‘СТАРО’-КАТОЛИКИ И ПРОСТО КАТОЛИКИ
‘СТАРО’-КАТОЛИКИ И ПРОСТО КАТОЛИКИ
КОММЕНТАРИИ
КОММЕНТАРИИ
‘Старо’-католики и просто католики, Розанов Василий Васильевич, Год: 1906
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Розанов В. В. Собрание сочинений. Русская государственность и общество (Статьи 1906—1907 гг.)
М.: Республика, 2003.
Если у старокатоликов все обстоит так благополучно, как это описывает А. А. Киреев, то я, конечно, этому первый радуюсь, как и вообще всякому везде благополучию. О старокатоликах я обстоятельнее, чем можно сделать в газете, высказался в I томе своей книги: ‘Около церковных стен’ (статье ‘Из-за чего сыр-бор загорелся’), куда я не могу не отослать моего всегдашнего критика. В частности, на полуобращение, полувопрос его мне отвечу следующее. Религия, конечно, — это и догмат, и культ, и молитва, даже предания, легенды, наконец, вымыслы, те благочестивые и поэтические вымыслы, которым не хочется не верить и нет причины с ними особенно бороться. Религия не может быть достоверна, как алгебра, и не должна. Религия есть жизнь, а все живое неуловимо и даже не очень ‘доказуемо’. Все это (доказуемое) — ниже этажом, чем религия. Спрашивается, у старо-католиков где же все это свое, оригинальное, продолжающее твориться? Где у них прекрасные полудостоверности, как Лурд? Те полудостоверности, без которых человечество не захотело бы жить, хотя бы его со всех сторон обложили учебниками математики. Увы, у старо-католиков все это — просто католическое, за вычетом, за сухим вычитанием одного догмата о ‘непогрешимости’ пап. Таким образом, я не против догматов и догматизма, как меня упрекает А. А. Киреев, но решительно против того, чтобы сводить всю религию к догмату или надеяться, что из одного только догмата и догматизма произрастет что-нибудь живое, религиозное. Перехожу к этому единому догмату о ‘непогрешимости пап’, на отвержении которого зиждется старокатоличество. Конечно, я его не разделяю: но совершенно не могу понять, обязанный верить ‘непогрешимости’ отцов нашего Собора 1667 г., наложивших клятвы на старые обряды русской церкви, почему я более счастлив, свободен и менее раб (тезисы А. А. Киреева), раб веры и авторитета, нежели католик, обязанный признавать ‘непогрешимость’ Пия IX, Льва XIII и Пия X, ничего особенно ужасного не постановивших?! Тут, мне кажется, г. Киреев находится в каком-то ‘логическом кругу’, бессильно в нем вращаясь, почитая на Западе всех ‘рабами’ вследствие нового догмата, а на Востоке всех ‘свободными’ за отсутствием этого догмата. Суть не в том, ‘один’ непогрешим или — многие, суть, устраняющая свободу, лежит в ‘непогрешимости’. Тут, мне кажется, происходит подмена Бога человеком, отмена древней заповеди: ‘Не сотвори себе кумира’, ‘да не будут тебе бози инии разве Мене’. И это совершенно так же сделано в отношении ‘многих’, как и ‘одного’, коллективного решения или единоличного. Мне решительно все равно, ‘многих’ я раб или ‘одного’: суть в том, что я — раб. Суть в том, что я не имею более этого счастливого заповедания, по которому ничто человеческое с абсолютностью не господствует надо мною, ничто — смертное, конечное, временное, одного костяного и плотяного состава со мною. ‘Не сотвори себе кумира’ — раз и навсегда запретило иерархию церковную, в том смысле, объеме и значении, как это выработалось и принято на Западе и у нас. Вспомним запрещение И. Христа, еще сильнее оградившего эту свободу: ‘Вы же (ученики, апостолы) не называйтесь учителями, ибо один у вас учитель — Христос, и отцом не называйте никого, ибо один у вас Отец, который на небесах’ (Ев. Матфея, гл. 28). Вот слова, которые я нахожу нарушенными на Западе и на Востоке. Суть не в ‘папизме’, а в ‘иерархизме’, первый есть только частный случай и местное обнаружение