Старый гофмаршалъ.
(Разсказъ г-жи Коцебу).
‘Русская рчь’, No 1, 1881
——
——
——
——
(Переводъ съ нмецкаго).
Старый гофмаршал, Коцебу Вильгельм Августович, Год: 1881
Время на прочтение: 38 минут(ы)
10 ноября, часу во второмъ пополудни, шелъ по дрезденской Прагеръ-Штрассе тихою, важною поступью одинъ господинъ. Во всей осанк его было что-то внушительное, вс движенія его были какъ-бы разсчитаны, но тмъ не мене непринужденны, а срые глаза смотрли на всхъ проходящихъ, изъ-за надвинутой на лобъ срой, пуховой, съ широкими полями, шляпы, съ нкотораго рода снисходительнымъ равнодушіемъ. Повидимому, для него наступила та жизненная пора, когда человку пріятно подумать, что ему еще нтъ шестидесяти лтъ, и когда еще въ немъ сохранились остатки того періода, втеченіи котораго человкъ чувствуетъ себя въ полной сил, но когда уже, тмъ не мене, ощущается неотразимое приближеніе старости. На лиц его почти совсмъ не было морщинъ, черты его были правильныя, благородныя, а щеки были обрамлены тщательно выхоленными, съ легкою просдью, бакенбардами, такъ что вообще его, пожалуй, можно было назвать еще довольно красивымъ. Одтъ онъ былъ въ дорожный костюмъ изъ толстой англійской матеріи, что сразу заставляло предположить въ немъ un voyageur de distinction, а хорошо сидвшія на рукахъ перчатки и не мене изящная обувь подтверждали такое предположеніе еще въ большей мр. Кому часто случалось наблюдать за путешественниками, тотъ знаетъ, насколько важную роль играютъ вс эти принадлежности туалета при удобств размщенія пасажировъ въ вагонахъ желзной дороги. Онъ былъ средняго роста, не слишкомъ высокъ, не слишкомъ малъ, и полнота его тла была также вполн соотвтственная. Во всякомъ случа этотъ господинъ долженъ былъ производить на другихъ выгодное впечатлніе своею особою, тмъ боле, что ему, очевидно, было все равно, обращаютъ на него вниманіе или нтъ, и вообще въ немъ не было и тни тхъ смшныхъ сторонъ, какія такъ часто проявляются въ людяхъ пожилыхъ, но все еще имющихъ претензію нравиться.
Раскинувшійся надъ Дрезденомъ небесный сводъ, въ періодъ поздней осени, обильно поливаетъ тамошнихъ жителей дождемъ. Точно также, въ вышеупомянутый день 10 ноября, шелъ дождь, и потому надъ головою описаннаго нами господина развернутъ былъ зонтикъ, который держалъ слуга, шедшій позади, на разстояніи полушага. Прогулка эта, повидимому, была не особенно пріятна пожилому господину, опиравшемуся на свою камышевую, съ золотымъ набалдашникомъ, трость, потому что, не смотря на важность своей походки и осанки, онъ былъ иногда поставленъ въ необходимость длать быстрый прыжокъ въ тхъ мстахъ, гд изъ жолобовъ крышъ на панель ручьемъ лилась вода.
— Ну что же, скоро мы придемъ, Андрей? спросилъ онъ.
— Только еще нсколько шаговъ, ваше сіятельство, послышалось въ отвтъ.— Это въ дом No 134.
— И ты полагаешь, что квартира эта будетъ для меня подходящею?
Слуга пожалъ плечами.
— Разумется здсь будетъ не то, что во дворц, пробормоталъ онъ себ подъ носъ.— Но вдь я поступилъ, какъ приказано было вашимъ сіятельствомъ: нанять квартиру у порядочныхъ, приличныхъ людей, гд бы не было ни маленькихъ дтей, ни собакъ, вотъ я и нашелъ квартиру въ такомъ семейств, гд меньшому сыну четырнадцать лтъ, и я не замтилъ у нихъ ничего неприличнаго. Да вотъ мы уже и пришли.
Они вошли въ домъ и Андрей сильно дернулъ звонокъ у дверей квартиры въ первомъ этаж. Перешагнувъ за порогъ, они очутились въ полутемномъ коридор, по образу прихожихъ большинства отдающихся отъ жильцовъ квартиръ въ саксонской столиц: съ дверями по об стороны коридора, съ платяными и всякими другими шкапами по стнамъ, гд только пространство позволяло это, съ маленькимъ зеркаломъ и неизбжнымъ подъ нимъ маленькимъ столикомъ, съ мдными, ввернутыми въ доску, крючками для вшанія верхняго платья и шляпъ, и съ холоднымъ или горячимъ запахомъ кухни, смотря по тому, въ какое время придетъ поститель, до или посл обда. Такого рода помщеніе конечно не способно было, съ самой первой минуты, произвести на пришедшаго пріятное впечатлніе, но незнакомецъ, повидимому, не обратилъ на это особеннаго вниманія, веллъ показать себ отдающіяся въ наемъ комнаты, окинулъ ихъ разсяннымъ взглядомъ и сказалъ:
— Я остаюсь здсь!
Какъ вс великіе, такъ и вс мелкаго разбора нмецкіе писатели до сихъ поръ находили какое-то особенное удовольствіе изображать, для потхи публики, всякаго придворнаго сановника, какъ человка, къ умственнымъ способностямъ котораго Господь Богъ, при сотвореніи его, отнесся въ высшей степени небрежно, вслдствіе чего такое, ошибочно сложившееся понятіе о всякой придворной личности сдлалось шаблономъ для изображенія ея въ такомъ именно вид и на сцен, причемъ актеры, съ своей стороны, въ еще большей степени шаржируютъ эти образы, выставляя ихъ въ безпощадно яркихъ краскахъ. Конечно, вчное однообразіе въ однихъ формальностяхъ вращающагося круга дйствій, въ конц концовъ можетъ довести даже самымъ щедрымъ образомъ одареннаго природою человка до такого положенія, когда онъ будетъ ставить форму выше всего и сдлается способнымъ серьезно принимать къ сердцу вопросъ о нарушеніи заведеннаго порядка, хотя-бы въ сервированіи кушанья, если весь жизненный путь проходится какъ-бы вдоль безконечно тянущейся тополевой алеи, между двухъ рядовъ ливрейныхъ съ галунами лакеевъ, то весьма естественно, что умъ долженъ отупть для наблюденія надъ отдльными личностями, для воспринятія поучительныхъ впечатлній того, что происходитъ позади этой низкопоклонной массы. Такимъ образомъ, человкъ этотъ постепенно проникается до мозга костей сознаніемъ своихъ обязанностей придворнаго, что, безъ сомннія, длаетъ его въ иныхъ случаяхъ одностороннимъ. Но если пересадить этого же самаго человка въ другую сферу и обстановку, то личность его въ весьма рдкихъ случаяхъ окажется подходящею къ тому изображенію, какое принято обыкновенно выводить на сцен, и если-бы она въ самомъ дл была таковою въ дйствительности, то давала бы самое странное понятіе о вкус государей въ выбор людей, къ нимъ приближенныхъ.
Незнакомецъ, оставившій за собою комнаты въ одной изъ квартиръ дома No 134, принадлежалъ именно къ этому классу людей. Это былъ гофмаршалъ графъ Броннъ-Вестерхейде. Перевороты, совершившіеся въ исторіи, лишили его занимаемаго имъ досел поста, такъ какъ престолъ, вншнее достоинство котораго онъ, впродолженіи столькихъ лтъ, такъ ревниво оберегалъ, оказался упраздненнымъ силою событій, описаніе которыхъ насъ нисколько не касается. Такихъ престоловъ, какъ всякому извстно, въ новйшее время оказалось много и — nomina sunt odiosa. Еще отецъ графа былъ гофмаршаломъ, а сынъ даже родился при двор и имлъ честь быть воспринятымъ отъ святой купели самимъ государемъ. Смутныя воспоминанія о своемъ дтств и отечеств скоро изгладились въ его душ, правда, онъ иногда, какъ сквозь сонъ, вспоминалъ о нкоторыхъ изъ своихъ товарищей юности, съ которыми онъ, во время вакацій, гулялъ по лсамъ и полямъ, но въ двадцать одинъ годъ онъ уже былъ сдланъ камеръ-юнкеромъ и съ наслдственною страстною любовью весь отдался обязанностямъ службы своему государю и повелителю. Что же касается красотъ природы, то онъ сталъ понимать, напримръ, красоту деревьевъ лишь тогда, когда они ростутъ въ великолпномъ парк и украшаются въ какой нибудь торжественный день разноцвтными фонарями, товарищей своихъ онъ всхъ безъ исключенія уже давно потерялъ изъ вида. Онъ жилъ во дворц при своемъ отц, который съ раннихъ лтъ посвятилъ его въ тайны контролированія счетовъ, такое довріе весьма польстило его самолюбію и онъ добросовстно, съ большою охотою принялся за порученное ему дло. Если при этомъ молодость все-таки брала свое, увлекая его къ маленькимъ любовнымъ похожденіямъ, то нужно замтить, что послднія всегда бывали очень кратковременны, потому что въ его честной душ выработалось сознаніе, что важныя дла должны быть постоянно на первомъ план. Дома ему рдко приходилось слышать что нибудь иное, кром придворныхъ исторій изъ прошедшаго и настоящаго времени (старика графа въ этомъ отношеніи можно было назвать живою хроникою), и онъ, въ скоромъ времени, узналъ весьма основательно, какой церемоніалъ существуетъ для созванныхъ по этому поводу массъ, при такомъ или другомъ торжественномъ случа. Къ этому слдуетъ еще прибавить поразительныя свднія и знакомство его съ готскимъ альманахомъ, такъ что отецъ его радостно улыбался при этомъ и, трепля его по плечу, обыкновенно говаривалъ: ‘Теб на роду написано быть гофмаршаломъ!’ Такой ободрительный отзывъ конечно въ еще большей степени подстрекалъ его рвеніе, такъ какъ онъ, въ свою очередь, былъ также не лишенъ честолюбія.
По мр того какъ отецъ старился и ему становилось все тяжеле отправленіе его обязанностей, тмъ необходиме длался сынъ, который уже въ тридцать лтъ занималъ очень видный постъ. Онъ постоянно сопровождалъ высочайшихъ особъ въ ихъ путешествіяхъ, все его время было положительно поглощено этимъ и онъ, наконецъ, въ такой степени углубился въ свои, казавшіяся ему крайне важными, обязанности, что весь вншній міръ, все, что не входило въ районъ его ближайшей придворной дятельности, представлялось ему какъ-бы въ туман, а потомъ и совсмъ скрылось какъ будто за непроницаемою завсою. Съ этимъ періодомъ совпала смерть его матери. Сначала онъ искренно погоревалъ о ней, а потомъ горевалъ ради приличія, потому что эта женщина, впродолженіи своей жизни, не имла ршительно никакого значенія и отсутствіе ея могло быть замтно разв только за обдомъ, да и кром того, сынъ былъ такъ заваленъ разными длами, что ему даже просто некогда было отдаваться своей печали. Но когда, въ позднйшее время, онъ вспоминалъ покойницу, то она представлялась его воображенію не иначе, какъ въ бархатномъ тюрбан, цвта oreille d’ours, украшеннымъ блыми страусовыми перьями, но, впрочемъ, эти возникавшія въ его душ воспоминанія, по всей вроятности, относились къ періоду его дтства, когда у его матери дйствительно былъ такой тюрбанъ, но котораго она потомъ никогда не носила. Но вдь это бываетъ. Воспоминанія дтства живо сохраняются въ памяти не только взрослыхъ людей, но даже стариковъ.
Съ чувствомъ усердія и величайшей признательности за такое лестное для него назначеніе, онъ принялся за свою службу и его душа постепенно все боле и боле проникалась глубочайшею преданностью и врноподданничествомъ къ царствующему дому. Онъ понималъ, какою благодарностью обязанъ былъ своему государю, поставившему его, человка, неимющаго никакого состоянія, на такой блестящій постъ. Но къ этому горячему чувству благодарности присоединялось еще чувство преданнйшей привязанности, чувство, котораго онъ даже никогда не пытался анализировать, но которое длало его счастливымъ, такъ какъ давало ему цну, какъ человку, достойному названія врноподданнаго. Представлялъ ли онъ себя когда нибудь въ такомъ положеніи, когда для доказательства своей преданности понадобилось бы пожертвовать своею жизнью, это осталось неизвстнымъ, онъ не вдавался въ такой глубокій анализъ, да вдь и то сказать, что не всякому охота вызывать въ своемъ воображеніи кровавыя сцены какого нибудь мятежа!
Казалось бы, что такое прочное положеніе должно навсегда обезпечить его отъ всхъ житейскихъ бурь, пока солнце свтитъ на землю. Но именно такая буря и разразилась внезапно надъ головою графа съ такою силою, что онъ едва не погибъ совершенно. Не смотря на то, что онъ достигъ уже шестидесяти-трехъ-лтняго возраста, онъ въ своей жизни еще никогда не влюблялся такъ, чтобы это чувство могло выбить его изъ обыденной колеи, придворныя дамы, съ которыми онъ ежедневно встрчался, были уже все женщины увядшія, пожилыя, а если изрдка на придворныхъ балахъ и появлялась какая нибудь молодая, красивая женщина, которая заставляла его сердце биться нсколько сильне, то все-таки подобнаго рода увлеченія бывали непродолжительны и никогда не вели къ чему нибудь серьезному.
Тмъ временемъ отецъ народа задумалъ пріобрсти также и мать народа. Родители избранной принцесы изъявили свое согласіе, послдовала обоюдная обмна портретовъ, причемъ об заинтересованныя стороны взаимно понравились другъ другу. О фотографіи въ то время не имли еще никакого понятія, такъ что портреты были дйствительно очень хороши. На долю графа Бронна выпало почетное порученіе отправиться въ дальній путь за невстой, обручиться съ ней отъ имени своего государя par procuration и затмъ препроводить ее въ объятія нетерпливо ожидавшаго ее супруга. По этому случаю ему былъ пожалованъ высшій по своему значенію орденъ, для того, чтобы онъ могъ явиться къ иностранному двору съ подобающимъ эфектомъ, и затмъ онъ ухалъ. На другое утро посл своего прізда, онъ долженъ былъ представиться своей будущей повелительниц. Но когда онъ, посл низкаго поклона, поднялъ на принцесу глаза, то такъ и остолбенлъ отъ восхищенія. Присланный его государю портретъ, который онъ въ глубин своей врноподданнической души считалъ умышленно польщеннымъ оригиналу, въ дйствительности былъ только блдною, жалкою копіею съ ослпительной красоты принцесы! И притомъ сколько величественной граціи въ каждомъ движеніи. Какая очаровательная кротость выраженія въ лиц. Какое милостивое обхожденіе съ нимъ, червякомъ, пресмыкающимся въ пыли. Онъ былъ обвороженъ такъ, что хоть сойти съума. И вдь это въ самомъ дл случилось съ графомъ, онъ положительно обезумлъ. Его смущеніе и путаница въ словахъ при первой аудіенціи были милостиво приписаны благоговнію врнаго государева слуги передъ его будущею супругою, но за обдомъ уже начали кое-гд вполголоса длаться замчанія на счетъ странной разсянности посла, такъ что если-бы онъ вовремя не спохватился, то одному Богу извстно, какія могли бы произойти отъ этого послдствія. Вечеромъ, когда онъ отправился на придворный балъ и уже взялся за ручку двери, чтобы войти въ залъ — еще одна бы минута, и тогда онъ окончательно погубилъ бы себя, онъ замтивъ, что, не обращая передъ этимъ вниманія на многознаменательные знаки, длаемые ему камеръ-лакеемъ, онъ взялъ въ руки простую черную шляпу и что къ расшитому золотомъ мундиру надлъ черные панталоны. Холодный потъ выступилъ у него на лбу. ‘Невозможно явиться на балъ въ такомъ вид’, мелькнуло у него въ голов, и онъ немедленно отправился къ себ, чтобы исправить погршности своего туалета. Онъ изъ всхъ силъ старался побороть свое смущеніе, такъ что впродолженіи вечера усплъ возстановить выгодное о себ мнніе при двор, потому что графъ Броннъ умлъ быть любезнымъ и обладалъ въ своемъ разговор неподражаемымъ жаргономъ.
Да, нарушеніе законовъ природы не проходитъ для человка даромъ. Сокровища, которыя она въ себ заключаетъ, должны рано или поздно выйти на Божій свтъ, такъ что чмъ доле подавляются внутренніе порывы души, или чмъ боле прилагается стараній заглушить ихъ посредствомъ какихъ нибудь вншнихъ вліяній, тмъ сильне прорываются они наружу, нежданно, негаданно, неудержимо. Когда разгоряченная кровь приливаетъ къ сердцу, ускоряя его біеніе, то взглядъ лучистыхъ очей непремнно долженъ вывести его изъ состоянія искуственнаго покоя. Графъ воспылалъ безумною страстью, но все его прошедшее было таково, что въ немъ-то именно и почерпнулъ онъ возможность побороть это чувство. Какъ смлъ онъ, стоящій такъ близко къ престолу, даже подумать о томъ, чтобы питать въ своемъ сердц подобнаго рода страсть?
Если-бы кто нибудь изъ его товарищей по служб находился въ такомъ положеніи, то онъ наврное не нашелъ бы даже достаточно жесткихъ выраженій для порицанія столь преступной дерзости? Такъ неужели теперь онъ самъ, врноподданнйшій изъ врноподданныхъ, сдлается виновнымъ въ такой дерзости? Когда, въ часы уединенія, онъ внутренно боролся съ клокотавшею въ его груди бшеною страстью, то самымъ лучшимъ, самымъ дйствительнымъ средствомъ въ этомъ случа являлся задаваемый имъ себ вопросъ: ‘Да, наконецъ, бывали ли даже когда нибудь примры, чтобы гофмаршалъ осмливался пылать любовью къ своей державной повелительниц?’ И если при этомъ глаза его увлажались слезами, то губы складывались въ горькую, презрительную усмшку, и отвтъ напрашивался на языкъ самъ собою въ такомъ смысл: ‘Нтъ, никогда! Если даже исторія и намекаетъ въ иныхъ случаяхъ на такіе примры, то она просто вретъ и безсовстно лжетъ! Это положительно невозможно!
Къ счастію, Броннъ не имлъ ни малйшей склонности къ разнымъ авантюрамъ и былъ уже совсмъ не мечтатель по своей натур. Слдовательно, онъ не удалился отъ двора, а скрылъ поглубже въ своемъ сердц овладвшее имъ чувство и находилъ все свое блаженство въ ежедневномъ созерцаніи красоты своей державной владычицы. Постепенно эта пылкая любовь перешла въ тихое, благоговйное обожаніе, которое выражалось впослдствіи въ весьма трогательныхъ заботахъ его объ августйшихъ дтяхъ, хотя это вовсе не входило въ составъ его служебныхъ обязанностей. Находясь въ такомъ настроеніи, онъ мало-по-малу разобщался совершенно со всмъ вншнимъ міромъ и сталъ подраздлять живущихъ въ этомъ мір людей на два разряда: на способныхъ быть придворными, и на неспособныхъ къ тому, до послднихъ ему не было ровно никакого дла, а первымъ онъ посылалъ свою карточку вмсто отвтнаго визита на ихъ посщенія къ нему. Что посл смерти своего отца онъ занялъ его мсто, это уже подразумвается само собою, такъ какъ, по словамъ старика, ему на роду было написано быть гофмаршаломъ.
Такъ прошелъ долгій рядъ годовъ, до той злополучной исторической катастрофы, которая ниспровергла престолъ его державнаго повелителя. Это обстоятельство представлялось графу нкоторое время какимъ-то дурнымъ сномъ, онъ никакъ не могъ сообразить того, чтобы когда нибудь рушился весь придворный штатъ, во глав котораго онъ находился впродолженіи періода цлой человческой жизни. Что же, наконецъ, будетъ съ нимъ самимъ? Послдній вопросъ въ особенности болзненно отозвался въ его сердц, когда его державный повелитель объявилъ ему: что онъ намренъ покончить вс свои счеты съ прошедшимъ и жить частнымъ человкомъ, что ему было бы пріятно, во избжаніе даже и тни прежняго придворнаго этикета, чтобы его врный гофмаршалъ, которому онъ назначилъ пожизненную пенсію, пользовался ею гд нибудь въ другомъ мст и жилъ совершенно отдльно, что это нисколько не помшаетъ имъ обоимъ видться иногда другъ съ другомъ, что его полезная и усердная служба никогда не будетъ забыта и т. д. въ этомъ род. Даже державная владычица его сердца также съ своей стороны, со слезами на глазахъ, поблагодарила его за ревностную службу, но разлука была ршена безповоротно. ‘Ихъ величества можетъ быть и правы’, говорилъ самъ себ отставленный гофмаршалъ, но тмъ не мене въ душ его, въ первый разъ въ жизни, шевельнулось чувство подозрнія, что съ нимъ поступили несправедливо. Онъ никогда не живалъ одинъ, такъ что теперь онъ какъ будто потерялъ подъ своими ногами почву, а съ нею вмст исчезало блаженство доказывать свою преданность, что уже сдлалось его необходимою нравственною потребностью.
Удаляясь, какъ-бы съ цлью путешествія, графъ руководствовался въ выбор направленія этого путешествія благоразумною разсчетливостью. Онъ прежде всего похалъ въ Маріенбадъ, гд въ теченіи лечебнаго сезона могъ не только основательно поправить свой желудокъ, но даже наврное могъ ожидать, что будетъ вращаться тамъ въ сферахъ самаго высшаго общества, безъ котораго онъ уже положительно не могъ обходиться. При этомъ онъ имлъ въ виду избрать себ вторымъ отечествомъ ту страну, обитатель которой произведетъ на него, при обоюдномъ знакомств, самое выгодное впечатлніе. Но къ сожалнію ожиданія его не сбылись, такой притягательной силы ни съ чьей стороны не оказывалось. Хотя онъ встртился въ Маріенбад съ многими лицами, которыхъ онъ въ прежнее время представлялъ ко двору, однакожъ, посл заявленнаго обоюдно восхищенія при свиданіи, отношенія тмъ не мене остались холодныя, по всей вроятности кто нибудь изъ двоихъ, старый знакомый или графъ Броннъ, сдлался крайне скучнымъ человкомъ, такъ по крайней мр каждый думалъ одинъ о другомъ. Графомъ овладло горькое чувство разочарованія при мысли о томъ, что ему, въ пятьдесятъ восемь лтъ, вдругъ пришлось создавать себ новую жизнь. Разршеніе вопроса: куда же теперь пріютиться? было теперь для него совершенно безразлично, лишь бы только найти такой городъ, въ которомъ у него не было бы ни души знакомой, свтъ ему опостылъ и онъ хотлъ совсмъ удалиться отъ него. Такимъ образомъ пріхалъ онъ въ Дрезденъ, узналъ, что здсь цлые кварталы города состоятъ изъ домовъ, гд отдаются меблированныя комнаты и квартиры для прізжающихъ иностранцевъ, и ршилъ остаться тутъ по крайней мр на первую зиму, чтобы не хать дале. Кром того тутъ не послднюю роль играли также его соображенія о дешевизн жизни, такъ какъ, говоря по правд, его державный повелитель оказался не особенно щедрымъ въ назначенной ему пенсіи, а собственнаго состоянія, какъ намъ уже извстно, графъ не имлъ. И вотъ именно слдствіемъ такого ршенія было его водвореніе 10 ноября на жительство въ Прагеръ-Штрасс, въ дом подъ No 134.
Въ моментъ ежедневнаго ранняго пробужденія, старый гофмаршалъ переживалъ самыя тяжелыя, постоянно и неизмнно возвращавшіяся ощущенія. Сердце его долго не могло успокоиться и глубоко возмущалось, впрочемъ безпредметно. Почти самъ того не сознавая, онъ внутренно входилъ самъ съ собою въ полюбовную сдлку, ршившись никогда не выражать вслухъ своего неудовольствія противъ виновника перемны, происшедшей въ его положеніи, онъ даже и тутъ остался прежнимъ врноподданнымъ, такъ что прежній его повелитель являлся въ его глазахъ какимъ-то неприкосновеннымъ божествомъ. Потомъ къ этому присоединилось чувство тихой грусти, перешедшей постепенно въ мирное, всепрощающее настроеніе, безъ яснаго сознанія того, что именно оно прощаетъ.
Такъ точно и сегодня, въ высшей степени простое убранство спальной напоминало гофмаршалу новый, грустный складъ, какой приняла его жизнь, и новыя привычки, къ какимъ ему предстояло приспособить себя. За неимніемъ сонетки у кровати, онъ долженъ былъ встать съ постели и постучать въ дверь, выходившую въ коридоръ, на противоположной сторон котораго помстили Андрея, который, услыхавъ этотъ легкій стукъ, тотчасъ же явился съ своею обычною фразою:
— Съ добрымъ утромъ имю честь поздравить, ваше сіятельство!
Въ эту минуту господинъ его находился еще въ первомъ період своей внутренней досады и озлобленія.
— Здсь въ дом стучатъ невыносимо, проворчалъ онъ,— я проснулся уже боле часа, просто спать невозможно, съ самаго солнечнаго восхода начинается хожденіе и хлопанье дверями.
— Ничего этого не будетъ, ваше сіятельство, я уже говорилъ объ этомъ съ фрейлейнъ Елизаветой.
Имя Елизаветы произвело на старика успокоительное дйствіе.
— Кто это? спросилъ онъ уже мене сердитымъ голосомъ.
— Это дочь господина совтника канцеляріи Петерса, у котораго мы нанимаемъ квартиру, отвчалъ Андрей, принимаясь длать разныя приготовленія къ туалету своего господина.— Она кажется такая милая барышня, даже сама собственноручно налила мн кофе. Кухарк уже приказано говорить тише, пока ваше сіятельство изволите почивать, да что же прикажете съ нею длать? Она уже такъ привыкла кричать, что не уметъ даже говорить обыкновеннымъ голосомъ.
Въ прежнее время гофмаршалъ не былъ большой охотникъ пускаться въ разговоры съ своимъ лакеемъ, но теперь, съ нкотораго времени, онъ рдко перебивалъ донесенія, длаемыя ему словоохотливымъ Андреемъ, который, замтивъ такую перемну, приписалъ это обстоятельство своей личной любезности и находчивости, вслдствіе чего принимался болтать безъ умолка.
— Дверями хлопаютъ братья фрейлейнъ Елизаветы, продолжалъ онъ,— но они теперь уже не будутъ этого длать, потому что они оба мальчики недурные. Теперь они ушли въ школу съ цлою кипою книгъ подъ мышкой, даже господинъ совтникъ канцеляріи отправился въ свое министерство, должно полагать, что онъ ужасно много работаетъ, потому что онъ страшно худъ, только одни кости, да кожа.
Въ такомъ тон продолжались еще нкоторое время донесенія о разныхъ подробностяхъ, касавшихся образа жизни хозяевъ. Графъ Броннъ слушалъ разсянно, такъ какъ ближайшія подробности о семейной жизни совсмъ незнакомыхъ ему людей какъ-то непріятно повліяли на него. Все, что онъ узналъ, казалось ему чрезвычайно мизернымъ. Онъ вышелъ въ свою собственную тсную гостинную и сталъ медленными шагами прохаживаться по старому, вытертому ковру. Въ дом все стихло, и теперь эта самая тишина производила на него такое же непріятное впечатлніе, какъ стукъ и шумъ, при его пробужденіи, отъ хожденія, неизбжнаго при хозяйственныхъ хлопотахъ. Съ кислою миною сталъ онъ разсматривать меблировку своей комнаты: блыя занавски на окнахъ, подхваченныя красными шнурками, вдоль стнъ стояли: диванъ, двое креселъ и нсколько стульевъ, обитые порыжвшимъ краснымъ трипомъ, а въ углу большой письменный столъ, очевидно, что. все это находилось въ употребленіи у многихъ людей и было куплено по дешевой цн на какомъ-нибудь аукціон. Но въ то же время нельзя было не замтить, что тутъ были приложены всевозможныя старанія, чтобы опрятностью замнить недостатокъ изящества. Мдная рама круглаго зеркала, висвшаго надъ диваномъ, была такъ старательно вычищена, что блестла какъ грошъ, только что вышедшій изъ чеканки, а гд обивка мебели подверглась опасности пострадать отъ прикосновенія слишкомъ усердно напомаженной головы, тамъ, въ предупрежденіе этого, развшаны были ослпительной близны салфеточки, вязанныя тамбурнымъ крючкомъ. Молчаливое, сдланное графомъ, сравненіе его теперешней обстановки съ прежнею, привело его къ самымъ грустнымъ результатамъ, гофмаршалу вдругъ захотлось ухать отсюда куда нибудь подальше, на поиски новаго, боле уютнаго и комфортабельнаго мстопребыванія, ‘но куда же хать? куда?’ невольно проговорилъ онъ вполголоса.
Въ эту минуту кто-то осторожно постучался въ дверь и на удивленный откликъ графа: ‘войдите!’, въ комнату вошла фрейлейнъ Елисавета.
Андрей оказался отличнымъ физіономистомъ и знатокомъ человческаго сердца, судя по составленному имъ мннію о молодой двушк. Елисавета дйствительно была премилое существо, на лицо которой Господь Богъ положилъ отпечатокъ самаго привлекательнаго добродушія. Веселые, темно-каріе глаза смотрли прямо и привтливо на всхъ безъ исключенія, румяныя щеки доказывали цвтущее здоровье, довольно полная, высокая грудь, пропорціональность всхъ частей тла, средній ростъ, довольно толстый, вздернутый кверху носъ и довольно большой ротъ, хотя и не могли назваться особенно красивыми, но недостатки эти скрашивались ласковымъ голосомъ при разговор, улыбкой, вызывавшей дв ямочки на ея щекахъ и выказывавшей два ряда блыхъ, какъ слоновая кость, хотя тоже немного длинныхъ зубовъ. Какъ видите, она не могла назваться красавицею, не обладая правильностью чертъ лица, которое такъ цнится утонченными знатоками всякаго изящества, даже руки и ноги были у ней грубоваты и не имли хорошей формы, какая обыкновенно требуется отъ идеальныхъ красавицъ, но она непремнно съ перваго взгляда должна была нравиться всякому, такъ много женственности было во всей ея фигур. Одта она была въ простое ситцевое платье и въ блый фартукъ съ нагрудникомъ, все это было въ высшей степени опрятно и свжо, также какъ скромные блые рукавчики и воротничекъ, плотно прилегавшій къ ея ше. Вотъ въ какомъ вид предстала Елисавета передъ суровые очи важнаго графа. Она принесла ему на поднос кофе, предназначавшійся для завтрака этого новаго жильца ихъ дома.
— Извините пожалуйста, ваше сіятельство, сказала она красня,— что я сама принесла вамъ сегодня вашъ кофе, я сдлала это потому, что хотла освдомиться, какъ провели вы ночь на новомъ мст: покойно-ли вамъ было и не нужно ли перемнить чего нибудь изъ мебели, для вашего большаго удобства?
Графъ даже немного сконфузился при ея появленіи, хотя въ молодой двушк не было ршительно ничего внушающаго, просто приличная кельнерша. Ему сдлалось какъ-то неловко, что она застала его въ туфляхъ и съ небрежно завязаннымъ галстукомъ. Такого рода внезапное появленіе женщины всегда возбуждаетъ въ мущин желаніе произвести своею особою пріятное впечатлніе, въ гофмаршал же это сказалось чисто вслдствіе инстинктивной привычки, такъ какъ онъ былъ уже пятидесятивосьмилтній старикъ, и заставляло его, если онъ только не окончательно терялся, приложить вс свои старанія, чтобы выставить себя въ самомъ выгодномъ свт со стороны любезности. А Броннъ, которому, отъ недостатка привычки, всегда казалось крайне трудно попасть въ надлежащій тонъ при разговор съ людьми мщанской среды, въ настоящую минуту и притомъ въ такой ранній утренній часъ такъ мало ожидалъ посщенія женщины, стоящей по своему положенію выше горничной, что его всегдашняя и всмъ извстная находчивость положительно ему измнила и онъ не нашелся сказать ей ничего особеннаго любезнаго. На ея предупредительное вниманіе онъ отвтилъ какими-то ничего не значащими словами, и Елисавета, поставивъ на столъ кофе, удалилась съ такою миною, по которой можно было прямо заключить, что на будущее время обязанность эту будутъ исполнять или Андрей, или Христина, но только не она сама.
Графъ остался въ высшей степени недовольнымъ собой, посл того, какъ ушедшая двушка затворила дверь. Потомъ ему стало досадно на себя за это недовольство, какое ему въ сущности дло до семьи, которой онъ платитъ деньги за свою квартиру? Она стояла такъ ниже его въ общественномъ положеніи, была такъ далека отъ всхъ его прежнихъ свтскихъ знакомствъ, что ему и въ голову не приходило, чтобы онъ могъ когда нибудь познакомиться поближе и ежедневно видться съ совтникомъ канцеляріи Петерсомъ. Эта мысль опять пробудила въ его сердц тоску по прошломъ, которая все еще жила въ немъ и подъ-часъ давала себя чувствовать.
— Но во всякомъ случа мн слдовало обойтись съ ней поласкове, говорилъ онъ самъ съ собою, — что подумаетъ эта молодая двушка обо мн? что я угрюмый, сердитый старикъ! А вдь ее зовутъ Елисаветой.
При частомъ повтореніи этого имени Броннъ погрузился въ какую-то безотчетную мечтательность. Августйшая принцеса, которой онъ готовъ былъ посвятить всю свою жизнь до послдняго издыханія, также носила имя Елисаветы. Вдругъ въ его голов промелькнули воспоминанія молодости, но вдь онъ впрочемъ мало пользовался своею молодостью, такъ что вс воспоминанія его вращались единственно только около придворной жизни, т. е., собственно говоря, около того свтила, которое освщало собою все его существованіе. Такъ что изъ всего перечня прошедшаго выдлялось ясно и несомннно лишь то, что молодость прошла безвозвратно и что онъ совершенно одинокъ, причемъ настоящее очевидно убждало его, что онъ принималъ призраки за дйствительную жизнь, что онъ поступалъ безсмысленно, удаляясь отъ всякихъ близкихъ сношеній съ людьми, не имя въ виду никакой удободостижимой цли.
Всякій разъ, когда на него находило это часто повторявшееся раздумье, онъ прибгалъ къ занятію, которое почти всегда доставляло ему желанное развлеченіе. Время его службы совпадало еще съ тмъ счастливымъ періодомъ, когда было принято, чтобы посщавшіе иностранный дворъ принцы дарили всмъ высшимъ сановникамъ золотыя, украшенныя драгоцнными камнями, табакерки, теперь такого рода подарки замняютъ орденскими лентами и звздами, которыя конечно весьма украшаютъ человка и придаютъ ему особенно важный видъ, но которыя нисколько не увеличиваютъ семейныхъ сокровищъ, такъ какъ этихъ орденовъ нельзя, напримръ, передлать на браслетъ или серьги для законной супруги, или дочерей. Какъ читателю извстно, у Бронна не было ни жены, ни дочери, слдовательно, вс табакерки оставались въ его непосредственномъ владніи, и ихъ таки набралось у него порядочная колекція, хотя онъ никогда не нюхалъ табаку. Семнадцать такихъ табакерокъ съ шифрами, осыпанныхъ крупными бриліантами, уложены были по порядку въ шкатулк, которая нарочно для нихъ была заказана, каждая изъ этихъ табакерокъ находилась въ футляр, съ надписью по поводу какого именно торжественнаго случая, отъ чьихъ именно милостивыхъ щедротъ и когда полученъ былъ этотъ драгоцнный знакъ монаршаго вниманія, а на самомъ видномъ мст находился такого-же рода подарокъ, полученный имъ по случаю обрученія принцесы Елисаветы, удивительно похожій портретъ которой красовался на крышк табакерки и въ главахъ врноподданнаго обожателя его оригинала затмвалъ собою блескъ двадцати, окаймлявшихъ его, большихъ бриліантовъ. Къ обзору этой самой колекціи онъ и прибгалъ всякій разъ въ часы одолвавшей его тоски. Портретъ принцесы напоминалъ ему какой нибудь извстный моментъ его собственной придворной служебной дятельности, но и другія табакерки вызывали также въ его душ разныя воспоминанія, на которыхъ онъ охотно останавливался. Шкатулка эта заключала въ себ, такъ сказать, всю его біографію, а проблы ея наполнялись незатмваемымъ изображеніемъ обожаемаго существа.
Безконечно тянулись скучные дни. Но въ груди всякаго живаго человка непремнно существуетъ потребность сжиться какъ нибудь съ своимъ новымъ положеніемъ, даже и въ тхъ случаяхъ, когда этотъ человкъ хочетъ идти наперекоръ судьб и геройски ршился не поддаваться вліянію, смягчающихъ его тягостное положеніе, обстоятельствъ. Графъ также попытался сдлать это, именно такимъ способомъ, который говорилъ въ пользу его благихъ намреній, черезъ нсколько дней посл своего перезда на занимаемую имъ теперь квартиру, онъ, къ величайшему своему удивленію, замтилъ, что уже начинаетъ привыкать къ скромной, окружающей его обстановк. Нкоторыя, даже имъ самимъ неясно сознаваемыя впечатлнія совершили въ его душ переходъ отъ недовольства и озлобленія первыхъ часовъ къ наступавшему теперь чувству покорности судьб и примиренія съ тми обстоятельствами, въ какія поставила его жизнь. Его сталъ понемногу занимать простой бытъ этихъ людей средней руки, обыденный ходъ котораго доносился до его слуха нкоторыми отдльными звуками: то совтникъ канцеляріи уйдетъ изъ дома на службу и воротится черезъ нсколько часовъ обратно, то канарейка прощебечетъ гд-то въ заднихъ комнатахъ свою незатйливую псню, то послышится легкая походка фрейлейнъ Елисаветы, которая, проходя мимо его дверей по коридору, старалась ступать еще осторожне, то прозвучитъ ея голосъ въ разговор съ кухаркою, которую такъ и не отъучили кричать и она по прежнему продолжала разговаривать какъ съ глухими. Такимъ образомъ графъ Броннъ могъ думать, что онъ уже не совсмъ одинъ, въ его непосредственномъ сосдств совершалось хлопотливое движеніе домашней жизни, что нсколько примирило его съ одиночествомъ, отнимая этимъ у послдняго его горечь. Вс эти впечатлнія оказались совсмъ новыми для гофмаршала, он конечно не могли навести его на воспоминанія о родительскомъ дом, по той простой причин, что тамъ все шло совсмъ иначе. И въ его воображеніи носились смутныя предположенія о томъ, что такое существованіе въ тихомъ семейномъ кружк должно было имть своего рода прелесть успокоительнаго характера, совтникъ канцеляріи, не смотря на свои скудныя матеріальныя средства, былъ обладателемъ большаго богатства, въ которомъ ему, высокопоставленному графу, судьба отказала,— у него были дти, съ которыми ему не грозило полнйшее одиночество въ старости. Совсмъ неожиданныя открытія длалъ графъ въ своемъ сердц и притомъ иногда поводомъ къ этому служили самыя мелочныя, пустыя обстоятельства. Въ коридор, вплоть у самыхъ дверей его комнаты, стоялъ низенькій, разшатавшійся на своихъ ножкахъ, кухонный шкафъ, на которомъ обыкновенно оба мальчика, сыновья хозяина, располагались закусывать вечеромъ, по возвращеніи изъ школы, остатками дневной ды, прибереженной для нихъ заботливою сестрою. Хотя это мсто было не совсмъ удобно для ды, но мальчики очень охотно садились на этотъ шкафъ, свсивъ ноги, и болтая ими, стучали каблуками въ его дверцы черезъ одинаковые интервалы, что издали напоминало глухой звукъ турецкаго барабана, и вели между собою разговоры о маленькихъ недавнихъ происшествіяхъ школьной жизни. Въ это время, графъ Броннъ, расхаживавшій по своей комнат, обыкновенно останавливался на одномъ мст и слушалъ, какъ мальчики вели рчь о Корнеліи Непот, о предстоявшемъ катань на конькахъ, и о числ жителей на Сандвичевыхъ островахъ, тогда, какъ будто изъ-за густаго сраго тумана, навяннаго длиннымъ рядомъ годовъ, возникали въ его ум воспоминанія о его собственной жизни въ этомъ возраст. Выражалось ли въ этомъ мысленномъ возврат къ прошедшему стремленіе дать другое направленіе своей настоящей жизни — онъ и самъ не могъ объяснить этого, но въ его груди тихо шевелилось что-то похожее на грусть о чемъ-то безвозвратно потерянномъ. Первымъ слдствіемъ такого размягчающаго сердце настроенія было ршительное намреніе графа сдлать визитъ своему хозяину. Неловкое воспоминаніе о встрч съ фрейлейнъ Елисаветою, которая уже затмъ боле не показывалась, можетъ быть тоже отчасти повліяло на такой ршительный шагъ, по природной доброт своего сердца, старый сановникъ упрекалъ себя за то, что не выразилъ какъ слдуетъ своей благодарности за оказанное ему вниманіе. И такъ, онъ облекся въ новый черный сюртукъ, къ петлиц котораго прикрпилъ розетку изъ разныхъ орденскихъ лентъ, и повелъ рукою по своимъ щекамъ и подбородку, чтобы убдиться, что бритва сдлала свое дло исправно. Когда имется въ виду отправиться съ визитомъ въ домъ, гд находится молодая двушка, то даже и въ старик проявляется по привычк нкоторая заботливость о своемъ туалет и наружности, я никогда не поврю тому, кто захотлъ бы опровергать этотъ фактъ. Графъ Броннъ впрочемъ имлъ еще весьма пріятное лицо, а его спокойныя движенія и важная осанка длали его наружность еще боле представительною.
Хотя двери помщенія хозяина были только въ нсколькихъ шагахъ отъ комнатъ, занимаемыхъ графомъ, и при переход черезъ коридоръ онъ не рисковалъ подвергнуться простуд отъ втра или дурной погоды, тмъ не мене онъ натянулъ на свои руки пару свтло-срыхъ перчатокъ, а на голову надлъ свой цилиндръ. Затмъ онъ постучался у дверей и вошелъ въ комнату совтника канцеляріи Петерса.
Совтникъ былъ однихъ лтъ съ графомъ, но казался гораздо старе его. Жизнь, полная труда и лишеній, положила свой отпечатокъ на его лицо. Глубоко впалые глаза тускло смотрли изъ-за сильныхъ очковъ, на половину сдые волосы, зачесанные за большія, безобразно торчавшія уши, спускались взъерошенными прядями на воротникъ платья, верхняя губа совсмъ ввалилась, отчего носъ и подбородокъ почти сходились вмст, цвтъ лица былъ совершенно желтый, длинная, сухая, сгорбленная фигура его была облечена въ поношенный черный фракъ и такого же цвта панталоны, которыя на мст кармановъ, отъ частаго ежедневнаго прикосновенія къ нимъ руками, засалились до того, что даже лоснились. По привычк, свойственной всмъ близорукимъ людямъ, онъ подошелъ въ вошедшему гостю почти вплоть и спросилъ.
— Съ кмъ имю честь?…
Гофмаршалъ еще не усплъ назвать себя, какъ Елисавета уже въ одну минуту встала съ своего мста и, перебивъ своего отца на полуфраз, красня, объяснила ему, кто такой этотъ поститель. Честь такого визита, повидимому, не сдлала на совтника канцеляріи особеннаго впечатлнія, но онъ старался придать своему старческому скрипучему голосу самую пріятную интонацію, какую только можно было совмстить съ саксонскимъ выговоромъ к нарчіемъ.
— Ахъ, батюшки! Такъ это вы тотъ графъ, что поселился у насъ? почти вскрикнулъ онъ.— Вотъ оно что!… Садитесь же, ваше сіятельство. Елисавета, возьми свою работу со стола! Пожалуйте сюда, на диванъ, безъ церемоніи! Ну, какъ вамъ понравилось у насъ въ дом?
Графу показалось сначала, что внушительностью своего вида онъ долженъ доказать своему хозяину разницу ихъ взаимнаго общественнаго положенія и не допускать съ собою такой фамильярности обращенія. Ему очень хорошо былъ извстенъ этотъ чиновническій типъ между его прежними подчиненными, но онъ всегда видлъ ихъ благоговйно согбенныхъ передъ собою, тогда какъ этотъ господинъ Петерсъ повидимому и знать ничего не хотлъ о подобныхъ пріемахъ расплывчивой почтительности. Но такъ какъ гофмаршалъ главнымъ образомъ имлъ въ виду загладить свою вину передъ молодою двушкою, то онъ и выказалъ во всемъ блеск свою утонченную любезность, на какую былъ способенъ. Разговоръ однакожъ все-таки шелъ какъ-то вяло, потому что совтникъ канцеляріи навелъ его сначала на страшное вздорожаніе каменнаго угля и всякаго топлива, въ виду приближающихся холодовъ, а потомъ незамтнымъ образомъ и довольно ловко перешелъ къ различнымъ вопросамъ внутренней государственной администраціи, высказавъ при этомъ нсколько довольно дльныхъ взглядовъ и разсужденій, которыя показались гостю уже черезъ-чуръ либеральными. Воспользовавшись тмъ моментомъ, когда хозяинъ пустился высказывать по этому поводу свои личныя соображенія, графъ занялся разсматриваніемъ стнъ и меблировки комнаты и пришелъ къ заключенію, что если его помщеніе было скромно, то здсь уже и помина не было о чемъ нибудь, имющемъ претензію на изящество. Во всемъ замтна была крайняя бережливость денежныхъ затратъ. Большое кресло и диванъ были единственною сколько нибудь покойною мебелью, плетеные стулья, комодъ и столъ, оба накрытые вязанными тамбурнымъ крючкомъ салфетками, дополняли меблировку, а зеркало въ орховой рам и разныя фарфоровыя, разставленныя подъ нимъ вещицы, которыя конечно не имли въ себ ничего общаго съ дорогимъ и столь высоко цнимымъ знатоками vieux saxe’омъ, ясно доказывали чье-то желаніе, по мр своихъ скудныхъ матеріальныхъ средствъ, придать комнат боле красивый видъ. Съ полдюжины развшанныхъ по стнамъ литографированныхъ картинъ свидтельствовали своимъ присутствіемъ о той же самой потребности, но, кром какъ въ этой убогой обстановк, нигд не могли достичь своей цли украшенія комнаты. Вниманіе Бронна къ рчамъ хозяина было отвлечено мыслью о томъ, что онъ пришелъ съ визитомъ къ людямъ, живущимъ въ такой нор, и кровь невольно бросилась ему въ лицо, когда у него промелькнуло въ голов: ‘А что, если-бы вдругъ увидалъ меня здсь кто нибудь изъ моихъ прежнихъ знакомыхъ?’ Но въ то же время онъ никакъ не могъ отдлаться отъ благотворнаго вліянія, производимаго на него этой, пропитанной запахомъ дешовой сигары, комнаты. Елисавета между тмъ сидла противъ него свободно и непринужденно, какъ въ то утро, когда приходила къ нему. Она повидимому нисколько не стыдилась бдности своего жилища, она сама принимала участіе въ разговор всякій разъ, когда предметъ его былъ доступенъ ея пониманію, причемъ весьма часто улыбалась, что вызывало на ея щекахъ ямочки, какъ будто, зная что на нихъ такъ любуется старый гофмаршалъ.
Посл этого визита, объ отдач котораго, съ своей стороны, совтникъ канцеляріи совсмъ и не думалъ, установились между ними ежедневныя дружескія сношенія. Елисавета опять изрдка стала заходить при удобныхъ случаяхъ въ комнату графа, чтобы поболтать съ нимъ немножко и посидть у него съ четверть часа. Ее влекло къ нему какое-то материнское чувство, ей было жалко этого одинокаго старика. Потомъ она предложила ему готовить для него на ихъ кухн, такъ какъ до сихъ поръ онъ посылалъ за обдомъ въ одинъ изъ городскихъ ресторановъ, и если съ самаго начала гофмаршалъ насмшливо относился къ незатйливости своего графскаго стола, то тмъ не мене находилъ его вкуснымъ и нисколько невреднымъ для своего желудка. Обоюдныя посщенія продолжались. Петерсъ длался все боле и боле простъ въ обращеніи съ графомъ, такъ что иногда приглашалъ его даже придти отобдать съ ними, чмъ Богъ послалъ. Обыкновенно это случалось тогда, когда дочь приготовляла ему какое нибудь любимое его кушанье, въ подобныхъ случаяхъ онъ безъ всякой церемоніи прямо, безъ спроса, отворялъ двери въ комнату сосда и громко говорилъ:
— Пойдемте обдать вмст, ваше сіятельство! Какой у насъ сегодня соусъ изъ кислой капусты, — чудо! При этомъ бывало даже иногда, что онъ, въ порыв добродушія, безъ всякой церемоніи трепалъ его сіятельство по плечу.
Въ душ Бронна отъ времени до времени все еще возмущалось его чувство гофмаршальскаго самолюбія при такомъ черезъ-чуръ дружескомъ обращеніи съ нимъ его хозяина, и въ такія минуты ему хотлось дать замтить ему неумстность подобной фамильярности, но, не смотря на щедро разсыпаемое хозяиномъ титулованіе своего жильца ‘вашимъ сіятельствомъ’, онъ повидимому нисколько не считалъ для себя особенною честью такое знакомство и обходился съ графомъ, какъ съ человкомъ себ равнымъ. Но вдь въ сущности этого никакъ не слдовало допускать. Подобнаго сближенія наврное никогда бы и не послдовало, если бы совтникъ канцеляріи не обладалъ магнитомъ, въ лиц его милой дочки. Вдь въ сердц каждаго человка сказывается потребность привязаться къ чему нибудь — это уже непреложный законъ природы. Поэтому, ради Елисаветы, къ которой графъ съ каждымъ днемъ чувствовалъ все боле влеченія, онъ прощалъ ея отцу все. Потомъ онъ постепенно привыкъ слушать канцелярскій юморъ старика, привыкъ смотрть, на смющіеся, темно-каріе глаза его дочки, такъ что нечувствительно для него самого все боле и боле скрплялись узы, привязывавшія его къ этому простому семейству.
Но еще удивительне было то, что гофмаршалъ въ скоромъ времени, нисколько не замчая всего неприличія для него такой неподходящей компаніи, снизошелъ до знакомства съ немногими пріятелями Петерса и не чуждался ихъ общества. Въ декабр старикъ Петерсъ праздновалъ день своего рожденія. Графъ былъ также приглашенъ въ числ прочихъ гостей и явился акуратно въ половин восьмаго часа вечера, приславъ впередъ себя приличный случаю подарокъ: корзинку съ шестью бутылками превосходнаго рейнвейна. Кружокъ собравшихся у Петерса постителей былъ не великъ, и гофмаршалъ нашелъ тамъ: отставнаго подполковника — стариннаго школьнаго товарища хозяина, молодаго пріятной наружности чиновника гражданской службы, который былъ отрекомендованъ ему какъ дальній родственникъ, по фамиліи Эдуардъ Тюмлеръ, и двухъ какихъ-то невзрачныхъ пріятельницъ дочери хозяина. На стол горла простая фаянсовая лампа, а на комод дв свчи, въ углу болтала и смялась молодежь, а трое стариковъ размстились на боле покойной мебели — двое на диван, одинъ на кресл. Елисавета съ озабоченнымъ видомъ хлопотала объ ужин, и глаза графа слдили за ней съ искреннею благосклонностью.
— Не правда-ли, какая превосходная телятина и какъ великолпно зажарена! кликнулъ Петерсъ, при появленіи въ дверяхъ коренастой Христины съ этимъ лакомымъ блюдомъ, между тмъ какъ Андрей, съ спокойнымъ, величавымъ и нсколько презрительнымъ видомъ, клалъ на столъ порученные его вниманію желзные вилки и ножи, съ деревянными черенками. Рейнвейнъ привелъ все маленькое общество въ такое благодушное настроеніе, что Броннъ началъ даже разсказывать разныя исторіи изъ придворной жизни, между прочимъ, какъ одинъ такой-то король извстилъ его августйшаго монарха о своемъ посщеніи въ такое-то именно время, и какъ вдругъ высочайшій поститель, вслдствіе какихъ-то политическихъ соображеній, пріхалъ цлою недлею ране назначеннаго имъ самимъ срока.
— Можете вы себ представить мое смущеніе при такой неожиданности, господа! сказалъ онъ своимъ собесдникамъ, которые вс превратились въ слухъ: — нужно было устроить илюминацію въ дворцовомъ саду и заставить бить вс фонтаны!…
— Шутка-ли, сколько съ этимъ хлопотъ! перебилъ его Петерсъ.
— Когда успть приготовить все это? гд вдругъ взять необходимыхъ для этого людей? продолжалъ графъ.
— Для этого достаточно было одной роты фейерверкеровъ, замтилъ подполковникъ.
— Нтъ! гд же тутъ обойтись этимъ количествомъ людей? Мы проработали всю ночь, я самъ совсмъ не ложился спать — и къ вечеру все было готово. Сказавъ это, графъ обвелъ всхъ присутствующихъ глазами, какъ-бы ожидая увидть на всхъ лицахъ выраженіе изумленія и восторга.
— Да, хлопотливое это дло, нечего сказать! произнесъ Петерсъ какъ-бы себ подъ носъ, а подполковникъ ограничился лишь тмъ, что надувъ щеки, выпустилъ изъ себя струю воздуха и слегка посвисталъ при этомъ.
Большинство людей всегда чувствуютъ себя внутренно удовлетворенными, когда имъ представляется случай поораторствовать, графъ Броннъ по природ своей былъ совсмъ не болтунъ, но это невинно-веселое настроеніе духа, въ которое онъ былъ приведенъ выпитымъ рейнвейномъ, сдлало его таковымъ на этотъ вечеръ, ему показалось, что его разсказы всхъ заинтересовали и онъ, довольный собою, ушелъ къ себ.
‘Я очень пріятно провелъ ныншній вечеръ’, вполголоса сказалъ онъ самъ себ, но потомъ имъ опять овладло чувство презрительнаго сожалнія въ себ, гофмаршалу, который могъ находить удовольствіе въ подобномъ обществ, и при этой мысли его хорошее расположеніе вдругъ исчезло, такъ что онъ, сердитый и недовольный, легъ въ постель. Да, нелегко разстаться съ привычками, которыя складывались цлыми годами, и совершенно отказаться отъ своихъ прежнихъ воззрній, даже и тогда, когда пара прекрасныхъ темно-карихъ глазъ освщаетъ собою переходный путь отъ прошедшаго къ настоящему!
Однакожъ, онъ сдлалъ еще боле ршительный шагъ въ этомъ направленіи. Это было двадцать четвертаго декабря. Елисавета рано утромъ зашла къ нему и убдительно просила его придти въ сумерки посидть къ его отцу, чтобы не проводить такого вечера грустно совсмъ одному. Какъ будто въ туман, далеко-далеко, представилось гофмаршалу время его собственнаго дтства, и потомъ воспоминаніе объ этомъ торжественномъ дн все ясне выплывало въ его воображеніи, какъ-бы принося съ собою даже самый запахъ елки. ‘Канунъ Рождества!’ произнесъ онъ почти шопотомъ,— да, въ этотъ вечеръ дйствительно какъ-то еще больше чувствуется одиночество, когда вокругъ себя не кого порадовать чмъ нибудь’.
— Такъ вы придете? повторила молодая двушка свое приглашеніе графу, который изъявилъ свое согласіе молчаливымъ пожатіемъ ея руки. Теперь нужно было подумать о томъ, чтобы что нибудь принести также для елки и съ своей стороны, и потому онъ отправился, въ сопровожденіи своего слуги Андрея, за разными покупками и воротился домой черезъ нсколько часовъ съ цлымъ ворохомъ всякихъ вещей, которыя несъ за нимъ его лакей. Броннъ узналъ теперь новое наслажденіе, наслажденіе дарить другихъ, чего онъ прежде никогда не длывалъ,— такъ что его сердце, склонное въ благороднымъ побужденіямъ, благословляло людей, давшихъ ему случай испытать подобное наслажденіе. Онъ веллъ опять позвать Елисавету къ себ, чтобы передать ей подарки, предназначенные для ея отца и братьевъ, а большую корзину, въ которой находились вещи, назначенныя для нея самой, онъ просилъ ея открыть лишь посл раздачи остальныхъ подарковъ, и она общала ему, что даже и непритронется въ ней до того времени. Когда, наконецъ, раздался сигнальный звонъ колокольчика и мальчики, сгоравшіе нетерпніемъ въ своемъ заточеніи, куда ихъ заключили на время праздничныхъ приготовленій, вдругъ выскочили изъ спальной и увидали въ открытую дверь ярко освщенную елку, съ звздою на верху, которая какъ будто возвщала имъ, что новорожденный Христосъ принесъ съ собою радость всмъ, способнымъ ощущать ее въ эту блаженную минуту,— то у нихъ обоихъ вырвался изъ груди такой крикъ неподдльнаго восторга, что онъ какъ будто оживилъ это скромное жилище, а на глазахъ одинокаго стараго холостяка вызвалъ слезы. Лица мальчиковъ положительно сіяли счастіемъ.
— Благодарствуйте, ваше сіятельство! сказалъ старшій изъ мальчиковъ, подходя къ графу, поспшно расшаркиваясь передъ нимъ и любуясь полученными имъ сокровищами.
— Большое вамъ спасибо, ваше сіятельство! повторилъ вслдъ за нимъ и меньшой свою благодарность.
— Отлично! превосходно! твердилъ совтникъ канцеляріи, низко нагибаясь, чтобы разсмотрть полученныя имъ самимъ вещи: мховую шапку, ящикъ съ сигарами и еще кое-какія мелочи.
А Елисавета, вся красная отъ удовольствія, подошла къ графу, взяла его на об руки и сказала:
— Вы сдлали мн уже слишкомъ богатый подарокъ.
Броннъ между тмъ получилъ въ свою очередь пару туфель съ своимъ шифромъ, вышитыхъ собственноручно Елисаветою, и надъ которыми онъ долго стоялъ, до глубины души тронутый ея вниманіемъ.
— Вы сдлали мн еще боле цнный подарокъ, отвтилъ онъ ей.— Вы пріютили въ своей семь одинокаго пришлеца на чужой сторон, это такое благодяніе, цну котораго я только теперь постигаю вполн!
— Ну, что же ты стоишь? бросайся къ нему въ объятія и поцлуи его за все, чмъ онъ надлилъ насъ! простодушно перебилъ Петерсъ эти обоюдныя изліянія благодарности.
Елисавета просто, безъ всякаго жеманства, подставила графу свою щеку, на которой тотъ запечатллъ крпкій поцлуй, осчастливленный до крайности этимъ позволеніемъ.
— Вотъ такъ-то лучше! добавилъ старикъ Петерсъ.
Поздно воротился Броннъ въ свою комнату. Можетъ быть въ первый разъ посл своего удаленія отъ двора, онъ всецло отдался настоящему, которое на ныншній день положительно оторвало его отъ прошедшаго. Въ какомъ-то непонятномъ для самого себя настроеніи легъ онъ въ постель, но никакъ не могъ заснуть, изъ кухни до него доносились веселые голоса Христины и Андрея, которые также получили на елк богатые подарки. ‘Какой же однако чудакъ совтникъ канцеляріи, подумалъ онъ и невольно улыбнулся,— я самъ ни за что не осмлился бы попросить у его дочери позволенія поцловать ее!’
За послднія недли въ старик гофмаршал произошла большая перемна: онъ сталъ размышлять о самомъ себ и о жизни вообще, конечно, эти размышленія явились у него уже очень поздно,— впрочемъ, этого нельзя сказать до той самой минуты, пока человкъ не сомкнулъ своихъ глазъ навки. При двор онъ безконечно вращался въ многочисленномъ обществ, но тамъ ни отъ кого не встрчалъ искренняго къ себ расположенія, а скоре самъ безсознательно былъ расположенъ къ этимъ людямъ, благоговйное обожаніе и преданность, которыя онъ повергалъ къ стопамъ августйшей владычицы своего сердца, подъ конецъ просто обратились у него въ привычку. И при всемъ томъ, онъ постоянно оставался одинокимъ въ этой толп, онъ глубоко сознавалъ это теперь, находясь въ тихой, скромной, семейной сред, которая пріютила его у себя, и чувствовалъ, что ему необходимо ухватиться за эту семью, какъ на свое послднее прибжище. И всякій разъ, когда на него находили такія думы, ему мерещились ласковые, темно-каріе глаза молодой двушки. Что именно заставляло его потомъ подходить иногда къ зеркалу и тщательно разсматривать свое лицо, чтобы проврить, насколько велико было вліяніе руки всеразрушающаго времени,— онъ не могъ дать себ въ этомъ положительнаго отчета.
Вслдствіе преобладанія въ его голов подобнаго рода думъ и размышленій, случалось иногда, что графъ въ своемъ уединеніи не вполн сознавалъ то, что онъ длалъ, точно также случилось, что онъ, однажды, въ конц января, отправившись гулять, продлилъ свою прогулку доле обыкновеннаго, повидимому совершенно забывъ, что дрезденскій климатъ нисколько не похожъ на климатъ Италіи. Холодный восточный втеръ продулъ его насквозь, онъ простудился и схватилъ такой грипъ, какого съ нимъ никогда не бывало при двор. Докторъ уложилъ его въ постель и прописалъ лекарство. Странное дло! Гофмаршалу, закутанному въ одяло, больному, казалось, что никогда еще ему не было такъ хорошо, какъ теперь! Вс въ дом старались ходить на цыпочкахъ и говорить шопотомъ, доходившимъ до слуха больнаго, который сдлался въ этихъ четырехъ стнахъ главнымъ предметомъ вниманія ихъ обитателей, вс заботились о немъ, а Елисавета даже варила для него особенный бульонъ. Пока лихорадочное состояніе все усиливалось, Андрей сидлъ цлыя ночи, при свт маленькой лампочки въ гостиной, рядомъ съ его спальнею, и когда однажды вечеромъ, докторъ, посл своего обычнаго визита, вышелъ въ другую комнату и сказалъ успокоительнымъ тономъ: ‘ну, теперь уже все пойдетъ хорошо!’, то больному вдругъ стало ясно все то, что онъ смутно подозрвалъ.
Было уже далеко за полночь. Броннъ лежалъ въ полузабыть. Дверь въ гостинную отворилась, кто-то ступалъ по ковру едва слышною походкою, а заснувшій тмъ временемъ Андрей вдругъ очнулся, вскочилъ на ноги и ужасно громко отвтилъ что-то на сдланный ему вопросъ. Вслдъ затмъ, что-то зашелестило и тихо скрипнула дверь въ спальную. Броннъ, который между тмъ совсмъ очнулся, заврылъ глаза и почувствовалъ, какъ Елисавета осторожно подошла къ его постели и, нагнувшись, внимательно посмотрла ему въ лицо. Черезъ нсколько секундъ видніе скрылось, и все опять по прежнему стало тихо.
Но за то сердце больнаго заговорило громче: ‘Я люблю Елисавету!’ прошептали его губы, и онъ простиралъ въ пустое пространство свои руки, какъ будто желая удержать ими мимолетно явившійся ему образъ.— ‘Милосердый Боже! возврати мн здоровье, дай мн вкусить земнаго счастія, котораго я никогда не испытывалъ! она будетъ моею женою!’ Такъ молился онъ, глаза его наполнились слезами, онъ заметался на своей постели, а о сн уже не было боле и помина. Какъ будто въ смутныхъ грезахъ роились въ его мозгу перемнчивые образы счастливаго будущаго: то видлъ онъ себя въ идилическомъ уединеніи вмст съ нею, то наряжалъ ее въ дорогія платья, для представленія ея ко двору, то усаживалъ ее въ блестящій экипажъ, соображая въ то же время, какого цвта лучше будетъ сдлать ливрею, для того, чтобы все соотвтствовало осллительной красот молодой женщины. Откуда бы взялись средства, для того, чтобы окружить ее такимъ великолпіемъ, этого въ горячешномъ бреду не въ состояніи былъ сообразить непрактичный старикъ. Онъ не задалъ себ также еще другаго, весьма важнаго вопроса: ‘любитъ-ли его Елисавета? согласится-ли она связать свою молодую судьбу съ пятидесяти-восьми-лтнимъ человкомъ?’ Но отвтъ на это являлся самъ собою слдующій: ‘Что же, какъ не любовь, могло заставить Елисавету пожертвовать своимъ ночнымъ покоемъ? тмъ боле, что она сама часто говорила, что любитъ поспать, и что кром того она спитъ вообще такъ крпко, что ее и пушкою не разбудишь’. Только къ утру благодтельный сонъ смежилъ усталые, воспаленные глаза гофмаршала.
Счастіе самый лучшій лекарь. Не смотря на безсонную ночь и на волненіе, графъ на слдующее утро почувствовалъ себя гораздо лучше и вскор уже могъ встать съ постели и посидть на диван, прислонясь слабою головою къ его спинк, на которую была наброшена вязаная тамбурнымъ крючкомъ салфеточка. Онъ былъ, правда, еще очень, очень слабъ, но тмъ не мене уже на пути къ выздоровленію, которое пошло потомъ быстрыми шагами впередъ, въ особенности съ тхъ поръ, какъ Елисавета стала приходить къ нему часа на два, чтобы ему не было такъ скучно. Она предложила ему почитать вслухъ, а такъ какъ Броннъ не отличался большимъ знакомствомъ съ нмецкою литературою, то Елисавет, стало быть, представлялось обширное поле для выбора чтенія.
— Извстна ли вамъ повсть нашего милаго поэта Фрейтага, подъ названіемъ: ‘Потерянная рукопись’? спросила она однажды.
Онъ долженъ былъ сознаться, что даже никогда и не слыхалъ о такой книг.
И вотъ она стала читать, а онъ слушать. Весьма часто онъ ничего боле не слыхалъ, кром звука ея голоса. Онъ мало обращалъ вниманія на содержаніе книги, его занимало не чтеніе, а восхищала вся ея роскошная фигура, сидвшая противъ его, откинувшись на спинку креселъ, и отъ которой онъ не могъ оторвать глазъ. Но Ильза все-таки интересовала его, потому что въ Ильз онъ воображалъ Елисавету, наслаждающеюся вмст съ нимъ описываемыми Фрейтагомъ прелестями деревенской жизни. Потомъ, въ своихъ мечтахъ, онъ вдругъ переносилъ ее въ блестящую придворную сферу, гд она представлялась ему въ богатомъ, роскошномъ плать. Наконецъ, мысленно онъ даже сталъ ревновать къ своей Ильз-Елисавет выведеннаго авторомъ на сцену професора, который собирался на ней жениться. Тогда онъ бралъ у нея изъ рукъ книгу и тмъ прерывалъ чтеніе. Болзненная путаница его мыслей причиняла ему сильные приливы крови къ голов, затмъ слдовала задушевная бесда, но онъ разсянно слушалъ то, что разсказывала ему молодая двушка, потому что все его вниманіе было сосредоточено на звук ея голоса. Такъ, однажды, она разсказала ему, какъ лишилась своей матери, при этомъ онъ вспомнилъ также о своей собственной матери, которая и на этотъ разъ представилась его воображенію не иначе, какъ въ тюрбан съ блыми страусовыми перьями, наконецъ, все это навело его на мысль, что мать его умерла Богъ знаетъ сколько лтъ тому назадъ, и что онъ самъ гораздо старше Елисаветы годами. Но это промелькнуло только, какъ легкое облако, на ясномъ, солнечномъ горизонт его ликующей души, считавшей свое тайное предположеніе несомннно врнымъ.
Если чувство любви овладваетъ человкомъ въ годы графа, то она пускаетъ свои корни въ самую глубину существованія, вдь ужъ это въ послдній разъ — говоритъ само себ его сердце, изъ всхъ силъ цпляясь за счастіе, вслдствіе убжденія, что если оно исчезнетъ, то оставитъ посл себя ничмъ ненаполняемую пустоту, не то, что въ молодости, когда одну утраченную надежду тотчасъ же смняетъ другая. Пожилой человкъ бываетъ способенъ на самыя глупыя, достойныя сожалнія, выходки, когда въ немъ вспыхиваетъ пылъ юношеской страсти. Точно также и Броннъ чувствовалъ, что это уже въ послдній разъ, при этомъ, однако, самыя чистыя его намренія, не смотря на всю силу желанія, принимали оттнокъ благоразумія, и онъ дошелъ даже до того, что сталъ разсматривать съ практической стороны и боле спокойнымъ взглядомъ свое намреніе. ‘Если,— думалъ онъ,— я сейчасъ попрошу у совтника канцеляріи руки его дочери, то старикъ можетъ отнестись недоврчиво къ будущности своего дорогаго дитяти, вдь у меня нтъ никакого состоянія, а графскій титулъ хотя и льститъ самолюбію, но что стала бы съ нимъ длать молодая женщина въ случа своего вдовства, когда она не можетъ даже разсчитывать на полученіе мужниной пенсіи? Впрочемъ, теперь, по всей вроятности, о вдовств нечего и думать, поэтому нужно непремнно положить конецъ всмъ этимъ сомнніямъ и неизвстности.’
Однакожъ, вообще графъ что-то медленно поправлялся посл болзни, силы все еще не возвращались къ нему, а ежедневныя справки, наводимыя имъ передъ зеркаломъ о своемъ лиц, приводили къ тому, что тамъ по прежнему отражался тусклый, болзненный взглядъ и утомленный видъ. Наконецъ, онъ надялся, что въ первые, боле теплые дни марта будетъ въ состояніи приступить въ приготовленіямъ задуманнаго имъ плана, къ осуществленію котораго онъ стремился съ такою юношескою пылкостью. Вс домашніе были очень удивлены, когда онъ въ одно прекрасное утро объявилъ:
— Я ду по дламъ въ Берлинъ.
Елисавета посовтовала ему беречь себя, но не обратила никакого вниманія на его плутовскій взглядъ, когда онъ на прощань сказалъ ей, что воротится очень скоро, и приказала Андрею взять съ собою на всякій случай теплые сапоги своего господина.
То, что старый гофмаршалъ придумалъ, доказывало, что онъ сознательно принялъ къ сердцу и воспользовался благими уроками, данными ему за послднее время жизнью. Онъ пришелъ къ убжденію, что его колекція табакерокъ — ничего боле, какъ мертвый капиталъ, портретъ былъ для него, конечно, предметомъ, священнымъ по воспоминаніямъ, но вдь онъ будетъ для него не мене дорогъ, если онъ велитъ вынуть изъ крышки табакерки т бриліанты, которые составляли какъ-бы рамку вокругъ портрета, и замнить ихъ обыкновенною матовою золотою оправою. Такимъ образомъ, онъ ршилъ продать вс эти сокровища, но только не въ Дрезден, гд будетъ не совсмъ удобно сдлать это. Изъ Берлина онъ отправился въ Лейпцигъ, для окончательной распродажи, и воротился домой, выручивъ за все сумму въ нсколько тысячъ талеровъ. Потомъ начались таинственные переговоры съ адвокатомъ. Графъ очень часто уходилъ изъ дома на нсколько часовъ, и при каждой встрч съ Елисаветою, раскланиваясь съ нею, бросалъ на нее вышеупомянутый плутовскій взглядъ, въ которомъ одновременно просвчивало внутреннее довольство и счастіе.
Такъ прошло недли дв, пока все было приведено въ полнйшій порядокъ. Графъ Броннъ купилъ домъ въ Лиліенгассе. Не смотря на свое поэтическое названіе, улица эта находилась въ квартал, который не принадлежалъ къ разряду элегантныхъ, но вдь графъ не водилъ знакомства съ дрезденскою знатью и не собирался длать его даже и теперь. Онъ не желалъ ничего, кром тихаго счастія съ молодымъ существомъ, къ которому пылалъ юношескою любовью, и въ этомъ отношеніи домъ казался какъ-бы нарочно выстроеннымъ для него. Позади дома былъ садикъ, конечно, маленькій и между двухъ высокихъ стнъ сосднихъ домовъ, но въ немъ были также тнистыя мста.
‘Вотъ тамъ-то именно мы и дочитаемъ конецъ ‘Потерянной рукописи’ и професоръ можетъ тогда длать, что ему угодно, такъ какъ Елисавета будетъ уже моею женою’, думалъ онъ съ чувствомъ чисто дтской радости.
Вс мечты о ливреяхъ и придворныхъ празднествахъ были забыты, только для него будетъ она жить, а онъ только для нея.
Теперь наступила великая минута, онъ собирался торжественно сдлать предложеніе своей руки и своего сердца.
Если-бы графъ въ послднее время былъ не такъ исключительно занятъ мечтами о своемъ личномъ счастіи, которое онъ считалъ врно упроченнымъ, то онъ могъ бы замтить, что Елисавета нсколько дней была уже совсмъ не такъ весела, какъ прежде, и имла такой видъ, какъ будто у нея на сердц есть какое-то горе. Когда Броннъ поспшно вышелъ изъ своей комнаты, съ безпокойно бьющимся сердцемъ, чтобы отправиться къ совтнику канцеляріи, то онъ встртилъ молодую двушку въ коридор.
— Куда вы идете? спросила она его.
— Къ вашему батюшк. Я сдлался теперь домовладльцемъ, отвчалъ онъ, съ трудомъ превозмогая свое волненіе.
Послдній намекъ, который, какъ онъ ожидалъ, долженъ былъ вызвать съ ея стороны крикъ восторга, остался незамченнымъ.
— Не ходите къ отцу, шепотомъ сказала ему Елисавета,— онъ нездоровъ. Ахъ, какая я несчастная!
И при этихъ словахъ слезы ручьемъ хлынули у нея изъ глазъ.
Переходъ отъ ожиданія неизрченной радости къ тому, что въ настоящую минуту было у графа передъ глазами, произвелъ на него тяжелое впечатлніе. Это показалось ему дурнымъ предзнаменованіемъ и онъ, молча, въ недоумніи смотрлъ на плачущую.
— Я подумала о васъ, о вашей доброт, продолжала она,— вы посовтуете, какъ тутъ поступить… и потому я должна все сказать вамъ.
Броннъ сдлалъ движеніе, какъ-бы намреваясь отвести двушку къ себ.
— Нтъ, нтъ, не туда! Только вн стнъ дома, подъ открытымъ небомъ, могу я свободно высказать все, что хочу. Ступайте въ большой садъ и ждите меня тамъ, на скамейк, откуда виднъ Штрэленъ.
Она исчезла. Просьба ея о томъ, чтобы онъ шелъ такъ далеко для выслушанія, можетъ быть, тяжкихъ для его сердца признаній, непріятно поразила его, но весенній воздухъ былъ такъ теплъ, солнце сіяло такъ ясно, и притомъ это мсто было такъ хорошо знакомо ему, вслдствіе его прогулокъ тамъ вмст съ нею. Въ то время не существовалъ еще зоологическій садъ, съ своими тнистыми группами деревьевъ, сдлавшійся теперь любимымъ мстомъ прогулки дрезденскихъ жителей. Графъ вышелъ изъ дома поспшною походкою, но скоро однакожъ сталъ постепенно успокоиваться и пошелъ тише. Природа своимъ вліяніемъ утишила бурю, поднявшуюся въ его душ. Неужели для него должна была опять наступить суровая зима, между тмъ какъ вокругъ улыбалась весна, призывающая весь міръ къ новой жизни? Направо отъ скамьи, на которую онъ слъ, разстилались зеленымъ ковромъ рекницскіе холмы, деревья покрывались роскошною листвою, въ воздух зеленла веселая псня жаворонка, для всего міра начинался праздникъ любви. А по небесному своду тихо плыли легкія, отдльныя облака.
‘Такъ и ея печаль пройдетъ, какъ это мимо проносящееся облако, подумалъ Броннъ, стараясь улыбнуться.— Двичьи слезы то же, что весенній дождь’.
Но, тмъ не мене, ему все-таки было жаль ее.
Скамейка, на которой онъ сидлъ, находилась подъ развсистымъ дубомъ, и вообще листва деревьевъ была еще такъ нжна, что сквозь ее можно было различать предметы на довольно дальнее разстояніе. Онъ сталъ смотрть по направленію къ городу и увидлъ женскую фигуру, въ голубомъ плать, которая нершительною походкою приближалась въ нему. Это была Елисавета.
Она молча сла возл него на скамейку и, опустивъ голову, стала чертить зонтикомъ по земл, на ея рсницахъ повисли крупныя слезы. Боле продолжительное молчаніе становилось неловкимъ. ‘Вотъ я сейчасъ удивлю ее моимъ предложеніемъ и сообщу ей, что я уже купилъ въ Лиліенгассе домикъ для нашей будущей жизни вдвоемъ’, подумалъ Броннъ,— ‘это неожиданное счастіе наврное прогонитъ тотъ признакъ несчастія, который она создала въ своемъ воображеніи’. Но прежде чмъ онъ усплъ начать, послышался тихій, робкій, какъ-бы сдерживающій рыданія, голосъ Елисаветы, которая сказала:
— Не смотрите на меня, пожалуйста. Хотя я съ полнымъ довріемъ обращаюсь къ вамъ, разсчитывая на вашу дружбу, но тмъ не мене мн будетъ очень трудно говорить съ вами. Вы нсколько разъ видли у насъ Эдуарда Тюмлера, но вы не знаете его. Если-бы онъ осмлился поближе познакомиться съ вами, то вы наврное полюбили бы его. Онъ благородный человкъ, лучше котораго, я думаю, не найдется во всемъ мір. На Пасху будетъ ровно два года, какъ онъ объяснился мн въ любви, но тогда онъ еще не имлъ прочнаго служебнаго положенія и мы ждали, когда онъ получитъ его. Въ ноябр, его сдлали докладчикомъ въ правленіи, однако мы все еще не ршались думать о свадьб, потому что онъ очень молодъ. Но, третьяго дня, онъ пришелъ, наконецъ, къ отцу и просилъ у него моей руки. А отецъ наотрзъ отказалъ ему, говоря, что онъ не хочетъ подвергать свою дочь всмъ непріятностямъ бдности, зная по собственному опыту, какъ отзываются на женщин постоянныя заботы о насущномъ хлб, потому что моя мать умерла, вслдствіе ежедневныхъ, разнаго рода, лишеній,— и что онъ не хочетъ погубить такимъ же образомъ свою дочь.
Сказавъ это, она залилась слезами. Броннъ сидлъ возл нея въ состояніи невыразимаго оцпеннія. Какъ будто спугнутыя цлою стаею грозныхъ демоновъ, разлетлись мгновенно и закружились вихремъ вс его мечты и надежды. Ему казалось, что онъ долженъ ухватиться за что нибудь, чтобы не погрузиться въ бездну отчаянной пустоты, изъ которой, въ послдніе мсяцы, извлекли его грезы о возможности запоздалаго счастія. Нтъ! неужели это правда? Неужели онъ долженъ потерять то, что постоянно, какъ свтлый призракъ, носилось у него передъ глазами и въ его воображеніи? потерять все то, съ чмъ связано все его земное существованіе? Съ отчаяніемъ утопающаго, который, для своего спасенія, хватается за соломенку, онъ подумалъ, что вдь она не сказала, любитъ ли сама молодаго человка.
— А вы… любите Тюмлера? спросилъ онъ, едва переводя духъ, потому что въ ея отвт на этотъ вопросъ заключалось для него все.
Елисавета отерла свои слезы. Въ равнодушномъ ко всему остальному эгоизм любящаго сердца, она и не подозрвала того страшнаго, невыразимаго горя, которое причиняла своими словами сердцу бднаго, стараго гофмаршала.
— Могла ли я не полюбить его? сказала она, красня и еще ниже опуская голову, чтобы скрыть свое смущеніе.— Я ни за что не откажусь отъ него… лучше умереть, чмъ не быть его женою. Мой отецъ самъ былъ еще бдне, когда женился на моей матери, а между тмъ они жили между собою согласно и счастливо. Я безъ ропота готова перенести вмст съ Эдуардомъ всякія лишенія!
Она смло подняла голову, какъ-бы гордясь своею юношескою энергіею, которая придавала ей столько твердости.
— Мы хотимъ попробовать преодолть упрямство моего отца, продолжала двушка, — и потому разсчитываемъ на вашу помощь. Вы всегда относились ко мн съ такою, истинно отеческою добротою — не откажитесь устроить теперь мое счастіе. Ваше мнніе всегда имло большой всъ въ нашемъ семейств… замолвите слово за меня и за Эдуарда, скажите, что мы будемъ работать. Я крпка здоровьемъ, а Эдуардъ человкъ способный, который можетъ, со временемъ, составить себ карьеру, умоляю васъ, будьте нашимъ ходатаемъ!
У графа сильно застучало въ вискахъ, сухіе глаза горли, а въ голов безсвязно кружились событія изъ его прошедшей и настоящей жизни. Передъ нимъ возставали неясные образы людей изъ сферы его придворныхъ знакомыхъ, которые, съ насмшливымъ видомъ, дразнили его. ‘Какъ поживаете, ваше сіятельство? Что взяли? остались съ носомъ, ваше сіятельство’? звенло у него въ ушахъ, ему казалось, что онъ теряетъ разсудокъ и онъ быстро всталъ съ своего мста.
— Идите домой, сказалъ онъ, длая надъ собою невроятное усиліе,— я повидаюсь съ вашимъ батюшкою!
Взглянувъ на него, Елисавета испугалась той страшной перемны, которая произошла въ чертахъ лица ея стараго друга.
— Что съ вами? вы больны? громко вскрикнула она.
— Домой! домой! твердилъ ей Броннъ.
И она ушла отъ него безъ оглядки, потому что ея женскій инстинктъ вдругъ, съ быстротою молніи, открылъ ей настоящую причину того, что въ немъ происходило.
Графъ долго еще стоялъ на одномъ мст и безсмысленно смотрлъ въ пространство. Онъ задыхался. Воображеніе все еще продолжало рисовать ему юную, роскошную красоту двушки, сокровище это было теперь для него потеряно, а ему самому предстояло опять сдлаться тмъ же, чмъ онъ былъ прежде — одинокимъ, влачащимъ свое жалкое существованіе, съ каждымъ днемъ все боле и боле дряхлющимъ человкомъ. Въ порыв безпредметной ярости, онъ сильно стукнулъ палкою о землю, такъ что она глубоко воткнулась туда, и все еще никакъ не могъ ршиться воротиться обратно въ городъ.
Какая-то пожилая чета, мирно прогуливавшаяся по близости подъ руку, нсколько разъ оборачивалась, чтобы посмотрть на него, пораженная его страннымъ видомъ.
— Что это съ нимъ, бднягою? донеслись до его слуха, сказанныя кмъ-то изъ нихъ слова, которыя положительно взорвали графа.
‘Какое имъ дло до меня? терпть не могу любопытныхъ людей’! подумалъ онъ.
Солнце уже давно закатилось, и только тогда воротился гофмаршалъ домой, поспшно запервъ за собою дверь на ключъ.
Дальнйшее даже не требуетъ никакого поясненія. Все было кончено для несчастнаго. Воспоминанія прошедшаго уже потеряли для него свою прелесть, шкатулка стояла пустая, а портретъ, въ рамк изъ матоваго золота, служилъ для него какъ-бы горькимъ укоромъ, что оригиналъ его былъ главнымъ образомъ виною его безотраднаго существованія. Если-бы онъ не принесъ своихъ лучшихъ годовъ жизни въ жертву своему ребяческому стремленію къ недостижимому идеалу, то, по всей вроятности, теперь, по примру многихъ другихъ, онъ могъ бы жить въ кругу своей собственной семьи, любимый ею, какъ онъ того заслуживалъ по свойствамъ его привязчивой души! Съ юношескимъ безразсудствомъ истратилъ онъ свои сердечныя сокровища въ пустыхъ, неуловимыхъ мечтахъ, не думая о конц, ни разу не вспомнивъ о старческомъ возраст, когда такъ сильно сказывается потребность въ нжныхъ заботахъ близкихъ существъ, въ виду скорой смерти,— вотъ упрекъ, который являлся сознательно передъ его глазами, сначала, впрочемъ, только мимолетно, разсуждать послдовательно онъ былъ въ состояніи лишь тогда, какъ стала понемногу утихать страшная буря, поднявшаяся въ его душ.
Посл безсонной, лихорадочно проведенной ночи, онъ пошелъ къ совтнику канцеляріи, гд произошла сцена, которая его больше утомила, чмъ взволновала. Серьезно и торжественно сталъ онъ, отъ имени Эдуарда Тюмлера, просить у старика руки его дочери, говоря, что Елисавета, будучи теперь домовладлицею, смло можетъ выйти замужъ за человка безъ состоянія. Петерсъ стоялъ передъ нимъ совсмъ ошеломленный такимъ сообщеніемъ въ первую минуту, потомъ вспылилъ и почти закричалъ:
— Я ни отъ кого не принимаю подарковъ такого рода, и никому не позволю предлагать мн ихъ! У меня самого хватитъ средствъ на то, чтобы прокормить моихъ дтей!
— Да никто и не думаетъ дарить лично вамъ что нибудь, отвчалъ графъ,— домъ купленъ на имя вашей дочери и составляетъ ея собственность, вы не имете въ этомъ случа даже никакого права разстроивать будущее счастіе вашей дочери!
За этимъ со стороны Петерса послдовали горячія объятія, въ которыя графъ равнодушно позволилъ ему заключить себя, и потомъ совтникъ канцеляріи не находилъ даже довольно восторженныхъ словъ, чтобы выразить ему свою благодарность.
— Вы превосходный, удивительнйшій человкъ! громко восклицалъ онъ.— Да благословитъ васъ Богъ за доброе дло!
Тутъ онъ опять бросился обнимать графа и тихія слезы радости текли по его впалымъ щекамъ.
Елисавету почти насильно заставили придти въ комнату отца. Вся ея непринужденность въ обращеніи съ графомъ исчезла посл того, что произошло въ саду. Ей было очень тяжело принять отъ него такой большой подарокъ, она охотно отказалась бы отъ послдняго, но отъ этого зависло все счастіе ея жизни и потому наивный эгоизмъ всхъ влюбленныхъ одержалъ верхъ надъ ея нершительностью.
Она вся вспыхнула и въ нсколькихъ несвязныхъ словахъ попыталась выразить графу свою благодарность, но на этотъ разъ уже не ршилась поцловать его.
Съ этой минуты Броннъ постоянно сидлъ у себя въ комнат и почти совсмъ не выходилъ оттуда. Доставленіе счастія молодой двушк, посредствомъ покупки дома на ея имя, было послднимъ проявленіемъ чувства въ его благородной душ, изъ которой горечь вытснила потомъ все остальное. Онъ даже нсколько разъ раскаявался въ томъ, что сдлалъ, но раскаяніе это бывало только минутное и являлось только тогда, когда ему нечаянно попадалась на глаза его шкатулка, въ сущности, онъ уже былъ теперь ко всему равнодушенъ. Эта горечь постепенно убивала пламя страсти, горвшее въ его душ. Только однажды, среди ночи, онъ вдругъ вскочилъ съ своей постели, онъ чувствовалъ, что ему необходимо сейчасъ же видть Елисавету, чтобы потребовать у нея отчета за испытываемыя имъ муки, но, уже взявшись за ручку двери, онъ опомнился, отошелъ прочь къ окну, къ холодному стеклу котораго приложилъ свой разгоряченный лобъ — и заплакалъ какъ ребенокъ.
Броннъ сдлалъ свой подарокъ только съ тмъ условіемъ, чтобы свадьба была непремнно черезъ три недли. Ему было необходимо какъ можно скоре положить конецъ своимъ надеждамъ. Онъ, впрочемъ, и безъ того почти совсмъ не видалъ Елисаветы, которая, съ своей стороны, не осмливалась попрежнему зайти когда нибудь въ его комнату. Притомъ же громкіе радостные возгласы, доносившіеся такъ часто до слуха графа, становились для него невыносимо тяжелыми.
Тотчасъ посл Пасхи отпраздновали свадьбу. Броннъ общалъ присутствовать также на этомъ торжеств, туалетъ его былъ уже почти оконченъ и экипажъ стоялъ у подъзда. Но онъ однакожъ все еще не могъ ршиться выйти изъ комнаты. Вдругъ дверь быстро растворилась и вбжала Елисавета, въ подвнечномъ плать, съ внкомъ изъ померанцевыхъ цвтовъ на голов, вся сіяющая чарующею красотою, въ еще большей степени чмъ прежде. Со слезами на глазахъ, она, красня, обвила руками его шею и голосомъ нжно любящей дочери прошептавъ: ‘простите меня!’ исчезла такъ же быстро, какъ и появилась.
Броннъ уже не понялъ значенія сказанныхъ ею словъ. Онъ сидлъ молча на диван, въ бломъ галстух и въ орденской лент со звздой. Въ дом все стихло. Вс ушли въ церковь. Когда Андрей воротился оттуда, то нашелъ своего господина почти въ безсознательномъ состояніи, потрясеніе это било слишкомъ сильно для организма графа: съ нимъ сдлалась горячка и онъ слегъ въ постель, съ которой ему боле не суждено было встать. Онъ умеръ. Простой памятникъ возвышается надъ его могилой на Ильинскомъ кладбищ. А въ дом четы Тюмлеровъ въ Лиліенгассе память его свято чтится и до сихъ поръ. И онъ вполн честно заслужилъ ее, этотъ добрый, благородный, старый гофмаршалъ.