Н. А. ЛЕЙКИНЪ.
ШУТЫ ГОРОХОВЫЕ
КАРТИНКИ СЪ НАТУРЫ.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія д-ра М. А. Хана, Поварской пер., д. No 2,
1879.
СРЕДИ НИЩЕЙ БРАТІИ.
СРЕДИ НИЩЕЙ БРАТІИ.
Среди нищей братии, Лейкин Николай Александрович, Год: 1879
Время на прочтение: 9 минут(ы)
Умеръ богатый купецъ-бакалейщикъ и перебудоражилъ всю нищую братію своего околодка,— да и не одного своего. Дло въ томъ, что купецъ завщалъ для раздачи бднымъ пятьсотъ рублей, вслдствіе чего въ подвалахъ, на чердакахъ и въ кабакахъ строчились слезныя прошенія на имя его старшаго сына, котораго именовали въ прошеніяхъ и ‘боголюбивымъ степенствомъ’, и ‘священнымъ благоутробіемъ’, и ‘имянитымъ высокородіемъ’. Одинъ витій назвалъ его даже ‘благочестивой втвью добродтельнаго древа’.
Купца хоронили съ большими причудами. Такъ какъ онъ былъ ‘по вр’, то и въ гробъ его положили въ саван, а пріютскій мундиръ несли впереди гроба, на подушк. На подушкахъ-же несли медали, шпагу и трехъуголку. Сзади гроба, за провожавшими родственниками, хала фура, нагруженная пряниками и коврижками изъ собственнаго пряничнаго куреня покойнаго и въ народъ кидали тюрюки съ пряниками, мармеладомъ и пастилой. Это послднее распоряженіе родственниковъ покойнаго породило толки о какихъ-то несмтныхъ богатствахъ умершаго купца. Салопницы, путешествуя по благодтелямъ, разсказывали, что у него свои апельсинныя и лимонныя фабрики и мадерные заводы.
Поутру въ первое воскресенье посл похоронъ, сынъ покойнаго, молодой человкъ — ‘изъ современныхъ’ — одлялъ денежною милостью нищую братію, пришедшую къ нему въ контору, а подъ вечеръ похалъ на квартиры къ той нищей братіи, которая, лежа ‘на одрахъ смерти’, прислала ему по городской почт слезныя прошенія съ обозначеніемъ своего мста жительства.
Филантропическую поздку ршено было обратить въ увеселительную прогулку.
— Это даже очень чудесно ради проминажу и, можетъ, большой спектакль для насъ выдти, обратился наслдникъ къ своимъ прихлбателямъ.— И то маменька съ могильными антифонами ужасно какъ надола! Пуститъ это фонталъ слезъ и ноетъ на весь домъ. Слезами не воротишь! И чего рыдать о человк, коли онъ въ горныхъ селеніяхъ? Погребли съ почетомъ, надли трауръ на шляпы и довольно! Какъ ты думаешь, прогорлый милліонеръ? задалъ онъ вопросъ представительному усачу съ сильно помятымъ лицомъ, но здоровыми кулаками.
— Ну, вотъ еще, учить тебя! ‘Мертвый мирно въ гроб спи, жизнью пользуйся живущій’….
— То-то. А мы вотъ что сдлаемъ: захватимъ кулекъ съ шато-маргой и шипучкой,— кучеру подъ ноги,— а потомъ среди нищей братіи и растопимъ. Съ французинками-то ужъ надоло пить, для разнообразія можно и съ нищей братіей попробовать. Здсь, покрайности, новый антресоль, а то французинки да цыгане, цыгане да французинки! Правильно ли, Моська!
— Врно, Митрофанъ Савельичъ, врно!— откликнулся второй прихлбатель, тщедушный и блобрысенькій, котораго звали ‘Моськой’. Жги — и длу конецъ!
— Значитъ, я велю закладать въ коляску пару вороныхъ, ршилъ наслдникъ:— а тмъ временемъ мы выберемъ какое ни-на-есть прошеніе — почуднй и по оному подемъ.
— Да чего чуднй, вотъ, этого…
Моська развернулъ бумагу и, ставъ посереди комнаты, началъ читать:
‘Ваше благолюбивое благоутробіе, господинъ именитый купеческій сынъ, Митрофанъ Савельичъ, украшенный добродтелями на подобіе звздъ голубаго небосклона!
‘Будучи обремененъ многочисленнымъ семействомъ, состоящимъ изъ семи младенцевъ и удрученъ неисцлимою женой, находящеюся на одр смерти при беременности восьмымъ, припадаю къ стопамъ щедрой десницы вашей, моля удлить частицу крохъ на поминовенье души и тла богоспасаемаго родителя вашего въ загробной жизни. Щетроты кошницы благодяній вашихъ, преисполненныхъ славою по блокаменной столиц, не оскудваютъ, а посему прострите руку помощи безвременному страдальцу, находящемуся по непріятностямъ судебъ въ отставк и лишенному вншней одежды для явленія къ вамъ самолично. Три дщери мои въ двственной застнчивости простираютъ изхудалыя длани свои къ вашему неизрченному степенству и молятъ не дать имъ впасть, ради корки хлба, въ когти ужаснаго разврата. Обратите вашъ лучезарный взоръ и излейте бальзамъ на сердечныя раны юницъ въ отчаяніи чувствъ’!!…
— Довольно, довольно! перебилъ чтеніе наслдникъ. Вотъ по этому прошенію мы прежде всего и подемъ… изливать бальзамъ на сердечныя раны юницъ.
Часа черезъ полтора, коляска благодтеля остановилась около двухъ-этажнаго деревяннаго дома одного изъ захолустнйшихъ переулковъ. Изъ нея выскочилъ изрядно уже выпившій благодтель въ сопровожденіи прихлбателей. Т тоже были съ ‘здоровой мухой’. У дверей мелочной лавочки, помщающейся въ дом, стоялъ приказчикъ въ передник. Благодтель вздлъ на носъ золотое пенсне и посоловлыми глазами смотрлъ по сторонамъ.
— Послушайте, господинъ коммерсантъ!— обратился онъ къ приказчику.— Гд бы намъ тутъ разъискать стрюцкаго, обремененнаго семью младенцами на одр смерти?
— Чего-съ?— переспросилъ приказчикъ.
— Разъискиваемъ мы нищую братію, такъ нуженъ намъ отставной канцелярскій служитель Заборовъ…
— Ахъ, это Сизопгой-то? Здсь, здсь. Мы его Сизопгимъ зовемъ. Только вамъ, господа купцы, придется оборачивать оглобли назадъ, потому съ тхъ поръ, какъ ему въ Куракиномъ трахтир подсунули булавку, онъ ужъ больше живыхъ стерлядей зубами не рветъ. Губу-то насквозь тогда пропоролъ…
— Какъ ты, братецъ, глупъ въ своемъ состав!— крикнулъ благодтель.— Я о чиновник Заборов спрашиваю, а ты о стерлядяхъ музыку заводишь.
— Такъ что жъ изъ этого! Вы — извстно, какъ молодые купцы, для своей потхи чиновника разыскиваете, а я вамъ докладываю, что онъ нон этой моделью, чтобъ живыхъ стерлядей и раковъ зубами рвать, не занимается… стоялъ на своемъ лавочникъ.
— Ахъ, какой афронтъ чувствъ!— снова воскликнулъ благодтель.— Да мы вовсе не для потхи его и ищемъ, а чтобъ подаяніе ему насчетъ папенькиной умершй души вручить.
— Въ такомъ раз — вонъ тамъ, на двор, во флигель пожалуйте. На чердак онъ существуетъ.
— Въ такомъ раз — мерси, приподнялъ благодтель шляпу, икнулъ и покачнулся. Моська! Вынь изъ подъ кучера кулекъ и марширъ за мной!— скомандовалъ онъ.— Ахъ, да!… Почемъ ты знаешь, что мы купцы?— обратился онъ къ лавочнику.
— Ахъ, ты Господи! Да нешто купеческую колодку скроешь? Ни въ жисть! Завсегда съ перваго раза замтно,— ухмыльнулся лавочникъ.
Благодтель уперъ руки въ боки.
— Въ такомъ раз — во фронтъ! Передъ тобой знаменитый бакалейщикъ и пряничникъ — Трынкинъ стоитъ!— произнесъ онъ, ласково взбилъ лавочнику волосы и направился во дворъ.
Сзади его прихлбатели несли кулекъ съ виномъ. Черезъ дворъ шла баба съ ведромъ помоевъ.
— Мадамъ! Послушайте! Гд бы намъ господина отставнаго администратора Заборова отыскать?— задалъ ей вопросъ благодтель.
— Заборова? А вотъ по этой лстниц въ самый верхъ, указала баба.— Только, господа! Ежели вы насчетъ псень, такъ онъ свою скрипку на прошлой недл еще пропилъ.
— Вы, маркиза, совсмъ дура полосатая!
Поднявшись по лстниц, компанія достигла цли своего путешествія. На дверяхъ, обитыхъ рваной клеенкой, изъ подъ которой мстами торчали войлокъ и солома, было написано мломъ: ‘Машка — шкура, а Танька — чортова перечница’.
— Вотъ такъ куплеты!— воскликнулъ благодтель, и взявшись за ручку, отворилъ дверь и вошелъ въ кухню.
Компанія послдовала за нимъ. На нихъ пахнуло чмъ то прлымъ, водочнымъ и дымноугарнымъ. Въ кухн стоялъ всего одинъ трехъ-ногій стулъ съ прорваннымъ сидньемъ, да на плит, около тагана съ подтопками, на которомъ грлся жестяной кофейникъ, сушились стоптанные женскіе полусапожки. Въ слдующей комнат съ ободранными обоями виднлась, сидвшая на клеенчатомъ диван, молодая двушка, въ юбк, кофт и папильоткахъ. Она курила папиросу.
— Ахъ, какой пассажъ! Къ намъ хорошіе гости, а я въ такомъ вид!.. воскликнула она сиплымъ голосомъ, соскочила съ дивана и прикрыла рукой синякъ на лиц, около глаза.
— Мы, штучка, не гости, а благодтели!— откликнулся купеческій сынъ, входя въ комнату.— А что насчетъ вашей одежи, то хоть въ адамовомъ костюм — намъ и то наплевать! Здсь юристъ Заборовъ процвтаетъ?— спросилъ онъ.
— Вамъ, значитъ, папеньку, а не меня. Здсь, но онъ сегодня не годится… отвчала двица.
— Какъ не годится, коли мы желаемъ ему вручить благодяніе на поминъ праха умершаго? Давайте намъ его сюда о натюрель, соусъ скипидаръ!— допытывался благодтель.
— Коли такъ, получите! сказала двушка и откинула грязную ситцевую занавску, закрывавшую уголъ.
Тамъ на кровати сидла отекшая и небритая личность съ всклокоченными волосами и въ тиковомъ халат. Личность эта, стиснувъ зубы, рычала:
— Сокрушу выю и чресла!
— Протри зеньки-то, замтилъ ей прихлбатель-‘Моська’.— Къ теб благодтель пріхалъ, а ты драчливые каламбуры строишь. Мы братъ, и сами по затылку наградить умемъ!
— Прогорлый милліонеръ! Поднеси ему кулакъ къ носу!— скомандовалъ благодтель.
Рослый прихлбатель подошелъ къ личности и сдлалъ то, что отъ него требовали. Личность упала въ ноги.
— Уповаю на милосердіе!— прохрипла она.
— Брось его, милліонеръ! сказалъ благодтель, и вынувъ изъ кармана трехъ-рублевую бумажку, поднесъ ее къ лицу личности и сказалъ:
— На, вотъ, закуси зелененькой травкой за упокой нашего папаши! Не намъ судить о его хмльномъ безобразіи. Папенька сами къ этой музык были причинны.
— Благодтель!— завопила личность въ халат и припала къ рук купеческаго сына.
— Не строй дурака-то! отвчалъ тотъ — Гджъ у тебя, баранья башка, семь младенцевъ и неизцлимая жена, о которыхъ ты писалъ въ прошеніи?— задалъ онъ вопросъ и посмотрлъ по сторонамъ.
— Это ужъ они такъ… отвчала за него двушка.— У насъ папенька все въ забыть, прибавила она.
— Ахъ пардонъ! значитъ вы та самая дщерь, которая простираетъ длани, дабы не впасть въ когти ужаснаго разврата? спросилъ онъ.
— Да-съ. Только мало-ли что они пишутъ! Они вотъ вторую недлю чертятъ и даже мой ватерпруфъ пропили.
— Это, значитъ игра на стеклянныхъ инструментахъ? Хорошая музыка! А можно, мамзель, здсь у васъ пару блоголовой шипучки растопить? У насъ и провіантъ съ собой.
— Ахъ, сдлайте одолженіе и даже очень пріятно, отвчала двушка.— Садитесь пожалуста. Только вотъ у насъ стульевъ нтъ. Но кто на диванъ, а то можно и на окошко… Сейчасъ я штопоръ подамъ.
— Нашъ провіантъ штопора не требуетъ. Моська! Сбей съ бутылокъ смолу и отвороти струны! Это по твоей части, обратился купеческій сынъ къ прихлбателю.— Вы намъ мамзель, стаканчиковъ позвольте.
— У насъ стаканъ всего одинъ, но я вамъ подамъ три чашки, засуетилась двушка.
— Хоть блюдечки, но только бы было можно выпить. Мы и изъ самоварной крышки пивали.
Хлопнули пробки и началось хлебаніе. Вылзъ изъ своей берлоги и ‘администраторъ’ Заборовъ. Ему, за неимніемъ посуды, поднесли въ деревянномъ уполовник и спеціально для него вытащили изъ кулька бутылку хересу. Вс оживились. Двушка залпомъ выпивъ три чайныхъ чашки шампанскаго и затягиваясь папироской, подсла къ прихлбателю Моськ и стала напирать на него плечомъ. Это не уклонилось отъ наблюдательности благодтеля.
— Смотрите, не обожгитесь,— мамзель! замтилъ онъ съ усмшкой.— У него въ одномъ карман пусто, а въ другомъ не густо! А вы намъ лучше скажите: чья это у васъ литература на дверяхъ? ‘Машка шкура, а Танька чертова перечница’… пояснилъ онъ.
— Ахъ, это половые балуются. Ужасти какіе скоты! Они къ намъ изъ трактира то за папенькой, то зачмъ нибудь другимъ ходятъ, отвчала двушка.— Не понимаю за что они сестру Танюшку ругаютъ.
— У васъ еще сестра есть? А чмъ она занимается?
— Щепки по постройкамъ сбираетъ. Ей всего пятнадцатый годъ.
— Чтожъ, лта подходящія, но въ эти годы можно ужъ чмъ нибудь и поприбыльне заняться.
— Ахъ, что вы! Она еще совсмъ маленькая и ежели будетъ пріучаться къ художествамъ, то мы съ папенькой ее за вихоръ… пояснила двушка.
— На маленькихъ-то особенные охотники есть, сказалъ благодтель и крикнулъ:— Пей, мамзель! А сестренку мн покажи. Я въ другой разъ заду.
Вино достаточно уже ошеломило всхъ, Моська щипалъ двушку, а та визжала. Совсмъ уже пьяный Заборовъ, пошатываясь, всталъ съ мста и разбитымъ голосомъ заоралъ:
— Благоденственное и мирное житіе благодтелю нашему!..
Но тотъ перебилъ его.
— Ну, т въ болото съ трубнымъ гласомъ-то! Ты, говорятъ, комикъ хорошій. Изобрази-ко мн аспида и василиска, какъ они по земл ползаютъ, а мы теб изъ папенькинаго поминовенія еще трешницу прожертвуемъ. Можешь, финансовый администраторъ?
— Могу!— отвчалъ совсмъ уже пьяный Заборовъ, и рухнувшись на полъ, заползалъ и зарычалъ дикимъ голосомъ.
Компанія хохотала на ползанье аспида. Благодтель моталъ передъ его носомъ зелененькой бумажкой и манилъ его ею по направленію къ дочери, приговаривая: ‘усь ее! усь!’. Двушка сторонилась и бормотала:
— Ахъ, папенька, какіе вы страшные да поганые!
— Вы, двица, въ арфянкахъ въ Нижнемъ не были-ли?— Кажись, я васъ въ ресторант на Откос встрчалъ?— спросилъ ее прогорлый милліонеръ.
— Это точно, что была… отвчала она.— Но тамъ маленькая непріятность вышла: случилась драка и одинъ купецъ мн голову бутылкой пробилъ.
— То-то, мн вотъ ваша бородавка съ волосомъ на щек знакома.
— Изъ-за этой бородавки въ меня цыганъ одинъ влюбился до смерти и въ хоръ къ себ звалъ, но тутъ съ моей стороны интрига вышла, а онъ въ тюрьму попалъ. Кром того, два купца и юнкерь въ эту бородавку влюбимшись были, разсказывала двушка.— Ежели-бы я себя, господинъ, соблюдала, я давно бы въ каретахъ здила, прибавила она.
Длалось все шумне и шумне.
— Моська! Жги еще пару блоголовокъ съ лиминаціей! кричалъ благодтель.
Маленькій прихлбатель сломалъ проволоку на бутылкахъ и, поставивъ ихъ на столъ, зажегъ на нихъ смолу. Смола пылала и пробки хлопнули, выскочивъ изъ бутылокъ.
Вс были въ восторг. Вдругъ дверь съ лстницы отворилась и въ кухню вошла тщедушная двочка въ линючемъ ситцевомъ плать и съ пустой корзинкой въ рукахъ.
— Ни одной щепочки недостала! крикнула она, сверкнувъ черненькими глазками, но увидавъ постороннихъ лицъ, потупила хорошенькое личико и прибавила тихо:— Сегодня на постройкахъ не работаютъ и вс дворы заперты.
— Ахъ, вотъ она двственная-го юница, избгающая когтей разврата!— воскликнулъ благодтель.— Подойди сюда маленькая чертова перечница!
Двочка остановилась въ дверяхъ и не двигалась.
— Таня! Подойди, коли тебя господинъ зоветъ!— приказывала старшая сестра.— Ахъ, упрямая!
— Татьяна! совсмъ пьянымъ голосомъ промычалъ отецъ, но покачнувшись на стул, свалился на полъ.
— Иди, миленькая! Я не волкъ и не кусаюсь. На вотъ, выпей пару чашечекъ забалуя купеческаго! Оно сладенькое и хоть ножные костыли портитъ, но веселитъ сердце человка!— продолжалъ благодтель и посоловлыми глазами щурился на двочку, какъ коршунъ на добычу.
Та не перемняла своего положенія.
— Ну, коли такъ мы патретной бумажкой поманимъ. На вотъ синичку пятирублеваго достоинства!— Благодтель вынулъ изъ бумажника пятирублевку и сталъ помахивать ей, соблазняя двочку.
— Вотъ дура-то. Да иди, говорятъ теб! Господинъ деньги даетъ. Вдь на сапоги и на платьишко годится!— топнула ногой старшая сестра, но тщетно.
— А коли такъ, то мы и силою возьмемъ и поцлуемъ!— проговорилъ благодтель, и выпивъ залпомъ чашку вина, поднялся съ мста и направился къ двочк.
На сцену эту внимательно смотрлъ рослый прихлбатель, именовавшійся ‘прогорлымъ милліонеромъ’ и крутилъ усъ. При послднемъ движеніи благодтеля глаза его сверкнули.
— Митрофашка! Не смть ее поганить!— заоралъ онъ, и схвативъ со стола порожнюю бутылку, замахнулся ею на купеческаго сына.
Тотъ обернулся и подбоченился.
— Это еще что?— ощетинился онъ.— На кого ты руку подымаешь? Да громъ-то, братъ, не изъ тучи, а изъ навозной кучи! Такъ я тебя и послушаю!
Благодтель ринулся впередъ, но пара дюжихъ рукъ схватила его за плечи и посадила на полъ.
— Васька! Оставь, не балуй!— началъ онъ сдаваться, и какъ только освободился изъ рукъ, сейчасъ-же началъ сбираться узжать.
— Моська! сбирайся въ Нмецкій клубъ стерлядей ловить! крикнулъ онъ маленькому прихлбателю, а ты прогорлый милліонеръ оставайся тутъ благороднымъ рыцаремъ при своемъ предмет, ну, а отселева можешь на своихъ двоихъ, потому я тебя больше не намренъ въ своей коляск возить.
— Плюю я на твою коляску!— отозвался рослый прихлбатель.
— Прежде чмъ плевать-то — по векселю двсти рублей заплати! Прощайте, мамзель!— крикнулъ благодтель и началъ уходить.
Сзади него шелъ Моська, а ‘прогорлый милліонеръ’ презрительно смотрлъ въ слдъ и произнесъ: ‘мерзавецъ’!
На лстницу къ благодтелю выскочила двица и говорила:
— Послушайте, господинъ! Вы въ другой разъ зазжайте къ намъ, а я къ тому времени, можетъ статься, сестренку сдлаю поласкове!
— О, чтобъ васъ черти побрали и съ сестренкой-то! Этого добра для денежнаго человка везд хоть прудъ пруди!— огрызнулся онъ и сталъ сходить съ лстницы, поддерживаемый Моськой.