СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ
МАРКА ТВЭНА
ТОМЪ ПЕРВЫЙ.
ЮМОРИСТИЧЕСКІЕ ОЧЕРКИ и РАЗСКАЗЫ.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія братьевъ Пантелеевыхъ, Верейская, No 1
1896.
ГЛАВА I.
Разоблаченная тайна.
Была ночь. Глубокая тишина царствовала въ большомъ старинномъ замк барона Клугенштейна. 1222 годъ приближался къ концу. На верху высокой башни мерцалъ единственный огонекъ. Тамъ происходило тайное совщаніе. Строгій, старый баронъ Клугенштейнъ задумчиво сидлъ въ своемъ роскошномъ кресл. Посл нкотораго молчанія оъ сказалъ нжнымъ голосомъ:
— Дочь моя!
Молодой человкъ прекрасной наружности, съ головы до пятъ закованный въ рыцарскіе доспхи, отвтилъ:
— Говори, отецъ мой!
— Дочь моя! Настало время, когда тайна, смущавшая тебя въ продолженіи всей твоей юной жизни, должна быть, наконецъ, передъ тобой открыта. Узнай же теперь цль этой тайны, она заключается въ томъ, что я сейчасъ скажу теб… Мой братъ Ульрихъ — великій герцогъ Бранденбургскій. Отецъ мой, умирая, завщалъ, чтобы герцогскій престолъ перешелъ къ моему потомству въ случа, если бы у Ульриха не было сына и если бы, конечно, имлъ сына я. Но, если бы у насъ обоихъ не было сыновей, а только дочери, то преемницей трона должна стать дочь Ульриха, при условіи полной и безупречной ея невинности, — въ противномъ случа герцогство переходитъ къ моей дочери, разъ она окажется безупречной.. Горячо молились мы Богу, я и престарлая мать твоя, прося Его даровать намъ сына. Но наши молитвы не были услышаны: родилась ты. Я колебался. Я видлъ, какъ герцогская корона сползаетъ съ моего герба и чудный сонъ обращается въ ничто. А я такъ горячо надялся! Ульрихъ былъ женатъ уже 5 лтъ, и жена .не подарила его до тхъ поръ наслдникомъ ни мужского, ни женскаго пола. Однако, не все же еще потеряно, — сказалъ и самъ себ. И въ ту же минуту въ ум моемъ промелькнулъ спасительный планъ. Ты родилась въ полночь, никто, кром врача, мамки и 6-ти нянекъ, не зналъ, двочка ты или мальчикъ. Черезъ часъ вс свилтели твоего рожденія были повшены, и на слдующее утро, съ великимъ веселіемъ и радостью, облетла вс мои владнія всть, что у барона Клугенштейна родился сынъ, — наслдникъ могущественнаго Бранденбурга! И съ тхъ поръ эта тайна оставалась для всхъ скрытой. Родная сестра твоей матери была твоей единственной нянькой, и мы больше ничего не боялись. Но, когда теб минуло 10 лтъ, у Ульриха родилась дочь. Мы были опечалены этимъ, хотя и не теряли надежды, что оспа, врачи и другіе естественные враги дтей поправятъ дло… Мы разочаровались въ нашихъ ожиданіяхъ: она осталась жива, росла и хорошла, — проклятіе на ея голову! Но что же изъ этого? О чемъ намъ тревожиться? Вдь мы же имемъ… ха! ха! ха!..— сына! Разв не нашему сыну предназначено стать герцогомъ?! Разв это не такъ, возлюбленный нашъ Конрадъ? Пусть ты — 28-ми-лтняя двушка, но вдь подъ другимъ, не мужскимъ, именемъ тебя никто никогда не зналъ! А между тмъ старость потихонько подкралась уже къ моему брату, онъ началъ слабть и хирть. Государственныя заботы становятся ему въ тягость. И вотъ теперь онъ выразилъ желаніе, чтобы ты явился къ нему и не только по имени, но и въ дйствительности сталъ герцогомъ. Твоя свита уже ожидаетъ тебя… Сегодня ночью ты отправляешься… Выслушай же, что я теб скажу, и постарайся не забыть ни единаго моего слово. Существуетъ законъ настолько же древній, какъ и сама Германія. Онъ угрожаетъ смертью каждой женщин, которая, хотя бы на минуту, возсядетъ на герцогскій тронъ, если она предварительно и всенародно не была торжественно коронована. Обрати вниманіе на это! Скромность — прежде всего! Вс свои судебныя ршенія произноси передъ кресломъ перваго министра, у ступеней трона. Такъ поступай до тхъ поръ, пока не свершится коронація, — только тогда жизнь твоя будетъ вн опасности. Совершенно невроятно, чтобы твой полъ могъ быть какъ-нибудь обнаруженъ, но умъ повелваетъ намъ предусматривать всякія случайности, какія только возможны въ этой призрачной жизни!
— Дорогой отецъ! Теперь я знаю причину, почему нея жизнь моя была сплошною ложью? Все для того только, чтобы я теперь имла возможность лишить законныхъ правъ мою кузину! Пощади меня, отецъ, пощади свое родное дитя!
— Дурацкое отродье! и это — твоя благодарность за то великое счастье, которое создалъ для тебя мой мозгъ! Клянусь прахомъ моего отца, мн совсмъ не повкусу вс эти твои двическіе сантименты! Отправляйся къ герцогу и берегись разстроить мой планъ!
На этомъ и окончился ихъ разговоръ. Просьбы, мольбы и слезы чувствительной двушки не привели ни къ чему: они не тронули сердца гордаго барона Клугенштейна. За опечаленной дочерью его съ шумомъ затворились ворота замка, оставивъ ее во мрак ночи окруженною свитой вооруженныхъ вассаловъ и толпою преданныхъ слугъ.
Она отправилась въ путь, а старый феодалъ долго еще сидлъ въ глубокомъ молчаніи, наконецъ онъ обернулся къ своей грустной жен и сказалъ,
— Наши дла, кажется, принимаютъ прекрасный оборотъ! Боле трехъ мсяцевъ тому назадъ я отправилъ къ дочери моего брата Констанціи обворожительнаго красавца графа Денцина съ дьявольскимъ порученіемъ. Если ему не посчастливилось, мы не совсмъ вн опасности, но если ему удалось исполнить мое порученіе, никакая сила не воспрепятствуетъ нашему ребенку стать герцогиней, разъ суровою судьбой предопредлено ему не быть никогда герцогомъ!
— Едва-ли все обойдется благополучно, — мое сердце полно ужасныхъ предчувствій!
— Молчи, жена! Предоставь каркать совамъ! Иди спать, и пусть теб снится бранденбургскій престолъ и могущество нашего рода!
ГЛАВА II.
Торжество и слезы.
Спустя шесть недль посл событій, разсказанныхъ въ предыдущей глав, столица бранденбургскаго герцогства блистала разукрашенная военными доспхами и всюду на улицахъ раздавалось шумное ликованіе врноподанныхъ: въ столицу прибылъ Конрадъ, юный наслдникъ престола.
Старый герцогъ былъ счастливъ. Прекрасная вншность и скромное поведеніе Конрада сразу же располагали въ его пользу. Обширныя галлереи дворца кишли благородными рыцарями, искавшими случай ему представиться. Все кругомъ казалось такимъ блестящимъ и радостнымъ, что печаль Коярада и его опасенія почти исчезли, уступивъ мсто чувству пріятнаго довольства. А въ одной изъ отдаленныхъ комнатъ дворца разыгрывалась въ тоже время другая сцена. У окна стояла принцесса Констанція, единственная дочь герцога. Глаза ея были красны отъ слезъ. Она была одна. И вотъ вдругъ она снова залилась слезами, говоря сама съ собой:
— Вроломный Денцинъ исчезъ, — его нтъ больше въ предлахъ герцогства! Я не хотла было врить этому, но — увы!— это правда! А я такъ любила его и продолжала бы любить, хотя и знала, что герцогъ, мой отецъ, никогда не согласится на нашъ бракъ! Да, я любила его, но теперь ненавижу. Ненавижу всми силами души… О, что станется со мною?! Я погибла, погибла, погибла! Я сойду съ ума!…
ГЛАВА III.
Почка развертывается.
Прошло нсколько мсяцевъ. Вс не могли нахвалиться управленіемъ юнаго Конрада, прославляя мудрость его приговоровъ, мягкость обращенія и всегдашнюю скромность, не смотря на высокій его санъ.
Скоро старый герцогъ передалъ ему вс государственныя дла, а самъ, — въ сторон, — прислушивался съ горделивымъ самодовольствомъ, какъ наслдникъ его, стоя передъ кресломъ перваго министра, обнародовалъ повелнія короля. Казалось бы, не могло быть сомннія, чтобы такой, всми любимый, прославляемый и почитаемый принцъ, какъ Конрадъ, былъ несчастливъ. Но на дл это было именно такъ, ибо онъ сталъ замчать, что принцесса Констанція полюбила его. Любовь всхъ другихъ людей была для него счастьемъ, но эта любовь сулила ему только гибель. Мало того, онъ не могъ не видть, что и самъ герцогъ догадывается о страсти дочери и радуется, мечтая уже о свадьб. Съ каждымъ днемъ все больше и больше исчезала грусть, отражавшаяся прежде на личик принцессы, съ каждымъ днемъ надежда и жажда жизни все ярче и ярче сверкали въ ея взор, а порой можно было даже уловить мимолетную улыбку на ея прежде такъ печально сомкнутыхъ устахъ.
Страхъ овладлъ Конрадомъ. Онъ горько упрекалъ себя за то, что поддался естественному влеченію искать общества лица своего пола, въ то первое время, когда во дворц все для него было еще ново и чуждо, когда у него самого было такъ тяжело на душ и такъ хотлось найти въ комъ-нибудь участіе, на которое столь отзывчиво женское сердце.
Теперь онъ сталъ избгать своей кузины. Но это только ухудшило его положеніе, такъ какъ совершенно естественно, что чмъ упорне онъ избгалъ ее, тмъ упорне старалась она съ нимъ видться. Сперва это удивило его, а потомъ испугало еще больше. Двушка слдовала за нимъ по пятамъ: она будто охотилась на него:— всегда и всюду она была близь него, и днемъ, и ночью не спуская съ него глазъ. Очевидно, тутъ скрывалась еще какая-то новая тайна.
Такъ дальше не могло продолжаться. Вс говорили объ этомъ:. лицо герцога принимало все боле и боле смущенное выраженіе. Несчастный Конрадъ, подъ вліяніемъ страха и душевныхъ волненій, сталъ блденъ, какъ привидніе.
Однажды на порог картинной галлереи онъ неожиданно встртился съ Констанціей. Схвативъ его за об руки, она воскликнула:
— Зачмъ ты избгаешь меня? Что я сдлала теб, — что сказала? Отчего ты потерялъ ко мн довріе? Прежде ты не такъ обращался со мною! Не презирай меня, Конрадъ, а пожалй мое измученное сердце… Я не могу дольше молчатъ, — не могу, иначе я умру! Конрадъ, я люблю тебя! Презирай меня, если не можешь любить, — но я должна была сказать теб это!
Конрадъ онмлъ. Констанція медлила одну минуту, а потомъ, превратно объяснивъ себ его молчаніе, вдругъ вся вспыхнула, и дикая радость засверкала въ ея взор.
— Твое сердце смягчается, — воскликнула она, — обвивая его шею своими руками, — ты можешь, ты хочешь любить меня! О, скажи, скажи, что ты готовъ полюбить меня, мой ненаглядный, мой единственный Конрадь!..
Стонъ вырвался изъ груди Конрада. Мертвенная блдность покрыла лицо его. Онъ дрожалъ какъ листъ. Потомъ, отстраняя отъ себя несчастную, полную отчаянія двушку, онъ воскликнулъ:
— Ты не знаешь, чего ты требуешь отъ меня! Это невозможно, и никогда не станетъ возможно!..
И какъ преступникъ онъ убжалъ, оставивъ одну, пораженную удивленіемъ, принцессу.
Въ продолженіи нсколькихъ минутъ она рыдала и стонала, также какъ рыдалъ и стоналъ въ своей комнат Конрадъ. Он об были одинаково въ отчаяніи, видя подъ собою разверстую пропасть. Черезъ нкоторое время Констанція встала и удаляясь повторяла сана себ:
‘Онъ отвергъ любовь мою въ ту самую минуту, когда я уже врила, что она должна смягчить его непреклонное сердце! О, какъ ненавижу я его! Онъ оттолкнулъ меня, — да! да! этотъ человкъ оттолкнулъ меня отъ себя!— какъ собаченку!’
ГЛАВА IV.
Страшное открытіе.
Время шло своимъ чередомъ. Снова глубокая печаль заволокла прекрасное личико дочери герцога. Больше никогда уже не видли ее вмст съ Конрадомъ.
А на его щеки, по прошествіи нсколькихъ недль, вернулся прежній румянецъ и въ глазахъ заблистало былое оживленіе, съ новой силой и укрпленной мудростью онъ по прежнему стоялъ у кормила государственнаго правленія.
Но вдругъ между придворными начались какія-то подозрительныя перешептыванія. Шушуканье становилось все громче, распространяясь мало-по-малу и за стны дворца. Городскія сплетницы болтали безъ умолку. Все герцогство было обхвачено извстіемъ, гласившимъ, что принцесса Констанція родила ребенка. Когда всть эта дошла до стараго барона Клюгенштейна онъ трижды потрясъ султаномъ своей головой и воскликнулъ:
— Да здравствуетъ герцогъ Конрадъ! Теперь корона за нимъ обезпечена! Денщикъ образцово исполнилъ мое порученіе, и ловкій негодяй получитъ хорошую за это награду!
И онъ старался распространить это радостное извстіе: въ продолженіи 24-хъ часовъ во всхъ владніяхъ барона Клюгенштейна не было живой души, которая бы не пла, не танцовала, не веселилась и не ликовала, торжествуя великое событіе, — и при томъ все это на счетъ скупого, гордаго, счастливаго, стараго барона Клюгенштейна.
ГЛАВА V.
Ужасная катастрофа
Насталъ день суда. Вс великіе вассалы и ленники Бранденбурга собрались въ зал суда, въ герцогскомъ замк. Вс мста были заняты, — негд было упасть яблоку. Конрадъ, облаченный въ пурпуръ и горностай, возсдалъ въ кресл перваго министра, а по обимъ сторонамъ его размстились вс главные судьи герцогства.
Старый герцогъ, отдавъ приказъ, чтобы слдствіе и судъ по длу его дочери велись безъ малйшаго послабленія, съ разбитымъ сердцемъ слегъ въ постель. Дни его были сочтены. Бдный Конрадъ умолялъ, какъ будто бы дло шло объ его собственной жизни, разршить ему устраниться отъ тяжелой обязанности быть судьей своей двоюродной сестры, но никто не въ прав былъ исполнить его мольбу. И теперь, во всемъ этомъ большомъ собраніи печальне всхъ билось сердце Конрада и радостне всхъ сердце его отца: безъ вдома своей дочери старый баронъ Клюгенштейнъ прибылъ въ столицу и, торжествуя въ эту минуту великое счастье своего рода, стоялъ въ толп другихъ рыцарей.
Посл того какъ герольды торжественно провозгласили открытіе засданія и были исполнены вс другія обычныя обрядности, всталъ старйшій изъ судей и сказалъ:
— Обвиняемая, подойдите сюда!
И несчастная принцесса предстала предъ взоры пышнаго собранія.
— Свтлйшая принцесса, — продолжалъ главный судья, — предъ высшимъ судилищемъ государства Ваша Свтлость обвиняетесь въ томъ, что родили ребенка вн законнаго брака. По древнимъ законамъ страны это преступленіе карается смертью, за единственнымъ только исключеніемъ, которое сейчасъ объяснитъ Вашей Свтлости нашъ правительствующій князь, всемилостивйшій герцогъ Конрадъ. Обратите вниманіе на его знаменательныя слова.
Конрадъ дрожащей рукой приподнялъ скиптръ… Въ эту минуту подъ грозными латами его женское сердце сочувственно содрогнулось надъ участью несчастной принцессы и на глазахъ его показались слезы. Онъ открылъ уже уста, чтобы начать рчь, но старйшій судья быстро обратился къ нему:
— Не здсь, ваша свтлость, не здсь! Законъ воспрещаетъ произносить судебныя ршенія надъ членами герцогскаго дома, иначе какъ только съ герцогскаго трона!
Ужасъ охватилъ несчастнаго Конрада, дрожь пробжала подъ желзными доспхами его стараго отца. Конрадъ не былъ еще коронованъ, — онъ не смлъ войти на герцогскій тронъ.
Блдный отъ страха, онъ медлилъ. Но онъ долженъ былъ сдлать это. На него уже обратились удивленные взоры собранія, — еще минута нершительности, и удивленіе перейдетъ въ подозрніе… Онъ взошелъ на тронъ и, потрясая еще разъ скиптромъ, произнесъ:
— Подсудимая! Именемъ нашего всемилостивйшаго владыки, герцога Ульриха Бранденбургскаго, я исполняю порученную мн торжественную обязанность. Будьте внимательны къ моимъ словамъ. Древній законъ страны осуждаетъ васъ на смерть безъ покаянія, если только вы не согласитесь назвать и выдать суду имя соучастника вашего преступленія. Имйте это въ виду и спасите себя, пока еще это не поздно! Назовите отца вашего ребенка!
Торжественная тишина воцарилась надъ великимъ судебнымъ собраніемъ. Тишина эта была такъ глубока, что каждый слышалъ біеніе собственнаго сердца. И тогда принцесса, съ глазами, горящими ненавистью, медленно повернулась въ сторону Конрада и, указывая на него пальцемъ, твердо произнесла:
— Этотъ человкъ — ты!
Какъ при вид смерти, содрогнулся всмъ тломъ Конрадъ, сразу понявъ неминуемую теперь свою гибель. Что на свт могло теперь спасти его? Опровергнуть обвиненіе было возможно только въ томъ случа, если онъ раскроетъ тайну, что онъ, сидящій нын на герцогскомъ трон, — женщина, а за это некоронованной женщин законъ опредлялъ опять-таки смерть.
И вотъ въ одно и тоже мгновеніе и Конрадъ, и его упрямый, престарлый отецъ въ обморок рухнули на полъ…
Разршеніе этой ужасной, захватывающей дилеммы вы не найдете ни въ этомъ роман, ни въ какомъ другомъ. Дло въ томъ, что мой герой (или — моя героиня) очутилися въ такомъ оригинальномъ, безвыходномъ положеніи, что я и самъ не знаю, какъ его (или — ее) изъ этого положенія вывести. Поэтому я теперь умываю руки во всей этой грязной исторіи, предоставляя на усмотрніе самого героя (или — героини) выпутываться изо всей этой глупости, какъ имъ самимъ угодно, или же оставаться навсегда въ томъ же положеніи, если ему (ей) это больше нравится. Начиная этотъ романъ, я думалъ, что развязку его можно будетъ устроить очень просто. Но теперь я вижу: я ошибся.
Прочитали? Поделиться с друзьями: