‘Сожмите сердце и примите жизнь’. (Изъ китайскихъ изреченій).
Знакомясь на мст съ современной китайской литературой, приходится имть дло съ двумя главными источниками, откуда можно черпать свднія о творчеств жителей древняго Пэ-Синя (Китая): прессой и бродячими разсказчиками-пвцами. Книгъ въ Кита нтъ, кром тхъ, конечно, которыя хранятся въ библіотекахъ и являются достояніемъ богдыхана, государства или храмовъ.
Газеты и журналы: Пекингъ-бао, Нанфангъ-бао, Чонгъ-вай-дзе-бао, Че-бао, Фонгъ-йя-бао, Фенгъ-тзенъ-куанъ-бао, Чунгъ-Коуокъ-бао, Шенугъ-бао, Синъ-че-кіай-ки, Янгъ-сингъ-бао, Ченгъ-Фоа-бао, Тци-той-енъ-гау-сангъ-бао и Іенъ-тчеунъ-ю-бао (журналъ для двушекъ) — вотъ вся пресса Срединной Имперіи. Въ фельетонахъ этихъ изданій,— кстати сказать, очень распространенныхъ,— помщаются оригинальные романы китайскихъ беллетристовъ. ‘Недавніе нравы китайскаго народа’, ‘Дурная дочь’, ‘Новые воспитатели’, ‘Уснувшій левъ’ — вотъ т романы и повсти, которые за послднее время появились въ китайской пресс и вызвали извстную сенсацію.
Лишнее, кажется, говорить, что общій тонъ этихъ романовъ — тенденціозный и патріотическій. Девизъ ‘Китай для китайцевъ’, вражда къ манчжурской династіи, къ мандаринамъ — взяточникамъ и развратникамъ, мечты объ освобожденіи Китая изъ-подъ негласной власти чужеземцевъ — тотъ фонъ, на которомъ авторы развиваютъ фабулу своихъ сочиненій. Рядомъ съ такимъ политическимъ направленіемъ существуетъ другое, въ которомъ чередуются — неумолимая и жестокая насмшка надъ вковымъ сномъ и ископаемыми нравами и законами Китая, сатира на мандариновъ, привыкшихъ проводить вс досуги въ домахъ разврата и азарта и случайно попавшихъ въ число совтниковъ трона, трогательные разсказы о судебныхъ ошибкахъ когда казнятъ невинныхъ,— и заканчиваются иногда какимъ-нибудь сборникомъ псевдо-древнихъ изреченій, въ которомъ въ одно цлое сплетаются соціализмъ, индивидуальный анархизмъ и выводы положительныхъ наукъ.
Образцомъ такого произведенія являются ‘Книги Инъ’ (человка). Ботъ что говоритъ, между прочимъ, авторъ словами своего героя, полубога Ни-Ина:
Я — Ни-Инъ. Люди считали меня богомъ, чмъ-то непонятнымъ и страшнымъ, суровымъ, безжалостнымъ существомъ. Они слпы или безумны. Я — Ни-Инъ. Спокойно текла моя жизнь, моя жизнь для меня.
Однажды спросили меня: что такое жизнь? Я долго думалъ. Четыре понятія рождалъ мой мозгъ: Жизнь — свобода — счастье — мысль.
И я отвтилъ низко склонившимся передо мной безумцамъ:
Жизнь — это время, пока я говорю: Я — Ни-Инъ.
Если я, Ни Инъ. умираю, для меня исчезаютъ время и пространство. Это — смерть.
Бога и властелина создали люди, боящіеся свободы и свта и ждущіе отъ созданныхъ ими существъ новаго счастія, которое никогда не придетъ…
‘Книги Инъ’ являются, вроятно, единственнымъ произведеніемъ, въ которомъ авторъ попытался сдлать выводы изъ извстныхъ ему европейскихъ философскихъ ученій и научныхъ теорій, придавая своему сочиненію дидактическую и тенденціозную окраску. Форма, въ которой написаны ‘Книги Инъ’, очень поэтична и по своей лаконичности напоминаетъ нкоторыя произведенія Ницше. Нельзя обойти молчаніемъ одного обстоятельства. Авторъ ‘Книгъ Инъ’ во второй глав высказываетъ ту-же самую мысль, которую опредленно формулировалъ великій натуръ-философъ нашихъ дней, Вильгельмъ Оствальдъ. Вотъ что говоритъ Ни-Инъ своимъ слушателямъ:
‘Я хочу вамъ сказать всю простую правду о природ, о которой вы думаете съ какимъ-то страхомъ, какъ о чудовищахъ, населяющихъ соленыя воды Ша-лэй-Тяня.
Время, пространство и различимое въ нихъ — вотъ все, что называется природой и будетъ такъ называться, пока по черной земл ходитъ человкъ. Это давно знаютъ мудрецы и дти’…
Какъ можно замтить, формулировка понятія о природ у автора ‘Книгъ Инъ’вполн совпадаетъ съ опредленіемъ природы, даннымъ въ нкоторыхъ сочиненіяхъ великаго современнаго химика и философа.
Романтическій элементъ въ произведеніяхъ, помщаемыхъ въ газетахъ и журналахъ, занимаетъ второстепенное мсто, причемъ авторы очень часто, покидая на время фабулу, увлекаются изложеніемъ государственныхъ и общественныхъ идей, заполняя ими цлыя главы, не заботясь о связи ихъ съ развитіемъ дйствія романа или повсти. Зато иронія удается китайцамъ. Она злобна, хлестка и обладаетъ тмъ простодушнымъ и вмст съ тмъ циничнымъ реализмомъ, который бьетъ по нервамъ читателя. Приводимъ для примра отрывокъ изъ сатиры ‘Тянъ-дзыинъ’ (золотой человкъ), написанной на Юань-ши-кая:
Когда онъ встанетъ съ мягкаго дожа — онъ бьетъ слугу и обижаетъ его браннымъ словомъ.
Когда онъ по улиц тихо идетъ — онъ любитъ говорить о судьб бдняковъ.
Когда онъ стоитъ, окруженный толпою, онъ сулить горы счастья.
Но во дворц на Пей-хо онъ — угодливъ и, молча, спокойно казнитъ.
Когда же, домой воротясь, замтитъ онъ слугу — онъ бьетъ его снова.
Угадай же, житель Пэ-синя, о комъ я проплъ теб псню?
Кто тотъ, кто на волка, лисицу, собаку похожъ?
Кто людей, лишь какъ добычу свою признаетъ?
Кто строитъ себ изъ тлъ ихъ, изъ крови палаты?
Кто продаетъ общанія за деньги и за деньги отъ нихъ готовъ отказаться?
Должно вообще сказать, что по природ своей китаецъ чрезвычайно вдумчивъ, а поэтому онъ подмчаетъ такія мелочи, которыя позволяютъ ему однимъ штрихомъ, однимъ словомъ сразу обрисовать человка и событіе. Китаецъ — философъ и прирожденный циникъ. Эти два свойства, какъ нельзя ярче и полне, выразились въ его сатирическомъ дарованіи.
Другой источникъ, изъ котораго можно почерпнуть обильный матеріалъ о современной словесности Китая,— это бродячіе пвцы и разсказчики. Подъ звуки трехструнной скрипки (Ху-тя), пвецъ быстрымъ речитативомъ, растягивая концы строфъ, поетъ древнія легенды о боготворимомъ Юань-Шинъ-дао-Фай, о красавиц Сынъ-ти, околдовавшей трехъ богдыхановъ, пока наконецъ ее не убилъ ЛиСанъ-Чу, о тайн и ужасахъ храма Амо-Ни-Джанъ, о великомъ и мудромъ ЛяоДзы. Отъ древнихъ легендъ пвецъ переходитъ къ воинственнымъ пснямъ, въ которыхъ славитъ не только давно умершихъ героевъ, но и тхъ, кого знаютъ и помнятъ слушатели. Часто эти псни упоминаютъ имена невинно казненныхъ героевъ революціонныхъ вспышекъ, за послдніе годы такъ часто волнующихъ Срединную Имперію. Вотъ наиболе часто исполняемая псня:
За свободу Пэ-Синя съ оружіемъ поднялся Кенъ-То.
Онъ ршилъ прогнать чужеземцевъ за горный хребетъ зеленаго Мо-То-Линя.
И ушелъ онъ изъ дому, прощальный пославши привтъ старикамъ-родителямъ и друзьямъ.
Тайная тревога шевельнулась на сердц чужеземцевъ.
Они золото шлютъ мандаринамъ и просятъ:
Убейте Кенъ-То! Онъ, возставшій на насъ, жить дольше не можетъ!
Ушли мандарины, и… скачутъ убійцы — гонцы.
Схватили героя. Онъ спалъ на рисовомъ пол, утомленный въ бою, что киплъ у Тзы-и-ноя.
И, злобно смясь надъ Кенъ-То, мечтавшимъ о вол,
На рынк они казнили его…
Много такихъ псенъ создало боксерское возстаніе. Иногда въ этихъ псняхъ прославляется какой-нибудь былинный богатырь и, кажется порой, что псня безобидна. Но, вслушавшись, можно замтить, что каждый ея куплетъ оканчивается припвомъ:
Насъ предаютъ… насъ на гибель ведутъ мандарины, князья!
Возстаньте же, люди Пэ-Синя, и скиньте ярмо вкового врага!
До сихъ поръ эти псни живутъ еще въ народ, и часто приходится слышать такіе припвы, въ которыхъ угрожаютъ смертью давно уже умершему, продавцу своего отечества’, князю Ли-Хунъ-Чангу.
Пользуются успхомъ у слушателей псни, исполняемыя нараспвъ и состоящія изъ поговорокъ, пословицъ и другихъ проявленій народной мудрости. Напримръ:
Кто чужую власть принимаетъ —
Тотъ своей родин причиняетъ вредъ.
Неравенство служитъ началомъ раздла.
Богатство — сокровище одной жизни,
Мудрость — богатство всхъ временъ и поколній.
Кто не ршится войти въ логовище тигра,
Тому не отобрать его дтенышей.
Берегись красивыхъ женщинъ!
Он — какъ красный перецъ.
Журавль не строитъ гнзда на гниломъ дуб.
Богдыханъ — богдыханъ народа, но не богдыханъ страны.
Можно говорить ложь,
Если она похожа на ложь.
Нельзя произносить лжи,
Если она похожа на правду.
Эти поговорки и пословицы подхватываются слушателями и поются хоромъ, оставаясь въ памяти и часто повторяясь.
Особое мсто занимаетъ эротика. Она гораздо боле развита въ словесной передач произведеній различныхъ, часто неизвстныхъ авторовъ, чмъ въ пресс, которая, какъ я уже упоминалъ, отводитъ романтическому элементу второстепенное мсто. Въ послдніе годы прославился своими эротическими произведеніями Фай-Сянъ, самъ бродячій пвецъ, китайскій менестрель, псни котораго записывалъ, между прочимъ, Октавъ Мирбо, построившій на нихъ не одну главу своего ‘Сада пытокъ’. Нкоторыя псни не могутъ быть переданы по цензурнымъ условіямъ, и, должно замтить, не потому, чтобы он были слишкомъ циничны или грубы — наоборотъ — въ нихъ чувствуется извстная художественность, но зато он поражаютъ извращенностью воображенія. Эротическіе псни, а въ томъ числ и псни Фай-Сяна,— это короткія произведенія, воспвающія восторги физической любви и проповдующія необходимость забвенія отъ жизни, которую можно перенести, лишь ‘сжавши сердце’. Приведемъ одну изъ псенокъ Фай-Сяна, называемую ‘звено’.
Отъ васъ пышетъ огнемъ и страстно зовутъ, молча кричатъ глаза…
Цпки и длительны прикосновенія. Тяжело дышеть грудь…
Такъ тянутся другъ къ другу алыя астореи, дурманя и желая.
Такъ убиваютъ он себя и такъ, сплетаясь, замираютъ.
Не ищите законовъ, обычаевъ, привычекъ въ любви и страсти!
Он не знаютъ ихъ. Непокорныя и властныя, он умютъ лишь повелвать.
Описывая любовныя сцены и передавая рчи влюбленныхъ, авторы-эротики обнаруживаютъ крайнюю изобртательность и богатство фантазіи, что впрочемъ не удивительно, если вспомнить ритуальныя изображенія самыхъ интимныхъ человческихъ отношеній, общую развращенность китайцевъ и существующіе кое-гд въ Южномъ Кита сексуальные культы.
Во всякомъ случа можно смло сказать, что въ смысл чистой эротики китайцы большіе художники.
Китай просыпался медленно. И теперь еще лишь верхніе слои огромнаго человческаго моря, раскинувшагося отъ береговъ Великаго океана до мрачныхъ склоновъ западнаго Памира, всколыхнулись. Событія послднихъ лтъ: китайско-японская война, занятіе китайскихъ областей, начиная съ 1898 г., международная карательная экспедиція 1900 г. въ Небесную Имперію, грабежъ Пекина и манчжурскихъ городовъ, безсмысленное и жестокое потопленіе китайцевъ въ Благовщенск — все это разбудило національное сознаніе, которое, проснувшись, постепенно углубляется въ масс населенія Китая. Сначала это національное чувство едва теплилось въ народ, сознавшемъ свою государственную безпомощность, но побда Японіи надъ Россіей дала толчокъ всмъ азіатамъ, придала бодрости китайцамъ, разожгла въ нихъ патріотизмъ, становящійся все боле и боле пламеннымъ и искреннимъ.
— Судьба Индіи насъ не коснется!— говорили мн образованные китайцы и прибавляли:— Мы проснулись и теперь долго будемъ бодрствовать!
На почв растущаго патріотизма возникъ, конечно, цлый циклъ псенъ революціонныхъ и націоналистическихъ. Я приведу дв псни, пользующіяся въ Кита большой популярностью. Одна изъ нихъ — ‘Гимн Свободы’, распваемый на юг Китая, и считающійся китайской марсельезой.
О свобода! Ты — наилучшій даръ небесъ!
Въ мир рожденная,— ты на земл источникъ всхъ чудесъ.
И какъ безбрежная пустыня мрачна вся Азія великая!
Двадцатый вкъ пусть позоветъ къ работ всхъ!
Мы новый храмъ построимъ общей жизни.
Плечомъ къ плечу, отважные, могучіе борцы,
Реформы вырывайте у земли и неба!
Пусть весь народъ могучій кличъ издастъ,
И этотъ кличъ достигнетъ вершинъ туманныхъ Сдого Куангъ-Ленъ!
Вашингтонъ, Наполеонъ!— великіе сыны свободы!
Придите къ намъ и намъ отдайте жаръ своей души!
А ты, Гинъ-Юнъ, нашъ славный предокъ, веди на бой!
О духъ свободы, явись, явись и помоги!
Вторая псня еще боле ярко подчеркиваетъ вражду китайцевъ къ манчжурамъ и ихъ династіи, овладвшей трономъ богдыхановъ, а также къ иностранцамъ, которыхъ влечетъ въ Китай лишь безграничная алчность. Эта псня — ‘Жалобы страны мертвыхъ’. Вотъ ея текстъ, приводимый дословно:
Подулъ съ запада втеръ и повсюду бросилъ зерна грусти.
Срединное царство замолкло и спитъ сномъ страны мертвыхъ.
Мчась на коняхъ, темной ночью налетла стая манчжуръ,
И было ихъ столько, что, казалось, пылью срой покрылась страна.
Лишь солнце изъ-за Лье-Си показалось, ужъ разрушены наши жилища,
И погнали насъ глубокою ночью въ ряды ненавистныхъ полковъ,
На службу и въ рабство манчжуровъ!
О, ужасъ! На свер огнемъ насъ пугала комета
И предвщала паденье великаго царства!
Потомъ темнота наступила, молчанье глубокое, и вопли раздались внезапно.
Повсюду кости блютъ… Какъ грустно!
Мы — мертвыхъ страна…
Подулъ съ запада втеръ и принесъ лишь горе и муку.
Но никто не вышелъ на бой за свободу.
Блые флаги кричали о рабств, невол, цпяхъ.
И пришли тогда изъ Европы войска.
Мракъ лишь спасаетъ насъ отъ боязни.
Но вслушайтесь въ страшные звуки беззвздной ночи!
Слышите ли вы, какъ во дворц въ Пекин Пируютъ чужестранцы?!
Какъ брешь пробиваютъ въ стн данныя имъ права.
И продаютъ имъ нашъ древній, славный Китай.
Они золотомъ грузятъ свои корабли, мы съ голоду мремъ и молчимъ.
Вожди иностранцевъ въ разгул и псняхъ проводятъ вс дни.
Но никто не знаетъ нашихъ страданій, не слышитъ нашихъ воплей!
Никто не видитъ слезъ Китая… Все молчитъ кругомъ.
Увы! Повсюду унынье, повсюду скорбь одна.
Мы — мертвыхъ страна!
Приведенныя выше дв псни революціоннаго содержанія представляютъ собою лишь лучшія произведенія въ этомъ род, но ими не ограничивается обширная литература этого направленія.
Заканчивая настоящій очеркъ, я не могу не отмтить, что Китай — это страна таинственныхъ силъ души и ума человческаго, и отъ гражданъ проснувшейся страны міровая культура безъ сомннія получитъ много цнныхъ вкладовъ.
Но, конечно, прежде всего этотъ великій народъ долженъ забыть грустныя слова любимой псни: