Средневековая демократия, Зайцев Варфоломей Александрович, Год: 1878 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 87 минут(ы)

СРЕДНЕВКОВАЯ ДЕМОКРАТІЯ.

(Storia della Bepublica di Firenze di Gino Capponi, 2 edizione, 3 t., Firenze 1877.)

Классическимъ образцомъ древней демократической гражданственности всегда были и будутъ Афины, гд принципъ гражданской равноправности и самоуправленія осуществился всего полне и далъ великіе результаты въ безсмертныхъ твореніяхъ философовъ, поэтовъ и художниковъ. Почти все богатое наслдство, завщанное древностью общечеловческой цивилизаціи, создалось подъ благотворнымъ вліяніемъ политической свободы Афинъ. Софоклъ, Аристофанъ, Сократъ, Платонъ и Фидій подарены міру высшимъ проявленіемъ гражданскаго духа въ афинскомъ обществ. Но Афины не только дали цивилизаціи драгоцнное наслдство твореній своихъ великихъ людей, они оставили человчеству идеалъ высшей гражданственности, ея основные принципы и идеи. Позднйшіе народы черпали изъ этого источника богатые матеріялы для развитія своихъ гражданскихъ чувствъ и міровоззрній, для законодательныхъ и политическихъ реформъ. Лучшіе публицисты XVII и XVIII вка обращались къ Афинамъ, какъ къ лучшему образцу тхъ общественныхъ формъ, какія только оставила Европ древняя цивилизація, тамъ они искали разршенія своихъ сомнній и оправданія своихъ теорій. Въ этомъ отношеніи роль маленькой древней республики такъ велика, что значеніе ея въ исторіи развитія новйшей цивилизаціи не иметъ ничего равнаго себ въ лтописяхъ міра.

Почти такую-же роль суждено было разыграть въ Италіи другой маленькой республик — Флоренціи. Въ самую мрачную эпоху среднихъ вковъ, среди глубочайшаго варварства, далеко боле глубокаго, чмъ азіятское варварство временъ Ассиріи и Египта, въ этотъ, такъ-сказать, ‘желзный періодъ’ исторіи человчества, великія націи Запада, какъ-будто еще подъ вліяніемъ тхъ стадныхъ инстинктовъ, которые въ V вк проклятой памяти вызвали переселеніе народовъ, ознаменовывали себя безрезультатными походами на во стокъ и въ Италію. Не успло пройти стадное побужденіе, увлекавшее ихъ съ востока на западъ, не успли они расположиться въ своихъ новыхъ лагеряхъ, какъ новое табунное стремленіе повлекло ихъ съ запада на востокъ и съ свера на югъ. Въ то время, какъ народы крайняго запада предпринимали свои безплодныя нашествія на Азію, германцы продолжали свои.хищническіе набги на цивилизованную Италію, начатые еще при Марі, за 100 лтъ до нашей эры. Прошли вка прежде, чмъ эти первобытные инстинкты исчезли въ европейскихъ націяхъ, и он, отказавшись отъ кочевыхъ переходовъ, начали кое-какъ устраиваться, давать себ отчетъ въ своихъ общественныхъ условіяхъ и, наконецъ, относиться къ нимъ критически. Новые вка прошли въ этомъ смутномъ ощупываніи въ потемкахъ, пока, наконецъ, въ XVIII вк принципы общества выяснились и обособились и могли вступить между собой въ сознательную борьбу.

Въ это-то время въ одномъ уголку Италіи существовала маленькая республика, гд среди дятельной умственной жизни разработывались и зрли идеи и принципы новаго общественнаго быта. Принципы эти развивались въ безпрерывной борьб, длающей исторію Флоренціи не мене драматичной, чмъ исторія Афинъ. Но какая разница между этой борьбой во Флоренціи и той безсмысленной общей свалкой, которая происходила тогда въ остальномъ мір!

Новая цивилизація, зарождавшаяся во Флоренціи, не имла ничего общаго съ древней. Флоренція должна была за-ново выработывать вс ея принципы и не могла ничмъ воспользоваться изъ наслдія Афинъ. Причина этому очень проста. Въ новомъ мір не было краеугольнаго камня стараго міра — рабства, и вслдствіе этого вс принципы, выработанные старымъ міромъ, были непригодны для новаго. Въ древнемъ мір борьба сословій происходила, какъ въ опер, между главными дйствующими лицами, оставляя безучастной въ сторон цлую толпу фигурантовъ. Въ новомъ мір принципы должны были служить для всхъ, слдовательно, необходимо должны были быть шире и обще. Рчь шла не объ однихъ гражданахъ, а о цломъ народ.

Впрочемъ, новые принципы, разработанные во Флоренціи, были такъ-же нужды остальному тогдашнему міру, какъ и принципы древней гражданственности. Флоренція работала не для современнаго міра, который въ тотъ самый моментъ, когда перешелъ отъ варварства полукочевого къ варварству осдлому,— моментъ, который мы называемъ временемъ окончательнаго сформированія новыхъ государствъ и считаемъ эрой новой исторіи,— сокрушилъ ф.торентинскую республику.

Но то же самое случилось и съ Афинами. Бурное существованіе ихъ, отмченное такими великими жертвами, по привело къ вожделнному успокоенію въ тихомъ пристанищ какого-нибудь ‘золотого вка’. Республика погибла жертвой перваго варварства, только-что просвщеннаго цивилизаціей, ею-же созданной! И выработанныя ею идеи не послужили древнему міру. Не только царства Птоломеевъ и Селевкидовъ, но и Римъ не могли воспользоваться результатами афинской исторіи, резюмированными въ идеал республики Платона. Идеалъ этотъ до сихъ поръ остался утопіей.

Но вн этихъ практическихъ результатовъ, которыхъ непремнно добиваются люди, врующіе въ ‘золотые вка’ и потому относящіеся критически къ благороднйшимъ жертвамъ, спрашивая ихъ иронически: ‘къ чему-же привела васъ вся эта борьба?’ — вн этихъ результатовъ, говорю я, Флоренція дала потомству не меньше Афинъ. Она дала, во-первыхъ, идеалъ новой гражданственности, и до сихъ поръ непотерявшій своего значенія для Италіи, во-вторыхъ, въ Дант, Макіавели, Буонароти и Галиле она дала высшія проявленія человческаго генія, — проявленія, которыя составили драгоцннйшую собственность всего человчества, главный фондъ всей послдующей цивилизаціи.

Поэтому Тьеръ, собираясь, посл своей отставки отъ президентства, писать исторію флорентинской республики, выразился справедливо: ‘такъ-какъ въ наше время демократическій принципъ въ Европ выступаетъ впередъ, то необходимо изучать исторію Флоренціи, какъ самую демократическую изъ древнихъ и новыхъ временъ’. Онъ оставилъ это намреніе, узнавъ, что работа эта предпринята уже Джино Каппони, сочиненіе котораго въ трехъ томахъ вышло въ 1875 году. (Второе изданіе, на которое мы будемъ ссылаться, явилось въ 1876 году.)

Маркизъ Джино Каппони, родившійся въ 1792 году и умершій 3 февраля 1876 г., черезъ нсколько дней по выход второго изданія своей ‘Исторіи Флоренціи’, пользовался въ Италіи и даже за предлами ея громкой и лестной извстностью, какъ человкъ ученый, хотя до конца своей долгой жизни писалъ очень мало. Онъ принадлежалъ къ одному изъ древнйшихъ флорентинскихъ родовъ и фамилія его встрчается почти на каждой страниц исторіи его родного города, начиная съ его отдаленнаго предка, политическаго дятеля и мемуариста XIV вка. Къ тому-же онъ былъ очень богатъ и занималъ, стало быть, по рожденію высокое положеніе въ свт. Но не удовольствовавшись имъ, онъ съ ранней молодости усердно занимался наукой и литературой, преимущественно классической и средневковой литературой своего отечества. При своихъ познаніяхъ и способностяхъ и при живомъ сочувствіи къ длу національнаго обновленія Италіи, онъ сдлался ближайшимъ другомъ, товарищемъ и сотрудникомъ главнйшихъ дятелей того умственнаго возрожденія, которое предшествовало въ Италіи возрожденію политическому. Уго Фосколо, Николини, Леопарди, Джусти, Чентофонти, Вьёсе, Томассео, Манцони, Вальбо, д’Азеліо, Джоберти, словомъ, почти вс замчательные представители итальянской науки и литературы XIX вка были въ разныя времена его друзьями. Изъ иностранцевъ онъ былъ особенно близокъ съ англійскимъ историкомъ Роское, съ Тьеромъ, Озанамомъ, знаменитымъ Амперомъ и съ нмецкимъ писателемъ барономъ Реймономъ, посвятившимъ себя спеціально изученію итальянской литературы и исторіи.

Всю жизнь занимаясь изученіемъ преимущественно итальянскаго языка, литературы и исторіи, Каппони щедро поддерживалъ своими средствами труды другихъ ученыхъ и писателей, мене его счастливыхъ въ матеріальномъ отношеніи. Въ политическомъ отношеніи онъ былъ безупреченъ, хотя не принималъ непосредственнаго участія въ историческихъ событіяхъ. Впрочемъ, въ Тоскан при австрійскихъ эрцгерцогахъ политическія условія были несравненно лучше, чмъ въ остальной Италіи, и было меньше всего шансовъ очутиться въ тюрьм, изгнаніи или на вислиц. Писалъ онъ мало, и то преимущественно въ изданіяхъ различныхъ академій, которыхъ состоялъ членомъ. Больше всего онъ принималъ участія въ изданіяхъ историческихъ документовъ, особенно ‘Итальянскаго историческаго архива’. Только въ самомъ конц жизни ему суждено было ознаменовать себя крупнымъ историческимъ трудомъ.

Въ сороковыхъ годахъ француженка, госпожа Аларъ, издала исторію флорентинской республики, которая была вскор переведена на итальянскій языкъ. Просматривая эту книгу, Каппони нашелъ въ ней много неврностей и важныхъ пропусковъ, началъ писать замчанія на поляхъ, и это мало-по малу привело его къ мысли самому написать исторію Флоренціи. Но мысль эту онъ осуществилъ только черезъ 30 лтъ, за годъ до смерти и много лтъ спустя посл того, какъ лишился зрнія.

Такимъ образомъ, его исторія представляетъ результатъ боле чмъ полувковыхъ изслдованій и изысканій. Но вмст съ тмъ на ней лежитъ отпечатокъ идей давно пережитой эпохи, къ которой принадлежалъ авторъ. Въ ней ветъ духъ 20-хъ годовъ, въ которыхъ прошла молодость Каппони. Онъ до конца жизни остался человкомъ того времени, человкомъ умренно-буржуазнаго либерализма, англійскаго парламентаризма, конституціонныхъ идей Ріего и неаполитанской революціи 1820 года. Такой человкъ едва-ли могъ быть врнымъ судьей флорентинской средневковой демократіи. Поэтому, пользуясь собраннымъ и расчищеннымъ имъ богатымъ историческимъ матеріаломъ, мы должны держаться на-сторож отъ его личныхъ взглядовъ и сужденій.

——

Однимъ изъ самыхъ непонятыхъ историческихъ явленій остается до сихъ поръ вковая борьба папства съ нмецкимъ императорствомъ. Историки, враждебные католицизму, начиная съ Вольтера, видли въ этой борьб выраженіе фантастическихъ притязаній и безпредльнаго властолюбія папства. Съ другой стороны, защитники папства, судя съ своей исключительной точки зрнія, такъ восхваляли его, что отъ ихъ похвалъ хуже нездоровилось, чмъ отъ нападеній противниковъ. Папы представлялись свирпыми деспотами, готовыми зажечь міръ съ четырехъ концовъ ради своихъ нелпыхъ претензій, Генрихи и Фридрихи являлись ихъ трагическими жертвами.

Все это не только односторонне, но и совершенно превратно. Зачинщикъ этой борьбы, Гильдебрандъ, котораго протестанты и либералы выставляютъ тираномъ и надъ которымъ они такъ развязно подтруниваютъ по поводу его отношеній къ графин Матильд, былъ одной изъ благороднйшихъ, самыхъ высокихъ личностей въ исторіи. Съ душой Катона и со страстью къ добру и идеалу французскихъ дятелей XVIII вка, онъ является поразительнымъ исключеніемъ въ свой вкъ, представляется однимъ изъ тхъ людей, которые возвышаются до понятій, до того опережающихъ свое время, что между ними и современниками ихъ лежитъ цлая нравственная пропасть и что современники ихъ готовы были-бы признать ихъ безумными, если-бы геній ихъ не внушалъ невольно такого уваженія къ себ, что приходится ограничиться названіемъ утопистовъ. Гильдебрандъ принадлежитъ дйствительно къ рдкимъ историческимъ явленіямъ, которыя по то чествуются, не то клеймятся этимъ именемъ {О Гильдебранд рекомендуемъ читателю посмертное сочиненіе Вильменя: Histoire de Grgoire VII, 2 v. Paris, 1873, положительно лучшее изъ всхъ сочиненій покойнаго непремннаго секретаря французской академіи. Онъ работалъ надъ нимъ сорокъ лтъ.}. Чтобы вполн оцнить его, надо живо вообразить себ нравственную физіономію его современниковъ. Это были чистые зври въ человческомъ образ, для которыхъ не существовало никакихъ нравственныхъ стимуловъ, ни религіозныхъ, ни моральныхъ, ни эстетическихъ. Цлью ихъ были одни грубйшія матеріальныя наслажденія, другихъ потребностей они не знали, средствами — дикое насиліе или, за невозможностью его,— наглый обманъ. Религіознаго увлеченія, выразившагося полвка спустя въ крестовыхъ походахъ, въ то время еще не существовало и оно было возбуждено самимъ Гильдебрандомъ, которому принадлежитъ первая мысль этихъ походовъ. Духовенство, какъ представитель нравственныхъ интересовъ, было такъ-же дико, такъ-же развратно, какъ и рыцарство, во глав котораго стоялъ грубый, невжественный и свирпый императоръ, считавшій себя не правителемъ страны, а предводителемъ этой шайки хищниковъ.

Эти дикія ватаги втеченіи уже цлаго вка вторгались отъ времени до времени въ Италію, единственную страну, гд древняя греко-римская цивилизація не была истреблена безъ остатка, и водворяли въ ней свои варварскіе порядки, грозя довершить истребленіе цивилизаціи, недовершенное ни готами, ни лонгобардами. Они вводили въ ней неизвстный ей варварскій феодализмъ, водворяли въ замкахъ рыцарство, чтобы систематически грабить и опустошать страну въ промежутки между нашествіями изъ Германіи.

Во время этого безграничнаго торжества грубой силы, дикой и необузданной, Гильдебрандъ возъимлъ великую, по своей смлости, мысль объявить ей войну во имя справедливости и нравственности. Онъ такъ фанатически врилъ въ силу идеи, что, вооруженный ею одною, счелъ возможнымъ покорить ей грубую силу, вырвать власть изъ рукъ ея представителей, передать ее въ боле достойныя руки, морализировать ею міръ, соединить людей нравственнымъ интересомъ и указать имъ высшую нравственную цль.

Нравственная идея въ т варварскія времена могла имть только одну форму — религіозную. Религія была тогда то, что теперь наука и общественность вмст. Только въ этой форм идея могла быть доступна людямъ и отвлечь ихъ отъ чисто-животныхъ интересовъ. Поэтому въ этой форм Григорій VII и взялъ ее, такъ-какъ и самому ему она была всего сродне въ этой форм, хотя нтъ сомннія, что у него было боле высокое и широкое пониманіе ея. Умирая побжденный въ борьб, онъ въ послднихъ словахъ признавалъ себя мученикомъ не религіи, а истины, жертвой несправедливости, а не неврія или ереси.

Какъ другіе утописты, Пифагоръ и Огюстъ Контъ, Григорій VII хотлъ преобразовать и морализировать, міръ, передавъ власть изъ рукъ класса, представляющаго матеріяльную силу, въ руки класса, представляющаго нравственную силу. Такимъ классомъ должно было быть въ его время духовенство, но оно такимъ не было. Общій низкій уровень развитія отразился и на немъ. Такіе люди, какъ Гильдебрандъ, составляли въ немъ рдкія исключенія. Все-же сословіе было такъ-же грубо и безнравственно, какъ и рыцарство. Но Гильдебрандъ не отчаивался передлать его по своему образу и подобію, сдлать его достойнымъ быть правителемъ и преобразователемъ міра. Готовясь вступить въ борьбу съ грознымъ непріятелемъ, онъ увидлъ, что его собственная армія возмущается противъ него. Неустрашимый идеалистъ не поколебался. Онъ одинъ, со знаменемъ идеи, вступилъ въ борьбу и съ своими, я съ чужими.

И вра въ идею не обманула его. Животная сила должна была преклониться передъ его знаменемъ. Развратный Генрихъ, поврившій ни въ Бога, ни въ чорта, клятвопреступный, вроломный, кровожадный, варварски надменный, выдержалъ покаяніе на каносскомъ двор, преклонилъ голыя колни передъ старымъ монахомъ. Правда, это торжество идеи надъ силой было непродолжительно, и въ дальнйшей борьб пап пришлось дойти до худшаго униженія, до котораго могъ дойти этотъ человкъ идеи,— до необходимости отдать ее подъ защиту такой-же грубой силы нормановъ Гискара. Но если его великій планъ не могъ быть осуществленъ, то все-же дятельность его не осталась безплодной. Нравственный интересъ, который онъ старался возбудить, былъ возбужденъ, завтная мысль его — крестовый походъ, сдлалась общей мыслью европейскихъ народовъ.

Но не въ этомъ состояло главное наслдство, завщанное міру этимъ великимъ умомъ. Оно заключалось въ созданіи гвельфизма, который далъ боле богатые плоды, чмъ крестовые походы. Онъ предохранилъ Италію отъ феодальнаго варварства и далъ возможность цивилизаціи возродиться въ ней изъ уцлвшихъ остатковъ, чтобы изъ нея распространиться на всю Европу.

Джино Каппони, несмотря на свой антиклерикальйый образъ мыслей, вполн признаетъ это: ‘Конечно, не я стану защищать, говоритъ онъ, — мнніе, выводящее свободу общинъ отъ правъ епископовъ и капитуловъ, но несомннно, что въ провинціяхъ, мене зависвшихъ отъ имперіи и сильне ощутившихъ реформу Григорія VII, народъ и духовенство были соединены общими интересами. Этотъ папа разрушилъ твореніе жаролинговъ’ (т. е. владычество германскихъ императоровъ въ Италіи). И въ другомъ мст: ‘Папы, могущество которыхъ возрастало, основывали его на независимости городовъ, т. е. латинскаго народа, имъ преданнаго. Констанцскій миръ 1183 (закончившій борьбу папъ съ Фридрихомъ Барбароссой) обезпечилъ италіянскимъ городамъ почти полную независимость’.

Карлъ Великій подчинилъ всю Италію феодальному порядку Германіи, и Тоскана, какъ прочія части страны, имла своихъ герцоговъ, графовъ и маркизовъ, подъ верховной властью императоровъ. Изъ этихъ феодальныхъ владтелей графиня Матильда прославилась ролью, которую съиграла въ борьб Григорія VII съ Генрихомъ IV, и была очень популярна, такъ-что во Флоренціи однимъ изъ самыхъ распространенныхъ именъ было Теса, сокращеніе отъ контеса. Владычество императоровъ выразилось развитіемъ въ стран феодальной аристократіи, покрывшей всю страну своими замками. Эта аристократія была, съ одной стороны, враждебна гражданамъ, а съ другой — государямъ страны, и въ то время, какъ графиня Матильда, опираясь на любившихъ ее горожанъ, держала сторону папы, аристократія была предана императору. Подъ властью ея города развивались, а когда по смерти ея прекратился домъ, царствовавшій въ Тоскан, и страна стала непосредственно зависть отъ поминальной власти императора, въ нихъ началъ развиваться республиканскій духъ средневковыхъ городскихъ общинъ. Когда Фридрихъ Барбаросса сдлалъ попытку обратить поминальную власть нмецкихъ императоровъ въ дйствительную, тосканскіе города приняли участіе въ борьб противъ него ломбардской лиги. Сраженіе при Лепьяно (1176) положило конецъ этой попытк, и констанцскій миръ обезпечилъ независимость городовъ Тоскапы, которые съ этихъ поръ стали независимыми республиками и могли развивать свободно свои учрежденія.

Въ Тоскан, благодаря ея географическому положенію, древняя латинско-италійская раса сохранилась въ наибольшей чистот. Иноплеменныя варварскія орды, нахлынувшія въ Италію съ начала V вка, направляли свой путь на Римъ преимущественно по плоскому и ровному восточному краю полуострова, чмъ по гористому западному, черезъ Романью, а не черезъ Тоскану. Это имло огромное значеніе и для образованія новйшаго италіянскаго языка, вышедшаго изъ Тосканы, и для политическихъ условій страны. Тоскана могла сдлаться для Италіи тмъ, чмъ Аттика была для Греціи, ибо и тамъ, говоритъ Каппони, ‘по словамъ Фукидида, древнее населеніе мало измнилось, и пришельцы, изъ которыхъ всегда образуется аристократическое сословіе, имли мало значенія’ (I, р. 7).

Этотъ иностранный аристократическій элементъ не усплъ быть насажденъ въ Тоскан императорами, какъ началась борьба между папствомъ и императорствомъ. Онъ сдлался естественнымъ союзникомъ своего творца и покровителя, императора, являвшагося въ Италіи въ качеств иноземнаго варварскаго завоевателя. Папство-же представляло національное знамя и интересы его были во многомъ солидарны съ интересами демократіи городовъ. Поэтому еще вначал борьбы, еще при Матильд, борьба, шедшая между папствомъ и императорствомъ, выразилась въ Тоскан борьбой городовъ противъ замковъ. Въ 1081 г. Генрихъ IV неудачно осаждалъ Флоренцію, а въ слдующіе года Флоренція расширяла свою область на счетъ окрестныхъ феодальныхъ владльцевъ. При этомъ великая графиня дйствовала за-одно съ гражданами.

Черезъ 20 лтъ посл ея смерти, въ 1135 г., флорентинцы взяли сосдній замокъ Монтебони, принадлежавшій фамиліи Бендельмонти, и принудили этихъ аристократовъ перейти въ гражданство. Это первый примръ такого перехода. Отъ смерти графини до констанцскаго мира императоры нсколько разъ пытались заявить свои верховныя права надъ Тосканой, давали ея инвеституру разнымъ своимъ приверженцамъ, старались вооруженной силой водворить ихъ во владніи и иногда на короткое время достигали этой цли. И попытки эти кончились только констанцскимъ миромъ.

Но если сраженіе при Леньяпо прекратило на время покушенія императоровъ на вольность италіянскихъ колунъ, то борьба между гвельфизмомъ или демократіей и гибелинизмомъ или феодальной аристократіей въ самой Италіи съ этого времени началась еще сильне. Черезъ годъ посл Леньяпо, въ 1177, лтописи говорятъ о кровавыхъ и продолжительныхъ смутахъ во Флоренціи, возбужденныхъ честолюбіемъ аристократической фамиліи дельи-Уберти, нмецкаго происхожденія. Смуты эти имли уже совершенный характеръ борьбы между демократіей и аристократіей.

Констанцскій миръ, однако, не вполн обезпечилъ независимость италіянскихъ общинъ, ‘обезпеченная только безсиліемъ императоровъ, говоритъ Каппони,— община подвергалась опасности при всякомъ вступленіи нмцевъ въ Италію’ (I, 17). Аристократы постоянно ждали помощи отъ иноземцевъ. Богданъ 1185 г. Фридрихъ Барбаросса прибылъ во Флоренцію, ‘къ нему явились окрестные аристократы, у которыхъ флорентинцы отняли замки и крпости’, и Фридрихъ ‘отнялъ у флорентинцевъ всю страну до самыхъ городскихъ стнъ и назначилъ къ нимъ своихъ викаріевъ, чтобы творить судъ и расправу’ (I, 18). Но это господство нмецкихъ императоровъ долго не удерживалось, и по смерти Генриха VI, со вступленіемъ на престолъ Иннокентія III, власть императора исчезла, и вмст съ усиленіемъ церкви усилилась и демократія городовъ.

Но хотя чужеземецъ и варваръ, нмецкій король былъ всеже императоръ, августйшій цезарь, какъ его величали, и обаяніе императорства было такъ велико, что граждане никогда не ршались отрицать формально его верховную власть. Они признавали и почитали ее съ однимъ только условіемъ, чтобы не чувствовать ее, чтобы она оставалась фикціей. Какъ фикція, она была даже очень удобна и представляла единственную извстную тогда санкцію народнаго самодержавія, котораго, какъ формулированный принципъ, еще не существовало. Городъ самъ не могъ имть державныхъ правъ, которыя могли принадлежать только императору. Но если право императора сводилось на фикцію, то городъ могъ овладть этой фикціей и пользоваться самодержавіемъ, въ теоріи относимымъ къ императору, но на практик принадлежащимъ гражданамъ.

Италіянскіе города придумали очень замысловатую комбинацію, чтобы такимъ образомъ возвести комуну на высшую степень государства. Комбинація эта состояла въ учрежденіи потесты, который представлялъ собою императорскую, т. е. высшую правительственную и судебную власть. Хотя учрежденная во имя императорской власти, власть потесты была такъ враждебна ей, потому что составляла санкцію и выраженіе республиканской независимости городовъ, что императоры ни на минуту не обманулись въ этомъ ея значеніи. Они потребовали было, чтобы потесты назначались и утверждались ими, но этого-то и не хотли городскія республики, потому что он именно добивались того, чтобы императорская власть оставалась фиктивной и не переходила въ дйствительность. Поэтому, когда по временамъ въ своихъ походахъ императоры подчиняли себ города, первымъ долгомъ ихъ было — не назначать потесты даже по своему выбору, а отмнить эту должность и назначить своего викарія,— до того потеста, несмотря на теорію своего происхожденія, пріобрлъ республиканское значеніе.

‘Каждый разъ, говоритъ Каппони, — когда въ исторіи и документахъ мы встрчаемъ замну потесты викаріемъ, мы можемъ быть уврены, что въ это время независимость общины была угнетена императорской властью’ (I, 18).

Во Флоренціи перваго потесту мы встрчаемъ въ 1193 г. Но это было время страшнаго Генриха VI, при которомъ независимость Италіи была подавлена. Поэтому въ слдующіе годы мы не встрчаемъ больше потесты, и лтописецъ Малеспини (начала XIV в.) относитъ это учрежденіе къ 1207 году. Однако, потесты бывали и въ 1200 и въ слдующемъ годахъ. Съ 1218-же года они были уже постоянно. Въ приложеніи (No II) къ I тому своей исторіи Каппони помстилъ описаніе флорентинскаго правленія съ 1280 по 1292 г., неизвстнаго автора. Вотъ что говорится въ немъ о потест: ‘Иностранныхъ чиновниковъ два — подеста и капитанъ. Имъ подлежатъ и вншнія, и внутреннія дла города: внутри — отправлять правосудіе, блюсти порядокъ, ршать войну и миръ, вн — защищаться отъ непріятелей и нападать на нихъ. Подеста — древнее учрежденіе во Флоренціи, говорятъ, что оно началось въ 1202, по оно было гораздо древне, а въ новйшее время стало называться подестой, такъ и мы его будемъ называть. Избраніе этихъ двухъ чиновниковъ или правителей было въ первые три года предоставлено пап, чтобы онъ избиралъ людей, непричастныхъ ни къ гвельфской, ни къ гибелинской партіи и желающихъ сохранять миръ, а чтобы они были въ силахъ охранять его, имъ нанимали каждому по 50 вооруженныхъ всадниковъ и по 50 пхотинцевъ, а въ первый годъ, очень смутный, по сту и тхъ, и другихъ. Въ остальное время, за шесть мсяцевъ до вступленія ихъ въ должность, въ общинныхъ совтахъ назначались избиратели подесты, а въ народныхъ совтахъ — избиратели капитана. Каждый избиратель предлагалъ, кого хотлъ. Но предложенный не могъ быть родомъ изъ имнія или города ближайшаго, чмъ на 50 миль разстоянія, долженъ былъ быть не мене 36 лтъ отъ роду, быть гвельфомъ, кавалеромъ или докторомъ, дворяниномъ или владльцемъ и не быть подданнымъ никакого государя. Голоса подавались отдльно, и четверо получившихъ наибольшее число голосовъ считались по порядку большинства кандидатами. Тогда выбирался посланникъ и отправлялся къ первому кандидату, если онъ принималъ, то остальные кандидаты устранялись, если отказывался, то посылали ко второму, потомъ къ третьему и четвертому, пока кто-нибудь не принималъ, если вс отказывались, выбирали четырехъ новыхъ кандидатовъ. Выбранный долженъ былъ принять втеченіи двухъ сутокъ со времени заявленія ему избранія, а если не давалъ отвта въ этотъ срокъ, то считался отказавшимся. Принимая, онъ долженъ былъ получить отъ своей родины письменное общаніе не взыскивать съ флорентинской общины и ни съ кого изъ ея подданныхъ ни жалованья его, въ случа, если оно будетъ ему не доплачено, ни пеней, которымъ можетъ подвергнуться. Онъ долженъ пріхать во Флоренцію за пятнадцать дней до вступленія въ должность съ своей фамиліей, чтобы узнать законы города, и пятнадцать дней долженъ оставаться посл сдачи должности для отчета. Тотчасъ по прізд долженъ со всей своей фамиліей присягнуть или въ общинномъ совт, или въ публичномъ парламент на книг статутовъ, обязуясь соблюдать ихъ. Фамиліей подесты считалось вотъ что: семь судей, два кавалера, четыре нотаріуса и восемь всадниковъ, изъ нихъ четыре жандарма, да лично при немъ двадцать стражей. Фамилія эта не должна была происходить ни изъ города (Флоренціи), ни изъ Тосканы. Она мнялась въ начал іюля, когда новые должны были прізжать во Флоренцію, а прежніе узжать, отдавши предварительно отчетъ. Жалованья подест и его фамиліи полагалось 6,000 лиръ во все время. Стражи получали по 3 лиры въ мсяцъ. Жилъ подеста во дворц общины. Вступалъ въ должность перваго января {Новый годъ начинался тогда 23 марта. (Annus Incarnationis).}. Срокъ службы былъ годичный. Подеста вдалъ вс уголовныя дла’. Кром того въ гражданскихъ длахъ онъ представлялъ высшую апеляціонную инстанцію. Вооруженная городская милиція повиновалась ему и капитану. Онъ предсдательствовалъ въ совт Мудрыхъ, гд предложенія исходили отъ него, гд ршались миръ и война, принимались посланники и куда члены назначались частью по его выбору. Онъ-же предсдательствовалъ въ общинныхъ совтахъ и въ такъ-называемомъ общемъ парламент или публичномъ совт. За отсутствіемъ особаго генеральнаго капитана для воины, онъ командовалъ войскомъ во вншнихъ войнахъ. Иногда его отправляли посланникомъ.

Изъ этого описанія, въ которомъ авторъ ошибается только въ древности учрежденія потесты, мы видимъ характеръ этого института. Это была вывска или эмблема государственной самостоятельности порода, но вс мры были такъ хорошо приняты, чтобы эта власть не перешла въ боле опасную для гражданской независимости, что во все ея существованіе она ни разу не сдлала даже попытки упрочить или хотя-бы продлить себя. Первымъ условіемъ было, чтобы потеста былъ иностранецъ, притомъ издалека. Этимъ, съ одной стороны, обезпечивалась его зависимость отъ города, гд онъ не имлъ никакой поддержки, а съ другой — онъ могъ быть дйствительно тмъ безпристрастнымъ посредникомъ и судьей, какимъ долженъ былъ быть, представляя собой чистое правосудіе, неувлекаемое личными и семейными страстями, симпатіями и антипатіями. Для большей безопасности, кром потесты, съ его высшей политической и судебной властью, была учреждена такая-же избирательная должность капитана, который тоже выбирался изъ иностранцевъ и которому спеціально принадлежала полицейская власть. Вотъ какъ думали италіянскіе граждане ршить задачу соединенія высшей политической власти съ общественной свободой. Ршеніе это, казавшееся нкоторое время осуществимымъ, вслдствіе исключительныхъ условій тогдашняго положенія Италіи, не выдержало, какъ увидимъ, испытанія времени.

Борьба гвельфовъ и гибелиновъ выражалась, какъ мы уже сказали, во Флоренціи борьбой демократическаго гражданства съ аристократическими окрестными замками. Эта частная борьба, происходившая въ уголку Тосканы, слдовала за перипетіями великой борьбы папства съ императорствомъ. Пока съ Иннокентія III папство торжествовало, городъ торжествовалъ надъ окрестными феодалами. ‘Нападенія на замки, говоритъ Каппони словами лтописца Джовани Виллани, который хотя демократъ, но судитъ безпристрастно,— были больше дломъ насилія, чмъ справедливости, такъ что многіе дворяне отъ досады или чтобы получить лучшія условія, отдавали свои имнія, дома и вассаловъ церкви, лйпь-бы не уступить ихъ въ подданство общин’ (I, 29). Впрочемъ, нельзя вполн отожествлять гвельфскую партію съ демократической. Многія знатныя фамиліи изъ-за родовыхъ и личныхъ раздоровъ держались гвельфизма, и когда Фридрихъ II возобновилъ борьбу съ папствомъ и съ своими нмцами вторгся въ Италію, когда съ нимъ гибелины временно восторжествовали въ 40-хъ годахъ XIII вка, кара его обрушилась во Флоренціи не на одну демократію. Вс выдающіяся гвельфскія фамиліи были изгнаны изъ города въ 1249 году. Но замчательно, что къ этому-же времени императорскаго торжества относится истребленіе во Флоренціи патериновъ, т. е. остатковъ альбигойской секты. Секта эта, такъ страшно пораженная во Франціи папами, нашла себ пріютъ въ союзной съ ними Флоренціи, конечно благодаря своему демократическому направленію, и была истреблена здсь около 1240 г. гибелинской аристократіей.

Но торжество послдней было непродолжительно. Еще при жизни Фридриха II противъ нея было въ город возстаніе, поднятое, по словамъ Макіавели, ‘средними людьми’. Но эти средніе люди были весь городской народъ, потому что въ числ ихъ выборныхъ старшинъ мы находимъ на первомъ план одного башмачника. (Каппони, I, 35). Черезъ два мсяца Фридрихъ II умеръ (13 декабря 1250), и изгнанные гвельфы возвратились въ городъ, а вскор (іюнь 1251), посл побды Флоренціи надъ гибелинской Пистойей, главныя гибелинскія фамиліи были изгнаны. Въ это время, говоритъ Каппони, ‘Флоренція встала во глав гвельфской партіи, италілнекой свободы и народнаго возрожденія, во глав, можно сказать, цивилизаціи’ (I, 38).

Въ это время богатство и благосостояніе города получили быстрое развитіе. Республика начала чеканить золотую монету (фіорины или флорины). Но въ частной жизни нравы были еще просты и частныя имущества гражданъ не велики. ‘Флорентинскіе граждане, говоритъ Виллани, — жили скромно, питались грубой пищей, одвались сами и жены ихъ дешево, въ толстое сукно, сто лиръ было обыкновеннымъ приданымъ, а 200 или 300 считалось уже очень богатымъ’ (Кап. I, 42).

Но Флоренціи предстояло испытать еще много превратностей, потому что судьба ея ршалась общимъ ходомъ борьбы гвельфовъ и гибелиновъ въ Италіи. Въ 1260 году, 4 сентября, флорентинская милиція была на голову разбита при Монтаперти нмцами короля Манфреда и гибелинами города Сіэны и другихъ гибелинскихъ городовъ. Главные представители гвельфской партіи должны были бжать изъ города. Въ числ этихъ эмигрантовъ былъ Брунето Латмни, впослдствіи наставникъ великаго гибелина Данта. Ненависть гибелиновъ къ Флоренціи была такъ велика, что они задумывали разрушить городъ до основанія, и только усиліямъ вліятельнаго между ними флорентинскаго аристократа Фаринаты дельи-Уберти удалось отвратить ихъ отъ этого намренія.

Но черезъ шесть лтъ появленіе въ Италіи Карла Анжу и смерть Манфреда при Беневент измнили дла. Гибелины во Флоренціи, испуганные этими событіями и видя невозможность удержать за собой исключительное господство, сдлали попытку примиренія. Вмсто одного потесты было выбрано два — одинъ гвельфъ, другой гибелинъ. Они выбрали 36 гражданъ, безъ разбора, изъ гибелиновъ и остававшихся въ город гвельфовъ, и составили изъ нихъ верховный совтъ, который далъ правильную организацію городской демократіи и такимъ образомъ, говорить Каппони, создалъ флорентинскую республику.

Горожане съ давнихъ поръ раздлялись на цехи и ремесла, которыхъ было 12, семь старшихъ и пять младшихъ. Старшіе были: 1) юристы и нотаріусы, 2) негоціанты, 3) мнялы, 4) суконщики, 5) врачи и аптекари, 6) торговцы краснымъ товаромъ, 7) скорняки. Какъ видимъ изъ этого перечня, это былъ средній классъ или то, что теперь называется крупной буржуазіей. Каждому изъ этихъ семи цеховъ Совтъ Тридцати Шести далъ своихъ консуловъ, свой совтъ, свое знамя и право выходить вооруженными въ строю при всякой тревог въ город. Выражаясь современнымъ языкомъ, Совтъ 36 учредилъ національную гвардію изъ крупной буржуазіи.

Эти нововведенія возбудили негодованіе въ самыхъ рьяныхъ изъ гибелинской аристократіи. Съ помощью нмецкихъ войскъ они попытались возстановить свою власть и истребить демократическій Совтъ Тридцати Шести, но въ этомъ столкновеніи они были побждены, и попытка ихъ повела только къ возстановленію гвельфовъ и къ утвержденію гражданскаго правительства. Чтобы еще боле обезпечить этотъ порядокъ, Флоренція отдалась на десять лтъ подъ протекторатъ могущественнаго въ эту минуту беневентскаго побдителя. Хотя черезъ это Карлъ Анжу получилъ право назначать въ республику своихъ викаріевъ, но это не нарушило независимости города. Викаріи его имли не больше значенія, чмъ потесты, и вся власть сосредоточивалась въ избирательныхъ совтахъ и въ представителяхъ семи старшихъ цеховъ, т. е. въ рукахъ крупной буржуазіи.

Эта гвельфскня буржуазія выказала себя неумолимой въ отношеніи побжденныхъ гибелиновъ. Дома, замки и имнія гибелинской аристократіи были разрушены и опустошены на огромную по-тогдашнему сумму 130,000 лиръ, конфискованныя имущества ихъ были раздлены на три части, изъ которыхъ одна отошла общин, другая была употреблена на вознагражденіе пострадавшимъ гвельфамъ, а третья образовала капиталъ гвельфской партіи. Она въ это время организовалась такъ, что составила государство въ государств. Получивъ собственную казну, отдльную отъ казны общины, она получила и свое отдльное правительство. Къ этому времени относится учрежденіе главы или капитана гвельфской партіи. Онъ избирался каждые два мсяца и имлъ спеціальнымъ назначеніемъ блюсти интересы гвельфовъ и дйствовать противъ гибелинизма, предупреждая его покушенія. При немъ были два совта: одинъ тайный, изъ 14 членовъ, другой — большой, изъ 60, имвшій назначеніемъ избирать капитана. Кром того въ каждомъ изъ 6 кварталовъ города избиралось по пріору, трое изъ дворянъ и трое изъ народа, они имли въ своихъ рукахъ казну и печать партіи и были офиціальными обвинителями гибелиновъ.

При своемъ учрежденіи это правленіе партіи имло характеръ политической инквизиціи, было нчто врод ‘комитета общественной безопасности’, такъ-какъ гвельфская партія отожествлялась съ восторжествовавшей демократіей. Но въ своемъ увлеченіи минутнымъ интересомъ партіи флорентинцы не сообразили, чмъ можетъ сдлаться впослдствіи подобная, почти независимая отъ общины инквизиторская власть, располагающая правильной организаціей, независимой казной и вооруженная карательной властью.

Между тмъ торжествующіе гвельфы перессорились между собой. Съ одной стороны, папы стали бояться чрезмрнаго могущества своего покровителя, Карла Анжу, съ другой — начались ссоры между главами гвельфской партіи во Флоренціи. Чтобы ослабить вліяніе Карла въ город, Григорій X хлопоталъ о возвращеніи изгнанныхъ гибелиновъ и, не добившись этого, подвергъ городъ интердикту. Преемникъ его, Николай III, добился этого, и при его посредничеств во Флоренціи было заключено примиреніе между партіями и въ это-же время грозная сила Анжу была сломлена сицилійскими вечернями. Съ другой стороны, нмецкое император ство въ это время было совершенно ничтожно. Такимъ образомъ папство торжествовало, и гвельфизмъ, какъ національная партія, потерялъ значеніе на время. Но во Флоренціи онъ еще служилъ знаменемъ демократіи, которая въ это время окончательно утвердилась. По миру, заключенному между гвельфами и гибелинами папой Николаемъ III, высшимъ правительственнымъ учрежденіемъ республики, подъ верховной властью потесты, былъ совтъ старшинъ, выбиравшихся кварталами въ числ 14 человкъ, 8 отъ гвель, фовъ и 6 отъ гибелиновъ. Изъ 6 кварталовъ два выбирали по трое старшинъ, а четыре по два. Они выбирались на мсяцъ. Но страсти партій поутихли, и мы находимъ теперь въ республик многочисленный классъ такъ-называемыхъ нейтральныхъ. Отъ политическихъ партій интересъ перешелъ къ сословному вопросу. Это выразилось тмъ, что въ 1283 году Совтъ четырнадцати былъ отмненъ и вмсто него учрежденъ совтъ цеховыхъ пріоровъ, число которыхъ опредлилось въ 12. Это было окончательное торжество крупной буржуазіи семи старшихъ цеховъ, и нововведеніе это было дйствительно дломъ могущественнаго цеха негоціантовъ. Въ это-же время и полицейская власть, такъ-называемый народный капитанъ, получилъ титулъ защитника цеховъ и сдлался орудіемъ крупной буржуазій и ея совта пріоровъ.

Такимъ образомъ республика организовалась очень странно. Не считая политической силы организованной гвельфской партіи съ своимъ капитаномъ и двумя совтами, въ ней было какъ-бы два государства — государство общины и государство народа, какъ ихъ называли, т. е. цеховъ. Представителемъ перваго былъ потеста съ Совтомъ Мудрыхъ, съ двумя общинными совтами и съ генеральнымъ парламентомъ, оно обнимало собою всхъ гражданъ, безъ различія сословій, цеховъ и партій. Другое, государство цеховъ, имло представителями пріоровъ съ капитаномъ народа и съ такъ-называемымъ народнымъ совтомъ. Сюда входила только буржуазія цеховъ. Чтобы усилить себя, крупная буржуазія допустила въ ряды свои и мелкую, давъ такую организацію и младшимъ цехамъ, которыхъ было сначала пять, а потомъ четырнадцать. Пять младшихъ цеховъ, получившіе въ это время организацію, подобную организаціи старшихъ, и политическое значеніе, были: 1) мелочные торговцы, шляпочники и лоскутники, 2) мясники, 3) башмачники, 4) камепьщики и столяры, 5) слесари и кузнецы. Кром организаціи, они получили и право выбора въ пріоры. Низшій народъ, непринадлежавшій къ цехамъ, назывался офиціально: popolo scioperato, народъ праздный или лишній, теперь это слово значитъ просто ‘бездльникъ’. Это былъ пролетаріатъ, еще неимвшій мста ни въ государств буржуазіи, ни въ государств общины, гд преобладала пока гвельфская аристократія.

Владычество буржуазіи было блестящее. Флорентинекая милиція торжествовала надъ гибелинами въ кровопролитныхъ битвахъ. Внутри было необыкновенное умственное и матеріяльное развитіе. Данте и Джіото росли и развивались въ это время. Въ город возникали великія произведенія средневкового искуства, италіянскій языкъ выработывался на площадяхъ Флоренціи, торговля флорентинскихъ негоціантовъ распространялась отъ Фландріи до крайняго Востока. Богатая, образованная, могущественная и прославленная, буржуазія не могла терпть никакого соперничества въ государств. Борьба между нею и аристократіей была неизбжна. Она была ускорена безтактнымъ, нахальнымъ поведеніемъ феодальной аристократіи, которая, отставшая въ нравственномъ и умственномъ отношеніи, позволяла себ возмутительныя продлки.

Вождемъ буржуазіи въ ея ршительной борьб противъ знати явился богатый и вліятельный гражданинъ Джанъ делла-Белла, вступившій въ должность пріора 15 февраля 1293. По его предложенію противъ феодальнаго дворянства были изданы законы, названные уложеніемъ — Ordinamenti della giustizia. Чтобы показать его духъ, мы отмтимъ въ его указаніяхъ, что безъ согласія пріоровъ дворяне не могли являться ни обвинителями, ни свидтелями противъ гражданъ, имъ было запрещено жить у мостовъ ближе, какъ на 150 саженей, запрещено выходить изъ дому во время смутъ, запрещено присутствовать вооруженными на похоронахъ, сватьбахъ и другихъ церемоніяхъ, всякій гражданинъ, недонесшій объ обид, нанесенной ему дворяниномъ, подвергался штрафу. Такъ-какъ эти установленія лишали дворянъ гражданскихъ нравъ, то легко можно было предвидть, что многіе изъ нихъ захотятъ отказаться отъ столь невыгоднаго положенія и перейти въ буржуазію. Поэтому такіе переходы были затруднены и, между прочимъ, постановлено, что при переход въ буржуазію дворяне должны мнять свои гербы. За нарушеніе этихъ уставовъ дворяне подвергались изгнанію, а домъ виновнаго срытію.

Чтобы упрочить эти законы, была учреждена особая вооруженная исполнительная власть, спеціально предназначенная дйствовать противъ дворянъ. Это былъ гонфалоньеръ, избиравшійся на два мсяца, хранившій народное знамя, блое съ краснымъ крестомъ, и имвшій подъ командою тысячу человкъ избранной пшей милиціи и 200 каменьщиковъ и другихъ рабочихъ для разрушенія домовъ виновныхъ. Первымъ гонфалоньеромъ былъ Бальдо Руфали, и вскор должность эта стала высшею въ республик.

Джанъ делла-Белла провелъ свою реформу, но самъ палъ жертвой ненависти, которую возбудилъ къ себ въ аристократіи. Она была такъ безсильна, что на первыхъ порахъ должна, была допустить все, но, по своему обыкновенію, она тайно обратилась къ интригамъ. Она пыталась дйствовать черезъ потесту, который былъ первымъ лицомъ въ республик. И когда заинтересованный потеста выказалъ пристрастіе къ аристократіи въ одномъ частномъ судебномъ разбирательств, народъ возсталъ съ такой яростью, что Джанъ делла-Белла, гонфалоньеръ и пріоры съ трудомъ спасли его. Въ виду безсилія потесты аристократія прибгла къ единственной сил, существовавшей въ республик помимо буржуазіи и ея правительства, къ гвельфской партіи, въ которой имла много своихъ. Къ ней принадлежало и много высшей буржуазіи, которая, съ свойственнымъ ей тщеславіемъ, любила украшаться рыцарскимъ титуломъ. Джанъ делла-Белла вооружилъ ее противъ себя, предложивъ, чтобы впредь вс буржуазы, имющіе рыцарскій титулъ, сами и семьи ихъ, считались бы дворянами и потому были бы устранены отъ участія въ правительств. Кром того онъ замышлялъ отнять у гвельфской партіи ея исключительное положеніе въ республик, печать и казну, ‘не потому, говоритъ Каппони,— чтобы онъ былъ не расположенъ къ гвельфизму, а чтобы унизить знать, господствовавшую въ партіи’ (I, 99). Но партія воспользовалась этимъ, чтобы обвинить его въ гибеливизм. Пріоры 1295, ультра-гвельфы, ршили подвергнуть его суду. Обвиненіе имло тогда такую силу, что многіе приверженцы Джана обратились противъ него. Низшіе классы, мелкая буржуазія, собрались вокругъ него во множеств, чтобы защищать его. Но онъ не захотлъ быть причиной междоусобія и добровольно удалился въ изгнаніе, гд и умеръ во Франціи, завщавъ исторіи великій примръ вполн честнаго гражданина.

Низшіе классы стояли за Джана. Но враги Джана, повидимому, пріобрли себ между ними подкупомъ и интригами нкоторую партію, потому что посл изгнанія Джана во Флоренціи игралъ значительную роль нкто Пекора, мясникъ, демагогъ, хвалившійся, что онъ былъ главнымъ виновникомъ низверженія тирана Джана. Весьма вроятно, что онъ былъ агентомъ аристократіи. Какъ бы то ни было, но высшая буржуазія господствовала безусловно и посл изгнанія Джана, но въ ней начали вскор обнаруживаться семейныя и личныя соперничества и партіи, неизбжныя во всякомъ высшемъ господствующемъ сословіи. Знать и гибелины думали повести свою побду надъ Джаномъ дальше и сломить господство гвельфской аристократіи съ помощью императорскаго викарія. Попытка эта, однакожъ, не удалась, и гвельфская высшая буржуазія, обезпеченная въ господств, могла заняться внутренними распрями.

Соперничество двухъ могущественныхъ фамилій. Черви и Донати, раздлило всю высшую буржуазію на дв партіи, такъ-называемыхъ блыхъ и черныхъ,— названія, заимствованныя отъ партій Пистойи. Черки были богатые буржуазіи, Донати — обднвшая знать и думали поправить дла, перейдя въ буржуазію и отличившись въ ней крайнимъ гвельфизмомъ. Они успли въ этомъ, и ихъ черная партія сдлалась представительницей ультра-гвельфской высшей буржуазіи, между тмъ какъ блая партія Черки имла послдователемъ низшую буржуазію, бывшихъ приверженцевъ Джана делла-Белла, людей нейтральныхъ, равнодушныхъ къ гвельфизму, желавшихъ мира и тишины, и всю образованную молодежь, какъ, напр., Данте Алигьери. Къ ней-же склонялись и гибелины, по двумъ причинамъ: во-первыхъ, потому, что она представляла боле умренный гвельфизмъ, во-вторыхъ, потому, что во изгнаніи всхъ знатныхъ гибелиновъ представителями гибелинизма оставались во Флоренціи люди бдные, даже многіе рабочіе, угнетаемые крупной буржуазіей.

Распри этихъ партіи нсколько лтъ смущали покой республики. Черные, какъ ультра-гвельфы, обратились подъ покровительство папы, которымъ былъ тогда страшный Бонифацій VIII, уже проклявшій Джана делла-Белла за гибелинизмъ. Папа послалъ въ 1300 г. своего легата водворять между ними будто-бы миръ, а въ сущности поддерживать черныхъ. Но терпніе флорентинцевъ лопнуло, черные запятнали себя разными преступленіями, между прочимъ Донати вступили въ открытую драку съ Черки, и когда участниковъ драки посадили въ тюрьму, черные подкупили тюремщика отравить четырехъ членовъ фамиліи Черки. Поэтому флорентинцы не приняли посредничества легата и хотли водворить миръ изгнаніемъ предводителей обихъ партій. Отъ легата думали отдлаться деньгами. Къ нему послали пріоровъ, которые поднесли ему 1,300 новенькихъ флориновъ въ серебряной чаш и сказали: ‘Извините, монсиньоръ, что маловато, безъ Совтовъ не можемъ дать боле’. Онъ отвчалъ, что очень благодаренъ, очень на нихъ смотрлъ, но не взялъ (Дино Компаньи, который въ качеств пріора самъ ходилъ къ легату, у Каппони, I, 111).

Хотя Черки были тоже высланы для проформы, но въ сущности это была побда блыхъ, и они были скоро возвращены. А между тмъ изгнанные черные вооружались, легатъ наложилъ на городъ интердиктъ, а папа искалъ орудія, чтобы наказать непокорную республику. Онъ нашелъ его въ бродячемъ французскомъ принц, Шарл Валуа, по прозванію Безземельномъ, брат Филипа Прекраснаго. Валуа явился въ Италію съ толпой рыцарей искать наживы, и папа обратилъ его на флорентинцевъ. Чуя грозу, республика послала къ пап трехъ пословъ, въ томъ числ Данта. Но это посольство ничего не сдлало, а флорентинское правительство блыхъ допустило черную партію занять и провести себя переговорами. Когда Валуа подступилъ къ городу и потребовалъ ключей, правительство обратилось ко всмъ цехамъ, раздленнымъ на 72 ремесла, для отобранія у нихъ мннія о томъ: исполнить-ли это требованіе или нтъ? Вс, кром однихъ печниковъ, отвчали утвердительно. Въ виду нашествія безпардонной шайки правительство и большинство народа думали обезопасить себя переговорами. Историкъ Дино Компаньи, одинъ изъ членовъ правительства, человкъ честный, но не довольно энергическій, былъ главнымъ представителемъ этого трусливаго мннія. Онъ думалъ спасти городъ и свою партію задобриваніемъ врага и хлопоталъ только объ одномъ, чтобы при вступленіи Валуа граждане вели себя смирно и ничмъ не подали-бы ему повода начать дйствовать враждебно.

Но надежда сохранить такимъ образомъ миръ не могла осуществиться. Едва Валуа вступилъ въ городъ, какъ черные поднялись противъ блыхъ. Замчательно, что первыми зачинщиками безпорядка были богатые буржуазы Медичи. Затмъ въ городъ ворвались Донати и другіе изгнанные черные, и смуты дошли до крайности. Валуа продолжалъ уврять, что желаетъ только возстановленія мира между гвельфами, и для этой цли взялъ въ заложники вождей обихъ партій, но черныхъ тотчасъ-же выпустилъ, а блыхъ удержалъ. Въ город безнаказанно совершались противъ блыхъ грабежи, убійства и поджоги. Валуа тоже грабилъ сколько могъ, когда посл этого онъ похалъ къ пап и сталъ просить у него денегъ, Бонифацій отвчалъ: ‘я послалъ тебя въ золотое дно, если ты тамъ не нажился, то пеняй на себя’. Между тмъ черные утвердили свое владычество во Флоренціи, изгнали своихъ противниковъ, въ томъ числ Данте Алигьери, все еще жившаго въ Гил, осудивъ его на изгнаніе, имущество его на конфискацію, а домъ на срытіе и приговоривъ быть сожженнымъ живымъ, если онъ посметъ вернуться, другимъ замчательнымъ изгнанникомъ былъ мессиръ Петрако ди-Паренцо даль’Инчиза, бывшій канцлеръ республики, отецъ знаменитаго Петрарки. Затмъ черные поспшили выпроводить французовъ, заплативъ имъ хорошія деньги изъ награбленныхъ и наконфискованныхъ имуществъ.

Торжество черныхъ надъ блыми ничего въ сущности не перемнило, потому что и т, и другіе принадлежали къ одному сословію крупной буржуазіи. Въ этой плутократіи по-прежнему господствовали личные и семейные интересы и возникавшія изъ нихъ распри. Побдители не замедлили перессориться. Глава черныхъ, Корсо Донати, природный аристократъ, ‘властолюбивый и отчаянный, какъ Катилина ‘, по выраженію Дино Компаньи, былъ полновластнымъ во время переворота. Но затмъ онъ не могъ ужиться въ мир съ представителями крупной буржуазіи, Джуньи, Медичи, Делла-Тоза, Брунелески и др. Образовались снова дв партіи, во глав одной мы видимъ епископа Дотіери и Донати, во глав другой — Россо делла-Тоза. Епископская партія стала сближаться съ блыми. Возникли новыя смуты. Для прекращенія ихъ новый папа Бенедиктъ XI прислалъ легата, но тотъ встртилъ упорное сопротивленіе въ крайнихъ черныхъ и ухалъ ни съ чмъ. Наконецъ, дло дошло опять до открытой борьбы. Предводителями крайнихъ черныхъ были Медичи и Джуньи. Посл упорной борьбы они одержали побду въ іюн 1304 года., причемъ сгорлъ весь аристократическій кварталъ города, боле 1,700 домовъ, вс старинные, укрпленные, какъ замки, дома древней аристократіи, изъ чего можно думать, что пожаръ этотъ былъ не случаенъ, а выполненъ по плану богатой буржуазіи, предводительствовавшей побдившей партіей. Нсколько времени спустя многочисленныеизгнанники блой партіи, организовавшись, предприняли открытое нападеніе на Флоренцію при помощи блыхъ или гибелинскихъ городовъ, Ареццо, Форли, Пистойи и др., но были разсяны, и черное правительство Флоренціи начало ожесточенную войну противъ блой Пистойи.

Это буржуазное правительство не могло ужиться съ потестами, которые, хотя были иностранцы, но избирались изъ дворянъ и не могли сочувствовать направленнымъ противъ дворянства законамъ, а между тмъ обязаны были блюсти ихъ. Вслдствіе этого потесты были въ это время отмнены или, врне, преобразованы: вмсто одного иностраннаго потесты были учреждены двнадцать потестъ изъ гражданъ, по два отъ каждаго изъ шести кварталовъ, изъ нихъ одинъ долженъ былъ быть дворянинъ, а другой гражданинъ. Такимъ образомъ буржуазія завладла и этимъ учрежденіемъ. Торжествующая буржуазія не оставила въ поко и своего бывшаго союзника, Корсо Донати. Онъ былъ объявленъ измнникомъ, бжалъ, былъ настигнутъ и убитъ (1308).

Затмъ наступилъ замчательнйшій эпизодъ въ жизни не столько самой Флоренціи, сколько ея великаго гражданина, Данте Алигьери,— походъ въ Италію новоизбраннаго нмецкаго короля, Генриха VII Люксанбургскаго. Конечно, не намъ, иностранцамъ, судить Данта. Общее благоговніе къ его памяти всхъ его великихъ соотечественниковъ перешло въ религіозный культъ и, конечно, имло свое основаніе. Особенно въ нашемъ столтіи, когда въ Италіи надъ всмъ господствовала одна мысль — національнаго единства и освобожденія,— мысль, породившая въ народ чудеса геройства и самоотверженія, создавшая героевъ партенопейской республики, Гарибальди, Бандіера, Маццинни тысячи другихъ личностей, достойныхъ героевъ Плутарха,— Дантъ въ иде италіянцевъ является великимъ пророкомъ этого единства. Мы не будемъ оспаривать этого. Но мы переносимся на точку зрнія положенія длъ 1308 года и спрашиваемъ, себя: чмъ должна была казаться тогда роль Данта? Признаемся, намъ очень было-бы интересно услышать доказательство того, что роль эта могла или должна была казаться симпатичной, но мы нигд не встрчали этого доказательства. Разумется, роль эта до нкоторой степени объясняется тогдашнимъ взглядомъ на значеніе императора. Люди не столь высокаго генія, какъ Алигьери, но безупречные патріоты и вдобавокъ еще преданные гвельфизму, для котораго императоръ былъ пугаломъ, Дино Компаньи и Джованни Виллани, выражали сочувствіе императорству и его тогдашнему представителю, видли въ немъ умиротворителя Италіи, считали власть его благодтельной и необходимой. Такова была теорія, и какова-бы она ни была, она принадлежала лучшимъ людямъ того времени.

Но Дантъ не ограничивался теоріей. Выходецъ республики, онъ нашелъ убжище у веронскаго тирана. Отсюда, когда Генрихъ явился въ Италію, онъ обратился къ нему съ воззваніемъ отъ имени ‘всхъ тосканцевъ, желающихъ мира’. Въ этомъ воззваніи онъ увщевалъ нмецкаго короля не колебаться, поскоре покинуть Ломбардію и идти прямо на Флоренцію, гнздо и опору возмущенія, на эту ‘паршивую овцу, заражающую своимъ прикосновеніемъ стадо своего пастыря’, онъ доказывалъ, что покореніе ея приведетъ немедленно въ покорность слабыя силы бунтующихъ въ Ломбардіи.

Какъ судить подобный поступокъ? Какъ оправдать гражданина, науськивающаго завоевателя на свое отечество? Скажутъ: вопервыхъ, для италіянца XIV вка императоръ не былъ завоевателемъ, а былъ законной высшей властью, во-вторыхъ, для великой души Дапта не могло существовать мстнаго патріотизма. Онъ считалъ своимъ отечествомъ не Флоренцію, а всю Италію, отъ Альповъ до моря, и если для блага этого отечества нужно было паденіе Флоренціи, то, какъ италіянскій патріотъ, онъ долженъ былъ желать его. Все это хорошо, но хорошо въ теоріи. Въ дйствительности-же императоръ былъ предводитель нмецкихъ солдатъ, продолжатель Оттоновъ и Барбароссы, противъ которыхъ возставало дружно все, что было живого и патріотическаго въ Италіи, — и Кресценцій, и Арнольдъ Брешіанскій, и ломбардская лига. Съ другой стороны, это императорство было защитникомъ мстныхъ тираній врод веронскихъ покровителей поэта, врагомъ независимости и гражданской самостоятельности италіянскихъ городовъ. То, что поэтъ привтствовалъ, было двойнымъ игомъ,— игомъ иноземнаго владычества и мстной тираніи. Такъ было на практик.

Дале, въ III том, Джино Каппони довольно строго судитъ Макіавели за его цесаризмъ, но ни однимъ словомъ не намекаетъ даже на то, чтобы роль Данта могла кому-нибудь показаться сомнительной. Между тмъ Макіавели иметъ за себя то, что, во-первыхъ, жилъ въ эпоху монархическаго развитія, во-вторыхъ, то, что объединительный деспотизмъ, котораго онъ желалъ, былъ-бы національнымъ и даже служилъ-бы защитой Италіи противъ иноземнаго ига, котораго онъ былъ свидтелемъ. Наконецъ, Макіавели, искренній республиканецъ и врный слуга республики, не могъ быть заподозрнъ въ томъ, что его теоретическіе планы вытекали изъ личнаго интереса.

Другое дло — Дантъ. Въ своемъ воззваніи онъ самъ говоритъ, что когда императоръ покоритъ Флоренцію, то намъ, эмигрантамъ, ‘будетъ немедленно возвращено наше наслдіе, о которомъ мы непрестанно плачемъ’. Жертва борьбы республиканскихъ партій, протеже веронскаго тирана, онъ былъ слишкомъ лично заинтересованъ въ побд императора, врага первыхъ и защитника второго. Когда припоминаешь, какъ въ своемъ изгнаніи поэтъ тшилъ себя изобртеніемъ зврскихъ загробныхъ казней своимъ личнымъ врагамъ, нельзя не подумать также, что чувство мести могло имть вліяніе на его политическіе идеалы.

Быть можетъ, все это возможно объяснить какими-нибудь смягчающими обстоятельствами, принявъ въ соображеніе время или какія-нибудь другія условія, хотя мы такого объясненія не встрчали. Во всякомъ случа, понятія человческія о добр и зл, какъ видно, очень эластичны. Въ наше время только Бурбоны и Бонапарты ищутъ своего спасенія и возстановленія у враговъ національной и гражданской свободы отечества, патріоты-же не ршатся вернуться, хотя-бы изъ Новой Каледоніи, ‘dans les bagages de ]’ennemi’. Впрочемъ, примръ Джана делла-Белла, добровольно узжающаго въ изгнаніе, чтобы не быть поводомъ къ смутамъ, доказываетъ, что и тогда не вс раздляли чувства Данта.

Желанія Данта не сбылись. Флорентниская республика отстояла себя отъ нмцевъ, но для этого ей пришлось вступить въ невыгодный для республиканскихъ интересовъ союзъ съ главой италіянскихъ гвельфовъ, королемъ неаполитанскимъ. Гроза миновала, а невыгодныя послдствія этого союза остались. Неаполитанскій король получилъ вліяніе на внутреннія дла республики. Междоусобные раздоры господствующей буржуазіи продолжались. Вліятельнйшей фамиліей были делла-Тоза. Они перессорились между собой и об стороны искали вншней помощи. Пино делла-Тоза былъ врнымъ слугой короля неаполитанскаго, его родственникъ и врагъ, Стефано делла-Тоза, искалъ помощи у нмцевъ и гибелиновъ. Благодаря этимъ смутамъ, неаполитанскій король пріобрлъ такое вліяніе, что верховная власть надъ республикой была передана сначала ему на 8 лтъ, а потомъ сыну его, Карлу, герцогу Калабрскому, на 10 лтъ, и прекратилась только со смертью этого принца (1328). Это было печальное время, которое даже ознаменовалось безпримрнымъ до сихъ поръ въ республик актомъ религіознаго фанатизма. Въ 1327 году былъ сожженъ во Флоренціи, какъ еретикъ и колдунъ, замчательный ученый и поэтъ Франческо Стабили изъ Асколи. Виновникомъ его смерти былъ одинъ монахъ, епископъ Аверсы и канцлеръ герцога Калабрскаго.

По смерти послдняго республиканское правительство было возстановлено въ прежнемъ вид, съ потестой и капитаномъ и совтами: общиннымъ, куда допускались вс, граждане и дворяне, и народнымъ, гд участвовали только граждане, за исключеніемъ дворянъ. Это правительство, какъ подобаетъ всякому правительству привилегированныхъ классовъ (такъ-какъ въ конц-концовъ власть была въ рукахъ крупной буржуазіи), занялось главнымъ образомъ распространеніемъ политическаго могущества Флоренціи въ Тоскан. Оно завладло Пистойей и Ареццо. Впрочемъ, для страны эти завоеванія флорентинцевъ были благодтельны, потому что они везд истребляли феодализмъ, возвращали подданнымъ бароновъ свободу, словомъ, провозглашали ‘войну замкамъ и миръ хижинамъ’. Стремясь сама сдлаться сильнымъ государствомъ, Флоренція отдлалась отъ гвельфской политики. Когда сынъ императора Генриха VII, Іоаннъ король богемскій, явился въ Италію въ качеств папскаго союз ника, республика не задумалась вступить противъ него въ союзъ съ гибелинами и ему пришлось убраться во-свояси. И въ другихъ отношеніяхъ флорентинское правительство выгодно отличалось отъ прочихъ. Во время неурожая въ 30-хъ годахъ, когда другіе тосканскіе города прибгли къ жестокой мр выгнать всхъ неимущихъ, живущихъ подаяніемъ, Флоренція не только приняла ихъ, но огромными закупками хлба въ Сициліи понизила цны и прекратила дороговизну. По этому поводу флорентинскій лтописецъ Матео Виллана, бывшій комисаромъ для надзора за продажей хлба, высказываетъ мысль, что ‘насильственныя мры въ подобныхъ случаяхъ для пониженія цны хлба ни къ чему хорошему не приводятъ, а только превращаютъ дороговизну въ чистый голодъ, государственная-же конкуренція разомъ понижаетъ-цпы’.

Однако, властолюбивая вншняя политика высшей буржуазіи должна была принести горькіе плоды. Правительство затяло войну противъ Лукки для подчиненія себ этого города, не постыдившись купить свободу независимой республики у прогнаннаго тирана. Для веденія этой войны былъ назначенъ комитетъ изъ двадцати гражданъ высшей буржуазіи. Но эти лавочники повели дло очень дурно. Этимъ воспользовалась аристократія, всегда ненавидвшая господство буржуазіи, и стала подстрекать народъ къ требованію, чтобы дло было поручено одному высшему предводителю. Въ предводители была предложена знатная особа, Готье де-Бріеннъ, титуловавшій себя герцогомъ Афинскимъ и владвшій графствомъ Лечче въ Апуліи, изъ знатнаго дома де-Бріеннъ, царствовавшаго въ латинской имперіи, французъ по происхожденію, но отрекшійся отъ своего отечества и въ сущности просто авантюристъ и разбойникъ. Сначала онъ былъ избранъ на годъ главнокомандующимъ съ неограниченной властью въ город и округ. Онъ тотчасъ воспользовался ею, чтобы начать преслдованіе противъ крупной буржуазіи и ея главныхъ представителей. Нкоторые изъ нихъ, въ томъ числ одинъ Медичи, были казнены. Этимъ онъ расположилъ къ себ не только дворянство, но и простой народъ, которому господство высшей буржуазіи доставалось жутко. Повторилась вчная исторія обращенія угнетенной плутократіей демократіи къ тираніи. Герцогъ Афинскій былъ провозглашенъ собравшейся на площади толпой пожизненнымъ государемъ Флоренціи (8 сентября 1342 г.)

Узнавъ о его возвышеніи, расположенный къ нему французскій король Филиппъ VI сказалъ: ‘пріютился скиталецъ, но пріютъ-то ненадеженъ’. Слова эти были врнымъ предсказаніемъ, и король оказался пророкомъ. Герцогъ, достигнувъ власти, поспшилъ заключить миръ съ Луккой и занялся спеціально грабежемъ своихъ подданныхъ. Черезъ нсколько мсяцевъ вс возненавидли его. Буржуазіи онъ былъ само-собою ненавистенъ, аристократія, возвысившая его, увидла скоро, что ошиблась въ разсчет, думая властвовать при немъ: онъ держалъ ее въ ежевыхъ рукавицахъ и оскорблялъ. Низшій классъ былъ также недоволенъ имъ. потому что вс дла остановились и заработки прекратились. Ко всему этому присоединялись грабежи, насилія и буйства со стороны французскихъ рыцарей, налетвшихъ во Флоренцію, и сбировъ герцога. Посл десяти мсяцевъ господства герцогъ былъ свергнутъ общимъ народнымъ возстаніемъ, вспыхнувшимъ 26-го іюля 1343 года, и принужденъ бжать.

Но порядокъ возстановился не сразу. Дворянство, участвовавшее въ низверженіи тирана, потребовало участія въ правленіи, и буржуазія на первыхъ порахъ уступила. Но народъ возсталъ противъ этого нововведенія. Волненіе было такъ сильно, что одинъ богатый гражданинъ, Андрей Строцци, могъ возъимть мысль возстановить съ помощью низшихъ классовъ тиранію въ свою пользу. Хотя возбужденная имъ смута была усмирена и онъ изгнанъ, но народъ напалъ на аристократическіе кварталы за Арно и разрушилъ многіе дома ихъ. Эти безпорядки кончились учрежденіемъ новаго правительства, въ которое рядомъ съ крупной буржуазіей вошелъ и народный, демократическій элементъ.

Во глав правительства былъ возстановленъ гонфалоньеръ, выбиравшійся по-прежнему на два мсяца. Синьорію, т. е. правительство, составляли съ нимъ восемь пріоровъ, по два отъ каждаго изъ четырехъ кварталовъ, на которые городъ былъ раздленъ, вмсто прежняго дленія на шесть округовъ. Изъ нихъ двое должны были быть изъ крупной буржуазіи (жирнаго народа — popolo grasso), трое изъ средней буржуазіи и трое изъ ремесленниковъ. Гонфалоньерами бывали поочередно люди этихъ четырехъ классовъ. Но на выборахъ низшій классъ получилъ больше пріоровъ, чмъ полагалось, потому что имлъ больше голосовъ, чмъ средняя и крупная буржуазія. Такимъ образомъ, господство перешло къ демократіи (1344). Аристократія была окончательно подавлена. Множество членовъ ея перешло въ народъ, но онъ не, всякому давалъ эту честь и зорко наблюдалъ, чтобы переходъ этотъ не былъ военной хитростью. Поэтому было постановлено, что втеченіи пяти лтъ посл перехода изъ аристократіи въ народъ новые граждане не могутъ занимать никакихъ общественныхъ должностей.

Въ это время городъ могъ выставить до 25,000 вооруженной милиціи гражданъ, отъ 15 до 70 лтъ. Всего населенія въ город считалось 90,000 душъ. Въ низшихъ мужскихъ и женскихъ школахъ было 8—10.000 учащихся, въ высшихъ 1,000—1.200 учениковъ. Въ город было 110 церквей, считая тутъ и монастырскія, и тридцать госпиталей для увчныхъ и больныхъ боле чмъ съ тысячью кроватей. Шерстяная промышленность, главная въ город, производила ежегодно на 1,200,000 золотыхъ флориновъ и ею жило 30 тысячъ человкъ. Въ город потреблялось ежедневно 140 мръ хлба (что составляетъ по ныншней пропорціи потребленіе 90-тысячнаго населенія), 4,000 быковъ, 60,000 барановъ, 20,000 козъ, 30,000 свиней въ годъ, что составляетъ по населенію очень сильное потребленіе мяса, особенно принимая во вниманіе, что въ лтніе мсяцы вс богатые люди жили за городомъ. Подгородныя дачи были такъ мно гочисленны на шесть миль вокругъ, что считалось, что изъ нихъ можно-бы составить еще дв Флоренціи.

Доходы республики состояли изъ пошлинныхъ сборовъ, очень умренныхъ, но по тогдашнему времени они были очень значительны, превосходя доходы королей неаполитанскихъ, сицилійскихъ и арагонскихъ. Они простирались до 300,000 золотыхъ флориновъ, въ томъ числ сборъ съ товаровъ и продуктовъ, ввозимыхъ въ городъ, давалъ 90,000, пошлина на вино — 60,000. Въ случа войнъ взимался чрезвычайный налогъ, доходившій иногда до громадныхъ суммъ. Впрочемъ, о налогахъ и ихъ систем мы скажемъ ниже.

Въ 1348 г. страшное несчастіе постигло всю Европу, оно поразило и Флоренцію, Это была моровая язва, истребившая три пятыхъ населенія города, остановившая всякую жизнь, прекратившая промышленность и вс прочія занятія, такъ что республика пять мсяцевъ оставалась безъ правительства, потому что было не до выборовъ новыхъ членовъ, а прежніе вс умерли. Въ то время, какъ богатые люди запирались въ своихъ виллахъ, какъ въ Декамерон, низшій народъ отказывался работать. Общая опасность всхъ уравнивала. ‘Очень вздорожали рабочіе, пишетъ Стефани,— можно сказать, что имнія стали ихъ собственностью, такъ много требовали они мяса, хлба и денегъ’. ‘Земледльческіе рабочіе, говоритъ Виллани,— требовали себ весь скотъ и зерно и обработывали только хорошія земли, а прочія забрасывали. Слуги и скотники не брали платы меньше 12 флориновъ въ годъ, а то и 18 и даже 24, ремесленники тоже требовали тройной платы. Община, нуждаясь въ деньгахъ и видя, что народъ нажился и напуганъ, увеличила вдвое пошлины на вино, хлбъ, соль и мясо’. (Кап. I, 247, прим.)

Впрочемъ, антагонизмъ между имущимъ и рабочимъ сословіями существовалъ уже независимо отъ исключительныхъ обстоятельствъ 1348 года. Тотчасъ по установленіи демократическаго правительства и еще, какъ мы видли, раньше, онъ возникъ между ‘купцами и ремесленниками или, говоря ныншнимъ языкомъ, между капиталомъ и трудомъ’ (Кап. I, 245). Низшій классъ, пользуясь численнымъ превосходствомъ своихъ голосовъ на выборахъ, овладлъ правительствомъ. Синьорія наполнялась ‘канатчиками, башмачниками, мясниками, колбасниками, кабатчиками,— словомъ, мелкими торговцами и ремесленниками’, и, ‘состоя въ правительств, каждый изъ нихъ считалъ себя царемъ’, говоритъ Стефани. Но главную силу этого ‘мелкаго народа’, popolo minuto, составляли рабочіе младшихъ цеховъ, а они находились въ матеріальной зависимости отъ крупной буржуазіи старшихъ цеховъ. Эти цари въ политик были рабы въ жизни. Одинъ цехъ суконщиковъ держалъ въ своей зависимости цлую треть городского населенія, а именно 30,000 душъ. И эта зависимость давала чувствовать себя очень вско. ‘Двадцать четвертаго мая 1345 г., разсказываетъ современная лтопись,— флорентинскій капитанъ арестовалъ ночью шерстобита Чуто Брандини съ двумя сыновьями, за то, что названный Чуто хотлъ устроить общество въ Санта-Кроче (кварталъ), сдлать секту и замыселъ съ другими работниками Флоренціи. И въ тотъ-же день чесальщики и шерстобиты, услышавъ, что этотъ Чуто взятъ ночью капитаномъ въ постели, сейчасъ-же прекратили работу и не хотли работать, если не возвратятъ имъ этого Чуто, и означенные рабочіе пошли къ пріорамъ, прося ихъ возвратить Чуто здравымъ и цлымъ, и подняли смуты, и еще хотли лучшей платы. Упомянутый Чуто былъ повшенъ за шею’ (Кап. I, 277).

При быстромъ развитіи промышленности рабочее населеніе быстро возрастало не только внутри, но и извн, вступленіемъ въ него сельскихъ жителей и жителей другихъ городовъ. Чтобы ограничить политическое вліяніе рабочаго класса, буржуазія постановила въ 1346 году законъ, которымъ доступъ въ общественныя должности воспрещался ‘всякому иностранцу, хотя-бы и ставшему флорентинскимъ гражданиномъ, если отецъ и ддъ его не уроженцы Флоренціи и округа’.

Во Флоренціи все еще существовала такъ-называемал ‘почтенная гвельфская партія’, которая представляла какъ-бы государство въ государств, имя свою организацію съ особымъ начальникомъ, капитаномъ гвельфовъ, во глав. Мы видли, что она служила нкогда орудіемъ для знати и посл побды демократіи потеряла отчасти спою силу, по продолжала существовать. Теперь она послужила такимъ же орудіемъ для новой аристократіи ‘жирнаго народа’. Не имя возможности конкурировать съ народомъ въ правительств республики, высшая буржуазія прибгла къ этому другому правительству и овладла имъ. Оно всегда имло характеръ инквизиціонный, олигархическій. Стоило только дать ему побольше политической власти — и изъ него могъ удобно выйти венеціанскій Совтъ Десяти, а сдлать это было но трудно. Въ статутахъ гвельфской партіи 1335 года, гд говорилось, что этотъ ‘уставъ партіи всхъ гвельфовъ и преданныхъ святой церкви дается въ честь святйшаго отца и государя мессира Бенедикта XII папы, его наслдниковъ и его братьевъ кардиналовъ, и во славу свтлйшаго государя мессира Роберта (неаполитанскаго), и для благоденствія и величія народа и общины флореитинскихъ, для поддержанія и усиленія партіи и преданныхъ св. церкви и ихъ друзей и на посрамленіе враговъ’,— въ этомъ устав было объявлено, что ‘партія есть одно и то-же, что община и народъ Флоренціи’ (Кап. I, 278). Стоило только обратить это страшное орудіе противъ низшаго народа подъ предлогомъ защиты интересовъ гвельфизма и преслдованія гибелиновъ, чтобы дать ему политическое значеніе. Это и стало главной заботой плутократіи. Первымъ закономъ 1347 г. былъ запрещенъ доступъ въ общественныя должности всмъ подозрваемымъ и уличеннымъ въ гибелинизм или вообще въ непріязненномъ отношеніи къ церкви и къ гвельфизму. Затмъ въ 1358 г. новымъ закономъ, прошедшимъ не безъ сопротивленія со стороны демократической синьоріи, партія и ея правительство были превращены въ настоящую государственную инквизицію съ правомъ казнить и наказывать изгнаніемъ всхъ враговъ гвельфовъ, а чтобы быть признаннымъ таковымъ, достаточно было шести добросовстныхъ свидтелей. Непосредственнымъ предлогомъ къ такому усиленію послужило избраніе въ императоры и пріздъ въ Италію Карла IV, внука Генриха VII, будто-бы угрожавшіе гвельфизму, хотя безсиліе новаго Цезаря было всмъ извстно.

Эти важныя перемны Макіавели въ своей исторіи приписываетъ частнымъ раздорамъ олигархическихъ фамилій Риччи и Альбицци. Онъ разсказываетъ, что Риччи первые предложили законы противъ мнимыхъ гибелиновъ, въ надежд обратить ихъ противъ враговъ. Но Альбицци, предупрежденные объ ихъ замыслахъ, взяли на себя иниціативу этого дла, провели законы и стали во глав гвельфской партіи. Тогда Риччи обратились къ противной партіи, но были побждены и изгнаны. ‘Впрочемъ, говоритъ одинъ лтописецъ (Морелли), — въ то время партіи сражались уже не оружіемъ, какъ при блыхъ и черныхъ, а бобами’. (Бобы, черные и блые, служили избирательными билетами или шарами.) Несомннно, что во всякой аристократіи родовыя распри играютъ большую роль. Но важность этой роли зависитъ, конечно, отъ существованія въ обществ другихъ, боле общихъ антагонизмовъ.

Какъ-бы то ни было, съ помощью гвельфской партіи плутократія, и во глав ея Альбицци, пріобрла господство, которымъ крайне злоупотребляла, преслдуя остракизмомъ (такъ-наз. ammonizione) не только политическихъ противниковъ, но и личныхъ враговъ вліятельныхъ членовъ своихъ, Но демократія, съ своей стороны, защищалась. Въ 1366 г. Риччи, который былъ главнымъ предводителемъ партіи, враждебной гвельфской партіи, удалось провести законъ, нсколько ослабившій послднюю. Было постановлено, чтобы гвельфская партія управлялась девятью капитанами, изъ коихъ двое были-бы отъ дворянъ, пятеро отъ буржуазіи и двое изъ народа, и что никто не могъ-бы быть приговоренъ за гибелинизмъ, прежде чмъ не будетъ утвержденъ жюри изъ 24 гражданъ. Вражда партій выражалась вншними знаками. Партія буржуазная или Альбицци назывались также партіей беретовъ, модныхъ головныхъ уборовъ, а демократическая партія — партіей шапокъ или колпаковъ. Нсколько лтъ побда между партіями, такимъ образомъ, колебалась. Олигархи имли идеаломъ венеціанское аристократическое правительство Десяти и стремились водворить его во Флоренціи, Наконецъ, въ 1373 году, они добились возстановленія во всей строгости законовъ противъ гибелиновъ, и когда вслдствіе этого возникли смуты, была учреждена чрезвычайная комисія изъ 56 гражданъ для возстановленія порядка. Она выказала безпристрастіе, устранивъ отъ общественныхъ должностей на 5 лтъ предводителей обихъ партій. Но это была хитрость. Риччи дйствительно лишились вліянія, а Альбицци остались представителями гвельфской партіи, а черезъ нее и всего государства. Олигархическія стремленія, казалось, восторжествовали.

Въ это время (1362—78) республика вела войны съ Пизой и съ легатомъ авиньонскихъ папъ въ Романьи, который, къ большому неудовольствію флорентинцевъ, овладлъ Болоньей. Война съ Пизой шла изъ-за морской торговли, пизанцы, владя берегомъ, очень стсняли въ этомъ отношеніи флорентинцевъ, и такъ-какъ весь рабочій классъ Флоренціи былъ заинтересованъ въ этомъ, то война эта была очень популярна. Поэтому мы видимъ, что восемь комисаровъ, избранныхъ для веденія этой войны, были вс демократы, и аристократамъ удалось устранить ихъ только посл своей побды, уже въ 1377 году, по смерти главнаго изъ нихъ, Джованни Магалоти, и благодаря измн выбраннаго на его мсто Симона Перуцци,

Такимъ образомъ, въ 1377 г. порядокъ окончательно восторжествовалъ, и всякій сверчокъ узналъ волей-неволей свои шестокъ. Строгія мры, которымъ порядокъ былъ обязанъ своимъ возстановленіемъ, продолжались неукоснительно, чтобы и впредь поддержать его, Правленіе гвельфской партіи, душой котораго былъ теперь Дано ди-Кастильонкіо, законовдъ изъ знати, перешедшій въ буржуазію, учредилось, какъ правительство республики, и облеклось правительственнымъ ореоломъ, держа свои засданія для пущей важности и солидности таинственно по ночамъ и поражая злонамренныхъ громами изъ мрака. Это былъ настоящій благонамренный тероръ, отъ котораго никто не былъ гарантированъ, даже, какъ говорили, т, кто былъ боле гвельфъ, чмъ Карлъ Великій. Партія ршительно затмвала синьорію, въ которой теперь тоже засдала все крупная буржуазія. Отсюда соперничество между этими двумя правительствами. Партія въ своемъ чрезмрномъ усердіи постигала своими карами безъ разбора и членовъ правительствующаго сословія. Это была небольшая клика людей, Альбицци, Дано, Риказоли, Строцци, тиранствующая въ республик. Большинство высшей буржуазіи было недовольно этой тираніей и ршилось обуздать своевольство партіи. 1 мая 1378 г. въ гонфалоньеры поступилъ богачъ Сильвестро да-Медичи, человкъ пронырливый, но трусливый, властолюбивый, но нершительный. Онъ со многими членами синьоріи замышлялъ отмну законовъ, дававшихъ силу партіи, но колебался. Узнавъ о его замыслахъ, предводители партіи ршились предупредить ихъ обвиненіемъ и изгнаніемъ членовъ синьоріи. По предложенію Петра Альбицци было ршено воспользоваться праздникомъ Иванова дня, самаго торжественнаго во Флоренціи, когда синьорія выйдетъ изъ своего дворца участвовать въ празднеств, и овладть дворцомъ, ибо ‘въ Флоренціи, говоритъ Каппони, — кто овладвалъ дворцомъ, тотъ овладвалъ и государствомъ’ (II, 11.) Но самый нетерпливый изъ членовъ партіи, Беттино да-Риказоли, достойный предокъ реакціоннаго преемника графа Кавура, не выдержалъ и еще за нсколько дней до назначеннаго срока открылъ военныя дйствія обвиненіемъ нкоторыхъ членовъ синьоріи.

Противникамъ ихъ больше ничего не оставалось, какъ принять вызовъ. Они внесли законы противъ партіи въ совтъ пріоровъ, но тутъ партія имла много приверженцевъ, и предложеніе было принято дурно. Между тмъ собранъ былъ синьоріей народный совтъ. Медичи, явившись туда, жаловался на опозицію пріоровъ и великодушно отказывался отъ гонфалоньерства, котораго ему оставалось всего нсколько дней (до 1 іюля.) Въ совт поднялось волненіе, которое сообщилось народу на площади. Вс вооружились, лавки были заперты. Въ этой тревог прошло два дня, об стороны выжидали. Наконецъ. 22 іюня народу наскучило ждать. Онъ поднялся противъ олигарховъ партіи. Дома ихъ были разрушены. Дано принужденъ бжать переодтый. Тюрьмы были открыты и ярестяпты освобождены. Знаменемъ народа былъ демократическій колпакъ, надтый на пику. Медичи и его друзья испугались, что движеніе пойдетъ гораздо дальше, чмъ они предполагали. Они приняли энергическія мры для возстановленія порядка, солдаты гонфалоніера выступили и повсили четырехъ рабочихъ, по одному въ каждомъ квартал, ‘для примра’.

Перваго іюля смнилась синьорія и гонфалоньеромъ сталъ Луиджи Гвичіардини. Народъ съ каждымъ днемъ убждался, что въ сущности никакой перемны но произошло. Надежды его обращались на популярныхъ и демократическихъ военныхъ комисаровъ, которые продолжали оставаться въ должности, хотя въ это время былъ заключенъ миръ съ папой (18 іюля.) Больше всхъ волновались многочисленные рабочіе, подчиненные цеху суконщиковъ, они, какъ мы говорили, составляли третью часть населенія Флоренціи, а патроны ихъ, посл упадка цеха негоціантовъ, составляли самую богатую, многочисленную и вліятельную часть буржуазіи. Во время своего управленія герцогъ Афипскій, заигрывавшій съ демократіей, какъ вс тираны, далъ имъ организацію, старшинъ и знамя, всего этого они лишились съ торжествомъ плутократіи. Они раздлялись на 25 ремеслъ, изъ которыхъ наибольшее число работниковъ было въ ремесл шерстобитовъ. Они же были и бднйшіе, получая самую скудную плату. Ихъ называли общимъ именемъ чомпи, что считаютъ испорченнымъ словомъ compare, кумъ, какъ ихъ будто-бы фамильярно звалъ герцогъ Афинскій. Между вой составился въ это время родъ тайнаго общества для требованія себ гарантій отъ эксплуатаціи патроновъ.

Іюля 19 синьорія получила доносъ на это общество и тотчасъ распорядилась арестовать одного рабочаго, по имени Симончино и по прозванію Буджигатто (Пестрый Котъ). Онъ подъ пыткой показалъ, что между рабочими дйствительно существуетъ тайное общество, имющее цлью ‘добиться себ старшинъ, не быть подчиненными патронамъ, которые имъ дурно платятъ, и за трудъ, стоющій двнадцать, платятъ восемь, и принять участіе въ городскомъ управленіи’ (Кап. П, 17.) Другими словами, они хотли организаціи, избирательнаго права и возвышенія заработной платы на треть.

Пока синьорія совщалась объ этихъ важныхъ открытіяхъ, одинъ рабочій случайно услышалъ крики пытаемаго Симопчино, догадался, въ чемъ дло, и выбжалъ на улицу съ энергическимъ крикомъ: ‘Вставайте, синьоры мясничаютъ! (і Signori fanno corne. Кап. II, 18.) Ударили набатъ, и вскор дворецъ былъ окруженъ народомъ. Испуганная синьорія выслала успокоивать народъ Сильвестра Медичи, котораго подозрвали въ знаніи заговора, и другихъ популярныхъ членовъ буржуазіи. Но расходившійся народъ сжегъ дома гонфалоньера и другихъ ненавистныхъ ему лицъ и дворецъ цеха суконщиковъ. При этомъ не только не было грабежа, по народъ назначилъ особенныхъ инспекторовъ для наблюденія, чтобы ничто не было похищено и чтобы все безъ изъятія предавалось огню. Народъ забавлялся также, возводя въ рыцарское достоинство популярныхъ членовъ буржуазіи и нкоторыхъ своихъ предводителей, въ томъ числ одного шерстобита и одного печника. Нкоторыя ненавистныя личности поплатились жизнію. Дворецъ потесты былъ взятъ, потест ничего не сдлали, но найденные во дворц книги и статуты цеха суконщиковъ были преданы истребленію.

Затмъ народъ обратился къ синьоріи съ прошеніемъ, въ которомъ излагалъ свои требованія. Главнйшія были слдующія: чтобы ремесла, подчиненныя суконному цеху, чесальщики, шерстобиты, промывальщики, а также красильщики, цирюльники, портные, шляпники, гребенщики имли своихъ старшинъ или консуловъ и двухъ пріоровъ и чтобы четырнадцать младшихъ цеховъ имли треть всхъ избирательныхъ должностей, чтобы въ синьоріи засдали два члена отъ младшихъ ремеслъ и два отъ новыхъ рабочихъ цеховъ, чтобы дана была полная амнистія, чтобы втеченіи двухъ лтъ никого не арестовывали за долги, чтобы банкъ прекратилъ выдачу процентовъ и въ двнадцать лтъ выплатилъ-бы внесенные капиталы, чтобы былъ введенъ налогъ на доходъ, пропорціональный доходу. Чтобы понять требованіе относительно банка, надо знать, что еще полтораста лтъ тому назадъ (около 1225 г.) республика заключила первый внутренній заемъ по 25%, который затмъ въ 40 лтъ былъ погашенъ. Затмъ были сдланы новые займы, и въ 1345 г. весь внутренній долгъ республики, доходившій до полумиліона флориновъ, объединенъ и учреждена касса для его погашенія, для которой асигнованы нкоторыя особыя пошлины. Банкъ, такъ-называемый Monte, выпускалъ именные билеты, приносившіе громадный процентъ, потому что законный процентъ былъ 5% въ годъ, а между тмъ при развитіи ростовщичества нормальный процентъ доходилъ до 25, несмотря на вс законныя строгости. Поэтому билеты банка ходили по 30, по 25 и даже по 15 и мене за 100. Это колебаніе цны порождало азартную биржевую игру. Во время войны съ Пизой бумаги банка совершенно упали, а между тмъ республика нуждалась въ деньгахъ и необходимо было выпустить новый заемъ. Но законъ угрожалъ казнью всякому, кто предложитъ возвысить процентъ банка. Поэтому придумали такую уловку. Кто вносилъ въ банкъ 100, тому выдавали облигацію въ 300, съ законнымъ процентомъ 5 со ста, такимъ образомъ, банкъ платилъ собственно 15%. Съ другой стороны, чтобы противодйствовать биржевой игр, подрывавшей кредитъ банка, былъ установленъ налогъ 2% на каждую формальную передачу облигацій, которыя были именныя и не могли поэтому передаваться безъ засвидтельствованія передачи у нотаріуса. Но вс эти мры, равно какъ и строгіе законы противъ частнаго лихоимства, не прекращали зла, и республика платила своимъ кредиторамъ, преимущественно капиталистамъ, банкирамъ и биржевымъ игрокамъ, громадный процентъ, ложившійся тяжелымъ гнетомъ на бдный классъ, платящій пошлины. Въ 16 лтъ, съ 1362 г., когда былъ заключенъ лихвенный заемъ по 33 за 100, кредиторы успли уже нсколько разъ получить свои капиталы, и потому требованіе рабочихъ было совершенно справедливо.

Народъ такъ грозно поддерживалъ свои требованія, что синьорія должна была принять ихъ. На другой день, 21 іюля, разнесся слухъ, что синьорія послала за иностранными войсками. Тогда 22 іюля народъ поднялся и потребовалъ, чтобы синьорія разошлась. На вс попытки примиренія онъ съ большимъ здравымъ смысломъ отвчалъ: ‘Мы синьорамъ такъ досадили, что не можемъ теперь имъ довриться’. Синьоры разбжались, и народъ ворвался во дворецъ правительства.

Впереди всхъ, со знаменемъ въ рук, шелъ босикомъ шерстобитъ Микеле Ландо, служившій на фабрикахъ знатнаго и богатаго дельи-Алессандри (изъ дома Альбицци). Онъ былъ настоящій представитель низшаго рабочаго класса, жилъ на скудный заработокъ шерстобита, а мать и жена его продавали овощи и глиняную посуду. Говорятъ, что въ молодости онъ служилъ въ Ломбардіи въ военной служб. Между товарищами онъ пользовался большой популярностью и былъ, вроятно, душой тайнаго общества, образовавшагося въ сред народа. Еще на лстниц, ведущей въ залу аудіенцій синьоріи, работники провозгласили его гонфалоньеромъ. Онъ тотчасъ принялъ это званіе и сталъ немедленно распоряжаться, писать приказы (изъ этого видно, что онъ былъ грамотный) и дйствовать энергически, закрпляя сильной рукой побду народа. На другой день былъ собранъ общій парламентъ, который торжественно утвердилъ его гонфалоньеромъ до сентября. Подъ его предсдательствомъ былъ учрежденъ комитетъ изъ восьми военныхъ комисаровъ и ремесленныхъ старшинъ для преобразованія республики. Въ комитетъ втерлись и вліятельные, популярные буржуазы, какъ Сильвестръ Медичи и Бенедетто дельи-Альберти. Такъ-называемые восемь, тоже изъ высшей буржуазіи, видя свою популярность, вообразили-было себя господами и стали распоряжаться, назначая на общественныя должности своихъ друзей. Такъ они назначили пріоромъ бывшаго гонфалоньера Джорджо Ска ли, въ свое время очень популярнаго и подвергшагося изгнанію отъ гвельфской партіи. Но узнавъ объ этомъ, народъ закричалъ, что хочетъ своихъ, а не дворянъ, и Скали остался не причемъ.

Первымъ дломъ комисіи было учредить три новыхъ цеха: портныхъ, красильщиковъ и чомпи или чернорабочихъ. Но тутъ поднялись и другія подчиненныя ремесла и въ самихъ ремеслахъ ученики и подмастерья противъ мастеровъ, что вызвало смуты и прекратило вс работы. Въ предупрежденіе голода новое правительство открыло даровую раздачу хлба, для покрытія расхода на это на богатыхъ была наложена контрибуція. Платежъ процентовъ банка былъ прекращенъ. Правительство было организовано такъ, чтобы треть членовъ была отъ старшихъ цеховъ, треть отъ младшихъ и треть отъ трехъ новыхъ. Недовріе народа къ буржуазіи все усиливалось, онъ какъ-то не врилъ своей побд, не врилъ, главное, что буржуазія способна подчиниться ей. Поэтому онъ требовалъ смны всхъ цеховыхъ старшинъ, удаленія отъ должностей всхъ имющихъ рыцарское званіе, даже тхъ, кого народъ самъ возвелъ въ него. Вс яти требованія шли отъ самыхъ низшихъ классовъ народа, которые, какъ всегда въ подобныхъ случаяхъ, но могли успокоиться въ виду того постояннаго въ народныхъ революціяхъ явленія, что измненіе правительства и политическое торжество демократіи нисколько не ознаменовывается ни малйшей перемной въ матеріальномъ положеніи массъ. Отсюда неудовольствіе, волненіе, подозрительность къ новому правительству, хотя и вышедшему изъ революціи и народа.

И подозрительность эта вполн основательна. Какъ-бы лично ни былъ добросовстенъ человкъ, но онъ не можетъ превратиться изъ шерстобита въ гонфалоньера безъ того, чтобы вс его понятія не перевернулись. Кто остался шерстобитомъ, тотъ видитъ, чувствуетъ, что существенной перемны не произошло въ положеніи той массы, къ которой онъ принадлежитъ, тотъ естественно волнуется и подозрваетъ, недоумвая, кто и какъ вырвалъ у него изъ рукъ результаты перемны, которая, какъ онъ думалъ, должна немедленно заявить себя существенной перемной въ его положеніи. Политическое торжество партіи пріятно, но имъ сытъ не будешь, дня три, четыре можно въ чаду его забыть о требованіяхъ желудка, но, наконецъ, они даютъ знать себя, а побдитель оказывается лицомъ къ лицу съ пустымъ карманомъ и запертой фабрикой.

Но кто превратился въ гонфалоньера, тому вещи представляются въ другомъ свт. Желудокъ его молчитъ. До какихъ-бы крайностей ни доходила его честность, но ужь обдъ-то для гонфалоньера всегда найдется, хотя-бы кусокъ поленты, а присутствіе или отсутствіе куска поленты въ желудк втеченіи мсяца радикально вліяетъ на понятія. Несмущаемый голосомъ желудка, гонфалоньеръ можетъ смотрть на вещи исключительно съ точки зрнія принциповъ. Благодаря ей, онъ видитъ, что побда полная, перемна ршительная, что больше желать нечего или, врне, что остается желать естественнаго развитія результатовъ, которое не замедлитъ явиться. Ожиданіе это ему представляется дломъ легкимъ. Чмъ добросовстне онъ, чмъ искренне желаетъ общественнаго блага, чмъ тверже убжденъ въ томъ, что онъ знаетъ врно, что нужно для этого блага, тмъ съ большей непріязнью относится онъ ко всему, что ему мшаетъ заниматься имъ. Голова его полна отличныхъ плановъ, дайте ему только время, но голодные желудки приходятъ вопить подъ окномъ. Въ то время, когда все достигнуто, когда въ рукахъ его власть и ничто не мшаетъ ему заняться облагодтельствованіемъ общества, оказываются недовольные, которые чего-то еще хотятъ, осмливаются его торопить, подозрвать. Это или безумцы, или злонамренные агенты какихъ-нибудь праговъ революціи, новаго порядка и будущихъ благъ, которыя онъ иметъ осуществить. Но, по счастью, онъ — гонфалоньеръ, въ рукахъ его сила, и онъ съуметъ воспользоваться ею, чтобы отстоять реформу какъ противъ стараго, низвергнутаго порядка, такъ и противъ компрометирующихъ ее крайностей.

Такой образъ мыслей фатально долженъ возникнуть въ голов шерстобита, превращеннаго въ гонфалоньеры, и отсюда общій законъ: что во всякой революціи реакцію начинаетъ вышедшее изъ нея правительство. Каппони не понимаетъ этого закона и судитъ обо всемъ этомъ превратно, сваливая, по обыкновенію, все на дурные инстинкты черни. По счастью, онъ слишкомъ добросовстенъ или слишкомъ наивенъ, чтобы искажать или скрывать факты, и они говорятъ сами за себя.

Чомпи и другіе ремесленники, не довряя комисіи, учредили свой комитетъ изъ восьми членовъ, по два отъ каждаго квартала, для соблюденія интересовъ рабочаго народа. Этотъ комитетъ восьми былъ естественнымъ соперникомъ правительственной комисіи. Онъ обратился ко всмъ ремесламъ съ приглашеніемъ прислать депутатовъ для соглашенія о новой форм правленія республики. Онъ говорилъ очень громко и ршительно за народные интересы, объявляя свою волю, и обращался съ адресами къ правительственной комисіи, заявляя ей свои требованія, между прочимъ, чтобы цеховые совты получили право устранять отъ должности, кого вздумаютъ, изъ должностныхъ лицъ. Между этими восемью и правительственной комисіей вражда была открытая. Послдняя, заодно съ буржуазіей, обвиняла комитетъ восьми и вообще рабочій классъ въ замыслахъ установить тиранію, отдавшись подъ власть маркизу Ферарскому или какому-нибудь кондотьери. Хотя доказательствъ на это нтъ, но если принять въ соображеніе прежнія отношенія чомпи къ герцогу А финскому съ одной стороны, а съ другой — общее расположеніе демократіи къ тираніи въ минуты разочарованія, слдующія за революціей, неприносящей перемны въ ея положеніи, то нельзя не сознаться, что подозрнія эти могли быть или, по крайней мр, казаться нелишенными основанія. Демократія по самому своему положенію и развитію чужда высокихъ нравственныхъ интересовъ и всегда готова поступиться ими ради матеріальныхъ преимуществъ. Это фактъ, недлающій чести человчеству, но тмъ не мене несомннный фактъ. Нелпо объяснять несостоятельность попытокъ преобразованій и безсиліе революціонныхъ правительствъ дурными страстями черии, но нелпо также объяснять вс успхи тираническихъ стремленій, начиная отъ Пизистрата и Цезаря до Люи Бонапарта, ‘коварствомъ’ этихъ людей. Очевидно, что это коварство находитъ въ массахъ нчто такое, чмъ можетъ ловкій деспотъ воспользоваться для своихъ цлей. Мы не говоримъ, чтобы нравственныя идеи были вовсе недоступны демократіи. Ради нихъ она можетъ втеченіи трехъ дней и даже трехъ мсяцевъ совершать геройскіе подвиги, но по положенію своему масса слишкомъ непосредственно зависитъ отъ матеріальныхъ потребностей, чтобы сохранить это настроеніе долго.

Противная партія впала въ обыкновенные грхи правительствъ, выходящихъ изъ революціи въ реакцію и въ ту погоню за наживой, которую такъ краснорчиво заклеймилъ Барбье въ своей ‘La Cure’. Члены правительственной комисіи помышляли только о подавленіи такъ-называемаго безпорядка, т. е. народной иниціативы, и о продленіи своей диктатуры, не забывая и вознаградить себя за свою службу. Самъ Микеле Ландо хлопоталъ получить, по оставленіи званія гонфалоньера, должность потесты въ одномъ мстечк, 100 флориновъ на лошадь и знамя со щитомъ. Каппони, разсказывая это, оправдываетъ его, говоря, что ‘не могъ-же онъ вернуться на фабрику, побывавъ гонфалоньеромъ, что, впрочемъ, должность, которой онъ искалъ, давала мало дохода и что вдобавокъ, когда ему предложили или должность, или знамя со щитомъ, онъ предпочелъ второе, а предпочитать почесть деньгамъ — признакъ достойной души’ (Кап. II, 33). По-нашему, это доказываетъ только лишній разъ роковую страсть всхъ правительствъ ко вншнимъ отличіямъ, которой не избгъ и шерстобитъ. Какъ-бы то ни было, онъ согласился быть главнымъ дйствующимъ лицомъ въ замышляемомъ правительствомъ coup d’tat.

Онъ разыгрался наканун выборовъ новаго правительства, 31 августа. Надо думать, что народный комитетъ узналъ о затвающемся покушеніи реакціи, потому что отправилъ двухъ своихъ членовъ во дворецъ синьоріи за объясненіями. Здсь Ландо встртилъ ихъ съ обнаженнымъ мечомъ въ рук, напалъ на нихъ, гонялся за ними и въ этомъ неистовств опрокинулъ съ лстницы одного мирнаго капуцина, который ушибся до смерти. Это послужило сигналомъ. Ударили набатъ съ обихъ сторонъ. Бенедетто Альберти и Джорджо Окали охраняли дворецъ. Ландо со знаменемъ двинулся ни кварталъ чомпи Санта-Марія Новелла, крича: ‘Да здравствуютъ цехи и народъ! Смерть измнникамъ, желающимъ тирана!’ Между тмъ чомпи, собравшись, прибыли на дворцовую площадь. Но въ то-же время явилась туда и національная буржуазная гвардія, т. е. цехи со своими значками. Вскор подосплъ и гонфалоньеръ, вернувшійся, узнавъ, что чомпи на площади. Завязалась битва, въ которой чомпи были побждены и разбжались. Вечеромъ торжествующіе цехи обошли городъ въ воинственномъ порядк.

Теперь буржуазіи оставалось отдлаться только отъ своего спасителя, Ландо. Это выходило само собой, потому что на другой день, 1 сентября, оканчивался срокъ его гонфалоньерату. Вроятно, въ угоду ему, гонфалоньеромъ былъ выбранъ его товарищъ изъ чомпи. Онъ получилъ свой штандартъ и должность. Но едва онъ сдалъ власть, какъ новое правительство, избранное въ этотъ день подъ охраной шестнадцати батальоновъ цеховой милиціи, объявило недйствительнымъ выборъ гонфалоньера и одного изъ пріоровъ, также изъ рабочихъ, и уничтожило цехъ чернорабочихъ, остальные два новые цеха были оставлены, такъ что младшихъ цеховъ стало шестнадцать. Было отмнено освобожденіе отъ долговъ и возстановлена уплата процентовъ банка. Двое членовъ народнаго комитета восьми, захваченные Ландо во дворц, были казнены. Совты, народный и общинный, и правленіе гвельфской партіи были преобразованы такъ, что большинство везд получилъ средній классъ буржуазіи.

Такимъ образомъ этотъ классъ восторжествовалъ, и шестнадцать младшихъ цеховъ получили преобладаніе въ государств. Дальше этого реакція не пошла и республика осталась демократической. Высшая буржуазія не могла быть довольна результатами всхъ этихъ событій, и поведеніе ея главныхъ представителей доказываетъ, что она мало чаяла себ добра отъ какого угодно исхода дла. Все это время Сильвестръ Медичи держался въ сторон, кром того, что онъ имлъ натуру тхъ жуковъ, которые въ казусныхъ обстоятельствахъ притворяются мертвыми, да онъ и не находилъ себ роли. Цехи подозрвали его въ тайныхъ честолюбивыхъ интригахъ съ чомпи, а чомпи хотли отнять у него доходъ съ найма лавокъ у Стараго моста, и только торжество буржуазіи спасло его отъ этой конфискаціи. Во глав новаго правительства стояли бывшіе военные комисары, враждебные высшему классу, и одинъ изъ нихъ, Андрей Сальвіати, былъ сдланъ 1 сентября гонфалоньеромъ. Демократія зорко слдила за обоими своими врагами — пролетаріатомъ чомпи и высшей плутократіей. Въ посольства республики рядомъ съ знатными и богатыми людьми назначались ремесленники для надзора за ними. Казни и ссылки были часты. Вскор посл первыхъ казней, слдовавшихъ за переворотомъ, былъ будто-бы открытъ заговоръ между чомпи, 2 казнены, 76 человкъ сосланы. Вскор былъ опять открытъ заговоръ и казнено 7 человкъ, въ томъ числ изъ высшаго сословія Строцци и Мариньоли.

Въ это время явился изъ Венгріи неаполитанскій принцъ Карлъ Дураццо, врагъ королевы Джованни I. Флорентинскіе изгнанники обратились къ нему подъ покровительство и собирали свои силы. Республика учредила комисію общественной безопасности изъ восьми членовъ, въ томъ числ Микеле Ландо, ‘торговца посудой’. Комитетъ сталъ дйствовать терористически. Въ город и въ окрестностяхъ были произведены обыски и захвачены вернувшіеся тайкомъ изгнанники, въ томъ числ магнатъ Петръ дельи-Альбицци. Узнавъ объ ихъ арест, народъ окружилъ дворецъ капитана, требуя ихъ казни. Капитанъ отказывался, говоря, что противъ нихъ нтъ уликъ. Тогда Петръ Альбицци, обратившись къ товарищамъ, сказалъ имъ, что лучше быть казненными, чмъ растерзанными, и предложилъ капитану сдлать признанія, достаточныя для осужденія. Прочіе послдовали его примру, капитанъ продиктовалъ имъ показанія, и такимъ образомъ погибли первые магнаты Флоренціи — Альбицци, Строцци, Симонетти, вмст съ нсколькими чомпи. Въ это-же время былъ казненъ посланникъ республики при Карл Дураццо, Варбадори, только за о, что во время своего посольства ужиналъ у Карла вмст съ эмигрантами. Другой посланникъ республики при Карл, богачъ Джованни ди-Моне, разбогатвшій изъ мелкихъ ремесленниковъ и бывшій душою новаго правительства, былъ убитъ эмигрантами при двор принца. Имущества эмигрантовъ были конфискованы и продавались, для продажи назначена особая комисія, которая сама назначала покупщиковъ и цну, и назначенные волей-неволей должны были покупать, изъ вырученныхъ денегъ десять тысячъ флориновъ были асигнованы на выдачу вознагражденій за убійство эмигрантовъ. Процентъ банка былъ низведенъ на 5 вмсто прежнихъ 15, что было вполн справедливо, потому что это былъ настоящій законный процентъ, но владычествующая буржуазія этимъ не удовольствовалась: она передлала мелкую монету, понизивъ ея достоинство, чтобы поднять цнность флорина, это былъ ея разсчетъ, потому что она продавала свои товары за флорины, а рабочимъ своимъ платила мелочью. Такимъ образомъ эта мелкая буржуазія лавочниковъ и ремесленниковъ притсняла рабочій пролетаріатъ, что служило источникомъ вражды, смутъ, стачекъ и прекращало работы. Число голодныхъ, и нуждающихся возрастало съ каждымъ днемъ. Опасаясь смутъ, многіе узжали изъ города, такъ что, наконецъ, это выселеніе было запрещено и выхавшимъ велно вернуться подъ опасеніемъ штрафа. Честолюбцы и интриганы изъ высшихъ классовъ, участвовавшіе въ coup d’ta t 31 августа, какъ Джорджо Скали и другіе, увидвъ, что обманулись въ разсчет и что власть досталась лавочникамъ и мастерамъ, думали возвратить себ ее съ помощью пролетаріевъ и тхъ изъ низшихъ цеховъ, которые, какъ два учрежденные во время побды чомпи, были въ сущности работниками и терпли угнетеніе отъ новыхъ властителей. По наущенію Скали въ начал 1382 г. (господство буржуазіи продолжалось уже четвертый годъ) одинъ рабочій, по имени Скатицца, подалъ жалобу на пріора Джованни Камби капитану, но капитанъ арестовалъ его самого и заставилъ сознаться, что доносъ былъ ложный. Узнавъ объ этомъ, Скали ночью съ толпой людей напалъ на дворецъ капитана и освободилъ Скатиццу. Обиженный капитанъ подалъ въ отставку. Тогда цеховые старшины подняли цехи, водворили капитана во дворц и, пославъ за. Скали, который имлъ неосторожность явиться, велли немедленно обезглавить его. Съ нимъ погибло нсколько человкъ изъ низшаго народа, замшанные въ нападеніи на дворецъ капитана.

Но тутъ высшая буржуазія или такъ-называемые старшіе цехи вознамрились воспользоваться враждой народа къ младшимъ цехамъ, чтобы возвратить себ власть. Разрывъ этотъ былъ довершенъ уничтоженіемъ двухъ цеховъ, учрежденныхъ въ 1378 г. Съ крикомъ: ‘да здравствуютъ твельфы!’ старшіе цехи и народъ поднялись на другой день посл казни Скали, младшіе цехи не чувствовали себя въ силахъ противиться, будучи одинокими. Былъ собранъ общій парламентъ, который назначилъ комисію, преобразовавшую конституцію въ пользу старшихъ цеховъ такъ, что въ синьоріи, всхъ комитетахъ и совтахъ они получили половину плюсъ одинъ голосъ. Эмигрантамъ 1378 г. была дарована амнистія, но уничтоженные цехи не возстановлены, потому что высшая буржуазія, проведшая эту реформу, не хотла усиливать ими младшіе цехи. Низшая буржуазія попробовала было противиться этимъ преобразованіямъ и цехи мясниковъ и виноторговцевъ открыто возстали на площади, но были прогнаны. Можно было опасаться, что простой народъ воспользуется ихъ пораженіемъ и произведетъ безпорядки. Высшая буржуазія также боялась его, какъ и побжденные, поэтому между ними не замедлило водвориться согласіе и порядокъ былъ сохраненъ. Въ слдующіе дни примиреніе между цехами было скрплено мрами противъ общихъ враговъ. Личности подозрительныя, какъ таинственный Сильвестръ Медичи, и многіе изъ народа были отправлены въ ссылку.

(Продолженіе слдуетъ.)

‘Дло’, No 2, 1878

СРЕДНЕВКОВАЯ ДЕМОКРАТІЯ.

(Окончаніе.)

Побда, одержанная высшей буржуазіей Флоренціи надъ демократіей, не принесла вожделнныхъ плодовъ. Ненависть народа къ денежной олигархіи и жажда мести снова овладли имъ. 1 марта вступила въ должность новая синьорія, гд на-ряду съ членами такъ-называемыхъ фамилій, Риччи, Перуцци, Ачайоли, сидли башмачникъ и мясникъ. Но уже 10 числа народъ поднялся съ крикомъ: ‘да здравствуютъ 24 цеха!’ выражая имъ требованіе возстановить три цеха, учрежденные въ 1378 г. Капитанъ былъ за одно съ возставшими. Цехи вооружились, но до драки дло не дошло. Возставшій народъ былъ удовлетворенъ небольшими уступками и ссылкой двадцати-пяти самыхъ ненавистныхъ ему личностей, въ томъ числ измнника Микеле Ландо. Но уже три дня спустя, цехи, приготовившись, заставили отмнить большую часть этихъ мръ и возвратили изгнанныхъ, а два мсяца спустя, воспользовавшись смутой, можетъ быть, ими самими подготовленной, окончательно подавили чомпи, казнивъ многихъ и отнявъ у нихъ оружіе. Такимъ образомъ высшая буржуазія отдлалась отъ своихъ непріятныхъ союзниковъ. Торжество ея было полное. Въ 1387 г. она еще боле ограничила участіе низшей буржуазіи въ правленіи, предоставивъ ей только ¹/₄ голосовъ. ‘Такъ, говоритъ одинъ лтописецъ,— во Флоренціи опять водворилось правленіе высшихъ цеховъ и благоразумные люди радовались возстановленію старинной доброй формы республики, съ устраненіемъ черни,— формы, гд всякій цехъ былъ на своемъ мст, гд господство принадлежало лучшимъ людямъ по богатству и познаніямъ, тмъ, которые даютъ другимъ работу’ (Кап. II, 73).

Мы уже сказали, что считаемъ не совсмъ несправедливымъ упрекъ въ наклонности къ цесаризму, длаемый народу его противниками. Когда присутствуешь въ исторіи при возмутительномъ зрлищ водворенія какого-нибудь древняго или новаго Бонапарта, все, что есть въ человк нравственнаго, поднимается на сочувствіе его врагамъ и жертвамъ, кто-бы они ни были, надменныели сановники и аристократы, какъ Помпей и Сципіонъ Метеллъ, или реакціонные буржуазы, какъ члены палаты 1851 года. Если въ масс они не заслуживаютъ сочувствія, то благородная идея опозиціи хищничеству и разбою, великодушное негодованіе на безстыдное покушеніе длаютъ мчогихъ изъ нихъ героями и дло освящается кровью Катоновъ и Боденовъ. Но если разсудить хорошенько, то отвтственность аристократіи, родовой или денежной, хъ успх Бонапартовъ не меньше отвтственности народа. Мы говоримъ это не въ смысл обвиненія, потому что эта отвтственность невольная, это участіе безсознательное и фатально вытекающее изъ самаго положенія вещей. Тутъ обвиненія въ строгомъ смысл быть не можетъ, потому что все это иметъ роковой характеръ необходимости. Тамъ, гд существуетъ общественный антагонизмъ, гд интересы народа противоположны интересамъ привилегированныхъ сословій, тамъ тиранія Бонапартовъ логически вытекаетъ изъ борьбы враждующихъ классовъ. Она освящается авторитетомъ и поддержкой однихъ и безсильнымъ злорадствомъ другихъ.

Установленное окончательно въ 1387 г. господство старшихъ цеховъ, превратившееся въ господство аристократіи, существовало около 50 лтъ (по 1434). Душой его въ первыя времена былъ гонфалоньеръ изъ оптиматовъ, Мазо де.тьи-Альбици, племянникъ того Пьеро, который погибъ жертвой низшихъ буржуазныхъ цеховъ. Правительство ревниво оберегалось отъ всякихъ враговъ, какъ отъ людей, подозрваемыхъ въ стремленіи къ тираніи, отъ заигрывающей въ демократію знати, такъ и отъ низшихъ классовъ. Многіе были изгнаны, въ томъ числ вся могущественная фамилія Альберти, многіе переведены въ дворянство и такимъ образомъ лишены участія въ гражданскихъ длахъ, и, наоборотъ, многіе дворяне, породнившіеся съ господствующими плутократами или соединенные съ ними дружбой, переписаны въ цехи. Золотая молодежь, сынки плутократовъ, записывались въ низшіе цехи, гд, благодаря деньгамъ, получали вліяніе и держали эти цехи въ субординаціи. Правительство завело также значительную стражу для своей защиты. Оно не забывало и своихъ личныхъ интересовъ. Главные оптиматы и сами Альбици принадлежали къ цеху суконщиковъ и ради своихъ личныхъ выгодъ запретили ввозъ въ предлы республики иностранныхъ суконъ. Однако побжденные низшіе классы еще пытались протестовать противъ окончательнаго закрпленія власти плутократіи, и надежды ихъ обращались на семью Медичи. Мы видли, каковъ былъ Сильвестръ. Самъ по себ онъ былъ такъ трусливъ, что не могъ ничего сдлать, но его постоянная двусмысленная роль между партіями, ни къ одной изъ которыхъ онъ прямо не приставалъ и казался всегда въ одозиціи со всякимъ правительствомъ,— эта роль, вытекавшая просто изъ личной трусости и нершительности, придавала ему видъ глубокаго политика, человка съ таинственными цлями, и оказалась полезне для будущности его фамиліи, чмъ была бы ршительная политика, въ его время еще преждевременная. Въ то время, какъ вс скомпрометировали себя безвозвратно въ ту или другую сторону, Медичи остались какими-то сфинксами, оптиматами по положенію, демократами будто-бы по симпатіямъ. По смерти Сильвестра роль его продолжалъ его родственникъ, Вьери, и когда Мазо Альбицц, какъ гонфалоньеръ, закрплялъ правленіе оптиматовъ, недовольные изъ низшихъ классовъ обратились къ Вьери, какъ къ своему предводителю, предлагая сдлать возстаніе и возвести его въ правительство. Но осторожность была въ характер Медичи, онъ не только отказался, но и отговорилъ народъ отъ движенія, и умлъ не только избжать подозрительности правительства, но даже представилъ ему себя надежной опорой его, такъ что въ то время, когда многія первыя лица изъ оптиматовъ, участвовавшія въ аристократическихъ реформахъ 1382 и 1387 гг., были изгнаны по подозрнію въ честолюбивыхъ замыслахъ, Медичи спокойно остались. Между тмъ уже тогда современный лтописецъ Минербети пророчески говорилъ, что еслибы Медичи сошлись съ народной партіей, то было-бы крайне опасно для республики попасть подъ власть этой фамиліи, — опасно потому, что флорентинская плутократія ставила своимъ идеаломъ венеціянское правительство, превратившееся въ абсолютную олигархію, какъ-разъ въ то время, когда въ 1378 г. во Флоренціи торжествовала демократія. Избавившись остракизмомъ отъ всхъ собственныхъ членовъ своихъ, не вполн отршившихся отъ общенародныхъ интересовъ, плутократія стремилась сдлать республику достояніемъ немногихъ богатыхъ фамилій. Руководителями ея въ этомъ стремленіи были Мазо Альбици, Николаи да-Уззано и предокъ нашего историка, Джино Каппони, покоритель Пизы. Они дйствовали въ этомъ дух и во вншнихъ, и во внутреннихъ длахъ.

Съ чисто-вншней стороны учрежденія республики по-прежнему представляли какъ-будто достаточныя гарантіи народнаго самодержавія. Вопросы вншней политики, законодательства, найма войскъ не ршались синьоріей, а должны были восходить на утвержденіе новоучрежденнаго въ это время Совта Двухсотъ, гд должны были быть ршаемы большинствомъ двухъ третей, оттуда они поступали на разсмотрніе другого совта изъ 131 члена, гд засдали цеховые старшины и другіе избранные граждане, затмъ они шли на обсужденіе народнаго совта и, наконецъ, общиннаго. Но эта сложная машина упрощалась тмъ, что во всхъ этихъ совтахъ засдали все одни и т-же лица изъ крупной буржуазіи, такъ что въ-конц-концовъ правленіе сосредоточивалось въ аристократической синьоріи, а здсь все ршалъ тріумвиратъ Мазо Альбици, Джино Каппони и Николаи Уззано. По смерти двухъ первыхъ старый Уззано былъ настоящимъ правителемъ государства. Вотъ современное описаніе преній синьоріи: ‘Гонфалоньеръ, смирный человкъ и богачъ, открылъ засданіе, стали читать бумаги, потомъ открылись пренія, мннія были весьма различны. Пока эта толпа препиралась, Николаи Уззано спалъ крпкимъ сномъ, ничего не слыша. Наконецъ, когда сонъ у него прошелъ или, можетъ быть, кто-нибудь разбудилъ его, онъ, весь заспанный, поднялся съ мста, сказалъ, какъ надо сдлать, и вс согласились съ его мнніемъ’. (Кавальканти у Кап. II, 152).

Но это положеніе длъ находило недовольныхъ и въ демократіи, и въ высшемъ класс. Народъ былъ недоволенъ произволомъ правителей, поступавшихъ съ нимъ, какъ съ безгласной толпой, и обременявшихъ его тяжелыми налогами. Надеждой народа по-прежнему оставались Медичи, и между ними Джованни, по прозванію Биччи, богатйшій банкиръ, достигшій гонфалоньерата въ 1421 году, человкъ по характеру совершенно похожій на Сильвестра и Вьери, хотя принадлежалъ къ другой линіи этой фамиліи. Эта линія не имла наслдственныхъ богатствъ, и ловкій Джованни самъ нажилъ себ колоссальнйшее состояніе.

Что-же касается оптиматовъ, то они были недовольны тмъ, что находили государственныя формы все еще слишкомъ демократичными и, считая идеаломъ венеціянское правительство, хотли дать Флоренціи открыто и прямо форму олигархической республики. Главою этихъ ультра-аристократовъ былъ сынъ Мазо Альбици, Ринальдо. Партія эта, пользовавшаяся покровительствомъ синьоріи, держала съ разршенія гонфалоньера въ 1426 году сходку въ Санто-Стсфано, гд присутствовало человкъ семьдесятъ самыхъ, значительныхъ гражданъ. Кавальканти, разсказывающій объ этомъ собраніи, сообщаетъ рчь Ринальдо Альбици, которая если, можетъ быть, не совсмъ точно передаетъ слова оратора, за то какъ нельзя лучше выражаетъ идеи этой партіи. Смыслъ рчи тотъ, что низшіе классы не должны принимать участія въ государственныхъ длахъ, потому что государственные интересы имъ чужды. ‘Если, говорилъ ораторъ.— дло идетъ о войн, они всегда стоятъ за войну и говорятъ между собой: намъ-то что терять? Если мы побдимъ, намъ достанутся мста въ побжденной стран и мы набьемъ карманы, а если насъ побдятъ, то мы не понесемъ убытковъ, заработки наши останутся, а капиталовъ въ банк у насъ нтъ. При этомъ они прибавляютъ и то, и справедливо прибавляютъ: въ военное время въ город бываетъ много солдатъ, пхоты и конницы, кто приходитъ получать жалованье, а кто отдохнуть и покутить, всмъ имъ надо что-нибудь купить, и это рабочему люду на-руку. Война между волками, мудрые граждане, всегда миръ для овецъ, а они говорятъ, что они овцы, а вы волки. Думаете-ли вы, что они любятъ республику? Они даже не знаютъ, что это такое. Правда, при рожденіи и передъ смертью нтъ разницы между благорожденнымъ и простолюдиномъ, но разница въ нравахъ, а главное, въ любви, благородный любитъ, чернь боится’. Въ заключеніи своей рчи Ринальдо Альбици предлагалъ преобразовать правительство въ аристократическомъ смысл, что казалось ему легко. ‘Вс законы, говорилъ онъ,— какъ-бы ни были дйствительны и справедливы, поддерживаются силой, мечъ всегда послдній и компетентнйшій судья. Въ вашихъ рукахъ войско по случаю настоящей войны, стоитъ только взять 2—3,000 пхоты подъ предлогомъ тайной экспедиціи, вывести ее на площадь подъ видомъ смотра и заткнуть оружіемъ глотку черни, если-бы она вздумала протестовать’. Такимъ образомъ, Ринальдо предлагалъ заговоръ съ цлью произвести coup d’tat въ пользу аристократическаго правленія. У слушателей его текли слюнки, по ихъ смущалъ страхъ. Какъ ни безсиленъ казался народъ, хотя недавно еще онъ безропотно перенесъ уничтоженіе даже религіозныхъ братствъ, которыя показались правительству опасными, потому что въ нихъ народъ находилъ нкоторую организацію, нкоторую связь, но все-таки они живо помнили событія чомпи и господство младшихъ цеховъ и неохотно думали о возобновленіи борьбы. Тогда всталъ старый Уззано. Этотъ хитрый старикъ понималъ, что самъ народъ слишкомъ разъединенъ и деморализованъ, чтобы быть опаснымъ, что единственная сила его состоитъ въ его коноводахъ изъ высшаго класса и что, лишивъ его этихъ союзниковъ, съ нимъ не трудно будетъ справиться, ибо Ринальдо Альбици былъ правъ, говоря, что народъ не знаетъ, что такое государство, и съ равнодушіемъ отнесется къ политической перемн, если не будетъ возбужденъ людьми, враждебными этой перемн и.т просто желающими найти случай половить рыбу въ мутной вод. ‘Вамъ извстно, сказалъ Уззано, — что фамилія Медичи всегда была главой демократіи. Теперь Джованни Биччи — глава фамиліи, опора рабочаго и мелкаго торговаго класса, который считаетъ его отцомъ ремесленныхъ цеховъ. Я совтую поговорить съ.нимъ тайно, пригласить его сойтись съ нами, и если это состоится, будемъ дйствовать по его совтамъ’. Вс согласились, и Ринальдо Альбици было поручено повидаться съ Медичи.

Такимъ образомъ, олигархія обращалась теперь къ Медичи съ предложеніемъ участвовать въ аристократическомъ coup d’tat, какъ прежде народъ предлагалъ Вьери Медичи принять участіе въ переворот демократическомъ. Результатъ былъ тотъ-же: Джованни наотрзъ отказался. Но въ то-же время онъ остерегся и вооружить противъ себя олигарховъ. Онъ увщевалъ ихъ не затвать перемнъ, могущихъ нарушить миръ и спокойствіе, выставляя себя ршительнымъ приверженцемъ стараго порядка. Политика его очень не нравилась горячимъ головамъ его партіи, его сыновьямъ, Козимо и Лоренцо, и родственнику Аверардо Медичи, которые желали-бы боле ршительныхъ заявленій въ пользу демократіи. Но старикъ оставался вренъ себ до самой смерти въ 1429 году.

Между тмъ войны и хищничество господствующихъ классовъ вели къ окончательному разоренію республику. Съ народа брали все, что только можно было взять. Чтобы выйти изъ этого критическаго положенія, грозившаго республик банкротствомъ, былъ введенъ налогъ на доходъ. Мра эта была предложена и проведена ультра-аристократами, Альбици и Уззано, и пользовалась громкой популярностью. Это очень хорошо знали аристократы и, не желая видть осуществленіи этой реформы путемъ демократическаго движенія, предупредили народъ своей собственной иниціативой. Они предпочли пожертвовать немногимъ, чтобы спасти все,— разсчетъ благоразумный, но подобное благоразуміе рдко выказывается господствующими классами. Впрочемъ, пожертвованіе было немаловажное. Новый налогъ довольно тяжело отозвался на капиталистахъ. Напр., Николаи Уззано, платившій до сихъ поръ 16 флориновъ налога, былъ обложенъ 250 флоринами.

Когда налогъ былъ проведенъ (22 мая 1427 г.), народъ возликовалъ, но вскор, не довольствуясь этой уступкой, демократія потребовала, чтобы налогъ былъ обращенъ въ прогресивный. Джованни Медичи ршительно возсталъ противъ этого и на-время усплъ задержать осуществленіе этой реформы, которая, однако, прошла посл его смерти, и простой подоходный налогъ былъ обращенъ въ прогресивный, причемъ, однакожь, высшей таксой были назначены 5%. Установленіе его не обошлось безъ хлопотъ. Сначала налогъ упалъ только на флорентинскихъ гражданъ, но такъ-какъ они, избгая платежей, стали переводить свои имущества на имя другихъ подданныхъ республики, то онъ былъ распространенъ на всю область ея. Городъ Вольтерра ршительно воспротивился этому и сопротивленіе это пришлось укрощать силой.

Въ это время олигархія чувствовала себя на высот могущества и вліянія и ршилась осуществить давно задуманный ею планъ. Слухи о заговор олигархіи дошли, наконецъ, до Козимо Медичи, который въ это время жилъ лтомъ въ своемъ имніи. 1 сентября 1426 года Альбици сдлалъ гонфалоньеромъ свою креатуру Бернарда Гваданьи, и слухи о заговор усилились такъ, что четыре дня спустя Козимо пріхалъ въ городъ и сообщилъ объ этомъ членамъ синьоріи. Вс отперлись и на другой день пригласили на совтъ восемь гражданъ, но два отъ каждаго квартала, въ томъ числ Козимо и Ринальдо Альбици. Однако Козимо не спшилъ идти на приглашеніе, опасаясь ловушки, но, получивъ новое приглашеніе, отправился во дворецъ, гд и былъ арестованъ. Въ то-же время синьорія послала и за Лоренцо Медичи, который, узнавъ но-время объ арест брата, бжалъ изъ города. Флорентинскій военачальникъ Николо да Толентино, войска котораго не были еще распущены, двинулся было противъ города на выручку Медичи, но друзья Козимо, боясь, что появленіе войскъ заставитъ олигарховъ убить его, уговорили Николо остановиться. По той-же причин и Лоренцо Медичи, собравшій было много приверженцевъ и наемныхъ солдатъ, долженъ былъ распустить ихъ и удалиться въ Венецію.

Такимъ образомъ, Козимо былъ въ рукахъ олигархіи заложникомъ, и, угрожая его жизни, она могла заставить его приверженцевъ покориться ея требованіямъ. Онъ ежеминутно ждалъ смерти, страшно трусилъ и ничего не лъ, боясь отравы. Начальникъ дворцовой стражи старался ободрить и успокоить его и обдалъ съ нимъ вмст, онъ даже простиралъ свою любезность дальше, чмъ позволялъ ему долгъ. Такъ однажды онъ привелъ къ нему въ гости для развлеченія одного пріятеля или, врне, прихвостня, гонфалоньора Гваданьи, извстнаго своимъ шутовствомъ. Хитрый Козимо усплъ втихомолку поручить этому шуту взять изъ банка 1,100 дукатовъ съ тмъ, чтобы тысячу передать гонфалоньеру, а 100 взять себ. Гонфалоньеръ, получивъ эту взятку, сдлался врнымъ слугой его, а Козимо въ своихъ мемуарахъ смется надъ нимъ, говоря, что далъ-бы ему и десять тысячъ, если-бы онъ попросилъ, лишь-бы спастись отъ угрожавшей ему опасности.

29 сентября состоялся приговоръ надъ Медичи, которые были объявлены ‘неспокойными и жестокими врагами республики, зачинщиками пожаровъ и всякаго разрушенія, дьявольскую натуру которыхъ флорентинскій народъ терплъ до сихъ поръ по своей чрезвычайной доброт, и такъ-какъ милосердіе этого народа противится кровопролитію’, то они осуждаются на изгнаніе — Козимо на 10 лтъ въ Падую, Аверардо — на 5 лтъ въ Неаполь, Лоренцо — также на 5 лтъ въ Венецію. Вс ихъ капиталы и имнія были имъ оставлены. 3 октября Козимо былъ выпущенъ изъ тюрьмы, и гонфалоньеръ самъ выпроводилъ его изъ города ночью подъ охраной собственной стражи, такъ-какъ нкоторыхъ враговъ Медичи подозрвали въ намреніи убить его. Это было, конечно, непростительной глупостью. Своимъ coup d’tat, направленнымъ собственно только противъ одной личности, олигархическая синьорія дала этой личности громадное значеніе и популярность и затмъ выпустила преспокойно на вс четыре стороны, потому что приказъ жить въ Паду, конечно, не могъ помшать Козимо при его богатствахъ и связяхъ отправиться, куда ему было угодно. Если, какъ говоритъ Каппони, Ринальдо Альбици былъ слишкомъ уменъ, чтобы запятнать себя убійствомъ, то не слдовало и начинать дла, потому что какъ ни высоко до сихъ поръ было положеніе Медичи, но все-таки теперь, въ изгнаніи, притомъ сохранивъ вс свои громадныя денежныя средства и связи, онъ сталъ гораздо боле опаснымъ врагомъ республики.

Это и не замедлило обнаружиться. Во Флоренціи Медичи былъ простымъ гражданиномъ, въ изгнаніи онъ тотчасъ принялъ роль изгнаннаго государя. Маркизъ Феррарскій и венеціянское правительство принимали его съ почестями, какъ владтельную особу. Очевидно было, что если теперь онъ вернется въ отечество, то уже не простымъ гражданиномъ, а главой республики.

Между тмъ несостоятельность олигарховъ и неминуемость его возвращенія были такъ очевидны, что кром родственниковъ, креатуръ, кліентовъ и другихъ приверженцевъ, связанныхъ съ Медичи денежнымъ интересомъ, на сторону ихъ перешли вс интриганы и проходимцы, видвшіе, что будущее принадлежитъ имъ. Въ числ ихъ были не только Гвичіардини, Нерони и Пери Каппони, но даже нкоторые члены господствующей партіи и фамиліи Альбици. Не прошло и года посл изгнанія Медичи, 1 сентября 1434 года на выборахъ новой синьоріи партія ихъ восторжествовала. Альбици и ихъ приверженцы, въ томъ числ гонфалоньеръ Донато Велути, которому вышелъ срокъ, ршились силой воспротивиться вступленію въ должность новой синьоріи, а тмъ временемъ собрать народный парламентъ и кассировать имъ выборы. По противная партія тоже не дремала. Новый гонфалоньеръ Кокки первымъ дломъ арестовалъ прежняго. Об стороны вооружились и готовились къ открытой борьб. Опорой олигарховъ былъ богачъ Палла Сгроцци, котораго состояніе превосходило даже состояніе Медичи, но онъ по трусости отказался поддерживать свою партію. Въ это время жилъ во Флоренціи папа Евгеній IV. Между тмъ какъ 26 сентября об стороны стояли другъ противъ друга вооруженныя и готовились ршить дло борьбой, на площадь явился посланный отъ папы легатъ Вителески съ предложеніемъ посредничества. Цлый день прошелъ въ переговорахъ, и на другой день Рональдо Альбици согласился отправиться къ пап, а тамъ далъ уговорить себя положить оружіе. Трудно ршить, дйствовалъ-ли папа добросовстно или нтъ, и если недобросовстно, то изъ какихъ видовъ. Какъ-бы то ни было, его вмшательство было роковымъ для олигархіи. Она была обманута кругомъ, согласившись положить оружіе. Подъ видомъ мирнаго соглашенія 29 числа былъ собранъ народный парламентъ, куда явились посланные отъ папы, и учредилъ комисію будто-бы отъ всего гражданства и, по словамъ Козимо Медичи, очень многочисленную, но въ сущности состоявшую только изъ 350 приверженцевъ Медичи. 2-го октября эта комисія, собравшись во дворц вмст съ синьоріейе отмнила приговоръ изгнанія противъ Медичи, послала вмсто нихъ въ изгнаніе Ринальдо Альбици и нсколько другихъ членовъ олигархіи и уморила подъ пыткой въ тюрьм одного благороднаго молодого человка, Бартоломео де-Крески, возбуждавшаго смуты противъ комисіи. Козимо Медичи еще 30 сентября выхалъ изъ Венеціи, былъ принятъ въ Моден маркизомъ Феррарскимъ съ великими почестями и 6 октября, съ братомъ и съ многочисленной свитой приверженцевъ, прибылъ во Флоренцію, гд ночевалъ первую ночь во дворц синьоріи.

Возвращеніе Медичи ознаменовалось изгнаніями и конфискаціями, въ числ ссыльныхъ были даже новорожденныя дти, строго было запрещено вести переписку съ изгнанниками, имущества ихъ продавались по дешевой цн приверженцамъ Медичи. Нкоторые были казнены, въ томъ числ сынъ бывшаго гонфалоньера Гваданьи, а самъ Гваданьи, арестованный въ Пиз, гд былъ губернаторомъ, таинственно умеръ на дорог во Флоренцію. Козимо въ своихъ запискахъ хвалится, что употребилъ свое вліяніе для спасенія жизни нкоторымъ осужденнымъ и для замны имъ казни пожизненнымъ заключеніемъ, Онъ, разумется, былъ слишкомъ уменъ и остороженъ, чтобы тиранствовать безъ нужды. но какъ-бы то ни было, тиранія водворилась съ нимъ на цлыхъ 60 лтъ, впродолженіи которыхъ внутренняя политическая и общественная жизнь Флоренціи уже не представляетъ ничего оригинальнаго.

Учрежденія республики по форм не были измнены. Козимо Медичи по наружности оставался простымъ гражданиномъ, но въ сущности онъ былъ съ 1434 года и до смерти своей въ 1464 году полновластнымъ государемъ республики. Когда ему приходилось прибгать къ новымъ крутымъ мрамъ противъ враговъ тираніи, новыми ссылками и казнями утверждать свой деспотизмъ, Медичи охотно выдвигалъ впередъ другихъ, соглашавшихся брать на себя гнусную исполнительную роль, а самъ отходилъ на задній планъ. Онъ не имлъ недостатка въ клевретахъ, въ людяхъ, всегда окружающихъ тиранію и узурпацію, готовыхъ служить ей орудіями на всякое дло, брать на себя какія угодно порученія. При Козимо Медичи такую роль игралъ Пери Каппони, бывшій олигархъ, одинъ изъ первыхъ столповъ республики, и по личному прошлому, и по-семейнымъ традиціямъ казавшійся несомннно преданнымъ республиканскимъ законамъ, но на самомъ дл угодникъ тираніи.

Первымъ результатомъ этого переворота была перемна вншней политики. Республика была всегда естественнымъ врагомъ миланскихъ тирановъ Висконти, и война съ ними только-что кончилась. Медичи стали естественными союзниками Висконти и мтившаго уже на мсто ихъ Сфорцы. Въ угоду послднему Медичи задумалъ погубить его личнаго врага, кондотьера Бальдачіо, состоявшаго на служб флорентинской республики. Въ сентябр 1441 года клевретъ его, гонфалоньеръ Орландини, зазвалъ Бальдачіо во дворецъ, приказалъ его убить и выбросить тло въ окно, а затмъ уже состоялся приговоръ, по которому Бальдачіо былъ признанъ измнникомъ, и трупъ его казненъ. Такая безцеремонная расправа была слишкомъ нагла, чтобы люди, державшіеся декорума, какъ Пери Каппони, могли одобрить ее хотя-бы молчаніемъ. Поэтому Пери вышелъ въ отставку и втеченіи двухъ лтъ какъ-будто стоялъ въ опозиціи правительству, но затмъ дружба между нимъ и Козимо стала еще тсне. При всей своей осторожности Медичи иногда забывался и впадалъ въ цинизмъ отъ сознанія своей силы, такъ, когда по поводу убійства Бальдачіо Каппони упрекалъ его, онъ отвтилъ ему рзко: ‘молитвами не управишь государствомъ’. Но онъ отлично зналъ цну лицемрія, и когда Каппони отговаривалъ его отъ намренія женить сына на дочери владтельнаго графа Поппи, говоря, что, ‘будучи въ дйствительности государемъ, онъ тмъ тщательне долженъ избгать всякой вншности, противной республиканскому равенству’, Козимо послушалъ его.

На старости лтъ, по смерти уже Каппони, Козимо не только не отказался отъ этой лицемрной политики, но сдлался еще осторожне. Всякой узурпаціи нужно по временамъ производить на общество острастки, потому что за первымъ тероризированнымъ поколніемъ выростаетъ второе, потомъ третье, которыхъ необходимо подвергать той-же операціи. Въ конц 50-хъ годовъ представилась подобная надобность. Козимо заблагоразсудилъ скрыться на задній плапъ, чему помогали его старость и недуги, и выставилъ впередъ гонфалоньера Луку Питти. Это былъ человкъ изъ оптиматовъ, богатый и честолюбивый, онъ охотно принялъ на себя роль оператора, устроилъ облаву на республиканцевъ, замучилъ пыткой въ тюрьм главу ихъ, Джироламо Макіавели, казнилъ и изгналъ многихъ другихъ, — словомъ, блистательно произвелъ очищеніе общества, за что былъ щедро вознагражденъ деньгами. Козимо до того стушевался, что, казалось, вся власть перешла къ Питти, который въ это время построилъ свой знаменитый дворецъ, ставшій впослдствіи резиденціей великихъ герцоговъ Тосканскихъ. Онъ и другіе знатные клевреты Медичи воображали себя, въ самомъ дл, хозяевами и даже мечтали о возстановленіи въ пользу своей клики олигархической республики. Медичи не охлаждалъ ихъ мечтаній, предоставляя имъ дйствовать и навлекать на себя общественную ненависть, но онъ направлялъ ихъ дятельность сообразно своимъ цлямъ.

Будучи иногда не прочь отъ самаго наглаго насилія, какъ въ дл Бальдачіо, онъ, однако, держался правила бить не столько дубьемъ, сколько рублемъ. Недаромъ-же онъ былъ банкиръ. Съ самаго начала своей тираніи онъ взялъ въ руки своей клики распредленіе подоходнаго налога и распорядился имъ такъ, что въ его рукахъ онъ сдлался однимъ изъ его главныхъ правительственныхъ средствъ. Какъ онъ умлъ пользоваться ямъ, видно изъ того, что втеченіи первыхъ 20 лтъ его правленія 77 фамилій выплатили чрезвычайныхъ налоговъ почти 5 миліоновъ флориновъ. Семейство Пацци, одно изъ самыхъ богатыхъ, было доведено уже почти до разоренія, когда породнилось съ Медичи, и тотчасъ снова разбогатло. Такимъ образомъ, конфискаціи, производившіяся подъ видомъ распредленія налоговъ, давали средство, съ одной стороны, губить враговъ, съ другой — награждать и пріобртать приверженцевъ. Неплательщиковъ. преслдовали штрафами, опять-таки денежными, и тюрьмой. Два раза въ годъ стража обходила имнія и дачи, собирала жатву, грабила дома, все это продавалось съ публичнаго торга, не въ счетъ налога, а въ счетъ пени, облигаціи банка не принимались въ уплату налога, и такъ-какъ плательщикамъ приходилось ихъ продавать, то Медичи и его креатуры скупали ихъ по низкимъ цнамъ, что давало имъ возможность быстро и легко, наживаться. Такимъ образомъ, одинъ изъ низшихъ клевретовъ Медичи, Пучо Пучи, бывшій бднякомъ, въ короткое время нажилъ огромное состояніе, и отъ одной покупки облигацій въ семь лтъ выручилъ 54 т. золотыхъ. Въ этихъ длахъ страсть къ нажив превозмогала въ Медичи даже его осторожность. Въ припадк алчности онъ забывалъ о своей лицемрной тактик и дйствовалъ открыто, ссужая государству деньги, которыя назначено было взыскивать чрезвычайнымъ налогомъ, онъ взыскивалъ ихъ потомъ отъ себя, т. е. прямо выступалъ откупщикомъ государственнаго бюджета, причемъ длилъ свои прибыли съ друзьями. Иногда онъ поступалъ въ денежныхъ длахъ еще нагле, такъ, давая пріятелямъ по 50,000 флор. взаймы, онъ заставлялъ республику выплачивать себ эти долги подъ предлогомъ услугъ, якобы оказанныхъ государству его должниками. За то, когда было предложено въ финансовыхъ видахъ дозволить за извстную плату изгнанникамъ возвратиться, Медичи ршительно воспротивился этому. Впрочемъ, онъ долженъ былъ раздавать большія суммы въ долгъ и безъ отдача своимъ приверженцамъ, которые только изъ личныхъ выгодъ и могли содйствовать своему патрону. Результатомъ этихъ вчныхъ конфискацій однихъ и легкой наживы другихъ былъ упадокъ торговли и промышленности и обнищаніе не только разоренныхъ буржуазныхъ семействъ, но и рабочихъ классовъ. Раздраженіе порождало, съ одной стороны, постоянныя смуты и съ другой — подозрительность тираніи. Ей представлялись везд заговорщики и она боялась своей собственной тни, что сопровождалось новыми казнями, изгнаніями и конфискаціями. Одинъ изъ фамиліи Риччи былъ обвиненъ въ заговор по доносу, пытанъ и казненъ, а доносчикъ открыто награжденъ, какъ въ худшія времена римской имперіи. Тиранія приняла на себя защиту и моральнаго порядка, по ныншнему выраженію. Врачъ Джованни да-Монтекатини былъ повшенъ и сожженъ за то, что въ своихъ лекціяхъ отвергалъ безсмертіе души (1457 г.).

Мы уже сказали, что главные изъ помощниковъ Козимо мечтали о возстановленіи въ свою пользу олигархіи. Когда старикъ умеръ 1 августа 1464 г., они сочли этотъ моментъ удобнымъ для осуществленія своего замысла, потому что сынъ Козимо, Пьеро, былъ человкъ хворый и нершительный. Во глав этой клики, кром Луки Питти, стоялъ еще одинъ изъ Нерони, по имени Діетисальви. Въ то же время возбудились и надежды демократической партіи, вождемъ которой былъ Николай Содерини. Хитрый Нерони, чтобы погубить Медичи, воспользовался наслдственной алчностью Пьеро къ деньгамъ. Подъ личиной дружбы онъ посовтовалъ ему взыскать по всмъ долговымъ обязательствамъ, оставшимся посл отца. Но Козимо давалъ деньги приверженцамъ не для того, чтобы взыскивать ихъ, по крайней мр, такъ думали его должники, и требованіе Пьеро лишило его большого числа приверженцевъ. Вслдствіе этого на выборахъ 1 ноября республиканская партія провела въ гонфалоньеры своего вождя, Содерини, и можно было надяться на возстановленіе свободы. Радость была всеобщая, множество гражданъ привтствовало новаго гонфалоньера, который былъ увнчанъ оливковымъ внкомъ. Но онъ оказался человкомъ или неспособнымъ, или нечестнымъ, и провелъ два мсяца своей службы въ мелкихъ препирательствахъ съ членами послдняго правительства, не сдлавъ никакого важнаго преобразованія. Можно подозрвать его искренность, тмъ боле, что родной братъ его, Томасо Содерини, былъ близкій другъ Пьеро Медичи. Втеченіи 1465 года власть оставалась въ рукахъ Нерони и Питти. Но въ слдующемъ году партія Медичи усилилась до того, что олигархи замышляли отдлаться отъ него убійствомъ, и онъ былъ спасенъ, говорятъ, только находчивостью своего сына, Лоренцо. Убійство это ни въ какомъ случа не могло повредить фамиліи Медичи, потому что Пьеро былъ въ ней самая неспособная личность, Несмотря, однако, на свое ничтожество и потерю власти, онъ все-таки продолжалъ занимать исключительное положеніе претендента, сносился съ папой, герцогомъ Миланскимъ, королемъ неаполитанскимъ и италіянскими внценосцами. Во второй половин 1466 г., посл неудачнаго замысла противъ жизни Пьеро, онъ прибылъ во Флоренцію изъ Кареджи, гд жилъ долго для поправленія здоровья, и его сыновья, Лоренцо и Джуліано, юноши предпріимчивые и способные на все, стали дятельно хлопотать о возстановленіи своей власти. Олигархи держали совты во дворц Питти, но не могли ничего придумать для отраженія замысловъ Медичи. Содерини предлагалъ, правда, очень врное средство — поднять противъ Медичи народъ, но олигархи боялись этой обоюдуострой мры. Въ то время, какъ одни колебались, другіе трусили и отступали, старый интриганъ Питти, видя слабость своей партіи, втихомолку сошелся съ Пьеро, который особенно соблазнилъ его проектомъ брака Лоренцо съ его дочерью.

Въ такихъ обстоятельствахъ немудрено, что на выборахъ 1 сентября партія Медичи восторжествовала. Новая синьорія ввела въ городъ войска, навербованныя Медичи, и 6 сентября произошла расправа съ противниками. Нерони и другіе предводители олигархіи, Николай Содерини и главные республиканцы были отправлены въ изгнаніе, казней, впрочемъ, не было. Лука Питти остался во Флоренціи, но былъ кругомъ обманутъ и потерялъ всякое значеніе.

Такимъ образомъ, флорентинская плутократія дошла до такой слабости и ничтожества, что даже неспособный калка Пьеро могъ хозяйничать съ нею, какъ угодно. Онъ уже не считалъ нужнымъ лицемрить и корчить гражданина, какъ его отецъ. Правда, когда одинъ изъ знатныхъ изгнанниковъ, Ачайоли, обратился къ нему непосредственно съ просьбой о возвращеніи, онъ отвчалъ ему, что ‘лично охотно простила-бы его, но республика не должна прощать ради примра’, выставляя, такимъ образомъ, впередъ имя республики, но тутъ-же прибавлялъ, что эта республика ‘пользуется отъ насъ полной и свободной властью’, трудно сказать, было-ли это циническимъ хвастовствомъ узурпатора или неуклюжей попыткой лицемрить. Какъ-бы то ни было, по послдніе три года своей жизни Пьеро жилъ настоящимъ государемъ Флоренціи, имлъ дворъ, принималъ князей, посылалъ сыновей въ гости къ другимъ дворамъ. Когда онъ умеръ 3 декабря 1469 г., сыновья его наслдовали ему, какъ законные принцы. На другой день по смерти Пьеро вс власти отправились къ Лоренцо ‘просить его взять на себя попеченіе о государств, по примру его предковъ’, говоритъ самъ Лоренцо въ своихъ мемуарахъ, и онъ, ‘въ виду своей молодости, тяжести и опасности этого бремени, согласился неохотно и только для сохраненія своихъ друзей и своего имущества, ибо во Флоренціи безъ власти трудно удержать за собой богатство’. (Кап. II, стр. 354.)

При такомъ положеніи нелпо было церемониться съ прежними республиканскими формами. При Лоренцо он были отмнены. Совты общинный и народный, капитанъ и другія республиканскія демократическія учрежденія были формально закрыты и вс выборы должностныхъ лицъ переданы Совту Ста, который по своей малочисленности былъ просто орудіемъ правителя. Правда, Лоренцо и Джуліано не принимали никакихъ новыхъ титуловъ или званій, которые выражали-бы ихъ государственное значеніе, по имени они все еще оставались гражданами и наравн съ другими подвергались избранію въ существующія республиканскія должности. Но, оставаясь флорентинскими гражданами, они держали себя на равной ног съ владтельными особами. Ихъ пріятель, герцогъ Миланскій, Галеаццо Марія Сфорца, постилъ ихъ въ 1471 году во Флоренціи съ пышнымъ дворомъ, и оли принимали его, какъ равнаго, угощали великолпными праздниками и пирами, на которыхъ, къ великому соблазну благочестивыхъ людей, ‘ли мясо среди великаго моста безъ всякаго уваженія къ церкви и къ Богу’, говоритъ Макіавели. Но еще большій соблазнъ должно было представлять для уцлвшихъ республиканцевъ зрлище республики, еще существующей номинально, но чествующей и празднующей общественными торжествами и увеселеніями дружбу тирановъ.

Въ это время въ Италіи была въ полномъ разгар та веселая, разгульная придворная и великосвтская жизнь, которая во Франціи процвтала только въ слдующемъ столтіи при двор королей Валуа и которую многіе историки выставляютъ образцомъ изящества, художественности, свтской утонченности, они хотятъ уврить васъ, что въ этой жизни развратъ и зврство Александровъ VI, Цезарей Борджіа, Карловъ IX и другихъ подобныхъ типовъ того времени выкупались образованностью, сочувствіемъ къ искуству, наук, поэзіи, что если эта цивилизація имла свои мрачныя стороны, за то въ общемъ результат она была блистательна, и что лучшіе представители ея. какъ Францискъ I и Медичи, а изъ нихъ Лоренцо Великолпный и Левъ X, хотя по нравственнымъ качествамъ были достойными современниками Борджіа и Сфорцы, за то, какъ двигатели просвщенія, имютъ право на уваженіе исторіи. Но стоитъ только раскрыть любого изъ современныхъ авторовъ, описывающихъ нравы той эпохи, чтобы увидть, какъ ложны вс эти новйшія описанія ихъ. Вншность вполн соотвтствовала внутреннему содержанію. Читая Бенвенуто Челлини или Брантома, мы видимъ, что тогдашніе папы и королевы были гораздо грязне, безстыдне, циничне и грубе ныншнихъ кучеровъ и прачекъ.

Мы не будемъ говорить о заговор Пацци. Это очень интересный самъ по себ эпизодъ исторіи, но неимющій отношенія къ нашему предмету, потому что флорентинскій народъ оставался въ немъ совершенно безучастенъ. Также мы пройдемъ молчаніемъ по той-же причин политическую дятельность Лоренцо Великолпнаго. Скажемъ только, что неудача заговора Пацци еще боле утвердила власть Лоренцо, которому посл того синьорія, составленная изъ его креатуръ, дала почетную стражу. Еще до этого онъ не разъ открыто являлся тираномъ, какъ въ дл съ Вольтеррой. Вольтерра былъ городъ, подчиненный флорентинской республик. Онъ имлъ частную ссору съ Лоренцо за владніе новооткрытымъ рудникомъ. Лоренцо придалъ сопротивленію вольтерранцевъ характеръ бунта противъ республики, по его вліянію войска республики были посланы усмирять мятежниковъ, причемъ городъ былъ преданъ грабежу, церкви и дома ограблены, жителя взяты въ плнъ, женщины изнасилованы. Посл неудачи Пацци были произведены внутреннія преобразованія, которыя еще боле упростили механизмъ власти Лоренцо. Народные выборы были окончательно отмнены, былъ учрежденъ постоянный сенатъ изъ 70 лицъ, который назначалъ на вс должности. Изъ числа этихъ 70 всякіе полгода взбирались 8 членовъ исполнительнаго комитета, Такимъ образомъ, правленіе было окончательно сосредоточено въ немногихъ рукахъ и исчезла послдняя тнь народнаго самоуправленія. При такихъ условіяхъ Лоренцо было очень легко управлять, хотя онъ не пренебрегалъ и другими способами обезпечивать свою власть. Онъ не мене искусно, чмъ ддъ его, пользовался налогомъ на доходы, чтобы разорять однихъ и обогащать другихъ. Его тиранія была самая мелочная, самая стснительная, распространявшаяся до самыхъ интимныхъ подробностей частной жизни. Онъ, напримръ, воспользовался учрежденіемъ банка для того, чтобы вмшиваться въ семейныя дла гражданъ. Флорентинскій банкъ издавна ввелъ систему, имющую большое сходство съ ныншними компаніями стряхиванія жизни, за извстный ежегодный взносъ онъ обязывался снабжать дочерей флорентинскихъ гражданъ приданымъ при выход ихъ замужъ, въ случа-же смерти двушки внесенныя деньги не возвращались родителямъ. Нсколько разъ втеченіи прежней исторіи Флоренціи, въ критическія времена, банкъ пріостанавливалъ выплаты приданыхъ, выдавая только проценты съ слдующей суммы. Лоренцо воспользовался тмъ, что еще ддъ его своими ссудами банку пріучилъ публику не различать между государственной казной и сундукомъ Медичи. Финансы ихъ были такъ перепутаны съ финансами банка, что Лоренцо распоряжался государственной кассой, какъ собственнымъ карманомъ Онъ по своему усмотрнію выдавалъ изъ банка или не выдавалъ приданыя, чмъ ставилъ семьи въ зависимость отъ себя, и безъ его согласія граждане не могли выдавать замужъ дочерей, если не хотли лишиться своихъ капиталовъ.

За два года до смерти, находя, что правительственное собраніе изъ 70 членовъ еще слишкомъ многочисленно, онъ добился, чтобы назначеніе пополнительной власти было вврено постоянному комитету изъ 17 членовъ, въ числ которыхъ былъ и онъ. Уже поговаривали о назначеніи его пожизненнымъ гонфалоньеромъ, что было-бы офиціальнымъ признаніемъ его тираніи, когда онъ умеръ 8 апрля 1492 г.

Лоренцо имлъ двухъ сыновей, Пьеро и Джованни, который 14 лтъ уже былъ кардиналомъ in petto и впослдствіи былъ возведенъ на папскій престолъ подъ именемъ знаменитаго Льва X. Въ воспитаніи сыновей Лоренцо держался того лицемрія и двой ственности, которыя составляли традиціонную черту его фамиліи и политическаго поведенія этихъ предвстниковъ будущаго іезуитизма. Когда Пьеро еще юношей былъ назначенъ посланникомъ къ пап Иннокентію VIII, Лоренцо писалъ ему въ инструкціяхъ: ‘Хоть ты и сынъ мой, но все-же не больше, какъ простой гражданинъ Флоренціи, какъ и самъ я’. (Кап. II, стр. 423, прим.). А въ тоже время при всхъ офиціальныхъ случаяхъ Пьеро при жизни отца игралъ роль принца и, присутствуя въ Милан на сватьб герцога, несчастнаго Джованни Ганаццо, съ Изабеллой Арагонской, пользовался почестями наравн съ герцогомъ. Лицемріе считалось главной добродтелью въ этомъ семейств.

Но для систематическаго лицемрія и пройдошества нуженъ особый природный талантъ. Безъ него лицемріе останется простой взбалмошностью, которая не дастъ вожделнныхъ результатовъ въ дл сбереженія и козы, и капусты. Пьеро Медичи, въ противоположность всмъ своимъ предкамъ, этимъ талантомъ не обладалъ. Воспитанный, какъ наслдникъ престола, онъ съ минуты смерти отца считалъ себя наслдственнымъ государемъ Флоренціи, хотя продолжалъ довольно грубо прикидываться простымъ гражданиномъ республики.

Черезъ два года по смерти Лоренцо гроза собралась надъ Италіей. Король французскій Карлъ VIII предпринялъ завоевательную войну противъ неаполитанскаго королевства. Вс мелкіе италіянскіе государства и государи всполошились и заколебались. Сильный иноземецъ готовился вступить въ страну, и могъ по своему усмотрнію возвысить однихъ, унизить другихъ. Вс партіи заране разсчитывали на шансы, которые это вмшательство даетъ имъ или ихъ противникамъ. Пьеро Медичи былъ особенно въ нершимости, и въ Неапол, и во Франціи у него были банки и дла, которымъ разрывъ съ тмъ или другимъ правительствомъ могъ нанести чувствительный ударъ. Съ королями неаполитанскими Медичи были связаны хорошими личными отношеніями, установившимися при Лоренцо. Флорентинская республиканская партія, которая по смерти Лоренцо очень усилилась, потому что наглая и открытая тиранія Пьеро всхъ оскорбляла, разсчитывала поэтому на помощь французскаго короля для возстановленія свободы. Когда слухъ о приготовленіяхъ Карла VIII дошелъ до Пьеро, онъ послалъ ему посольство задобрить его въ то самое время, какъ велъ переговоры съ королемъ неаполитанскимъ. Но посольство это, во глав котораго находился Пьеро Каппони, состояло изъ флорентинскихъ оитиматовъ, въ душ ненавидвшихъ своего тирана и ршившихся воспользоваться случаемъ, чтобы погубить его. Они не преминули шепнуть Карлу о дружб Медичи съ Неаполемъ и уврили его, что пока Медичи владычествуетъ во Флоренціи, это государство будетъ въ союз съ Неаполемъ. можетъ быть, по ихъ совту Карлъ еще до похода’отнесся враждебно къ флорентинцамъ и закрылъ вс ихъ конторы въ Ліон, выгнавъ банкировъ и купцовъ, что потрясло многочисленные частные интересы во Флоренціи и усилило общую ненависть къ Медичи, который казался виновникомъ этого бдствія. Это общее настроеніе стало выражаться ршительно при вступленіи французовъ въ Италію и длалось все открыте, по мр приближенія Карла къ Флоренціи. Пьеро, чувствуя, что почва подъ нимъ колеблется, придумалъ обратиться къ своему-же врагу Карлу. Онъ неожиданно выхалъ изъ Флоренціи, отправился къ королю, выдалъ, говорятъ, ему тайныя свои сношенія съ правителемъ миланскимъ Лодовико Моро, чтобы этимъ задобрить его, и, какъ полновластный государь Флоренціи, предложилъ уступить ему нсколько крпостей въ области республики. Синьорія и Совтъ Семидесяти, состоявшіе изъ приверженцевъ Медичи, старались между тмъ предупредить безпорядки въ город. Попытка республиканцевъ ударить въ набатъ и произвести бунтъ не удалась. Но такъ-какъ французы вступили въ область республики, а Пьеро Медичи не имлъ никакого законнаго полномочія вести отъ нея переговоры, то синьорія должна была согласиться нарядить офиціальное посольство къ французскому королю помимо Медичи. При выбор посланниковъ республиканская партія одержала верхъ и въ число ихъ былъ выбранъ главный ея представитель, Допродано Савонарола.

Между тмъ Пьеро Медичи вернулся въ городъ 9 ноября 1494 г., но нашелъ дворецъ синьоріи запертымъ, упалъ духомъ и отправился домой, туда вскор явился къ нему герольдъ отъ синьоріи и объявилъ приказъ хать въ изгнаніе. Хотя у Пьеро было много вооруженнаго войска, но онъ не ршился противиться народу, который весь поднялся противъ Медичи, и повиновался приказу. Кардиналъ Джованни, бывшій въ город, пытался-было занять своими солдатами площадь, но, увидя общее возстаніе, испугался и бжалъ, переодтый монахомъ. Великолпный домъ Козимо и Лоренцо былъ разграбленъ. Флоренція была снова свободна.

Между тмъ Карлъ VIII вступилъ въ Пизу. Пизанцы тотчасъ обратились къ нему съ мольбой освободить ихъ отъ флорентивскаго ига, и онъ принялъ городъ подъ свое покровительство. Это былъ поступокъ враждебный противъ Флоренціи. Тмъ не мене король отправился въ этотъ городъ, гд ему приготовляли торжественный пріемъ, думая умилостивить его. 17 ноября онъ вступилъ въ Флоренцію. Намренія его были неизвстны, онъ позвалъ къ себ Пьеро Медичи, что не предвщало ничего хорошаго, очевидно было, что онъ хочетъ вести переговоры одновременно съ обими партіями и дать перевсъ той, которая представитъ ему больше выгодъ. По счастью для республики, Пьеро Медичи ухалъ въ Венецію и не явился на приглашеніе короля Флорентинскіе уполномоченные и во глав ихъ Пьеро Каппони вели между тмъ съ королемъ переговоры, долго неладившіеся. Главными требованіями флорентинцевъ было удаленіе Медичи и возвращеніе Пизы подъ власть республики, послдняго требованія Карлъ не могъ исполнить, потому что уже обязался торжественно передъ пизанцами охранять ихъ независимость. Однажды во время переговоровъ, когда секретарь французскаго короля прочелъ флорентинскимъ уполномоченнымъ условія Карла, Пьеро Каппони въ негодованіи вырвалъ у него въ присутствіи короля бумагу изъ рукъ, разорвалъ ее на клочки и бросилъ на полъ. ‘Мы затрубимъ въ атаку!’ вскричалъ король.— ‘А мы ударимъ въ набатъ!’ возразилъ посланникъ и вышелъ. По король веллъ вернуть его и принялъ съ ласковой улыбкой. Въ тотъ-же день подписали соглашеніе, по которому республика была признана свободной, Медичи изгнаны, флорентинцы обязались заплатить французамъ 120 т. флориновъ, крпости, отданныя французамъ Пьеро Медичи, оставались за ними во все время войны, относительно-же Пизы вопросъ остался открытымъ.

Вслдъ за изгнаніемъ Медичи были отмнены Совтъ 70 и другія учрежденія, введенныя этимъ семействомъ. Олигархія, враждебная ему, обманулась въ разсчет, думая, что съ низверженіемъ тираніи установится ея владычество. Въ послдніе годы, подъ гнетомъ тираніи, во Флоренціи образовалась новая демократія, имвшая свой совершенно особенный характеръ, нравственно-религіозный. Среди распутства и лицемрія, характеризовавшихъ италіянскихъ тирановъ, свтскихъ и духовныхъ, протестъ противъ нихъ естественно долженъ былъ принять это особенное нравственное и религіозное направленіе. Тираны, даже папы и кардиналы, хвастались невріемъ, цинизмомъ, открыто выказывали пренебреженіе ко всмъ принципамъ нравственности и совстливости, какъ къ глупымъ предразсудкамъ, недостойнымъ образованныхъ и высокопоставленныхъ людей. По естественному антагонизму у враговъ ихъ должна была явиться особенная экзальтація благочестія и добродтели. Та-же экзальтація явилась у англійскихъ пуританъ, какъ протестъ противъ разврата Стюартовъ, и, наоборотъ, когда тиранія злоупотребляетъ именами религіи и нравственности, чтобы преслдовать опасную для себя независимость мысли, опозиція выражается крайностями отрицанія. Ханжество служитъ школой отрицанія, а общественный развратъ и упадокъ нравственныхъ силъ ведетъ къ противоположной крайности — къ экзальтированному преувеличенію человческихъ добродтелей. Кому это покажется парадоксомъ, того мы попросимъ указать намъ хоть одинъ примръ въ исторіи, гд этотъ законъ антагонизма не оправдывался-бы фактами.

Главнымъ оракуломъ этого направленія былъ во Флоренціи Джироламо Савонарола, родившійся въ Феррар сорокъ два года тому назадъ и съ 23 лтъ поступившій въ доминиканскіе монахи, для этого онъ тайкомъ бжалъ изъ родительскаго дома, увлекаемый жаждой дятельности, которую, по его мннію, онъ всего удобне могъ найти въ рядахъ монашества. Онъ говоритъ самъ, что его побудила къ этому ‘великая міровая скорбь, неправда людская, дошедшая до того, что не было человка, который бы длалъ добро’. Онъ бжалъ отъ свта, ‘я не могъ вынести, говоритъ онъ,— великаго развращенія ослпленныхъ народовъ Италіи, видя добродтель попранной, пороки торжествующими, это была моя сильнйшая страсть въ мір’. Онъ молилъ Бога указать ему путь ‘выйти изъ этой грязи’, и Богъ удостоилъ сдлать его своимъ ‘воинствующимъ рыцаремъ’.

Благодаря страстности своего темперамента, пылкости своего убжденія и своему огромному ораторскому таланту, Савонарола получилъ громадное вліяніе во Флоренціи, когда явился туда проповдникомъ. Проповдь его тотчасъ приняла политическое значеніе. Черезъ нсколько дней по вступленія французовъ въ Италію, 21 сентября 1494 года, братъ Джироламо, проповдывавшій на книгу Бытія, долженъ былъ говорить въ собор о потоп. Толпа собралась огромная, и когда раздался голосъ проповдника: ‘И вотъ я пошлю воды на землю’ — въ церкви раздались плачъ и крики ужаса, ‘морозъ пробгалъ по кож и волосы становились дыбомъ’, говоритъ очевидецъ.

Когда республика воскресла, вся демократія обратилась къ Савонарол, ожидая отъ него совта и поученія для образцоваго устройства государства. ‘О, народъ мой, говорилъ онъ въ отвтъ на эти ожиданія,— ты знаешь, что я никогда не хотлъ вмшиваться въ государственныя дла, сталъ-ли бы я и теперь вмшиваться, если-бы не видлъ, что это нужно для спасенія душъ? Слова мои идутъ отъ Господа. Очистите души ваши, если въ такомъ настроеніи вы преобразуете вашу республику, ты положишь этимъ начало, о народъ флорентинскій, преобразованію всей Италіи’.

Вліяніе, которымъ пользовался въ средневковой демократіи монахъ-проповдникъ, вполн аналогично вліянію публицистовъ и журналистовъ въ демократіяхъ XIX вка. Онъ проповдывалъ въ религіозной форм идеи, которыя теперь проповдуются въ политической форм, та сила и то вліяніе, которое теперь даетъ журналистика, давала тогда кафедра. Это было самое врное и почти единственное средство народной пропаганды, представлявшееся въ то время человку, который чувствовалъ въ себ призваніе руководить общественнымъ мнніемъ. Но проповдникъ идеи тогда только получаетъ значеніе и нравственную силу, когда идея его возвышенна и чиста, когда она не допускаетъ никакихъ сдлокъ и компромясовъ, когда она стоитъ выше всякихъ личныхъ соображеній и текущихъ интересовъ, при отсутствіи такой высшей идеи человкъ можетъ быть ловкимъ дльцомъ, полезнымъ агентомъ той или другой партіи, можетъ получить большое значеніе въ своемъ кружк, но никогда не получитъ общественнаго значенія, не будетъ вліять на массы, не выдастся надъ толпой пракСРЕДНЕВИКОВАЯ ДЕМОКРАТІЯ.

151

тическихъ дятелей. Такимъ образомъ, истиннымъ руководителемъ общества можетъ быть только человкъ совершенно неспособный къ практической общественной и политической дятельности. Изъ этого неизбжнаго противорчія свойствъ пророка и дятеля вытекаетъ роковое слдствіе, что люди идеи, которые силою своей мысли производили перевороты, на другой день посл этого переворота длались жертвами или даже орудіями ничтожныхъ и пустоголовыхъ интригановъ. Неизбжно выходитъ одно изъ двухъ: или человкъ идеи, благодаря своей популярности и значенію, занимаетъ практическую роль, получаетъ офиціальную должность въ новомъ порядк, и тогда, какъ мы сказали выше, онъ неизбжно долженъ сдлаться отступникомъ идеи и реакціонеромъ, или онъ сохраняетъ свое независимое положеніе, и тогда вынужденъ тотчасъ-же обратиться противъ своихъ вчерашнихъ друзей и союзниковъ, принять на себя неблагодарную роль Кассандры, начать предсказывать реакцію съ первой минуты торжества реформы. Это неизбжно ведетъ его къ потер популярности и вліянія, и первый ловкій пройдоха, дешево пріобртшій себ вліяніе болтовней во вкус дня, легко торжествуетъ надъ нимъ.

На Савонаролу народъ смотрлъ какъ на пророка. Когда тиранія была низвергнута, вс обратились къ нему съ увренностью, что онъ дастъ и образцы, и указанія для установленія ‘лучшей республики’. Что могъ онъ сказать имъ, какой совтъ дать? Рекомендовать тхъ или другихъ личностей въ управленіе? Совтовать т или другія учрежденія? Но оттого-то онъ и былъ пророкъ, что понималъ, что дло не въ правителяхъ и не въ учрежденіяхъ. Съ своей точки зрнія онъ могъ совтовать только одно: ‘очистите ваши души’. Мы не беремся судить о томъ, было-ли ясно для самого Савонаролы значеніе этихъ словъ. Можетъ быть, онъ понималъ ихъ въ буквальномъ религіозномъ ихъ смысл, можетъ быть, онъ врилъ въ возможность внезапнаго и самопроизвольнаго преобразованія человка и считалъ его душу такой нравственной почвой, на которой можно немедленно насадить всяческія добродтели. Но если-бы даже онъ понималъ дло и такъ, то все-же былъ-бы правъ, потому что онъ сознавалъ, что дло требуетъ гораздо большаго, чмъ перемна лицъ и учрежденій, что день переворота есть не конецъ, а только начало проповдуемой имъ реформы. Въ этомъ состояла его геніальность, обрекавшая его на практическое ничтожество.

Когда, посл изгнанія Медичи, флорентинское правительство было демократизировано учрежденіемъ Большого Совта изъ тысячи гражданъ, въ которомъ сосредоточилась вся высшая власть, Савонарола одобрилъ его, но тутъ-же совтовалъ основать народное правленіе ‘на страх божьемъ, на преобразованіи обычаевъ, на устраненіи язвы частныхъ интересовъ, на общемъ равенств и общемъ мир’. Это было туманно и неопредленно, но и не могло быть другимъ, какъ скоро Савонарола принялъ-бы на себя роль практическаго преобразователя, онъ измнилъ-бы самъ себ и могъ-бы только погубить собственными руками свое дло. Съ другой стороны, это было вовсе не такъ неопредленно, какъ кажется. Когда его просили одобрить новыя учрежденія, онъ далъ отвтъ, котораго смыслъ очень въ сущности ясенъ: ‘Все это прекрасно, но этого недостаточно, дло не въ учрежденіяхъ, а въ коренной нравственной реформ общества’. Но онъ не претендовалъ быть законодателемъ и указывать законы и параграфы для произведенія этой реформы. Онъ былъ вренъ своей роли. Онъ указывалъ цль, идеалъ — солидарность, равенство, братство. Указывать на практическія мры онъ не могъ, потому что по его иде практическихъ мръ для этого не могло быть, потому что всякая практическая мра предполагаетъ въ основаніи убжденіе, что ею можно что-то закончить, что-то основать, а онъ былъ именно врагомъ по своей иде всякихъ концовъ и основаній.

Предоставляя практическія мры другимъ, Савонарола настаивалъ на своихъ нравственныхъ идеалахъ. Въ правительственномъ Большомъ Совт онъ высказался только за то, чтобы для собраній его была отведена большая зала и чтобы ему было дозволено проповдывать въ ней. Во время карнаваловъ 95 и 96 года онъ употребилъ свое вліяніе, чтобы не допустить обычныхъ увеселеній, мужчины, женщины и дти, преданные Савонарол и составлявшіе многочисленную партію такъ-называемыхъ братскихъ (frateschi), причащались утромъ, а посл обда ходили процесіей по городу, посл чего на площади передъ дворцомъ синьоріи была сожжена большая куча такъ-называемыхъ суетъ и проклятій, т. е. непристойныхъ книгъ, картинъ, карнавальныхъ масокъ, игральныхъ приборовъ, картъ, костей и т. п., все это было еще за нсколько дней собрано дтьми, ходившими съ этой цлью по улицамъ и домамъ. Въ политик Савонарола употреблялъ свое вліяніе на то, чтобы примирять партіи, требовать возвращенія изгнанныхъ, отмнять смертныя казни и ссылки.

Между тмъ практическимъ главою новаго правительства былъ Франческо Валори, человкъ, снискавшій популярность опозиціей Медичи и выбранный въ гонфалоньеры въ январ 1497 г. За него стояли вс братскіе, во противная партія тоже была сильна. Къ ней, кром приверженцевъ Медичи, принадлежали разные интриганы и люди, подкупленные иностранными правительствами. враждебными новому флорентинскому, какъ правительство Людовика Миланскаго. Валори отстаивалъ свою партію и, между прочимъ, изгналъ изъ города преданныхъ пап францисканскихъ монаховъ, враждебныхъ Савонарол. Но по истеченіи его гонфалоньерства противной партіи удалось возвести въ эту должность нкоего Бернарда дель-Неро, проходимца, снюхавшагося съ младшей линіей дома Медичи. Основателемъ этой линіи былъ братъ Козимо Медичи, Лоренцо. Его внуки, Лоренцо и Джованни, играли при Лоренцо Великолпномъ и Пьеро роль принца Плонъ-Плона при Наполеон III, и Пьеро Медичи чуть было ихъ не казнилъ, но испугался ихъ популярности и удовольствовался только гражданской ссылкой. По изгнаніи его они вернулись и теперь интриговали въ свою пользу. Съ другой стороны, и приверженцы Пьеро вели интриги. Онъ прислалъ въ городъ своего агента, знаменитаго тогдашняго проповдника, генерала августинскаго ордена, Маріано да-Гинацано, который открыто проповдывалъ противъ Савонаролы. Все это длалось безнаказанно и даже безпрепятственно, что ободрило Пьеро до такой степени, что онъ двинулся къ Флоренціи, надясь, что его приверженцы откроютъ ему двери, во. узнавъ, что правительство готовится отражать его, онъ отступилъ. Подобная дерзость уже ясно указывала на существованіе въ город многихъ измнниковъ, готовыхъ на крайности. По доносу одного эмигранта Антелы, негодяя, бывшаго приверженцемъ Медичи, высланнаго за это изъ Флоренціи и жившаго въ Рим и который теперь доносомъ хотлъ купить себ возвращеніе, были обвинены въ заговор въ пользу Медичи пять человкъ, въ томъ числ гонфалоньеръ, старый шутъ Бернардо дель-Неро. Благодаря энергіи Валори, соумышленникамъ ихъ не удалось ихъ спасти и они были казнены.

Между тмъ Савонарола завязалъ борьбу съ папствомъ. Это было въ высшей степени непрактично, потому что борьба была неравная, Савонарола погибъ въ ней, а его гибель окончательно погубила флорентинскую свободу. Онъ даже не имлъ того оправданія, что увлекался несбыточными надеждами. Онъ ихъ не имлъ и заране предвидлъ исходъ дла. Проповдуя постомъ 96 года, вначал своей борьбы противъ папства, онъ говорилъ между прочимъ: ‘Спросятъ, чмъ кончится эта борьба? Если ты спрашиваешь вообще, я отвчу — побдой! Но если ты спрашиваешь въ частности, я теб скажу — надо умереть и быть изрубленнымъ въ куски’. Въ то-же время онъ писалъ матери, приготовляя ее къ извстію о своей гибели.

Но въ этомъ-то и состоитъ величіе Савонаролы. Эта непрактичность была единственной возможной и достойной дятельностью современной ему эпохи, единственно возможной для осуществленія умственнаго и нравственнаго возрожденія Италіи и міра. Не въ практической политик, по примру Цезаря Борцжіа и Людовика Моро, должна была она искать своего значенія. Не даромъ говорилъ Савонарола народу флорентинскому: ‘если ты преобразуешь себя, то преобразуешь этимъ и всю Италію’. Эту высшую цль надо было преслдовать. Этого требовалъ высшій интересъ идеи, нравственный интересъ республики, передъ которымъ были ничтожны текущіе интересы повседневной политики, и интересъ, наконецъ, религіи, которую Савонарола признавалъ единственнымъ средствомъ реформы. Могъ-ли онъ, представитель идеальной религіи, не протестовать противъ подложной религіи папы Александра VI, отца знаменитой Лукреціи Борджіа? Могъ-ли онъ допустить малйшую тнь солидарности между собой и этимъ честолюбивымъ хищникомъ, переодтымъ въ смиреннаго монаха?

Свободная Флоренція, являющаяся въ центр Италіи зачинщицей движенія противъ папства и всякой тираніи, была слишкомъ опасна, чтобы борьба съ нею не была необходимостью для всхъ италіянскихъ правительствъ. Вс усилія папы Борджіа обратились противъ Савонаролы, вслдствіе чего политическіе враги этого реформатора могли легко восторжествовать надъ нимъ. Папа запретилъ ему сначала проповдывать, Савонарола сначала повиновался этому запрещенію, которое было для него нравственной смертью, потому что вся сила и жизнь его была въ проповди. Но въ критическую минуту республики, когда интрига ея враговъ чуть было по открыла воротъ Флоренціи Пьеро Медичи, Савонарола не выдержалъ и ршился снова взойти на кафедру. Тогда его политическіе противники ршились во что-бы то ни стало воспротивиться этому. Въ назначенный для проповди день въ собор и вокругъ него собралась огромная толпа обихъ партій, и едва Савонарола вошелъ на кафедру, поднялся невообразимый шумъ, смятеніе было такъ велико, что вс ожидали кровавой схватки. Савонарола сошелъ съ кафедры и былъ отведенъ домой своими приверженцами, причемъ жизнь его нсколько разъ была въ опасности (май 1497). Тогдашняя синьорія была большею частію составлена изъ лицъ, враждебныхъ ему, они воспользовались этой смутой, чтобы нанести ему ударъ, издавъ запрещеніе всмъ вообще монахамъ проповдывать. Папа же воспользовался его ослушаніемъ, чтобы издать противъ него отлученіе. Но у него было еще много приверженцевъ. Синьорія, вступившая въ должность 1 іюля, состояла изъ его друзей. Они отвергли требованіе папы выдать ему отлученнаго монаха, несмотря на то, что Борджіа угрожалъ за ослушаніе наложить на городъ интердиктъ, а въ начал 1498 г. Савонарола подъ покровительствомъ правительства возобновилъ свои проповди. Онъ еще усердне сталъ преслдовать свою мысль о церковной реформ, ведя по этому предмету обширную переписку. Черезъ своихъ друзей онъ хлопоталъ объ этомъ при иностранныхъ дворахъ: при его арест у него нашли черновыя письма къ императору, къ королямъ испанскому, англійскому, венгерскому. Письмо его къ Карлу VIII было перехвачено на пути герцогомъ Миланскимъ и отослано имъ пап. Везд Савонарола хлопоталъ о созвапіи собора для преобразованія церкви, такимъ образомъ, стало быть, онъ не разрывалъ съ церковью, являлся ея послушнымъ сыномъ и придерживался легальнаго пути собора, того пути, къ которому обращались уже въ XV вк для прекращенія раскола и отмны злоупотребленій на соборахъ пизанскомъ, копетанцскомъ и базельскомъ. Но, рекомендуя это средство, какъ единственное извстное и возможное, Савонарола понималъ его безсиліе. ‘Соборъ, проповдывалъ онъ,— значитъ собраніе церкви, а церковью собственно называется то, гд пребываетъ благодать св. Духа, но гд-же она теперь пребываетъ? Разв въ какомъ нибудь темномъ добряк? На собор наказываютъ дурныхъ духовныхъ, низлагаютъ епископовъ, уличенныхъ въ симоніи или ереси. О, сколькихъ пришлось-бы низложить! Можетъ быть, ни одного не осталось-бы!’ (Кап. III, 49).

Однако ни вншніе, ни внутренніе враги не могли погубить Савонаролу, котораго поддерживала любовь и уваженіе флорентинскаго народа. Его погубилъ фанатизмъ его собственныхъ друзей. Въ числ ихъ были доминиканскіе монахи, гордившіеся значеніемъ своего пріора и почитавшіе его славой своего ордена. Въ числ ихъ ^бы.іи люди простые, безусловно ему преданные, но крайне ограниченные, грубо суеврные, смотрвшіе на него не какъ на великаго человка, а какъ на великаго святого. Одинъ изъ нихъ, Доменико Бопвичини, горячо проповдывавшій во славу своего пріора, сказалъ однажды въ проповди, что святость его ученія такова, что можетъ выдержать даже опытъ огня. Папскіе агенты францисканцы не упустили случая погубить своихъ противниковъ. поймали доминиканцевъ на слов и потребовали подобнаго испытанія. Синьорія, избранная въ март, была враждебна Савонарол и потому очень рада была случаю погубить его. Она согласилась на испытаніе и приняла на себя его устройство. Въ партіи Савонаролы, состоявшей главнымъ образомъ изъ простого народа, было много наивныхъ душъ, непоколебимо убжденныхъ, что пророкъ ихъ выйдетъ побдителемъ изъ испытанія. Положеніе Джироламо было единственное въ исторіи. При всемъ своемъ искреннемъ благочестіи онъ былъ слишкомъ человкъ своего вка, вка возрожденія, чтобы имть вру угольщика. Если въ принцип онъ и допускалъ возможность чудесъ, то, во всякомъ случа, не имлъ ни малйшей надежды, чтобы чудо совершилось на его глазахъ и въ его пользу. Отдать свое завтное дло, дло прогреса и спасенія, на средневковое испытаніе огнемъ — значило наврно погубить пріора, себя и свою партію. Но отступить отъ испытанія, отказаться отъ него — было тоже врной гибелью и для дла, и для партіи. Если до сихъ поръ анафемы папы Борджіа и интриги враговъ не могли ничего противъ него сдлать, то только благодаря любви и вр къ нему народа, вся его сила состояла въ его нравственномъ авторитет. Отказавшись отъ испытанія, онъ потерялъ-бы этотъ авторитетъ, оказался бы лжепророкомъ, обманщикомъ. Такимъ образомъ, нсколько юродивыхъ заставили геніальнаго человка пойти сознательно на погибель. Испытаніе было назначено на 7 апрля. Оно не состоялось. День прошелъ въ монашескихъ перебранкахъ между францисканцами и доминиканцами, а къ вечеру сильный дождь потушилъ приготовленный костеръ и разогналъ противниковъ. Савонарола вернулся въ свой монастырь униженный и потерявшій разомъ всю популярность, все свое значеніе.

Въ то время, какъ его приверженцы не могли опомниться отъ разочарованія и удивленія, что ихъ великій святой оказался несостоятельнымъ, противники его спшили воспользоваться его униженіемъ и поворотомъ общественнаго мннія. Партіи бшеныхъ и гулякъ, какъ называли себя враги Савонаролы, вооружившись, явились на площадь съ угрозами и насмшками надъ плаксами, какъ они называли друзей Савонаролы. Съ площади они бросились къ монастырю Сань Марко, гд жилъ Савонарола. Ворвавшись въ монастырь, они убили нсколько человкъ, пришедшихъ защищать его, схватили Савонаролу и фра Доменика и, осыпая ихъ оскорбленіями, приволокли во дворецъ синьоріи, гд они были арестованы. Довершая свою побду, аристократическая партія, для которой Савонарола былъ прежде всего предводитель демократіи, спшила гибелью враговъ упрочить свое торжество. Политическій вождь республиканцевъ. Франческо Валори, и его жена были умерщвлены приверженцами Медичи. Реакція олигархо-аристократическая восторжествовала и выдала Савонаролу папской мести. Посл долгихъ пытокъ и мукъ, 23 мая онъ былъ повшенъ съ двумя другими доминиканцами, фанатикомъ фра Доменико, умершимъ геройски, съ непоколебимымъ убжденіемъ, что принимаетъ мученическій внецъ, и фра Сильвестро, интриганомъ, имвшимъ при Савонарол большое вліяніе на горожанъ и на самого проповдника, какъ человкъ энергичный, дятельный и способный.

Народная партія допустила своихъ враговъ погубить своихъ вождей. Но она не хотла допускать ни реставраціи Медичи, что было завтной мечтой бшеныхъ, ни установленія олигархіи, о которой мечтала золотая молодежь гулякъ. Паденіе Савонаролы и Валори не повлекло поэтому за собой перемны политическихъ учрежденій. Они остались по-прежнему демократическими, и верховной властью въ республик продолжалъ быть Большой Совтъ. Олигархическая партія направила свои усилія къ тому, чтобы постепенно лишить это учрежденіе его демократическаго характера, ограничить число его членовъ, запереть доступъ въ него людямъ изъ народа, однимъ словомъ, сдлать изъ него олигархическое собраніе, какимъ оно было въ венеціянской республик. Втеченіи четырехъ лтъ борьба между демократіей и аристократіей сосредоточивалась на спор о состав Большого Совта и о способ подачи въ немъ голосовъ и счет большинства. Наконецъ, чтобы положить конецъ всякимъ затямъ реставраціи или установленія олигархіи, демократическая партія настояла на учрежденіи пожизненнаго гонфалоньера, который долженъ былъ быть избранъ Большимъ Совтомъ изъ гражданъ не мене 50 лтъ отъ роду, ему дана была прежняя власть гонфалоньеровъ, съ предсдательствомъ во всхъ совтахъ и комитетахъ, такъ-какъ должность потесты была въ это время окончательно отмнена, ему было запрещено заниматься комерческими длами, а его ближайшимъ родственникамъ, сыновьямъ и братьямъ, занимать офиціальныя должности, въ случа преступленія имъ власти онъ подлежалъ суду всхъ комитетовъ, собранныхъ въ одно собраніе, и могъ быть приговоренъ ими къ смерти большинствомъ трехъ четвертей голосовъ. Словомъ, это былъ конституціонный отвтственный президентъ республики, ограниченный не только парламентомъ, но и исполнительными комитетами, которые остались избирательными. Имя поэтому очень мало въ сущности власти, онъ былъ, какъ прежде потеста, эмблемой, вывской народнаго самодержавія, и существованіе его въ республик казалось гарантіей противъ тираніи и противъ олигархіи. Избранный въ пожизненные гонфаловьеры 22 сентября 1502 г., Пьеро Содерини вступилъ въ должность 1 ноября. Онъ пользовался репутаціей человка солиднаго и краснорчиваго, не слишкомъ умнаго и мало образованнаго, но благочестиваго и нравственнаго, однимъ словомъ, человка представительнаго и вполн подходящаго для предназначенной ему роли.

Въ этой новой форм республика просуществовала десять лтъ, очень критическихъ въ исторіи Италіи (1502—12),— эпоху войнъ Цезаря Борджіа, Юлія II, Людовика XII и Фердинанда Аррагонскаго. Гонфалоньеръ Содерини и его дятельный помощникъ, Николо Макіавели, занимавшій должность секретаря Комитета Девяти, учрежденнаго для устройства милиціи и завдыванія ею, ловко лавировали въ мутной вод тогдашнихъ политическихъ обстоятельствъ и выудили въ ней возвращеніе подъ власть республики Пизы и Монтепульчіапо, потерянныхъ во время перваго нашествія французовъ. Но уже судьбы Флоренціи не зависли отъ нея. Въ это время, когда въ Италіи сталкивались и боролись интересы и силы великихъ европейскихъ державъ, Флоренція была однимъ изъ маленькихъ италіянскихъ государствъ безъ всякаго самостоятельнаго значенія, служившихъ пшками въ игр великихъ монархій и слдовавшихъ въ своей судьб всмъ перипетіямъ этой игры.

Все время отъ возстановленія свободы республика держалась союза съ Франціей и благодаря ему могла возвратить себ Пизу и другія владнія, пока дла французовъ шли хорошо. Но когда въ 1512 г., по смерти Гастона де-Фуа, французы были вытснены священной лигой изъ Италіи, для Флоренціи настала роковая минута. На конгрес въ Манту члены священной лиги, несогласные между собой по всмъ вопросамъ, сошлись на одномъ ршеніи — возстановить во Флоренціи Медичи. Пьеро Медичи давно не существовалъ. Изъ представителей этой фамиліи кардиналъ Джованни былъ папскимъ легатомъ, командовалъ войсками папы въ арміи лиги и только-что освободился изъ французскаго плна, въ который попалъ при Равенн. Его младшій братъ Джуліано находился въ большой дружб съ испанскимъ вице-королемъ. Узнавъ объ угрожающей опасности, флорентинское правительство отправило посольство на мантуанскій конгресъ, но оно было задержано на пути въ Болоньи. Вслдъ затмъ испанскія войска двинулись на Флоренцію.

Въ этихъ обстоятельствахъ гонфалоньеръ Содерини созвалъ Большой Совтъ, изложилъ ему положеніе длъ и заключилъ, что, съ своей стороны, онъ готовъ сложить свою пожизненную должность. Когда стали отбирать голоса, вс единодушно оказались въ пользу сопротивленія требованіямъ лиги. Тогда 29 августа 1512 г. испанцы атаковали Прато и, взявъ городъ, произвели въ немъ ужасныя насилія. Это произвело роковое впечатлніе. Флоренція, которая восемнадцать лтъ спустя такъ геройски отстаивала свою независимость противъ такого страшнаго врага, какъ императоръ Карлъ V, на этотъ разъ покорилась своей участи безъ сопротивленія. Объясненія этого страннаго факта мы не находимъ у Каппони. Онъ тмъ странне, что въ 1512 г. положеніе Флоренціи было гораздо благопріятне для свободы, чмъ въ 1530 г. Не говоря уже о томъ, что теперь врагъ былъ мене опасенъ, что лига, всегда готовая перессориться и распасться, была мене сильна, чмъ Карлъ V посл павійскаго сраженія и взятія Рима, важно было еще то, что теперь республика существовала мирно втеченіи 18 лтъ, тогда какъ въ 1530 г. она только-что вышла изъ-подъ тираніи. Все новое поколніе успло вырости и воспитаться въ свобод. Партія Медичи была теперь несравненно слабе, потерявъ втеченіи 18 лтъ много связей, между тмъ какъ въ 1530 г. она была могущественне, чмъ когда-либо, когда одинъ изъ Медичи сидлъ на папскомъ престол. Тмъ не мене Флоренція покорилась насилію. Арестованные были выпущены, ободренные этимъ предатели стали дйствовать ршительно, заставили гонфалоньера Содерини отречься отъ власти, смнили другихъ правительственныхъ лицъ, отправили Содерини въ Сіену и, овладвъ правленіемъ, послали депутатовъ къ вице-королю, при которомъ находился и кардиналъ Медичи (31 августа).

На первыхъ порахъ состоялось соглашеніе, довольно почетное для республики. Испанцы обязались выйти изъ области ея, получивъ 140 т. Флориновъ, Медичи возвращались, какъ частные граждане, правленіе оставалось прежнее республиканское, и въ этотъ самый день, 31 августа, Большимъ Совтомъ было избрано новое правительство съ гонфалоньеромъ Родольфи, правда, родственникомъ Медичи, по заявившимъ себя до сихъ поръ республиканцемъ. Приверженцы Медичи были этимъ недовольны, они больше самихъ Медичи желали возстановленія тираніи. Джуліано Медичи былъ безпечный человкъ, довольно равнодушный къ политик, его братъ мтилъ уже въ папы, но приверженцы ихъ желали во что-бы то ни стало ихъ тираніи, при которой можно наживаться и жить милостью тирана. Они представляли кардиналу, что если онъ не обезпечитъ лучше положеніе своей фамиліи во Флоренціи, то по уход испанцевъ ее опять выгонятъ. Это подйствовало. 16 сентября кардиналъ съ войсками подъ предлогомъ почетнаго конвоя вступилъ въ городъ, его сопровождали вице-король, испанскіе генералы и кондотьеры съ значительными силами. Съ помощью этой вооруженной силы правительство было преобразовано. Большой Совть былъ отмненъ, правительство сосредоточено въ рукахъ немногихъ приверженцевъ Медичи, срокъ власти гонфалоньера установленъ прежній, двухмсячный, реформа закрплена казнями нсколькихъ горячихъ головъ, преданныхъ республик. Вслдъ за тмъ 11 марта 1513 года Джованни Медичи превратился въ папу Льва X.

Сдлавшись первымъ лицомъ въ христіанскомъ мір, онъ, конечно, уже не могъ быть маленькимъ тираномъ во Флоренціи. То, что было хорошо для богатыхъ буржуазовъ, Козимо и Лоренцо, было недостойно папы. Его братъ Джуліано тоже не расположенъ былъ удовольствоваться этимъ, мтилъ выше, женился на савойской принцес и, сдлавшись гонфалоньеромъ церкви, жилъ при брат въ Рим. При нихъ-же жи.т теперь въ званіи кардинала и вице-канцлера церкви Джуліо Медичи, незаконный санъ того Джуліано, брата Лоренцо Великолпнаго, который погибъ въ 1478 году въ заговор Пацци. Это былъ ловкій интриганъ, который, какъ незаконный сынъ, не подвергался изгнанію за-одно съ своими родственниками при возстановленіи республики въ 1494 году и оказалъ имъ немалыя услуги въ 1512 году и раньше. Флоренція была отдана папой своему племяннику, двадцатилтнему Лоренцо, сыну старшаго брата, Пьеро. Было возстановлено прежнее правительство, основанное Козимо и существовавшее при Лоренцо Великолпномъ, состоявшее главнымъ образомъ изъ Совта 70 и его комитетовъ. Эта новая тиранія Медичи продолжалась 14 лтъ. Лоренцо Медичи, сдланный герцогомъ Урбинскимъ и женатый на французской принцес, царствовалъ, какъ государь, до ранней смерти своей въ 1519 году. За три года до него умеръ Джуліано Медичи, мечтавшій получить тронъ Неаполя. Тогда Флоренція перешла въ непосредственное владніе папы, который управлялъ ею черезъ кардинала Джуліо Медичи. Послдній сдлался полнымъ ея властелиномъ по смерти папы въ 1521 году, а когда черезъ два года, 19 ноября 1523 года, самъ взошелъ на папскій престолъ подъ именемъ Клемента VII, униженіе Флоренціи было довершено.

Тиранія папъ Льва X и Клемента VII держалась, разумется, главнымъ образомъ полицейской инквизиціей и казнями. При первомъ изъ нихъ главнымъ пріютомъ свободныхъ убжденій была такъ-называемая академія въ дом Ручелаи. Ручслаи была богатая и знатная фамилія, сродни Медичи. Бернардо и Козимо Ручелаи, люди образованные, страстно преданные класицизму, открыли свои палаты и сады для собраній образованной молодежи. Здсь Макіавелли читалъ свои сочиненія о военномъ искуств и о Тит Ливі, Заноби Боидельмонте и Луиджи Аламанни, его друзья, декламировали свои стихи, сюда являлся Лодовико Аріосто, когда прізжалъ во Флоренцію. Здсь-то сохранились лучшія преданія старой республики. Когда Левъ X скоропостижно умеръ, кардиналъ Содерини. имвшій большое значеніе въ колегіи кардиналовъ, въ согласіи съ флорентинскими республиканцами и французами, двинулъ во Флоренцію изъ римской области кондотьера Ренцо да-Чери, съ помощью котораго во Флоренціи долженъ былъ совершиться переворотъ противъ Медичи. Движеніе это не удалось, но флорентинскіе республиканцы не упали, духомъ и замышляли отдлаться отъ будущаго Клемента VII классическимъ способомъ. Заговоръ былъ открытъ перехваченнымъ письмомъ. Тотчасъ схватили двухъ изъ заговорщиковъ, ученаго знатока Платона, Діачето, и Аламанни, и казнили.

Другой случай былъ при избраніи Клемента VII. Одинъ знатный молодой человкъ, Пьеро Орландини, держалъ во время конклава пари, что Джуліо Медичи не попадетъ въ папы. Когда узнали объ его избраніи и съ Орландини потребовали проигранныя 100 скуди, онъ отвчалъ, что избраніе не дйствительно, потому что законъ запрещаетъ давать высшій духовный санъ ‘муламъ’ — такъ называютъ италіяпцы незаконнорожденныхъ. Административный Комитетъ Восьми, орудіе Медичи, узнавъ объ этомъ, предалъ Орландини уголовному суду, который приговорилъ его къ смертной казни. Изъ судей только одинъ подалъ голосъ въ пользу обвиненнаго и такъ испугался своей смлости, что поспшилъ явиться въ Римъ для оправданія себя передъ папой, который простилъ его и даже сдлалъ епископомъ, чтобы онъ не возвращался во Флоренцію.

Въ 1527 г. Клементъ VII приготовилъ себ страшную бду, вступивъ противъ императора въ союзъ съ французами. Страшныя шайки Карла Бурбона и Фрундсберга бросились прямо на Римъ и 6 мая вчный городъ сдлался ихъ добычей. Къ чести своей, Флоренція не дождалась этого рокового событія, чтобы свергнуть тиранію Медичи. Переворотъ совершился здсь 10 днями раньше, 2G апрля.

Въ апрл шайки Бурбона вступили въ Тоскану съ одной стороны, а войска лиги, подъ предводительствомъ историка Франческо Гвичіардипи, — съ другой. Флоренціи угрожало разграбленіе. По счастью для нея, Бурбонъ свернулъ на Римъ, Гвичіардини-же, клевретъ Медичи, ненавидимый своими согражданами, продолжалъ путь на Флоренцію. Здсь приближеніе непріятельскихъ войскъ Бурбона возбудило тревогу и смятеніе. Папскихъ ‘муловъ’, Иполита и Александра, вс ненавидли и презирали. Правитель Флоренціи, кардиналъ Пассерини, былъ также ненавидимъ. Не задолго папа прислалъ во Флоренцію еще двухъ кардиналовъ, своихъ родственниковъ и флорентинскихъ уроженцевъ. Чибо и Ридольфи. Апрля 26 вс три кардинала и Иполитъ Медичи выхали изъ города на-встрчу арміи лиги, командуемой герцогомъ Урбинскимъ и Гвичіардипи. Тогда распространился слухъ, что Медичи бгутъ изъ города, разимъ все гражданство поднялось и вооружилось. Гонфалоньеръ Луиджи Гвичіардипи, братъ Франческо и, подобно ему, приверженецъ Медичи, напрасно старался отвратить отъ себя грозу, заявляя, что готовъ всячески содйствовать желаніямъ гражданъ. Одинъ изъ Аламанни бросился на него, ранилъ подл него одного изъ пріоровъ, извстнаго угодливостью тиранамъ, и разогналъ синьорію. Въ это время кардиналы съ войсками вернулись въ городъ и двинулись къ площади. Междоусобіе на улицахъ было неизбжно, камни уже летали въ воздух и одинъ изъ нихъ сломалъ руку статуи Давида, Никель Анджело. Но Медичи не чувствовали себя въ силахъ выдержать сраженіе, съ народомъ. Помышляя только о томъ, чтобы благополучно выбраться изъ города, они заключили съ горожанами соглашеніе, по которому получили свободный выходъ для себя и для своихъ приверженцевъ. Войска лиги двинулись посл того къ Рилу, но не поспли во-время, чтобы спасти его. 11 мая прибылъ Филиппъ Строцци и привезъ извстіе о взятіи Рима Бурбономъ.

Несмотря на самыя критическія обстоятельства, республика, однакожь, выдержала страшный ударъ. Таковъ былъ въ это время духъ гражданъ, что порядокъ установился безъ всякихъ смутъ и раздоровъ, и Флоренція нашла въ себ силу вести долгую борьбу противъ папы и императора, располагавшихъ самой грозной арміей въ тогдашнемъ мір. Не было, правда, недостатка во Флоренціи въ робкихъ душахъ, привыкшихъ къ тираніи и хотя не любившихъ ее, но считавшихъ неотразимымъ зломъ, противъ котораго безполезно бороться. Таковъ былъ предокъ нашего автора, Николо Каппони. Тмъ не мене, въ виду общаго энтузіазма, эти люди не смли открыто высказывать своихъ мыслей. Весь народъ единодушно требовалъ возстановленія Большого Совта и другихъ учрежденій временъ республики до ея паденія въ 1512 году. Такъ-какъ большая зала, гд прежде собирался Большой Совтъ, была при Медичи обращена въ казарму, вся испорчена и загажена, то вся флорентинская молодежь дружно привилась за работу, проработала цлый день и цлую ночь и на слдующее утро привела все въ тотъ порядокъ, въ которомъ зала находилась при Савонарол. Имя его было снова въ устахъ всхъ, какъ символъ свободы. Большой Совтъ собрался въ числ 2,500 гражданъ — число, невиданное прежде, такъ-какъ вс не могли помститься въ зал, то многіе стояли въ передней и на лстницахъ. 1 іюня 1527 г. Большой Совтъ выбралъ новое правительство, главой его въ званіи гонфалоньера былъ избранъ Николо Каппони, ‘на честность котораго вс полагались’, говоритъ его потомокъ. (Kann. III, 216.)

Но гонфалоньеръ былъ представителемъ робкаго меньшинства, безъ отвращенія переносившаго тиранію и теперь больше всего боявшагося упорнымъ отстаиваніемъ свободы навлечь бду на свое обезпеченное положеніе. Если кандидатъ этой партіи прошелъ, то только потому, что изъ людей, выдающихся положеніемъ и богатствомъ и имвшихъ дловую опытность, былъ почти единственный, нескомпрометированный излишней угодливостью тиранамъ. Впрочемъ, крайняя партія имла своего кандидата. Это былъ нкто Бальдассаре Кардучи, докторъ правъ, отъявленный врагъ Медичи, до того, что папа черезъ дожа Андрея Гритти упряталъ его въ Венеціи въ тюрьму, человкъ уже старый, небогатый и незнатный. Возвратясь во Флоренцію по возстановленіи республики, онъ сдлался популярнйшимъ человкомъ и кандидатомъ крайней партіи въ гонфалоньеры, но партіи Каппони удалось избавиться отъ него избраніемъ его въ посланники во Францію.

Крайняя партія во Флоренціи состояла теперь изъ демократіи, снова съ гордостью принявшей имя плаксъ, прежнимъ именемъ приверженцевъ Медичи, бшеныхъ, назывались теперь, напротивъ того, самые горячіе и нетерпливые враги ихъ, громко требовавшіе изгнанія всхъ бывшихъ приверженцевъ ихъ, разрушенія ихъ дворца. Къ нимъ присоединились такъ-называемые Libertini, независимые, подъ этимъ именемъ разумлась преданная республик образованная молодежь высшихъ и среднихъ классовъ, во глав которой стояло всегда преданное свобод семейство Аламанни. Эти партіи заставляли поневол правительство Каппони идти впередъ. По требованію бшеныхъ, были, наконецъ, приняты мры противъ приверженцевъ Медичи, когда папа вышелъ изъ плна и когда между нимъ и императоромъ началось сближеніе, непредвщавгаее добра республик. Нкоторые приверженцы Медичи были посажены въ тюрьму, другіе изгнаны. Строцци ухалъ во Францію къ своимъ ліонскимъ банкамъ. 4’ранческо Гвичіа.рдини остался во Флоренціи, но безъ должности, на своей вилл, гд могъ надосуг писать свою исторію. Либералы, подъ предводительствомъ горячаго юноши Данта Кастильоне, истребляли вс символы и портреты папъ Льва X и Клемента VII по церквямъ, тогда и синьорія распорядилась, наконецъ, снять гербы Медичи. Два раза въ это время, лтомъ 1527 г. и въ феврал 1528 г., въ город свирпствовала смертность. Подъ ея вліяніемъ благочестивое настроеніе послдователей Савонаролы сдлалось господствующимъ, и Христосъ былъ офиціально провозглашенъ королемъ Флоренціи. Однако, крайнія партіи были до того проникнуты патріотическимъ чувствомъ, что воздерживались отъ всего, что могло-бы породить смуты, считавшіяся гибельными въ виду опасности, которой грозила Флоренціи возникавшая дружба папы съ императоромъ. 1-го іюля 1528 г. Каппони былъ вторично избранъ гонфалоньеромъ на годъ. Крайняя партія добилась только поголовнаго вооруженія гражданъ, чтобы быть готовыми на всякій случай отстоять свою свободу. Но именно объ этомъ-то и не думали Каппони и его партія, и потому долго противились мр, по ихъ мннію, безполезной и опасной, однакожь, должны были, наконецъ, уступить общему желанію. Въ крайней партіи такъ было велико желаніе сохранять внутренній миръ, что тогда Якопо Аламанни, пылкій юноша, одинъ изъ вождей либераловъ, увлекшись, въ ссор ранилъ на дворцовой площади одного изъ приверженцевъ гонфалоньера и былъ за это тотчасъ арестованъ и приговоренъ къ смерти, послдними словами его были слдующія: ‘Если флорентинскій народъ будетъ такъ-же энергически расправляться съ каждымъ, кто нарушитъ законъ, я убжденъ, что онъ отстоитъ свою свободу’ (Капп. III, 225).

Между тмъ совершенно случайно открылись измнническая интрига гонфалоньера. Въ апрл 1529 г. гонфалоньеръ обронилъ во дворц письмо, писанное ему изъ Рима довреннымъ лицомъ Якопо Сальвіати, съ приглашеніемъ выслать на границу сына Пьеро для совщанія о важныхъ длахъ. Письмо было найдено однимъ изъ членовъ правительства, Герарди, принадлежавшимъ къ крайней партіи. Увидя измну, онъ созвалъ синьорію и представилъ письмо. Гонфалоньеръ былъ немедленно арестованъ, приведенъ на допросъ, сознался въ измнническихъ сношеніяхъ, и только уврялъ въ невинности своего сына. И на этотъ разъ крайняя партія обнаружила большую умренность. Преданный суду, гонфалоньеръ былъ оправданъ и только лишенъ должности. На мсто его въ гонфалоньеры избранъ Франческо Кардучи, родственникъ популярнаго Бальдассаре, подобно ему человкъ небогатый и неродовитый, но геройской души и древне-римской доблести.

Паденіе Каппони лишило папу всякой надежды водворить своего Александра во Флоренціи черезъ соглашеніе съ гражданами. Торжество крайней партіи и избраніе такого человка, какъ Кардучи, не позволяли ему больше и мечтать объ этомъ. Тогда онъ сошелся съ императоромъ, который радъ былъ цною существованія республики загладить свои грхи передъ папой и привязать его къ своей италіянской и обще-европейской политик. Такимъ образомъ, духовный и свтскій властители, располагая дикими шайками, завщанными Карлу измнникомъ Бурбономъ, ополчились на свободный городъ. Ему оставалось только погибнуть со славой. Онъ исполнилъ этотъ долгъ. Исторія его годовой борьбы противъ всхъ силъ цезаря римскаго, короля испанскаго и германскаго, побдителя Франціи, есть чудесная эпопея, блистательно заканчивающая собой славныя лтописи республики.

Мы прослдили въ главныхъ чертахъ исторію флорентинской республики втеченіи трехъ вковъ ея существованія. Мы видли, что эта исторія наполнена постоянными смутами, непрерывной борьбой партій, что рдкое десятилтіе проходило безъ переворотовъ, междоусобій, взаимныхъ преслдованій, что вс страницы этой лтописи запятнаны казнями, ссылками, насиліями, что каждое сословіе достигало правъ только для того, чтобы отрицать права другихъ, что законныя притязанія демократіи, отчасти вслдствіе упорства высшихъ привилегированныхъ классовъ, отчасти вслдствіе низкаго нравственнаго уровня низшихъ, приводили только къ тираніи, что посл тщетныхъ усилій ршить вопросы равенства я братства республика могла сдлать только одно — погибнуть съ честью въ роковой борьб. Таковъ былъ конечный результатъ трехсотлтій борьбы партій.

Но если конецъ флорентинской республики былъ такъ-же плачевенъ, какъ конецъ афинской свободы, то существованіе ея было такъ-же плодотворно для человчества. Въ ея внутреннихъ смутахъ выработались общественные принципы и соціальные идеалы, которыми люди живутъ до сихъ поръ. Какой-бы народъ мы ни взяли въ исторіи, существованіе его въ такой же періодъ времени окажется не боле спокойнымъ и счастливымъ. Но въ то время, какъ треволненія и страданія флорентинскаго народа были разумны, вытекали изъ сознанія и стремились къ опредленной цли, такія же треволненія переживала, напримръ, тогдашняя Испанія или Франція, по переживала ихъ безсмысленно, безцльно, среди фанатическихъ оргій или безумныхъ кровопролитныхъ войнъ. Жившій въ Флоренціи неугомонный духъ прогреса не позволялъ ей останавливаться и успокоиваться на такихъ положеніяхъ, которыя показались-бы верхомъ благополучія для другихъ народовъ. Поэтому если, съ одной стороны, исторія ея представляетъ тяжелое зрлище вчной борьбы, заканчивающейся паденіемъ, за то она иметъ и другую блестящую сторону безпримрнаго почти въ исторіи умственнаго и нравственнаго развитія.

Географическое положеніе Тосканы въ сторон отъ большого пути завоевателей сохранило въ ней въ наибольшей чистот латинскій элементъ. Варварство мене всего проникло сюда, а съ нимъ и феодальный порядокъ. Изъ всхъ странъ Европы въ средніе вка въ Тоскан больше всего сохранилась гражданственность. Въ начал XIII вка эти два элемента, тсно слитые между собой, латинизмъ и гражданственность, выразились въ первыхъ произведеніяхъ италіянской національной поэзіи. Уроженецъ маленькаго городка Умбріи, Францискъ Ассизскій, въ своихъ религіозныхъ гимнахъ на народномъ язык призывалъ простой народъ всхъ странъ свта въ великое общее религіозное братство, и, какъ бы по голосу его, въ то же время италіянскія общины, чуждаясь феодализа, начали организоваться въ цеховое управленіе, крпостной народъ сталъ превращаться въ свободныхъ гражданъ, бдные и слабые стали соединяться въ гражданское общество, среди котораго раздалась свободная народная рчь. Дантъ удивлялся безумной гордости флорентинцевъ, которые хотятъ навязать всей Италіи свой плебейскій языкъ, но всмъ ямъ пришлось покориться этому демократическому, сильному и свободному языку. Не только юристамъ и аристократамъ пришлось говорить на народномъ язык, чтобы быть понятыми народомъ и чтобы участвовать въ общественныхъ длахъ, ршавшихся на площадяхъ и на улицахъ, но и гордый поэтъ въ своихъ сочиненіяхъ долженъ былъ заговорить языкомъ черни. Уже до него тосканскіе поэты, Гвидо Гвивичелли, Надо дельи-Уберти, кардиналъ дельи-Убальдини, Гвитоно д’Ареццо, и прозаики, какъ Малеспиви, писали на такъ-называемомъ вульгарномъ язык. Даптъ писалъ противъ него по-латыни свой трактатъ De Vulgari Eloquio, на латинскомъ-же язык онъ писалъ свой политическій трактатъ о монархіи. Но великое свое твореніе онъ былъ вынужденъ писать на народномъ язык, самъ стыдясь этого и давъ своей поэм скромное названіе комедіи, такъ-какъ, написанная на язык черни, она, по его мннію, не имла права на боле классическое названіе. Такъ геній народа восторжествовалъ надъ геніемъ поэта и заставилъ его подчиниться себ,— великая побда, одинаково выгодная и для побдителя, и для побжденнаго, народъ завоевалъ себ великаго поэта, а поэтъ, вынужденный принять языкъ народа, пересоздалъ его и довелъ до удивительной красоты. Другіе поэты (Чино пистойекій, Франческо Барберино, фра Іакопо да-Тоди) и прозаики (лтописцы Джованни Вилани, Дино Компаньи) и проповдники (фра Джордано да-Ривальта, фра Доменико Кавалька) должны были также принять языкъ черни, благодаря ихъ сочиненіямъ тосканскій или флорентинскій языкъ распространился по всей Италіи и сталъ національнымъ книжнымъ и разговорнымъ языкомъ италіянскимъ. Два великіе флорентинца въ слдующемъ поколніи, Бокачіо и Петрарка, въ проз и поэзіи упрочили за нимъ это значеніе. Къ нимъ надо еще прибавить популярныя въ свое время письма св. Екатерины Сіенской. Въ это-же время во Флоренціи при Джотто возникало національное италіянское искуство, которому суждено было дойти до совершенства, неслыханнаго со временъ Перикла. Не довольствуясь этимъ національнымъ значеніемъ, въ томъ-же XIII вк флорентинцы пріобртали значеніе космополитическое, распространяясь по всему свту для торговыхъ цлей, они, по выраженію историка, ‘брали отовсюду цвтъ’: множество флорентинцевъ съ молодости отправлялись странствовать по свту, пріобртали богатства, знанія, опытность, и, обогащенные всмъ этимъ, возвращались въ свой городъ, гд было ‘такое множество людей богатыхъ, образованныхъ, знающихъ свтъ, какого не найти ни въ одномъ город въ мір’. Папа Бонифацій VIII прозвалъ флорентинцевъ пятой міровой стихіей, когда на юбиле 1300 года ему представились двнадцать уроженцевъ Флоренціи въ качеств посланниковъ отъ отдаленнйшихъ царей и государствъ, отъ князя русскаго и отъ хана татарскаго.

Въ слдующемъ вк тосканскій языкъ окончательно былъ признанъ общимъ литературнымъ итальянскимъ языкомъ и на немъ стали писать во всей Италіи. Сами флорентинцы обратились въ это время къ изученію древней греко-латинской литературы и начали въ Европ возрожденіе древней цивилизаціи. Первымъ любителемъ классической древности явился столь національный и исполненный духа новаго времени поэтъ Петрарка. Въ эпоху Медичи Флоренція стояла во глав литературнаго движенія. Въ искуств Флоренція имла въ XV в. Брунеллеско, Донателло и Леонардо да-Винчи. Подъ владычествомъ Медичи родились Микель Анджело, Буонаротти и Галилей.

Такимъ образомъ Флоренція была полна умственной жизни въ то время, какъ вся Европа еще коснла въ глубочайшемъ варварств.

В. Зайцевъ.

‘Дло’, No 3, 1878

СРЕДНЕВКОВАЯ ДЕМОКРАТІЯ.

СРЕДНЕВКОВАЯ ДЕМОКРАТІЯ.

Читайте также: