Современное искусство.
Современное искусство.
Московскій Малый театръ: Семья, комедія В. Александрова.— Театръ Корша: Лихая сила, комедія Вл. Ив. Немировича-Данченко, Чары, драма Е. П. Карпова.
Ан.
‘Русская Мысль’, кн. XII, 1886
Современное искуство, Ремезов Митрофан Нилович, Год: 1886
Время на прочтение: 9 минут(ы)
Въ ноябр мсяц на сцен Малаго театра поставлена комедія Виктора Александрова (Крылова) Семья. Она напечатана въ ноябрской кн. Встника Европы, и мы дали о ней отзывъ въ ‘Библіографич. отдл’ нашего журнала за тотъ же мсяцъ, а потому мы не станемъ еще разъ передавать содержанія пьесы. Въ чтеніи она понравилась намъ больше, чмъ въ исполненіи на. сцен. Въ этомъ виноватъ отчасти авторъ, на всего боле виноваты артисты и режиссеръ. Нкоторые изъ актеровъ не знали ролей, заминались, начинали не съ того тона и, обрываясь на полуслов, продолжали фразу совсмъ въ другомъ тон, часто переговаривали одно и то же слово, путали другъ друга и т. п. Затмъ, начнемъ съ небольшихъ нашей труппы: г-жа Медвдева, въ роли бабушки, была, какъ всегда, безукоризненна, но сама по себ роль довольно безцвтна и, при всемъ талант исполнительницы, изъ нея нельзя ничего сдлать. Для г-жи Ермоловой роль Зины слишкомъ молода, такъ же молода, какъ роли героинь въ комедіяхъ Въ усадьб Повадаевыхъ и въ Арказановыхъ, къ тому же, роль Зины слабе этихъ послднихъ ролей. Говорятъ, будто некмъ замнить г-жу Ермолову въ сильныхъ драматическихъ роляхъ очень молодыхъ двушекъ, и это справедливо, но лишь именно относительно сильныхъ драматическихъ ролей, къ каковымъ роль Зины можно было бы и не причислять. Во всякомъ случа, есть нкоторое основаніе думать, что у насъ и не объявится подходящей по лтамъ актрисы на молодыя роли до тхъ поръ, пока такихъ ролей не будутъ давать молодымъ артисткамъ. Вдь, рано ли, поздно ли, надо же будетъ кмъ ни будь замнить г-жу Ермолову, такъ не лучше ли сдлать это раньше, теперь же, пока г-жа Ермолова можетъ еще брать на себя боле крупныя роли, уступая мене драматическія только еще развивающимся силамъ. Не вчно же будетъ г-жа Ермолова играть двочекъ, почти подростковъ. Объ этомъ слдуетъ серьезно подумать заране, чтобы не остаться совсмъ безъ молодыхъ артистокъ, какъ мы уже остались безъ актеровъ на нкоторыя роди и, пожалуй, даже на нкоторыя амплуа. Конечно, г-жа Ермолова сыграла роль Зины хорошо и въ заключительной сцен вскрикнула удивительно хорошо. Но вся сила пьесы не въ этой роли, а въ мужскихъ роляхъ гг. Ленскаго, игравшаго Петра Пришельцева, Южина, игравшаго его сына студента, и Горева — Владиміра Балахнина. Г. Ленскій нсколько пересолилъ въ изображеніи.старика-художника, незнакомаго съ свтскими приличіями и не стсняющагося условіями такихъ приличій. Въ исполненіи г. Ленскаго Пришельцевъ совсмъ неприличенъ, безусловно, и потому каррикатуренъ. Онъ можетъ не стсняться высокими чинами и богатствомъ Балахниныхъ, можетъ держать себя съ ними за-просто, но для этого нтъ надобности выходить къ молодой генеральш съ трубкой-носогрйкой въ зубахъ и разговаривать съ гостьей сквозь эубы, которыми стиснута эта трубка. У истиннаго художника, какимъ намъ представляется Пришельцевъ, есть непремнно ‘художественное’ чувство прекраснаго, есть врожденное и инстинктивное отвращеніе отъ ‘грубаго’ и безобразнаго, которыя замняютъ ему такъ называемый свтскій лоскъ и длаютъ его простоту особенно привлекательною. Этого-то мы и не видимъ въ игр г. Ленскаго, замнившаго нсколько наивную и добродушную простоту чрезмрною и аффектированною развязностью, напоминающею зазнающагося мастероваго, а не выдающагося своихъ талантомъ художника. Въ соотвтствіи съ этимъ весь тонъ г. Ленскаго былъ невренъ, а черезъ это роль Пришельцева утратила свой истинный характеръ, да пострадалъ и смыслъ пьесы. Игра г. Ленскаго даетъ зрителю ложное понатіе о всей семь художника. И это ошибочное представленіе еще боле усиливается чрезмрною рзкостью, съ которою г-жа Потхина, въ роли Анны, сестры Пришелъцева, ведетъ сцену съ пришедшими къ нимъ въ гости супругами Балахниными. Въ дйствительной жизни такая сцена и въ такомъ тон ршительно невозможна. Г. Ленскій и г-жа Потхина не должны забывать, что въ семь Пришельцевыхъ они изображаютъ людей образованныхъ и нечуждыхъ хорошему обществу. Да, наконецъ, и ни въ какомъ обществ нельзя, ни съ того, ни съ сего, накинуться на гостей и обругивать ихъ безъ всякаго повода, какъ это вышло въ игр г-жи Потхиной. Г. Южинъ былъ недуренъ, за исключеніемъ, впрочемъ, самой важной сцены въ его роди,— сцены въ третьемъ акт съ отцомъ, когда молодой человкъ, доведенный до отчаянія своимъ неосторожнымъ поступкомъ, разрушившимъ счастье Зины, готовъ на самоубійство. Вся эта сцена, одна изъ сильнйшихъ въ пьес, прошла очень безцвтно, главнымъ образомъ, вроятно, вслдствіе нетвердаго знанія ролей исполнителями. Г. Горевъ былъ положительно хорошъ, особенно во второмъ дйствіи, гд онъ постоянно переходитъ отъ увренности въ любви Зины къ сомннію въ ея искренности, отъ вры въ счастье къ мучительнымъ подозрніямъ и, наконецъ, къ полному и безнадежному отчаапію. Г. Макшеевъ типиченъ и хорошъ въ роли отставнаго чиновника Сурзикова, друга Пришельцевыхъ. Ему не слдовало бы только впадать въ нкоторый шаржъ въ третьемъ дйствіи, когда онъ разсказываетъ про свою подушку съ вышитою турчанкой. Въ заключеніе мы считаемъ нужнымъ сдлать два замчанія, относящіяся въ режиссерской части. Въ первомъ акт мы находимъ совершенно неумстными шутовскія штуки, которыя продлываетъ горничная (г-жа Мочалина), летающая по сцен, чуть не выплясывая въ присядку съ подносомъ въ рукахъ. Сцена Малаго театра — не балаганъ. Затмъ въ послдней сцен комедіи было бы лучше не выпускать г. Макшеева съ бутылками подъ мышками, хотя появленіе его и значится въ печатномъ текст пьесы. Появленіе этой комической фигуры производитъ громкій хохотъ, почти совсмъ заглушающій рыданія г-жи Ермоловой. Неудобно разыгрывать на авансцен потрясающую драму и, въ то же время, смшить публику комическими выходками въ глубин сцены. Безъ этихъ смхотворныхъ бутылокъ можно свободно обойтись и даже съ большою пользой для дла.
Въ театр Порша была поставлена новая пьеса Вл. Ив. Немировича-Данченко: Лихая сила. Нсколько лтъ тому назадъ, когда Эмиль Золя сталъ было постояннымъ сотрудникомъ Встника Европы и его Письма изъ Парижа печатались въ этомъ журнал переведенными прямо съ рукописи, былъ тамъ помщенъ его разсказъ такого содержанія: дочь одного милліонера-буржуа увлеклась какимъ-то бариномъ,— помнится намъ, изъ аристократовъ. Этотъ баринъ воспользовался минутой самозабвенія двушки, и когда оказался результатъ несчастной минуты, онъ объявилъ, что женатъ и лишенъ возможности прикрыть бравомъ случившееся. Въ это время, по сосдству съ палатами милліонера, на чердак чуть не умиралъ съ голоду молодой человкъ, одаренный блестящими способностями. Компаньонка или горничная указала приходящей въ отчаяніе двушк на возможный для нея исходъ въ брак съ бднякомъ и устроила этотъ бракъ на такихъ условіяхъ, что молодой человкъ получитъ милліоны своей жены, но ни на какія иныя права законнаго мужа не долженъ никогда претендовать, ребенка долженъ признать своимъ и впредь ни въ чемъ не стснять свою жену, не переступать порога ея комнаты,— словомъ, быть подставнымъ, фиктивнымъ мужемъ. Да все это молодой человкъ согласился и вс условія исполнялъ по уговору, погрузившись всми силами души въ огромныя коммерческія дла тестя. Въ рукахъ энергичнаго и необыкновенно талантливаго молодаго человка дла преуспвали, самъ молодой человкъ занялъ выдающееся мсто въ финансовомъ мір, а потомъ и въ государственномъ управленія второй имперіи, сдлался депутатомъ я, наконецъ, министромъ… Онъ достигъ всего, о чемъ только могъ когда-либо мечтать, къ чему только могъ стремиться честолюбивйшій изъ смертныхъ, и былъ глубоко несчастливъ: онъ полюбилъ свою жену, единственную женщину въ мір, на любовь которой не смлъ никогда разсчитывать. Съ любовью явилась ея неизбжная въ такихъ обстоятельствахъ спутница — ревность, разжигаемая еще тмъ обстоятельствомъ, что аристократъ, соблазнитель его жены, сталъ опять бывать у нея и опять за нею ухаживать. Попытка законнаго мужа удалить непріятнаго постителя и его требованіе отъ жены держать себя такъ, чтобы носимое ею имя не подверглось безчестью, были встрчены презрительнымъ напоминаніемъ, что имя это куплено и имъ продано и что, по смыслу договора, мужу нтъ никакого дла до поведенія молодой женщины. Измученный, онъ возвращается въ свой кабинетъ и хочетъ покончить самоубійствомъ, но самоубійству кто-то помшалъ. Жена узнала обо всемъ, умилилась возвышенностью души, та лаптами и всякими добрыми качествами своего номинальнаго супруга, разочаровалась, въ то же время, въ аристократ-ухаживател и все дло кончилось водевильною развязкой примиренія супруговъ, взаимной любви и наступленія семейной идилліи… Все это разсказано Эмилемъ Золя очень хорошо и мстами даже трогательно.
Слово въ слово то же самое, только въ приспособленіи къ русской жизни и нравамъ, изображено Влад. Ив. Немировичемъ-Данченко въ его пятиактной комедіи Лихая сила. Мы не имемъ никакихъ основаній сказать, что нашъ драматургъ передлалъ свою комедію изъ приведеннаго разсказа Э. Золя, такъ какъ на афиш нтъ указанія, что это передлка или что ‘сюжетъ заимствованъ’, какъ это установлено обычаемъ длать въ подобныхъ случаяхъ. А потому сходство мысли и фабулы разсказа Золя и комедіи г. Немировича-Данченко слдуетъ приписать простой случайности: ‘les beaux esprits же recontrent’. Только самыя мысль и фабулу мы считаемъ боле подходящими для маленькаго и, притомъ, французскаго разсказа, чмъ для большой комедіи. Въ чтеніи и прикрашенный бойкимъ изложеніемъ, разсказъ производитъ одно впечатлніе, а комедія, разыгранная на сцен, — совсмъ другое. Въ комедіи Лихая сила весь первый актъ занятъ разговорами о томъ, что Наташа (г-жа Рыбчинская), дочь богатаго фабриканта, беременна, вс объ этомъ охаютъ и ахаютъ и сообщаютъ другъ другу, что и сдлалось-то это какъ-то очень случайно, что и видлась-то она наедин съ офицеромъ Каменевымъ (г. Киселевскій) всего одинъ разъ… и вотъ — на-жь поди!… Выходитъ это крайне грубо, больше того — непристойно. Женихъ сыскивается тотчасъ же въ лиц директора фабрики, Суровича (г. Рощинъ-Инсаровъ). Затмъ все идетъ точь-въ-точь какъ у Золя въ вышеприведенномъ разсказ, съ тою разницей, конечно, что Суровичъ не длается ни депутатомъ, ни министромъ, по причинамъ, впрочемъ, отъ него независящимъ, а длается онъ добродтельнымъ фабрикантомъ. Его жена, свидвшись посл двухъ лтъ разлуки съ Каменевымъ, опять какъ будто увлекается имъ и собирается хать въ столицу, да все медлитъ и откладываетъ. Мужъ собирается застрлиться. Въ этихъ сборахъ проходитъ весь четвертый актъ, но кончается благополучно,— Суровичъ не застрлился, а расплакался. Въ пятомъ акт Суровичъ приноситъ жен отдльный видъ на жительство, отказывается отъ ея богатства и хочетъ идти опять работать. Вс умиляются, умиляется и Наташа, она познаетъ добродтели своего супруга, отказывается видть Каменева и соглашается стать по-настоящему женой Суровича. Вс обнимаются, цлуются… не достаетъ только, чтобы потребовали шампанскаго пить за здоровье молодыхъ. Пьеса скучная и фальшивая, а идея въ ней проводится нелпая, было бы даже правильне сказать, что въ ней никакой идеи не проводится, а изображается въ лицахъ мало вроятное событіе, наводящее на слдующія скверныя мысли: быль двиц не укоръ, если двица богата или если иметъ кое-какія деньжонки, на которыя можно купить (врне — нанять) мужа. На это и денегъ требуется не Богъ знаетъ сколько, такъ какъ Нюточка (г-жа Кудрина) разсказываетъ, что одной барышн, очутившейся въ положеніи Наташи, нашли очень скоро подходящаго мужа за десять тысячъ рублей. Можно, вроятно, найти и много дешевле. Наташа, выйдя замужъ въ такъ называемомъ ‘интересномъ’ положеніи, не чувствуетъ отъ того ни малйшаго неудобства, совсмъ напротивъ, она счастлива на удивленіе и на зависть всмъ двицамъ и дамамъ: мужъ ее боготворитъ, исполняетъ вс ея прихоти, бывшій любовникъ тоже, оба наперерывъ другъ передъ другомъ стараются. Она не любитъ ни того, ни другаго, и весь драматизмъ ея положенія заключается въ томъ, что она не знаетъ, кому отдать предпочтеніе: мужу, любовнику или же, не длая выбора, подождать, авось навернется третій. Ея ребенка обожаютъ въ равной мр оба отца, номинальный и настоящій, вся ея жизнь — сплошной праздникъ, вчная ‘масляница сердца’. Вс души не чаютъ въ Наташ, а за что собственно — неизвстно, такъ какъ никакихъ выдающихся качествъ ума и души въ ней не проявляется, она просто хорошенькая куколка, проводящая счастливйшую жизнь безъ волненій, тревогъ и любви, въ довольств и роскоши. Единственная въ ея жизни тревога, по случаю неудобнаго для двицы положенія, была устранена легко и просто я послужила источникомъ такого счастья, что всякая двушка можетъ только позавидовать Наташ.
Сыграна была пьеса ни дурно, ни хорошо. У г-жи Рыбчинской роль совсмъ безцвтная и сдлать изъ нея нельзя, кажется, ничего. Остальныя женскія роди — г-жи Очкиной, матери Наташи, г-жи Кудриной, бдной родственницы, и г-жи Романовской, богатой родственницы, тоже не даютъ никакого матеріала для артистовъ, въ особенности отличается большою неясностью и неопредленностью роль г-жи Романовской. Нельзя понять, что хотлъ въ ней изобразить авторъ, ни даже того, для чего она понадобилась автору. Безъ этой ‘родственницы’ можно было обойтись весьма свободно, вышло бы лучше, пожалуй. Сосватать Наташу съ Суровичемъ могла бы и Нюточка, въ сцен съ которою слдовало дать высказаться Наташ, дабы хотя сколько-нибудь выяснить передъ зрителемъ характеръ и взгляды на жизнь героини. Нюточка разсказываетъ ‘богатой родственниц’ о томъ, какъ она встртила Наташу въ саду, готовою броситься въ рку. Мы думаемъ, что было бы много лучше дйствіе перваго акта провести въ саду на берегу рки. Тутъ въ минуту отчаянія Наташа могла бы разсказать Нюточк про свою бду, а Нюточка — воспользоваться ея отчаяніемъ и вырвать у нея согласіе на бракъ съ подставнымъ мужемъ. Это было бы, все-таки, не такъ грубо, какъ въ комедіи г. Немировича-Данченко. Г. Рощинъ-Инсаровъ былъ мстами очень хорошъ въ роли мужа Наташи. Г. Солонинъ нсколько переигралъ, перемужичилъ роль Кузнецова, директора фибрики и друга Суровича. Ньеса, совершенно заслуженно, не имла успха, на второмъ представленіи театръ былъ пустъ боле чмъ на половину. Ее, говорятъ, сняли съ репертуара ‘по желанію автора’.
Такая же участь ждетъ, повидимому, четырехъактную драму Е. П. Карпова: Чары любви,— пьесу, имющую большія, однако же, преимущества передъ Лихою силой, во-первыхъ, въ томъ, что она не напоминаетъ никакого французскаго разсказа, во-вторыхъ, въ томъ, что совершенно прилична, тогда какъ пьеса г. Немировича весьма непристойна. Но эти неважныя преимущества отнюдь не мшаютъ драм г. Карпова быть очень скучною и удивительно нелпою. Дйствіе происходитъ въ провинціи, въ кругу мелкопомстныхъ дворянъ. Дочь одного изъ нихъ, Зина (г-жа Рыбчинская), двица очень разумная, воспитанная просто, по-деревенски, соглашается, въ первомъ акт, выйти замужъ за молодаго сосда Бабикова (г. Солонинъ), сына отставнаго исправника, кулака, обирающаго мужиковъ. Викторъ (г. Рощинъ-Инсаровъ), дальній родственникъ Зины, писатель, пріхавшій въ деревню ‘изучать’ народъ, какъ будто влюбился въ Зину. Говоримъ ‘какъ будто’ потому, что въ пьес этотъ пунктъ остается невыясненнымъ и всецло предоставленъ ршенію самого зрителя, какъ и многое другое. Молодой Бабиковъ влюбленъ въ свою невсту, а она мало-по-малу разлюбляетъ жениха, влюбляется въ Виктора, очень много истерически хохочетъ, потомъ рыдаетъ, а въ конц пьесы топится на гор. Это уже такъ повелось теперь для вящаго эффекта, чтобы героини топились не на ровномъ мст, а непремнно съ горъ, въ Майорш, въ Степи-матушк г. Салова, въ Чарахъ любви… Героини, поршившія перейти въ вчность водянымъ путемъ, забираются на гору и оттуда, на виду у публики, прыгаютъ за кулисы. Никакихъ достаточныхъ поводовъ самоубиваться Зин нтъ въ пьес г. Карпова. ‘Разумная’ двушка могла совершенно свободно отказать жениху и выйти замужъ за ‘очаровавшаго’ ее,— неизвстно, впрочемъ, чмъ,— дальняго кузена, за которымъ ухаживаетъ пріятельница Зины, двица Вязова (г-жа Мартынова), единственное живое лицо въ пьес. Между отцомъ Зины (г. Давыдовъ) и отцомъ ея жениха (г. Вязовскій) нсколько разъ возобновляется споръ о томъ, слдуетъ или не слдуетъ обирать и грабить мужика. Г. Рощинъ-Инсаровъ нсколько разъ съ большимъ жаромъ доказываетъ г-жамъ Рыбчинской и Мартыновой, что мужика грабить очень стыдно, а надо его любить и помогать ему. Г-жа Мартынова машетъ рукой на эти рчи и говоритъ: ‘Ну, и прекрасно… Будемъ жалть, помогать, а пока давайте любить… другъ друга’. По ея мннію, это занятне, чмъ любить мужика. Г-жа Рыбчинская, напротивъ, убждается въ томъ, что грабить стыдно, — это всю жизнь-то проживши въ деревн съ родителями, которые не на словахъ только, но и на дл проводили ту же мысль!… Однако, слова и примръ родителей не помшали Зин стать невстой сына завзятаго и всмъ извстнаго грабителя, не помшали бы ей, очевидно, и замужъ выйти за участника и помощника въ этихъ грабежахъ, если бы вазжій кузенъ не наболталъ кучи жалкихъ словъ, вычитанныхъ въ книжк. Какъ бы то ни было, резонно или нтъ, а г-жа Рыбчинская взобралась на подмостки и прыгнула. Вс забгали, закричали: ‘Утонула! Утопилась!’ Эффектъ отъ того вышелъ совсмъ неожиданный: большинство публики расхохоталось. По нашему мннію, это хорошій признакъ, свидтельствующій объ умственномъ рост толпы, наполняющей театральныя залы. Въ этомъ смх сказывается самый дйствительный протестъ противъ фальши, которую намъ преподносятъ подъ названіемъ драмъ и комедій. Драматурги и дирекціи театровъ вынуждены будутъ понять, наконецъ, что теперь уже трудно кого-либо растрогать жалостливыми словами изъ прописей и дтскихъ книжекъ, или обморочить прыганьемъ съ картонныхъ горъ въ холстинную воду. Публика становится очень чутка и понятлива, начинаетъ отлично разбирать всю пустячную вздорность громкихъ фразъ и весь комизмъ театральныхъ самоубійствъ изъ-за ребячьихъ мотивовъ. Авось хохотъ зрителей на первыхъ представленіяхъ и отсутствіе публики на вторыхъ заставятъ образумиться сочинителей забавныхъ драмъ и снотворныхъ комедій и заставятъ ихъ поглубже вдумываться въ нашу дйствительную жизнь съ ея заглушаемыми стонами и рыданіями, неслышными изъ-за грохота торжествующей оголтлости.