второго. Где поле — там и трава, и где ‘иерархия’ — вырастет и папа: недаром наши так рванулись на предсоборном присутствии к патриаршеству и скрытно к папству. Это всегда было, это — заложено. По моему глубокому убеждению, ‘папа’ есть только хорошо развернувшийся священник, — ‘хорошо’ в смысле свободы и удачи, а священник есть папа — только со связанными крылами. Вспомните отца Матвея Ржевского и отношение его к Гоголю: в уездном священнике, совершенно православном, благочестивом, почти святом, — жил уже Григорий VII Гильдебрандт, без тени существенной разницы. Только посох был покороче. Но этот ‘посох’ — он у всех есть, это — душа ‘священства’. Есть ‘иерей’, будет прото-‘иерей’, и где-нибудь обнаружится ‘патриарх’ и ‘папа’. Идея первенства, перво-начапия в христианстве, естественно завершающаяся в едино-началии. А как это было запрещено Христом! Кто не помнит? Конечно, я не борюсь против этого (куда мне!), но я не чувствую особенного негодования именно к ‘папам’ за их ‘непогрешимость’: ‘иереи’ все ‘непогрешимы’, и были такими всегда. В частности, папы были ‘непогрешимы’ и ранее, но без ученых формул (как данная на Ватиканском соборе), по вере, по склонению перед ними народному. Грешному человеку, ограниченному, пришло ли бы на ум ‘разрешать грехи’, отворять врата Небесного царства? А ‘иереи’, они это делают, все. Значит, — все непогрешимы. А я — просто раб их. Ну, так не лишайте же меня по крайней мере знания географии своего положения. Не отнимайте у меня компас всемирного плавания, по которому я могу ориентироваться. Возвращаюсь к частной теме. Если старокатоличество засыхает (может быть, — нет, и тогда я очень рад), то не оттого, что оно догматично, или не только от этого, а оттого, что не оригинально, не ново, не самобытно и вообще мало содержит движущих паров в себе. Ни — Лурда, ни — Гуса, ни — ‘цвиккаусских братьев’, ни — индепендентов, сотворивших новый строй Англии. Добродетельно и благоразумно, умеренно-демократично, — как это описывает, а на последнем трижды настаивает А. А. Киреев. Все ‘общества трезвости’, и даже лучше. Будь бы я алкоголик — пошел бы к ним — научиться, исправиться. К великому сожалению, я тоже трезвый, благоразумный и довольно добродетельный человек, каких, впрочем, тысячи, какова вся буржуазная Европа: и я, и мы просто не понимаем, чего же пойдем искать к старокатоликам нового, любопытного, манящего, поражающего, очаровывающего? Папа стоит ‘соблазнительный, как демон’ в своей ‘непогрешимости’: а старокатолики — это мещане в рясах, к которым не кинется мещанская Европа по отсутствию контраста и отдаления. Ведь все религиозное ‘несбыточно’, отдаленно… Вот о чем забыл г. Киреев в своих торопливых, демократическо-утилитарных рекомендациях.
НВ. 1906. 14 сент. No 10957.
…у старокатоликов… как это описывает А. А. Киреев… — С возникновением в Европе движения ‘старокатоликов’ (1870-е гг.), не признавших догмата о непогрешимости папы римского, А. А. Киреев стал пропагандистом этого движения, рассчитывая на подрыв католицизма ‘изнутри’ и сближение ‘старокатоликов’ с православием (см.: Киреев А. Польский вопрос и старокатолицизм. М., 1898).
…прекрасные полудостоверности, как Лурд… — Городок на юге Франции, в Пиренеях, объект религиозного паломничества: согласно легенде, в гроте около Лурда в 1858 г. явилась Божья Матерь. Розанов имеет в виду роман Эмиля Золя ‘Лурд’ ( 1894), в котором эти события описаны с антиклерикальных позиций, как спекуляция церковников на невежестве простых людей, торговля ‘чудом’.
…ни — ‘цвиккаусских братьев’… — или ‘цвиккаусских пророков’, родоначальников анабаптистов, или перекрещенцев, одной из религиозных сект эпохи Реформации (начало XVI в.). Движение первоначально возникло в г. Цвиккау (Саксония), во многом сходно с баптистами.