она объясняетъ многое, но не все и далеко не все. Это признается въ настоящее время всми, кром Вейсмана и его исключительныхъ сторонниковъ, и, конечно, самъ Дарвинъ въ большей степени, чмъ вейсманисты, видлъ недостаточность своей теори для полнаго объясненя органическаго развитя. Въ виду всего этого, какъ нельзя боле законна оппозиця, которую встртила теоря Вейсмана со стороны новйшихъ ламаркистовъ, настойчиво указывающихъ именно на ту правильность въ филогени организмовъ, которой не хотятъ знать продолжатели Дарвинова ученя. Ламаркисты съ полнымъ правомъ настаиваютъ на вроятности предположеня, что вараци организмовъ совершаются не безразлично во всхъ размрахъ и направленяхъ, а лишь въ извстныхъ предлахъ и по опредленнымъ направленямъ: организмъ или группа организмовъ (отрядъ, классъ) обнаруживаютъ какъ-бы тенденцю измняться именно въ ту или другую сторону, и такое направлене варацй удерживается боле или мене долгое время (напр., въ течене извстной геологической эпохи), служа выраженемъ какого-то внутренняго закона, вляющаго на филогенетическое развите. Эта сторона ламаркизма наиболе солидна и наиболе иметъ шансовъ удержаться въ наук, такъ-какъ она отдаетъ должное давно уже подмченному и все боле и боле выступающему на первый планъ принципу, который Вошелъ, между прочимъ, въ вид ученя объ идоплазм въ эволюцонную теорю Негели. Но въ ламаркизм есть, какъ мы уже знаемъ, и другая сторона, а именно учене объ унаслдовани пробртенныхъ особенностей, главнымъ образомъ путемъ упражненя или неупражненя органовъ. Съ этой стороны ламаркизмъ еще боле задвается теорею Вейсмана, на этой почв главнымъ образомъ и ведется борьба между вейсманизмомъ и ламаркизмомъ, и надо сознаться, что съ этой стороны ламаркизмъ гораздо слабе, чмъ съ первой.
Наиболе выдающимися изъ современныхъ ламаркистовъ являются, какъ уже сказано выше, нмецке ученые Эймеръ и Гааке. Первый обнародовалъ свои взгляды на развите мра животныхъ въ 1888 году въ своей книг ‘О происхождени видовъ путемъ унаслдованя пробртенныхъ свойствъ по законамъ органическаго роста’, а второй недавно (въ 1893 г.) выпустилъ въ свтъ два сочиненя,— одно, предназначенное для спецалистовъ, ‘Развите формъ и наслдственность’, а другое популярное — ‘Создане мра животныхъ’,— устанавливающя, между прочимъ, новую теорю наслдственности въ дух Ламарка.
Докторъ Эймеръ (профессоръ зоологи въ Тюбинген) пробрлъ себ почетную извстность цлымъ рядомъ интересныхъ работъ въ разныхъ областяхъ зоологи. Между прочимъ, онъ посвятилъ много времени и труда изученю окраски животныхъ въ ея филогенетическомъ развити. Первымъ объектомъ его изслдованя въ этомъ направлени была стнная ящерица (Lacerta muralis), встрчающаяся на скалахъ по прибрежью Средиземнаго моря. Ящерица эта образуетъ множество видоизмненй: есть особи одноцвтныя, пятнистыя, полосатыя и т. д., и разныя вараци считались за отдльные виды (Lacerta striata, maculata, coerulea и проч.). Эймеру удалось выяснить, что вс эти формы окраски могутъ быть сведены къ общей исходной форм, а именно къ продольной полосатости. Если полосы распадаются на части, то является пятнистая окраска, если пятна сливаются въ поперечные ряды, то окраска превращается въ поперечную полосатость, если, наконецъ, пятна или полосы исчезаютъ, сливаясь съ общимъ фономъ, то получается одноцвтная окраска — самая новая изъ всхъ, тогда какъ продольная полосатость — самый древнй видъ окраски. Замчательно, что эта законность въ смн одной окраски другою наблюдается и въ течене индивидуальнаго развитя: дтеныши часто бываютъ полосаты или пятнисты, тогда какъ взрослыя формы соотвтственныхъ видовъ одноцвтны. Если окраска различна у обоихъ половъ, то самецъ оказывается прогрессивне самки: онъ дальше идетъ въ измненяхъ своего цвта, тогда какъ самка остается ближе къ древнему типу, это явлене Эймеръ обобщаетъ подъ именемъ закона мужского перевса (mnnliche Prponderanz). Другой общй законъ, отмченный Эймеромъ, названный имъ закономъ волнообразнаго распространеня — Ondnlationsgesetz — и состоитъ въ томъ, что измненя въ окраск наступаютъ прежде всего на заднемъ конц тла и постепенно передвигаются къ переднему, такъ что на голов, напр., дольше всего удерживаются остатки первоначальной окраски. Что относится къ стнной ящериц, то же самое примнимо и къ другимъ животнымъ, какъ позвоночнымъ, такъ и къ безпозвоночнымъ. Хорошй примръ разныхъ типовъ окраски представляютъ хищныя млекопитающя: у виверръ (самыхъ древнихъ изъ нихъ) боле всего сохраняется продольная полосатость, ягуары и леопарды пятнисты, тигръ поперечнополосатъ, а левъ одноцвтенъ,— дтеныши-же льва имютъ поперечныя полоски и пятна. Наша домашняя кошка часто иметъ слды поперечной полосатости на бокахъ, а на лбу у нея бываютъ черныя продольныя полоски. Другой интересный примръ типовъ окраски представляютъ дикя лошади: зебра вся поперечнополосата, у дау (Бурчеллева лошадь) ноги не имютъ полосъ, а у квагги полосы находятся только на голов и ше. Законность въ перемн типовъ окраски при образовани варацй очевидна, и эта-то законность, повидимому, и навела Эймера на мысль о новой теори измненя видовъ, такъ-какъ найденные имъ законы оказывались несовмстимыми съ дарвинистическимъ допущенемъ безграничной измнчивости по всмъ направленямъ. Теорю эту онъ называлъ теорею органическаго роста. ‘По моему мнню, говоритъ Эймеръ, физико-химическя измненя, которымъ организмъ подвергается въ своей жизни подъ влянемъ окружающей среды (вляне свта или темноты, тепла или холода, воздуха, воды, влажности, пищи и проч.),— эти измненя, передаваемыя по наслдству, представляютъ собою первйшя средства для созданя разнообразя въ органическомъ мр и для возникновеня видовъ. Изъ этого матерала борьба за существоване длаетъ свой выборъ. Вс эти измненя можно охарактеризовать просто какъ ростъ: подобно тому, какъ растутъ индивиды, выросъ изъ простыхъ зачатковъ и весь мръ органическихъ формъ… Какъ въ неорганической природ изъ разныхъ растворовъ осаждаются разные кристаллы, какъ даже простой толчокъ можетъ повести къ диморфной кристаллизаци,— такъ же точно въ течене вковъ какъ-бы выкристаллизовались различныя органическя формы изъ первоначально однородной массы… И именно потому, что органическое развите основывается на физико-химическихъ измненяхъ, оно иметъ ту же опредленность, какъ и формы неорганическихъ кристалловъ, и при всякомъ новообразовани оно можетъ пойти только по опредленнымъ направленямъ. Если новыя свойства, которыя могутъ быть сведены къ простому измненю роста, прочно остаются въ какой-нибудь групп организмовъ, передаваясь все дале и дале по наслдству, и если эта группа такъ или иначе утратила связь съ родственными формами, при чемъ переходныя формы исчезли, то мы имемъ дло съ видами’. Такимъ образомъ, Эймеръ разсматриваетъ весь органическй мръ какъ одно огромное цлое, постоянно растущее и измняющееся во всхъ своихъ частяхъ подъ влянемъ вншнихъ условй. Вслдстве этого и на индивидуальный ростъ онъ смотритъ, какъ на ‘короткое и быстрое повторене всей суммы влянй, испытанныхъ плазмою предковъ въ течене вковъ’. Особенности видовъ Эймеръ объясняетъ частью внезапными измненями направленй развитя (скачки развитя), частью-же задержанемъ органическаго роста нкоторыхъ формъ на извстной стади, въ то время, когда родственныя формы продолжаютъ прогрессировать (законъ генэпистаза).
Развивая въ своей теори органическаго роста первую половину ученя Ламарка (учене о правильности въ направленяхъ органическаго развитя), Эймеръ всецло принимаетъ и вторую его половину — гипотезу о значени употребленя и неупотребленя органовъ. Пробртенныя въ индивидуальной жизни особенности, по мнню Эймера, совершенно способны передаваться по наслдству.
Ламаркъ, какъ мы видли, былъ твердо убжденъ въ врности своей теори и выражался о ней весьма самоувренно. Онъ прямо говоритъ, что считаетъ свои выводы не за гипотезу, а за ‘твердо установленный фактъ, на который потому только не обращали вниманя, что его трудно уловить’. Съ такою-же самоувренностью выражается и Эймеръ о своей теори ‘органическаго роста’. Въ сочинени своемъ ‘объ образовани видовъ и о сродств у бабочекъ’, составляющемъ продолжене ‘Происхожденя видовъ’ и служащемъ для детальной иллюстраци теори органическаго роста на удобныхъ примрахъ, Эймеръ говоритъ: ‘Кто только узнаетъ эти факты, тотъ не будетъ въ состояни усомниться, что моя теоря происхожденя видовъ покоится на совершенно прочныхъ основаняхъ. Факты эти такого рода, что даже т ученые, которые до сихъ поръ держались совсмъ иныхъ воззрнй и сжились съ ними,— не могутъ отрицать ихъ значеня, хотя именно эти люди часто всего ожесточенне противятся всему новому’.
Къ сожалню, самоувренность эта не только не встртила оправданя себ на дл (теоря Эймера не имла успха и вообще мало была замчена),— но не оправдывается и самымъ содержанемъ теори органическаго роста. Никто не отрицаетъ интереса и важности спецальныхъ изслдованй Эймера, подавшихъ ему поводъ къ созданю новой теори происхожденя видовъ, много найдется также сторонниковъ идеи о существовани опредленныхъ направленй въ органическомъ развити вообще. Но, при всемъ томъ, самая теоря Эймера такъ мало разработана, мало выяснена и вслдстве этого такъ слаба, что ее едва-ли кто-либо, кром разв небольшого кружка учениковъ и поклонниковъ, можетъ счесть за серьезную теорю. Изъ приведенныхъ выписокъ читатель самъ могъ убдиться, насколько туманна и неопредленна ‘теоря органическаго роста’: это, собственно, даже вовсе не теоря, а простое описане факта въ общихъ и неясныхъ выраженяхъ. Что мръ растенй и животныхъ развивается и растетъ, такъ или иначе взаимодйствуя съ вншними условями,— въ этомъ никто не сомнвается, но сказать это — не значитъ еще дать теорю органическаго развитя. Теоря должна объяснить, въ чемъ состоитъ этотъ ростъ и почему онъ иметъ опредленныя направленя, а у Эймера мы не находимъ даже и попытки такого объясненя. Въ особенности слабою и наивною кажется теоря Эймера, если сравнить ее съ ученемъ Негели или Вейсмана. Теоря идоплазмы, такъ-же какъ и теоря зародышевой плазмы, правда, весьма сложны, гипотетичны и длаютъ много произвольныхъ допущенй, однако, въ нихъ весь ходъ мысли такъ ясенъ, все такъ глубоко и многосторонне продумано, вс части такъ искусно связаны между собою,— что умъ читателя невольно подкупается въ пользу этихъ стройныхъ логическихъ системъ. У Эймера гипотезъ гораздо меньше, но зато и объясненя никакого нтъ. Вообще можно сказать, что Эймеръ только повторилъ старое учене Ламарка, теоретически не прибавивъ къ нему почти ничего, ибо законность измненй окраски, подмченная Эймеромъ, представляетъ собою только эмпирическй выводъ, оставляющй причины разсматриваемаго явленя совершенно необъясненными. Что касается спецально вопроса о передач по наслдству пробртенныхъ особенностей, то Эймеръ приводитъ въ доказательство этой передачи рядъ примровъ, но примры эти частью не новы, частью не доказательны и вполн объяснимы съ точки зрня теори Вейсмана, несогласимой съ ламаркизмомъ.
Не мудрено, посл того, что книга Эймера не оказала ламаркизму сколько-нибудь существенной поддержки. Въ защиту Ламаркова ученя выступилъ, однако, Гааке,— извстный нмецкй ученый, долго жившй въ Австрали и открывшй, одновременно съ Кальдвеллемъ, фактъ откладки яицъ однопроходными млекопитающими (утконосъ, ехидна). Признавая, какъ и Эймеръ, существоване опредленныхъ направленй въ развити и передачу по наслдству пробртенныхъ особенностей, Гааке строитъ, для объясненя этихъ явленй, особую гипотезу,— гипотезу геммарй, которая въ значительной степени напоминаетъ теорю идоплазмы Негели. Сверхъ того, онъ вноситъ въ теорю развитя новый элементъ, факты зоогеографи, на которые до тхъ поръ обращалось мало вниманя, а также пользуется въ интересахъ своей теори новйшими завоеванями ученя о клтк, чего не длали предшествующе ламаркисты.
Чтобы наглядно пояснить развите организмовъ, Гааке въ своей популярной книг ‘Создане мра животныхъ’ разсматриваетъ филогенетическое развите млекопитающихъ. Онъ указываетъ на постоянное стремлене животныхъ этого класса къ достиженю боле крупнаго роста: во всхъ отрядахъ наиболе развитыя формы обыкновенно и наиболе рослы. Такъ, человкообразныя обезьяны — самыя крупныя изъ отряда приматовъ, ниже ихъ стоящя собакоголовыя обезьяны (паваны) уже не достигаютъ такихъ крупныхъ размровъ, какъ напримръ горилла или орангутангъ, а еще ниже стоящя обезьяны новаго свта — еще меньше ростомъ, наконецъ, игрунки, самыя низшя изъ обезьянъ, въ то-же время и самыя мелкя. Мельчайшя изъ млекопитающихъ вообще принадлежатъ къ низшимъ отрядамъ: наскомояднымъ, грызунамъ, полуобезьянамъ, сумчатымъ и птицезврямъ. Параллельно съ стремленемъ къ увеличеню роста выражается тенденця къ укороченю хвоста: самыя длиннохвостыя формы принадлежатъ къ низшимъ членамъ отрядовъ, самыя короткохвостыя или безхвостыя — къ высшимъ. Число пальцевъ вообще обнаруживаетъ стремлене къ сокращеню, при чемъ большой палецъ уменьшается или исчезаетъ прежде другихъ. Также стремится къ сокращеню и число зубовъ, и т. д. Вообще въ развити органовъ въ предлахъ даннаго класса или отряда можно замтить правильность и единство основного направленя. Для объясненя этой правильности, а также и другихъ явленй развитя, Гааке предлагаетъ свою гипотезу строеня органической матери. Важнйшею частью животной клтки онъ считаетъ не ядро (какъ Вейсманъ и Herein), а протоплазму я ея центральный органъ — центрозому (особое тльце, лежащее обыкновенно вблизи ядра), ядро-же, по мнню Гааке, есть лишь органъ обмна веществъ въ клтк. Протоплазма состоитъ изъ гипотетическихъ сложныхъ частицъ — геммарй, а каждая геммаря слагается изъ геммъ, геммы-же состоятъ изъ группъ молекулъ. Геммамъ Гааке приписываетъ форму ромбическихъ призмъ, которыя, слагаясь основными или боковыми плоскостями, могутъ образовать ромбическе столбы. Каждая геммаря слагается изъ такихъ именно ромбическихъ столбовъ, при чемъ число и расположене этихъ столбовъ обусловливаетъ различный видъ геммарй — разную форму ихъ поперечнаго разрза. Эта-же разница въ строени геммарй обусловливаетъ и различную крпость ихъ строеня: у однихъ существъ геммы плотно связаны между собою, у другихъ — боле или мене рыхло. Во всякомъ случа, вс геммы и геммарй одного организма имютъ одинъ типъ строеня и этотъ типъ обусловливаетъ собою вс черты данной организаци. Однако, вляне вншнихъ условй (въ томъ числ и упражненя или неупражненя органовъ) можетъ измнять строене геммарй (черезъ передвижене геммъ внутри ихъ) и всякое такое измнене, въ какомъ-бы мст тла оно ни произошло, передается геммарямъ всего вда, всхъ клтокъ, въ томъ числ и половыхъ. Вслдстве этого пробртенныя особенности не только могутъ, но обязательно должны передаваться по наслдству. Чмъ рыхле связь геммъ въ геммаряхъ, тмъ легче измняется ихъ строене, и наоборотъ. Слишкомъ рыхлое строене геммарй ведетъ къ неустойчивости всей организаци, къ излишней уступчивости ея по отношеню къ вншнимъ влянямъ, поэтому плотность строеня геммарй составляетъ выгодное услове въ борьб за существоване и между организмами, живущими въ извстной области, происходитъ подборъ этой плотности. Такимъ образомъ, въ противоположность теори Вейсмана, допускающей мозаичное разнообразе зачатковъ, дающихъ начало разнымъ частямъ сложнаго организма, теоря геммарй допускаетъ монотонное строене основной органической матери по всему протяженю организма. Въ этомъ отношени она сходна съ теорею идоплазмы Негели и отличается отъ нея лишь тмъ, что Гааке принимаетъ для геммъ однообразную правильную геометрическую форму, тогда какъ Негели не требуетъ этого для своихъ мицеллъ. Въ толковани самыхъ процессовъ развитя, однако, Гааке сильно расходится съ Негели, придавая гораздо большее, чмъ послднй, значене дйствю вншнихъ условй. Вс измненя въ направлени развитя происходятъ, по Гааке, именно вслдстве сдвиганя геммъ въ силу вншнихъ влянй, тогда какъ Негели за главную причину этихъ измненй принимаетъ внутрення преобразованя идоплазмы вслдстве ея питаня и роста, а вншнимъ влянямъ отводитъ лишь второстепенную роль. Въ то-же время Гааке въ несравненно большей степени, чмъ Негели, признаетъ значене естественнаго подбора, хотя и отрекается отъ ‘правоврнаго дарвинизма’. Онъ различаетъ дв главныхъ категори подбора: конституцонный и дотацонный подборъ. Первый состоитъ въ переживани тхъ особей, которыя имютъ боле сильную, боле прочную конституцю организма, чмъ прочя особи даннаго вида, напримръ, легче переносятъ измненя климата, болзни, голодъ и проч. Этотъ подборъ дйствуетъ какъ между индивидами одного вида, такъ и между разными видами, подборъ-же дотацонный состоитъ въ переживани особей, одаренныхъ лучшимъ развитемъ какого-либо одного органа или группы органовъ, напр. крыльевъ, зубовъ и т. д., этотъ подборъ между индивидами одного вида не можетъ, по мнню Гааке, имть никакого дйствя вслдстве незначительности индивидуальныхъ различй, но между расами и видами онъ ведетъ къ возникновеню новыхъ видовъ. ‘Для того-же, чтобы возникъ расовый подборъ, нужно, чтобы расы возникли инымъ путемъ, чмъ путемъ дотацоннаго подбора’, т.-е. путемъ закрпленя наслдственныхъ варацй помимо подбора. Эти вараци возникаютъ именно вслдстве измненй въ строени гемнарй подъ влянемъ вншнихъ условй,— вслдстве подбора плотности геммарй (Gefgezuchtwahl). Положене это Гааке старается подтвердить фактами зоогеографи. Онъ указываетъ, напримръ, на то, что главнымъ центромъ происхожденя разныхъ видовъ животныхъ были большя скопленя суши въ сверномъ полушари: отсюда животныя распространились мало-по-малу къ югу. Возникающя на свер расы могли широко распространяться во вс стороны, встрчая все новыя и новыя условя, при чемъ происходитъ оживленный расовый подборъ. Чмъ дале къ югу, тмъ этотъ подборъ былъ слабе и тмъ рыхле было строене геммарй. ‘Громадныя массы суши на свер представляли гораздо большую возможность частныхъ перемнъ, чмъ меньшя пространства южной суши. Измненя въ строени земли каждый разъ оказывали свое дйстве и на животныхъ: послдня получали на свер все новые и новые толчки извн, измнявше строене геммарй, длая его то боле плотнымъ, то, пожалуй, иногда и боле рыхлымъ, чмъ у сверныхъ. Поэтому преобразоване органовъ путемъ односторонней дятельности на юг могло произойти гораздо легче, чмъ на свер. Могли возникнуть вс т одностороння черты устройства, т точныя приспособленя къ опредленному образу жизни, которыя мы такъ часто встрчаемъ у южныхъ животныхъ. Хватательный хвостъ плосконосыхъ обезьянъ, недоразвитой указательный палецъ лорисовъ, клювъ и длинный языкъ ехидны,— обязаны своимъ происхожденемъ одностороннему приспособленю вслдстве упражненя или неупражненя тхъ или другихъ органовъ и унаслдованя получившихся въ нихъ измненй, которое должно было наступить тмъ легче, что подборъ плотности геммарй на юг противодйствовалъ одностороннему приспособленю гораздо слабе, чмъ на свер’.
Чтобы закончить характеристику воззрнй Гааке, остается еще упомянуть, что онъ въ значительной мр принимаетъ учене Морица Вагнера о важности изолированя разновидностей для образованя новыхъ видовъ, а также является ожесточеннымъ противникомъ преформизма, воскрешеннаго Вейсманомъ. Nulla est praeformatio! таковъ девизъ, стоящй на заглавной страниц книги Гааке ‘Gestaltung und Vererbung’. Отрицане прообразованя и приняте принципа эпигенеза, разумется, обязательны для теори, которая, какъ теоря геммарй, принимаетъ однообразное строене основной органической матери по всему тлу.
Переходя къ оцнк теори Гааке, слдуетъ сказать, что она впервые является детально разработанною, законченною теорею въ дух Ламарка, и гораздо совершенне, чмъ, напр., теоря Эймера. Гааке утверждаетъ, что его теоря геммарй объясняетъ ршительно все: и возникновене варацй, и передачу пробртенныхъ особенностей, и зависимость образованя видовъ отъ географическаго распространеня животныхъ, и т. д. Такъ-ли это, однако?
Прежде всего, невольно бросается въ глаза произвольность предположеня опредленной ромбической формы геммъ. Почему именно геммы должны быть ромбическими призмами, а не трехгранными, не шести, угольными и проч.? Почему он вообще должны имть опредленную геометрическую форму? А между тмъ, Гааке въ допущени этой геометрической формы видитъ важное преимущество своей теори передъ теорею идоплазмы Негели и говоритъ, что Негели, не длая такого допущеня, ‘тмъ самымъ отказался отъ боле глубокаго познаня органическаго развитя’. Повидимому, геометрическая форма геммъ и геммарй нужна ему для объясненя варацй черезъ сдвигане геммъ при дйстви вншнихъ влянй. Но вдь и Негели, безъ допущеня этой геометрической правильности, считалъ все-таки возможною перестановку мицеллъ въ силу вншнихъ воздйствй, только считалъ это явленемъ боле второстепеннымъ, прниципально-же въ этомъ отношени теоря геммарй и теоря идоплазмы между собою не разнятся, а слдовательно, и нтъ необходимости придавать геммамъ опредленное геометрическое строене. Итакъ, гипотеза ромбической формы геммъ является вполн фантастическою и не необходимою.
Что касается до того, будто-бы теоря геммарй легко и свободно объясняетъ вс черты органическаго развитя, то доказательства, приводимыя Гааке въ пользу этого положеня, оставляютъ желать весьма многаго. Допустимъ, что органическая матеря иметъ геммарное строене и что строене это можетъ измняться вслдстве вншнихъ условй, вслдстве упражненя органовъ и т. д., но почему-же организмы, получивше въ наслдство измненныя геммарй, разовьютъ именно на соотвтственныхъ мстахъ какъ разъ т индивидуальныя измненя, которыя у родичей ихъ повели къ перемн строеня геммарй? Почему, если напр., отъ треня образуется мозоль на пальц, то у потомковъ даннаго организма должна развиться мозоль на томъ-же пальц? Логической связи тутъ никакой не видно, хотя-бы мозоль и натиралась на пальц втечене длинныхъ рядовъ поколнй. Что вншня условя могутъ иногда наслдственно измнять характеръ зародышевой плазмы, это признаетъ и Вейсманъ, напр. въ томъ случа, если эти условя дйствуютъ не только на соматическя, но и на половыя клтки, но Вейсманъ утверждаетъ, что эти наслдственныя измненя по характеру своему могутъ вовсе не отвчать характеру вншняго раздраженя: плазма измнится, а какими особенностями выразятся эти измненя въ строени унаслдовавшаго ихъ организма,— напередъ сказать нельзя. И теоря геммарй ничего въ этомъ отношени не прибавляетъ и не разъясняетъ.
Равнымъ образомъ не приводитъ Гааке и вообще достаточныхъ фактическихъ доказательствъ въ пользу наслдственной передачи пробртенныхъ особенностей. Въ его книг ‘Gestaltung und Vererbung’ есть особый параграфъ, посвященный доказательствамъ этой передачи. Что-же мы находимъ въ этомъ параграф?.. ‘Эти факты многочисленны, какъ песокъ морской, говоритъ Гааке: везд, гд мы находимъ хоть маленькй самодятельный органъ, имющй черезъ свои активныя отправленя значене для организма,— мы имемъ дло съ пробртенемъ, которое укрпилось наслдственностю въ род генерацй, сохранилось и усовершенствовалось вслдстве постояннаго упражненя… Только обладане пробртенными свойствами длаетъ организмъ организмомъ… И такъ т, которые думаютъ, что надо искать доказательствъ наслдственности пробртенныхъ свойствъ, наврное находятся въ заблуждени… Я отлично знаю, что многе естествоиспытатели спросятъ, гд-же у меня ‘экспериментальное’ доказательство этого ‘утвержденя’. Я отвчу имъ, что весь органическй мръ есть результатъ громаднаго опыта съ наслдственностью, поставленнаго природою. Требовать отъ природы, чтобы она свои опыты подбора устраивала такъ, чтобы ихъ легко было снова продлать вчно сомнвающимся кабинетнымъ ученымъ,— это, по моему, выходитъ за границы разумныхъ требованй’. Дале, обсуждая опыты Вейсмана надъ искусственнымъ произведенемъ уродствъ у мышей, произведенные съ цлью выяснить, не передадутся-ли эти уродства, постоянно возобновляемыя въ ряд поколнй, по наслдству и давше отрицательный результатъ, Гааке отвергаетъ всякое значене этихъ опытовъ и говоритъ: ‘На что природа потратила, вроятно, миллоны лтъ, то самое надются въ Зоологическомъ Институт Фрейбурга сдлать втечене директорства одного профессора — преформиста, и когда это не удатся, то попросту отрицаютъ передачи по наслдству пробртенныхъ свойствъ!’ Все это прекрасно и очень можетъ быть, что указанные опыты Вейсмана не имютъ большого значеня,— однако Гааке все таки довольствуется общими разсужденями и не приводитъ фактовъ наслдственной передачи уродствъ или другихъ индивидуально пробртенныхъ особенностей, исключая разв одинъ фактъ, на которомъ онъ и останавливается съ особеннымъ торжествомъ. Этотъ фактъ относится къ одной изъ наиболе обыкновенныхъ нашихъ птицъ — къ грачу. Какъ извстно, у грача основане клюва и прилегающая часть лица — голыя, тогда какъ у другихъ птицъ они покрыты перьями или щетинками. Это объясняется тмъ, что грачъ роется, добывая пищу, клювомъ глубоко въ земл, причемъ стираетъ себ перья вокругъ основаня клюва. И вотъ оказывается, что у молодыхъ грачей, пока они въ гнзд, есть у основаня клюва обычный покровъ изъ перьевъ и щетинокъ, и исчезаетъ только тогда, когда грачи начинаютъ вылетать и рыться въ земл. Вейсманъ приводитъ этотъ фактъ въ пользу своей теори о ненаслдовани механическихъ поврежденй: каждый разъ перья выростаютъ у птенца, не смотря на то, что они стирались и выпадали въ длинномъ ряд поколнй. Гааке же указываетъ на то, что перья не стираются, а сами выпадаютъ въ извстномъ возраст, т. е. слдовательно, что способность ихъ къ легкому выпаденю прирождена, а именно передана по наслдству. ‘Если воспитывать молодыхъ грачей въ клтк, не давая имъ случая рыть землю или оббивать перья у основаня клюва, то перья все-таки въ извстномъ возраст выпадутъ сами и не выростутъ вновь’. Гааке считаетъ этотъ фактъ разительнымъ, неопровержимымъ доказательствомъ унаслдованя повторныхъ механическихъ поврежденй. Однако-же сторонники Вейсмана съ полнымъ основанемъ могли-бы возразить: этотъ фактъ доказываетъ только то, что у прародителей грача перья стали выпадать въ извстномъ возраст у основаня клюва не отъ механическаго вытираня, а отъ какихъ-нибудь другихъ причинъ, причемъ вслдстве образа жизни птицъ, особенность эта культивировалась и закрпилась естественнымъ подборомъ. Ршающаго значеня, слдовательно, и этотъ фактъ не иметъ, если-бы и можно было придавать ршающее значене одному единственному факту, такъ какъ другихъ аналогичныхъ Гааке не приводитъ.
Одну изъ важныхъ заслугъ своего ученя о геммаряхъ Гааке видитъ въ объяснени этою теорею фактовъ географическаго распространеня животныхъ. Правда, въ книг его ‘Die Schpfung der Thier weit’ факты эти изложены превосходно и популярная зоогеографя составляетъ лучшую часть этой книги,— но лишь вообще, а не по отношеню къ теори геммарй. Изъ приведенныхъ выше выписокъ читатель самъ можетъ видть, какъ туманно и произвольно вообще приложене теори геммарй къ зоогеографпческимъ вопросамъ, въ частностяхъ-же изложене Гааке производитъ такое впечатлне, какъ будто строене геммарй то уплотняется, то разрыхляется по желаню автора.
Произвольнаго въ теори геммарй, конечно, не меньше, чмъ въ теоряхъ Негели и Вейсмана. Кром того, надо замтить, что въ учени Гааке собственно оригинальнаго весьма немного: это теоря по преимуществу эклектическая. Часть въ ней заимствована изъ теори Негели (учене о геммахъ), другая часть — изъ теори Дарвина (широкое примнене принципа подбора), третья — изъ Ламарка (защита принципа упражненя или неупражненя органовъ), четвертая — изъ Морица Вагнера (принципъ значеня изоляци для образованя новыхъ видовъ),— и только геометрическая форма геммарй составляетъ собственное изобртене Гааке,— изобртене, какъ мы видли, едва-ли удачное. Что-же касается до логической связи между разными тезисами и выводами теори геммарй, то послдняя далеко уступаетъ въ этомъ отношени генально разработаннымъ теорямъ идоплазлы и зародышевой плазмы и является въ сравнени съ ними чмъ-то тяжелымъ и нескладнымъ. Не удивительно, поэтому, что теоря Гааке имла мало успха и едва-ли будетъ его имть. Между тмъ, въ предислови къ своей книг ‘Gestaltung und Vererbung’ Гааке выражается очень самоувренно и побдоносно и даже какъ-бы оправдывается передъ читателемъ, что черезчуръ ‘безжалостно’ обошелся съ Вейсманомъ. Съ другой стороны, теоря Вейсмана обязана своимъ громаднымъ успхомъ, безъ сомння, именно тому, что она является усовершенствованною теорею естественнаго подбора. Введенемъ въ науку этого простого, всмъ понятнаго и въ высшей степени плодотворнаго принципа Дарвинъ сдлалъ- великое дло и прежде всего обезпечилъ прочное торжество идеи эволюци, идеи измняемости видовъ. Въ настоящее время вс мысляще натуралисты, будутъ-ли они сторонниками Дарвина, Негели, Вейсмана или Ламарка, будутъ-ли воздерживаться отъ присоединеня къ опредленной парти,— являются эволюцонистами и почти никто не защищаетъ ученя о постоянств видовъ. До Дарвина-же,— какъ мы видли, теоря эволюци находилась въ самомъ загнанномъ, казалось, безнадежномъ положени. Простота и ясность идеи естественнаго подбора является лучшимъ оружемъ и для Вейсмана, продолжателя теори Дарвина. Но и у ламаркистовъ, противниковъ ‘правоврнаго дарвинизма’, есть доля истины въ ихъ теоряхъ, эта доля истины сближаетъ ихъ учене съ ученемъ генальнаго Негели и состоитъ въ признани правильности и общей прогрессивности органическаго развитя, въ признани опредленныхъ направленй, по которымъ происходятъ вараци, ведущя къ образованю новыхъ видовъ. Объяснить эту правильность, эти опредленныя направленя до сихъ поръ, къ сожалню, ршительно не удается, попытки Эймера и Гааке — дтскй лепета въ сравнени съ сложностью и грандозностью предстоящей здсь задачи. Остается надяться, что задача эта приблизится къ своему разршеню, когда зоологи откажутся отъ исключительно морфологической точки зрня, какая преобладаетъ, напр., и у Вейсмана и станутъ посвящать боле вниманя экспериментально-физологическому изученю органическаго развитя, какъ индивидуальнаго, такъ и племенного. Первые шаги въ этомъ направлени уже сдланы и труды Ру, Дрейера, Дриша, Леба, Гербста обогатили уже науку цнными данными. Дришъ даже опубликовалъ свою ‘аналитическую’ теорю органическаго развитя, но обсуждене этой теори не входитъ уже въ рамки настоящаго очерка, гд имлось въ виду только дать общую характеристику стараго и новаго ламаркизма, и выяснить, что въ этомъ учени законно и жизненно и чмъ оправдывается его усиленное возобновлене въ новйшее время.